Итоги конкурса «Фанткритик-2021»

Номинация «Рецензия»

Первое место

«Затерянный в Серебряном море». Рецензия на роман Дарьи Тоцкой «Море Микоша» (М.: Де`Либри, 2020). Автор: Павел Виноградов (Санкт-Петербург).

Второе место

«Зазеркальная бездна». Рецензия на роман Ханна Мэтьюсон «Перевернутый город» (М.: Эксмо, 2021). Автор: Ольга Лисенкова (Нижний Новгород).

Третье место

«Одна маленькая очень гордая кнопка». Рецензия на роман Стивена Кинга «Институт» (М.: АСТ, 2020). Автор: Виталий Придатко (Украина, Сумская область, г. Кролевец).

Номинация «Статья»

Первое место

«Эвальд Ильенков и научная фантастика». Автор: Николай Гриценко (Украина, Полтавская область, г. Зеньков)

Второе место

«Долгоживущие». Автор: Станислав Бескаравайный (Украина, г. Днепр)

Третье место поделили:

«Нисхождение в WEB». Автор: Виталий Придатко (Украина, Сумская область, г. Кролевец)

и

«Женщины из мира Полудня и других миров братьев Стругацких». Автор: Татьяна Алексеева (Минасян) (Санкт-Петербург).

Подробности в приложении.

Часть первая, восторженная

На одном из мероприятий, посвященных творчеству Терри Пратчетта, была высказана мысль о том, что ему – или нам, его читателям, помимо всего прочего, повезло и с первыми переводами на русский язык. Собственно, я сам эту мысль и высказал. И разумеется, имел в виду «Цвет волшебства» и «Безумную звезду» в переводе Ирины Кравцовой. Но не имел никаких аргументов в поддержку этой мысли – за исключением, разве что, общего впечатления от прочитанного. Мне, правда, тогда никто ничего не возразил, но ощущение шаткости, неподкрепленности своих позиций, осталось. Неудивительно, что я, спустя какое-то время, решил их документально обосновать – путем параллельного прочтения перевода и первоисточника. То есть, не совсем так – не подряд, от корки до корки, а выборочно. Я просто находил какую-нибудь особенно эффектную фразу и смотрел, как она звучала в оригинале.

И вот какая интересная картина мне открылась.

Возьмем, к примеру, вот эту чудесную фразу:

«Сомнение промелькнуло по лицу Злорфа, точно последний луч заходящего солнца по плохо вспаханному полю».

И сравним ее с тем, что было у Пратчетта:

A flicker of doubt passed across Zlorf’s face, like the last shaft of sunlight over a badly ploughed field.

Практически слово в слово.

Берем другую:

«Некая беспризорная мысль, болтающаяся по разным измерениям в поисках свободного сознания, воспользовалась беспомощным состоянием волшебника и проскользнула в его мозг».

Сличаем:

In his somewhat defenceless state a stray thought, wandering through the dimensions in search of a mind to harbour it, slid into his brain.

Опять почти дословно.

Проверяем третью:

«Круги парадокса расходились по морю причинноследственности»

В оригинале:

Ripples of paradox spread out across the sea of causality.

И еще пример:

«Ринсвинд вздохнул и попытался поудобнее устроиться на стене».

Rincewind sighed and tried to make himself comfortable on the wall.

Думаю, на первое время достаточно. Не стану утверждать, что точно так же переведены и все остальные фразы, но все же подобное случается довольно часто. И тут возникает вопрос: если именно так и было написано в оригинале, то в чем же тогда заслуга того, кто переводил? К тому же, всем наверняка знакомы чуть ли не самые страшные обвинения в адрес переводчика: «подстрочник» или «калька с английского». И эти обвинения, как правило, бывают справедливы. Вы сами прекрасно знаете, какие уродливые мутанты порой получаются, когда переводчик слепо копирует внешнюю форму английской фразы.

Но в том-то и фокус, что в данном случае это не подстрочник и не калька, а работа профессионала высочайшего уровня. И дело даже не в том, что все гениальное просто. Хороший переводчик, научившись абстрагироваться от структуры первоисточника, избавляться от ее давления и выстраивать фразу так, как ей полагается звучать на русском языке, рано или поздно приходит к пониманию того, что следующим его шагом должно быть возвращение к оригиналу, чтобы, не теряя «русскости» по сути, снова приблизиться, насколько это возможно, к англоязычной форме. Что мы здесь, как мне представляется, и наблюдаем.

Да, согласен, приведенные фразы действительно не так уж и трудно было перевести слово в слово, но дальше будут примеры и посложней. Добавлю еще, что утверждение о гениальной простоте справедливо не только по отношению к переводчику, но и к самому Пратчетту. Он действительно писал довольно-таки просто, не плел кружева, не разводил красот. Его сила была в другом. Хотя нет, сил у него было много и самых разнообразных. К тому же его простота – это в первую очередь выверенность, отточенность каждой фразы, каждого слова. И она не столько облегчает труд переводчика, сколько требует от него такой же четкости. Мастерство переводчика и, если угодно, творческая часть его работы заключается не в выдумывании красивых фраз и в поиске самых точных слов, наиболее полно отражающих особенности оригинала.  

Возвращаясь к Пратчетту, подчеркнем, что главной особенностью его авторской манеры является неповторимый, эксклюзивный юмор. Чтобы понять, в чем заключается эта эксклюзивность, лучше всего сравнить Пратчетта с каким-нибудь другим известным представителем юмористического фэнтези. И этим каким-нибудь, за не имением достойных конкурентов, следует признать Роберта Асприна. На первый взгляд юмор этих двух авторов действительно во многом похож. В обоих случаях он основывается на параллелях магического мира с реальным. Только Асприн своими пространными ироничными замечаниями старается показать, что магический мир так же понятен и закономерен, как и наш, а Пратчетт – короткими, почти афористичными ремарками дает понять, что они оба одинаково абсурдны и непредсказуемы. Во всяком случае, так было в его первой дилогии. Возможно даже, что Пратчетт ближе не к Асприну, а к Льюису Кэрроллу, и для полноты картины тут стоило бы сравнить абсурд Пратчетта с абсурдом Кэрролла. Но я, признаться, не рискнул бы. Ограничимся пока Пратчеттом. Абсурд у него присутствует на всех уровнях: и в самом мироустройстве, и в приключениях героев, и даже в отдельных фразах. Пратчетт порой соединяет в них противоречивые, несовместимые понятия, действия и эпитеты

И для переводчика крайне важно не нарушить эту противоречивость, что требует, в первую очередь, особо тщательного подбора слов. Ирина Кравцова во многих случаях с этой задачей блестяще справилась.

Возьмем в качестве иллюстрации одну из моих любимых фраз. Сначала на английском:

The stranger’s haste was in part accounted for by the spear in his chest.

А теперь на русском:

«Торопливость незнакомца отчасти объяснялась торчавшим у него в груди копьем».

Как нетрудно заметить, здесь все держится на слове «отчасти». Я даже не сразу смог для себя сформулировать, что в нем такого особенного. В сущности, само по себе оно не создает ощущения абсурда. Но как бы подчеркивает безумие всего происходящего, когда ни в чем – даже, казалось бы, в очевидных причинах и следствиях – нельзя быть до конца уверенным. Только отчасти. И по большому счету, заменить это слово нечем. Варианты «в какой-то мере» или «в определенной степени» отпадают сразу, потому что утяжеляют фразу, ломают ритм. Но ведь это тоже нужно прочувствовать, что дано далеко не всем. Но об этом мы поговорим позднее.

А пока рассмотрим еще один пример. Тоже любимая фраза, как, впрочем, и несколько следующих. Каком-то смысле, ради удовольствия их разобрать, я затеял весь этот разговор.

Итак, вот оригинал:

‘Why, it’s Rincewind the wizard, isn’t it?’ he said in tones of delight, meanwhile filing the wizard’s description of him in his memory for leisurely vengeance.

А вот перевод:

«Да это же волшебник Ринсвинд! – восхищенно воскликнул он, одновременно занося в память волшебниково описание своей персоны, дабы отомстить на досуге».

Ключевое слово здесь «на досуге», которое не вполне сочетается не только со словом «отомстить, но и самим понятием мести. Хотя в этом случае вариантов перевода было множество: «неспешная месть», «обдуманная месть» и так далее. И это был бы вполне допустимый перевод. По большому счету, даже правильный, а «на досуге» – всего лишь допустимый. Но в нем есть абсурд, или, по крайней мере, намек на необязательность мести, который в корне меняет смысл фразы. Добавляет ей оттенок, который, скорее всего, предполагался и в оригинале, но не выпячивался, оставляя возможность для разных трактовок. Но и переводчику удалось эту двусмысленность сохранить.  

