облако тэгов
 |
|
М.: "... для меня видеть красивую женщину и не желать обладания ею просто невозможно."
Казанова "Любовные и другие приключения"
"Во всём мире найдётся не много книг, доставляющих большее удовольствие."
Хэвлок Эллис
Сходство между этими мемуарами и "Декамероном" очевидно. Казанова переходит от одной истории к другой, истории эти одна другой занимательнее и почти в каждой шерше ля фамм, поскольку автор мемуаров всю жизнь занимался этим поиском, а если не искал очередную фамм, то добывал средства для завоевания новой "крепости". Отличия же вполне закономерны и естественны, если учитывать разницу во времени. "Декамерон" намного более театрален, часто лубочно-театрален, иногда сюжеты там близки к сказочным и тогда приходит на ум сравнение с 1001 ночью, у Казановы же в мемуарах кипит живая жизнь, не забывая при этом иногда наносить автору чувствительные удары связкой своих ключей по голове.
В моём распоряжении два издания мемуаров (одно из них издательства "Московский рабочий 1990 года) и оба имеют до безобразия сокращённый объём. Ничего не поделаешь, придётся обойтись тем, что есть.
Этот человек был выдающимся ходоком (он был ещё и игроком и проиграл за свою жизнь не одно состояние, но эта сторона его жизни большого интереса не представляет) в обоих смыслах этого слова (т. е. в смысле "ходоки у Ленина" и в более привычном). Он был знаком с очень многими знаменитыми (или просто достаточно известными) современниками* и при этом не пропускал ни одной удачно подвернувшейся юбки. Причём знакомство иногда начиналось прямо сразу с исследования находящихся под этими юбками ландшафтов.
"... она взяла несколько поленьев, чтобы положить в камин, и, нагнувшись, приняла идеально удобную позу. Здесь я осмелился нескромной рукой приблизиться к самому святилищу и нашёл вход столь плотно закрытым, что для проникновения его пришлось бы взламывать. Красавица моя возмущённо выпрямилась и, вернувшись на место, с чувством сказала, что она благородная девица и надеялась на должное с моей стороны уважение. Прикинувшись смущённым, я рассыпался в извинениях, и скоро на её прелестное лицо снова возвратилось столь красящее его спокойствие. Но, несмотря на раскаяние, добавил я, не могу не испытывать живейшего удовлетворения, убедившись, что не осчастливила она ещё никого из смертных."
Поверить трудно, сначала я подумал, что Казанова несколько гиперболизирует ситуацию. Но заглянув в "Историю нравов" Эдуарда Фукса, понял, что всё так и было. Да и у девушки были некоторые основания (это ясно из предыдущих страниц мемуаров), чтобы не присесть перед камином, а именно нагнуться к нему. Современному читателю (а особенно читательнице) может показаться не заслуживающим доверия также и то, что через день-два после описанного случая эта девушка (ей было 17 или 18 лет) написала Казанове длинное письмо, где обещала ему выйти за него замуж и быть всегда ему верной женой, дело только за ним.
Казанова полностью приводит её письмо (умудрился сохранить!) и добавляет, что с огромным трудом заставил себя отказаться от этого неожиданного предложения.
Цитирую "Иллюстрированную историю нравов":
В какой степени кринолин позволял заглядывать под юбку, особенно во время восхождения на лестницу, реверанса и т. д., мы сумеем себе представить только в том случае, если вспомним, что тогда дамы носили только коротенькую нижнюю юбку, а кальсоны в продолжение всего XVII и XVIII в. находились под запретом. Носить кальсоны считалось для женщины прямо позором, и это право предоставлялось только старухам. Только катаясь верхом, дама надевала кальсоны.
В 1765 году в Катерингофе (так у Казановы) под Петербургом такая же история. На этот раз при посредничестве гвардейца Зиновьева Казанова приобрёл за сто рублей тринадцатилетнюю наложницу. Вот как он это описывает:
" — Мне неловко делать это здесь. — И в самом деле, я не хотел подвергать Заиру (так звали девицу) столь оскорбительному досмотру.
— Ба! — отвечал Зиновьев. — Она будет только рада. Вы удостоверите перед родителями её благонравие.
Я сел на стул и, привлёкши к себе несопротивляющуюся Заиру, убедился, что отец не солгал. Но, конечно, и в противном случае я ничего не сказал бы."
Казанова был благородным человеком и при всех обстоятельствах старался защищать собственное достоинство всеми возможными способами. Пусть это не всегда получалось, — в редких случаях обстоятельства были сильнее, но это врождённое благородство в нём не пропадало даже в таких случаях, как описанная покупка девочки. И я ему верю — он действительно промолчал бы, постаравшись скрыть разочарование. Да и татарочка Заира ("редкой красоты") очень ему понравилась, к тому же девочка с радостью ("охотно" — сказала она с улыбкой) согласилась перейти под опеку этого красивого иностранца.
