— А ну, такой-сякой, пусти меня!

— Не положено, — отвечает солдат. И щелкает курком. — Прости, мил человек. Служба.

Петр Алексеевич ушел, переоделся в царское платье, приходит снова. Полковник увидал царя, обомлел. Кланяется: проходите, Ваше Величество, все для вас.

А солдат опять фузею поднимает:

— Говори секретное слово!

— Ты что же, не видишь, что я царь?

— Вижу, — говорит умный солдат. — что царь. А все-таки без секретного слова нельзя. Не положено.

Тут Петр рассмеялся, скаля неровные зубы, сказал секретное слово. Затем хлопнул солдата по плечу, подарил ему свою любимую трубку (возможно, даже фарфоровую), а полковника разжаловал в солдаты -- ибо услужливый дурак. Потому как устав караульной службы -- это не хухры-мухры, а закон, на котором армия держится. А перед законом все равны -- и цари, и генералы, и простые солдаты...

Короче, это сказка.

* * *

В общем, я понимаю, что следующая история -- как раз из серии "Царь Петр и солдат", но что делать?

Служил дед Гоша в Австрии, в танковой дивизии. Старший сержант, командир танка Т-34-85. Отличник боевой и политической. И скоро четыре года заканчиваются -- тогда по 4 года служили.

И вдруг вызывает деда Гошу к себе командир части. Дед явился -- с опаской. Кто от начальства хорошего ждет?

— Тарищ полковник, по вашему приказанию...

Полкан махнул рукой.

— Вольно, сержант.

Командир посмотрел на деда, вздохнул и говорит:

— Слышал, что у нас будет?

Дед Гоша кивнул. Спектакль. Переаттестация. В заграничной группе войск до фига липовых танкистов осталось. Они всю войну просидели в штабах или продскладах, получали звания и награды, а танк видели только на картинке. Да и то, наверное, спутают с немецким. И вот приказ министра обороны -- провести переаттестацию. И чтобы все эти картонные танкисты танк водить умели, и стрелять тоже, и личным составом командовать. Выполняйте.

— Приедут к нам скоро... эти... — полковник поморщился, он сам из фронтовиков. — гости. В общем, Георгий Никитич, ставлю я тебя старшим мехводом. Будешь им нянькой -- всему научишь, все проверишь, и чтобы сами не убились, и не убили никого. А там и экзамены откатали. Задача ясна?

За что мне это наказание? — хотел спросить дед Гоша, но не спросил. А только приложил руку к виску и отчеканил "так точно".

Полигон танковый. И группа этих майоров, подполковников и полканов. Упитанные, лоснящиеся. С брылями, в наградах, как собаки-медалисты. И разговаривают с сержантом через губу.

И давай дед их натаскивать. А они ленятся, халтурят. Привычка уже.

Семь потов с деда сошло, но научил их худо-бедно танком управлять. А вот стрелять и попадать... Это нужен труд и талант.

Так и так, докладывает дед Гоша своему полковнику. Никуда они не попадут.

Полковник вздохнул и говорит:

— Аттестацию они должны сдать.

Дед Гоша кивнул. Есть.

День экзаменов. Приехала высокая комиссия, главным -- генерал огромного роста, строгий, с седыми бровями. Его все как огня боялись. Крут, крут. Он во время войны батальоном командовал, лично фашисткие танки жег. "Танкисты" с лица сбледнули, шестым потом изошли.

— По машинам! — звучит приказ.

Первый в машину. Поехали.

Маневры отработали -- худо-бедно. Но ничего. А со стрельбой -- дед это знает -- совсем тускло. "Картонный танкист" за прицелом, выехали на позицию стрельбы. Заряжай! Огонь! Тридцатьчетверка дернулась...

Бах! — и мимо. В мишень промазали. Где-то в стороне столб дыма взвился.

Дед за голову взялся. На этом этапе он у штабных вместо мехвода, но стрелять-то они должны сами. Но не могут.

По два снаряда на позицию. Делать нечего. Дед с места мехвода -- полез наверх, к прицелу. А места в башне совсем мало -- дед Гоша, штабной плюс башнер. Они-то с башнером худые, а штабной -- толстый. Дед согнулся в три погибели. Сдвинул штабного, приник кое-как к прицелу глазом. Бронебойным, заряжай, огонь!

— Бум! — и в точку. Попали!

Отстрелял и обратно на место мехвода полез. Человек-оркестр. Сам вожу, сам стреляю.

Следующий штабной на экзамен.

Дед опять танк подогнал, с места на скорость -- наверх. Целься. Огонь!

В точку. Фанерный силуэт танка прошил насквозь. Бронемашину -- на дальнем расстоянии, фугасом, раз! Готово.

Следующий. Дед уже, наученный опытом, только танк тормознул, сразу наверх, в башню кинулся. "Подвинься, растыка", -- тыловика в сторону, а сам к прицелу. Перед глазами уже кружится, черные круги от усталости, комбез мокрый насквозь. Рук не чувствуешь. "Снаряд!". Огонь!