А вот пример уже явно запланированной автором двусмысленности:

and you wake up dead in some back alley or as it might be floating down the Ankh, how are you going to tell all your friends what a great time you’re having?

Тут следует помнить, что dead не всегда означает мертвый. Например, в идиоме dead in the water (на мели, в безвыходном положении) или dead end (тупик). И в принципе эту фразу можно трактовать так: «вы приходите в себя с пустыми карманами, в глухом переулке». Но переводчик предпочла буквальное прочтение:

«и приходите в себя мертвым где-нибудь на задворках или, не дай боги, плывущим по Анку».

И правильно сделала, к слову сказать, потому что, во-первых, сбрасывать трупы в реку – это любимое развлечение жителей Анк-Морпорка, а во-вторых, получившаяся фраза просто очаровательна в своем абсурде – «приходите в себя мертвым». Но, к сожалению, переводчик сама испортила впечатление, не продолжив игру. Здесь напрашивался такой вариант: «И как вы потом собираетесь рассказывать всем своим друзьям о том, как здорово провели время?» А в итоге мы имеем приземлено рациональное:

«Вряд ли вы тогда расскажете всем своим друзьям о том, как замечательно здесь развлеклись».

Впрочем, возможно, это уже следы редакторской правки – с целью избежать повтора слова «как». Оно, конечно, похвально, но можно было придумать какой-то другой вариант, который не сгубил бы всю прелесть двусмысленности.

Ну и, раз такое дело, еще один случай, когда редактор почем зря приложил руку к тесту:

Вот оригинал:

The guards behind Rincewind backed away, and their captain took a few paces to the right. Rincewind suddenly felt very alone.

И в первом издании (1997 года) перевод был просто чудесный:

«Стражники, стоявшие у Ринсвинда за спиной, отступили, а их капитан сделал несколько шагов вправо. Ринсвинд внезапно почувствовал себя очень одиноким».

Здесь, ключевое слово, разумеется, «одиноким». И это самый распространенный вариант перевода слова alone. Хотя формально здесь, скорее, подошло бы «почувствовал, что остался совсем один». И переводчик чутко уловила эту игру смыслов, которая, помимо всего прочего, добавила эмоциональности фразе.

Только вот беда – она-то уловила и добавила, однако по сети гуляет какая-то более поздняя редакция, в которой этот фрагмент выглядит так:

«Стражники быстренько покинули залу. Оставшись наедине с верховным правителем двоединого города, Ринсвинд немного пожалел, что они ушли».

И вся прелесть пропала. Это все равно что объяснить смысл анекдота, вместо того чтобы рассказать сам анекдот. Вот кто, спрашивается, просил «исправлять» то, что не нуждалось в исправлениях, тем более таких топорных? Тем более что ничего похожего в оригинале не было.

Ну да ладно, не будем о грустном (пока не будем), а лучше рассмотрим следующий пример, интересный тем, что здесь у переводчика появилась редкая возможность убедиться в правильности своего решения. Оригинальная фраза выглядела так:

The whole world was coming towards him like a giant custard pie.

И вот что получилось в переводе:

«Мир летел на него, словно гигантский торт с кремом».

Разница состоит всего в одном слове: «летел». Coming towards – это все-таки, скорее, «приближался». Но это небольшое изменение сразу рисует картину, создает знакомый образ. Что может быть представимей летящего в лицо человеку торта? И нелепей, в силу явного несоответствия размеров. И если поначалу еще можно усомниться в правильности такого перевода, то позже эти сомнения исчезают, поскольку дальше в тексте Пратчетт еще раз использует это удачный образ (водится за ним такая привычка). И там уже сказано с предельной ясностью:

your world coming at me like a custard pie thrown by the Creator.

«Ваш мир надвигается на меня, словно торт с взбитыми сливками, брошенный самим Создателем».

То есть речь идет именно о брошенном, летящем торте. Так что и здесь никакой самодеятельности нет.

И еще один крайне любопытный пример:

At the other end of the blade he recognised Stren Withel—thief, cruel swordsman, disgruntled contender for the title of worst man in the world.

«В человеке, находящемся на другом конце клинка, он узнал Стрена Визеля – вора, жестокого рубаку, кандидата на звание худшего человека в мире».

Здесь ключевым является не одно слово, а целое словосочетание – «на другом конце клинка». Строго говоря, звучит оно немного не по-русски, именно тот случай, когда говорят о кальке с английского. Но в этом случае неправильность, неуклюжесть фразы работает в плюс, и не просто добавляет абсурда, а создает образ связи между двумя людьми – по аналогии с «на другом конце провода». Не уверен, что этот образ так же прочитывается и в оригинале, но в любом случае переводчика не в чем упрекнуть – она, ничего в этой фразе не изменила, не испортила. Наоборот, заставила заиграть новыми красками, так что хвалить ее нужно, а не ругать.

Кстати, о новых красках. Знаете, как звучит в оригинале имя одного из главных героев, который в русском переводе Двацветок? Да точно так же и звучит – Twoflower. То есть и здесь переводчик ничего не изменила, хотя кто-то другой на ее месте попытался бы вписать парадокс в рамки логики и выдал бы что-нибудь вроде «Двухцветковый» или «Двойной Цветок». И при этом «кальковый» перевод создал такое впечатление нездешности, которого в оригинале не было. Хотя сам Пратчетт утверждал, что хотел добиться этого эффекта, а также признавался, что позаимствовал схему построения имен у древних майя. Но приведенные им примеры таких имен: Nine Turning Mirrors (Девять Вращающихся Зеркал) и Three Rabbits (Три Кролика), все-таки не выходят за границы логики, поскольку в них использовано множественное число. А имя Двацветок, полагаю, удивило бы и самих древних майя. Забавно, кстати, что в эпизоде в самолете имя Двацветка пишется не по-английски, а по-немецки: Zweiblumen, и здесь уже никакого грамматического противоречия нет: blumen – это «цветы» во множественном числе. И варвар Хрун, не очень хорошо говорящий на языке жителей Ант-Морпорка, якобы коверкает имя своего спутника, называя его Два Цветка. Еще один небольшой парадокс.

Часть вторая, придирчивая

Можно было привести и другие примеры удачных переводческих решений, но боюсь, что у вас сложится (или уже сложилось) впечатление, будто бы я считаю перевод Кравцовой идеальным. Но во-первых, идеальных переводов не существует, бывают только более или менее удачные (а этот – очень удачный), а во-вторых, он все-таки не лишен недостатков, и отыскивая плюсы, я невольно натыкался также и на минусы.

В частности, переводчик не всегда справлялась с игрой слов. Это вообще крайне трудная задача, для решения которой подчас требуются нестандартные приемы. Но иногда работают и простые – простые до гениальности. Например, я искренне восхищен тем, как Ирина Кравцова перевела название Rimbow – Краедуга. Красиво и очень точно, как по смыслу, как и по звучанию.

Но не менее искренне я огорчен тем, что ей не удалось передать язвительную двусмысленность одной фразы из самого начала книги – там, где Пратчетт рассказывает о брачном периоде Великого А’Туина и других космических черепах, от которого появляются новые черепахи, несущие на себе новые миры. В ее переводе эта фраза звучала так:

«От этого пламенного союза родятся новые черепахи, которые понесут на своих панцирях обновленный комплект миров. Данная теория была известна под названием «гипотеза Большой Сходки».

А вот что было в оригинале:

and from that fiery union new turtles would be born to carry a new pattern of worlds. This was known as the Big Bang hypothesis.

Что такое Big Bang, надеюсь, никому объяснять не нужно. Но я все-таки переведу: Большой Взрыв. И описанная сцена безусловно пародирует эту теорию. Но у слова bang существует и другое, слэнговое значение: половой акт. Каковой, тоже, безусловно, имел место, и эта двусмысленность, разумеется, была не случайной. К сожалению, совместить эти смыслы в одной фразе у переводчика не получилось прямо-таки совсем. Даже один смысл – и то не просматривается. Правда, в поздней редактуре появился другой вариант: «Большая Случка». Тут хотя бы один смысл появился. Зато связь с теорией Большого Взрыва пропала окончательно. А ведь можно, наверное, было что-то придумать. Я даже рискну предложить свою версию: «От этого взрыва страсти». Тоже не бог весть что, но хотя бы общий смысл каламбура становится понятен.

