Сценарий: Джон Гамбург ("Знакомство с родителями", "Знакомство с Факерами"), Ларри Левин ("Доктор Дулиттл 1-2")
Оператор: Ларри Шер
Композитор: Теодор Шапиро
---
О чем фильм: Риэлтор Питер Клейвен не замечал, что у него нет настоящих друзей, пока ему не понадобился таковой на роль шафера на свадьбу. И теперь ему предстоит пройти почти тот же путь, что и герою советского мультика "Умка ищет друга".
---
Комедиограф средней руки Джон Гамбург славен прежде всего соавторством над отвязной дилогией о столкновении прожженного агента спецслужб с семейством беспечных раздолбаев («Знакомство с родителями», «Знакомство с Факерами»). В 2004-м году однофамилец немецкого города вывел на экраны уже собственный крупный проект (выступив в качестве и сценариста, и режиссера) — эксцентрический звездный ромком «А вот и Полли».
В основу новой сольной работы Гамбурга лег всерьез перелопаченный сценарий Ларри Левина (приложившего руку к «Дулиттлам») десятилетней давности. «Люблю тебя, чувак» разыгрывает старую карту перевоспитания застегнутого на все пуговицы подкаблучника, без особой выдумки сталкивая лоб в лоб представителей двух стихий: просчитывающего на три хода вперед рацио и безбашенного эмоцио (и тем идеально вписываясь в фильмографию Гамбурга). Завязка в меру идиотична (впрочем, как и всё в этой комедии): домашний как тапочки риэлтор Питер женится; и все чисто киношные атрибуты гладкого семейного благополучия вроде бы на месте: дорогое кольцо, пылкие обещания, совместный ночной просмотр «Шоколада» с Джонни Деппом. Не хватает только шафера на свадьбу, что, по прихоти хозяйственных сценаристов, в разгар идейного кризиса пускающих в дело любую некондицию, немедленно превращается в катастрофу. Словно у начинающего ЖЖиста, у Питера нет даже самого захудаленького френда-приятеля, кроме мамы, что ужасно беспокоит подружек невесты. Интересно, до каких пределов Голливуд еще сможет выхолостить мужской образ для очередной летней комедии? Как насчет, скажем, высокооплачиваемого брэндбилдера без семьи, друзей, увлечений и мыслей в голове?
В поисках товарища по играм Питер рыщет по сайтам знакомств, пользуется сводническим талантом кудрявого младшего брата (по совместительству, гея), с интеллигентской неуклюжестью пробует вклиниться в мужицкие посиделки за пивом и картами: всё в одинаково сальных обстоятельствах и неизменно с унизительным исходом. Настоящий друг, разумеется, находится случайно и с первого взгляда; он тоже фанатеет от рок-группы Rush и рыбных такос, склонен к забавным выкрутасам и — главное — готов дать пару ненавязчивых уроков крутизны.
Из «…Чувака», как из любого простецкого анекдота, можно при должном старании высечь искру смысла: поспекулировать о пустотелости дружбы и любых других людских взаимосвязей в современном мегаполисе, вскрыть еще пару актуальных социотрендов, будто бы юмористически обыгранных Гамбургом. И, конечно же, неважно, что эти высоколобые подсмыслы обрамлены просроченными гэгами на вечные темы (ну, вы знаете, классическое ассорти — пердеж, собачье дерьмишко, мастурбация, оральный секас), причем иные шутки здесь едва ли не старше человеческой цивилизации, а сюжетный скелет фильма (с большой хэппи-эндовой костью) тупо позаимствован из ближайшего кабинета кинобиологии, где служил наглядным пособием.
