Первый том монументальной биографии Хайнлайна переведён на русский. Это огромный по объёму материал, который Билл Паттерсон годами собирал и перерабатывал, согласовывал с Вирджинией Хайнлайн и проверял по источникам с тех пор, как получил добро на написание официальной биографии Грандмастера. Первую официальную биографию писателя начинал делать его друг Леон Стовер, он писал её в прямом контакте с Хайнлайном и мог получать информацию из первых рук. По ряду причин (не помню точно, что там случилось) это официальное разрешение было отозвано, и Стовер свою биографию так и не издал. Единственный, кто видел её рукопись, был, по видимому, Билл Паттерсон, который много что оттуда почерпнул. Я думаю, весь первый том, события которого заканчиваются на свадьбе Боба и Джинни, можно считать надёжно верифицированным по этому источнику. Помимо этого тома Паттерсон планировал написать ещё два, но издательство велело ему прикрутить амбиции и сделать из двух томов один. Я помню, как Билл ныл и плакался в форумах, что он не может ничего выкинуть, что всё важно (он очень много запихал в примечания, там мелкий шрифт, это даёт некоторую экономию страниц ), по счастью Билл успел завершить этот титанический труд незадолго до своей смерти. И теперь он будет доступен на русском. И это не какой-нибудь тоненький томик из ЖЗЛ, сфабрикованный с помощью рерайтинга ради копеечки, это настоящая биография со ссылками на источники и классными фотачками. Про перевод ничего не скажу — я ткнулся в пару мест и косяков не заметил. Надеюсь, в остальных местах и в следующем томе всё будет в порядке.
В общем, фанатской полки прибыло (куда теперь это всё ставить?). Осталось опубликовать три тома переписки, "Панкеру", "Вернём себе власть", "Королевский вояж", обязательно "Хайнлайн в измерениях" Алекса Паншина — и тема для русскоязычного читателя будет практически закрыта. Ну, то есть, в первом приближении.
Во втором — том дискуссий по "Звёздному десанту" (забористая штука, "Хайнлайн-фашист" — всего лишь одна из незначительных её тем), одна-две книжки-исследования по "Чужаку" на выбор, сборник эссе "Of worlds beyond", книга Шульмана (можно только интервью, ЕМНИП его где-то даже переводили-печатали, не помню), "America as science fiction" Франклина (Хайнлайн ненавидел эту книгу), "A Reader's Companion" Гиффорда — это отличный справочник по разным нюансам и пасхалкам в произведениях РЭХ, "Stranger in his own land" Слоссера, "RAH" Стовера, обязательно "The Pleasant Profession of RAH" Мендлесон (она тычет носом в такие вещи, которые видны только феминисткам мне бы и в голову не пришли), "Heritage" Clareson&Sanders, возможно, "The Great Heinlein Mystery" Высоцки (я его ещё не читал, но интересно), опционально "American SF in the Cold War" — очень любопытный на литературу сквозь призму противостояния сверхдержав.
Ну а потом можно и менее значимые книжечки перевести — про либертарианство РЭХ, методические указания по изучению романов РЭХ в колледже со списком контрольных вопросов и прочую прелесть.
Когда я впервые прочитал «Число Зверя» и «Кота, проходящего сквозь стены», у меня возникло странное ощущение, что я имею дело с буриме, литературной аппликацией. В обоих романах можно увидеть довольно отчётливую линию терминатора, разделяющую текст на части ДО и ПОСЛЕ. И эти ДО и ПОСЛЕ очень сильно отличаются. Начало «Зверя» и «Кота» — вполне традиционный фантастический триллер/боевичок, в котором в размеренную жизнь людей врывается что-то странное. Герои романов начинают искать ответы, исследовать, расследовать, отправляются в путь, сражаются с врагами и обстоятельствами, пытаются разгадать загадки жизни, вселенной и всего прочего... а потом текст с размаху натыкается на стеклянную стену, за которой начинается ДРУГОЕ, и в этом ДРУГОМ пляшут лишь отражения героев, разом растерявшие цели, планы, внутреннюю логику и мотивации. Потому что появился Лазарус Лонг и всё заверте... Загадки вселенной и враги отходят на второй план, а на первый выходит сексексексекс и вопросы семейных отношений в условиях полигамии. Ощущение, что романы созданы механической стыковкой двух разных произведений постепенно трансформировалось в подозрение, а подозрение вылилось в гипотезу: автор исписался. У него боязнь чистого листа и нет никаких идей. И автор лезет в закрома и достаёт оттуда некогда отложенные черновики недописанных произведений. Он сдувает с них пыль, перечитывает и начинает писать продолжение. Естественно, годы прошли, прежние мысли и идеи уже не кажутся такими захватывающими (да и не были, возможно, такими в момент написания, иначе рукопись не отправилась бы в архив), поэтому дописывает роман совсем другой человек, и завершает начатое совсем другой сюжет, с другими акцентами и совсем-совсем другими идеями. Конечно, это была так себе гипотеза, мне нечем её было подтвердить, кроме своих субъективных впечатлений, и я не знал в тот момент, что именно так и была написана «Марсианка Подкейн».