В другом месте переводчик совершенно необъяснимо не поняла очень простой образ, хорошо знакомый нашим читателям даже в те далекие времена:

Hrun took the wine cup, slowly. He grinned like a pumpkin.

В переводе это звучит так:

«Хрун медленно взял у нее чашу с вином и ухмыльнулся, как лопнувшая дыня».

Абсолютно непонятный просчет. Откуда вообще взялась эта дыня, когда там ясно сказано: pumpkin – тыква. Ухмыляющаяся хэлоуинская тыква. Что тут сложного?

Еще пару раз переводчик была замечена в том, что не уловила связи между двумя фразами. Но я ограничусь одним примером:

She was wearing the same sort of leather harness that the dragonriders had been wearing but in her case it was much briefer… She was also wearing a thoughtful expression.

Между этими предложениями было еще одно, но для нас оно интереса не представляет. Нам важно, что эти фразы явно связаны повторяющимся словом wearing. А теперь посмотрим, как они связаны в переводе. А никак:

«На ней была надета такая же кожаная сбруя, что и на всадниках, правда, в ее случае это был куда более урезанный вариант… На лице девушки царила задумчивость».

Не знаю, как можно было не увидеть, что эта девушка точно так же, как сбрую, носила на себе задумчивое выражение лица. То есть, изображала задумчивость. Совершенно другой смысл получается, не говоря уже о том, что это все-таки была авторская шутка, игнорировать которые нельзя в любом случае, а уж тем более когда этот автор – Пратчетт. Возможно, здесь опять вмешался редактор, решивший избавиться от повтора, но это же не тот повтор, которых следует избегать. Рабочий повтор, несущий смысловую нагрузку. В общем, еще один странный, даже слегка пугающий просчет.

Те прочеты, о которых мы будем говорить дальше, сами по себе не настолько страшны, но они случайно расположились по тексту в таком порядке, что вместе образуют некую интересную закономерность, которую мы тоже рассмотрим.

Итак, первый случай:

Good day to thee, sire,’ Blind Hugh began, and found himself looking up into a face with four eyes in it.

«Добрый день тебе, господин…» – начал было Хью, но запнулся. С лица незнакомца на нищего взирали сразу четыре глаза. Два обыкновенных, а поверх них – два абсолютно прозрачных».

То, что устаревшее thee переведено «тебе» – это хорошо, это правильно. То, что изменено направление взгляда – уже не очень хорошо, но допустимо. А вот дальше. Где в оригинале сказано про обыкновенные и прозрачные глаза? Открою вам маленькую тайну – нигде. Кроме первой встречи, четыре глаза Двацветка больше ни разу не упоминаются. Похоже, Пратчетт сам позабыл об этой детали, понадобившейся ему лишь для того, чтобы подчеркнуть странность незнакомца. Однако это обстоятельство нисколько не оправдывает самодеятельность переводчика. Если бы автор хотел объяснить, что имелось в виду, он бы сам это сделал. Не здесь, так ниже. А раз уж не объяснил, то следовало и в переводе оставить без объяснений.

Что-то похожее встречается в переводе еще раз, всего через два десятка страниц:

Rincewind thought that a meeting with most of the Drum’s clientele would mean that Twoflower never went home again, unless he lived downriver and happened to float past.

«Знакомство с клиентами «Барабана» скорее будет означать, что ты вообще не вернешься домой, – мрачно подумал Ринсвинд. – Разве что ты живешь ниже по течению и твой труп случайно пронесет мимо».

Тот же самый вопрос: где в оригинале сказано про труп? Нет, понятно, что переводчик беспокоилась за читателей. Но, во-первых, не нужно недооценивать их мыслительные способности. Что ни говори, а древнее изречение о проплывающем мимо трупе твоего врага широко известно. А во-вторых, если автор хотел, чтобы читатели сами до этого додумались, то противоречить автору не стоит тем более. То есть, хороший переводчик должен, разумеется, докопаться до смысла непонятной разы, но потом желательно свое понимание снова скрыть, довести до того уровня намеков, который предложен автором.

Но если два случая своеволия еще можно при желании оправдать, то для следующего уже никаких оправданий нет:

Rincewind often suspected that there was something, somewhere, that was better than magic. He was usually disappointed.   

«Ринсвинд и прежде догадывался, что магия – не самая могущественная в мире вещь. Обычно его догадки не подтверждались, и он оставался весьма огорченным».

Бог с ней, с первой фразой. Она просто вывернута на изнанку – хотя и без всякой видимой причины – но не смысл, ни даже ритм от этого почти не пострадали. А вот зачем объяснять, почему Ринсвинд оставался огорченным – это загадка. У кого-нибудь возник другой вариант, кроме предложенного переводчиком? А если нет, то зачем было это озвучивать? И хочу отметить, что это не просто лишние слова – это нарушение авторской манеры.

То же самое мы видим и в следующем примере:

So great was the ability of sapient pearwood to follow its master anywhere, the grave goods of dead emperors had traditionally been made of it…

«Настолько велика была способность груши разумной повсюду следовать за своим хозяином. Кстати, погребальная утварь мертвых императоров традиционно   изготовлялась из древесины именно этой груши...»

Казалось бы, разница невелика: в переводе содержится тот же намек, что и в оригинале. Только автор старательно делает вид, будто бы эта фраза никак не связана с судьбой Ринсвида, а переводчик, наоборот, дважды подчеркивает эту связь – разбивая фразу надвое и вставляя вводное слово «кстати». Шутка та же, но и интонация совсем другая.  

Дальше – больше:

The precise origins of the Mage Wars have been lost in the fogs of Time, but disc philosophers agree that the First Men, shortly after their creation, understandably lost their temper.

«Истинные предпосылки Магических войн затерялись в туманах Времени, однако философы Диска сходятся на том, что во всем виноваты Первые Люди: обнаружив, что их сотворили, они, естественно, очень разозлились и начали драку»

На первый взгляд, и на этот раз ничего страшного не произошло. «Сразу после их сотворения» или «обнаружив, что их сотворили» – велика ли разница? Велика. Переводчик здесь уже начинает оценивать автора. При этом приходит к выводу, что авторская шутка недостаточно смешна, и предлагает свой вариант, считая его более остроумным. Отчасти, так оно и есть, но тут важен сам принцип: «я считаю, что так лучше». Такого переводчик не должен себе позволять ни при каких обстоятельствах.

И последний пример из этой серии:

At that moment Liessa’s dragon flashed by, and Hrun landed heavily across its neck.

«В этот самый момент дракон Льессы стрелой промчался мимо, и Хрун тяжело «придраконился» ему на шею».  

Вот и дождались. Если в предыдущем случает переводчик всего лишь «улучшает» авторскую шутку, то теперь уже шутит сама, по своему хотению – там, где шутки и в помине не было. Предпосылки вроде бы есть: landed обычно переводят как «приземлился», но по отношению к шее дракона это выглядит некорректно. Но можно ведь было найти адекватную замену. Раз уж «тяжело», то, допустим, «рухнул». Или что-нибудь еще. Как раз в таком выборе у переводчика полностью развязаны руки. Но полностью ломать интонацию фразы – это уже недопустимо.

В итоге мы получили на рассмотренных примерах некую обобщенную картину грехопадения добросовестного переводчика. Изменив что-то один раз, даже ради благой, по твоему мнению, цели, ты неизбежно начинаешь скатываться к художественной самодеятельности. Сначала что-то уточняешь, добавляешь, подчеркиваешь, перекраиваешь фразы и, в конце концов, принимаешься сочинять за автора.

Часть третья, возмущенная

Боюсь, однако, что теперь у вас может создаться впечатление, будто бы я противоречу сам себе. Сначала хвалил переводчика, а потом обругал последними словами. Простите, если все на самом деле так и выглядит. Но я действительно считаю перевод Ирины Кравцовой очень удачным. Это нам сейчас легко так рассуждать, когда все уже поняли или хотя бы слышали от других, кто такой Пратчетт. А на момент перевода он был не такой уж яркой звездой даже у себя на родине, не говоря уже о родине нашей. Можно сказать, что именно Ирина Кравцова в значительной степени и создала для нас образ Пратчетта , именно ей мы обязаны тем, что этот образ близок к реальному. Вряд ли она сама сознавала это и уж точно не загружала голову подобными мыслями в процессе работы. Просто делала свое дело так, как привыкла, как считала правильным. И совершенно правильно считала.

