Джеймс Баллард был одержим самолётами и вообще идеей полёта. И сам летал на планерах и лёгких самолётах.

В этой новелле он дал волю своей фантазии на тему полётов сквозь облака.

В «Облачных скульпторах коралла D» переплелось несколько тем, к которым Баллард обращался с навязчивостью, граничащей с одержимостью: полёты, стареющие женщины высшего общества, творчество, движение времени... Поэзия, меланхолия, бегство от реальности.

Для меня лично самое важное, самое интересное и необычное в «Облачных скульпторах» то, что их произведения искусства бесследно исчезают в момент созидания. Сама суть «скульптур из облаков» в том, что они непрерывно распадаются. Да, конечно, их можно сфотографировать или заснять на видео. Но это будет лишь «репродукция», а не оригинальное неповторимое творение. Можно сказать, что облачные скультптуры сродни музыке, исчезающей в момент рождения. Но музыку можно играть снова и снова, а каждая облачная скульптура неповторима и уникальна — как человеческая личность. Повторить уже бывшую форму облака невозможно, как невозможно вернуться в прошлое. Из этого хочется сделать философский вывод: вот так и жизнь человека проходит, в неостановимом распаде, в исчезновении самых прекрасных минут. Но Баллард воздерживается от выводов. Он лишь рисует картину.

Ещё один софт-порно роман Силверберга, опубликованный под женским псевдонимом «Лорен Бошамп». На этот раз не социальная комедия, а психо-триллер, действительно жёсткий и действительно поднимающийся над средним уровнем палп-фикшн.

Конни, девушка из хорошей семьи, психически сломанная групповым изнасилованием, трансформируется в холодную, циничную, успешную проститутку высшего класса и вроде бы добивается успеха. Но она по прежнему чужая для преступного мира и потому попадается в расставленные ловушки...

Силверберг в «Конни» дал полную свободу своему пессимизму и мизогинии. Роман получился очень «черный», свирепый, беспросветно мрачный, очень быстрый по темпу. Ни один из персонажей не вызывает сочувствия. Даже Конни симпатична только в начале книги, а потом, по ходу сюжета, она приобретает вполне негодяйские качества. Это отличный треш, классика дешёвой «мусорной» литературы, конечно, не достигающая уровня Джеймса Кейна или Джима Томпсона, но достойная прочтения.

Шаблонный, но вполне читабельный софт-порно роман из жизни, по всей видимости, Колумбийского Университета. Порнография дана в основном эллиптически, без излишней грубятины, так что Роберту Силвербергу впоследствии не надо было стыдиться этой халтуры.

Да, сюжет стандартный и персонажи картонные, но, видимо, книга нашла своего читателя, потому что уже в следующем году был опубликован плагиат с неё, под названием «Колледж для грешников» и под именем некоего Эндрю Шоу, а ещё через год «Любовный клуб кампуса» был переиздан как «Секс-клуб кампуса», «авторства» Лорен Бошам. Лорен Бошам — ещё один псевдоним неистощимого Роберта Силверберга.

При чтении видно, до какой степени Силвербергу пофигу все эти постельные кувыркания — но жанр требует!

Явная попытка Силверберга написать что-то в духе Джима Томпсона. Увы, для того, чтобы имитировать стиль автора «Дикой ночи», недостаточно поставить в центр повествования жестокого психопата. Надо ещё и немного логики в повествование добавить. А в этом романе «о супружеской измене, шантаже и раскаянии» логики недостаточно. Действие движется рывками, в непредсказуемых направлениях. Другими словами, герои действуют не в соответствии со своими характерами, а так, как автору кажется эффектней закрутить сюжет.

Вдобавок, совершенно провальный мелодраматический финал, который должен растрогать и утешить читателя. Я был не растроган, а раздражён, потому что жена главгера повела себя, как идиотка (хотя на протяжении всей книги была самым вменяемым персонажем).

В этом «конденсированном романе» (с) Баллард в очередной раз обратился к своей излюбленной теме — манипуляция сознанием при посредстве навязчивых визуальных образов. По сути, здесь Дж.Баллард оказался предшественником Дж.Гибсона, одного из известнейших когнитивных психологов XX века, в 1979 году выступившего с концепцией экологического подхода к зрительному восприятию. То есть, с научной точки зрения короткий текст Балларда безупречен. Это именно твердая научная фантастика, с упором на «научная».

Но помимо интеллектуального бэкграунда этот «роман» обладает качеством искусствоведческого трактата — здесь есть интересные трактовки творчества сюрреалиста Макса Эрнста и анализ феномена поп-арта. К слову сказать, поп-арт так и не достиг потенциального уровня, на который указывал Баллард, и коммерционализировался в несколько лет, следующих за публикацией «Выставки жестокости». Но в этом Баллард не виновен, он всё правильно описал.

Плюс, «Выставка» обладает высокими поэтическими достоинствами. Ситуации, диалоги, эпизоды, мизансцены «Выставки жестокости», это высокая поэзия, холодная, как разряженный воздух на ледяных пиках высочайших гор.

Рецензии на книгу Валентина Пикуля очень интересные. Интересней, чем сама «Нечистая сила (У последней черты)». Дело в том, что книга была, как тогда говорили, «публицистической», то есть, преследовавшей пропагандистские или просветительские, но уж никак не художественные цели. Короче говоря, памфлет. И вот интересно, как тогдашняя пропаганда воспринимается сейчас, в наши дни. Оказывается: не воспринимается совсем. Сейчас эту книгу читают совсем другими глазами, чем «наши современники» 1979 года.

Кроме того, интересно освежить в памяти, какие именно цели были в ходу тогдашней «публицистики». Ведь в то время о Николае Втором не упоминали никак, ни положительно, ни отрицательно. Книги с этим именем просто не принимали к публикации. Исключение — нон-фикшн «Двадцать три ступени вниз» некоего «Марка Касвинова», написанные по прямому заданию и под контролем КГБ для утверждения как раз тогда, в начале 70-х, создававшейся легенды о расстреле царской семьи. Но книга «Марка Касвинова», насколько мне известно, вообще не попала в свободную продажу и распределялась по библиотекам и «Военторгам».

Текст Валентина Пикуля читал в далёком 1979 году, в журнале «Наш современник», месяц за месяцем, как выходили номера журнала. И по ходу чтения разнообразные недоуменя постепенно накапливались, потому что в промежутках было время подумать над прочитаным. Антисемитизм Пикуля не удивлял, ведь сам факт публикации книги в рупоре советской юдофобии — в «Нашем современнике» — маркировал подобную интонацию. Но казался странным сам подбор использованых материалов.

Однако позже, уже в перестроечное время, всё встало на свои места.

Оказалось, что «Нечистая сила» написана на основе сценария Семёна Лунгина и Ильи Нусинова для фильма Элема Климова «Агония». В 1971 году в США вышел блокбастер Шеффнера «Николай и Александра» и кому-то в советских верхах пришла в голову идея дать американцам «наш ответ чемберлену». Сценарий и фильм были сделаны по материалам, ранее использованым «Марком Касвиновым», но выглядели вполне оригинальной работой. Если КГБ и стоял за этим проектом, на результате это не отразилось. Хороший, неоднозначиный фильм, не то что «Двадцать три ступени...»

К сожалению, кто-то брякнул Леониду Брежневу, что, вот, на Мосфильме сняли фильм про Гришку Распутина, и Леонид Ильич, обожавший весёлую порнушку типа «Жозефина Мутцельбахер» и «Жеребцы Екатерины Великой», заказал фильм на уикэнд, чтобы развлечься. По ходу просмотра настроение у него портилось, а в конце он молвил лишь «Зачем такое снимать? Зачем показывать?» и разочаровано ушёл. Фильм в СССР тут же запретили, хоть и продавали (весьма успешно) в международный прокат.

Однако какая-то затея, связанная с необходимостью показать советским людям декаданс царизма накануне революции, осталась. Фильм канул в никуда, материалы остались лежать горой на столе кураторов проекта. Поэтому Пикуля подрядили превратить сценарий «Агонии» в масштабный «публицистический» роман, дополнив эпизодами сценария, не вошедшими в фильм.