А сейчас внимание: аналогия. Сравнительно недавно этологи заметили, что животные в массе своей крайне консервативны: ходят по одним и тем же дорогам, питаются и отдыхают в давно проверенных местах; это происходит потому, что анализировать причинно-следственные связи им довольно сложно, проще запомнить комбинацию безопасных действий и пытаться все время ее повторять. Смешно, что точно такое же поведение почти инстинктивно демонстрируют и большие кинопродюсеры. Вот и в «Чуваке…» чувствуется боязнь (смешанная с творческой ленью) даже на шаг отступить от знакомых тропинок к опостылевшему водопою; небезнадежный концепт раскручен без малейшего приложения фантазии и в настолько стандартном русле, что его бы резко оживила буквально щепотка энергии и дерзости или хотя бы один сюжетный вираж. К тому же, несколько неплохих шуток заметно увяли в дубляже, в отрыве от родных интонаций Радда и Сигела, отчего юмористическая потенция фильма совсем уж ослабла. В частности, на русском просто беспомощно звучит коронная фразочка главного героя, сопровождающая игру на воображаемой гитаре: «фигачу по басам».
Глухую безыдейность и постность зрелища нарушает немногое: неожиданный Джон Фавро в роли мордастого самца, бодибилдер старой закалки Лу Ферриньо в роли самого себя, отвергнутый главным героем гей-обиженка с забавными истериками в эпизодах, а также музыка привлеченной к проекту культовой рок-группы Rush. Ну и Джейсон Сигел в меховых сапогах на босу ногу, чьи придурочные кривлянья все же навевают если и не улыбку, то уж точно благодушное спокойствие.
Но, пожалуй, единственное, что реально смешно в связи с этим фильмом — так это гневная реакция официального Египта на невинную шутку про внешнюю схожесть сигеловского пса-шибздика с президентом Анваром Садатом.
О чем фильм: Уэйд Портер, добропорядочный семьянин, плывет в размеренном течении жизни: делает карьеру, вместе с женой воспитывает сына, налаживает быт. В один день его уютный мир рушится до основания: он случайно убивает забравшегося в дом грабителя и получает срок. В тюрьме, в самом центре водоворота чужих разборок, Уэйду придется заново познавать правила жизни.
---
Уэйд Портер (Стивен Дорфф) — из тех, кто с умом устраивает свою жизнь, кто в глазах общества гарантированно добропорядочен. К предгорьям среднего возраста он подобрался с достойным багажом за плечами, включающим все необходимое для покорения вершин. С женой – бесконечный медовый месяц; маленький сын обожает; банк дает кредит на здоровенный дом в пригороде… вокруг – тягучая бытовая рутина, приятная, как послеобеденный сон. Все схвачено, план-график бытия утвержден и нотариально заверен. И тут появляется Он. Зритель, прочитавший аннотацию и плотоядно предвкушающий, как вскоре в уютную идиллию заявится какой-нибудь Волк и сдует к чертям жилище героя.
И на четвертой минуте экранного времени «Преступника» Волк появляется, и пастораль окропляется кровью – кровью грабителя, забравшегося к Портерам и получившего от главы семейства битой по затылку. Непреднамеренное убийство. Картинка меняется с ошеломляющей быстротой, словно трезвея после одурманивающего мещанского покоя, напоминая о его хрупкости: спустя еще четыре минуты Уэйд, весь домашний как тапочки, сидит в местном СИЗО в компании дерзких мускулистых ниггеров. Вместо утренней газеты и сюсюканья с сыном – косые взгляды и резкий запах мускуса своры утробно рычащих самцов, сгрупленных на пространстве в носовой платок размером.
Садануть зрителя тюремными ужасами – беспроигрышный, на самом деле, сценарный прием. Во-первых, можно безнаказанно сгущать краски и гнать ядреный хоррор, ведь заключенные, бывшие и нынешние, и массовая киноаудитория – слабо пересекающиеся множества. В массовом сознании тюрьма настолько мифологизирована, что не надо даже ничего придумывать: бери любую легенду про беспредел (копов, зэков, тех и других), да наполняй сюжетной конкретикой, словно форму для выпечки – тестом. А зритель все равно глотает валидол. И вот это уже «во-вторых»: сложно остаться безучастным, когда невиновного цивила – и тебя вместе с ним! – помещают в условия первобытной борьбы за сохранность собственной задницы.
