Наверное, каждый из тех, что выжил, запомнил то лето. Солнечное и яркое, прекрасное лето смерти.
Седой не любил жару, мокнешь в этой идиотской синей форме. Бесполезное занятие – охранять детский сад. Это ж не банк. В армии Седой учился убивать и не быть убитым. В 2008 году входили через тоннель в Цхинвал. Война, бои в горах. Гулкие выстрелы танковой пушки. Рукоять "калаша" в потной ладони. Толчок отдачи в плечо. "Бежали робкие грузины", Михаил Юрьевич Лермонтов.
На улицах города лежали мертвецы. Седой тогда остановился, глядя на старую женщину в черном, скорчившуюся в обнимку с подростком. Они пытались спастись, но смерть настигла их. Возможно, это самое бесполезное занятие, бегать от смерти.
Когда началась Катастрофа, зазвучали объявления "Атомная тревога! Всем укрыться в противоатомных убежищах и на станциях метро..."
Девочку в красном пальто привозили на белом "мерседесе" — длинном, обтекаемом, как акула. Женщина с длинными ногами выходила из машины, вела девочку за руку. "Богатые, наверное, тоже любят своих детей", думал Седой равнодушно. И отворачивался.
А потом не выдерживал и снова смотрел на нее.
Женщина с длинными ногами. Ошеломительно красивая, словно из другой, лучшей жизни. Из кино, где она обнимает длинными красивыми ногами какого-нибудь Брэда Питта.
Один раз Седой увидел через ограду, как женщина и мужчина кричат друг на друга, стоя рядом с белой машиной-рыбиной. Мужчина был высокий, загорелый, в деловом костюме. Седому он сразу не понравился.
Мужчина замахнулся. Потом опустил руку.
Выругался и ушел к своей машине. Огромному черному "мерсу". Седому показалось, что машина злобно и угрюмо скалится хромированной решеткой радиатора…
А сегодня... Вечером Седого в общаге ждали доширак и огурцы в банке. Ледяная водка в задымленной, забитой льдом, как полярная ночь, морозилке. Он вчера купил бутылку, хотя не пил уже года три. Кажется, пришло время развязать.
Катастрофа. Заработали сирены. Воспитательницы выводили заплаканных, испуганных детей на улицу, многих не успели одеть. Не страшно, подумал Седой. Одна из женщин, вроде бы из бухгалтерии, запаниковала — Седой видел, как она бежит по асфальту, долго не может нажать кнопку открытия двери... "пик-пик-пик", дверь открылась... и вот бухгалтерша уже срывается... падает. Поднимается и снова бежит, шатаясь, как пьяная.
"На нас напали... Или мы напали, а это ответный удар". Неважно. Телевизор в служебке вдруг сменил улыбающееся лицо Д’Артаньяна на синий экран. Загорелся знак МЧС и предупреждение. Седой спокойно посмотрел на экран, поправил куртку и вышел. «Ну хоть эта херня с Боярским кончилась».
Сирена выла. По всему зданию детского сада моргали красные огни.
"Чрезвычайная ситуация. Просим проследовать в укрытия". Дослушивать Седой не стал. Спустился на улицу, чувствуя как свободно и радостно работает сердце. Впервые после ухода жены он ощутил себя живым.
Воспитательницы вывели детей за ограду, построили в колонну. Перед Седым оказалась молоденькая заплаканная воспитательница. Азиля, кажется? Или Гуля? У Седого всегда было плохо с именами, особенно нерусскими.
— Не хватает Евы. Вы ее не видели?!
Седой покачал головой. "Ева, кто это?". Детей всегда было много.
— Пожалуйста!!
— Хорошо, я ее найду. Не волнуйся.
Воспитательница убежала к колонне детей. "Не успеют", подумал Седой отрешенно. Радостное биение сердца стало глухим и страшным. Он повернулся и побежал в здание. Где эта Ева может быть? В группе? Номер четырнадцать, кажется… Он побежал по лестнице.
Девочка стояла в раздевалке. Дверца шкафчика с розовым единорогом приоткрыта. На девочке было красное, как кровь, пальто.