Если насчёт «Кота» я (по-видимому) заблуждался, то «Число Зверя» действительно оказалось гибридом – просто между ДО и ПОСЛЕ прошло совсем немного времени.
Хайнлайн начал писать роман «Panki-Barsoom» в 77-м, но его постоянно что-то отвлекало – то донорское движение, которое он организовал, то поездки на конференции, да и здоровье его было хуже некуда. История романа шла по тому же сценарию, что и «Не убоюсь я зла»: постоянные отвлечения в начале, а затем он теряет контроль над процессом и роман движется сам по себе. К концу июня рукопись была 200 листов, к сентябрю – уже 500. В этот момент у него начались проблемы со здоровьем, но он завершил роман в октябре. Он назывался «Panki-Barsoom» и был своеобразным фанфиком на марсианский цикл Берроуза. Причём фанфиком самого худшего образца – это были влажные мечты подростка, попавшего в прочитанный роман, где он не только крут настолько, что может сравниться с Главным героем, но и обладает тайным для всех прочих знанием. В общем, картинка типа «и тут появляюсь я – и все удивились».
Что самое скверное, сюжет после попадания героев на Барсум практически исчезает, в романе не происходит ничего. Только много разговоров и поучений, очень напоминающих лекции о том, как надо жить, которыми Хайнлайн пичкал своих случайных знакомых во время кругосветки – почитайте «Королевский вояж», там описаны подобные случаи. Ну и, разумеется, простодушные аборигены принимают героев с королевскими почестями – а как же иначе? «и тут появляюсь я – и все удивились». При этом Хайнлайн очень подробно и нудно описывает, кто во что был одет, кто как сидел, и кто что сказал. Возможно, это имитация стиля Берроуза, но я, мягко говоря, не поклонник и не могу об этом судить. Из Барсума герои-попаданцы отправляются в другие миры, где тоже ничего не происходит – несколько эпизодических встреч с Белым кроликом, лилипутами, сэром Мордредом и ужин у Глинды в стране ОЗ. Там они обзавелись встроенными туалетами, которые окончательно решают проблему регенерации воздуха в машине и становятся неисчерпаемым источником пищи. Затем они отправляются во Вселенную Серых ленсменов Дока Смита, и сюжет вновь впадает в летаргию – королевские почести, разговоры, поучения, «и все удивились». Потом появляется ещё одна, описанная очень скудно, Вселенная, где герои бросают якорь и вьют гнездо… и тут текст превращается в краткий конспект. Дэймон Найт в своё время очень хорошо описал эту особенность писателя:
Хайнлайн похож на молодого японца,
Чьи лимерики читать крайне сложно.
На вопрос «Почему?»
Буркнул он: «Потому,
Что я всегда стараюсь втиснуть в последнюю строчку побольше слов, насколько это только возможно»
На последних страницах романа сконцентрировано много действий и событий, но они не описаны, они происходят либо в прошлом, либо за кадром. Завершается всё ударным финалом в духе «Держитесь, кукловоды, свободные люди пришли за вами!» Как и в «Звёздном десанте» решающая битва происходит за пределами романа.