«Преступник» — это, по сути, первый серьезный шаг Рика Романа Во как на режиссерском поприще, так и в сценарном ремесле (после пристрелки в виде пары безвестных малобюджеток). Однако ткань фильма не дергается и не мнется в дрожащих пальцах дебютанта, напротив, Во разворачивает свою историю уверенной хваткой стреляного воробья, зная, где ускорить или замедлить темп повествования, где и как сыграть соло на зрительских нервах. Время от времени включается «грязный», полудокументальный режим съемки от первого лица, резко бьющий по мозгам, работающий на вживление в картинку: вот камера, плотно набитая сумрачными, беспокойными ниггерами в желтых робах, и в глазах их видна зарождающаяся жажда крови; вот тюремный автобус, и перед тобой – ряды тревожно покачивающихся лысых бошек с жирными складками на потных шеях; вот дверь в тюремный двор, куда нужно впервые выйти на прогулку; за дверью, которую все медлишь открывать, — коридор 7х7 метров, зарешеченный сверху, и – вот они – в едином порыве обращенные на тебя снисходительно-злые, щетинистые взгляды, до жути одинаковые. Симптомы: слабость в теле и нехорошее предчувствие.
Каждый такой нервно-звенящий эпизод ненавязчиво подсвечен, сознательно помещен именно в тот хронометражный паз, где ему полагается быть. Ни одной длинноты или недосказанности – «Преступник» скроен как по учебнику; он умудряется задействовать все основные символы поджанра тюремной драмы и не быть ни карикатурой, ни дежурной тривиальщиной. Примененные в фильме технологии вовлечения даже стыдно причислять к манипуляциям, настолько крепко они сцеплены с историей, экологически чисты.
С поправкой на художественные условности, фильм работает не на энергии стереотипов, в отличие от всяческого ширпотреба с лейблом «приключения на зоне», и по многим параметрам соприкасается с реальностью (помните эпизод из «Эффекта бабочки»? сахарный сироп по сравнению с «Преступником». При том, что Felon почти игнорирует гомосексуальные мотивы). Во-первых, сюжет прострочен реалиями борьбы тюремных банд, сформированных по этническому признаку. Основных группировок три: белые (Арийское братство, или Бренд, известный по «Американской истории X»), черные и латиносы.
В действительности внутри каждого «этноса» полно ответвлений, кровно враждующих между собой, но «Преступник» не лезет в эту степь, не вдаваясь в подробности внутренних иерархий банд, их идеологий и символики, ограничиваясь кратким введением для начинающих, сосредотачиваясь на барахтанье случайного человека в водовороте чужих разборок. Уэйд благоразумно хочет отсидеть весь срок где-нибудь в тихом уголке, да вот только это еще сложнее, чем в повседневной жизни, и его затягивает, затягивает против воли.
И вот здесь начинается самое интересное. Ровно с середины фильм преображается, как оборотень: стремительно, во всех чертах, одной за другой. Трансформация начинается с момента появления у героя сокамерника: плотного бородача в татуировках, местного авторитета со зловещей репутацией (в мастерском исполнении Вэла Килмера). «Хочешь драться или трахаться?», — буднично осведомляется бородач, впервые заходя в камеру. «Ни то, ни другое», — выдыхает Уэйд, сжимая кулаки (что почти бессознательно делает и зритель). «Я тоже», — ответствует новый знакомый, грузно заваливаясь на свою койку, словно сосед по купе. И сразу чувствуешь, как постепенно разрежается атмосфера продвинутой страшилки про тюрьму; рефлекторное напряжение мышц (главное, что вызывает аттракцион, каким на первых порах кажется «Преступник») уступает напряжению другого рода – нравственному усилию, которое требуется при просмотре осмысленного кино.
