..оказалось, они никому не нужны, -
Те слова, что ты выпустил в жизнь, на бумагу,
Посреди одиночества и тишины,
Под прицелом часов равномерного шага.

День сегодняшний жжёт равнодушием глаз,
И брезгливостью ртов, и душевной проказой...
Сердца крик, благовест, оголённый алмаз
Для толпы обернулся ничтожностью страза.

Но когда-нибудь, вдруг, по прошествии лет,
Как горящий болид над тунгусской тайгою,
Вознесутся они, проливая свой свет,
И наполнится мир в них сокрытой любовью.


28.11.2016г.

Собственно говоря, тогда мы и познакомились.

Хмурый московский вечер, Овальный зал Библиотеки иностранной литературы им. Рудомино на Николоямской, 6.
Гильдия "Мастера литературного перевода" вручает ежегодную переводческую премию "Мастер".

Поднимается и выходит вперед невысокий, худой человек.
Негромким, глуховатым голосом говорит слова благодарности за оценку своей работы.
И начинает читать свои переводы.

Это был первый и последний раз, когда я слышал выступление Анатолия Михайловича со сцены вживую.
Не по бумажке, наизусть.
С испанского, польского, французского.

Он читал так, как может прочитать лишь автор.
Потом, не один раз, я бывал на многих выступлениях и вечерах, где переводы Гелескула читали разные люди: любители поэзии, переводчики, известные поэты и даже профессиональные актёры.

Но тот, первый, раз — запомнился лучше всего.
Я слушал строки, которые читал до этого много раз, которые знал наизусть — и всё воспринималось по-новому, как в первый раз, много лет назад, когда я открыл для себя поэтическую вселенную Гелескула.

Бесконечно жаль, что не было возможности сделать видеосъёмку того вечера.
Но упущенного не вернуть.

Да и не любил он официальщины, терпеть не мог шумихи и внимания к себе.

И вот, сегодня, когда прошло уже пять лет, как его нет с нами, но есть и будет его Поэзия, магия его слова, я хочу вспомнить несколько стихотворений, которые услышал в тот вечер.

----------------------- --------------------------- -------------------------

Ф.Г. Лорка


***
Август. Персики и цукаты,
и в медовой росе покос.
Входит солнце в янтарь заката,
словно косточка в абрикос.

И смеется тайком початок
смехом желтым, как летний зной.
Снова август. И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.


ПРЕЛЮДИЯ

И тополя уходят –
но след их озерный светел.

И тополя уходят –
но нам оставляют ветер.

И ветер умолкнет ночью,
обряженный черным крепом.

Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.

А мир светляков нахлынет –
и прошлое в нем потонет.

И крохотное сердечко
раскроется на ладони.


Леопольд Стафф

ОСЕННИЙ ДОЖДЬ

Звенит дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...

Вечерних видений русалочьи тени
Просвета искали в пустыне осенней,
И в серую мглу, в нелюдимые дали,
Пошли под лохмотьями черной печали –
Ненастного мира нездешние гостьи –
Искать себе места на тихм погосте.
А лица в дожде все грустней и туманней...
В печаль и кочевье, в сиротство скитаний
Понурою цепью уходят без звука –
Лишь катятся слезы... Так плачет разлука...

То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...

Кого-то утратил я в ночь эту злую...
Кого?.. Кто-то умер, по ком я тоскую.
Но кто?.. Вспоминаю я снова и снова...
Кого схоронил я?.. Кого-то родного...
Да... Шло ко мне счастье, но сгинуло в поле.
Любил меня кто-то – не вытерпел боли,
Понявши, что искру в меня не заронит...
Угас сирота – и чужие хоронят...
А где-то пожаром спалило лачуги...
И дети сгорели... Как плачут в округе...

То льет дождь осенний, звенит монотонно...
Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...
И тянется плач – и унять его нечем,
А стекла слезятся... и плач бесконечен...
И сумрак сочится свинцово и сонно...
Звенит дождь осенний, звенит монотонно...


НАДЕЖДА

Уходишь. Гуще сумрак серый.
Я не окликну. Бог с тобою.
Боишься, мрак разлучит с верой,
Как разлучил уже с любовью?

Слова прощального привета –
А лампа гаснет понемногу.
И я не выйду горечь света
Ронять на темную дорогу.

