Среди прочих многочисленных и разнообразных мероприятий недавно прошедшей Петербургской фантастической ассамблеи был и круглый стол по исторической стилизации в переводе. Тема чрезвычайно интересная, но круглые столы – эта такая штука, где редко удаётся сказать всё, что хочется (и это не только моё мнение). А хотелось мне сказать вот о чём.
Как-то раз, готовясь к работе над чем-то псевдо-викторианским, я спросил у Андрея Дмитриевича Балабухи, какой перевод он считает лучшей стилизацией под Викторианскую эпоху. А. Д., ни секунды не раздумывая, ответил: «Лунный камень» от Мариэтты Шагинян. В тот раз мне его рекомендация не сильно помогла (сам текст, скажем так, серьёзной стилизации не потребовал), но я её запомнил. И перед Ассамблеей изучил перевод Шагинян уже более тщательно.
И в целом не могу не согласится. Это тот редкий случай, когда стилизация представляет собой не просто более или менее удачную попытку переводчика создать у читателя иллюзию, будто бы эти люди из другой страны и другого времени говорили именно таким языком. Здесь стилизация работает и на другом уровне: через речевую характеристику дополняет образы персонажей. «Лунный камень» в этом смысле, можно сказать, уникален. Отдельные части романа написаны от имени разных героев, имеющих яркие индивидуальные черты характера, проявляющиеся в том числе и в их речи. А перевод Шагинян умело подчёркивает эти особенности, находя для каждого свои особенные архаичные слова и выражения.
Начнём с дворецкого Баттереджа. Добродушный немолодой уже мужчина, не слишком образованный (при всей своей любви к «Робинзону Крузо»), но обладающий своеобразной житейской хитрецой, чтобы не сказать мудростью. Соответственно, и в речи его преобладают несложные, знакомые нам архаизмы (здесь я, конечно, слегка подгоняю примеры под нужный мне результат, но только слегка):
«Только вчерашний день раскрыл я моего «Робинзона Крузо» на этом самом месте».
Only yesterday, I opened my ROBINSON CRUSOE at that place.
«и она была мне верным другом и советчиком во всех трудностях этой земной юдоли»
and I have found it my friend in need in all the necessities of this mortal life
«Мы, с вашего позволения, возьмем новый лист бумаги и начнем сызнова с моим нижайшим почтением».
We will take a new sheet of paper, if you please, and begin over again, with my best respects to you.
«После пятилетних недоразумений всемудрое провидение освободило нас друг от друга, соблаговолив взять мою жену».
After five years of misunderstandings on the stairs, it pleased an all-wise Providence to relieve us of each other by taking my wife.
«Но рассказ должен идти своим чередом, и вам придется помешкать еще немного со мною в ожидании приезда мистера Фрэнклина Блэка».
But things must be put down in their places, as things actually happened--and you must please to jog on a little while longer with me, in expectation of Mr. Franklin Blake's arrival later in the day.
«мне пришло в голову, что у меня сейчас нет никакого дела и что я сам могу сходить за Розанной, и попрошу ее быть вперед исправнее».
it struck me that I had nothing particular to do, and that I might as well fetch Rosanna myself; giving her a hint to be punctual in future
«Чтобы молодая женщина в часы своего отдыха, имея возможность выбрать из десяти приятных прогулок любую и всегда найти спутников, которые были бы готовы пойти с нею, если бы только она сказала: «Пойдемте!» — предпочла такое место и работала или читала тут совсем одна, — это превосходит всякое вероятие, уверяю вас».
That a young woman, with dozens of nice walks to choose from, and company to go with her, if she only said «Come!» should prefer this place, and should sit and work or read in it, all alone, when it's her turn out, I grant you, passes belief.
«Мой носовой платок — один из полудюжины прекраснейших фуляровых носовых платков, подаренных мне миледи, — лежал у меня в кармане».
My bandanna handkerchief--one of six beauties given to me by my lady-- was handy in my pocket.
