О чем фильм: Шерлок Холмс и Ватсон расследуют новое дело о таинственном ордене сатанистов, пользуясь не только мозгами, но и кулаками. В это же время Ватсон вздумал жениться и уйти на покой, но Холмсу такой поворот событий не очень по нраву.
---
— Ватсон, сегодня я видел у вас на ботинках крупицы песка. Вы что, гей?
— Но почему, Холмс?
— А почему бы и нет, Ватсон?
[/i][/right][/b]
---
Это, если что, старинный анекдот, но в дебоширский фильм Ричи он вписался бы неплохо. Вообще Шерлок Холмс оброс всяческими апокрифами, словно Чапаев; а вернее, просто давно вышел за пределы начертанного Конан-Дойлем архетипического силуэта с охотничьей шляпой и трубкой, от трактовки к трактовке (режиссерской, писательской, какой угодно) перевоплощаясь из рассудительного интеллигента-денди в кокаинового эксцентрика, из ловкого авантюриста — в продукт воображения доктора Ватсона. Даже странно, что за все время экспериментов с каноном так и не появилось по-настоящему раскрученного хулиганского Холмса. Видимо, претендентам просто не хватало обаяния Роберта Дауни-младшего.
***
Очередной заход на рестайлинг Холмса начался со сценария Лайонеля Уигрэма, подкрепленного нуарными комиксными набросками, которые будто бы должны были выйти полноценной книгой одновременно с фильмом. Позднее оказалось, что это промо-материалы, а не самостоятельный продукт, и тем не менее жанрово «Шерлок Холмс» ближе всего именно к кинокомиксу. Если раскадрировать фильм, контрастно раскрасить картинку, стенографировать едкие диалоги в облачка и издать все это под одной обложкой — результат можно заранее включать в топ-10 бестселлеров рынка графических романов.
Привычка здешнего Холмса моментально разворачивать полную биографию первого встречного, исходя из консистенции грязи у того под ногтями, воспринимается еще как должное, как элемент холмсообразующий. Но, будучи доведенной до статуса сверхспособности, моментальная дедукция, да еще и в сумме с кулаками и рефлексами опытного боксера и шахматным многоходовым расчетом, с мягким сарказмом в каждом слове и непосредственностью в каждом жесте, мгновенно располагающими бытовым сумасбродством (вроде игры на скрипке в банджо-стиле в минуту душевных раздумий) и улыбчивой расхлябанностью Дауни-младшего, формирует блестящий образ классического палп-супергероя. Прямо с обложки крутых старых комиксов, с надписью «new amazing mystical adventure!». Такой начитанный бонд-неформал конца XIX века, в любой момент готовый сорваться из захламленых апартаментов на Бейкер-стрит, в погоне за преступником на ходу облачаясь в нищего, из каталажки отправляясь прямо на светский прием в одном и том же мятом костюме. Никаких кабинетных расследований и рассматривания улик через лупу, только погони, взрывы, драки с портовыми уголовниками и уличный юмор.
Представительный доктор Ватсон в идеальном исполнении Джуда Лоу (и в некоторых ракурсах удивительно похожий на Ватсона Соломина) служит подушкой безопасности между эпическим сыщиком и внешним миром (и еще неизвестно, кому эта подушка нужна больше), периодически грозясь уйти во внехолмсовскую жизнь (при том, что оба отлично понимают бесплодность этих угроз). Линия взаимоотношений Холмса и Ватсона — пожалуй, лучшее в фильме: они беспрестанно пикируются; пускаются в авантюры, действуя единым целым; трогательно сходятся-расходятся; и в воздухе между ними временами витает забавная конфузливость с подтекстом; особенно когда мужественный детектив прилюдно сообщает напарнику, что позаимствовал его новый сюртук, или отваживает от него очередную пассию, беспардонной дедукцией раскрывая ее истинные мотивы. В общем, совсем как супруги с сорокалетним стажем — уже и видеть друг друга не могут, и все же нормально чувствуют себя только вместе.
---
---
Но для тех, кто со справедливым подозрением относится к подобной мужской дружбе, здесь есть и вполне традиционная лав-стори про авантюристку Ирен Адлер, боевую подругу Холмса, вернее даже, этакий женский его вариант. Как и полагается, она играет то за хороших, то за плохих, балуется с чувствами бедного сыщика и стреляет при каждом появлении в кадре, иногда не только глазами. Наконец, в одной из сцен фигурирует привязанной к конвейеру на заброшенной скотобойне. Еще одна галочка в перечне атрибутов здорового кинокомикса.