Выстрел, выстрел, выстрел.

Последний штабной выскочил из танка, докладывает комиссии:

— Такой-то, такой-то упражнение закончил! — и стоит довольный.

Комиссия галочки ставит. Дед вылез из люка, стоит, шатаясь на ослабевших ногах. Улыбается без сил -- отделался наконец. А все вокруг на него косятся странно, словно он чудо-юдо какое, уральское. В чем дело? "Слишком хорошо отстрелялись", говорит полкан со смешком.

И тут дед понял, что увлекся. Уложил все выстрелы в десятку, с первого снаряда. Кто ж в это поверит?

Экзамены закончились. После собирает генерал сержантов и рядовых, обводит суровым взглядом и спрашивает:

— Кто стрелял?

Все молчат.

— Говорите, кто стрелял. Я же знаю, что не эти. Куда им. Ну, в последний раз спрашиваю!

— Я стрелял.

Генерал посмотрел на деда Гошу, свел мохнатые седые брови на переносице. Сейчас будет, думает дед.

— Кто такой? — грозно спрашивает генерал. А в глаза молнии рдеют. Розовые отсветы в глазницах, словно где-то рядом догорают немецкие танки.

— Старший сержант Овчинников! — говорит дед.

— А по имени-отчетству?

— Что?.. Георгий Никитич.

Пауза. И тут генерал улыбается, снимает с руки часы командирские.

— Хорошо стреляешь, Георгий Никитич. Держи, на память.

И протягивает деду...

Вот и вся история.

Я понимаю, что выглядит это как "Сказ о Петре I и находчивом солдате". Я и сам бы не поверил.

А потом дед показывает мне часы.

Потом Ярик включал Цоя и начинал подпевать, выставляя челюсть экскаватором:

— Пе-ре-мен! Требуют наши сердца! Пе-ре-мен! Требуют наши глаза!

Спрашивал у меня:

— Похож я на Цоя?

Блондин славянской внешности, на корейского кочегара он походил мало. Вообще, никак.

— Похож, — отвечал я, чтобы не обидеть друга. — Давай уже модели клеить, а? У тебя там танк есть?

У Ярика были целые подшивки приложения к журналу "Юный техник" -- ЮТ для умелых рук. Настоящее сокровище. А в них -- как склеить из бумаги модели самолетов, машин, кораблей и прочие офигенные вещи. При мысли о танке мое сердце забилось сильнее.

— Вот ты балбес! — в сердцах говорил Ярик. — Это же му-зы-ка. Настоящая. Ладно, поищи там.

Я радостно зарывался в подшивки. Тонкие желтоватые листки, печать в два цвета -- для каждого номера разная. Синие номера, красные номера, зеленые. Бумага уже ветхая, листать надо осторожно -- потому что каждый номер просматривали уже сотню раз, не меньше. Где же танк?

Ярик снова включал магнитофон:

— Пе-ре-мен! — он прыгал по комнате и орал вместе с Цоем. — Мы ждем перемен!!

Потом брал самодельные нунчаки и начинал крутить. Воздух гудел и рвался, как пергаментная бумага.

На Ярике -- черные штаны, как у Брюс Ли. Он сшил их сам. Ярик ловил палку нунчака под мышку и кричал тонко и зловеще, как кошка. Крик заметался по комнатам и погас в бордовом советском ковре на стене.

— Нашел! — я вытащил из пачки журнал с танком Т-28. — У него три башни, представляешь? Клево!

Ярик посмотрел на меня с жалостью. У него увлечение бумажными танками прошло давным давно. Мой друг уже вовсю жил в эре Истинного Кунг-фу.

* * *

Если вы не умеете сложить из пальцев смертоносную "лапу тигра", вы не жили в 90е.

Нет бога, кроме Брюса Ли и Чак Норрис пророк его.

Скажи, какой ты школы кунг-фу, и я скажу, кто ты.

Ярик во всем следовал за кумиром. Он одевался, ходил, тренировался, кричал по-кошачьи, задиристо вытирал нос пальцем как Брюс Ли. Он даже в мелочах ему следовал. В фильме "Путь дракона", где молодой Брюс приезжает в Рим и дерется в Колизее, есть смешной момент -- Брюс, не зная ни слова по-итальянски, заказывает еду в кафе. Он просто проводит пальцем по меню и кивает "мне это". Пожилая официантка всплескивает руками и приносит ему заказанное по списку. Вернее, так: супы, супы, супы и супы. Много тарелок с разными супами. И Брюс, чтобы не показать прокола, съедает все, черпая поочередно из разных тарелок. В итоге Брюс так наедается, что вынужден ослабить пояс своих кунгфуистких черных штанов.

Ярик зашел после школы.

— Я сегодня в столовой как Брюс Ли просто.

— Правда?! — мое воображение было легко поразить.

— Да, — небрежно обронил Ярик. — Второе не хотелось, я взял шесть тарелок супа и съел. Клево. Чуть не лопнул.

