Ярик включал кассету Майкла Джексона и спрашивал меня:
— Как, тебе нравится? Неужели не нравится?
Я пожимал плечами. Музыка и музыка. Барабаны лупят и кто-то тонким голосом орет так, что оглохнуть можно. По телевизору говорили, что такая музыка -- ненастоящая музыка, а настоящая музыка только народная. И еще опера, потому что она вышла из народной. Тут я с ними был согласен. "Сердце красавицы склонно к измене" -- вот это я понимаю, песня. "Тореадор, смелее в бой. То-ре-а-дор, то-ре-а-дор" -- голос такой, что пятки вибрируют и затылок немеет. А по субботам утром мы всей семьей смотрели передачу "Играй, гармонь". Я слушал частушки из села Меланьино Петровского района Красноярского края и чувствовал единство со всей советской страной.
— Нравится, — равнодушно говорил я. Ярик вскидывал голову и остро смотрел на меня. Его было сложно обмануть.
Потом Ярик включал Цоя и начинал подпевать, выставляя челюсть экскаватором:
— Пе-ре-мен! Требуют наши сердца! Пе-ре-мен! Требуют наши глаза!
Спрашивал у меня:
— Похож я на Цоя?
Блондин славянской внешности, на корейского кочегара он походил мало. Вообще, никак.
— Похож, — отвечал я, чтобы не обидеть друга. — Давай уже модели клеить, а? У тебя там танк есть?
У Ярика были целые подшивки приложения к журналу "Юный техник" -- ЮТ для умелых рук. Настоящее сокровище. А в них -- как склеить из бумаги модели самолетов, машин, кораблей и прочие офигенные вещи. При мысли о танке мое сердце забилось сильнее.
— Вот ты балбес! — в сердцах говорил Ярик. — Это же му-зы-ка. Настоящая. Ладно, поищи там.
Я радостно зарывался в подшивки. Тонкие желтоватые листки, печать в два цвета -- для каждого номера разная. Синие номера, красные номера, зеленые. Бумага уже ветхая, листать надо осторожно -- потому что каждый номер просматривали уже сотню раз, не меньше. Где же танк?
Ярик снова включал магнитофон:
— Пе-ре-мен! — он прыгал по комнате и орал вместе с Цоем. — Мы ждем перемен!!
Потом брал самодельные нунчаки и начинал крутить. Воздух гудел и рвался, как пергаментная бумага.
На Ярике -- черные штаны, как у Брюс Ли. Он сшил их сам. Ярик ловил палку нунчака под мышку и кричал тонко и зловеще, как кошка. Крик заметался по комнатам и погас в бордовом советском ковре на стене.
— Нашел! — я вытащил из пачки журнал с танком Т-28. — У него три башни, представляешь? Клево!
Ярик посмотрел на меня с жалостью. У него увлечение бумажными танками прошло давным давно. Мой друг уже вовсю жил в эре Истинного Кунг-фу.
* * *
Если вы не умеете сложить из пальцев смертоносную "лапу тигра", вы не жили в 90е.
Нет бога, кроме Брюса Ли и Чак Норрис пророк его.
Скажи, какой ты школы кунг-фу, и я скажу, кто ты.
Ярик во всем следовал за кумиром. Он одевался, ходил, тренировался, кричал по-кошачьи, задиристо вытирал нос пальцем как Брюс Ли. Он даже в мелочах ему следовал. В фильме "Путь дракона", где молодой Брюс приезжает в Рим и дерется в Колизее, есть смешной момент -- Брюс, не зная ни слова по-итальянски, заказывает еду в кафе. Он просто проводит пальцем по меню и кивает "мне это". Пожилая официантка всплескивает руками и приносит ему заказанное по списку. Вернее, так: супы, супы, супы и супы. Много тарелок с разными супами. И Брюс, чтобы не показать прокола, съедает все, черпая поочередно из разных тарелок. В итоге Брюс так наедается, что вынужден ослабить пояс своих кунгфуистких черных штанов.
Ярик зашел после школы.
— Я сегодня в столовой как Брюс Ли просто.
— Правда?! — мое воображение было легко поразить.
— Да, — небрежно обронил Ярик. — Второе не хотелось, я взял шесть тарелок супа и съел. Клево. Чуть не лопнул.
Представляю эту картину. И лица работниц столовой.
А тогда я просто покатился со смеху.
* * *
Мы посмотрели фильм "Игла" ради двух минут, когда Цой дерется по-китайски.