«Пока я усаживался, Розанна вытерла себе глаза своим носовым платком, который был гораздо хуже моего — дешевый кембриковый».
By the time I was settled, Rosanna had dried her own eyes with a very inferior handkerchief to mine-- cheap cambric.
Пожалуй, с Беттереджа достаточно. Как видите, в большинстве своём это и в самом деле простые и хорошо нам знакомые архаизмы. В оригинале тоже, за редким исключением, нет редких слов и словосочетаний, требующих более основательной стилизации. Отдельно отметим милую переводческую отсебятину с фуляровым платком, совершенно оправданную присутствием в следующей фразе не менее экзотического для нас кембрикового платка.
А теперь переходим к мисс Клак, характеру не менее яркому, индивидуальному, отчасти даже гротескному. Ханжа и пуританка, с обидой на весь мир и предметом тайного обожания. И всё это удачно подчёркнуто в переводе с помощью цветистых религиозных и романтических оборотов:
«Это дочь одного нечестивого старика по имени Беттередж, которого долго, чересчур долго, терпят в семействе моей тетки».
She is the daughter of a heathen old man named Betteredge--long, too long, tolerated in my aunt's family.
«В тот момент я была также лишена бесценного преимущества услышать обо всем из вдохновенных уст самого мистера Годфри Эбльуайта».
I was also deprived, at the time, of the inestimable advantage of hearing the events related by the fervid eloquence of Mr. Godfrey Ablewhite.
«Уберегитесь от поспешного употребления вашего бедного здравого смысла!»
beware of presuming to exercise your poor carnal reason
«Даже милый мистер Годфри унаследовал падшую натуру, доставшуюся нам всем от Адама»
Even dear Mr. Godfrey partakes of the fallen nature which we all inherit from Adam
«Я села, сама не знаю, на что, совершенно забыв обо всем в экзальтации своих чувств».
I sat--I hardly know on what--quite lost in my own exalted feelings.
«Свет не от мира сего, — свет, пророчески засиявший из невырытой еще могилы, осветил мои мысли».
A light which was not of this world--a light shining prophetically from an unmade grave--dawned on my mind.
Следующий рассказчик, стряпчий Брёфф. Деловой человек почтенного возраста, несмотря на свою профессию сохранивший в себе отзывчивость и несколько старомодную сентиментальность. Посмотрим, как эти качеств отражены в его речи:
«Озирая всю цепь событий с одного конца до другого, я нахожу необходимым начать свой рассказ со сцены, — как ни странно это вам покажется, — у постели моего превосходного клиента и друга, покойного сэра Джона Вериндера».
Tracing my way back along the chain of events, from one end to the other, I find it necessary to open the scene, oddly enough as you will think, at the bedside of my excellent client and friend, the late Sir John Verinder.
Не прошло и двух недель, как сэр Джон сошел в могилу, а будущность его дочери была обеспечена с любовью и умом.
Before Sir John had been a fortnight in his grave, the future of his daughter had been most wisely and most affectionately provided for.
Превосходный здравый смысл ее матери и моя продолжительная опытность освободили ее от всякой ответственности и предохранили от всякой опасности сделаться жертвой алчного и бессовестного человека.
Her mother's excellent sense, and my long experience, had combined to relieve her of all responsibility, and to guard her from all danger of becoming the victim in the future of some needy and unscrupulous man.
Если, с другой стороны, ему было необходимо срочно достать большую сумму к определенному сроку, тогда завещание леди Вериндер достигло своей цели и не допустит ее дочь попасть в руки мошенника.
If, on the other hand, he stood in urgent need of realising a large sum by a given time, then Lady Verinder's Will would exactly meet the case, and would preserve her daughter from falling into a scoundrel's hands.
«Желание помочь ей победило во мне сознание неловкости, которую мог бы почувствовать при подобных обстоятельствах, и я высказал ей мысли, пришедшие мне в голову под влиянием минуты».