Ничего, чего не было в сценарии, Пикуль не использовал, поэтому его рассказы о том, как он кропотливо собирал информацию — чистое враньё. Ему, разумеется, принесли готовый набор материалов и объяснили, какой именно текст от него ждут. Ничем иным стопроцентное совпадение запрещённого фильма и романа «У последней черты» объяснить нельзя.

Однако, надо признать, что Николай Второй в книге Пикуля получился гораздо гаже трагического Николая Второго из фильма.

В период советского застоя публиковалось очень много книг про победные усилия советских дипломатов на международном политическом поле. Начала этот цикл Мариэтта Шагинян, ещё в сталинские времена, но расцвела тема по-настоящему только в семидесятые годы — это были очень сухие, практически мёртвые тексты, типа «Заутреня в Рапалло» Саввы Дангулова. Никто такие книги не читал, они относились к так называемой патриотической «секретарской литературе», сочинявшейся секретарями Союза Писателей СССР, кажется, просто для заполнения многотомных собраний сочинений.

Валентин Пикуль перенял это стиль, но сделал три важных дополнения. Во-первых, прославил успехи не советской дипломатии, а царской, показав, так сказать, прямых предшественников товарищей Громыко, Косыгина, Пельше и Харитонова. Во-вторых, дополнительно поднял градус патриотизма, показав, что отечественному читателю есть чем гордиться, помимо успехов Партии и Правительства. В-третьих, расцветил сухие строки учебников истории и энцикопедических статей историческими (и не очень) анекдотами, приблизив, так сказать, царей и князей к простым слесарям и бухгалтерам советской эпохи. Показал, можно сказать, что графья эти самые не слишком отличались от забулдыг у пивного ларька «на проходняке».

За то Валентин Пикуль и любим был советским читателем — за доступность, за простодушие, за любовь к родной смородине. Вот, Сергея Сартакова и Савву Дангулова забыли, книжки Шагинян вычеркнули даже из Википедии, а Пикуля и посейчас читают, похохатывая над пряными эпизодами княжеских похождений, разбавляющих сухие политические пассажи.

Очень патриотическая миниатюра, которая должна внушить гордость отечественному читателю за успехи отечественной политики в царское время.

Главное её достоинство — она действительно очень короткая. Но это и недостаток. Миниатюра выглядит вольным пересказом соответствующей статьи из дореволюционной экциклопедии Брокгауза и Эфрона.

За сорок лет, прошедших с публикации «Степфордских жён», роман Айры Левина не устарел. К сожалению.

В 1972 году стало ясно, что футоростремительный прорыв 60-х иссяк и США откатываются назад, к консервативной эпохе «прекрасных пятидесятых». В моду вошло ретро, в политику пришли открытые реакционеры... И Айра Левин показал становление безупречной патриархальной утопии, основанной на консервативных «скрепах» «Америки, когда она была великой». Это именно переходный период, момент, когда из общества убирают «ненужное» ради долгой счастливой жизни всех остальных.

И этим «ненужным», с точки зрения успешных белых богатых мужчин, оказываются женщины. Эта идея уже выдвигалась в 30-е годы фантастом Лестером Дель Реем. У него мужчина, которому отказывали девушки, создал для себя говорящий секс-манекен и жил с этой машинкой для копуляции долго и счастливо, до самой смерти. Логично продолжить эту линию и поставить производство подобных машинок на коммерческую основу — что и сделано в «Степфордских жёнах». Айра Левин, ехидный и умный, удачно дополнил рассказ Дель Рея «Елена Лав» параноидальной фантазией «Вторжение похитителей тел» Джека Финнея, в которой живых людей убивают и заменяют примитивными копиями, а окружающие не замечают такой подмены.

Мужчинам Степфорда не нужны живые жены. Им даже проститутки не нужны. Говорящие пылесосы в форме женского тела — это идеально, мечта мастурбаторов. Разумеется, это фетишизм. И, разумеется, это только первый шаг, переходный этап в становлении идеально-консервативного мужского общества, разумеется, не имеющего будущего, но обладающего неким бесконечным «сегодня и вчера» — ведь манекены не стареют, каждый день не хуже предыдущего.

Можно догадаться, что так же, как женщин, концерн, производящий андроидов, через некотрое время начнёт «заменять» рабочих и вообще низы общества, оставляя только белых, успешных мужчин среднего класса и выше.

А что будет дальше? На этот вопрос ответил другой писатель, Майкл Крайтон, уже в следующем, 1973-м, году представивший публике фильм «Мир Дикого Запада», где манекены, подобные «Степфорским жёнам», начинают ломаться вследствии технических неполадок...

Забавно, что книга Айры Левина и последовавшая за ней экранизация настолько травмировали американских правых, что в 2004 году, на новой волне консерватизма, понадобилось сделать обновлённую версию этой истории с утешительным (поразительно глупым) хэппи-эндом, по сути, перечёркивающим сюжет романа и первого фильма.

PS. Самое странное в нижестоящих рецензиях, что почти все они написаны читателями, роман не читавшими. То есть, они слышали, что роман Айры Левина не то сатира против феминизма, не то сатира в защиту феминизма, но саму книгу дочитали ровно до середины и заглянули на последние страницы для очистки совести. То, что «степфорские жёны» это не женщины и вообще не люди, а предметы быта, типа кофеварок и телевизоров, обратил внимание только один рецензент. Остальные не заметили.

Ну, правильно, после того, как Брежнев и его «днепропетровская братва» захватили власть, стало модным рассказываать злобные байки об эксцентричности Никиты Хрущева. Это было формой элегантного проявления верноподданичества по отношению к новым руководителям Партии и Правительства, намёк на то, что старый царь был плохой, а новый-то гораздо лучше.

Независимо от яркой и интересной идеи, роман Хайнлайна «Не убоюсь Зла» очень плох. Причины мне неизвестны. Кто-то уверяет, что Хайнлайн исписался, кто-то говорит, что это была его предсмертная фантазия, потому что он был уверен, что скоро умрёт... Ну, может быть. Ждал смерти, записывал свои мечты, а потом не умер, решил записанные мечты опубликовать — чего добру пропадать? — и немножко заработать.

Что в этом романе плохо? Не сюжет — как раз сюжет — пересадка мозга пожилого опытного мужчины в юное женское тело — хороший и сулящий массу динамических неожиданностей. Но плоха обработка этого сюжета.

Во-первых, идёт смешение твердой НФ с фэнтези. Видите ли, душа погибшей девушки осталась в теле и соседствует с сознанием старика-мужчины. А зачем тогда вообще петрушка с хирургическими операциями и наукообразными обоснованиями группы крови и так далее? Можно было бы воспользоваться каким-нибудь древним артефактом, магическим образом переносящим сознание... Право, это было бы последовательней и умнее, чем тематическая мешанина в «Не убоюсь Зла», где нейрохирургия прогуливается под ручку с второсортной мистикой.

Во-вторых, совершенно не проработана драма освоения мужчиной женского тела. Всё оказывается очень просто и безконфликтно. Как новый костюм надеть. Никаких недоразумений, никаких зримых и незримых неудобств. Да ещё подсказки «незримо присутствующей» бывшей хозяйки тела.

В-третьих, из романов Буало-Нарсежака, Патрисии Хайсмит... да, в конце-концов, из замечательной пьесы Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» мы знаем, что человек, принимающий имя и личность другого человека, рискует обнаружить, что почти полностью ошибался насчёт того, чьей идентичностью намеревается воспользоваться. В книгах с таким сюжетом из всех шкафов начинают сыпаться скелеты. Но у Хайнлайна ничего подобного — к моему огромному изумлению — нет. Его прелестная, добренькая, честная-честная и хорошая секретарша в самом деле оказывается честной-честной, добренькой до сладости и хорошей, очень хорошей. Ни скрытых пороков, ни тайн у неё нет. Вся она перед нами, как ангелочек на облачке с китчевкой открытки. Вот какие секретарши у стареющих миллионеров! А вы что думали?

В-четвертых, я ожидал, что для мужчины-миллионера окажется шоком его новая социальная позиция: он больше не мужчина, он больше не старик и так далее. Новый взгляд на привычные ситуации! Столкновение юной женщины с мачизмом стариков! Не, ничего подобного. Никаких конфликтов, всё всё понимают, все милые, прекраснодушные, очень, очень доброжелательные и искренние до конца.