А вот основной антагонист Холмса в фильме, лысый сатанист лорд Блэквуд, затевающий порабощение мира, смотрится даже слишком карикатурно, интригуя не сильнее злодеев из «Скуби-Ду». Впрочем, это, видимо, самый подходящий вариант для первого выпуска — выдернуть для начала кого-то со вторых ролей, устроить на нем показательные выступления, и уже дальше выкатывать основную программу, самое сладкое. Тем более что незадействованной тяжелой артиллерии в шерлокиане осталось немного: профессор Мориарти припасен на неминуемый сиквел, а что дальше? Очевидно, оборотень Баскервилей. А потом обязательно дойдет до противостояния Ватсона со взбесившимся от рутины Холмсом. Запомните, где вы впервые это прочитали.
При таком подходе слегка пострадала собственно детективная интрига, не особенно увлекающая; обеднела сама история «Шерлока», рассказанная в уютной эстетике викторианского стимпанка, развивающаяся бодро и по правилам, но все же в логике заурядного для Холмса происшествия, привычной еженедельной работы; с предумышленным сохранением сценарных мощностей на следующие части. Очевидно, эти рамки и не дали во всю ширь развернуться Гаю Ричи, а ведь именно для детективного жанра его квалификация переплетчика сюжетных линий — профильная. Но они, линии, были завязаны без его участия, узлом крепким и незамысловатым. Это первый фильм британца, посмотрев который с чистого листа, нельзя с уверенностью сказать, что его ставил именно Ричи; первый, который недостаточно охарактеризовать просто как «фильм Ричи». Прежнего Ричи, по крайней мере.
Впрочем, он неплохо разобрался с ограниченным пространством готового сюжета Уигрэма, вдохнув туда фирменной динамики событий и характеров. Персонажей немного, зато все — подлинно ричевские: разбитные, чудные, местами блатные; в диалогах мелькают знакомые английские солености (хотя реже и проще, чем хотелось бы); отдельные кадры и сцены подмигивают самоцитатами (подпольный бокс на деньги); чудесен монтаж, ловко сбивающий зрителя с толку сочными флэшбэками. Нарративные приемы кинокомикса аранжируются со спасительной самоиронией, так что фильм удачно балансирует между палпом и пародией на палп, как и должно быть в 2009 году. В этом «Шерлоке» попросту всё легко, смешно, да и неглупо; чувствуется, что команда, работавшая над ним, мыслила в одном ключе и творила в охотку.
***
Вердикт: Упругий безбашенный кинокомикс по конан-дойлевским мотивам, ричевский не на 100%, но все-таки выполненный по большей части его узнаваемым остроугольным почерком. Прилагаются блистательные Дауни-младший и Джуд Лоу, а также открыточные виды викторианской Англии и зверски аутентичный саундтрек Ханса Циммера, полный пропитанных пивом трактирных мелодий.
Сборы в США/мире/России: ~153 млн / ~285 млн / ~9 млн
---
О чем фильм: см.картинку выше
---
Если первые «Сумерки» были выпущены в прокат полувслепую, с готовностью к любой реакции зрителей, с риском в ставке на красное вампирское, со всего лишь туманной надеждой, что поколение токиохотеля не против бледности, горящих взоров и томной мистики… то вот сиквел, чувствуется, запрограммирован ювелирно, словно ракета-носитель, знающая точные координаты цели, безошибочная и беспощадная. В точности как постер с мускулистым мужским торсом для фильма о простом девичьем счастье.
С небрежностью опытного рекламщика «Новолуние» тупо шарашит по эрогенным зонам давно просчитанной аудитории; примерно половина экранного времени здесь отведена шоу оборотней, разгуливающих по лесу в обличье калифорнийских серферов: в пляжных бриджах, с кубиками идеального пресса и моднявыми татухами на бицепсах. Насчет торсов у фильма определенно есть пунктик: кульминацией действа служит торжественное обнажение по пояс самого Паттинсона, который предварительно, для усиления вау-эффекта, около часа сидит за кадром. Во всей этой буффонаде сквозит замечательная беззастенчивость, грубоватость провинциального деда мороза, с перегаром изо рта раздающего подарки надоедливым детишкам; местами как будто бы даже переходящая в самоиронию.