Мы посмотрели "Фанат" в кинотеатре, дурея от духоты -- зал был полон под завязку -- в основном, подростками и мальчишками. Молодой Серебряков истово отрабатывал гьяку-цуки и прыгал в стекло автомобиля. Он напомнил мне Ярика. Вот на кого Ярик похож, думал я, когда мы шли обратно в темноте города. Яростный блондин. А вовсе не на Цоя.
Всю дорогу Ярик молчал. Думал.
— Таким надо быть, — сказал он наконец, у самого дома.
— Да, — сказал я. И пошел домой. Там, на столе, заваленном книгами, меня ждал недоклеенный танк Т-28.
* * *
Мой бумажный мир изменился в одно мгновение.
Городская библиотека Нижневартовска находилась в другом микрорайоне. Идти туда надо было около получаса, иногда больше, потому что я делал крюк вокруг собак (не спрашивайте). На руки выдавали три книги. Читал я быстро, поэтому я бывал в библиотеке два-три раза в неделю. Иногда чаще, потому что некоторые, самые классные книги, всегда оказывались на руках, и почитать их можно было только в читальном зале.
В тот день, холодный ноябрьский, я подошел к библиотеке поздно. Уже стемнело. Библиотека находилась на первом или втором этаже в длинной пятиэтажке. Перед зданием, занесенный первым снегом, стоял танк, выставив вперед длинную пушку.
Это мы, мальчишки, называли его танком. На самом деле это был обычный северный вездеход с широкими гусеницами. Но вездеход -- это не так романтично, думали мы тогда. Вот танк -- другое дело. Танк был круче. Всяко. Из покатой морды вездехода торчал длинный ствол орудия. На конце ствола была квадратная пластина. Кажется, сейчас такими валят стены, когда спецназ спасает заложников.
Я постоял у "танка", фантазируя, как он рычит в бою, разворачиваясь на одной гусенице и оглушительно стреляет по врагу. Эх, привычно подумал я. Конечно, я знал, что танк ненастоящий. На похожем вездеходе мы ездили в болота за клюквой и морошкой. Все в кузове беззаботно болтали и шутили, а я не веселился. Я все время ощущал, что под нами -- бездна. Без дна и края. И только когда мы возвращались в балок, я мог вздохнуть спокойно. Однажды наш вездеход сломался, и коричневая вода, выступившая под весом огромной машины из мягких кочек, поднялась выше гусениц. Люди в кузове уже не веселились, хотя все еще пытались шутить. Болото -- это тонкий зеленый слой мха над бездной вод.
Водитель, скинув спецовку и матерясь, по грудь в воде бродил вокруг вездехода, пытался чинить. По рации он вызвал помощь. Кажется, мы тогда поехали с маминой работы, поэтому в кузове сидели одни женщины. К моменту, когда пришел другой вездеход, а это несколько часов, люди в кузове сидели притихшие. Кажется, они наконец ощутили тоже, что и я. Под нами -- невероятная бездна. И она ВСЕГДА под нами, а не только в такие моменты, когда вода подступает к самому борту кузова...
Я посмотрел на танк, поежился и пошел к крыльцу библиотеки. Было холодно.
В библиотеке мне нравилось. Особенно когда, как сейчас, в ней никого нет. Библиотекарша кивнула мне, когда я выложил прочитанные книги на конторку.
— Иди выбирай, — сказала она и улыбнулась.
И я пошел выбирать. В библиотеке тепло и светло, лампы дневного света гудят, потрескивают и иногда моргают. Ряды стеллажей высятся над головой. Запах старой бумаги, клея и тепла. Это самый лучший момент. Я помедлил, чтобы продлить ощущение, пошел вдоль стеллажа. Предвкушение. Ожидание чуда. Какое приключение ждет меня сегодня? Иногда я мечтал жить в библиотеке. Вот ты встаешь утром, выходишь -- и все это твое. Бери любую книгу и читай, сколько влезет. И никто не мешает.
В тот вечер я просмотрел раздел фантастики, но не нашел ничего интересного.
Я решил порыться в журналах. Иногда в "Технике молодежи" тоже печатали фантастику. И в "Уральском следопыте". Журналы были сложены стопками на нижней полке. Идеального порядка там не было, в отличие от книг. Я начал перебирать журналы.
И тут я наткнулся на него. У меня перехватило дыхание.