Мало-помалу Уэйд ассимилируется со средой, как внутренне, так и внешне, превращаясь в небольшого матерого и смурного кабана. Стадии и подоплека этого процесса не просто психологически убедительны; пойман сам ритм «возмужания», живой, настоящий, без неестественных акцентировок в духе задания в видеоигре («побриться», «покачаться» — и mission complete). В этот момент фильм ставит базовые вопросы самоидентификации: как вписаться в среду, при этом сопротивляясь давлению на ценности.
Примерно в то же время на первый план «Преступника» выходит другая сюжетная линия, якобы основанная на реальных событиях, происходивших в 90-е в одной из калифорнийских тюрем и позже шумно срезонировавших в СМИ. Впрочем, это скорее источник вдохновения, чем предмет расследования. История про другое, персонажи вымышлены, да и сам случай-то не уникальный, хоть и не совсем типичный. Суть вот в чем: во время ежедневных прогулок во дворе члены тюремных банд привыкли схлещиваться по поводу, так сказать, принципиальных идеологических противоречий, а охрана, вместо того, чтобы бороться с неуставом, пристрастилась делать ставки на исход поединков. Со временем копы вошли во вкус и ради выигрыша, да и просто для собственного садистического удовольствия, принялись стрелять по дерущимся из смотрового окна. Особенно этим неспортивным хобби увлекся чернокожий лейтенант Джексон, второй основной герой «Преступника» (в исполнении Гарольда Перрино; довольно долго вспоминаешь, где ты видел его лицо, и вдруг обнаруживаешь – это же Майкл из LOST! Образ, кстати, похожий по восприятию семейных ценностей).
При этом лейтенант Джексон неожиданно показан с разных граней: не одноклеточным садюгой, дорвавшимся до власти, а добропорядочным, как и Уэйд, семьянином, любящим отцом, внимательным напарником («Сразу видно, хороший человек!» — комично восторгается Джексоном жена его сослуживца, не подозревая о тюремном тотализаторе). И – несчастным человеком со все больше затуманивающимся сознанием. Причем, что страшно, по если и не уважительным, то понятным причинам.
С линией Джексона прочно сопряжена генеральная тема фильма, тема древняя: природа насилия. «Преступник» отлично иллюстрирует афоризм «насилие порождает насилие». Есть в философии толстовства понятие «цепочка зла»: зло распространяется как ответ злом на зло, поэтому поступать подобным образом – значит позволять распространяться злу через тебя. Все герои «Преступника» (а главным образом — Уэйд, его сокамерник Джон Смит и надсмотрщик Джексон) погрязли в этих запутанных цепочках зла, в которые, они, в сущности, попали случайно, по недоразумению… но вырваться из круга бесконечно множащегося насилия, неизвестно кем и когда начатого, они уже не могут. Но не могут и применить толстовский же принцип непротивления злу насилием, их просто не поймут, сомнут, сожрут, ведь слово и воззвание к совести в их мире (как и в нашем, получается) не работают, не имеют силы кулака. Получается замкнутый круг.
Но фильм все же предоставляет карту единственно возможного выхода из этого круга, карту, конечно, старинную и порядком истрепанную, но с верно обозначенным фарватером: держаться своих принципов, не прогибаться под изменчивый мир, защищать семью и продолжать цепочку только для самосохранения. Тогда, может быть, есть шанс избежать жизненных водоворотов и рифов, да еще и потом смотреть в зеркало без отвращения. Именно такие несложные и кристально ясные максимы без стеснения формулирует «Преступник» ближе к финалу, воздавая по заслугам и принципиальным героям, и беспредельщикам, внятно давая ответы на все поставленные ранее вопросы и закольцовывая все смыслы. Это, конечно, азбучные истины (и в данном случае тюрьма действительно школа жизни), но и они нуждаются в художественном подкреплении, особенно таком чистом, цельном и убедительном, как Felon.