Вирджиния Хайнлайн, прочитав роман, вынуждена была сказать мужу, что он никуда не годится. Это был очень драматичный момент, Хайнлайн никогда не забывал о своём обещании соскочить с крючка, как только он перестанет развлекать публику. Это Правило он огласил ещё в 30-х, когда работал с Кэмпбеллом. И теперь негативный отзыв Джинни мог повлечь за собой, ни много ни мало, жирный крест на писательской карьере Грандмастера. Хайнлайн знал, что годы летят, он только что похоронил мать и брата, да и буквально на днях в разговоре с Азимовым и Кларком он услышал «Давайте, парни. Мы десятки лет были Большой Тройкой, люди устали от этого. Вам не кажется, что пора дать место другим писателям? Думаю, что один из вас двоих – вы же постарше меня будете – должен отойти в сторону». Хайнлайн тогда сказал: «К чорту других писателей!». Но на самом деле в глубине души он испытывал страх. Он очень боялся старческой деменции, тумана, в котором тонули его родители. Если его ум недостаточно ясен, чтобы продолжать занятия литературой, он должен приготовить себе запасной аэродром и золотой парашют. Хайнлайны занялись этим с будничным смирением, и, возможно, «Достаточно времени для любви или жизни Лазаруса Лонга» так и осталась бы последней книгой Хайнлайна, но вмешались непредвиденные обстоятельства. В начале 78 года у Боба произошёл очередной ишемичиеский приступ, и его наполовину парализовало.
По счастью подвижность вскоре вернулась, но в очень ограниченном варианте. Хайнлайн перестал курить, отказался от алкоголя, сел на диету, исключил любые эмоциональные воздействия и начал бороться за жизнь. Врачи не сулили ничего хорошего, но один из них предложил рискованную операцию на сосудах головного мозга. Хайнлайн согласился – и выиграл в битве со смертью ещё десять лет жизни. Более того, он вышел из сумеречного состояния, в котором пребывал несколько лет. Вернувшись после операции домой, он перечитал рукопись и подтвердил, что она ужасна. Но с ней можно что-то сделать. У него было много чисто технологических литературных идей, которые он нигде не применял, и злосчастный роман мог стать объектом экспериментов. Но для начала он должен был подвергнуться хирургии. Боб безжалостно вырезал фанфик по Берроузу, слегка сократил фанфик по Бауму и оставил пару абзацев от фанфика по Смиту. Зато эпизодическая роль Лазаруса Лонга, появлявшегося в финале, была расширена до предела. От первоначального романа остались первые 18 глав, остальное подверглось переработке. С мая по октябрь он занимался литературной вивисекцией, в результате которой появилось всем известное «Число зверя».
К сожалению, вместе с фанфиками, Хайнлайн вычеркнул из текста и собственно Панкеров. «Чорные шляпы» практически не участвуют в сюжете. Впрочем, и в ранней версии они оставались за кадром – но рассуждения об их природе и бегство от них занимали важную часть сюжета. Мне немного жаль и барсумианскую часть – поначалу она была очень даже неплоха, до тех пор, пока автор не начинал с чисто фэнским упоением смаковать детали первоисточника, восторги которым я, мягко говоря, не слишком разделяю. Ещё мне показалось, что концепция Мира-Как-Мифа подана в «Панкере» более ясно и однозначно, чем в «Звере». В частности «коллективный солипсизм» выглядит совершенно уместным, комментарии героев по поводу писателя Хайнлайна довольно забавны, связь с эвереттикой не выглядит притянутой за уши, а шок от осознания того, что «А-а-а! Мы все — плод чьего-то воображения!» кажется искренним. Ещё мне кажется, что «Панкера» каким-то метафизически-косвенным образом бросает свет на «Кота, проходящего сквозь стены». С учётом мыслей, которые крутятся и пережёвываются в «Панкере», идея о том, что «Кот» — это не сумбурная фантазия, а вполне продуманный метатекст, уже не кажется такой спорной. Но, как бы то ни было, это был плохой роман, позорный с литературной точки зрения и скушный до омерзения. Я проглотил его за пару дней, но, в основном из-за чистого упрямства и от того, что хотелось отвлечься от дрянного перевода, с которым я возился.