The impulse to help her got the better of any sense of my own unfitness which I might have felt under the circumstances; and I stated such ideas on the subject as occurred to me on the spur of the moment, to the best of my ability.
«и она предлагает ему на выбор: обеспечить себя ее молчанием, согласившись на разрыв помолвки, или иначе она будет вынуждена разгласить истинную причину разрыва».
and she was to put it to him, whether he thought it wisest to secure her silence by falling in with her views, or to force her, by opposing them, to make the motive under which she was acting generally known.
«невозможно объявить ему о разрыве, не приводя для этого никаких резонов!»
«it's equally impossible for you to tell him that you withdraw from your engagement without giving some reason for it.»
Отметим, что этот герой использует более сложные, непривычно звучащие речевые обороты. Отчасти их можно считать кальками с английского, каковых в нашем языке хватает и сейчас. И при первом прочтении у меня возникло ощущение, что переводчик выдумала большую часть из них. Но я на всякий случай проверил, не встречаются ли они в каких-либо произведениях русской классической литературы той эпохи. И что бы вы думали? Встречаются, почти все. Не только фразы Брёффа, но также и Беттереджа, и Клак. У Толстого и Гоголя, Некрасова и Лермонтова, Островского и Лескова, Аксакова и Гейнце, в «Послании римлянам» и наставлениях Феофана Затворника. Не удержусь и отмечу, что сочетание «продолжительная опытность» обнаружилось в такой экзотической книге как «Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России», 1897-го года издания. Но в целом, за некоторыми исключениями, речь Брёффа заметно отличается, от речи Беттереджа и Клак, во многом, именно за счёт выбора архаичных слов и выражения.
А после Брёффа, уже уверовав в правильность своей гипотезы, я взялся за Фрэнклина Блэка. И в какой-то момент просто растерялся. Я знал, что там должна быть стилизация, чувствовал, что она там есть, но никак не мог понять, в чём она заключается. Никаких особенных, индивидуальных слов и выражений, абсолютно стандартный язык.
Но ведь мы с вами уже установили, что каждый герой у Коллинза наделён ярким, своеобразным характером, который отражается в его речевых характеристиках. Получается, что Фрэнклин Блэк, главный положительный герой, начисто лишён индивидуальности? Не может быть. Только индивидуальность у него немного странная, неожиданная. Попробуйте сами её почувствовать, соответствующие места из первоисточника можно пока не читать, чтобы не отвлекаться и быстрее поймать ощущение:
«Это изменение вызвало необходимость послать моего слугу за письмами и векселями к английскому консулу в один из городов, который я уже раздумал посещать».
This change made it necessary for me to send one of my servants to obtain my letters and remittances from the English consul in a certain city, which was no longer included as one of my resting-places in my new travelling scheme.
«Оно уведомляло меня, что отец мой умер и что я стал наследником его огромного состояния. Богатство, переходившее в мои руки, приносило с собою ответственность»
It informed me that my father was dead, and that I was heir to his great fortune. The wealth which had thus fallen into my hands brought its responsibilities with it
«Перемена и разлука отвлекают внимание от всепоглощающего созерцания своего горя. Я не забывал Рэчель, но печаль воспоминания утрачивала мало-помалу свою горечь, по мере того как время, расстояние и новизна все больше и больше отделяли меня от Рэчель».
they force his attention away from the exclusive contemplation of his own sorrow. I never forgot her; but the pang of remembrance lost its worst bitterness, little by little, as time, distance, and novelty interposed themselves more and more effectually between Rachel and me.
«Когда я выслушал о прошлом, мои последующие расспросы (все о Рэчель!) перешли к настоящему».
Having heard the story of the past, my next inquiries (still inquiries after Rachel!) advanced naturally to the present time.