---
Итог: «Преступник» небогат на откровения, но сложен образцово, без единого гвоздя. Поначалу фильм, покадрово источая адреналин, повествует о выживании по закону джунглей (превосходя при этом в искренности большую часть аналогичных жанровых вещей), но затем обозначает и базовые принципы сохранения человеческого облика в той бесконечной борьбе, что ведется по обе стороны колючей проволоки. В качестве приложения для вдумчивого зрителя – просвечивающие сквозь историю размышления о природе насилия.
Общая оценка: 8,5
---
Дополнительно: интересные факты (на основе данных IMDB)
«Преступник» вышел сразу на DVD, минуя кинотеатральный прокат.
Фильм снят на средства, полученные по программе поддержки кинематографа штата Нью-Мексико. Вэл Килмер, живущий в Нью-Мексико и участвующий в данной программе, оказался в фильме именно благодаря этому.
Каждый раз перед съемками Килмеру по многу часов заново наносили на грудь, спину и руки все татуировки его героя.
Рик Роман Во и Килмер потратили немало времени на изучение реальных тюремных татуировок, чтобы «разрисовать» Килмера максимально реалистично. За основу были взяты татуировки, наносящиеся в тюрьмах строгого режима, преимущественно черно-белой гаммы.
Килмер, приверженец системы Станиславского, серьезно подошел к работе над ролью Джона Смита; он отмел идеи подачи данного образа как мечтателя-утописта, или как ловкого проходимца. Вместо этого Килмер оттолкнулся от выработавшейся в герое за годы заключения привычке отстраняться от внешних проблем, и последствиях такого нигилистического подхода для его психики.
Никто специально не режиссировал драк для «Преступника», все они снимались стихийно, как получится. Многие актеры из массовки – бывшие заключенные, так что они в сценах боев применяли реальные приемы уличных потасовок и те элементы боевых искусств, что популярны у бандитов.
Стивен Дорфф снимался в сценах драк сам, без дублера, и заработал за время съемок два серьезных повреждения.
недавно нарисовал отзыв на "Географа" (он ниже по течению в колонке). но речь не о том. только что обнаружил, так сказать, ответный отзыв некоего galich с бурной полемикой по всем пунктам.
всем, кто читал "Географа", советую не пропускать этот разбор (второй отзыв сверху). где еще можно узнать о связи между Служкиным и Алешей из "Братьев Карамазовых"? это почти гениально. вот выдержки:
----
----
цитата
Тем, кому понравится этот тип, от всей души желаю, чтоб ежедневно сидело подобное у вас под дверью и испражнялось.
И блевало.
И пело бы такую весёлую песенку:
«Я сижу возля камину, в нём огонь пылаить-Эх! Там березовыя чурки. Чурки-чурки, чурки-чурки.Чурки! Эх! сгорають! / А в бислани, а в бислани- тоже там пылаить, тожа чурки, тожа чурки, Эх! тожа там сгорають».
Напомню, про человека, изрубленного в куски- сей Служкин пел развесёлую песенку. Вполне допустимо, что про большее количество людей,сгоревших, а не порубленных ( около 300 из 1000? поправьте, я не сведущ) сия тварь пела бы так же весело и беззаботно. Или для читателей большая разница в количестве? Размер имеет значение? про одного можно песню петь, про 300 уже низя?
цитата
...только ублюдки шутят над чужой МУЧИТЕЛЬНОЙ смертью.
Сусанин, изрубленный в куски, Зоя Космодемьянская, замученная и повешенная( тут не хватает ещё «бьётся в тесной печурке Лазо», «ползёт по дну, усами шевелит».
Загадка. Не про рака, про Василиваныча...
Не хватает генерала Карбышева (любимый предмет хохмача Соловьёва, Владимира Рудольфыча: «Я замэрз, як генерал Карбышев»).
В наши дни — Беслан, Норд-Ост и «Курск».
цитата
А как же «слезинка ребёнка»?
Имеется в виду то место из «Братьев Карамазовых», где Алёша, всех прощающий и всех любющий, приговаривает к расстрелянию человека, растерзавшего собаками мальчика.
А как быть с человеком, сочиняющим весёлых песенок про растерзание собаками (ляшскими, пся крев) мальчика Сусанина?