Вообще, со взрослением героини умилительная сказка про вампирскую любовь стала более телесной, спустилась ближе к повседневной проблематике своих зрительниц: как разобраться в своих чувствах и выбрать между ухажерами? как остаться просто друзьями? и прочая трудовая актуальщина в интонации «дорогой дневничок!…». Здесь есть даже анекдотическая сцена похода в кинотеатр с двумя бойфрендами, более уместная в каком-нибудь квелом ромкоме (и укрепляющая символическое родство по папиной линии с «Американским пирогом» — при этом с приходом Вайца и нового оператора Агирресаробе режиссура и построение кадра больше не кажутся любительскими, технически «Новолуние» смотрится куда породистее первой части).
Возвышенной езды по ушам не то чтобы стало сильно меньше (в конце концов, это атрибут жанрообразующий), но она слегка разредилась экшеном и проговаривается не только Паттинсоном. А еще диалоги стали прямолинейнее: «Сумерки» хотя бы отмечены неуклюжим, но оригинальным афоризмом про овечку, сиквел же сплошь нашпигован вольными цитатами из наобум взятой бульварщины, любой за последние лет триста, и простейшими заклинаниями вроде «я никогда тебя не покину». Они, конечно, работали и будут работать всегда, при любом поколении, но все же есть ощущение, что дракулический лавбургер подрастерял в своем именно что сумеречном, мистическом магнетизме, а таинственные взгляды с поволокой в местной иерархии ценностей едва ли не уступили первенство мускусу, мопеду и крепкому плечу.
С одной стороны, «Новолуние» по букве своей еще больше уклонилось в сторону хаотичного девчачьего фанфика, где мокрые фантазии бессильно формуются в банальные фразы; с другой — в «Сумерках» за текстом примерно того же качества стояло еще что-то невысказанное, упоительное, особая энергетика тихого любовного томления, сверхъестественное придыханье, с лету схватываемое и приводящее в трепет и тринадцатилетнюю Машу из Усть-Каменогорска, и тридцатилетнюю Елену Дмитриевну из Бирюлево. В фильме Вайца этот романтический нерв проступает заметно реже, что отчасти связано и с расширением роли хозяйственного индейца, но главным образом, парадоксально, — со стремлением продюсеров максимально точно попасть в аудиторию. Это как в стрельбе: слишком тщательно выцеливая, рискуешь промазать; нужно больше полагаться на естественное чутье. Перестраховываясь, Вайц с командой на всякий случай выбрали дозировку девичьих радостей (голые тела плюс красивые слова) в несколько раз больше нормальной, подзабыв о тонкой настройке эмоционального фона, действуя с тактичностью того самого поддатого деда мороза из ближайшего супермаркета.
***
Впрочем, у сумеречной киносерии всегда остается один небьющийся козырь, легко амортизирующий любые сценарные выверты и перехлесты, ластиком своей внешности стирающий любые неаккуратности постановки; золотоносный петух и гарант финансовой стабильности студии (по слухам, под него киносъемщикам выдают кредиты) — Роберт Паттинсон; и он сам по себе — уже исчерпывающая рецензия на «Новолуние». На фильм стоит сходить только затем, чтобы увидеть и услышать реакцию женской части зала при первом появлении в кадре 109-летнего секс-символа… и нарушить торжественность момента какой-нибудь глупой сальной шуточкой. Try it.
О чем фильм: Почти карикатурное воплощение понятия «лох», жирный бессловесный инфантил лет двадцати пяти Лешенька живет с бабушкой, клеит модели самолетиков и даже особо не мечтает о лучшей жизни; по крайней мере, до того момента, как его берут подопытной крысой для непонятного научного эксперимента. По его ходу оплывший очкарик в мимолетной галлюцинации видит себя брутальным культуристом, и этот образ становится для него своеобразной идеей fix.
---
Поначалу «Пыль» разворачивается галереей потешных унижений такого среднего по больнице лузера, вяло трепыхающегося под железной пятой своей советской бабушки, поправляющей ему кепочку в жару и ежедневно переспрашивающей, не начал ли он принимать наркотики. Скрип продавленного пружинного дивана, косые коричневые антресоли, Петросян по телевизору и нервный косматый металлюга как единственный друг — гнусненькими, как засохший таракан в ветхой книжечке, бытовыми акцентами здесь формируется удивительно целостный гештальт-образ унылого постсоветского аутсайдерства. На это гадливое впечатление работают и грязная, любительская, кичащаяся своей дешевизной съемка («да-да, я снят за 3000 баксов, а вы меня все равно смотрите»), и беспрестанные крупные планы квелых, сальных, прыщавых, плаксивых лиц местных героев; и не менее мерзкие декорации: душные, угловатые, обшарпанные. Пыльные.