«Но, с другой стороны, при возвращении моем на родину действие этого лекарства, так хорошо мне помогавшего, начало ослабевать. Чем более я приближался к стране, где она жила, и к возможности снова увидеться с ней, тем непреодолимее становилась ее прежняя власть надо мной. При отъезде из Англии последнее, что сорвалось с моих губ, было ее имя».
On the other hand, it is no less certain that, with the act of turning homeward, the remedy which had gained its ground so steadily, began now, just as steadily, to drop back. The nearer I drew to the country which she inhabited, and to the prospect of seeing her again, the more irresistibly her influence began to recover its hold on me. On leaving England she was the last person in the world whose name I would have suffered to pass my lips.
«Ответ был принесен и заключался в одной фразе:»
The answer came back, literally in one sentence
«Никакие соображения на свете не поколебали бы в эту минуту моей решимости».
No earthly consideration would, at that moment, have shaken the resolution that was in me.
Ну как, почувствовали? Мистер Фрэнклин Блэк у нас всё время пребывает в страдательном залоге. За него действуют абстрактные понятия. Он жертва обстоятельств. И даже когда наконец принимает самостоятельное решение, то всё равно говорит не о себе, а о своей решимости. Показательно, не правда ли?
Да, на самом деле это особенность построения английских фраз. Но ни у Беттереджа, ни у Клак, ни у Брёффа нет такой концентрированной отстранённой пассивности, как у Блэка. И переводчик чутко это уловил, и в отдельных моментах даже усилил эффект. Стилизация ещё раз сработала, и сработала она с помощью неожиданного, оригинального приёма.
Откровенно говоря, ничего похожего мне не попадалось, даже в филологических статьях, посвящённых стилизации.
Впрочем, то, что не попадалось, – это моя проблема. Какой из меня искатель, мы ещё увидим. А пока давайте зададимся вот таким вопросом: почему Мариэтта Шагинян, которая так блистательно перевела «Лунный камень», больше переводами не занималась? Во всяком случае, с английского. Почему, в конце-то концов, критики довольно-таки пренебрежительно отзываются об её собственном стиле? Как может человек, способный настолько тонко чувствовать чужой текст, показывать полную беспомощность в собственных?
В принципе, и такое возможно, но в нашем случае всё немного сложней.
Вообще-то до меня доходили слухи о том, что сама Шагинян плохо знала английский и пользовалась то ли подстрочником, то ли вообще старым переводом. Но каким? Ни в википедиях, ни даже на всезнающем Фантлабе ранние переводы «Лунного камня» не указаны. Я долго пытался что-то найти, но безрезультатно. Потому что искатель, да. Нет бы спросить у самой Шагинян. Оказывается, в её послесловии к «Лунному камню», которое носит название «Коротко об Уилки Коллинзе», всё сказано:
««Лунный камень» был знаком русскому дореволюционному читателю в двух переводах 80-х и 90-х годов. Эти старые переводы не точны, иногда содержат сознательные искажения и значительные пропуски. В основу нашего перевода взят последний из них, вышедший в качестве приложения к журналу «Северное сияние» в 90-х годах прошлого века. Он был мною сличен с английским изданием «Лунного камня» Таухнитца «Wilkie Collins «The Moonstone» in two volumes. Bernard Tauchnitz (1868)», являющимся точною копией первого лондонского издания 1866 года. В результате пришлось его в корне переработать и восстановить около 80 пропущенных мест. Таким образом читателю предлагается уже новый перевод, с сознательно сохраненной мною от прежнего лишь некоторой старомодностью синтаксиса, соответствующей английской речи 60-х годов прошлого века».
Вот теперь всё вроде бы ясно, но кое-какие вопросы остаются. Например, о журнале «Северное сияние». В сети упоминаются три издания с таким названием: литературно-художественный альманах, издававшийся в Петербурге в 1862-1865 годах, московский литературный журнал, выходивший 1908-1909 годах, и детский журнал под редакцией М. Горького, годы существования 1919-1920. Но никаких девяностых годов, от какого срока их ни отсчитывай, хоть с 1880-го, хоть с 1890-го.