Номер 9 за 1988 год. Обложка в темных тонах, что-то космическое. В глаза мне бросился варвар с жуткими глазами, схвативший полуобнаженную девушку. Очертания ее девственной груди заставили меня отвести взгляд, но его притянуло, как магнитом. Чудесная, потрясающая обложка. Вам, измученным Вальехо, не понять моих чувств. Я схватил журнал. "Стр.54 "Продолжение романа "Звездные короли": бой в ущелье кошмаров" гласила надпись на красной стрелке. Да! Я начал листать. Где же страница 54? Где? Я опасался, что тот, кто брал журнал до меня, вырезал эти страницы (увы, такое случалось, во многих журналах зияли дыры). И вдруг я остановился...
Это было оно. Нет, не фантастика.
"Гимнастический комплекс у-шу по школе "Чой"" -- прочитал я заголовок. Ниже шли черно-белые картинки с пояснениями. Я даже напрочь забыл про ущелье кошмаров. Это было лучше. Передо мной был ключ к великому искусству.
До этого я видел фотокопии "18 стоек Шаолиня" и плакат с Брюсом Ли, отрывки фильмов, а "Лорд-дракон" с Джеки Чаном пронзил меня в самое сердце, но все это было где-то там, далеко. Круто, но в параллельном мире. Мальчишки изображали каратэ и морпехов из "Одиночного плавания", но это ерунда... Обезьянничанье. Секции в Вартовске только появлялись.
А тут я понял, что смогу сам. По-настоящему.
Наверное, так чувствовал себя Эдмон Дантес, когда нашел пещеру, о которой говорил аббат Фариа, на острове Монте-Кристо. Бывший узник еще не знает, есть ли там сокровища (их могли разграбить за много веков), но уже знает, что это возможно. Что, по крайней мере, таинственная пещера действительно существует...
Я взял еще две книги наугад (если бы не взял, это выглядело бы подозрительным), и, словно в бреду, записался у библиотекарши. Почему-то я боялся, что журнал мне не отдадут. Это ведь карта, ведущая к сокровищам! Но библиотекарша только хмыкнула, увидев картинку с дикарем (и полуобнаженной грудью) и записала журнал в формуляр.
Я шел домой, прижимая к груди сумку с журналом. Я почти бежал.
Эра Истинного Кунг-фу настигла меня, как удар молнии. Бумажные танки были сметены этим ураганом напрочь.
* * *
На следующее утро я начал заниматься -- методично и осторожно, как Эдмон Дантес готовился изъять сокровища с острова. Никто не должен был ничего знать. Это была моя тайна. Я встал на час раньше. Было зябко и темно, на кухне мерно тикали часы-ходики. Родители перед работой отвели младшую сестру в детский сад, я был один.
Я достал журнал, раскрыл на нужной странице. И взялся за первое упражнение...
Было больно. Очень больно.
Испытания только укрепляли мою решимость.
Сейчас я знаю, что великой китайской школы "Чой" на самом деле не существует. Что Герман Попов, который указан в статьях как консультант, на самом деле придумал школу "Чой", основываясь на своем опыте занятий бирманским каратэ. Но это ничего не значит. Честное слово: лучшего комплекса разминки и заодно подготовки связок и мышц к боевым искусствам (и к акробатике, как выяснилось) я не встречал. А я позже занимался и каратэ шотокан, и ушу, и акробатикой, и классической борьбой, и самбо. Даже растяжки на акробатике -- изуверские, как стонали наши девчонки -- казались мне ерундой. Каким-то шестым чувством, талантом или еще как Герман Попов угадал -- и его комплекс действительно работает. Впрочем, немалую роль, думаю, сыграла и моя вера.
Вера в Кунг-фу.
Две страницы упражнений кончились. Я был весь в поту, мышцы болели. "Продолжение следует", "Начало в 8 номере", прочитал я.
Я аккуратно сложил журнал, спрятал, позавтракал и пошел в школу. Связки ныли, мышцы болели. Но я был счастлив.
Я ходил по школе, сидел на уроках и ощущал себя тайным агентом. Все были люди как люди, а я -- шел путем кунг-фу. Я смеялся, шутил, но... Так граф Монте-Кристо ходит среди обычных людей. У меня была миссия и высокая цель. У меня было предназначение.
Через месяц тайных занятий я сел на шпагат. За это время я достал следующий номер "Техники молодежи" и увеличил свой утренний курс еще на десять упражнений. Боль почти ушла, но я добивался, чтобы она была. Если я не чувствовал легкой боли, значит, я не продвигался.
Когда я сел на шпагат, я решил признаться Ярику, что занимаюсь. Я вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю дверь.