— Мама сказала, что я обязательно должна надеть пальто. Я вернулась в группу.
— Пошли, — сказал Седой. — Надо успеть в метро.
Они выбежали на улицу, открыли калитку. Детей уже не было.
Девочка повернулась и показала на белую обтекаемую «акулу».
— Это машина моей мамы, — сказала девочка в красном пальто.
— А где твоя мама?
— Не знаю.
Седой снова почувствовал сладковатый и одновременно прохладный аромат женщины с длинными ногами. Представил, как раздвигает ей длинные ноги, как входит в нее. Мягким упругим толчком. И как внутри нее бархатно и нежно. Так, что можно забыть обо всем. И жизнь наконец-то обретет хоть какой-то смысл. Седой помотал головой. Забудь.
— Мне нельзя с чужими, — сказала девочка и посмотрела на Седого чистыми голубыми глазами.
Седой кивнул.
— Все правильно, — сказал Седой. Слова шли с трудом, он не любил говорить. Протянул жесткую коричневую ладонь и взял девочку за руку. — Пошли.
Сирены выли. Седой видел, как вспарывают небо черные тени — это пошли на взлет истребители. Война, подумал Седой. Разве так бывает?
Длинная белая машина стояла, уткнувшись в ограду мордой. Левая фара выбита. В машине никого. Одна из дверей открыта.
— Стой здесь, — сказал Седой девочке и пошел вокруг.
Седой остановился. На траве лежала блестящая красная туфля. Седой выпрямился и побежал вперед.
Грохот выстрела. По спине Седого пробежал озноб. Он ускорился, свернул на тропинку, уходящую в лесок.
Женщина с длинными ногами ползла по траве. Совершенные ноги скребли по земле, одна из красных блестящих туфелек осталась, выдергивала траву. Белое пальто в крови. Над ней стоял человек, тот самый, с черным «мерсом».
Человек в дорогом костюме не умел убивать. Но, видимо, очень хотел научиться.
Он поднял пистолет. Седой бросился вперед...
Выстрел.
В последнюю секунду Седой видел, как женщина с длинными ногами смотрит на него. А потом ее глаза погасли.
Седой несся вперед мягко, бесшумно, как раньше. «Констанция, Констанция, Констанциииия…» вспомнилось вдруг из дурацкого нелюбимого фильма.
Сучок под ногой хрустнул.
Человек быстро обернулся. Седой увидел белое, холеное лицо.
— Сучка сама напросилась! — закричал человек. Седой не ответил. Человек вскинул руку с пистолетом. В следующее мгновение Седой сломал эту руку. В несколько секунд он вспомнил все, чему его учили в армии. Снятие часового... Бить на поражение. А потом забыл.
Не было ни вскрика, ни звука. Только хруст и хрип. Учителя Седого могли бы им гордиться. Или бояться. Потому что Седой не остановился на необходимом.
От человека в дорогом костюме осталась бесформенная человеческая груда.
Седой взял пистолет, проверил, сунул за пояс. Охраннику детского сада оружие не полагается. Но, похоже, времена изменились.
Седой поднял голову. В просвете между деревьев безоблачное голубое небо чертили росчерки реактивных струй.
Седой поднял на руки тонкое тело. Она была еще теплой, женщина на его руках словно спала. Длинные ноги висели и болтались. Туфелька наконец слетела.
— Мама! Мама! – закричала девочка и вдруг остановилась. Глаза ее стали огромными.
— Она спит? — спросила девочка. Седой покачал головой.
— Мама устала. Открой дверь.
Девочка послушалась. Дети в таких семьях все прекрасно понимают без слов.
Девочка открыла дверцу, Седой положил женщину на сиденье. В салоне ее сладковато-прохладный запах окутал его с головой, на мгновение закружилась голова. Седой усилием воли вынырнул. Захлопнул дверь.
— Что это? — спросила девочка. Седой посмотрел на свою руку, сжимавшую крошечную ладонь.
— Кровь, — сказал Седой. — Это ничего.
— Ты поцарапался?