А недостатки, или даже косяки, встречаются у каждого переводчика. И тут важно даже не их количество, а, скорее, качество. Получились ли они случайно, или в результате неверно понятной своей задачи.

Чтобы понять разницу, давайте рассмотрим перевод другой книги Пратчетта – «Мор, ученик Смерти», выполненный Светланой Увбарх (она же С. Жужунава), возможно, ничуть не менее квалифицированным переводчиком, но не считающим нужным обращать внимание на такие мелочи, как соответствие оригиналу.  

Хочу отметить, что эту коллекцию я собрал на первых пятнадцати-двадцати страницах книги. Честно говоря, мне это вполне хватило.

Итак, первый пример:

There was no doubt that there was something magical in the soil of that hilly, broken area which – because of the strange tint that it gave to the local flora – was known as the octarine grass country. For example, it was one of the few places on the Disc where plants produced reannual varieties.

«В почве этой холмистой, обрывистой местности присутствовало нечто магическое. Об этом явно свидетельствовал странный оттенок, присущий произрастающим здесь растениям. Именно поэтому местность назвали Краем Октариновой Травы. Другим свидетельством «намагиченности» почвы служил тот факт, что это был один из немногих районов Плоского мира, где произрастают особые виды растений, приносящие обратнолетний урожай».

Такой длинный фрагмент я привел для того, чтобы все убедились: никакой причины для придумывания слова «намагиченность» у переводчика не было. Просто так захотелось. В сущности, тот же вариант, что и с «придраконился», вплоть до кавычек. С той лишь разницей, что в первом случае это был заключительный аккорд, последний шаг на долгом пути, а здесь переводчик только раскачивается. И не собирается останавливаться на достигнутом.

Следующий пример:

It wasn't that he was unhelpful, but he had the land of vague, cheerful helpfulness that serious men soon learn to dread.

«Не то чтобы от него вовсе не было никакого толку — просто его стремление помогать смутно отдавало жизнерадостной готовностью бодрого недоумка, из кожи вон лезущего, лишь бы помочь «взрослым дядям». В результате серьезные мужчины научились бояться его помощи, как огня».

И уже традиционный вопрос: ну и где, простите, в оригинале сказано про лезущего из кожи вон недоумка и взрослых дядь? Увы, все это переводчик выдумала из головы. Изменила не только ритм и интонацию, но даже авторское отношение к герою, добавив туда ничем не обоснованной злобной язвительности.

Тут, в общем-то, и обсуждать нечего, а потому идем дальше:

After five minutes Mort came out of the tailors wearing a loose fitting brown garment of imprecise function, which had been understandably unclaimed by a previous owner and had plenty of room for him to grow, on the assumption that he would grow into a nineteen-legged elephant.

«Не прошло и пяти минут, как Мор вышел из мастерской портного уже в обновке. Она представляла собой болтающееся одеяние коричневого цвета и неопределенного предназначения. Очевидно, предыдущий обладатель, надев новое платье, скинул старое и прямо в мастерской его и оставил, испытывая облегчение и радость — чувства в данном случае более чем понятные. По-видимому, главной целью приобретения было не лишить Мора возможности вырасти именно в этой одежде. Причем явно исходили из предпосылки, что вырасти ему предстоит в девятнадцатиногого слона».

С вашего позволения, я лучше сам переведу этот фрагмент:

Через пять минут Мор вышел из ателье в коричневом свободном костюме непонятного предназначения, от которого вполне объяснимо отказался прежний заказчик, поскольку одежда явно была сшита на вырост, причем предполагалось, что ее владелец вырастет в девятнадцатиногого слона.

Почему-то у меня получилось вдвое короче, но при этом вполне сопоставимо по объему с оригиналом. Даже по количеству предложений. Я уже не говорю о смысле. Откуда переводчик взяла три лишние строчки с каким-то старым платьем, радостью и облегчением, и главной целью приобретения? Естественно, ниоткуда. А что такого? Это же юмористическое произведение, почему переводчик должна отказывать себе в удовольствии пошутить, когда и как ей самой вздумается? Вот и получился в итоге такой девятнадцатиногий слон вместо нормального перевода.

И еще один пример:

'Well,' said Lezek, and paused. Hamesh hadn't explained about this bit. He drew on his limited knowledge of the marketplace, which was restricted to livestock sales, and ventured…

«Ну… — Лезек сделал паузу. По поводу этой части программы Хамеш не дал ему объяснений. Пришлось поднапрячься и поскрести по сусекам внутреннего склада знаний в области рынка. К сожалению, склад содержал очень ограниченную и сугубо специфическую информацию о продаже скота оптом и в розницу. Осознавая недостаточность и неполную, скажем так, уместность этих сведений, но не имея в своем распоряжении ничего другого, он наконец решился…»

Что тут можно сказать? Рекорд побит. Перевод втрое длинней оригинала, и все благодаря неуклюжим попыткам пошутить. Перепратчетить, так сказать, Пратчетта. Боюсь, что и здесь обсуждения не получится. Признаться, я и сам на этом остановился. И так понятно, что читателю придется выкапывать настоящего Пратчетта из-под завалов словесного мусора. За что переводчику наша искренняя благодарность.

Справедливости ради, следует признать, что в переводе другой книги Пратчетта «Стража! Стража!», выполненном той же Светланой Увбарх, я таких вольностей уже не обнаружил. По крайней мере, на первых страницах. То ли осознала свои ошибки, то ли и раньше понимала, просто затмение нашло. Но кому это теперь объяснишь?

Отсюда мораль. Потому что, вспоминая Кэрролла, во всем есть мораль. Так вот, приступая к переводу неизвестного автора, следует держать в уме, что он может оказаться новым Пратчеттом. Маловероятно, но теоретически возможно. И первое впечатление о нем у читателя сложится по вашему переводу. А потом, когда он станет-таки знаменит, вектор изменится, и о вас начнут судить по тому, как вы перевели великого автора. Спрашивается, оно вам надо таких неприятностей?

Дорогие друзья!

Рад сообщить, что отборочный этап конкурса «Фанткритик-2021» завершён. По итогам работы отборочной комиссии, в которую в этом году входили:

Валерий Шлыков – прозаик, критик, неоднократный победитель и призёр нашего конкурса;

Мария Акимова – прозаик, переводчик, критик;

Кирилл Берендеев – прозаик, редактор журнала «Эдита»;

Григорий Панченко – прозаик, переводчик, издатель, главный редактор сетевого журнала «Горизонт»,

определены финалисты конкурса.

В категории «рецензия» в финал вышли:

«Зазеркальная бездна»

«Под знаком Солнечного круга, или альтернативная страна телят»

«Одна маленькая очень гордая кнопка»

«Деда чичас умрет или роман с Буддой»

«Затерянный в Серебряном море»

В категории «статья»:

«Эвальд Ильенков и научная фантастика»

«Долгоживущие»

«Танцы на крыльях бабочки»

«Нисхождение в WEB»

«Женщины из мира Полудня и других миров братьев Стругацких»

С текстами-финалистами можно ознакомиться на страничках конкурса в Фейсбуке и ВКонтакте.

Поздравляем авторов, прошедших в финал. Желаем не терять оптимизма тем, кому это не удалось. В конце концов, конкурс – это игра, и даст бог, не последняя.

Вот о чём я совсем не рад сообщить, так это о том, что обещанного офф-лайн обсуждения, увы, не будет. Обстоятельства непреодолимой силы, так сказать. Хотелось бы пообещать, что в следующий раз всё будет иначе, но теперь уже не рискну.

Тем не менее, конкурс продолжается. Судить финальную часть будет жюри в составе:

Председатель: Андрей Балабуха, прозаик, поэт и литературный критик;

Василий Владимирский — литературный критик, редактор, журналист;

Андрей Щербак-Жуков — прозаик, критик;

Валерий Шлыков;

Мария Акимова.  

Победители и призеры будут объявлены 25 сентября на церемонии закрытия Беляевского фестиваля в Пушкинском районном доме культуры, г. Санкт-Петербург. Затем – вероятно, в тот же день, итоги конкурса будут опубликованы в Интернете. Победители получат заслуженные призы и грамоты, а потом кое с кем из участников свяжутся наши информационные партнёры: альманах «Полдень», газета «EX Libris НГ», журнал «Эдита» и сетевой журнал «Горизонт» на предмет публикации их работ.