Можно было бы, конечно, всё опять списать на моё неумение искать, но дело в том, что к этому моменту я уже нашёл ранние переводы «Лунного камня» (без указания имени переводчика, как это было модно в те вемена и постепенно входит в моду в наше время). И не просто упоминания о них, а сами тексты, и не на каких-нибудь суперсекретных ресурсах, а в библиотеке Мошкова. И оба этих перевода довольно неожиданно датированы тем же 1868-м годом. Один вышел в приложении к журналу «Русский вестник». В другом указано лишь место издания: Санкт-Петербург, типография И. И. Глазунова. Но в предисловии к нему сказано следующее:
«Не желая лишать постоянныхъ подписчиковъ «Собранія» новаго произведенія знаменитаго англійскаго романиста, редакція имѣетъ честь предупредить читателей, что «Лунный Камень», котораго авторъ вѣроятно не кончитъ въ нынѣшнемъ году, помѣщается только для тѣхъ подписчиковъ 1868 г., которые возобновятъ подписку на 1869 г.».
Отсюда можно сделать вывод, что роман издавался в журнале «Собрание иностранных романов, повестей, рассказов в переводе на русский язык», выходившем в Петербурге в 1856—1885 годах, ежемесячно, под редакцией Е. Н. Ахматовой.
И у меня нет причин сомневаться в подлинности самих текстов и их датировки. Во-первых, в сети можно найти скан 76-го тома журнала «Русский вестник» за 1868 год и прочитать в оглавлении, что в приложении к журналу выходит роман «Лунный камень», период второй, окончание первого рассказа, а также второй и начало третьего. В этом же журнале напечатано и окончание второй части «Идиота» Достоевского, что ещё раз подтверждает правильность датировки.
Нужный том «Собрания» мне отыскать не удалось. Только упоминание о 3-ей книге издания за 1873 год, где напечатан другой роман Коллинза «Новая Магдалина», год написания которого – всё тот же 1873. Что косвенно подтверждает возможность появления в этом журнале перевода «Лунного камня» в 1868 году.
И насколько я понимаю издательскую политику литературных журналов, они обычно не публикуют заново уже изданный двадцать лет назад роман. Этим должны заниматься книжные издательства. Так что появление «Лунного камня» в 90-х годах в таинственном «Северном сиянии» крайне маловероятно.
Но хватит, пожалуй, с нас библиографии. Давайте заглянем в сами тексты. Или хотя бы посмотрим, как переведены те фразы, на которые мы обратили внимание в переводе Шагинян. Выборочно, разумеется, и опять же с лёгкой подтасовкой на нужный мне результат, но сравнивать всё подряд и в самом деле утомительно.
(Русский вестник) Нѣтъ, ужь видно придется взятъ новый листъ бумаги, и съ вашего позволенія, читатель, начать сызнова.
(Собрание) Мы, съ вашего дозволенія, возьмемъ новый листъ бумаги и начнемъ сызнова съ моимъ нижайшимъ къ вамъ почтеніемъ.
(Шагинян) Мы, с вашего позволения, возьмем новый лист бумаги и начнем сызнова с моим нижайшим почтением.
(РВ) Но для всего есть свой чередъ, и потому вамъ необходимо посидѣть минутку со мной въ ожиданіи пріѣзда мистера Франклина Блека.
(С) Но разсказъ долженъ происходить въ своемъ мѣстѣ -- и вамъ придется помѣшкать еще немного со мною, въ ожиданіи пріѣзда мистера Фрэнклина Блэка.
(Ш) Но рассказ должен идти своим чередом, и вам придется помешкать еще немного со мною в ожидании приезда мистера Фрэнклина Блэка.
(РВ) я вспомнилъ, что не имѣя никакого особеннаго занятія, я и самъ могу сходить за Розанной, и кстати посовѣтовать ей на будущее время быть поисправнѣе, что она, вѣроятно, терпѣливѣе приметъ отъ меня.