«Panki-Barsoom» отправился на уничтожение, но почему-то выжил, и лежал в запечатанном архиве Хайнлайна в UCLA, пока жадные дельцы из издательства «Феникс» не решили сделать на отвергнутой рукописи немножко денег. С этой целью они подняли хайп, запустили краудфандинг, нашли редактора и художника, в общем, сделали всё, что требуется, чтобы тираж «The Pursuit of the Pankera» (издательская мысль пришла к этому названию причудливым путём от «Panki-Barsoom» через «666» и «SixSixSix») был раскуплен. Но мне очень жаль, что эта рукопись увидела свет именно таким образом. Ведь это идеальный объект для проведения сравнительного литературного анализа двух произведений. Собственно литературных достоинств у романа кот наплакал. Самое интересное в романе «The Pursuit of the Pankera» — это то, чего в нём нет. Точнее, то, что отсутствует, но было добавлено в более поздней версии «The Number of the Beast». Почему и зачем оно было добавлено – было бы любопытно проследить, открыв перед собой оба романа. В общем, самое правильное было издать «Погоню» и «Зверя» под одной обложкой, как «Мастера и Маргариту» с «Копытом инженера», и снабдить хорошим комментарием, страниц на 50. Но «Phoenix Pick» всего лишь попытались по-быстрому срубить бабла на «новом старом романе».
Любопытно, что и сам автор попытался сделать примерно то же самое, когда писал свой фанфик по романам Берроуза. История, как известно, повторяется. «Панки-Барсум» был трагедией писателя, усомнившегося в своих способностях. «Преследование Панкеров» — чистый фарс, разыгранный Махмудом Шахидом и его труппой из «Arc Manor»/«Phoenix Pick».
Весна как-то не особенно задалась, пару раз сходил на почту, по дороге в книжный — вот и весь улов:
Боевик от Джеймса Уайта — я обожаю его "Космический госпиталь" (по крайней мере, первые три-четыре тома), а помимо "Госпиталя" читал только одну повестушку, которая абсолютно не запомнилась, поэтому ничего особенного не жду — но вещи Золотого Века, по крайней мере, благотворно действуют на нервную систему, а мне это крайне необходимо сейчас, когда дедлайны и форсмажоры столпились за дверью, дубасят в неё и кричат: "Выходи! Выходи! Не выйдешь — хуже будет!".
Эта книжка получилась совершенно внезапная, грех было отказываться. Маленькие, на страничку, монологи от ведущих авторов и деятелей фэндома с фотачками. Их там невероятно много, я половину из них наверняка не читал — так хотя бы в лица посмотрю :).
Очередное "Лезвие бритвы" — становится тревожно, когда же я буду их читать? В этом томике меня интересуют эссе о Клиффорде Саймаке, потому что перед их написанием Николай прочитал всю доступную биографическую литературу о КДС (её позорно мало, но что уж есть).Подозреваю, что более ничего на русском языке об этом авторе мы уже не увидим.
Ну и, понятно, я не могу пройти мимо книг с рисунками Олейникова и как их увижу — сразу хватаю все, до каких дотянусь.
На этот раз внезапно получилась тематическая подборка из Эдварда Лира, так что приобретение вдвойне замечательное! А какие там внутри картинки — ммм! — но я вам их на этот раз не покажу. Телефон что-то выделывается и даже обложки не способен передать адекватно.
Ну и последняя обложка — с последнего изданного романа Хайнлайна. Я уже не раз писал об этом проекте в процессе развития и выкладывал в сеть перевод одной из глав, так что снова расписывать эту историю не буду. Скажу только, что пока на мне висит второй том "Истории Будущего", я ничего другого переводить не буду, а потом видно будет. Может, кто-то уже начал, и через пару недель "Панкера" выйдет в самиздате. Вдруг. Нет, у меня энтузиазма не убавилось, но всё-таки половину сюжета в этом романе занимает Барсум, а я Берроуза терпеть не могу, мне его четверорукие гиганты и яйцекладущие Тувии — что твой Головачев, поэтому переводить я буду (когда руки дойдут) весьма неспешно.
Я не собирался писать на эту тему и даже посетовал в ФБ, что на это у меня нет времени, но внезапно отказала флешка, и вместо переводов у меня появилась кучка свободного времени. На статью не хватит, но парочку вопросов я успею прокомментировать.