Мы-то думали, что мультимиллионеры — свирепые волки, рвущие чужие глотки, беспощадно грабящие всех своих противников и потому становящиеся самыми богатыми людьми планеты, и что они воспользуются случаем и разорвут ослабевшего конкурента. Не, нифига. Они добрые, порядочные, всегда готовы войти в чужое положением и помочь ослабевшему. И это пишет либертарианец? Я не ошибся? Это Хайнлайн, который всю жизнь проповедовал принцип «прав тот, кто быстрее стреляет» и воспевал Повелителей Дураков, типа Лазаруса Лонга, демонстративно презирающего слово «благодарность»? Да-а, укатали сивку крутые горки. Когда гордый либертарианец почувствовал, что слабеет, тут же заблеял о гуманизме и доброте... И это было бы неплохо, но ведь о гуманизме, о взаимопомощи и дружбе сам Хайнлайн имеет весьма приблизительное представление, поэтому его дружные и честные старики-миллионеры в этом романе на удивление неубедительны и здорово смахивают на персонажей советской кинокомедии «Верные друзья». Вообще, доброта и отзывчивость — ключевые слова для этого плохого романа.

В-пятых, совершенно упущены возможности показать, как юная женщина манипулирует задыхающимися от тестостерона мужиками. Казалось — «он» в идеальном женском теле точно знает, как вертеть сластолюбцами, поскольку знает мужчин изнутри. Это замечательный материал для социальной комедии! Но в романе ничего такого нет. Добродетельные рассуждения вместо ловких интриг.

В-шестых, упустив возможности социальной драмы и психологической комедии, Хайнлайн также упускает возможности эротического романа. Любой халтурный порноавтор — даже Роберт Силверберг (в юности написал несколько десятков порнороманов среднего качества) — написал бы лучше. Ну, не получаются у тебя эротические сцены, так обойдись намёками, не мучь муму... Нет, Хайнлайн упорно ломится в запертую дверь, с унылой старательностью описывая пикантные ситуации. Скучно, скучно, совсем не эротично.

В-седьмых, избыток диалогов, которые вообще ничего не добавляют к сюжету и нужны только для взаимных уверений персонажей во взаимной симпатии. Уф. Не всякий МТА опускается до подобных писательских низин — не показывать отношения героев, а рассказывать о них, причём устами самих же персонажей.

Наконец, роман очень длиннен. Для такого сюжета, лишённого и динамики развития характеров, и ярких приключений, и сложного бэкграунда, было бы достаточно новеллы или повести, но уж никак не «кирпича» на многие сотни страниц.

А финал, выдержанный в стиле фильма Фрэнка Капры «Эта прекрасная жизнь», это просто фейспалм. Стыдно так заканчивать книжки. Особенно стыдно — для Великого Мастера.

Но какой замечательный сюжет упущен! Можно было бы показать, как, перенесённый в новое, да ещё юное, прекрасное, женское тело, старый волк теряет всё миллионы, «накопленные непосильным трудом», видит предательство тех, кого считал своими верными гвардейцами, падает на самое дно общества, но поднимается и, неузнанный, в обличье наивной девочки, «красной шапочки», начинает всё снова, используя богатейший житейский опыт и просвечивая всех мужчин насквозь... Его противники видят перед собой наивно хлопающую ресницами хорошенькую юную дурочку, а за этой маской — самый страшный хищник Уолл-Стрит... Увы, не сумел Хайнлайн. Сдулся. Испортил песню.

Насколько плох этот роман, становится понятно на первых пятнадцати страницах.

Значит, за двадцать лет до начала действия в США свирепствовала кошмарная религиозная диктатура, опиравшаяся на мощные репрессиные структуры. Диктатуру с огромным трудом удалось опрокинуть, и было построено демократическое государство, типа современной Хайнлайну американской демократии, но без коррупции. Люди, выросшие при диктатуре, не просто живы, они молоды и энергичны. По идее, они должны помнить о том, что было совсем недавно, но они... не помнят ничего. Они наивны, доверчивы, простодушны и открыты всем встречным и поперечным. Разговор дамы, попавшей в колёса террора, с человеком, этот террор осуществляющим, просто верх глупости. Это как если бы в 1933 году еврейка объясняла бы высокопоставленному эсэсовцу, что расовые законы несправедливы — вот она, например, еврейка, но ведь не враг немецкому народу! С психологической, социальной и чисто литературной точки зрения такой эпизод — зашквар Хайнлайна.

Но хуже всего, когда в действие вступает Мэри Сью Роберта Хайнлайна — Лазарус Лонг. Это здоровенный детина в «самой мужественной из возможных форм одежды» — в плиссированной миниюбочке, под которой к мошонке героя привязан бластер. Он непрерывно оскорбляет и унижает окружающих, размахивает кулаками и угрожает вышепомянутым бластером, а все встречные дамы сгорают от желания затащить грубого мачо в постель. Этот космический ковбой значительную часть жизни провёл в болотах Венеры и на окраинных станциях Внеземелья, но в политике разбирается лучше политиков, психологию знает лучше психологов, умеет обращаться со всеми видами транспорта, владеет всеми видами оружия, а в науке одной левой побивает всех яйцеголовых. Ему достаточно гаркнуть на собравшуюся толпу, как все пугаются. Ему достаточно вывернуть юбочку наизнанку, чтобы спецназовцы приняли его за своего начальника. Ему досточно хлопнуть по плечу яйцеголового очкарика со словами «Не трусь, пацан, я с тобой», чтобы очкарик тут же сделал очередное гениальное открытие. И вообще, очень заметно, что Роберт Хайнайн обожал вестерны с Джоном Уэйном. Ведь брутальный здоровяк Джон Уэйн с кольтом — это и есть Лазарус Лонг с бластером, только Уэйн всё же вежливее Лонга. При всей крутости, Джон Уэйн не грубит непрерывно всем встречным.

Совершенно непонятно, каким образом туповатый хам (он в самом деле глуп и побеждает своих своих врагов только потому что ему непрерывно подыгрывает автор — то цвет юбочки окажется идеально совпадающим с цветами униформы спецназа, то оппонент попадётся совсем уж трусливый, падающий в обморок от грозного взгляда в упор) ухитрился прожить 200 лет, да ещё на фронтире, где (как верно указывает сам Хайнлайн в «Луна — суровая госпожа») за немотивированную грубость можно запросто получить пулю в лоб от более быстрого стрелка. Как такую пулю не получил Лазарус Лонг за свои выходки, так сказать, тайна, лежащая на писательской совести самого Роберта Хайнлайна.

О других несуразицах этого романа уже написал уважаемый комментатор Козлов, не стану повторяться. Он всё хорошо сформулировал.

Он только не отметил, что Хайнлайн и в самом деле ненавидел, презирал демократию и во всех своих книгах старательно оплёвывал её, воспевая Сильную-Личность-с-Бластером-в-Руках, стоящую над законами и манипулирующую стадом тупого быдла.

В общем, «Детей Мафусаила» хорошо читать в возрасте 15 лет, будучи прыщавым девственником, страдая от насмешек одноклассников, равнодушия девочек и мечтая отомстить им всем. Для взрослого же читателя этот роман, увы, никакой ценности не представляет.

Конечно, это ранний роман Хайнлайна, из того литературного периода, когда Мастер ещё не научился примаскировывать свои политические убеждения всякими интересными отвлекалочками. Это обстоятельство отчасти извиняет уровень «Детей Мафусаила». Но всё таки... Только представить — этот разухабистый трэш писался одновременно с «Основанием» Айзека Азимова.

По сути, этот рассказ — развёрнутый и доведённый до логического финала сюжет старой мрачной юморески Гарри Гаррисона «Тренировочный полёт», помноженный на детали, заимствованные из противоречивого романа Брайана Олдисса «Без остановки». Баллард взял чужой сюжет, отполировал его, довёл до совершенства и выявил скрытую за парадоксальным сюжетом пустоту. Виртуозна конструкция новеллы, с педантичной регулярностью обманывающая ожидания читателя. Один из эталонных рассказов британской «новой волны», открывший путь к таким пессимистическим текстам, как «Падение астронавтов» Барри Молзберга.