Изрядного возраста мальчик? То есть стариков — можно растерзывать, разрубливать на шматочки? И тем более можно сочинять про сие песен?
----
расшифровка: из невинной юмористическиой песенки про Сусанина, которую поет Служкин в совершенно проходном эпизоде, galich выводит теорию о полной аморальности "Географа". юмор не только в бессвязности текста; не только во вставках из народного фольклора, уместных, как клоун на похоронах; не только в этих удивительных логических построениях (ДОПУСТИМО, что Служкин ПЕЛ БЫ ПРО СГОРЕВШИХ ЛЮДЕЙ; ёкарный бабай, это же меняет ВСЕ в понимании романа), но и в самих интонациях: автор словно бы считает, что его сугубо личные переживания, выплескиваемые на манер лихорадочного бреда, должны быть ясны всем и каждому, как божий день.
последние несколько дней у меня проходят под знаком... сильных харизматических стариков. сначала впервые прочитал "Старика и море" Хемингуэя, потом посмотрел "Гран Торино" Иствуда (финальный трек до сих пор отдается в голове). теперь как-то поневоле оглядываюсь на мощные фигуры героев этих произведений; думаю иногда: "а вот хемингуэевский старик бы на моем месте не сдался", или: "Иствудовскому Уолту это бы понравилось".
подозреваю, что эти книга и фильм у меня в сознании крепко сцепятся и будут восприниматься в связке. вот это, кстати, интересный эффект — когда то, что ты в определенный момент читаешь, смотришь, видишь, делаешь, неожиданно сплавляется в один целостный инсайт; и какие-то массовые вещи в результате создают глубоко индивидуальное впечатление; а заложенные в них инертные смыслы замысловато искажаются.
После джексоновского «Властелина колец» уже почти бессмысленно лезть в Средиземье с кинокамерой; а вот что касается Хогвартса… Хогвартс пока заснят только с фасада, и то в довольно произаических ракурсах. Ни одному из шести фильмов о Гарри Поттере (кроме, возможно, куароновского «Узника…») не удалось даже приблизиться к эталонным для большого кинофэнтэзи лентам про Фродо Бэггинса, в первую очередь в плане внутренней согласованности, баланса между эпичностью, точностью, искренностью и коммерческой просчитанностью. Не говоря уже о количестве «Оскаров».
----
ZIP-архивация
А ведь Дэвиду Йетсу достался первоклассный материал; даже с поправкой на гипотетических цензоров-продюсеров из «Уорнера», готовых уничтожить любой намек на творческую мысль и неочевидные трактовки. Пятый и шестой тома по драматургии заметно сильнее остальных частей поттерианы (включая седьмую). Именно здесь война против темных сил теряет совсем уж игрушечный статус, на повестку дня вместо неприготовленных уроков приходит большая политика с разладом в верхах, акценты окончательно смещаются от волшебной атрибутики в сторону борьбы разнозаряженных характеров; а у таланта Роулинг к плетению сюжета обнаруживается приятный реверс: очевидное психографическое мастерство.
Йетс уже триумфально надорвался, пытаясь осилить многостраничную глыбу «Ордена Феникса», и сотворил фрагментированную нелепицу; в лучшем случае – что-то вроде альбома движущихся фотографий, но никак не кино. К шестому фильму пациент, однако, перешел из критического состояния в стабильное. «Принц-Полукровка» спрессован в сценарий грамотнее и, как любят говорить пролетарии-креативщики, концептуальнее: плюшкинский принцип «обо всем по кадру» сменили осмысленные купюры, повергшие, впрочем, в смятение всех, кто неравнодушен к книге. Йетс и его команда хорошенько прошлись наждаком по всем линиям романа: коллекция воспоминаний Дамблдора сокращена до двух экземпляров; и, соответственно, история Тома Реддла, одна из основных артерий «Полукровки», скуксилась до зевотной зарисовочки про злобного мальчика.