Представляю эту картину. И лица работниц столовой.

А тогда я просто покатился со смеху.

* * *

Мы посмотрели фильм "Игла" ради двух минут, когда Цой дерется по-китайски.

Мы посмотрели "Фанат" в кинотеатре, дурея от духоты -- зал был полон под завязку -- в основном, подростками и мальчишками. Молодой Серебряков истово отрабатывал гьяку-цуки и прыгал в стекло автомобиля. Он напомнил мне Ярика. Вот на кого Ярик похож, думал я, когда мы шли обратно в темноте города. Яростный блондин. А вовсе не на Цоя.

Всю дорогу Ярик молчал. Думал.

— Таким надо быть, — сказал он наконец, у самого дома.

— Да, — сказал я. И пошел домой. Там, на столе, заваленном книгами, меня ждал недоклеенный танк Т-28.

* * *

Мой бумажный мир изменился в одно мгновение.

Городская библиотека Нижневартовска находилась в другом микрорайоне. Идти туда надо было около получаса, иногда больше, потому что я делал крюк вокруг собак (не спрашивайте). На руки выдавали три книги. Читал я быстро, поэтому я бывал в библиотеке два-три раза в неделю. Иногда чаще, потому что некоторые, самые классные книги, всегда оказывались на руках, и почитать их можно было только в читальном зале.

В тот день, холодный ноябрьский, я подошел к библиотеке поздно. Уже стемнело. Библиотека находилась на первом или втором этаже в длинной пятиэтажке. Перед зданием, занесенный первым снегом, стоял танк, выставив вперед длинную пушку.

Это мы, мальчишки, называли его танком. На самом деле это был обычный северный вездеход с широкими гусеницами. Но вездеход -- это не так романтично, думали мы тогда. Вот танк -- другое дело. Танк был круче. Всяко. Из покатой морды вездехода торчал длинный ствол орудия. На конце ствола была квадратная пластина. Кажется, сейчас такими валят стены, когда спецназ спасает заложников.

Я постоял у "танка", фантазируя, как он рычит в бою, разворачиваясь на одной гусенице и оглушительно стреляет по врагу. Эх, привычно подумал я. Конечно, я знал, что танк ненастоящий. На похожем вездеходе мы ездили в болота за клюквой и морошкой. Все в кузове беззаботно болтали и шутили, а я не веселился. Я все время ощущал, что под нами -- бездна. Без дна и края. И только когда мы возвращались в балок, я мог вздохнуть спокойно. Однажды наш вездеход сломался, и коричневая вода, выступившая под весом огромной машины из мягких кочек, поднялась выше гусениц. Люди в кузове уже не веселились, хотя все еще пытались шутить. Болото -- это тонкий зеленый слой мха над бездной вод.

Водитель, скинув спецовку и матерясь, по грудь в воде бродил вокруг вездехода, пытался чинить. По рации он вызвал помощь. Кажется, мы тогда поехали с маминой работы, поэтому в кузове сидели одни женщины. К моменту, когда пришел другой вездеход, а это несколько часов, люди в кузове сидели притихшие. Кажется, они наконец ощутили тоже, что и я. Под нами -- невероятная бездна. И она ВСЕГДА под нами, а не только в такие моменты, когда вода подступает к самому борту кузова...

Я посмотрел на танк, поежился и пошел к крыльцу библиотеки. Было холодно.

В библиотеке мне нравилось. Особенно когда, как сейчас, в ней никого нет. Библиотекарша кивнула мне, когда я выложил прочитанные книги на конторку.

— Иди выбирай, — сказала она и улыбнулась.

И я пошел выбирать. В библиотеке тепло и светло, лампы дневного света гудят, потрескивают и иногда моргают. Ряды стеллажей высятся над головой. Запах старой бумаги, клея и тепла. Это самый лучший момент. Я помедлил, чтобы продлить ощущение, пошел вдоль стеллажа. Предвкушение. Ожидание чуда. Какое приключение ждет меня сегодня? Иногда я мечтал жить в библиотеке. Вот ты встаешь утром, выходишь -- и все это твое. Бери любую книгу и читай, сколько влезет. И никто не мешает.

В тот вечер я просмотрел раздел фантастики, но не нашел ничего интересного.

Я решил порыться в журналах. Иногда в "Технике молодежи" тоже печатали фантастику. И в "Уральском следопыте". Журналы были сложены стопками на нижней полке. Идеального порядка там не было, в отличие от книг. Я начал перебирать журналы.

И тут я наткнулся на него. У меня перехватило дыхание.