Все это воспринимается как необязательный к просмотру трагифарс о мыканьях типичного задрота из 90-х (для актуализации образу не хватает тяжелой степени игромании и дерзкого виртуального альтер-эго с никнеймом SexyKiller), рассчитанный на эффект узнавания — и вправду, здесь каждая вторая деталь пробуждает какие-то смутные детские воспоминания о не в меру заботливых бабушках, днях рождения у одноклассников, замороченных чудаках из примитивной подвальной качалки, или там об угнетении школьных лузеров: воспоминания хмурые, и, вместе с тем, трогательные; для их активации достаточно быть рожденным в СССР практически в любой год 1980-х.
Однако ожидаемого, жанрово традиционного перевоспитательного финала не происходит (равно как и развязки с моралью в духе geek is a new cool), уроков крутизны Лешеньке никто преподавать не собирается; картинка к середине начинает мерцать странными аллегориями, а Петр Мамонов в роли умствующего доктора — вдохновенно, хотя и банально, философствовать о бренности всего сущего. Открывается язвительный социальный подтекст, превращающий «Пыль» из частной комической истории лошары-миконтары в диагноз поколению, мрачный вариант бытописания лихих 90-х, горькое резюме первого постперестроечного времени (а фильм был снят в первый год нового тысячелетия).
«Пыль» — про тупой беспросвет серой массы «неприспособившихся» к новой жизни, прозябающих в непонятной прострации, каком-то хтоническом запределье с Петросяном, религиозными сектами и импортными сникерсами; застывших, бессильно взирающих на красивую жизнь (как главный герой — на свой воображаемый мускулистый торс), как зомби, в первобытном бездумье тянущих к ней руки, но не способных достичь ее, не приученных прилагать осмысленные усилия, барахтаться, бороться. Такой коллективный беспомощный Лешенька, которого хватает лишь на то, чтобы мимолетом ущербно насладиться миражом, а потом, склонив голову и спотыкаясь, вернуться в постылую хрущевку. Провинциальные мыслители вроде героя Мамонова все же поднимаются на ступень осознания ситуации, но, в сущности, не могут ни сами выбраться с обочины, ни помочь в этом другим.
Ключевой момент фильма — комическая беседа бабушки и ее знакомого дедка о современной молодежи, в ходе которой проговариваются наивная радость за их привольную насыщенную жизнь (в это время Лешенька вяло мнется в коридоре рядом) и сожаление о том, что «в наше время» таких возможностей не было, мы-то за каждую свободочку боролись. Вот только не в коня корм, никто не в курсе, как этими «свободочками»-то воспользоваться. И в таком свете цоевский перестроечный гимн «Перемен» в титрах — не более чем насмешка над инфантильным поколением, получившим вожделенных перемен и, подобно близорукой мартышке из басни, бессмысленно взирающим на непонятную новую реальность.
О чем фильм: одинокий смотритель лунной станции по добыче гелия-3 дорабатывает последние две недели трехлетней смены и уже предвкушает, как наконец свалит на Землю, к жене и дочке. Однако то ли его нервы расшатались от непреходящего одиночества, то ли местный искуственный интеллект Герти что-то скрывает, но на станции творится какая-то чертовщина...
---
Больше всего «Луна» похожа на экранизацию рассказа какого-нибудь мастера гуманитарной фантастики, вроде Роберта Шекли или Клиффорда Саймака. Такая классическая история из толстого sci-fi сборника, со скафандрами, роботами, астероидами и отблесками холодного солнца на металле. Но, что характерно, смысл там неизменно кроется не в устройстве синхрофазотронов. А в устройстве людей.
Что еще отличает лучшие образцы этого ретрожанра — так это крепкая, зачастую детективная, интрига с парочкой сюжетных виражей и щекочущей мозги загадкой. А еще работу внешне совершенных футуристических механизмов, в том числе социальных, обязательно стопорит какая-нибудь неведомая ошибка, случайный баг в программном коде общества, незапланированная эмоция винтика в системе. Отсюда и основной пафос подобных историй: человек остается человеком в марсианской пустыне, кабине звездолета или криогенной камере. Даже если он робот.
Вот и в лунной картине Данкана Джонса проговариваются примерно те же идеи; да и вообще она построена по-старомодному, практически по чертежам из найденной на чердаке подшивки науч-попа 60-х: одинокий смотритель лунной станции после трехлетней смены готовится наконец вернуться на Землю, но реальность вокруг него вдруг искажается странными помехами почти по Филиппу Дику, ставящими под вопрос существование и горячо любимой жены с дочкой, и его самого. Его единственный друг, как и полагается, — смышленый искусственный интеллект Герти, выражающий чувства, совсем как ICQ-аддикты, при помощи скудного набора смайликов. И он, конечно, знает, в подточенной ли психике проблема Сэма, или с миссией по добыче гелия действительно что-то не так. Но не скажет.