Ярик снял утяжелители (он бегал в них вокруг дома и только вернулся), молча выслушал мои сбивчивые объяснения, посмотрел на мой шпагат и мой мостик. Попросил показать журналы (я перерисовал все упражнения от руки). Пролистав мои записи, Ярик посмотрел на меня и сказал одно слово:
— Молодец.
Сам он занимался по фотокопиям, купленным в ларьке. Поза журавля, крик кошки, ага-ага. Самодельные нунчаки на веревке. Так я думал -- с легким пренебрежением.
— Пошли, — сказал Ярик. Мы пришли к нему в комнату с багровым ковром. На ковре висел новый плакат: культурист показывал бицепсы, его обнимала симпатичная девушка (очень симпатичная, я загляделся). Ярик открыл ящик стола и вынул толстую пачку листов. Ксерокопии тогда были редкостью -- причем очень дорогой. Ничего себе.
— Смотри, — сказал Ярик. Это была книга Масатоши Накаямы "Каратэ". На французском языке. Я увидел рисунки людей в кимоно, схемы ударов и чуть не умер от зависти.
Оказывается, у Ярика тоже была тайна.
Я думал, он только подражает Брюсу Ли, а Ярик всерьез занимался.
Бэтмен и Робин встретились на крыше небоскреба и пожали друг другу руки. Будем спасать этот город вместе, решили они.
Врубай прожектор.
* * *
А потом в передаче "Вокруг света" начали показывать отрывки фильма "Боевые искусства Шаолиня" -- и Эра Истинного Кунг-фу захлестнула весь Советский Союз.
Мы с Яриком ходили в малый зал школы по вечерам и отрабатывали стойки и удары. Однажды Ярик достал "Джеткундо" Брюса Ли на почитать, и я за двое суток без сна и отдыха от руки перерисовал эту книгу, потому что у нас не было ксерокса. Наш архив материалов разрастался. Мы смотрели все фильмы, мы читали все книги и журналы, что могли достать. Мы говорили о боевых искусствах и шли путем воина.
Танк Т-28 сиротливо белел в шкафу. Его башни так и остались недокрашенными...
Кем ты хочешь быть в будущем? Такой вопрос перед нами даже не стоял. Кем, кем... Мастером боевых искусств, конечно!
Спокойствие духа, как гладь пруда безветренной ночью, и удар пяткой.
Начинались 90е...
Сейчас я оглядываюсь на то время и думаю, что это было здорово. И странно одновременно. Я снова вижу, как Ярик вертит нунчаки на веревке, стоя в своих черных кунг-фуистких штанах, кричит как кошка, а рядом крутятся бобины магнитофона.
— Если вы любите жизнь, то не тратьте времени, так как время — это то, из чего сделана жизнь, — говорит мне Ярик. Он цитирует своего кумира, Брюса Ли. — Понял?
Я рассеянно киваю. Понял, понял. Не отстанет ведь. Мне двенадцать лет. Из динамиков льется низкий темный голос корейского кочегара.
— И вроде жив и здоров. И вроде жить не тужить, — поет Цой.
Сценарий: Джулиус Дж.Эпштейн, Филип Дж.Эпштейн, Ховард Кох, Кэйси Робинсон по пьесе Мюррэя Барнетта и Джоан Элисон "Все приходят к Рику"
В главных ролях:
Хамфри Богарт
Ингрид Бергман
Пол Хенрейд
Клод Рейнс
Конрад Фейдт
Сидни Гринстрит
Петер Лорре
...
О чем фильм:
Оставивший родину американец Рик Блэйн, владелец игорного клуба в Касабланке, встречается с покинувшей его несколько лет назад возлюбленной Ильзой, которая приехала в город вместе со своим мужем — борцом антифашистского сопротивления Виктором Лазло.
По их следу идут немцы, и Ильза пытается упросить Рика отдать принадлежащие ему важные документы, которые позволят Виктору бежать из Касабланки, чтобы продолжить свою борьбу.
...
Прекрасный фильм. "Я никогда не забуду тот день. Немцы были в сером, ты в голубом" (с) Рик. Умберто Эко в своих статьях презрительно отзывался о "Касабланке": мол, это фильм, сделанный из десятков, если не сотен других фильмов, тут каждый герой -- идеальный штамп, и каждый сюжетный ход -- штамп штампов. И что лавинная концентрация штампов, банальных ходов создает тот самый эффект архетипичности. Но Эко, утверждая это, удивительным образом проигнорировал свою собственную теорию "открытого произведения", суть которого -- что "открытое" произведение, в отличие от "закрытого", создано автором таким образом, что читатель становится со-создателем. То есть, без домысливания читателем, без наполнения личным опытом, без активного участия читателя произведение не становится произведением.