Номер 9 за 1988 год. Обложка в темных тонах, что-то космическое. В глаза мне бросился варвар с жуткими глазами, схвативший полуобнаженную девушку. Очертания ее девственной груди заставили меня отвести взгляд, но его притянуло, как магнитом. Чудесная, потрясающая обложка. Вам, измученным Вальехо, не понять моих чувств. Я схватил журнал. "Стр.54 "Продолжение романа "Звездные короли": бой в ущелье кошмаров" гласила надпись на красной стрелке. Да! Я начал листать. Где же страница 54? Где? Я опасался, что тот, кто брал журнал до меня, вырезал эти страницы (увы, такое случалось, во многих журналах зияли дыры). И вдруг я остановился...

Это было оно. Нет, не фантастика.

"Гимнастический комплекс у-шу по школе "Чой"" -- прочитал я заголовок. Ниже шли черно-белые картинки с пояснениями. Я даже напрочь забыл про ущелье кошмаров. Это было лучше. Передо мной был ключ к великому искусству.

До этого я видел фотокопии "18 стоек Шаолиня" и плакат с Брюсом Ли, отрывки фильмов, а "Лорд-дракон" с Джеки Чаном пронзил меня в самое сердце, но все это было где-то там, далеко. Круто, но в параллельном мире. Мальчишки изображали каратэ и морпехов из "Одиночного плавания", но это ерунда... Обезьянничанье. Секции в Вартовске только появлялись.

А тут я понял, что смогу сам. По-настоящему.

Наверное, так чувствовал себя Эдмон Дантес, когда нашел пещеру, о которой говорил аббат Фариа, на острове Монте-Кристо. Бывший узник еще не знает, есть ли там сокровища (их могли разграбить за много веков), но уже знает, что это возможно. Что, по крайней мере, таинственная пещера действительно существует...

Я взял еще две книги наугад (если бы не взял, это выглядело бы подозрительным), и, словно в бреду, записался у библиотекарши. Почему-то я боялся, что журнал мне не отдадут. Это ведь карта, ведущая к сокровищам! Но библиотекарша только хмыкнула, увидев картинку с дикарем (и полуобнаженной грудью) и записала журнал в формуляр.

Я шел домой, прижимая к груди сумку с журналом. Я почти бежал.

Темный Вартовск сиял загадочными вечерними огнями.

Я не выдержал и побежал. Ждать было невыносимо.

Эра Истинного Кунг-фу настигла меня, как удар молнии. Бумажные танки были сметены этим ураганом напрочь.

* * *

На следующее утро я начал заниматься -- методично и осторожно, как Эдмон Дантес готовился изъять сокровища с острова. Никто не должен был ничего знать. Это была моя тайна. Я встал на час раньше. Было зябко и темно, на кухне мерно тикали часы-ходики. Родители перед работой отвели младшую сестру в детский сад, я был один.

Я достал журнал, раскрыл на нужной странице. И взялся за первое упражнение...

Было больно. Очень больно.

Испытания только укрепляли мою решимость.

Сейчас я знаю, что великой китайской школы "Чой" на самом деле не существует. Что Герман Попов, который указан в статьях как консультант, на самом деле придумал школу "Чой", основываясь на своем опыте занятий бирманским каратэ. Но это ничего не значит. Честное слово: лучшего комплекса разминки и заодно подготовки связок и мышц к боевым искусствам (и к акробатике, как выяснилось) я не встречал. А я позже занимался и каратэ шотокан, и ушу, и акробатикой, и классической борьбой, и самбо. Даже растяжки на акробатике -- изуверские, как стонали наши девчонки -- казались мне ерундой. Каким-то шестым чувством, талантом или еще как Герман Попов угадал -- и его комплекс действительно работает. Впрочем, немалую роль, думаю, сыграла и моя вера.

Вера в Кунг-фу.

Две страницы упражнений кончились. Я был весь в поту, мышцы болели. "Продолжение следует", "Начало в 8 номере", прочитал я.

Я аккуратно сложил журнал, спрятал, позавтракал и пошел в школу. Связки ныли, мышцы болели. Но я был счастлив.

Я ходил по школе, сидел на уроках и ощущал себя тайным агентом. Все были люди как люди, а я -- шел путем кунг-фу. Я смеялся, шутил, но... Так граф Монте-Кристо ходит среди обычных людей. У меня была миссия и высокая цель. У меня было предназначение.

Через месяц тайных занятий я сел на шпагат. За это время я достал следующий номер "Техники молодежи" и увеличил свой утренний курс еще на десять упражнений. Боль почти ушла, но я добивался, чтобы она была. Если я не чувствовал легкой боли, значит, я не продвигался.

Когда я сел на шпагат, я решил признаться Ярику, что занимаюсь. Я вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю дверь.

Ярик снял утяжелители (он бегал в них вокруг дома и только вернулся), молча выслушал мои сбивчивые объяснения, посмотрел на мой шпагат и мой мостик. Попросил показать журналы (я перерисовал все упражнения от руки). Пролистав мои записи, Ярик посмотрел на меня и сказал одно слово:

— Молодец.

Сам он занимался по фотокопиям, купленным в ларьке. Поза журавля, крик кошки, ага-ага. Самодельные нунчаки на веревке. Так я думал -- с легким пренебрежением.