На этой оптимистической ноте позвольте закончить.

Следите за объявлениями.

Среди прочих многочисленных и разнообразных мероприятий недавно прошедшей Петербургской фантастической ассамблеи был и круглый стол по исторической стилизации в переводе. Тема чрезвычайно интересная, но круглые столы – эта такая штука, где редко удаётся сказать всё, что хочется (и это не только моё мнение). А хотелось мне сказать вот о чём.

Как-то раз, готовясь к работе над чем-то псевдо-викторианским, я спросил у Андрея Дмитриевича Балабухи, какой перевод он считает лучшей стилизацией под Викторианскую эпоху. А. Д., ни секунды не раздумывая, ответил: «Лунный камень» от Мариэтты Шагинян. В тот раз мне его рекомендация не сильно помогла (сам текст, скажем так, серьёзной стилизации не потребовал), но я её запомнил. И перед Ассамблеей изучил перевод Шагинян уже более тщательно.

И в целом не могу не согласится. Это тот редкий случай, когда стилизация представляет собой не просто более или менее удачную попытку переводчика создать у читателя иллюзию, будто бы эти люди из другой страны и другого времени говорили именно таким языком. Здесь стилизация работает и на другом уровне: через речевую характеристику дополняет образы персонажей. «Лунный камень» в этом смысле, можно сказать, уникален. Отдельные части романа написаны от имени разных героев, имеющих яркие индивидуальные черты характера, проявляющиеся в том числе и в их речи. А перевод Шагинян умело подчёркивает эти особенности, находя для каждого свои особенные архаичные слова и выражения.

Начнём с дворецкого Баттереджа. Добродушный немолодой уже мужчина, не слишком образованный (при всей своей любви к «Робинзону Крузо»), но обладающий своеобразной житейской хитрецой, чтобы не сказать мудростью. Соответственно, и в речи его преобладают несложные, знакомые нам архаизмы (здесь я, конечно, слегка подгоняю примеры под нужный мне результат, но только слегка):

«Только вчерашний день раскрыл я моего "Робинзона Крузо" на этом самом месте».

Only yesterday, I opened my ROBINSON CRUSOE at that place.

«и она была мне верным другом и советчиком во всех трудностях этой земной юдоли»

and I have found it my friend in need in all the necessities of this mortal life

«Мы, с вашего позволения, возьмем новый лист бумаги и начнем сызнова с моим нижайшим почтением».

We will take a new sheet of paper, if you please, and begin over again, with my best respects to you.

«После пятилетних недоразумений всемудрое провидение освободило нас друг от друга, соблаговолив взять мою жену».

After five years of misunderstandings on the stairs, it pleased an all-wise Providence to relieve us of each other by taking my wife.

«Но рассказ должен идти своим чередом, и вам придется помешкать еще немного со мною в ожидании приезда мистера Фрэнклина Блэка».

But things must be put down in their places, as things actually happened--and you must please to jog on a little while longer with me, in expectation of Mr. Franklin Blake's arrival later in the day.

«мне пришло в голову, что у меня сейчас нет никакого дела и что я сам могу сходить за Розанной, и попрошу ее быть вперед исправнее».

it struck me that I had nothing particular to do, and that I might as well fetch Rosanna myself; giving her a hint to be punctual in future  

«Чтобы молодая женщина в часы своего отдыха, имея возможность выбрать из десяти приятных прогулок любую и всегда найти спутников, которые были бы готовы пойти с нею, если бы только она сказала: "Пойдемте!" — предпочла такое место и работала или читала тут совсем одна, — это превосходит всякое вероятие, уверяю вас».

That a young woman, with dozens of nice walks to choose from, and company to go with her, if she only said "Come!" should prefer this place, and should sit and work or read in it, all alone, when it's her turn out, I grant you, passes belief.

«Мой носовой платок — один из полудюжины прекраснейших фуляровых носовых платков, подаренных мне миледи, — лежал у меня в кармане».

My bandanna handkerchief--one of six beauties given to me by my lady-- was handy in my pocket.

«Пока я усаживался, Розанна вытерла себе глаза своим носовым платком, который был гораздо хуже моего — дешевый кембриковый».

By the time I was settled, Rosanna had dried her own eyes with a very inferior handkerchief to mine-- cheap cambric.

Пожалуй, с Беттереджа достаточно. Как видите, в большинстве своём это и в самом деле простые и хорошо нам знакомые архаизмы. В оригинале тоже, за редким исключением, нет редких слов и словосочетаний, требующих более основательной стилизации. Отдельно отметим милую переводческую отсебятину с фуляровым платком, совершенно оправданную присутствием в следующей фразе не менее экзотического для нас кембрикового платка.   

А теперь переходим к мисс Клак, характеру не менее яркому, индивидуальному, отчасти даже гротескному. Ханжа и пуританка, с обидой на весь мир и предметом тайного обожания. И всё это удачно подчёркнуто в переводе с помощью цветистых религиозных и романтических оборотов:

«Это дочь одного нечестивого старика по имени Беттередж, которого долго, чересчур долго, терпят в семействе моей тетки».

She is the daughter of a heathen old man named Betteredge--long, too long, tolerated in my aunt's family.

«В тот момент я была также лишена бесценного преимущества услышать обо всем   из вдохновенных уст самого мистера Годфри Эбльуайта».

I was also deprived, at the time, of the inestimable advantage of hearing the events related by the fervid eloquence of Mr. Godfrey Ablewhite.

«Уберегитесь от поспешного употребления вашего бедного здравого смысла!»

beware of presuming to exercise your poor carnal reason

«Даже милый мистер Годфри унаследовал падшую натуру, доставшуюся нам всем от Адама»

Even dear Mr. Godfrey partakes of the fallen nature which we all inherit from Adam

«Я села, сама не знаю, на что, совершенно забыв обо всем в экзальтации своих чувств».

I sat--I hardly know on what--quite lost in my own exalted feelings.

«Свет не от мира сего, — свет, пророчески засиявший из невырытой еще могилы, осветил мои мысли».

A light which was not of this world--a light shining prophetically from an unmade grave--dawned on my mind.

Следующий рассказчик, стряпчий Брёфф. Деловой человек почтенного возраста, несмотря на свою профессию сохранивший в себе отзывчивость и несколько старомодную сентиментальность. Посмотрим, как эти качеств отражены в его речи:

«Озирая всю цепь событий с одного конца до другого, я нахожу необходимым начать свой рассказ со сцены, — как ни странно это вам покажется, — у постели моего превосходного клиента и друга, покойного сэра Джона Вериндера».

Tracing my way back along the chain of events, from one end to the other, I find it necessary to open the scene, oddly enough as you will think, at the bedside of my excellent client and friend, the late Sir John Verinder.

Не прошло и двух недель, как сэр Джон сошел в могилу, а будущность его дочери была обеспечена с любовью и умом.

Before Sir John had been a fortnight in his grave, the future of his daughter had been most wisely and most affectionately provided for.

Превосходный здравый смысл ее матери и моя продолжительная опытность освободили ее от всякой ответственности и предохранили от всякой опасности сделаться жертвой алчного и бессовестного человека.

Her mother's excellent sense, and my long experience, had combined to relieve her of all responsibility, and to guard her from all danger of becoming the victim in the future of some needy and unscrupulous man.

Если, с другой стороны, ему было необходимо срочно достать большую сумму к определенному сроку, тогда завещание леди Вериндер достигло своей цели и не допустит ее дочь попасть в руки мошенника.

If, on the other hand, he stood in urgent need of realising a large sum by a given time, then Lady Verinder's Will would exactly meet the case, and would preserve her daughter from falling into a scoundrel's hands.

«Желание помочь ей победило во мне сознание неловкости, которую мог бы почувствовать при подобных обстоятельствах, и я высказал ей мысли, пришедшие мне в голову под влиянием минуты».

The impulse to help her got the better of any sense of my own unfitness which I might have felt under the circumstances; and I stated such ideas on the subject as occurred to me on the spur of the moment, to the best of my ability.

«и она предлагает ему на выбор: обеспечить себя ее молчанием, согласившись на разрыв помолвки, или иначе она будет вынуждена разгласить истинную причину разрыва».

and she was to put it to him, whether he thought it wisest to secure her silence by falling in with her views, or to force her, by opposing them, to make the motive under which she was acting generally known.