— Нет.
Он посадил девочку на переднее сиденье. Пристегивать не стал — потеря времени. Если он сейчас врежется во что-нибудь, разницы никакой. Погибнут оба. Сейчас их может спасти только скорость. Когда атомные ракеты летят к городу, им придется убежать от смерти.
— Держись крепко, — велел он девочке.
— Мама говорит, всегда нужно пристегиваться, — сказала девочка. Седой сел за руль, поискал ключ.
— Там кнопка под рулем, — сказала девочка.
Двигатель заурчал мощно и красиво. Современные технологии — Седой слышал, так нужно. Если бы не это, он не понес бы женщину с длинными ногами в машину. "Вру", сказал он себе. Конечно, понес бы. Оставлять ее в лесу было бы... неправильно.
Только не рядом с тем уродом.
Видимо, ключ оказался в кармане белого пальто, этого хватило, чтобы двигатель заработал.
Седой переключил скорость, сдал назад. Белая хищная машина разворачивалась легко и красиво, как крейсер в гавани. Седой не заботился, но аккуратно, почти ювелирно, тронулся с места и мысленно толкнул сам себя. «Быстрее».
Мотор взревел. Машина сорвалась с места и понеслась.
Седой вырулил на дорогу, виртуозно, на бешеной скорости прошел впритирку между машин, проскочил на красный. Со звонким щелчком отлетело зеркало. Сейчас уже все равно. За рулем он всегда чувствовал себя спокойнее.
До станции метро Дыбенко метров пятьсот. Успеть за оставшиеся две минуты.
Девочка сидела рядом, и кажется, старалась не плакать. Она вцепилась в подлокотники, пальцы побелели.
Седой не знал, о чем она думает. Но девочка не плакала.
Он видел на лобовом стекле росчерки ракетных следов. В небе что-то беззвучно взорвалось, разлетелось.
Он вдавил педаль газа. На краткое мгновение ему показалось, что машина идет на взлет. Впереди показалась станция, синяя буква "М"…
— Я никогда не была в метро, — сказала девочка внезапно.
Седой промолчал.
— Вы не видели моего папу? — спросила девочка. — Он должен был…
— Тебя зовут Ева? – прервал Седой.
— Да.
— Держись крепче, Ева.
Перед машиной толпа заслоняла дорогу, люди двигались к метро.
Он вдавил клаксон. От резкого звука пешеходы бросились врассыпную…
В последний момент Седой рванул ручник и вывернул руль. «Мерс» занесло и задом, по дуге врезало в стену вестибюля. Удар. В голове зазвенело.
Седой выскочил из машины. Обежал, дернул дверь. Блять, заклинило! Вернулся обратно, к водительской двери. Открыл ее:
— Сюда!
Седой подхватил девочку на руки и побежал ко входу. Ева сначала замерла, а потом обхватила его за шею, прижалась крепко.
Небо прочерчивали белые следы. Скоро упадут бомбы, подумал Седой. Он не знал, откуда это знает. Он чувствовал себя персонажем старого советского фильма. Завтра была война... уже сегодня. Сейчас. В эту секунду.
— Ты! Урод! — закричал мужик, которого он едва не сбил машиной. Пошел на Седого. — Совсем охуел, блять?!
Седой выстрелил ему в колено. Мужик охнул и упал. Тонко завыл. Люди вокруг словно не заметили и продолжали идти к метро.
Седой, не оглядываясь, пробежал мимо мужика. Вестибюль – серый, каменный — качался перед ним громадой. Синяя буква "М" врезалась в мозг. Толпа вокруг кричала и стонала, в стороне плакала седовласая женщина в смешной черной шляпке. Седой на мгновение поймал ее взгляд и отвернулся. «Простите».
Они должны были успеть. Седой врезался плечом, надавил. Толпа выталкивала его прочь, словно живой организм. Седой уперся, пошел вперед, преодолевая давление, локтем прикрывая Еву от ударов. Девочка судорожно вцепилась ему в шею. «Ничего-ничего, прорвемся».
Они успели.
(с) Шимун Врочек