Последнее время я занят редактированием Кира Булычёва (что само по себе прикольное ощущение), и вот что в связи с этим подумалось: публикации Хайнлайна шли в СССР волнами, первый всплеск — это 1944 – «И построил он себе скрюченный домишко», в гордом одиночестве во внезапной журнальной публикации. Потом была долгая тишина и новый всплеск был уже в 1958-1960 — напечатались «Долгая вахта» и «Логика империи». А потом наступил прилив:
Первая волна: 1965-1968
Вторая волна: 1973-1978
Третья волна: 1982-1983
Четвёртая волна: 1987-1989
В 1990-м дамба рухнула, и пошёл сплошной поток. Каждая волна добавляла новые произведения (два-три) и новые переводы старых (большинство вещей РЭХ переводили, как минимум, два-три раза, иногда и 12 раз). И только повесть «...если это будет продолжаться…» так и существует в единственном варианте с 1967 года.
Между тем, это не слишком хороший (на мой взгляд) и уж точно совсем не полный перевод. В базе ФЛ первое издание повести помечено как «опубликована в сокращенном виде (по требованиям цензуры)». Я полистал другие издания, где фамилию переводчика Михайловского сменила фамилия Можейко, но разницы не заметил. Похоже, как «Чужак», «Кукловоды» или «Красная планета», повесть кочевала от издания к изданию в порезанном виде. Пока не пришла «Азбука».
И теперь я черкаюсь в переводе, сделанном полстолетия назад, и мучаюсь вопросом, кого я тут, собственно, редактирую? Самого Кира Булычёва или его редактора (Г. Малинина или безвестный цензор?), который прошёлся по тексту красным карандашиком. Уверен, в архиве писателя мог лежать его оригинальный вариант перевода — было бы любопытно сравнить с тем, над которым я работаю. Кое о чём можно и так догадаться. Скажем, все крупные купюры можно чохом списать на цензуру.
цитата
Я начал смутно осознавать, что секретность является краеугольным камнем тирании. Не сила, а именно секретность, цензура. Когда любое правительство и любая церковь начинают говорить своим подданным «этого вы не должны читать, этого не должны видеть, это вам запрещено знать», конечным результатом будут тирания и угнетение, и неважно какими святыми мотивами они руководствовались. Для того, чтобы контролировать людей, чей разум опутан цепями не нужно много усилий, и, наоборот, никакая сила не может контролировать свободного человека, чей разум свободен.
Нет, конечно же это нельзя было напечатать в 1967 году в СССР... Или можно? Мне в этих строках видится что-то до нельзя знакомое, причём знакомое с детства. Возможно, то же самое говорил чуть другими словами какой-нибудь более прогрессивный или просто советский автор? Не могу вспомнить.
Помимо пафосных строк, видимо, проникнутых чуждой идеологией, из советского издания исчезло описание ритуала принятия главного героя в подпольное братство — но это понятая лакуна, потому что тайная организация подпольщиков «Каббала», при знакомстве с оригиналом текста превращается в... масонскую ложу. Советская редактура заменила слова «братья», «ложа» и «Мастер» идеологически выдержанными «подпольщики», «организация» и «руководитель», а упоминания «Великого Архитектора» просто потёрли. Понятно, что после этого оставить в тексте ритуал каменщиков было нельзя — и его урезали.
С масонами — ну, примерно понятно. Не нравились в Союзе масоны. Поэтому образ позитивного борца с тиранией в виде масона идеологических кураторов фантастики не устраивал совершенно. И редактор взялся за карандаш, и масонов в переводе сменили «подпольщики» (интересно, что говорил по этому поводу Булычёв?). Благодаря этой подтасовке история противостояния тоталитарной секты и официальной теократии превратилась в борьбу революционеров против религиозных фанатиков, что было более приемлемо и даже позитивно в плане идеологии.
Возможно, по этой же причине слова Верховного Инквизитора, повторяющего лозунг иезуитов AMDG («К вящей славе Господней»), превращены в нечто неопознаваемое, «К дальнейшему процветанию Господа». Иезуиты, как и масоны, в Союзе ходили в плохишах, вспомните «Экипаж "Меконга"».
Более загадочная купюра — описание техники допроса у Великого Инквизитора. Редактура настолько смазала или исказила детали, что вся сцена как бы теряет фокус и, например, вполне узнаваемое описание детектора лжи превращается в путаницу непонятных проводков. Видимо, советские граждане не должны были опознать детектор, когда столкнутся с ним лицом к лицу?