Все сочтено душой моею,
Тревожно замершей на кромке.
Она пытливей и смутнее
Окна, раскрытого в потемки.

Дневная кончилась морока
Подобно долгому недугу.
Я с ночью встречусь у порога –
И ночь мне будет за подругу.



Болеслав Лесьмян

КУКЛА

Я – кукла. Светятся серьги росой нездешнего мира,
И сном по шелковой яви на платье вытканы маки.
Люблю фаянсовый взгляд мой и клейкий запах кармина,
Который смертным румянцем горит на матовом лаке.

Люблю в полуденном солнце лежать на стройном диване,
Где скачут зайчики света и где на выгнутой спинке
Безногий ирис витает у ног задумчивой лани,
А в тихой вечности плюша гнездо свивают пылинки.

Признательна я девчурке за то, что с таким терпеньем
Безжизненностью моею играет, не уставая.
Сама за меня лепечет и светится вдохновеньем –
И кажется временами, что я для нее живая.

И мне по руке гадая, пророчит она, что к маю,
Взяв хлеб и зарю в дорогу, предамся я воле божьей
И побреду, босоногая, по Затудальнему краю,
Чтоб на губах у бродяги поцеловать бездорожье.

Однажды судьба невзлюбит – и вот я собьюсь с дороги,
Останусь одна на свете, гонимая отовсюду,
Уйду от земли и неба и там, на чужом пороге,
Забыта жизнью и смертью, сама себя позабуду.

Подобна я человеку – тому, Который Смеется.
Я книгу эту читала... Премудростям алфавита
Я, словно грехам, училась – и мне иногда сдается,
Что я, как почтовый ящик, словами битком набита.

Хочу написать я повесть, в которой две героини.
И главная – Прадорожка, ведущая в Прадубравье,
Куда схоронилась Кукла, не найденная доныне, –
Сидит и в зеркальце смотрит, а сердце у ней купавье.

Два слова всего и знает, и Смерть называет Мамой,
А Папой могильный холмик. И все для нее потеха...
Голодные сновиденья снуют над пустою ямой,
А кукла себе смеется и вслушивается в эхо...

Конец такой: Прадорожка теряет жизнь на уступе...
Намеки на это были. Смотри начальные главы...
И гибнет кукла-смеялка с четой родителей вкупе.
И под конец остаются лишь зеркальце да купавы.

Писать ли мне эту повесть? Становятся люди суше,
И сказка уже не в моде – смешней париков и мушек...
Цветного стиха не стало... Сереют сады и души.
А мне пора отправляться в лечебницу для игрушек.

Заштопают дыры в бедрах, щербины покроют лаком,
Опять наведут улыбку – такую, что станет тошно, –
И латаные красоты снесут напоказ зевакам
И выставят на витрине, чтоб выглядели роскошно.

Цена моя будет падать, а я – все стоять в окошке,
Пока не воздену горько, налитая мглой до края,
Ладони мои – кривые и вогнутые, как ложки, –
К тому, кто шел на Голгофу, не за меня умирая.

И он, распятые руки раскрыв над смертью и тленом
И зная, что роль игрушки давно мне играть немило,
Меня на пробу бессмертья возьмет по сниженным ценам –
Всего за одну слезинку, дошедшую из могилы!



К.И. Галчинский

САПОГИ ШИМОНА

Ладил Шимон сапоги и сапожки,
а между делом играл на гармошке:

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

И хоть не знали люди об этом,
только гармошка была с секретом –
скряге, вояке, хлюсту и крале
резала правду, ежели врали:

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

Старый Шимон поучал за делами:
– Кривда и правда – как пепел и пламя.
Правда, сынок, не коптилка в окошке.
Правду на стол – от стола головешки.

Умер сапожник. Но золотая
ниточка песни перевитая,
песни зеленой, той, что вплеталась
в ранты и прошвы, – там и осталась:

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

Раз в мастерскую зашел агитатор,
важная шишка и видный оратор,
клявшийся всем увеличить зарплату,
пенсию – старцу, приварок – солдату.

Вынул бумажник кордовской кожи,
взял себе пару полусапожек
и удалился гордо и чинно.
Знал бы, какая в них чертовщина!