— Пошли, — сказал Ярик. Мы пришли к нему в комнату с багровым ковром. На ковре висел новый плакат: культурист показывал бицепсы, его обнимала симпатичная девушка (очень симпатичная, я загляделся). Ярик открыл ящик стола и вынул толстую пачку листов. Ксерокопии тогда были редкостью -- причем очень дорогой. Ничего себе.

— Смотри, — сказал Ярик. Это была книга Масатоши Накаямы "Каратэ". На французском языке. Я увидел рисунки людей в кимоно, схемы ударов и чуть не умер от зависти.

Оказывается, у Ярика тоже была тайна.

Я думал, он только подражает Брюсу Ли, а Ярик всерьез занимался.

Бэтмен и Робин встретились на крыше небоскреба и пожали друг другу руки. Будем спасать этот город вместе, решили они.

Врубай прожектор.

* * *

А потом в передаче "Вокруг света" начали показывать отрывки фильма "Боевые искусства Шаолиня" -- и Эра Истинного Кунг-фу захлестнула весь Советский Союз.

Мы с Яриком ходили в малый зал школы по вечерам и отрабатывали стойки и удары. Однажды Ярик достал "Джеткундо" Брюса Ли на почитать, и я за двое суток без сна и отдыха от руки перерисовал эту книгу, потому что у нас не было ксерокса. Наш архив материалов разрастался. Мы смотрели все фильмы, мы читали все книги и журналы, что могли достать. Мы говорили о боевых искусствах и шли путем воина.

Танк Т-28 сиротливо белел в шкафу. Его башни так и остались недокрашенными...

Кем ты хочешь быть в будущем? Такой вопрос перед нами даже не стоял. Кем, кем... Мастером боевых искусств, конечно!

Спокойствие духа, как гладь пруда безветренной ночью, и удар пяткой.

Начинались 90е...

Сейчас я оглядываюсь на то время и думаю, что это было здорово. И странно одновременно. Я снова вижу, как Ярик вертит нунчаки на веревке, стоя в своих черных кунг-фуистких штанах, кричит как кошка, а рядом крутятся бобины магнитофона.

— Если вы любите жизнь, то не тратьте времени, так как время — это то, из чего сделана жизнь, — говорит мне Ярик. Он цитирует своего кумира, Брюса Ли. — Понял?

Я рассеянно киваю. Понял, понял. Не отстанет ведь. Мне двенадцать лет. Из динамиков льется низкий темный голос корейского кочегара.

— И вроде жив и здоров. И вроде жить не тужить, — поет Цой.

— Так откуда взялась... печааль?

"Танцор диско" вышел в Советском Союзе в 1984 году и стал легендой. Его видели миллионы. Это сейчас на поклонников индийского кино смотрят примерно как на Свидетелей Иеговы, а тогда это было модно и современно. Мейнстрим и зарубеж. 

Мой друг Пашка обожал индийские фильмы. 

Пашка жил в деревяшке за магазином "Тысяча мелочей", с мамой, старшим братом и квартирантом. А еще у него был белый хомяк-партизан, сбежавший, кажется, уже в третий раз. По ночам хомяк проводил лихие ковпаковские рейды на кухню, прицельно бил по гречке и макаронам, опрокидывал банки с сахаром и оставлял отпечатки крошечных лап в пакетах с мукой. Возможно, хомяк боролся с системой. 

Пашкина мама ругалась на Пашку. Они с братом ставили ловушки (гуманные, Пашка настаивал), но хомяк был неуловим. Ночью партизан бродил между стен, шуршал обоями и громко перекатывал гильзы от охотничьих патронов и шарики дроби. 

Этого добра у Пашки было завались, его настоящий отец работал охотником. В общем, Пашка и тут оказался крайним. 

Когда хомяка чудом поймали (он случайно провалился в пустую трехлитровую банку и не смог вылезти), выяснилось, что это белое красноглазое чудо — еще и девочка. 

Ну, это как раз логично. 

Только женщина может так долго и последовательно портить кому-то жизнь... 

Но узнали мы это потому, что хомяк оказался беременным, с пузом. Откуда? Мы ехидно спрашивали у Пашки, не терял ли он до этого еще хомячков? Только уже самцов? Пашка вяло огрызался. Тогда мы с Андрюхой начали зубоскалить по поводу дерзкого серого мыша. Мол, тот устроил белой даме свидание за стенкой, а потом постоянно с нее соскальзывал в процессе. 

Ну что сказать? Дураки мы были. 

Пашка вспылил и обиделся. 

У него и без этого хватало проблем. Ему нужно было придумать хомяку имя и починить клетку. Вместо клетки у него была закрытая полка со сдвижным стеклом. У меня в такой на стене стояли книги. Пашкина полка была прогрызена во многих местах и залатана фанерой и кусками жести, словно простреленный танк. В такой стимпанк-обстановке Машке (так назвали хомяка) предстояло рожать потомство. 