И тут Эко удивительным образом промахнулся.
Словно "Касабланка" попала в слепое пятно маэстро. Потому что именно "Касабланка", имхо, -- это как раз идеальное "открытое произведение". Мы ничего не знаем о Рике, герое Богарта, но чем больше у нас набирается жизненного опыта, тем мы больше знаем о нем. Парадокс, но именно так. Когда я много лет назад впервые посмотрел "Касабланку", он мне понравился -- но не сказать, чтоб "вау!". Просто милый старый фильм. Я люблю милые старые голливудские фильмы. Мысленно я выстроил для Рика биографию, и даже видел отдельные кадры, эпизоды из этого прошлого, которых в "Касабланке", конечно же, нет. В тот момент я ничего не знал о Хэмфри Богарте. С тех пор я многое узнал о нем. Я видел десятки фильмов, где он снимался, сотни фотографий, читал о нем статьи, воспоминания и даже пару книг. Я смотрел много разного кино и прочитал больше тысячи книг. Я прожил еще двадцать лет жизни, встречался и расходился с девушками, сам бросал и меня бросали, я очаровывался и разочаровывался в людях и теориях, я был и идеалистом, и циником, героем и трусом, глупцом и умником (иногда одновременно), сам бил и меня били. Я танцевал, пил водку и виски, но так и не начал курить. Я учился актерскому мастерству и режиссуре, я писал книги. У меня родились две дочки. Я пропитался театром, как ядом, он до сих пор в моей крови. И все это каким-то образом сплавилось в одно. И фильмы, и настоящий Богарт, и жизнь, и женщины, яд и театр. И книги. И Рик стал больше. Намного больше. Он настоящий великан. Человек в тысячу миль.
С каждым моим знанием о жизни Рик прирастает куском мяса. И так с каждым героем "Касабланки" -- без исключения.
Сейчас, когда я смотрю "Касабланку", мне кажется, что я вижу все тоньше и яснее, но все равно для меня остается в фильме какая-то загадка. Я вижу, как сделан герой, как антагонист, как трикстер, как одни крючочки цепляются за другие крючочки, как проворачивается колесо интриги, сквозного действия, но фильм не становится схемой. Удивительно.
Как сейчас шутят? "С каждым годом актеры в советских фильмах играют все лучше". Именно так.
С каждым годом "Касабланка" все лучше. Как хороший бурбон. Я уже различают оттенки старой кожи и ванили, дальние нотки лимонной цедры.
Возможно, это и есть признак по-настоящему талантливого произведения.
Злата роется в старых ди-ви-ди. Вывалила из коробки на пол и перебирает. Потом кричит мне:
— Папа, помоги мне собрать диска!
Именно так, через "А".
— Злата, чуть попозже. Начинай, я сейчас приду.
Когда я возвращаюсь из кухни, девица протягивает мне двд:
— Папа, я хочу посмотреть этот диска!
— Злата! — папа наконец не выдерживает. — Надо говорить не "диска", а "диско"... тьфу. Диск, конечно.
Я замираю.
Откуда выскочило это "диско"? Неужели... Нет, я вспомнил не Траволту в "Лихорадке субботнего вечера". А что-то более древнее.
Более индийское.
Точно! Я прикрываю глаза и слышу, как девичий голос поет: "Джимми, джимми, джимми. Ача, ача, ача". Смуглый красавец Митхун Чакраборти в повязке на буйной голове выпрыгивает на сцену. А потом начинает подергиваться, словно пораженный электрическим током. Падает на пол и продолжает дергаться. У него костюм с блестками и белые ботинки на высоких каблуках. Его движения никак не совпадают с ритмом музыки. Он танцует.
Он лучше всех.
"Танцор диско" вышел в Советском Союзе в 1984 году и стал легендой. Его видели миллионы. Это сейчас на поклонников индийского кино смотрят примерно как на Свидетелей Иеговы, а тогда это было модно и современно. Мейнстрим и зарубеж.
Мой друг Пашка обожал индийские фильмы.
Пашка жил в деревяшке за магазином "Тысяча мелочей", с мамой, старшим братом и квартирантом. А еще у него был белый хомяк-партизан, сбежавший, кажется, уже в третий раз. По ночам хомяк проводил лихие ковпаковские рейды на кухню, прицельно бил по гречке и макаронам, опрокидывал банки с сахаром и оставлял отпечатки крошечных лап в пакетах с мукой. Возможно, хомяк боролся с системой.