Отлично составленный сборник сказок (вернее, повесть из новелл), типичных для начала 60-х годов с их оптимистическим пафосом просвещения, радости научных открытий и предчувствия новых удивительных достижений технологий.

Для 1981 года совершенная архаика, так уже не писали и книг таких в ту пору детям не предлагали, потому что умение купить колбасу по блату ценилось намного выше инженерных и научных знаний. Но азарт рассказчика Александра Дитриха, притворяющегося, что на дворе не 1981 год, а 1961, заражает читателя, и «сказки» читаются с восторгом. Главное — сам автор увлечён материалом и так интересно, увлекательно рассказывает, что читатель поневоле мысленно переносится не только в чудесные миры Владика Чудобыльского, но и в эпоху, когда СССР запускал первые в мире космические спутники и был самым продвинутым в плане образования государством с сияющими перспективами.

Действительно образцовый рассказ об антиквариате. Бегло, но исчерпывающе точно описана психология коллекционера, даны типичные приёмы торговцев антиквариатом и раритетами... И мечта каждого коллекционера: вещь «с историей«! Правда, на этот раз «история» вещи оказывается пугающе буквальной — всё, связанное с приобретённым артефактом, разворачивается прямо на глазах коллекционера.

Рассказ жуткий, но Джеймс тщательно выстраивает дистанцию между нами и воплощённым кошмаром. Не мы видим крадущийся ужас — его наблюдает владелец таинственной гравюры. Но и он наблюдает не реальность, а только её отражение в артефакте.

В этой композиции — проявление рафинированного юмора великого М.Р. Джеймса. Ведь в известном анекдоте посетить шлюху в борделе стоит довольно дорого. Но намного дороже — подглядывать за посещающим шлюху в борделе. А уж подглядывать за подглядывающим, это уже очень , очень дорого.

Хотя действие романа происходит в пятидесятые годы, ровно в тот момент, когда, после Всемирного Фестиваля Молодёжи и Студентов в Москве, кончалась «холодная война» и империалистический Запад реально начал проигрывать политическую гонку с Советским Союзом, однако социальные реалии Атавии в большей степени напоминают США 20-х годов, чем послевоенный Запад. Жёсткость политики, крайне правая идеология, цинизм властей, беспощадное подавление любых рабочих движений — это всё же не США 1956 года. В этом смысле Лазарь Лагин промахнулся со своими антикапиталистическими инвективами. Тем не менее, он многое угадал. В частности, предсказал «Карибский кризис» с попыткой спровоцировать атомную войну, обвинив СССР в подготовке агрессии. А разгул ультраправых в Атавиии — это же один к одному «рейганомика» и «тэтчеризм» 80-х годов. Так что гротески Лагина не так фантастичны, как этого хотелось бы многим читателям.

Возможно, что «Атавия Проксима» в самом деле задумывалась, как памфлет. Но в ходе написания книга переросла свой замысел и стала чётким, пугающе убедительным прогнозом на будущее. В 60-70-80-х и даже 90-х предполагаемый ход событий выглядел чистой фантастикой, публицистическим упражнением в конкретизации абстрактных идеологем. Но сейчас мы видим, увы, правоту проницательного шутника и памфлетиста, мастера черного юмора, автора «Патента АВ», «Острова Разочарования» и «Атавии Проксимы».

Замечательная развлекательная книжка, написанная без глубины, но с безупречным литературным блеском. Быстрый темп, драматические повороты сюжета, небольшая порция сентиментальности, кот, введённый для «утепления» главгера, игривые вбросы «на грани пристойности» — чуть-чуть педофилии и дружелюбный рассказ о нудистском кэмпинге.

В общем, общего впечатления не портят даже многочисленные рояли в кустах. Эти «судьбоносные совпадения» не раздражают, а веселят читателя, не давая ему отнестись к «Двери в лето» слишком серьёзно.

Другими словами, «Дверь в лето» — идеальное чтение для отдыха. Закрываешь книгу с невольно доброй улыбкой, с приятным послевкусием.

Динамичный приключенческий роман для подростков, внушающий оптимизм и уверенность в своих силах. Очень американская книга.

Ровесников читателей романа забрасывают на другую планету, после чего подростки начинают энергично осваивать окружающее пространство и создавать новую цивилизацию. Здорово! Разумеется, совершенно неубедительно, нелогично, неправдоподобно, настоящая белиберда, но за быстрым темпом сюжетных перепетий неправдоподобность создания социума типа колонии не заметна совершенно. Вдобавок, очень остроумно поставить в центр романа именно благородного харизматичного лидера, непрерывно прокачивающего свою харизму и принципиально не желающего злоупотреблять властью, которую взял бестрепетной рукой. Демократия, между делом замечает Хайнлайн, в том и состоит, чтобы массе следовать за своим блистательным фюрером, правящим толпой в силу своих природных данных. Конечно, подростки, читающие роман, однозначно идентифицируют себя с этим юным сверхчеловеком, Атлантом, наконец-то расправившим плечи, но несколько удивляет восторженное отношение к главгеру со стороны взрослых читателей. Они-то должны знать, что власть развращает и быстро приводит к коррупции.

Повторюсь: очень приятная книга, написанная именно для того, чтобы доставить удовольствие подросткам всех возрастов. Все негативные аспекты избранного сюжета аккуратно убраны из текста.

Вероятно, «Грустная история о простодушной Эрендире» — лучшее из написанного Габриэлем Гарсиа Маркесом, самое красивое, самое глубокое, самое печальное и трогательное его произведение. Шедевр. И, между прочим, один из лучших текстов ХХ века, богатого на литературные шедевры.

Мир, показанный в этой новелле, полон поразительных чудес и невероятных страстей. Яростный и прекрасный мир, чудовищный, жестокий и нежный, удивляющий каждым своим поворотом.

Единственно, что бессильно в этом мире — любовь. И чем более она настоящая, тем более она бессильна.

Парадоксальный рассказ с сюрреалистическим визуалом — самый настоящий сюрреализм, уважительные цитаты из Ива Танги и «Осеннего каннибализма» Сальвадора Дали.

Но «Планета Шеол» не исчерпывается эффектной картиной, это как бы необходимое уточнение одной из важных деталей цикла про Инструменталии Человечества. Сюжета, как такового, в рассказе нет, но сюжет и не нужен. Весь текст — фон для таких новелл, как «Баллада о потеряной К´Мель» и «Преступление и подвиг капитана Суздаля».

Просто — людей наказывают, сбрасывая на «адскую планету», где они не могут умереть, несмотря на страстное желание прекратить мучения. Это всё, больше в рассказе ничего не происходит (кроме неожиданного финала, необходимого для «закругления» текста).

Написав этот поэтичный, но совершенно нединамичный, рассказ Кордвайнер Смит избавился от необходимости каждый раз уточнять, как именно Инструменталии наказывают преступления против Человечества.

Красивая «легенда», слегка отравленная гомофобией. В принципе, цивилизация, состоящая из одних мужчин, и должна быть предельно агрессивной, но Кордвайнер Смит чуть-чуть педалировал сексуальную девиацию обитателей Аракозии. Он подал их образ жизни именно как патологию, а не как естественное состояние. Но это мелочь на общем эффектном фоне стремительно раскручивающейся истории «преступления и подвига», где одно мало отличимо от другого.

Капитан Суздаль не просто спасает Человечество, он спасает и жителей Аракозии, давая им смысл жизни в бесконечной войне с разумными кошками. До того аракозяне пафосно готовились к Большой Войне — капитан Суздаль подарил им её.

Замечательно, как и всё, написанное Кордвайнером Смитом.

Социальная НФ-новелла в жанре «замаскированная антиутопия» писалась в момент массовых волнений в университетах практически по всему миру, от США до Швеции и Японии. Молодые люди с хорошим образованием внезапно обнаружили, что рынок труда не ждёт их с распростёрными объятия и что усилия, затраченные на получение высшего образования, были напрасны. В конце концов это привело к «весёлому маю 1968 года», но 1966 год — только самое начало беспокойства, левая политическая активность студентов из Беркли.