Это один из тех свойственных мягкой sci-fi интриговых крючков, что подцепляют зрителя за шиворот, чтобы регулярно встряхивать вплоть до четвертой четверти фильма. Встряхивать, впрочем, легонько, аккуратно, без головокружительного драйва и резких апперкотов зрителю: Джонс предпочитает лобовой атаке ненавязчиво-плавные метаморфозы экранных смыслов, сглаженность конфликтов и лаконичность монтажных фраз; сонный зритель может даже запаздывать за тактичным ходом мысли режиссера, внимательный же будет с удовольствием его предугадывать. Каждые 15 минут эта тихая история лунного отшельника с переменчивостью ртути перетекает в новую форму, отблескивая то одним, то другим вечным жанровым вопросом, и устаканиваясь лишь ближе к финалу. Довершает сходство «Луны» с лучшими рассказами того же Шекли звучный нравственный подтекст; несложный и не очень-то располагающий к заумным интерпретациям про суровое будущее и бездушное общество, но искренний, и выведенный к тому же на интересном материале. Вдобавок все это чудесно смотрится в качестве емкой иллюстрации самого человеческого из всех чувств — одиночества.
Мягкая, медитативная повествовательная техника Джонса оттеняется серией длительных лунных пейзажей холодной красоты, чисто созерцательных, похожих на дорогой умиротворяющий скринсейвер со звездами, кратерами и луноходами; и еще прекрасно рифмуется со слегка тревожным, обволакивающим саундтреком от Клинта Мэнселла, главная тема которого, гармонично скользящая как по лунной пыли, так и по стерильным станционным коридорам, способна уйти в самостоятельное плавание подобно стаккато из «Реквиема по мечте».
Единственное в «Луне», что выкрашено не только холодными тонами, не только с печальной задумчивостью в чертах — игра Сэма Рокуэлла, превратившего фильм в свой бенефис, собственное убедительное портфолио: вдохновенно перевоплощая своего героя в течение всей ленты, рисуя с полдюжины разных образов поверх одной и той же роли, постоянно наново перелепливая ее, он успевает почти полностью продемонстрировать личный арсенал актерских приемов (в обширности которого не было поводов сомневаться и раньше).
***
Итог: лаконичная sci-fi история классического содержания и безупречной выделки. ни единого заусенца.
Писать рецензии на околокамеди-кинопродукцию — занятие, в общем-то, не более осмысленное, чем смотреть ее. Зато хотя бы способное доставить постыдное удовольствие изуверского толка; и отдельная радость в том, что знакомиться, собственно, с фильмом для этого вовсе необязательно. Ведь практически все, что будет написано — из области самоочевидного. Ленивому редактору на заметку: достаточно набрать в ближайшем словаре любых прилагательных с пометами «уничиж.» и «презр.» и обвалять их в абстрактном угрюмом ворчанье о деградации русского кино. Нечаянно нагрянувшие гости будут просто поражены высотой полета вашей мысли и тонкостью понимания художественного произведения.
На случай, если этого все же окажется недостаточно, к памятке прилагается сокращенный словарь основных понятий-модулей, рекомендуемых к использованию и всяческому комбинированию в вышеозначенной рецензии (могут быть успешно адаптированы и к любым другим текстам на фильмы сопредельных жанров):
--
Безволие
Болотистые миниатюры
Бессмысленные кривлянья
Бестолковое придурмотничество
Быковатость
Все на соплях
Грубый скетчевый монтаж
Если долго повторять слово «Воля», получится «Яволь»
Карикатурно борзой масскоффский потаскун
Когда не знаешь, что сказать, скажи «жопа»
Лысый романтик паяльника и утюга
Напряженное гримасничанье
Нестройные попытки придать дворовой побасенке Подтекст
Пластмассовая жизнь
Попытки напором замаскировать тупость подколок
Скучные ковыряния в давно обсмеянной пикап-движухе
Содом
Творчество сальных подростков
Технологии трэшевого ночного шоу на ТНТ
Тональность книжек «Советы бывалого трахера» и «20 шагов к овладению секс-гипнозом»
Фальшивые пьяные монологи
Череда плохо подготовленных миниатюр с неловкими импровизациями
облако тэгов