Пашкина мама ругалась на Пашку. Они с братом ставили ловушки (гуманные, Пашка настаивал), но хомяк был неуловим. Ночью партизан бродил между стен, шуршал обоями и громко перекатывал гильзы от охотничьих патронов и шарики дроби.
Этого добра у Пашки было завались, его настоящий отец работал охотником. В общем, Пашка и тут оказался крайним.
Когда хомяка чудом поймали (он случайно провалился в пустую трехлитровую банку и не смог вылезти), выяснилось, что это белое красноглазое чудо — еще и девочка.
Ну, это как раз логично.
Только женщина может так долго и последовательно портить кому-то жизнь...
Но узнали мы это потому, что хомяк оказался беременным, с пузом. Откуда? Мы ехидно спрашивали у Пашки, не терял ли он до этого еще хомячков? Только уже самцов? Пашка вяло огрызался. Тогда мы с Андрюхой начали зубоскалить по поводу дерзкого серого мыша. Мол, тот устроил белой даме свидание за стенкой, а потом постоянно с нее соскальзывал в процессе.
Ну что сказать? Дураки мы были.
Пашка вспылил и обиделся.
У него и без этого хватало проблем. Ему нужно было придумать хомяку имя и починить клетку. Вместо клетки у него была закрытая полка со сдвижным стеклом. У меня в такой на стене стояли книги. Пашкина полка была прогрызена во многих местах и залатана фанерой и кусками жести, словно простреленный танк. В такой стимпанк-обстановке Машке (так назвали хомяка) предстояло рожать потомство.
В тот год наш "Б" класс превратили в математический, а остальных перевели в "В" и "Г". Пашка попал в "В", и мы стали реже видеться. Наша троица мушкетеров почувствовала первые удары судьбы.
У нас с Андрюхой были телефоны, а в деревяшках телефоны не ставили. Мол, это временное жилье, скоро под снос (многие из деревяшек стоят до сих пор, и там живут люди). Поэтому когда Пашка хотел нам позвонить, он просто приходил в гости.
Наступила осень, золото, бронза, медь под ногами, и запах прелой листвы вокруг. "Бабье лето". Приходит Пашка — родной, но все-таки немного другой. Непривычный.
— Пойдем в кино, а? — сказал Пашка. — В Самотлоре сейчас "Танцор диско-2" показывают.
— Ну не знаю, — я пожал плечами. После "Одиночного плавания" и "В зоне особого внимания" я охладел к Индии. — Чего-то мне не хочется.
— Пошли! Я уже видел, клево.
В общем, он меня убедил. Хотя я пошел туда скорее из-за Пашки, чем из-за фильма. Когда фильм начался, первые пятнадцать минут я пытался сообразить, как связан первый "Танцор диско" со вторым... Оказалось, никак. Даже название другое — "Танцуй, танцуй". Впрочем, я уже увлекся сюжетом. Через два с лишним часа, слегка ошалев от песен, страданий, драк и подергиваний Митхуна, мы вышли на воздух.
— Ух! Крутое кино, — сказал я. Фильм мне понравился. — Ты сколько раз его видел?
— Четыре, — сказал Пашка.
— Сколько?! — я удивился.
— Или пять.
На следующий день Пашка уболтал Андрея сходить в шестой раз. Я уже ничему не удивлялся.
Квартирант был крепкий, здоровый, весь такой налитой наглостью — молодой жлобина. Он был намного моложе Пашкиной мамы. Кажется, он нигде не работал, зато старательно питался и стрелял у нее деньги. Он или дрых в своей комнате или торчал на кухне с голым торсом, пялясь в телевизор. Пашка с братом его терпеть не могли, но молчали — ради матери. Я помню, что у них в холодильнике были разные полки — своя и отдельная для квартиранта.
Но тот частенько залезал в чужие запасы.
— Витька, ты опять сожрал нашу тушенку! — орал Пашка.
— Ничего я не трогал, — бурчал квартирант, вытирая сальные губы. И улыбка скользила "а ничего ты не докажешь". Глаза мелкие и хитрые. — Своего хватает.
Пашка его ненавидел. Но сделать ничего не мог.
Наверное, многие встречались с ситуацией, когда родной тебе человек попадает во власть мелкого, жадного, глупого, недалекого человечка. Фальшь которого как на ладони для всех... кроме самого родного тебе человека.