«невозможно объявить ему о разрыве, не приводя для этого никаких резонов!»

"it's equally impossible for you to tell him that you withdraw from your engagement without giving some reason for it."

Отметим, что этот герой использует более сложные, непривычно звучащие речевые обороты. Отчасти их можно считать кальками с английского, каковых в нашем языке хватает и сейчас. И при первом прочтении у меня возникло ощущение, что переводчик выдумала большую часть из них. Но я на всякий случай проверил, не встречаются ли они в каких-либо произведениях русской классической литературы той эпохи. И что бы вы думали? Встречаются, почти все. Не только фразы Брёффа, но также и Беттереджа, и Клак. У Толстого и Гоголя, Некрасова и Лермонтова, Островского и Лескова, Аксакова и Гейнце, в «Послании римлянам» и наставлениях Феофана Затворника. Не удержусь и отмечу, что сочетание «продолжительная опытность» обнаружилось в такой экзотической книге как «Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России», 1897-го года издания. Но в целом, за некоторыми исключениями, речь Брёффа заметно отличается, от речи Беттереджа и Клак, во многом, именно за счёт выбора архаичных слов и выражения.

А после Брёффа, уже уверовав в правильность своей гипотезы, я взялся за Фрэнклина Блэка. И в какой-то момент просто растерялся. Я знал, что там должна быть стилизация, чувствовал, что она там есть, но никак не мог понять, в чём она заключается. Никаких особенных, индивидуальных слов и выражений, абсолютно стандартный язык.

Но ведь мы с вами уже установили, что каждый герой у Коллинза наделён ярким, своеобразным характером, который отражается в его речевых характеристиках. Получается, что Фрэнклин Блэк, главный положительный герой, начисто лишён индивидуальности? Не может быть. Только индивидуальность у него немного странная, неожиданная. Попробуйте сами её почувствовать, соответствующие места из первоисточника можно пока не читать, чтобы не отвлекаться и быстрее поймать ощущение:

«Это изменение вызвало необходимость послать моего слугу за письмами и векселями к английскому консулу в один из городов, который я уже раздумал посещать».

This change made it necessary for me to send one of my servants to obtain my letters and remittances from the English consul in a certain city, which was no longer included as one of my resting-places in my new travelling scheme.

«Оно уведомляло меня, что отец мой умер и что я стал наследником его огромного состояния. Богатство, переходившее в мои руки, приносило с собою ответственность»

It informed me that my father was dead, and that I was heir to his great fortune. The wealth which had thus fallen into my hands brought its responsibilities with it

«Перемена и разлука отвлекают внимание от всепоглощающего созерцания своего горя. Я не забывал Рэчель, но печаль воспоминания утрачивала мало-помалу свою горечь, по мере того как время, расстояние и новизна все больше и больше отделяли меня от Рэчель».

they force his attention away from the exclusive contemplation of his own sorrow. I never forgot her; but the pang of remembrance lost its worst bitterness, little by little, as time, distance, and novelty interposed themselves more and more effectually between Rachel and me.

«Когда я выслушал о прошлом, мои последующие расспросы (все о Рэчель!) перешли к настоящему».

Having heard the story of the past, my next inquiries (still inquiries after Rachel!) advanced naturally to the present time.

«Но, с другой стороны, при возвращении моем на родину действие этого лекарства, так хорошо мне помогавшего, начало ослабевать. Чем более я приближался к стране, где она жила, и к возможности снова увидеться с ней, тем непреодолимее становилась ее прежняя власть надо мной. При отъезде из Англии последнее, что сорвалось с моих губ, было ее имя».

On the other hand, it is no less certain that, with the act of turning homeward, the remedy which had gained its ground so steadily, began now, just as steadily, to drop back. The nearer I drew to the country which she inhabited, and to the prospect of seeing her again, the more irresistibly her influence began to recover its hold on me. On leaving England she was the last person in the world whose name I would have suffered to pass my lips.

«Ответ был принесен и заключался в одной фразе:»

The answer came back, literally in one sentence

«Никакие соображения на свете не поколебали бы в эту минуту моей решимости».

No earthly consideration would, at that moment, have shaken the resolution that was in me.

Ну как, почувствовали? Мистер Фрэнклин Блэк у нас всё время пребывает в страдательном залоге. За него действуют абстрактные понятия. Он жертва обстоятельств. И даже когда наконец принимает самостоятельное решение, то всё равно говорит не о себе, а о своей решимости. Показательно, не правда ли?

Да, на самом деле это особенность построения английских фраз. Но ни у Беттереджа, ни у Клак, ни у Брёффа нет такой концентрированной отстранённой пассивности, как у Блэка. И переводчик чутко это уловил, и в отдельных моментах даже усилил эффект. Стилизация ещё раз сработала, и сработала она с помощью неожиданного, оригинального приёма.

Откровенно говоря, ничего похожего мне не попадалось, даже в филологических статьях, посвящённых стилизации.

Впрочем, то, что не попадалось, – это моя проблема. Какой из меня искатель, мы ещё увидим. А пока давайте зададимся вот таким вопросом: почему Мариэтта Шагинян, которая так блистательно перевела «Лунный камень», больше переводами не занималась? Во всяком случае, с английского. Почему, в конце-то концов, критики довольно-таки пренебрежительно отзываются об её собственном стиле? Как может человек, способный настолько тонко чувствовать чужой текст, показывать полную беспомощность в собственных?

В принципе, и такое возможно, но в нашем случае всё немного сложней.

Вообще-то до меня доходили слухи о том, что сама Шагинян плохо знала английский и пользовалась то ли подстрочником, то ли вообще старым переводом. Но каким? Ни в википедиях, ни даже на всезнающем Фантлабе ранние переводы «Лунного камня» не указаны. Я долго пытался что-то найти, но безрезультатно. Потому что искатель, да. Нет бы спросить у самой Шагинян. Оказывается, в её послесловии к «Лунному камню», которое носит название «Коротко об Уилки Коллинзе», всё сказано:

«"Лунный камень" был знаком русскому дореволюционному читателю в двух переводах 80-х и 90-х годов. Эти старые переводы не точны, иногда содержат сознательные искажения и значительные пропуски. В основу нашего перевода взят последний из них, вышедший в качестве приложения к журналу "Северное сияние" в 90-х годах прошлого века. Он был мною сличен с английским изданием "Лунного камня" Таухнитца "Wilkie Collins "The Moonstone" in two volumes. Bernard Tauchnitz (1868)", являющимся точною копией первого лондонского издания 1866 года. В результате пришлось его в корне переработать и восстановить около 80 пропущенных мест. Таким образом читателю предлагается уже новый перевод, с сознательно сохраненной мною от прежнего лишь некоторой старомодностью синтаксиса, соответствующей английской речи 60-х годов прошлого века».

Вот теперь всё вроде бы ясно, но кое-какие вопросы остаются. Например, о журнале «Северное сияние». В сети упоминаются три издания с таким названием: литературно-художественный альманах, издававшийся в Петербурге в 1862-1865 годах, московский литературный журнал, выходивший 1908-1909 годах, и детский журнал под редакцией М. Горького, годы существования 1919-1920. Но никаких девяностых годов, от какого срока их ни отсчитывай, хоть с 1880-го, хоть с 1890-го.

Можно было бы, конечно, всё опять списать на моё неумение искать, но дело в том, что к этому моменту я уже нашёл ранние переводы «Лунного камня» (без указания имени переводчика, как это было модно в те вемена и постепенно входит в моду в наше время). И не просто упоминания о них, а сами тексты, и не на каких-нибудь суперсекретных ресурсах, а в библиотеке Мошкова. И оба этих перевода довольно неожиданно датированы тем же 1868-м годом. Один вышел в приложении к журналу «Русский вестник». В другом указано лишь место издания: Санкт-Петербург, типография И. И. Глазунова. Но в предисловии к нему сказано следующее:

«Не желая лишать постоянныхъ подписчиковъ "Собранія" новаго произведенія знаменитаго англійскаго романиста, редакція имѣетъ честь предупредить читателей, что "Лунный Камень", котораго авторъ вѣроятно не кончитъ въ нынѣшнемъ году, помѣщается только для тѣхъ подписчиковъ 1868 г., которые возобновятъ подписку на 1869 г.».