Сходным образом ужаты и заархивированы в ZIP и заглавная линия собственно принца-зельевара; и слизнортовские терзания; и квиддич с длинной success story Рона (хотя те обрывки, что есть, за шкиряк прихватывают: давно на большом экране не было полетов на метлах). Министр магии Скримджер с его происками и вовсе вынесен за скобки; равно как и Дурсли, к слову: отсутствует даже почти монтипайтоновская сцена их столкновения с Дамблдором.
Гормоны Гарри
И только один мотив взлелеян и перенесен на пленку в полной сохранности, даже с расширениями: романтический. Он кажется особенно значительным на фоне прочих веток, усохших и урезанных. «Принц-Полукровка» пронизан сразу несколькими лав-стори, розовыми и невинными, как валентинки с котятами, морковно-анекдотическими по тональности. В книге это своеобразные бухты спокойствия, где читатель отдыхает после штормов основного сюжета. Зритель картины Йетса стоит там на якоре почти безвылазно; в бухгалтериях «Уорнера» фильм мог бы с полным правом проходить как подростковый ромком про волшебников. И не то чтобы это было совсем неуместно (пубертат заклинанием не снимешь), да и выделан этот ромком толково; дело в дисбалансе, в откровенно диетических дозах прочих жанровых компонентов. Другими словами, на голый каркас фабульной фактики намотано трендовое шмотье и пришпилен ранец со значками «чмаффки» и «токио хотель». Магические черты знакомого повествования воспринимаются обыденно, портретистские способности и эмоциональная чуткость Ролинг заметно тускнеют в обработке Йетса. В ленте по самой серьезной книге о Гарри Поттере нет ни одной калории, лишь ароматизаторы («клубника со сливками»; идентично натуральному, есличо) да усилители вкуса. Чупачупс.
Ничто не выцепляет зрителя из расслабленного полусна, картинка выхолощена, и в этом главная проблема фильма; ведь даже при избранном для него амурном коленкоре упущено сразу несколько точек роста, где легко можно было добавить действию контрастности и драйва. Даже без разбухания бюджета или хронометража. На перипетиях романа можно было сыграть величественную симфонию с оркестром; Йетс оттарабанил их гладко и тихо, словно в концерте в доме для престарелых. Драматизм сильнейших сцен «Полукровки» разменян по мелочам и кое-где пробит штампами. Картину могла бы вывести на другую орбиту уже одна только масштабная кульминация с Дамблдором в центре, но и она снята только лишь с ремесленным усердием, поспешностью и без должной мощи (и вдобавок в ней продинамлены важнейшие нюансы, как раз те, что вдыхали жизнь в книгу Ролинг).
Удивительно, но при двухстах миллионах баксов в загашнике на финальном побоище вдруг сэкономили (решив, видимо, вложиться лишь в самую последнюю битву за Хогвартс), вместо него сочинив идиотический поджог избушки семейства Уизли. Вау-эффектного в «Полукровке» вообще немного: размашисто поставлены начальная сцена крушения моста, захватывающе – считанные кадры квиддича. Ну да, и еще, разумеется, оборотень Сивый с джигурдинскими лукавинкой в глазах и густым мехом из-под расстегнутой рубахи.
***
Если не присматриваться и слегка смежить веки, «Принц-полукровка» воспринимается вполне безболезненно: общая событийная канва книги на месте; цветовая гамма таинственно приглушена; все актеры в образах (более других на сей раз хороши рефлексирующий Малфой и, особенно, очаровательная Луна Лавгуд); мантии развеваются, волшебные палочки мельтешат огнями, а волшебники пьют сливочное пиво и целуются. В целом получается такая ненавязчивая милая открытка из Хогвартса. На этот раз Йетса можно поздравить – он все-таки снял хоть какое-то кино, кино гладкое и цельное. Идеальное, чтобы в 16 лет безнаказанно приобнять за плечо едва знакомую девчонку в соседнем кресле. С надеждой на победу добра.
облако тэгов