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

Выпил оратор, вышел на площадь,
снова речами горло полощет,
пообещал увеличить зарплату,
пенсию – старцу, приварок – солдату.

Но у трибуны свист соловьиный
слушают люди с кислою миной,
кто усмехнется, кто негодует:
– Малый блефует – значит, надует.

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

А как пошло про высшие цели,
полусапожки тут и запели,
ну а с треклятым “Ой ради ради”,
раз зазвучало, дьявол не сладит.

Целую площадь полусапожки
разбередили звуком гармошки,
от педагога до коновала
все под гармошку затанцевало.

Пляшут в заулке, пляшут в аллейке,
мастеровые и белошвейки,
бабы и дети, папы и мамы,
пляшут мазилы нашей рекламы,
пляшут путейцы и проводницы,
няни, цыгане, кони, возницы,
официанты и брадобреи,
ангелы, черти, турки, евреи,
даже начальство нашего града,
хоть и пузато, пляшет как надо:

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

Тут и сапожки – цок каблуками,
с ног соскочили и поскакали.
Вскачь друг о друга бьют голенища.
Босой оратор скулит, как нищий.
Не помогает вой словоблуда,
дело с концами – чудо есть чудо:

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

За сапогами, за каблуками
мастеровые с призывниками
двинули следом что было силы,
вывески прокляв, скачут мазилы,
бабы и дети, люд с водокачки,
няни, цыгане, пекари, прачки,
даже чиновник из магистрата
скачет не хуже нашего брата.
Все потянулось длинной колонной
в мир отдаленный, вечно зеленый,
где позабыты войны и схватки,
где у любого денег в достатке,
сайкой и сказкой тешатся дети
и не бывает пусто в кисете.
Двинулись, будто на богомолье,
и агитатор шел поневоле,
нищий с богатым, муфтий с аббатом,
ангел с отпетым, цадик с рогатым,
дурень с портфелем, умный с заначкой,
поэт с тетрадкой, слепой с собачкой
в свете небесном шли к поднебесью,
шли, провожая зеленую песню:

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.

Гей по дороге, вольной, не панской,
за каблуками, дробью цыганской,
в паре сапожек, шитой Шимоном,
песенка вьется цветом зеленым:

Ой ради ради, ой ради рара,
полька не полька, смех да и только.


***
Если разлюбишь однажды, не говори мне об этом.
Бог поступает иначе – из запредельности синей
мор насылая и голод, с нами прощается светом,
зная прекрасно, что станет оазис пустыней.



Пабло Неруда


Осенняя бабочка

Кружится бабочка на солнце,
вся загораясь временами.

Листа коснется, остывая,
частица пламени живая –
и лист колышет это пламя.

Мне говорили: – Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И что-то тоже говорил я.
И лето жатвою сменилось.

Печальных рук сухие кисти
на горизонт роняет осень,
И сердце сбрасывает листья.

Мне говорили: – Ты не болен.
Все это бред, тебе приснилось.
И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.

Все на земле, друзья, проходит.
Все покидает и минует.
И та рука, что нас водила,
нас покидает и минует.
И те цветы, что мы срываем.
И губы той, что нас целует.

Вода и тень, и звон стакана –
все покидает и минует.

И время хлеба миновало.
И снова небо прояснилось.
А солнце лижет мои руки
и говорит: – Тебе приснилось.
И ты не болен, это бредни.

Взлетает бабочка и чертит
круг огнецветный
и последний.



Ф. Пессоа

***
Уже за кромкой моря кливера!
Так горизонт ушедшего скрывает.
Не говори у смертного одра:
"Кончается". Скажи, что отплывает.

О море, непроглядное вдали,
Напоминай, чтоб верили и ждали!
В круговороте смерти и земли
Душа и парус выплывут из дали.



--------------------- ---------------------------- -----------------------------


Человек жив, пока жива память о нём.
Анатолий Михайлович оставил по себе добрую память.

Его переводы дарят радость постижения тайны всем, кто прикасается к великому чуду поэзии.


Любим и помним.

Группа энтузиастов решила установить в Вологодской области народный памятник Ивану Антоновичу Ефремову – знаменитому советскому палеонтологу, основателю тафономической науки и известному писателю-фантасту.
Проект осуществляется исключительно силами ценителей творчества и научных заслуг Ефремова.