Ллойд Бигл-младший, консервативный, но чуткий писатель, предложил логичное решение проблемы: отсекать от образования основные массы населения, но сделать это так, чтобы люди, не получившие образования, оставались довольны и не замечали подмены. И не бунтовали. В рассказе это делается при помощи телеобразования и «рейтингов учителей». Вместо полноценного образования дети пролетариев, фермеров и неквалифицированного обслуживающего персонала получают шоу и иллюзию получения знаний. Для них всегда остаётся надежда, что вот этот конкретный учитель, конечно, плох, но где-то есть настоящие учителя, надо только нащёлкать и смотреть их программу. Такая надежда снимает потенциальное возмущение и перекладывает вину за необразованность на самих детей и их родителей. Это, между прочим, умная эксплуатация американской «мифологии успеха», представления о том, что каждый может разбогатеть, оказавшись в нужное время в нужном месте. А если ты не миллионер, то... сам виноват. Выбрал не то место и не то время. Возможности у тебя были.

Можно не сомневаться, что параллельно с телевизионной интелектуальной пустышкой существуют дорогостоящие частные школы, которые готовят настоящих специалистов с настоящими знаниями. Намёк на это — невероятно старомодные (на взгляд типичной представительницы ультрамодернизированного общества) усы и очки одного из наиболее влиятельных персонажей рассказа, администратора, курирующего «мегасовременную телешколу». На первый взгляд — нелепая деталь. ведь этот персонаж адепт «телешколы», а значит, должен быть современным. и вдруг — старомоджен, как будто вылез из другой эпохи, «старых добрых времён». Значит, где-то в тени есть анклавы «старой доброй системы» — но о них не упоминается. Нет, вряд ли они законспирированы. Просто о них не говорят по ТВ, в газетах и журналах, а потому их как бы нет вовсе.

То есть, мир, показанный в рассказе «Какая прелестная школа!», хорошо продуман и проработан автором, но нам, читателям, показывается только часть, а об остальном следует догадаться.

Ещё одним элементом уклончивости автора выглядит как бы хэппи-энд новеллы. Как правильно отметил предыдущий рецензент, подобная ситуация с новой формой реалити-шоу под названием «дети в классе, как в старые времена» может быть благополучным финалом лишь для данного конкретного эпизода и для действующих лиц рассказа, но не для описанной ситуации в целом.

Очень умный и проницательный писатель Ллойд Биггл-младший показал становление нового сословного общества с разделением по кастам, но воздержался от авторской оценки и сделал всё возможное для отвлечения читательского внимания от серьёзности поставленной проблемы.

Ироническая юмореска на тему «хорошо там, где нас нет», созданная на основе инверсии системы обучения. У нас, в нашей эпохе, детей заставляют ходить в школу, чтобы они научились жить в коллективе, а заодно получили какие-то основные знания по некоторым темам (математика, химия, история, официальная идеология и так далее). В далеком будущем (двести лет после нас) дети будут индивидуально изучать накопленные знания, в соответствии с индивидуальными способностями, а социальные навыки окажутся задачей родителей, но не школы.

Понятно, что дети далёкого будущего с энтузиазмом начинают идеализировать старую школу, в упор не желая видеть её недостатков. Азимов не спешит разоблачать наивность своих героев и заканчивает рассказ многоточием. Это уже читатели рассказа сами должны или согласиться или опровергнуть домыслы девочки Марджи — такая гибкая композиция позволяет диаметрально мыслящим читетелям не раздражаться при чтении «Как им было весело», а согласиться с автором, не понимая, с чем, собственно, они соглашаются.

Главное, в чём проявилось чувство юмора Айзека Азимова при написании рассказа — именно остроумное уклонение от показа авторской позиции.

Красивый, очень атмосферный рассказ о странах, лежащих за горизонтами, и о одиночках, безуспешно пытающихся эти горизонты раздвинуть. Сама композиция новеллы, построенная как погружение в скрытые пространства, создаёт аллюзию на оккультные «тайные знания», но эти аллюзии, как выясняется в финале, ироничны. «Тайные» знания вовсе не являются тайными. Их никто не пытается скрыть, наоборот, они приглашают всех желающих, всех, кто хотел бы знать. Увы, таких нет. Скрытое святилище посещают в лучшем случае любопытствующие туристы, не отличающие подлинные артефакты от фальшивок.

Сама по себе история Атлантиды (космическая экспансия, инопланетная колония на Земле, гибель исходной планеты) в этой новелле интересна и не слишком противоречива, хотя и не особо оригинальна. Однако она служит лишь поводом для показа человеческой ограниченности и конформизма. Любые попытки изменить картину мира встречаются в штыки именно потому что это прежде всего означает новые инвестиции и перестройку того, что так удобно устоялось и приносит стабильный доход в финансовом и репутационном аспекте.

Ни старику-хранителю музея, ни рассказчику-океанологу так и не удаётся рассказать о поразительной находке, меняющей картину всемирной истории. Шалимов констатирует это с лёгкой горечью, с отрешённой меланхолической интонацией, не испытывая ни гнева ни возмущения человеческой ограниченностью. Именно эта неудача открытия — основной сюжет «Возвращения последнего атланта».

До сих пор в романе Артура Кларка самое ценное — завораживающе подробное описание полностью придуманного мира, гигантского межзвёздного инопланетного корабля. Это в самом деле развитие линии технициста Жюля Верна, как бы в укор разросшейся в НФ линии социального фантаста Герберта Уэллса. Если бы в книгу были вставлены «яркие образы героев» и их психологически проработанные отношения, это повредило бы роману в целом. Хорошо, что Кларк воздержался от подобного «оживляжа».

Недостатков у «Свидания с Рамой» нет. Роман полностью оправдывает ожидания читателя и делает это на отличном литературном уровне. Вероятно, это был один из последних романов так называемой «твердой НФ», ибо то, что появилось позже, оказалось либо декадентством либо имитацией научного взгляда на Вселенную. Но здесь мы имеем дело именно с ясным, несколько скептичным взглядом в Космос, и такая позиция повествователя не может не восхищать непредубеждённого читателя.

Что такое «постмодернизм»? Это когда берётся какая-нибудь модернистская концепция (поп-арт, НФ, абстрактное искусство, «поток сознания», экспрессионизм, сюрреализм и т.д.) и пересоздаётся так, чтобы понравиться максимальному количеству «пользователей». Как правило, постмодернистские артефакты — книги, фильмы, музыкальные композиции — «очень похожи на настоящие, но пустые внутри».

В данном случае мы имеем дело с постмодернистской версией НФ времён «новой волны». Что сделал Питер Уоттс? Он взял детальки и цитаты из книг Кордвайнера Смита, Сэмюэля Дилени, Брайана Олдиса, добавил изрядную порцию Станислава Лема (это нестрашно, всё равно в США Лема не издают и не знают), чуть-чуть Брюса Стерлинга, хорошенько перемешал, сдобрил вампирами в шёлковых сорочках («девочки это любят, девочки это любят!») — и вуаля! Интеллектуальный хит новой-новой НФ! То, что вся интеллектуальность исчерпывается псевдонаучной терминологией, а нового в сюжете и в антураже нет вообще ничего, это даже хорошо. Простой читатель не почувствует себя униженным, напротив, смутные воспоминания о когда-то прочитанном обогатят восприятие довольно монотонного рассказа о полёте нескольких психопатов на окраину Солнечной Системы, дабы встретиться с чем-то Ужасающе Чужим.

При этом сам роман выглядит плохо смешаным коктейлем из «Бульвар Альфа-Ральфа» и «Сканнеры живут напрасно» Смита, из «Роя» Стерлинга, «Вавилона-17» Дилени, «Фиаско» Лема и некоторых рассказов Олдисса. Да, и непременный сверхмогучий, мудрый, как чорт, прекрасный и юный, как ангел, вампир, боящийся креста, из книжек для старшеклассниц. Читается с трудом, но это «Ложной слепоте» в плюс, так как по умолчанию считается, что «настоящая умная литература» должна быть нечитабельна и сам процес чтения должен быть тяжёл, скучен и мучителен — тем больше радость дочитавшего книгу. Это как подняться на вершину горы и с гордостью воскликнуть «Я сумел это сделать!»