О Казанове написал небольшой очерк Сабатини. Это сокращённый пересказ того раздела мемуаров, где Казанова рассказывает о самом неприятном приключении в своей жизни — пребывании в венецианской тюрьме.
Казанова был человеком с железными нервами и железным здоровьем. Красив какой-то особой, дерзкой красотой. Ему едва исполнился двадцать один год, но выглядел он старше, ибо приобрёл на жизненном пути авантюриста столько опыта, сколько большинство людей не наберёт и за полвека. Эту короткую, но ёмкую характеристику Сабатини дал Казанове в очерке о нём из сборника "Капризы Клио". Кроме этого в очерке сообщается, что Казанова был высокого роста (более точных данных Сабатини, видимо, не нашёл, да их и взять было неоткуда) и имел густые каштановые волосы. Если добавить к этому портрету ум и смелость, то станет ясно, что такой парень не мог не нравиться женщинам. Почему Сабатини на десять лет уменьшил возраст Казановы (по контексту понятно, что это не ошибка), я не понял. Казанова в своих мемуарах сообщает сколько ему было лет, когда его арестовала венецианская инквизиция.
Мемуары Казановы очень интересны и цитировать их можно целиком, так что лучше их прочитать.
Тем не менее не откажу себе в удовольствии представить здесь несколько эпизодов из петербургской и московской жизни (и других европейских городов), свидетелем или участником которых был Казанова.
Петербург
"В праздник Крещения я был свидетелем экзотической церемонии на берегах Невы — освящения вод, покрытых в это время льдом четырёх футов толщиною. Сие торжество привлекает толпы народа, так как после водосвятия происходит крещение новорождённых, коих, вместо того чтобы опрыскивать водой, окунают совершенно раздетыми прямо в отверстие, прорубленное во льду. В этот день случилось так, что совершавший таинство священник, седобородый старик с дрожащими руками, не удержал одного из несчастных, и невинное дитя утопло. Потрясённые зрители приступили к нему с вопросом: "Что означает сие знамение?". Поп же отвечал весьма многозначительно: "Свыше указуют нам — принесите ещё одного".
Более всего меня поразила радость отца и матери несчастной жертвы. Они говорили с одушевлением: "Кто покидает жизнь, принимая святое крещение, идёт прямо в рай". Я думаю, ни один правоверный христианин не может опровергнуть сие рассуждение."
Москва
Тот, кто не бывал в Москве, не видел России, а кто знает только жителей Санкт-Петербурга, не имеет представления о русских настоящей России. Обитателей новой столицы почитают здесь за чужеземцев. И ещё долго истинной русской столицей останется Москва. У многих московитов Санкт-Петербург вызывает ужас, и при случае они не преминут повторить призыв Катона. Оба сии града суть не только соперники по своей судьбе и расположению. Причины политические и религиозные делают их воистину врагами. Москва держится за прошлое. Это город традиций и воспоминаний, город царей, дщерь Азии, с удивлением видящая себя в Европе. Здесь повсюду обнаруживается именно таковой характер, дающий сему граду истинно неповторимое обличие. За восемь дней я увидел всё — храмы, строения, мануфактуры, библиотеки. Впрочем, последние весьма дурно составлены, ибо народ, не желающий перемен, не может любить книги. Что касается общества, оно показалось мне более пристойным и цивилизованным, нежели петербургское. Особливо московские дамы весьма приятны.
Рим
Жена Менгса отличалась красотой, учтивостью и соблюдением всех обязанностей заботливой матери и послушной супруги, хотя навряд ли питала она к нему чувство любви, поскольку трудно было отыскать менее приятного человека. Упрямый и жестокосердный, он всякий раз, когда они обедали вместе, не вставал из-за стола трезвым. Зато вне дома являл собой образец благочиния и пил одну лишь воду. Жена его с покорностью служила ему моделью для всех нагих фигур. Когда я однажды говорил ей о тех беспокойствах, коим она подвергает себя, занимаясь сим тягостным делом, она объяснила это требованием её духовника, который утверждал, что если муж возьмёт для натуры другую женщину, то воспользуется ею ради услаждения плоти, и грех сей ляжет на жену.
Мадрид, Валенсия, Барселона
Самые опасные приключения Казанова пережил в Испании. Его почти полтора месяца продержали в тюрьме, имитировали расстрел, причём, он так и не понял, с какой целью, позже, на обратном пути во Францию, за ним были посланы наёмные убийцы (и всё это опять таки из-за женщин), от которых удалось спастись (а ехал он в "доброй коляске") благодаря грамотным действиям возницы.