В тот год наш "Б" класс превратили в математический, а остальных перевели в "В" и "Г". Пашка попал в "В", и мы стали реже видеться. Наша троица мушкетеров почувствовала первые удары судьбы. 

У нас с Андрюхой были телефоны, а в деревяшках телефоны не ставили. Мол, это временное жилье, скоро под снос (многие из деревяшек стоят до сих пор, и там живут люди). Поэтому когда Пашка хотел нам позвонить, он просто приходил в гости. 

Наступила осень, золото, бронза, медь под ногами, и запах прелой листвы вокруг. "Бабье лето". Приходит Пашка — родной, но все-таки немного другой. Непривычный. 

— Пойдем в кино, а? — сказал Пашка. — В Самотлоре сейчас "Танцор диско-2" показывают. 

— Ну не знаю, — я пожал плечами. После "Одиночного плавания" и "В зоне особого внимания" я охладел к Индии. — Чего-то мне не хочется. 

— Пошли! Я уже видел, клево. 

В общем, он меня убедил. Хотя я пошел туда скорее из-за Пашки, чем из-за фильма. Когда фильм начался, первые пятнадцать минут я пытался сообразить, как связан первый "Танцор диско" со вторым... Оказалось, никак. Даже название другое — "Танцуй, танцуй". Впрочем, я уже увлекся сюжетом. Через два с лишним часа, слегка ошалев от песен, страданий, драк и подергиваний Митхуна, мы вышли на воздух. 

— Ух! Крутое кино, — сказал я. Фильм мне понравился. — Ты сколько раз его видел? 

— Четыре, — сказал Пашка. 

— Сколько?! — я удивился. 

— Или пять. 

На следующий день Пашка уболтал Андрея сходить в шестой раз. Я уже ничему не удивлялся. 

Квартирант был крепкий, здоровый, весь такой налитой наглостью — молодой жлобина. Он был намного моложе Пашкиной мамы. Кажется, он нигде не работал, зато старательно питался и стрелял у нее деньги. Он или дрых в своей комнате или торчал на кухне с голым торсом, пялясь в телевизор. Пашка с братом его терпеть не могли, но молчали — ради матери. Я помню, что у них в холодильнике были разные полки — своя и отдельная для квартиранта. 

Но тот частенько залезал в чужие запасы. 

— Витька, ты опять сожрал нашу тушенку! — орал Пашка. 

— Ничего я не трогал, — бурчал квартирант, вытирая сальные губы. И улыбка скользила "а ничего ты не докажешь". Глаза мелкие и хитрые. — Своего хватает. 

Пашка его ненавидел. Но сделать ничего не мог. 

Наверное, многие встречались с ситуацией, когда родной тебе человек попадает во власть мелкого, жадного, глупого, недалекого человечка. Фальшь которого как на ладони для всех... кроме самого родного тебе человека. 

Настоящее зло — не умно. Но почти всесильно. 

Я думаю, поэтому Пашке нравились индийские фильмы. Там была надежда. 

Возможно, в определенный момент времени нам просто нужны истории, где просто добро побеждает просто зло. И никаких полутонов. 

Советские фильмы для этого слишком рефлексивны. На этот случай у детей были чешские сказки про девочку Майку и пластилиновых осьминогов, а у Пашки — индийские фильмы, Митхун Чакраборти, сверкание огней и танец диско. 

"Су-па дэн-са!" Давай, давай танцуй. 

Интересно, сидя в темноте кинотеатра, глядя на экран, что Пашка представлял? 

Вот он, в широких брюках, на высоких каблуках, танцует на сцене, как ударенный током. 

Вот лицо злодея крупным планом — у него толстое самодовольное лицо и сальные губы. Глаза злодея подведены черной краской. Он запрокидывает голову и хохочет, как хохочут злодеи в индийском кино... Злодей задумал нечто чудовищное. 

Вот седенькая, но красивая мать героя в скромном сари. Она переживает за сына, ведь ему грозит опасность. 

Вот приспешники злодея... Они уродливы и модно одеты. Они бьют Пашку кулаками и ногами, и все время смеются. Командует ими высокий мужчина со шрамом на красивом лице. Пашка падает на землю. Еще раз падет. И еще. Это мучительно, как в спагетти вестернах (за кадром звучит Эннио Морриконе "Профессионал"). По красивому смуглому лицу Пашки течет кровь... 

Вот избитого Пашку в последний момент спасает команда мальчишек-бродяг. Они забрасывают приспешников камнями. В мальчишках смутно угадывается нечто знакомое... Это банда "Хомяки", которой боятся все соседи и полиция... Командует бандой лихая атаманша по имени Mash-ka, это ее дети. Она выхаживает израненного Пашку. 

Пашка с трудом может ходить. Он поправился, но теперь много пьет. И еще, кажется, он потерял память. 

Однажды он хромает мимо бара и слышит знакомую музыку. Пашку пробивает ударом тока. Он заглядывает через решетку окна — и видит в телевизоре свое выступление на сцене. Это словно удар грома. 