Несомненно, лучшее прозаическое произведение Пушкина: хороший, приятный русский язык (а не безликий и шершавый стиль «Дубровского» или «Кирджали»), увлекательное динамичное действие, яркие персонажи (а не примитивные картонные «ходилки», типа Германа из «Пиковой дамы»), в общем, всё для удовольствия читателя.

Интересно, что первоначально положительным персонажем должен был быть Швабрин (Шванвич), но потом Пушкин перерешил и переписал сюжет. Как можно понять, Пушкину пришло в голову, что читатели и читательницы из высшего дворянского общества, для которых была предназначена «Капитанская дочка», не примут героя, который становится на сторону простонародья, восставшего против аристократов. Напротив, такой герой приведёт их в ужас. Потому что одно дело сочувствовать Айвенго из английского романа, и совсем другое — применить приключенческие реалии «восстание народа против обид и несправедливостей» на самих себя.

Поэтому Петруша Гринёв получился «недоделаный». С одной стороны, он вроде бы сочувствует бунтовщикам, с другой стороны, остаётся в лагере карателей и палачей.

Если же чуть внимательней присмотреться к тексту повести, замечаешь грубоватые манипуляции автора. Например, вообще не сообщается, почему башкиры, казаки и крестьяне — то есть, народ — восстали против дворян. Ведь дворяне в повести такие милые! Они никого не обижают, они добрые, справедливые, ласковые ко всем. Только подлый Швабрин вредит чудесному мальчику Петруше и пристаёт к невинной девочке Маше. Ну, вот этот гад и примыкает к бунтовщкам. Да и фамилия у него некрасивая, как у по-настоящему плохого человека, у хороших людей таких фамилий не бывает.

В сущности, повесть о том, что бунтовать против правительства — грешно, а повиноваться властям, напротив, проявление чести и доблести.

Не удивительно, что в СССР и в России детям с раннего возраста навязывают эту повесть — чтобы дети раз и навсегда запомнили: «не дай бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Это очень изящное, ненарочитое вкладывание в русские головы конформизма и покорности. При этом, конечно, причины народного бунта скрыты: ну, бессмысленный он, чё вы допытываетесь-то?

А на самом-то деле Пушкин соврал. Не бывает бессмысленных бунтов, хоть русских, хоть башкирских, хоть казацких. Бунт может быть беспощадным — да. Но никогда — бессмысленным, потому что бунт всегда ответ на притеснения и издевательства со стороны разных «славных старичков» дворянской крови. Каждый бунт — всегда ответные действия ограбленных, униженных и оскорблённых людей. Но Пушкин стоит на стороне притеснителей, поэтому обижается: «А меня-то за что? Я же не просто так мужиков порол, а за дело!»

Ради усилиения мотива необходимости покорности властям Пушкин даже переступил через себя и изобразил ненавидимую им Екатерину Вторую (он реально ненавидел её и называл не иначе как «Тартюф в юбке») как милую добросердечную снисходительную даму, охотно общающуюся с простыми прохожими в парках Петербурга. Пушкин понимал, что сцена встречи Маши Мироновой и Екатерины донельзя фальшива, но ему надо было показать, что власти, они всегда милосердные и справедливые... Не то что грязные вонючие бунтовщики, которым место на виселице. Впрочем, садистские расправы дворян-карателей с бунтовщиками-казаками Пушкин предусмотрительно оставляет за кадром: это могло бы вызвать неуместную жалость читателей к доведённым до отчаяния простолюдинам.

Довольно странная новелла об отложенной мести, написанная в подражание Просперу Мериме. Впрочем, некоторые считают, что Пушкин позаимствовал часть сюжета из сенсационной драмы Виктора Гюго «Эрнани», которая нашумела как раз накануне написания «Выстрела» и где одного из главных героев, сурового мстителя, как раз зовут де Сильва. Если это так, то Пушкин ничем не рисковал — «Эрнани» была запрещена в России, так что нарочитое совпадение мотивов и имён выглядит «подмигиванием для своих друзей-элитариев с допуском к запрещённой литературе».

Интересно здесь только то, что симпатию вызывает лишь добродушный простак-рассказчик, а Сильвио и граф, его «жертва», в общем, антипатичны. Сильвио явный психопат, зациклившийся на идее «отомстить», а его оппонент — самодовольный наглец.

Вообще-то, если бы Пушкин чуть лучше разбирался в искусстве сюжетостроения, он воспользовался бы случаем, представленным композицией новеллы, и рассказ графа о дуэли не совпадал бы с рассказом Сильвио. Тогда мы не знали бы, кто лжёт — Сильвио или граф — и это придало бы истории дополнительную глубину.

Очень «выдуманный» водевильный сюжет с провисающей, как всегда у Александра Сергеевича, логикой поведения персонажей и дырами в сюжете.

Тем не менее, чудесный милый пустячок, послуживший поводом к написанию Свиридовым замечательного цикла «музыкальных иллюстраций» к повести. А чтение этой новеллы Иннокентием Смоктуновским — дополнительный плюс.

Пародийная новелла из цикла «Повести Белкина» высмеивает сентименталистскую литературу, в частности, «Бедную Лизу» Карамзина. Там, где побываший в Европе Карамзин видит трагедию — колоссальный социальный и культурный разрыв между дворянами и крестьянами — Пушкин, никогда в Европе не живший, видит только забавный водевиль с переодеваниями. Рабство, унижение, социальный разрыв в обществе у Пушкина лишь повод для весёлых пикантных шуток.

Сюжетно сия новелла восходит к так называемой «античной комедии» с любовными недоразумениями и путаницей между рабами и хозяевами.

Впрочем, читается «Барышня-крестьянка» легко, приятно и раздражения не вызывает.

Если выбирать худшее прозаическое произведение А.С.Пушкина, то на первом месте будет «Кирджали», а на втором — «Гробовщик».

Пожалуй, даже для анекдота эта новелла слишком легковесна, потому что приём «а потом он проснулся» уж очень наивен. Если бы события во сне действительно имели «сновидческую логику», со странностями и отклонениями, c погружением в подсознание, то мотивировка происходящего сном была бы мало-мало осмысленна — как в замечательном сюрреалистическом «сне Татьяны» в «Онегине», но тут «страшная» ситуация оборачивается просто ничем.

Как и остальные «повести Белкина», эта новелла пародийна. На стене висит лубочная картинка про Блудного Сына, и Самсон Вырин настолько уверен в истинности этого ходячего сюжета, что напрочь игнорирует реальность, не совпадающую с априорной моралью. Эта «вера в культуру» и неверие в реальность разрушает психику несчастного господина Вырина.

Очень остроумно придумано и красиво, с оттенком меланхолии, рассказано. Вообще, эта повесть выгодно отличается от обычного сухого телеграфного пощёлкивания прозы Пушкина человечной интонацией — значит, Пушкин мог писать и нормальным, человеческим языком.

Но всё равно в сюжете дырки, типичные для Пушкинских сюжетов. Поведение Вырина логично и обусловлено его натурой — но почему дочь даже не думает успокоить отца, которого, вроде бы, любит? Почему она преспокойно выкидывает его из своей жизни и лишь после его смерти приезжает уронить пару слезинок на могилку? Может, Дуня ненавидит отца и приезжает только затем, чтобы убедиться: «сдох, скотина»? Но этого нет в тексте повести, даже намёком. Напротив, Дуня вроде бы любит отца. А гусар? Вместо того, чтобы поговорить с отцом своей любовницы, объяснить ему ситуацию, он вышвыривает его за дверь и, между прочим, даже не думает помочь материально. Ну, хотя бы в благодарность, что старик воспитал такую хорошую дочку. Нет, гусар швыряет ему нарочито оскорбительную подачку.

В общем, все персонажи, за исключением Самсона Вырина, ведут себя довольно странно, неестественно. Как будто автор повести, придумав трогательный сюжет, дергает марионеток за ниточки, не заботясь о минимальном правдоподобии.

Наверно, это лучшее прозаическое произведение Пушкина (поправка: «Капитанская дочка» — сильно лучше).

Конечно, написано очень сухо, так что при чтении аж в горле першит, но тут надо учесть: для Пушкина родной язык был всё же французский, русскому он выучился позже, так что если со стихами у него получалось очень музыкально и красиво, то с прозой как-то не очень. Всё время чувствуется, что это перевод с иностранного языка, а не оригинальная русская речь.