Памятник будет представлять собой фигуры самого ученого и первого открытого им доисторического существа – темноспондила, рассказала PaleoNews куратор проекта "Памятник И.А.Ефремову" Лана Князева.

"Иван Ефремов – не только известный ученый-палеонтолог, основатель тафономии – научной дисциплины, изучающей закономерности захоронения ископаемых организмов, но также и писатель-фантаст с мировым именем, философ, выдающийся мыслитель ХХ века. Мы задумали создать мемориал, достойный его таланта.
Подобных объектов в настоящий момент не существует, что искренне кажется нам несправедливым, особенно принимая во внимание вклад Ефремова в отечественную и мировую науку и культуру", – говорит Лана Князева.

Согласно предварительному проекту, памятник из искусственного камня в рост человека будет установлен на специальном постаменте, украшенном мраморной мемориальной доской с текстом, рассказывающим о жизненном пути Ефремова.
Внутри постамента – камера с заложенным в нее посланием потомкам: работами самого Ивана Ефремова, именами создателей памятника и письмом к будущим поколениям.
Место для установки уже выбрано – это деревня Вахнево на реке Шарженьге в Никольском районе Вологодской области.
Именно в этих местах проходили первые экспедиции и совершались первые открытия будущего знаменитого палеонтолога.

"Молодой ученый держит в ладони тонкую расширяющуюся спираль в 3,5 оборота с символическими звездами. Спираль – символ Вселенной, Шакти и Тамаса, Эволюции, то есть образ основных мотивов творчества Ивана Ефремова. У ног ученого уютно возлег открытый им в этих краях милый бентозух", – цитирует Князева описание памятника.

Напомним, что в 1929 году Ефремов описал триасового темноспондила Benthosuchus sushkini из этих мест.
Видовое название было дано животному в честь учителя Ивана Антоновича, академика Петра Петровича Сушкина, известного русского зоолога и палеонтолога, специалиста по палеозойским тетраподам, скончавшегося в 1928 году.

"Выбранное место далековато от крупных городов, но мы не хотим отказываться от этих пространств, потому что они наши... В этом даже есть нечто принципиальное. Мы могли бы приблизить эти расстояния, создать новую точку сбора, например, для запланированного на открытие слета ефремовцев, наконец, привлечь большее внимание, чем к очередному городскому памятнику, – продолжает Лана Князева. – Но что касается крупных городов, то вот в Москве уже почти три года чиновники не могут согласовать установку памятной доски на доме, где жил Ефремов. Хотя все давно готово, это решение нуждается в таком количестве согласований и нажатий на такие рычаги, что пока остается трудноосуществимым. Но мы все же надеемся, что в ближайшие годы что-то появится".

Особый оптимизм внушает позиция местных властей – администрация Никольского сельского поселения согласилась выделить место под мемориал Ефремова.
Да и местные жители все еще помнят о том, что знаменитый ученый и писатель в каком-то смысле приходится им земляком. Кстати, скульптор, занимающийся созданием памятника, также вологжанин.

"Мы энтузиасты, вдохновленные многогранным творчеством Ефремова. Для сбора средств по принципу краудфандинга мы создали сообщество во ВКонтакте и приглашаем всех неравнодушных присоединиться к нашей команде!" – резюмировала Лана Князева.

http://paleonews.ru/index.php/exclousive/...

------------

***


Пускай святыня далекА — ступай в суровый путь.
А не достигнешь — всё равно ей благодарен будь.
А.Навои


Кому нужна твоя любовь ? Гордец , слепец , глупец....
Надежде . Без неё душе — измученной — конец .

Ты веришь женщине ? Забудь , обман её слова !...
Пускай обман . Но только им душа моя жива .

Тоска , отчаянье и грусть — наперсники твои !...
Ну что ж . Ведь не цветёт без них безумие любви.

И как же дальше будешь жить ? Твоя любовь молчит...
Я улетаю мотыльком в безвременье свечи .

Над этой жертвою она едва ли загрустит...
Я боль свою испил до дна. Лети , душа.
Лети.