Но помимо этих, более-менее понятных лакун, есть масса мелких пропусков, где исчез текст, не содержащий никакого крамольного потенциала. Булычёв, судя по всему, переводил с книги «Revolt in 2100», вышедшей в «Shasta» 1953 году,
это самая поздняя редакция повести, так что все обнаруженные пропуски — либо косяк переводчика (все пропускают, кто слово, кто предложение, а некоторые целые абзацы), либо «улучшение» — Хайнлайна многие норовят улучшить — сократить, добавить эмоций, красок, в основном потому, что не слишком хорошо его прочитали/поняли. Несколько мест явно выпали по причине отсутствия Интернета в 1967 году — некоторые переводчики, столкнувшись с незнакомыми понятиями или реалиями забугорной жизни, начинают либо что-то сочинять, либо просто опускают непонятное место. Булычёв, видимо, больше пропускал — у него практически нет отсебятины.
Однако замены в переводе всё же встречаются. Иногда это почти эквиваленты, дело вкуса переводчика, хотя порой они изменяют оттенки смысла. А иногда замены — что-то совсем несуразное. Скажем, герои часто произносят междометие «Sheol!» в тех местах, где русскоязычные люди закатывают глаза и говорят «о боже!». Переводчик (или его редактор), не моргнув глазом, заменил «шеолы» на «чорт побери!» — и это очень грубый косяк. Дело в том, что слова эти произносят послушники, богобоязненные христиане, которые надеются когда-нибудь получить рукоположение в сан. Они никак не могли ни чертыхаться, ни богохульствовать. Тут стоит вспомнить, что сам Хайнлайн был уроженцем Библейского Пояса, откуда вытекает целый ряд следствий, которые можно проследить в его произведениях. Отец РЭХ очень серьёзно относился к своим обязанностям в местной религиозной общине, поэтому маленькому Бобби поминать бога всуе запрещалось – наказание в виде хворостин и скамейки всегда было наготове у его матери. Этот запрет действовал не только в семье, это были правила всего региона, у жителей Библ-Белта выработался своеобразный сленг, в котором активно использовались слова-заместители: fer Gossake вместо for God's Sake (О, господи!), (Hully) Gee вместо (Holy) Jesus (Святой Иисус), Gosh вместо God (О, боже!) и т.п. Sheol заменяет созвучное Hell – то есть Ад. Но тут есть нюанс, Sheol – это не просто созвучие, это название преисподней в иудейской мифологии, а насчёт иудаизма в Советском Союзе, как и насчёт масонства старались не распространяться.
Ещё одна любопытная замена произошла с одеждой – сотрудники Инквизиции вместо оригинальных «масок с прорезями для глаз» в переводе вдруг переоделись в «капюшоны». Подозреваю, что виной тут многочисленные иллюстрации в книгах и учебниках, где изображают пытки и казнь еретиков. Люди духовные носили откидные капюшоны, клобуки, они, конечно, никак не могли превратиться в «капюшоны с дырками для глаз», но зато такие головные уборы носили палачи. В массовом сознании образ палача (который был сугубо светским лицом) намертво переплёлся с понятием «инквизитор», и, наверное, любой советский школьник представлял себе инквизитора не человеком в красной сутане и кардинальской шапочке, а жуткой фигурой в красном колпаке с дырками для глаз. Этот колпак до степени неразличения смешался в коллективном бессознательном с другим головным убором – капиротом. Капирот, высокий картонный колпак, разрисованный пауками и прочей мерзостью, надевали на грешников перед казнью. Он не закрывал лица, но фанатичные христиане-флагелланты добровольно надевали на себя во время шествий точно такие же колпаки, признавая свои грехи. Они, правда, не рисовали на них пауков и деликатно закрывали свои лица матерчатой оторочкой с дырками для глаз. Вслед за ними капироты стали носить члены ку-клукс-клана и «капюшон с дырками для глаз» окончательно превратился в символ злодейства.
Если бы так же просто было выяснить, почему бластеры превратились в русском переводе в пистолеты. Но моя свободная минутка закончилась, а у Фантлаба, наверное, закончилось место под статью. Сейчас проверю.