Тем не менее, повесть вполне увлекательная, несмотря на схематичность героев и полное отсутствие психологии (так, финальный провал Германа психологически никак не обоснован, это просто морализаторское закругление сюжета, а по логике характера Герман должен был выиграть кучу денег и жить счастливо).

Чувствуется, что Пушкин с большой пользой для себя читал Проспера Мериме, хотя так и не научился расставлять в тексте «скрытые намёки» на умолчания.

Забавно, что почти все рецензенты просто пересказывают сюжет, аккуратно обходя литературные достоинства сказки. Почему так? Потому что литературные достоинства этой сказки минимальны. Она написана очень небрежно, с корявым синтаксисом, с плохими рифмами — для Пушкина это крайняя редкость, его стихи почти всегда очень хорошие. Ну, не гениальные, конечно, но хорошие, музыкальные и легко запоминающиеся. Однако в случае «Сказки о царе Салтане» это не так. Тут такое встречается на каждом шагу: «День прошёл — царица вóпит...» Вдобавок, сюжет очень путаный и нелогичный, некоторые комментаторы это отметили.

Если легенда, что Пушкин писал эту сказку, подпрыгивая в тарантасе на ухабистой дороге, и потом, после записи текста, не перечитывал черновик. Но это, конечно, не более чем легенда. Хотя наверняка сказка писалась наспех. Известно, что она сочинялась чуть ли не на спор. Пушкин писал её одновременно с Жуковским, как раз в этой время сочинявшим стихотворную сказку по мотивам русского фольклора. Ну, у Жуковского получилось хорошо, а у Пушкина похуже.

Как неоднократно отмечено, из замечательно увлекательной истории типа «Фантомас» Пушкин сделал удивительно скучную и неинтересную повесть, с путаным и нелогичным сюжетом.

В повести неприятны все — и самодур Троекуров с гаремом из крестьянских девушек, и прелестная Маша Троекурова, спокойно взирающая на папины гнусности, и старый Дубровский, с удовольствием развлекающийся в компании богатого садиста, до того момента, пока сам не оказывается объектом очередной «шалости», и Дубровский-юниор, жестоко «мстящий» за своего папахена всем, кроме настоящего виновника его несчастий... А Пушкин подаёт этот хоровод психопатов и негодяев, как некую норму, в стиле «милые бранятся, только тешатся». Не возникает ни саспенса, ни азарта, читатель, позёвывая, спокойно пролистывает страницу за страницей, чтобы узнать «чем там кончилось». К удивлению читателя, «кончилось ничем».

Почему? Разгадка проста — и рифмуется со столь же странным финалом «Евгения Онегина»: Пушкин женился на молоденькой и начал в своих текстах усиленно форсить идею, что молодая жена, будучи замужем за мущщиной старшего возраста, должна быть верна мужу наперекор всем чувствам.

К чести Пушкина, он сам оценил свой унылый труд по достоинству, и не стал его публиковать. Но благодарные потомки извлекли забракованную автором повесть из архива и вынесли её на всеобщее обозрение.

Поскольку Пушкин в русской культуре канонизирован в качестве гения, многие читатели пытаются оправдать литературную неудачу, уверяя, что «это не баг, а фича». На самом же деле эта повесть просто плохая. Если бы на обложке не стояло «весёлое имя Пушкина», никто «Дубровского» читать не стал бы и повесть осталась бы в пыльных шкафах забытой третьестепенной литературы первой половины XIX века.

Но нам всем положено восхищаться Пушкиным (любить Родину — значит любить Пушкина, это одно и то же), восхищаться даже его очевидными неудачами — ведь это национальный гений! — поэтому не удивительно, что разгневанные читатели моей рецензии в знак протеста против принижения Солнца Русской Поэзии наставили кучу минусов. Мораль проста: критиковать — критикуй, но оценку ставь не ниже «восьмёрки«!

Из этого рассказа вырос знаменитый эпизод «Космической Одиссеи 2001» с «невозможным» по мнению компьютера возвращением космонавта в корабль из автономной капсулы через абсолютный вакуум. Это действительно «прыжок через невозможное» и действительно единственнно реальное решение в безвыходной ситуации.

Особенно впечатляет, что Кларк не нагнетает драматизм в рассказе, а повествует с сухой ироничностью очевидца.

Гранин воспевает Петра, пытаясь максимально обелить его деяния, позолотить, можно сказать, Медного Всадника. Этакое восклицание «Люблю Тебя, Петра Творенье!», растянутое на 444 страницы и сдобренное большим количеством исторических анекдотов. Заодно молвлено несколько добрых слов в адрес Ивана Грозного. Разумеется, это всё подтасовки, «договорная игра» спорщиков, потому что всерьёз никто главному рассказчику о Петре не возражает, ему подыгрывают, нехотя соблюдая декор «объективности».

Книжка написана сразу после прихода к власти «наследника Бориса Ельцина» — Владимира Владимировича Путина — и представлет собой отчасти замаскированный комплимент новому правителю России, поднимающему её с колен.

Никакими литературными или интеллектуальными достоинствами «Вечера с Петром Великим» не обладают. Просто лёгкое, забавное чтиво для россиян в возрасте за сорок лет. Петр велик — и точка.

Оптимистический цикл коротких «репортажей из ближайшего будущего» из второй половины 50-х годов. Всё очень хорошо продумано и с научной и с инженерной точки зрения, да и психологические реакции освоителей Космоса даны убедительно. Да, в самом деле, вот так и выглядело бы освоение околоземного пространства и Луны, если бы американцы, перепуганные быстрым развитием науки и технологии в СССР при Хрущеве, не начали бы новый виток конфронтации и «холодной войны».

Увы, космический порыв человечества был погашен политическими силами.

А ведь могло быть!

Отличная, захватывающая воображение «фантастика близкого прицела». Конечно, всё написано в стиле коротких очерков для ежемесячных журналов, типа «Техника-Молодёжи». Это не приключенческие рассказы, а «репортажи из будущего», изящно стилизованные под документальные свидетельства очевидцев.

Ничего чисто фантастического в «По ту сторону неба» нет — описанное в рассказах не случилось в реальности не из-за технической невозможности, а по политическим причинам.

Интересно, что этот цикл, как и «Бросок к Луне», был первоначально выбран Стенли Кубриком для фильма об освоении Космоса. Фильм не состоялся из-за технической невозможности убедительно представить на экране описанное в рассказах и из-за запредельно высокой стоимости предполагаемых декораций.

Как и другие рассказы Кордвайнера Смита, «Малинькие катята» — литературное барокко. Тщательно продуманная вселенная в каждом очередном тексте поворачивается к читателю новой стороной, из-за чего возникает ощущение фрагментарности и — одновременно — рождается подозрение, что огромное количество интереснейших историй, непосредственно связанных с сюжетом «Малиньких катят», так и осталось нерассказанным.

Насколько я могу судить по раздражённым рецензиям, манера Кордвайнера Смита (одного из немногих фантастов, ценимых Станиславом Лемом) большинству не нравится. В общем, я могу понять раздражённых, хотя сам являюсь поклонником К.Смита. Это автор, увы, не для всех. Полностью оценить проработанность «вселенной инструменталий» можно только при прочтении достаточно большого количества повестей и рассказов. Знакомство с отдельным текстом не вызывает ничего, кроме разочарования. Но таково барокко! Оно существует лишь во взаимосвязях различных текстов.

Не могу сказать, что «Малинькие катята» — лучший рассказ из цикла «Инструменталии Человечества», повествующего об эпохе постгуманизма, когда человек перестаёт быть «мерой всех вещей» и вынужден тупым насилием доказывать своё превосходство над Вселенной. Но это сюжетно наиболее «простой», ибо в нём есть знакомая маркировка типовой криминальной истории: подготовка преступления, попытка совершения преступления, провал. Лишь отдельные «причудливые», наиболее раздражающие, детали свидетельствуют, что это всё-таки Кордвайнер Смит, а не «Док» Смит с его лэнсменами.