В одно мгновение он вспоминает все. 

И маму, и себя, и диско на сцене, и смеющуюся рожу злодея. 

"Я снова буду танцевать, мама", — говорит Пашка. 

Пашка занимается день и ночь. Он кричит от боли, но продолжает тренироваться. Он бросает пить. 

И приходит день, когда он снова может выйти на сцену. 

Мелькание огней. Зрители в зале волнуются. Долгая пауза. И вдруг... 

Звучит музыка, выбегают мелкие танцовщицы в купальниках и что-то поют. А потом выходит он... 

Нет, не выходит. Выпрыгивает откуда-то сверху, в замедленном движении. 

И приземляется на сцену. 

— Пока во мне теплиться жизнь, я буду танцевать! — кричит Пашка. — А вы будете танцевать со мной?! 

И зрители отвечают "ДААААА!!!" 

И он начинает танцевать. 

Зрители беснуются, они в экстазе. В зале модные бандиты и неизвестно откуда взявшиеся там "хомяки". Танцуют все, и только Злодей не танцует. По его сальным губам скользит улыбка ненависти. Он ненавидит Пашку, и диско, и все хорошее, что есть на земле. 

"Убить его!" — кричит злодей. Бандиты пытаются пробиться к сцене, но зрители их не пускают. Сегодня Пашка король всех сердец. Зрители вместе с "хомяками" бьют приспешников и выкидывают их через черный ход на улицу... 

Вот появляется седенькая, но красивая мама Пашки и протягивает к нему руки. Злодей приставляет пистолет к ее виску. 

Пашка бросается на помощь. 

Злодей целится в Пашку и стреляет. 

Мама закрывает Пашку собой. 

Злодей трусливо убегает. Пашка держит маму за руку. "Ты поправишься, мама". "Сынок", говорит мама. "Я всегда любила только тебя". Пашка плачет. "Тебя и твоего брата", добавляет мама. Пашка вскидывает голову "У меня есть брат?" 

Вот мужчина со шрамом — Пашкин старший брат. Пашка узнал его по шраму. Старший брат раскаивается и переходит на сторону добра. Они с Пашкой догоняют злодея. А потом Пашка и злодей дерутся на кувалдах. Удары звучат в чудовищной реверберации. Пашка проигрывает, но в последний момент собирается с силами. И высказывает злодею все обиды между взмахами кувалды... 

Злодей умирает. 

Финал фильма. Пашка в костюме с блестками танцует на сцене. Зрители ликуют. 

Цветные огни. Музыка. Высокий Пашкин голос. 

В центре толпы стоит брат Пашки, он выкатил кресло, на котором сидит седенькая, но красивая мать и улыбается от счастья. 

Вокруг них стоят "хомяки" в диско одеждах, все из себя. Атаманша Mash-ka показывает ему издалека — ты крут, друг. 

И Пашка крут. 

Титры. "Роли дублировали... Фильм озвучен на киностудии "Ленфильм" при участии творческого объединения..." 

Загорается свет. Добро победило. 

Мы вышли из кинотеатра, щурясь от солнца. 

Осень, Нижневартовск. В Вартовске осень всегда была моим любимым временем года. 

— Как тебе? — спросил Пашка. 

— Ух, крутое кино, — сказал я. И это было правдой. 

В скором времени Пашка переехал в Уфу. И до сих пор живет там. У него своя автомастерская, дом, красавица жена, дети. 

Когда мы встречались несколько лет назад в Нижневартовске, он приходил в гости. И я удивился, насколько Пашка спокойный и уверенный в себе. И какие хорошие у него ребята — мальчишка и старшая девчонка. 

Мы гуляли по парку, где бегали еще детьми, и катались на колесе обозрения. 

Пашка выглядел счастливым. 

Потому что добро всегда побеждает зло. Я в это верю.

Возможно, поэтому любители индийского кино — это секта. 

"Есть у вас время поговорить о господе нашем, Митхуне Чакраборти?" 

— Папа, — сказала Злата. Я вернулся обратно, в Москву. — Поставь диска!

Красные против белых. Буденовки, кожаные тужурки, сабельные атаки, пулемет "максим" стучит с тачанки, белые офицеры пижонски идут в психическую атаку... И обязательно начинается рукопашная, и кто-то из хороших, расстреляв все патроны, схватит "наган" за ствол и ударит плохого по голове рукояткой. Хряк! Плохой падает без сознания.

Выглядело эффектно.

И уровень эмпатии приемлимый. Как оказалось, в жизни все немного сложнее.

Зима. Сугробы выше человеческого роста. Наша группа вывалилась на прогулку, как в бой. У девчонок свои игры, мальчишкам мало интересные, всякие куклы, одевания, чаепития, походы в гости, а мы мгновенно разбились на партии, разобрали оружие и стали играть в войнушку.