2010-й
------------

***

Никуда от времени не деться,
Мчит оно, на стыках грохоча.
Станцию с названьем тихим
"Детство"
Мне не увидать из-за плеча.
Г.Серебряков



Настоящее тонет в прошлом, как бумажный кораблик в луже,
Тает мокрым ноябрьским снегом на простуженной мостовой.
С каждым годом неумолимей — до отчаяния — нам нужен
Мир, оставшийся лучшей сказкой. Он сгорел опавшей листвой,

Ускользнул перелётной птицей, просиял предзакатным светом,
Растворился чистой улыбкой там, на фото минувших лет...
Почему, вспоминая юность, невозможного ждём ответа?
Почему мы живём надеждой получить заветный билет

И, запрыгнув в волшебный поезд, долететь до станции "детство",
Где мы знали, что наше счастье — только в наших с тобой руках,
Где все молоды и здоровы, где мы верное знали средство
Заменить простую синичку на журавлика в облаках?

Эта память добра и света колыбелью счастья и веры
Убаюкивает наши раны, перебросив в прошлое нить,
Возвращает цветное зренье нашим дням, что слепы и серы,
Наполняя смыслом понятья "жить", "надеяться" и "любить".

Заколоченное окошко, у которого ждём напрасно,
Тот волшебный путь разобрали, да и станции нет уже...
Окончательным приговором семафор засветится красным,
Выжигающим беспощадно эту память в больной душе.

Но настолько она прекрасна, что, не веря, всё ждём чудесной
Сказки-были, небесной манны, мёда с привкусом горьких слёз!
...а везёт нас давно по жизни до конечной станции "бездна",
Совершенно иной дорогой, поезд, мчащийся под откос.



2011-й
--------------


Предзимнее

Леденит, высасывает силы
Тусклый взгляд больного ноября.
Время, словно патока, застыло.
Студит разум блёклая заря.

Всё, что расцветало ярким летом —
Догорело осенью дотла.
Роща, словно нищенка, раздета;
Так уснула — будто умерла.

Только в небе месяц серебристый
Что-то шепчет низким облакам.
На душе — так холодно и чисто...
И звенит, как колокол, тоска.



2012-й
----------

***
Поэзия бродит по старой Москве...
Вспорхнув из проёмов чердачных окошек,
Кружит с голубями в густой синеве,
Печалится с криками брошенных кошек,

Тихонько ступает по давней Москве,
Теряя дворы, адреса, переулки.
То гладит бомжа по седой голове,
То кормит воробушков мякотью булки,

То, вмиг обгоняя потоки машин,
Летит в запустенье полей подмосковных,
То тихо коснётся усталой души
Простым языком колоколен церковных;

Как ей объяснить, что прошли времена
Классических рифм и великих поэтов,
Что в мире чужом никому не нужна
Чудесная, добрая странница эта?...

Уходит эпоха. Сжимается круг,
И давит бульвары удавкой бетонной, —
А голос её мне представится вдруг
Как слёзный, безудержный стон похоронный.

Добра и любви путеводный маяк!
Безвременья серость тебе не по силам...
Пятном на заборе — заморское " f...k",
И застят рассвет небоскрёбы уныло.



2013-й
-----------

***
Вот и город уснул, замерцали огни небосвода.

Ойкумена притихла под взглядом космических глаз.

Ливнелистный октябрь отшумел, остывает природа.

Шмель, как солнечный зайчик, заполз в уголок и погас.

Если б сердце могло, так же тихо, для всех незаметно,

Безмятежностью душу наполнив, заснуть до весны!

Стаи сумрачных туч, словно саван ушедшего лета,

Тянут в призрачный мир беспощадной моей белизны.

Вечер смотрится в ночь, где плывут, как вопрос без ответа,

Отгоревшей надежды последние вещие сны.



2014-й
-------------

Костёр осени



Но душа говорит: "Невозможного не превозмочь".
Р. Тагор

День ноябрьский тосклив и мрачен.
Небо, залитое свинцом.
Осень, зная о смерти, плачет:
Перекошенное лицо

Отражается в тротуарах,
В хрупкой наледи стылых луж,
В деревянной скамейке старой,
Сохранившей смятенье душ

Тех, кто так же глядели в небо
Может, вечность тому назад...
Осень-память. Мечта. И небыль.
Боль. И поиски наугад.

Шепчут тени опавших листьев:
"Всё на свете предрешено".
В склепах улиц — пусто и мглисто.
Дождь стучится в моё окно.