Действительно, ранний роман Айзека Азимова «Звезды как пыль» это подчёркнуто стандартная космоопера с лихими приключениями и скупо проработаным социальным фоном. Чувствуется, что Азимов ещё очень неуверенно держит перо в руке — с рассказами у него получалось динамично, остроумно и просто умно, а вот романный формат «провисал». Так что большинство сюжетных пертрубаций в «Звезды как пыль» явно вставлены в текст для листажа, а не по смысловой необходимости.

Но Азимов талантливый писатель. Он учился, учился, и научился писать полноценные романы уже через год: «Космические течения» 1952 года на голову выше этого романа.

Проба пера! Тем и дорога нам эта книга: мы видим, как буквально у нас на глазах мастер новеллы развивается в одного из лучших НФ-романистов ХХ века.

Этот рассказ — почти пародия на «темпоральную фантастику».

В момент написания рассказа люди типа «профессора Гурия Ница», рвущиеся переписать историю, ворваться туда и всё переделать по своему вкусу, казались маргинальными чудаками — вроде бы, достаточно не подпускать их к машине времени, и всё в порядке. Но в наше время выяснилось, что разнообразные экспансивные реконструкторы, одержимые кто Наполеоном, кто Пушкиным, кто Сталиным, не так уж безобидны, и историю они могут переделывать без всяких машин времени, просто меняя школьные учебники.

Кир Булычев недооценил своего героя, слишком благодушно отнёсся к нему.

Лучшее, что есть в этой повести — описание лета в маленьком русском райцентре, в каком-нибудь Голутвине или Ревякино. Это почти поэзия, воздух сладостного замирания в неком «застое», когда десятилетиями ничего не меняется и все к этому привыкли. Стареющая учительница всё так же читает «Анну Каренину», ночные мотыльки всё так же стучат об оконное стекло, на рынке всё так же дороги арбузы и дешевы садовые яблоки... А герой-рассказчик делает шаг в сторону и оказывается в другой реальности, рядом с калиткой в иной мир. Вроде бы, всё должно измениться. Но ничего не происходит. Этот «другой мир» так и остаётся «другим», и соваться туда, по мнению Кира Булычева, бессмысленно.

«Параллельный мир» описан нарочито скучно, отстранённо, он не для людей из русской глубинки, хоть и населён их двойниками.

Меланхолия этой красивой повести удивительно созвучна настроениям того времени, когда была написана. Если хотите узнать, что чувствовали, как жили и о чём думали простые советские люди в 1975 году — прочтите «Журавль в руках» Кира Булычева. Это воздух времени. Это аура эпохи.

Нарочито милая, очень приятная советская научная фантастика, написанная специально для подростков — такое впечатление оставляет «Закон для дракона» Кира Булычева. Симпатичные добрые герои, трогательные смешные недоразумения, неопасные «драматические» приключения, подчёркнуто простой синтаксис коротких предложений, чтобы легче было читать, и, конечно, много разговоров, как это любят дети (см. «Алису в Стране Чудес»: «Что толку в книжке, — подумала Алиса, — если в ней нет ни картинок, ни разговоров?») и всё это сдобрено прогрессивной идеей борьбы за экологию на другой планете.

Замечательно. Очень приятный процесс чтения — как будто жуёшь ароматизированную жевательную резинку. Пользы от прочтения повести примерно столько же.

Хотя, конечно, в процессе потребления этой эталонно советской НФ можно поностальгировать по временам, когда трава была зеленее, вода мокрее, а воздушные шарики веселее.

«Честно» написанный роман о призраках, с соблюдением всех правил подобной литературы, на принятом в конце ХХ века повествовательном стиле, граничащим со «сплэттер-панком», но всё-таки не переходящим в эстетический беспредел. Герберт честно пугает, честно нагнетает саспенс и ужасы, даёт интересные социальные и психологические зарисовки, юмористически перебивки, чтобы читатель мог перевести дыхание перед новым «поворотом винта», в общем, это отличное развлекательное хоррор-чтиво.

На мой читательский взгляд, никаких претензий к этой книге нет. «Возвращение призраков» абсолютно неоригинальная работа, но роман и не писался ради каких-то оригинальных эффектов. Стандартный качественный увлекательный роман ужасов в декорациях английской глубинки.

Подчёркнуто стандартная история о призраках, о сверхестественных явлениях, о том, что называется «плохой дом», только в этом случае дом не «плохой», его, как некий инструмент, можно использовать как для добра так и для зла. Мне очень понравилось, как Джеймс Герберт использует сюжетные клише pup fiction для того, чтобы повернуть их к читателю неожиданной стороной.

Искать в этом романе «что-то новое», действительно, не стоит. Но он заслуживет прочтения ради того, чтобы взглянуть на на давно знакомые стереотипы «историй про привидения» свежим взглядом. Да и написан роман на хорошем литературном уровне, это нарочито старомодная медлительная и подробная «викторианская» британская литература, перенесённая в конец ХХ века.

Конечно, «Алкамен, театральный мальчик» — историческая повесть. Говоров тщательно и убедительно воссоздаёт эпоху античной Греции, при этом избегает пафоса и стилизации. Кто интересуется историей, почерпнёт в этой книге много познавательного. Однако главное, ради чего писался «Алкамен», это история взросления мальчика, история надежды, любви, разочарования. Это одна из лучших историй взросления в отечественной литературе.

История, грандиозные войны, катастрофические столкновения двух цивилизаций, тектонические сдвиги эпох становятся лишь фоном для рассказа об умном, талантливом, обречённом на поражение мальчике из Афин.

Один из наиболее сильных социальных романов межвоенного периода был впервые прочитан лишь в 2016 году.

История маленького бухгалтера, выброшеного с работы в разгар экономического кризиса, была в 30-е годы бестселлером, переведена на большинство языков (даже в СССР вышел перевод) и даже стала основой эстрадного шлягера — это не считая неизбежных экранизаций. Но, как выяснилось, это была не та история, которую написал Фаллада.

Иоханнес Пиннеберг не был настолько аполитичным-апатичным искателем маленького личного счастья, каким его хотел представить издатель Ровольт. Маленький человек Ганса Фаллады, оказывается, активно пытался противостоять уничтожающей его системе. Его история, это не история мелкого конформиста, а сценарий поединка Давида с Голиафом, в котором Давид, увы, побеждён великаном.

Дореволюционный ещё рассказ Бабеля парадоксален и цветист. Пожилой еврей, не имеющий права проживания за чертой оседлости, прячется в доме проститутки и между ними возникает чувство... дружбы. Два изгоя, два отброса общества понимают друг друга, как никто. В этой короткой (как всегда) новелле Бабель ещё только нащупывает свои мотивы и свою манеру, но главное — искреннее человеческое чувство, летящее поверх всех границ — уже здесь.

В середине 80-х Иван Дыховичный экранизировал рассказ Бабеля в форме короткометражного фильма. Это один из лучших его фильмов.

Владимир Киселёв рассказывал, что, при писании этой длинной повести (или короткого романа, кому как) его консультировала настоящая девочка соответствующего возраста, дочь его друзей, поскольку взрослому мужчине в возрасте за 40 лет трудно представить себе психологию девочки-подростка.

Ну, похоже, что девочка-консультант надула маститого писателя, потому что героиня не слишком убедительна. Постоянно просвечивает схема характера, а увлечения и отношения с друзьями чересчур инфантильны для 13-летней красотки и умницы. И в конце книги к сюжету ещё и детективная линия пристёгнута! Вот зачем в повести о первой любви нужен детектив? Сам по себе этот второстепенный сюжет занимателен и неплохо выстроен. Но в контексте книги он совершенно лишний.

Ричард Викторов, позже прославившийся «Отроками во Вселенной», в 1968 году экранизировал «Девочку и птицелёт» под названием «Переходный возраст» а на главную роль пригласил Лену Проклову. При переписывании книги в сценарий большинство неудачных придумок было отброшено, главная героиня стала убедительней, но и фильм не без потерь. Пришлось усилить патриотизм и патетику в некоторых вставных эпизодах, убрать признания в любви к городу Киеву и внутренние монологи главной героини проговаривать вслух из-за чего исповедальные мотивы превратились в декларированную пошлость.

Там не менее, Лена Проклова это всё-таки Лена Проклова, сыграла она отлично и после этого фильма при чтении книги всё время видишь её лицо.