Отсюда можно сделать вывод, что роман издавался в журнале «Собрание иностранных романов, повестей, рассказов в переводе на русский язык», выходившем в Петербурге в 1856—1885 годах, ежемесячно, под редакцией Е. Н. Ахматовой.

И у меня нет причин сомневаться в подлинности самих текстов и их датировки. Во-первых, в сети можно найти скан 76-го тома журнала «Русский вестник» за 1868 год и прочитать в оглавлении, что в приложении к журналу выходит роман «Лунный камень», период второй, окончание первого рассказа, а также второй и начало третьего. В этом же журнале напечатано и окончание второй части «Идиота» Достоевского, что ещё раз подтверждает правильность датировки.

Нужный том «Собрания» мне отыскать не удалось. Только упоминание о 3-ей книге издания за 1873 год, где напечатан другой роман Коллинза «Новая Магдалина», год написания которого – всё тот же 1873. Что косвенно подтверждает возможность появления в этом журнале перевода «Лунного камня» в 1868 году.

И насколько я понимаю издательскую политику литературных журналов, они обычно не публикуют заново уже изданный двадцать лет назад роман. Этим должны заниматься книжные издательства. Так что появление «Лунного камня» в 90-х годах в таинственном «Северном сиянии» крайне маловероятно.

Но хватит, пожалуй, с нас библиографии. Давайте заглянем в сами тексты. Или хотя бы посмотрим, как переведены те фразы, на которые мы обратили внимание в переводе Шагинян. Выборочно, разумеется, и опять же с лёгкой подтасовкой на нужный мне результат, но сравнивать всё подряд и в самом деле утомительно.

(Русский вестник) Нѣтъ, ужь видно придется взятъ новый листъ бумаги, и съ вашего позволенія, читатель, начать сызнова.

(Собрание) Мы, съ вашего дозволенія, возьмемъ новый листъ бумаги и начнемъ сызнова съ моимъ нижайшимъ къ вамъ почтеніемъ.

(Шагинян) Мы, с вашего позволения, возьмем новый лист бумаги и начнем сызнова с моим нижайшим почтением.

(РВ) Но для всего есть свой чередъ, и потому вамъ необходимо посидѣть минутку со мной въ ожиданіи пріѣзда мистера Франклина Блека.

(С) Но разсказъ долженъ происходить въ своемъ мѣстѣ -- и вамъ придется помѣшкать еще немного со мною, въ ожиданіи пріѣзда мистера Фрэнклина Блэка.

(Ш) Но рассказ должен идти своим чередом, и вам придется помешкать еще немного со мною в ожидании приезда мистера Фрэнклина Блэка.

(РВ) я вспомнилъ, что не имѣя никакого особеннаго занятія, я и самъ могу сходить за Розанной, и кстати посовѣтовать ей на будущее время быть поисправнѣе, что она, вѣроятно, терпѣливѣе приметъ отъ меня.

(С) мнѣ пришло въ голову, что мнѣ нечего дѣлать и что и самъ могу сходить за Розанной, сдѣлавъ ей намекъ быть впередъ исправнѣе. Я зналъ, что она терпѣливо перенесетъ это отъ меня,

(Ш) мне пришло в голову, что у меня сейчас нет никакого дела и что я сам могу сходить за Розанной, и попрошу ее быть вперед исправнее. Я знал, что она терпеливо перенесет это от меня.

(РВ) Потому я рѣшительно не могъ понять, какимъ образомъ молодая дѣвушка, имѣвшая возможность выбирать себѣ любое мѣсто для прогулки и всегда найдти достаточно спутниковъ, готовыхъ идти съ ней по ея первому зову, предпочитала уходить сюда одна и проводить здѣсь время за работой или чтеніемъ.

(С) Чтобы молодая женщина, имѣя возможность выбирать изъ десяти пріятныхъ прогулокъ и всегда найти спутниковъ, которые были бы готовы идти съ нею, если она скажетъ только: "Пойдемте!" предпочитала, это мѣсто и работала или читала тутъ совсѣмъ одна, когда ея очередь выйти со двора, превосходить всякое вѣроятіе, увѣряю васъ

(Ш) Чтобы молодая женщина в часы своего отдыха, имея возможность выбрать из десяти приятных прогулок любую и всегда найти спутников, которые были бы готовы пойти с нею, если бы только она сказала: "Пойдемте!" — предпочла такое место и работала или читала тут совсем одна, — это превосходит всякое вероятие, уверяю вас.

(РВ) Въ карманѣ моемъ лежалъ прекрасный шелковый платокъ, одинъ изъ полудюжины, подаренной мнѣ миледи.

(С) Мой носовой платокъ -- одинъ изъ полудюжины прекраснѣйшихъ фуляровыхъ носовыхъ платковъ, подаренныхъ мнѣ милэди -- лежалъ у меня въ карманѣ.

(Ш) Мой носовой платок — один из полудюжины прекраснейших фуляровых носовых платков, подаренных мне миледи, — лежал у меня в кармане.

(РВ) Особа, отворившая мнѣ дверь, въ презрительномъ молчаніи выслушала мое порученіе и ушла, оставивъ меня въ передней. Она дочь этого отверженнаго старикашки, Бетереджа,-- долго, слишкомъ долго терпимаго въ семействѣ тетушки.

(С) Лицо, отворявшее дверь, съ дерзкимъ молчаніемъ выслушало мое порученіе и оставило меня стоять въ передней. Это дочь одного нечестиваго старика по имени Беттереджа -- давно, слишкомъ давно терпимаго въ семействѣ моей тетки.

(Ш) Лицо, отворившее дверь, с дерзким молчанием выслушало мое поручение и оставило меня стоять в передней. Это дочь одного нечестивого старика по имени Беттередж, которого долго, чересчур долго, терпят в семействе моей тетки.

(РВ) О, восторгъ! чистый, неземной восторгъ, объявшій мою душу! Сама не помню, гдѣ и на чемъ я сидѣла, углубившись въ свои собственныя возвышенныя чувства.

(С) О, восторгъ, чистый, неземной восторгъ этой минуты! Я сѣла -- я сама не знаю на что -- совершенно забывъ обо всемъ въ восторженности моихъ чувствъ.

(Ш) О, восторг! Чистый, неземной восторг этой минуты! Я села, сама не знаю, на что, совершенно забыв обо всем в экзальтации своих чувств.

(РВ) Необыкновенно здравый смыслъ ея матери, вмѣстѣ съ моею долговременною опытностью, освободили ее отъ всякой отвѣтственности и уберегли на будущее время отъ опасности стать жертвой какого-нибудь нуждающагося, и недобросовѣстнаго человѣка.

(С) Превосходный здравый смыслъ ея матери и моя продолжительная опытность освободили ее отъ всякой отвѣтственности и предохранили отъ всякой опасности сдѣлаться жертвой нуждающагося и безсовѣстнаго человѣка.

(Ш) Превосходный здравый смысл ее матери и моя продолжительная опытность освободили ее от всякой ответственности и предохранили от всякой опасности сделаться жертвой алчного и бессовестного человека.

И так далее.

Ну что тут сказать? Нет, теоретически можно перевести текст точно так же, слово в слово, как твой предшественник. То есть, мы конечно понимаем, что нельзя, особенно, когда у тебя есть под рукой первый вариант. Но теоретически можно. В конце концов, оригинал у обоих переводчиков был одинаковый. Но вот эти архаичные слова и обороты случайно раз за разом повторять нельзя. Процент таких совпадений, не говоря уже о неочевидной, но одинаковой транскрипции имен героев, не позволяют считать так называемый «перевод Шагинян» самостоятельным. И даже чистосердечное признание ничего не меняет. Да, редакторская правка проведена, и существенная, но не сказал бы, что она значительно превышает объёмом ту, что проводит обычный редактор переводной литературы, не претендуя при этом на авторство.

Что касается претензий по неполноте и неточности старых переводов, то без тотальной сверки подтвердить или опровергнуть это утверждение, разумеется, невозможно. Однако, во-первых, по объёму оба эти перевода значительно превосходят «перевод Шагинян», так что наличие крупных пропусков маловероятно. Иначе придётся предположить, что у Шагинян есть пропуски в других местах. А во-вторых, в приведенных выше фразах сама Шагинян, по крайней мере, два-три раза старательно повторяет неточности перевода «Собрания». Так что, учитывая все прочие обстоятельства, было бы тактичней промолчать.