(С) мнѣ пришло въ голову, что мнѣ нечего дѣлать и что и самъ могу сходить за Розанной, сдѣлавъ ей намекъ быть впередъ исправнѣе. Я зналъ, что она терпѣливо перенесетъ это отъ меня,
(Ш) мне пришло в голову, что у меня сейчас нет никакого дела и что я сам могу сходить за Розанной, и попрошу ее быть вперед исправнее. Я знал, что она терпеливо перенесет это от меня.
(РВ) Потому я рѣшительно не могъ понять, какимъ образомъ молодая дѣвушка, имѣвшая возможность выбирать себѣ любое мѣсто для прогулки и всегда найдти достаточно спутниковъ, готовыхъ идти съ ней по ея первому зову, предпочитала уходить сюда одна и проводить здѣсь время за работой или чтеніемъ.
(С) Чтобы молодая женщина, имѣя возможность выбирать изъ десяти пріятныхъ прогулокъ и всегда найти спутниковъ, которые были бы готовы идти съ нею, если она скажетъ только: «Пойдемте!» предпочитала, это мѣсто и работала или читала тутъ совсѣмъ одна, когда ея очередь выйти со двора, превосходить всякое вѣроятіе, увѣряю васъ
(Ш) Чтобы молодая женщина в часы своего отдыха, имея возможность выбрать из десяти приятных прогулок любую и всегда найти спутников, которые были бы готовы пойти с нею, если бы только она сказала: «Пойдемте!» — предпочла такое место и работала или читала тут совсем одна, — это превосходит всякое вероятие, уверяю вас.
(РВ) Въ карманѣ моемъ лежалъ прекрасный шелковый платокъ, одинъ изъ полудюжины, подаренной мнѣ миледи.
(С) Мой носовой платокъ -- одинъ изъ полудюжины прекраснѣйшихъ фуляровыхъ носовыхъ платковъ, подаренныхъ мнѣ милэди -- лежалъ у меня въ карманѣ.
(Ш) Мой носовой платок — один из полудюжины прекраснейших фуляровых носовых платков, подаренных мне миледи, — лежал у меня в кармане.
(РВ) Особа, отворившая мнѣ дверь, въ презрительномъ молчаніи выслушала мое порученіе и ушла, оставивъ меня въ передней. Она дочь этого отверженнаго старикашки, Бетереджа,-- долго, слишкомъ долго терпимаго въ семействѣ тетушки.
(С) Лицо, отворявшее дверь, съ дерзкимъ молчаніемъ выслушало мое порученіе и оставило меня стоять въ передней. Это дочь одного нечестиваго старика по имени Беттереджа -- давно, слишкомъ давно терпимаго въ семействѣ моей тетки.
(Ш) Лицо, отворившее дверь, с дерзким молчанием выслушало мое поручение и оставило меня стоять в передней. Это дочь одного нечестивого старика по имени Беттередж, которого долго, чересчур долго, терпят в семействе моей тетки.
(РВ) О, восторгъ! чистый, неземной восторгъ, объявшій мою душу! Сама не помню, гдѣ и на чемъ я сидѣла, углубившись въ свои собственныя возвышенныя чувства.
(С) О, восторгъ, чистый, неземной восторгъ этой минуты! Я сѣла -- я сама не знаю на что -- совершенно забывъ обо всемъ въ восторженности моихъ чувствъ.
(Ш) О, восторг! Чистый, неземной восторг этой минуты! Я села, сама не знаю, на что, совершенно забыв обо всем в экзальтации своих чувств.
(РВ) Необыкновенно здравый смыслъ ея матери, вмѣстѣ съ моею долговременною опытностью, освободили ее отъ всякой отвѣтственности и уберегли на будущее время отъ опасности стать жертвой какого-нибудь нуждающагося, и недобросовѣстнаго человѣка.