Настоящее зло — не умно. Но почти всесильно.
Я думаю, поэтому Пашке нравились индийские фильмы. Там была надежда.
Возможно, в определенный момент времени нам просто нужны истории, где просто добро побеждает просто зло. И никаких полутонов.
Советские фильмы для этого слишком рефлексивны. На этот случай у детей были чешские сказки про девочку Майку и пластилиновых осьминогов, а у Пашки — индийские фильмы, Митхун Чакраборти, сверкание огней и танец диско.
"Су-па дэн-са!" Давай, давай танцуй.
Интересно, сидя в темноте кинотеатра, глядя на экран, что Пашка представлял?
Вот он, в широких брюках, на высоких каблуках, танцует на сцене, как ударенный током.
Вот лицо злодея крупным планом — у него толстое самодовольное лицо и сальные губы. Глаза злодея подведены черной краской. Он запрокидывает голову и хохочет, как хохочут злодеи в индийском кино... Злодей задумал нечто чудовищное.
Вот седенькая, но красивая мать героя в скромном сари. Она переживает за сына, ведь ему грозит опасность.
Вот приспешники злодея... Они уродливы и модно одеты. Они бьют Пашку кулаками и ногами, и все время смеются. Командует ими высокий мужчина со шрамом на красивом лице. Пашка падает на землю. Еще раз падет. И еще. Это мучительно, как в спагетти вестернах (за кадром звучит Эннио Морриконе "Профессионал"). По красивому смуглому лицу Пашки течет кровь...
Вот избитого Пашку в последний момент спасает команда мальчишек-бродяг. Они забрасывают приспешников камнями. В мальчишках смутно угадывается нечто знакомое... Это банда "Хомяки", которой боятся все соседи и полиция... Командует бандой лихая атаманша по имени Mash-ka, это ее дети. Она выхаживает израненного Пашку.
Пашка с трудом может ходить. Он поправился, но теперь много пьет. И еще, кажется, он потерял память.
Однажды он хромает мимо бара и слышит знакомую музыку. Пашку пробивает ударом тока. Он заглядывает через решетку окна — и видит в телевизоре свое выступление на сцене. Это словно удар грома.
В одно мгновение он вспоминает все.
И маму, и себя, и диско на сцене, и смеющуюся рожу злодея.
"Я снова буду танцевать, мама", — говорит Пашка.
Пашка занимается день и ночь. Он кричит от боли, но продолжает тренироваться. Он бросает пить.
И приходит день, когда он снова может выйти на сцену.
Мелькание огней. Зрители в зале волнуются. Долгая пауза. И вдруг...
Звучит музыка, выбегают мелкие танцовщицы в купальниках и что-то поют. А потом выходит он...
Нет, не выходит. Выпрыгивает откуда-то сверху, в замедленном движении.
И приземляется на сцену.
— Пока во мне теплиться жизнь, я буду танцевать! — кричит Пашка. — А вы будете танцевать со мной?!
И зрители отвечают "ДААААА!!!"
И он начинает танцевать.
Зрители беснуются, они в экстазе. В зале модные бандиты и неизвестно откуда взявшиеся там "хомяки". Танцуют все, и только Злодей не танцует. По его сальным губам скользит улыбка ненависти. Он ненавидит Пашку, и диско, и все хорошее, что есть на земле.
"Убить его!" — кричит злодей. Бандиты пытаются пробиться к сцене, но зрители их не пускают. Сегодня Пашка король всех сердец. Зрители вместе с "хомяками" бьют приспешников и выкидывают их через черный ход на улицу...
Вот появляется седенькая, но красивая мама Пашки и протягивает к нему руки. Злодей приставляет пистолет к ее виску.
Пашка бросается на помощь.
Злодей целится в Пашку и стреляет.
Мама закрывает Пашку собой.
Злодей трусливо убегает. Пашка держит маму за руку. "Ты поправишься, мама". "Сынок", говорит мама. "Я всегда любила только тебя". Пашка плачет. "Тебя и твоего брата", добавляет мама. Пашка вскидывает голову "У меня есть брат?"
Вот мужчина со шрамом — Пашкин старший брат. Пашка узнал его по шраму. Старший брат раскаивается и переходит на сторону добра. Они с Пашкой догоняют злодея. А потом Пашка и злодей дерутся на кувалдах. Удары звучат в чудовищной реверберации. Пашка проигрывает, но в последний момент собирается с силами. И высказывает злодею все обиды между взмахами кувалды...