Меланхолии чёрной стая —
Строй последних ноябрьских дней.
Осень-грусть, подожди, родная,
Будем вместе гореть в огне,

Лёгким пеплом взметнёмся к звёздам,
Окольцованные судьбой!...
Осень-жизнь, улыбнись сквозь слёзы.
я теперь навсегда с тобой.



2015-й
-----------

Тихий ангел

...он глядит на синиц за окошком, вновь порхающих возле кормушки,
но глаза не горят, и по венам тот огонь не бежит, как бывало.
Домосед-лежебока, привыкший, что балуют и чешут за ушком,
тихий ангел хвостатой породы — кот, в глаза мне глядящий устало;

Никого никогда не убил он: ни мышонка, ни птичку, ни рыбку..
Мухи — это не в счёт. Без охоты — ну какой же ты зверь, в самом деле?
Хулиган и драчун, чьи забавы здесь всегда вызывали улыбку,
осень жизни твоей облетает, предрекая мороз и метели.

Мой любимый, мой лучший на свете, что учил меня быть человеком,
что бы только ни отдал за то я, чтобы видеть всегда тебя рядом!
...ангел дремлет, спокойно и мудро, и дрожат приоткрытые веки;
девять жизней — как девять мгновений, что заносит зима снегопадом.


17.11.2015 г.



2016-й
----------

Вспоминая Тунис

Там, куда я никогда не вернусь,
Льётся солнце, а прибой по ночам
Шлёт на север шелестящую грусть,
Что-то тихое о главном шепча.

Там, куда я не вернусь никогда,
Лижет ветер африканский песок,
Где пустыня растворит без следа
Миражи ведущих к чуду дорог.

Там, куда я... А не всё ли равно?
Стынет вечер в подмосковных полях.
И заката золотое руно
Исцелит твои тревоги, земля.

Там, куда я никогда не вернусь...
Там, куда я не вернусь никогда...
Там, куда я, там, куда... Ну и пусть.


03.11.2016г.

К диалектной лексике относятся слова, распространение которых ограничено той или иной территорией.
Диалекты в своей оспоне— это говоры крестьянского населения, которые и до сих пор являются средством общения для значительной части населения нашей страны.
Они имеют сохранившиеся отдельные фонетические, морфологические и синтаксические особенности, а также специфическую лексику.

Исходя из этого, выделяют:

диалектизмы фонетические (пшоно вместо пшено; писня вместо песня в севернорусских говорах Хведор вместо Федор и другие в южнорусских говорах);

диалектизмы морфологические (например, видел своим глазам, говорил с умным людям, где наблюдается совпадение окончаний творительного и дательного падежей множественного числа в северных говорах и так далее);

диалектизмы лексические, те слова, которые обычно и рассматриваются в лексике, а не в диалектологии.


Лексические диалектизмы.

Лексические диалектизмы неоднородны, в них могут быть выделены следующие группы:

собственно лексические.
Собственно лексическими диалектизмами называются слова, которые совпадают с общелитературными по значению, но отличаются своим звуковым комплексом.
Они называют те же понятия, что и тождественные им слова литературного языка, то есть являются своего рода синонимами словам литературного языка.
Так, собственно лексическими диалектизмами являются слова: баской — красивый, литовка — большая коса, используемая для сельскохозяйственных работ; стежка — дорожка и другие;


лексико-семантические.
Лексико-семантическими диалектизмами называются слова, совпадающие в написании и произношении с литературными, но отличающиеся от них своим значением.
Подобные диалектизмы являются омонимами по отношению к словам литературным: виски (Курск, Воронеж) — волосы на всей голове — и виски (литературное, множественное число от висок) — боковая часть черепа выше линии, проходящей от уха до глаза; бодрый (южное, рязанское) — нарядный, красиво убранный — и бодрый (литературное) — полный сил, здоровый, энергичный;


этнографические.
Этнографическими диалектизмами называются слова, которые также распространены только в определенном говоре и отражают местные особенности трудовой деятельности, быта и так далее. К ним относятся, например, курлук (восточное) — вид дикой гречи в Сибири и другие.


В своей основной массе диалектные слова не являются составной частью общелитературной лексики. Но через разговорную речь (особенно через просторечие) диалектизмы проникают в литературный язык.