(С) Превосходный здравый смыслъ ея матери и моя продолжительная опытность освободили ее отъ всякой отвѣтственности и предохранили отъ всякой опасности сдѣлаться жертвой нуждающагося и безсовѣстнаго человѣка.
(Ш) Превосходный здравый смысл ее матери и моя продолжительная опытность освободили ее от всякой ответственности и предохранили от всякой опасности сделаться жертвой алчного и бессовестного человека.
И так далее.
Ну что тут сказать? Нет, теоретически можно перевести текст точно так же, слово в слово, как твой предшественник. То есть, мы конечно понимаем, что нельзя, особенно, когда у тебя есть под рукой первый вариант. Но теоретически можно. В конце концов, оригинал у обоих переводчиков был одинаковый. Но вот эти архаичные слова и обороты случайно раз за разом повторять нельзя. Процент таких совпадений, не говоря уже о неочевидной, но одинаковой транскрипции имен героев, не позволяют считать так называемый «перевод Шагинян» самостоятельным. И даже чистосердечное признание ничего не меняет. Да, редакторская правка проведена, и существенная, но не сказал бы, что она значительно превышает объёмом ту, что проводит обычный редактор переводной литературы, не претендуя при этом на авторство.
Что касается претензий по неполноте и неточности старых переводов, то без тотальной сверки подтвердить или опровергнуть это утверждение, разумеется, невозможно. Однако, во-первых, по объёму оба эти перевода значительно превосходят «перевод Шагинян», так что наличие крупных пропусков маловероятно. Иначе придётся предположить, что у Шагинян есть пропуски в других местах. А во-вторых, в приведенных выше фразах сама Шагинян, по крайней мере, два-три раза старательно повторяет неточности перевода «Собрания». Так что, учитывая все прочие обстоятельства, было бы тактичней промолчать.
Кроме того мне представляется важным тот факт, что перевод из «Русского вестника» значительно ближе к современному языку, чем перевод «Собрания», во всяком случае, местами. А это означает, что даже в то время подобная вычурность слога не была обязательной и общепринятой. То есть, не совсем уместно говорить не только о стилизации под старину «перевода Шагинян», поскольку это, в большинстве случаев, не её стилизация, но даже о полном соответствии её варианта литературным нормам того времени. Как и перевода «Собрания». В нём мы, возможно, имеем дело не со стилизацией, а с этаким коверканием языка, основанном на подсознательном ощущении, что иностранцы должны говорить как-то иначе, не совсем по-русски. Как фашисты в кино.
Означает ли всё это, что мои первоначальные восторги от стилизации «Лунного камня» были напрасны и неуместны? Пожалуй, нет. Портреты героев она нарисовала превосходно. И дух эпохи тоже передала, отчасти даже сама и создала для нашего читателя. И кто бы на самом деле ни был творцом этой стилизации, нужно было ещё и не выплеснуть её при редактуре. Так что свои слова о чувстве языка Шагинян я тоже забирать назад не буду.
И ещё один вывод: кажется, мы сильно недооцениваем дореволюционную школу перевода. Если практически в тот же год, когда книга была издана на английском, в России появились сразу два её перевода (причём, судя по всему, это не единичный случай, а, скорее, общая практика), и один из них, пусть и доработанный, сохранил актуальность даже не восемьдесят лет («перевод Шагинян» был опубликован в 1947 году), а все сто тридцать (новый перевод Д. Тернова вышел в 2001 году), это что-то говорит о качестве работы. И уж никак не заслуживает презрительной снисходительности.
Ну а оборот «в экзальтации своих чувств» я, конечно, не забуду, а это, несомненно, работа Шагинян. Нигде больше я ничего подобного не нашёл. Как не забуду и чудесное написание и склонение имени «сэръ-Джона Вериндеръ», только не знаю, кого за него благодарить.
Вот, пожалуй, и всё. Букв было много, извините.
цитировать
свернуть ветку