Игрушки хранились в большом кящике на веранде. В этот раз мне достался хороший "пестик", то есть пистолет. Черный, как положено оружию, и железный. Он громко и противно щелкал, когда нажимаешь на спуск. Кому-то из ребят достался синий пластиковый пистолет, похожий на бластер, кому-то палка (не самый плохой вариант). А Лешке достался наган с белой рукояткой. Вот это было дно, даже хуже палки.

"Наган" вообще мало кому нравился. Он был не "взаправдашний" пестик, хотя притворялся взаправдашним. Во-первых, мы смотрели фильмы про революцию, и знали, что у настоящего нагана барабан должен вращаться, а не откидываться вбок. Во-вторых, зачем эти узоры? Что за бл..дский гламур? (к счастью, тогда мы не знали таких выражений). Палка честнее. С палкой можно было вообразить все, что угодно. Что у тебя в руках — настоящая винтовка, и даже очень клево передергивать рукоять затвора, отрабатывая голосом звук выстрела. Что ты бежишь с "калашом", как в фильме "В зоне особого внимания", про десантников, а на голове у тебя голубой берет.

Палку легко можно было превратить в меч или саблю, в копье, лук или даже ракету.

С "наганом" можно было только терпеть. Там не было места воображению.

Мы с Лешкой оказались в разных командах. Оба главными. Я был красный командир, Лешка белый офицер (гнида). У него из-под ушанки выбивалась белокурая прядь. В сочетании с тонкими чертами лица, светлыми ресницами и руками изящными, как у девчонки, он, конечно, был поручик. Ему сразу хотелось дать в породистую офицерскую морду. Вспыхивал Лешка и краснел легко, как гимназистка. Но в гневе был страшен.

И он был мой друг.

Началась игра. Мы бегали табунками вокруг избушки, веранды. Это была чисто вартовская веранда, больше нигде таких не видел. Берутся две железобетонные плиты и ставятся шалашиком. Третья стена чем-то закрывается. Пирамида Хеопса север стайл.

Вокруг этого железобетонного шалашика мы и бегали.

С воплями, азартно разбрасывая снег валенками, под возмущенные вопли девчонок, щелкая "пестиками" и голосами отыгрывая пулеметные очереди и выстрелы "мосинок". Урррааа! — вопили мы во все горло. — Бей гадов!

А потом началась свалка.

То есть, рукопашная. Красные и белые сошлись и начали валять друг друга в сугробах. Кто-то поскользнулся и упал, на него сверху кинулся один, другой...

Через две минуты это была общая вопящая, барахтающаяся и парящая на морозе, как чайник с кипятком, куча-мала. Пистолеты и палки полетели во все стороны.

Я откатился от кучи, поднялся на ноги. Меня шатало. Валенки были полны снега, лицо горело — меня ткнули в сугроб лицом и повозили. Я оглянулся. Куча-мала вопила, и кричала, и дергалась. К нам уже спешила воспитательница...

В центре кучи возвышалась голова моего заклятого врага — врангельского поручика Лешки. В темной ушанке с развязанными ушами. Кажется, белые побеждали.

Я собрался кинуться в схватку, сжал кулаки... и тут увидел. Мой взгляд на мгновение остановился.

Вот оно! Озарение.

На снегу передо мной лежал он. Фальшивый "наган" с белой рукояткой. Видимо, Лешка его выронил в пылу схватки.

И тут я понял, это шанс. Патроны кончились, оставался один выход. Я сделал шаг. Наклонился и поднял "наган". Он был ледяной, а я потерял одну варежку... оборвалась резинка. Я покрасневшими пальцами перехватил наган за ствол. Холод обжег пальцы.

Я сделал шаг, другой. Размахнулся и аккуратно, как в фильмах, опустил наган на белогвардейскую макушку.

Бум!

Лешка упал.

Как в фильме. Красные победили.

Потом я услышал крик. Кричала воспитательница — медленно, точно во сне, открывая рот... И это было страшно и непонятно.

Столпотворение.

Капли крови, падающие в белый снег... круглые дырочки...

И тут я понял, что сделал что-то неправильно.

Крови было много. На рукояти фальшивого в целом "нагана" есть одна очень точная деталь — антабка. Кольцо, в которое вдевается шнур.

И эта антабка сквозь ушанку достала до нежной лешкиной головы...

Конечно, это было ЧП.

Родителям сказали, что я фашист и жестокость у меня в крови. К этому моменту Лешка был уже перевязан, а я отруган и зареван. Я извинился перед другом, обещал маме больше не бить никого наганом, даже если очень хочется, и чувствовал себя выжатым, словно герой особо изматывающего детского фильма. "Лучше бы крокодилы", думал я в отчаянии.

...

Лешка, кстати, на меня совсем не обиделся.

Ему забинтовали голову, как раненому. На следующий день Лешка смотрелся круто и сурово, словно настоящий красноармеец. Никаких поручиков.

И все мальчишки ему завидовали. Даже я.

А "наган" из уличных игрушек все-таки убрали. На всякий пожарный.

Читать Мое советское детство