Кроме того мне представляется важным тот факт, что перевод из «Русского вестника» значительно ближе к современному языку, чем перевод «Собрания», во всяком случае, местами. А это означает, что даже в то время подобная вычурность слога не была обязательной и общепринятой. То есть, не совсем уместно говорить не только о стилизации под старину «перевода Шагинян», поскольку это, в большинстве случаев, не её стилизация, но даже о полном соответствии её варианта литературным нормам того времени. Как и перевода «Собрания». В нём мы, возможно, имеем дело не со стилизацией, а с этаким коверканием языка, основанном на подсознательном ощущении, что иностранцы должны говорить как-то иначе, не совсем по-русски. Как фашисты в кино.

Означает ли всё это, что мои первоначальные восторги от стилизации «Лунного камня» были напрасны и неуместны? Пожалуй, нет. Портреты героев она нарисовала превосходно. И дух эпохи тоже передала, отчасти даже сама и создала для нашего читателя. И кто бы на самом деле ни был творцом этой стилизации, нужно было ещё и не выплеснуть её при редактуре. Так что свои слова о чувстве языка Шагинян я тоже забирать назад не буду.

И ещё один вывод: кажется, мы сильно недооцениваем дореволюционную школу перевода. Если практически в тот же год, когда книга была издана на английском, в России появились сразу два её перевода (причём, судя по всему, это не единичный случай, а, скорее, общая практика), и один из них, пусть и доработанный, сохранил актуальность даже не восемьдесят лет («перевод Шагинян» был опубликован в 1947 году), а все сто тридцать (новый перевод Д. Тернова вышел в 2001 году), это что-то говорит о качестве работы. И уж никак не заслуживает презрительной снисходительности.

Ну а оборот «в экзальтации своих чувств» я, конечно, не забуду, а это, несомненно, работа Шагинян. Нигде больше я ничего подобного не нашёл. Как не забуду и чудесное написание и склонение имени «сэръ-Джона Вериндеръ», только не знаю, кого за него благодарить.

Вот, пожалуй, и всё. Букв было много, извините.

Кирилл Берендеев, редактор журнала "Эдита" и член отборочной комиссии конкурса, любезно прислал не только оценки работ, но и свои отзывы о них.

Публикую выборочно, по своим тайным соображениям, и хочу напомнить, что это не окончательный приговор, а всего лишь мнение одного человека. Кое с чем я сам не согласен, кое с чем будут несогласны другие члены отборочной комиссии (не говоря уже о судьях). Однако полагаю, что в любом случае это будет небезынтересно.

Рецензии

«Зазеркальная бездна».

Добротная рецензия с интересными авторскими размышлениями, уточнениями, замечаниями и выводами. Вполне годна для составления подробного мнения о книге, еще до того, как ее можно будет прочесть.

«Под знаком Солнечного круга».

Автор, я вас знаю, но говорить, кто вы, не буду, хотя, кажется, всем этот стиль повествования давно хорошо известен. Годная рецензия, с интересном и явным удовольствием рассказывающая о незаурядном мире. Чувствуется, насколько автор рецензии подпал под чары автора книги.

«Одна маленькая очень гордая кнопка».

Чувствуется, что автор рецензии ставит себя куда выше автора книги, что ну никак не есть гут. Тут и постоянные отсылки к собственным познаниям, много умных слов, не умножающих общее впечатление, а скорее дробящих оное. В рецензии слишком много автора и слишком мало книги, увы, но можно было бы и придержать эго.

«Деда чичас умрет или роман с Буддой».

Автору не зашло чтение, ибо вместо того, чтоб рассказать о романе, он предпочитает отделаться своими мыслями об аннотации. Да еще и довольно спорными. Получилось коротко и ни о чем. А ведь он сам написал, что чтение сложное. Но что там, в романе, осталось за семью печатями.

«Бука-Закалюка».

Много спойлеров, часто даже ненужных, но старательно появляющихся именно потому, что автору сложно пояснить иначе, чем «на конкретных примерах», что вообще в книге происходит, почему это так именно двигается и как сложена механика тонких сюжетных линий. Жаль, текст-то интересный.

«Затерянный в Серебряном море».

Вот так и следует препарировать текст, спокойно, рассудительно, не торопясь, не понукая читателя – сам все поймет, сам рассудит, сам увидит. Надо только подбросить ему любопытные факты, несколько цитат, еще мнений и систематизировать все это в добротное исследование и мира и стиля и самого автора книги – весьма, кстати, небезынтересной, что там говорить. Скальпель очень точный, острый, и рука верная – любо-дорого посмотреть, какой становится книга под пристальным взором рецензента.

«Дорога к Новому небу».

Вот интересно, рецензия, с которой интересно поспорить. Да именно так, автор высказывает ряд любопытных сравнений рецензируемого романа и произведений классических, и вдруг дает сбой. Очень хочется поправить, уточнить уже самому, показав иные, кажется, пропущенные, но интуитивно очевидные сравнения. Так что уже поэтому рецензия получилась – и довольно необычной и задевающий за живое, как ни парадоксально, и интересной самой по себе. А не только живостью описаний.

«Из пены морской».

Несколько сумбурная рецензия, больше набитая шаблонными взглядами и описаниями, нежели реально раскрывающая мнение автора о книге. Все больше потому, что это сборник, а писать интересно о каждом, даже том, который не понравился, занятие весьма непростое. Не очень и получилось, стоит признать.

Статьи

«Планета Анархия».

Любопытная, но довольно смутная статья. И тут две причины, автор почему-то отдает очевидное предпочтение творчеству ле Гуин, поминая еще нескольких авторов, и одновременно с этим, ни словом не рассказывает, хотя и упоминает, о других, так же внесших немалый вклад в развитие темы. Почему так? – загадка. Да и статья еще не вычитана, больше того, получилось некрасиво, ее редактировали, но не вычистили, ну как это? Надо ж до ума довести.

«Эвальд Ильенков и научная фантастика».

Вот статья, которую по-хорошему следует разделить на две. И обе об Ильенкове, забытом ныне философе духа, а жаль, но хорошо, что о нем вовсе вспомнили. Статья несколько куце начинается, с шаблонных фраз и довольно скверного вступления, однако, дальше расходится и идет весьма бойко и живо, и тут вдруг изламывается и начинает рассказывать совершенно про другое, пусть и принадлежащее перу того же самого человека. Ну не делается так! Либо рассказ покритикуйте, либо работу, но не все сразу.

«Долгоживущие».

Очень объемная, подробная и весьма неплохо сделанная статья обо всех проявлениях (натурально, практически всех) бессмертия или долгожительства в мирах известных писателей-фантастов. Даже древнегреческие мифы помянуты. Добротно, ничего не скажешь. Хотя примеров реально можно было бы и поменьше, но это скорее придирка.

«Танцы на крыльях бабочки».

Прямо скажем, статья не фонтан. Можно было подробнее, развернутей, обстоятельней. Автор зачем-то поспешил и ссыпал на голову читателя все, что хотел сказать, не прибегая к каким бы то ни было подробностям, а вот как раз их-то и хотелось бы. Увы.

«Восьмеричный выход из тупика Вейской империи».

Статья неплохая, грамотная, но довольно странная уже тем, что предназначена только и исключительно для поклонников творчества Юлии Латыниной, и никак иначе. Тем из нас, читателей, кому она не больно известна, надлежит читать статью с желанием предварительно прочесть хотя бы часть книг из критикуемого цикла, иначе большая часть повествования окажется за кадром. Вот он, главный недостаток статьи, остальное на месте, но критически подходя, хотелось бы меньшей избирательности в читателях.

«Нисхождение в WEB».

А можно было б понятней написать. Задумка интересная, но написано так, что после первой страницы понимаешь – это просто перебор фактов и не более того. На анализ никак не тянет, при всем желании.

«Как испортить оригинальную, умную трилогию».

Неплохая статья, но написана о третьем из романов трилогии, а не по всей в принципе, а ведь вся-то как раз интересна, особенно для человека, романы не читавшего. А таких, думается, много. Но в целом, весьма познавательна.

«Женщины из мира Полудня».

Об этом я давно еще хотел прочесть, но ознакомился только сейчас. Вдумчивая, дельная статья, по существу и делу написанная, приятно читать, интересно следить за мыслью рецензента, словом, весьма достойный образчик.

На этом пока всё. Ждём решения некоторых отдельных сильно занятых членов отборочной комиссии. Кириллу большущее спасибо. Участникам — терпения и оптимизма. Конкурс продолжается!