В Испании он пострадал из-за своей порядочности в отношениях с любовницами, а в Вене едва избежал смерти от руки бандита, и привела его к этому исключительно собственная глупость (так он и пишет, честно, никогда не щадя себя) и чрезмерный интерес к тринадцатилетним девочкам.
Поездка в Испанию привела Казанову к нижеследующей на удивление мудрой и во многом пророческой характеристике этой страны:
"О, испанская нация, сколь великого сожаления ты достойна! В самих благах, коими одарила тебя натура, заключена причина твоего жалкого существования. Природные красоты и богатства взрастили безразличие и небрежение, а золотые рудники Мексики и Перу породили предубеждение и надменность. И кто может усомниться в том, что сей стране необходимо возрождение, которое может явиться лишь как следствие иноземного нашествия, кое зажгло бы в сердце каждого испанца огонь любви к отечеству и соревновательства? Если Испания и займёт когда-либо славное место в великой европейской семье, есть поводы опасаться, что произойдёт это ценой ужасного потрясения. Один лишь порох может пробудить сии застывшие в бронзовой окаменелости души."
Падуя
Казанова в детстве (с 9-ти до 14-ти) учился в знаменитом Падуанском университете (чуть более ста лет назад в нём учился граф Рэтленд, будущий Шекспир). И был свидетелем совершенно чудовищной истории. В кафе произошёл обмен пистолетными выстрелами между студентом и полицейским, студент выстрелил первым, без причины (полицейский отказался покинуть кафе по приказу студента), и промазал, полицейский ответным выстрелом легко ранил этого придурка. После недолгого разбирательства власти ПОВЕСИЛИ полисмена.
Это кажется невероятным, но историки уже давно пришли к единому мнению, что Казанова в своей книге не врёт, разве что иногда слегка приукрашивает самого себя. Да и зачем бы ему выдумывать ТАКОЕ?
Книга называется "Любовные и другие приключения" и это соответствует содержанию, т. к. любовных приключений в ней намного больше, чем "других". Самое, пожалуй, необычное такое приключение произошло даже и не с самим автором, а просто при его участии. Это была дуэль, о которой Казанова пишет, завершая её подробное описание:
"Меня ошеломила сия дуэль, скорее похожая на сон или романтический вымысел."
С этим невозможно не согласиться, — в литературе можно встретить множество разнообразных дуэльных историй, но я вспомнил всего одну немного напоминающую рассказ Казановы, её придумал Буссенар и происходит она в его романе "Похитители бриллиантов".
Отразились ли мемуары Казановы в русской и советской литературе? Вопрос трудный.
В романе Дудинцева "Белые одежды" один из его героев даёт другому очень нетривиальный совет в связи с предстоящей женитьбой этого другого.
"Когда она разденется ... Когда шагнёт к тебе, она увидит эту коробочку. А ты её заранее подставь. На видное место. И ещё лучше, если нарисуешь на ней собачку смешную. Она схватит, обязательно схватит! И пальчиком тык туда. И все скрепки рассыплются по комнате. Ах! — кинется их собирать, забудет всё. Федька! Это такие движения! А ты смотри! Смотри! Не упусти ничего. Это пятьдесят процентов познания жизни! Больше никогда такой живой красоты не увидишь. Чудо! Пик жизни! Пройдёт и всё — жизнь пролетела. И не вернёшь. Я там донышко выдрал, в коробке. Как ни повернёт — всё равно рассыплются."
Соответствующий эпизод имел место в жизни Казановы, и он очень зримо описывает его в главе "Коварная еврейка и злокозненный викарий". Предположение, что Дудинцев взял эту сцену у Казановы, не лишено оснований, но доказательств у меня нет.
Читал ли эту книгу Пушкин? Конечно, читал, и это отразилось в его произведениях. Пушкин и его современники читали полное издание мемуаров, которое раза в 4 больше того, что сейчас доступно нам, причём, книги зачитывались буквально до дыр, по каковой причине сохранилось до наших дней весьма малое их количество. Читали эти мемуары и поэты Серебряного века.
Популярность этих мемуаров в 21-веке в России можно очень приблизительно оценить, сравнив количество рецензий на Лайвлибе (специально проверял), написанных на Казанову и на "Декамерон". Возможно, никто просто не видит в Боккаччо идейного предшественника Казановы, хотя мне трудно понять, как можно не замечать того, что лежит на поверхности.
*) Вольтер, герцог де Шуазель, прусский король Фридрих, принцесса Ангальт-Цербстская (мать Екатерины II), граф Алексей Орлов, Екатерина II