Из диалектов в литературный язык пришли некоторые названия, связанные с циклом сельскохозяйственных работ, рода занятий в разных промыслах, с наименованием народной одежды и так далее: высев, боронить, борозда, клубень, стог, копна, доярка, дояр, конопатить, омуль, бурлак, зыбь, корчевать, веретено и другие.
Из диалектов сравнительно недавно пришли в литературный язык слова багульник, беспечный, ворковать, дряблый, жерлица, жуткий, зазноба, закром (закрома), земляника, корявый, лебезить, мямлить, мохнатый, назойливый, осторожный, пасмурный, подоплёка, смекалка, ухаб и многие другие.
Диалектная лексика и в наши дни продолжает пополнять запасы литературного языка.



Функции диалектизмов


Функции диалектной лексики в языке различны.
Так, в сфере устного общения на той или иной территории они по-прежнему остаются одним из средств общения.
В письменных формах языка (например, в районных, областных газетах) некоторые диалектизмы помогают более доступно и понятно для местных читателей называть отдельные предметы, явления, процессы.

В языке художественной литературы диалектизмы используются для изображения местных географических особенностей, специфики быта, культуры.
Они помогают ярче охарактеризовать героев, передать индивидуальность их речи, а иногда служат и средством сатирической окраски.
Употребление диалектных слов в языке художественной литературы, в газетной речи — один из путей их проникновения в литературный язык.
Но из них лишь немногие входят в его словарный состав.
Например, широкое использование в газетной речи в свое время областных слов закрома, зеленя и других примело к тому, что в современных словарях эти слова уже даются без пометок областное.



К вопросу об умеренности использования диалектизмов.

Однако злоупотребление диалектизмами и в художественной литературе и, тем более, в газетных публикациях затрудняет восприятие произведений, снижает силу их воздействия.
Так, вряд ли уместными являются диалектно-областные слова костерил — ругал, сулил — обещал.
Русские писатели: А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, И.С. Тургенев, А.В. Кольцов, Н.А. Некрасов, Д.В. Григорович, Н.С. Лесков, А.Н. Островский, Д.Н. Мамин-Сибиряк и многие другие — умело (и умеренно!) использовали диалектные слова как одно из выразительных средств.
Подобные слова, как правило, ограниченные четко территориальной географической сферой распространения, вызывают немалые затруднения в практике устного и письменного перевода.
В этом случае необходимо хорошо понимать значение слова, чтобы суметь подобрать близкий по смыслу эквивалент (что редко удается) или описательно раскрыть его семантику.
В установлении норм употребления диалектизмов, а также границ их использования в свое время большую роль сыграли статьи М. Горького, посвященные дискуссии о языке, проводимой в 1934 году.

Для современного языка художественной литературы широкое использование диалектизмов нехарактерно.
Это обусловлено активизацией процесса растворения местных говоров в литературном русском языке, их сближения с ним.
Этот процесс захватывает всю систему говора, но наиболее проницаемой оказывается лексика. При этом наблюдается сложная, многоступенчатая перестройка диалектной лексики: от сужения сферы употребления отдельных диалектизмов до полного их исчезновения из словаря говора в связи с изменением методов ведения сельского хозяйства, угасанием отдельных ремесел, заменой или исчезновением многих социально-бытовых реалий и тому подобное.



Семантические процессы в лексике говоров при "столкновении" с литературным языком.


Однако в ряде случаев одновременно с общей тенденцией к расширению сферы действия литературного языка, наблюдаются отдельные семантические процессы внутреннего совершенствования лексической системы говоров попытки сохранить их.
Так, одним из характерных является процесс семантической дифференциации диалектных слов в связи с проникновением общелитературных синонимов. Например, в некоторых районах Волгоградской области диалектное слово курчата издавна использовалось для наименования всех маленьких птенцов курицы.
С распространением литературного цыплята за ним закрепляется значение «самые маленькие птенцы», а диалектным курчата стали называть больших, уже оперившихся цыплят.


Следовательно, наблюдается стремление ввести в местную речь литературное слово, активно его осмыслить, но сохранить при этом и некоторые местные синонимичные наименования путем их семантической дифференциации.


http://lingvotech.com/dialect