Злодей умирает.
Финал фильма. Пашка в костюме с блестками танцует на сцене. Зрители ликуют.
Цветные огни. Музыка. Высокий Пашкин голос.
В центре толпы стоит брат Пашки, он выкатил кресло, на котором сидит седенькая, но красивая мать и улыбается от счастья.
Вокруг них стоят "хомяки" в диско одеждах, все из себя. Атаманша Mash-ka показывает ему издалека — ты крут, друг.
И Пашка крут.
Титры. "Роли дублировали... Фильм озвучен на киностудии "Ленфильм" при участии творческого объединения..."
Загорается свет. Добро победило.
Мы вышли из кинотеатра, щурясь от солнца.
Осень, Нижневартовск. В Вартовске осень всегда была моим любимым временем года.
— Как тебе? — спросил Пашка.
— Ух, крутое кино, — сказал я. И это было правдой.
В скором времени Пашка переехал в Уфу. И до сих пор живет там. У него своя автомастерская, дом, красавица жена, дети.
Когда мы встречались несколько лет назад в Нижневартовске, он приходил в гости. И я удивился, насколько Пашка спокойный и уверенный в себе. И какие хорошие у него ребята — мальчишка и старшая девчонка.
Мы гуляли по парку, где бегали еще детьми, и катались на колесе обозрения.
Пашка выглядел счастливым.
Потому что добро всегда побеждает зло. Я в это верю.
Возможно, поэтому любители индийского кино — это секта.
"Есть у вас время поговорить о господе нашем, Митхуне Чакраборти?"
— Папа, — сказала Злата. Я вернулся обратно, в Москву. — Поставь диска!
В гостях у нас были Колоданы. Во множественном числе это звучит странно, но против истины не попрешь. Колоданы приехали к Врочекам — вообще как начало анекдота.
Вечер пятницы.
Дети уложены, жены уснули (или наоборот). Мы с Колоданом решили за бокалом сидра посмотреть фильм. "Мистера Спивета" мы оба видели, "Теорему Зеро" не видел я, но коктейль "Гиллиам + тоталитаризм" в этот раз не сработал, смотреть откровенно скучно. Может, настроение не то. Тогда я включаю фильм наугад — на одном из каналов ivi.
Фильм назывался "Синий тигр (грустный тигр)". Производство Чехия.
Начиналось интересно. Странная девочка, старый ботанический сад посреди города, путь в школу, лицо мэра на плакатах (мэр ужасно похож на Навального, особенно когда улыбается), мультяшные видения девочки, Медуза-Горгона в роли школьной смотрительницы... И вот новый современный мэр хочет снести старый город и начнет с ботанического сада...
— Что-то мне это напоминает, — говорит Колодан.
— Ага. Такое ощущение, что они списывали у тебя.
Увы, дальше стало хуже. Сюжет начал рассыпаться и тормозить. Очарование исчезло, а ощущение легкой наркомании осталось. Хотя рыжая девочка в главной роли — чудесная, и играет прекрасно.
— Зачем мы это смотрим? — задумчиво спрашивает Колодан. Я пожимаю плечами.
— Такое ощущение, что они выбросили все ключевые эпизоды и оставили только связки, — говорит Колодан.
— Точно.
Но мы все-таки досмотрели. Не знаю, почему — может, сидр помог? И вот зло наказано, синий тигр на свободе, собаки спасены, сад тоже, а хорошие люди жили долго и счастливо.
После финала Колодан спрашивает (очень вежливо, как умеет один Колодан):
— Скажи мне, пожалуйста, откуда у них в финале взялся отель? У них был отель?
— Нет, — говорю я. — Там же сказали: они просто взяли первый попавшийся заброшенный отель. И восстановили.
— Что, так тоже можно было?
Но самый цимес ждал нас на титрах. Бегут строчки на черном фоне, голос за кадром озвучивает чешские имена...
Мы переглядываемся.
— Ты тоже это слышал? — спрашивает Колодан. — Режиссер фильма — Петр Угробик.
— Круто! А ты слышал? Такой-то такой-то — Роман Мразик.
— Чудесно!
— Над фильмом работали Петр Угробик и Роман Мразик — какие отличные имена. Как раз для подручных главного злодея.
— Да! Именно!
Так что парочку "Петр Угробик и Роман Мразик" не занимать. Они пригодятся нам для книги.
P.S. Cейчас я проверил гуглом — режиссера зовут Петр Оукропец, а у Романа фамилия — Мражик. Нормальные чешские фамилии :)