С подачи коллеги neo smile, вспомнившей в комментариях к предыдущей колонке «Все от винта!», у меня появилась мысль сделать небольшой шажок на территорию башлачевской поэтики. В прошлый раз мы вроде бы убедились, что с точки зрения рифмы Башлачев умеет примерно все. Если кто-то вдруг не убедился, то поверьте на слово, что ли. При этом в песне «Все от винта!» обнаруживается, к примеру, такой фрагмент:

Холодный апрель. Горячие сны.

И вирусы новых нот в крови.

И каждая цель ближайшей войны

Смеется и ждет любви.

Как горлом идет любовь.

На протяжении всего-то двух четверостиший дважды рифмуется «кровь-любовь»! Одна из самых банальных рифм в русской поэзии. К этой паре еще нередко «морковь» добавляют для пущего издевательства. Спрашивается, как же так?

А вот так. Очевидно, Башлачев мог воспользоваться другой рифмовкой. Столь же очевидно, что сам он не мог не чувствовать – рифмы «торчат» из текста. Напрашивается вывод, что примерно в этом и заключается ожидаемый эффект. Парность этих слов Башлачеву настолько важна, что он готов ее при любой возможности подчеркнуть – даже рискуя нарваться на неприятие.

Проверить это утверждение и подтвердить его не так уж и сложно – дело в том, что даже на память и навскидку я в состоянии привести немало примеров использования этой рифмы и в других песнях.

Фильтр сигареты испачкан в крови.

Я еду по минному полю любви.

(«Поезд»)

(«Триптих памяти Высоцкого»)

Вряд ли окажется преувеличением, если сказать, что у Башлачева это вообще самая распространенная рифма. И что два этих слова для него прочно связаны, да как бы и не вообще взаимозаменяемы. Собственно, строка «Вечный Пост, умойся в моей любви!» именно про это, как и последняя процитированная строка из «Все от винта!». У Башлачева вообще очень много любви, особенно в выраженно светлых текстах. Самый, наверное, интересный в этом отношении пример можно найти в песне «Тесто»:

Зима жмет земное. Все вести — весною.

Секундой — по векам, по пыльным сусекам

Хмельной ветер верной любви.

Тут дело не ново — словить это Слово,

Ты снова, и снова, и снова — лови.

Тут дело простое — нет тех, кто не стоит,

Нет тех, кто не стоит любви.

Любовь здесь рифмуется – с любовью! Пусть и через строку.

Вот только и крови у него тоже очень, очень много...

Шесть строк из песни «Пляши в огне» в предыдущей колонке на 60-летие Башлачева я разместил в общем-то без задней мысли – показались естественным выбором просто в силу того, что очень хороши. А тут вдруг подумалось – себе-то я давно объяснил, чем именно хороши, так почему бы этим объяснением и не поделиться?

Необходимое предуведомление – рассуждения ниже последуют в высшей степени дилетантские, кавычки в заголовке в первую очередь предупреждают именно об этом. Ошибки, соответственно, возможны – и в терминологии, и вообще в чем угодно. Но я обещаю стараться. А, ну и про несколько слов, само собой, сказано с определенным кокетством, букв будет много.

Итак, шесть строк:

Мне бы сотворить ворота у трех дорог.

[Да] небо своротить охота до судорог.

Гадами ползут времена, где всяк себе голова.

Нынче — Страшный Зуд. На, бери меня, голого!

Нынче — Скудный День. Горе — горном, да смех в меха!

С пеньем на плетень — горлом — красного петуха.

Близко к началу песни. Она известна в нескольких вариантах и исполнениях, но эти строки в них, если не изменяет память, более или менее совпадают. Однако в одном из моментов ниже я предпочел бы исключить из рассмотрения «Да» в начале второй строки. Почему я это себе позволяю, попробую объяснить в примечании*.

Итак, для начала мы более или менее уклонимся от обсуждения размера. Тому опять же имеются известные причины, но размер этот – как минимум неравностопный. Есть соблазн назвать его дольником и тем ограничиться, тем более что дольник – дело вполне нормальное как для современной поэзии вообще, так и для «рок-поэзии», к которой Башлачева традиционно относят, в частности. Мне представляется, что все не столь тривиально, есть смысл отметить, что все шесть строк сделаны в общем-то в одном и том же сложном размере, в который, впрочем, внесены многочисленные локальные поправки – в частности, ассонансными рифмами. К рифмам и перейдем.

Поверхностный взгляд сообщит нам, что эти шесть строк зарифмованы параллельно (вообще же схема рифмовки внутри песни неоднократно меняется). Чуть менее поверхностный – что присутствует также и внутренняя рифма, это вполне обычно для Башлачева и не сказать чтобы уникальное явление в поэзии вообще, хотя красоты поэтическому тексту безусловно добавляет. Дальше мы все-таки копнем поглубже, но пока ненадолго остановимся на конечных рифмах первых четырех строк.

На слух (а в 3-й и 4-й строках и на глаз) они пожалуй что производят странноватое, корявое впечатление. То есть получается, что заявленная в заголовке поэтическая техника автору здесь изменила и вообще хромает? Разумеется, нет. Перед нами ассонансные, нарочно неправильные рифмы – не слишком часто применяемое, но очень эффектное средство в современной (минимум с середины 20-го века, а то и раньше) поэзии. И, само собой, перед нами не случайная небрежность. Так, в первой паре строк мы имеем полное совпадение последних пяти букв: дорог. Это так называемая «точная» и даже очень точная рифма, прием обоюдоострый – само по себе красиво, но когда рифмующиеся слова стоят в одинаковой форме, а в нашем случае это именно так, грозит скатыванием в банальность. Несовпадающиее ударение дорОг/(сУ)дорог банальность эту как раз и снимает, эффектная рифма остается.

С 3-й и 4-й строками все еще интересней, поскольку рифма тут не просто ассонансная, но еще и аграфическая! Визуально рифма вА/го выглядит совсем уже не очень, однако произносятся-то эти слова, с поправкой на вариативность безударных гласных, головА/гОлова. То есть на слух рифма опять одновременно ассонансная и предельно точная. Причем совпадение здесь уже не просто побуквенное, а пословное – но и слова при этом предельно разные по форме и смыслу. На самом-то деле то, что сперва казалось корявостью, оборачивается довольно высокой степенью словесного гурманства.

Вооруженные пониманием того, что текст-то наш очень непрост, смотрим на него чуть попристальней и обнаруживаем, что и внутренняя рифма в нем не обычная, а двойная. Проще всего это заметить в последней паре строк: там рифмуются День/плетень (в совпадающих позициях) и либо горном/горлом (позиция не совпадающая), либо горе/горлом в совпадающих позициях. Эта последняя неоднозначность, само собой, есть следствие парности горе – горном, к которой мы еще вскользь вернемся, здесь же заметим, что рифма типа горном/горлом относится к категории, я не знаю – высококачественных, что ли. Точная, поскольку окончания совпадают, небанальная, поскольку разные звуки непосредственно перед окончанием, и «глубокая», поскольку «рифмуются» – в данном случае вообще совпадают – части слова за пределами окончания.

В 3-й и 4-й строках первая пара внутренних рифм ползут/Зуд в совпадающих позициях достаточно очевидна, но зная уже, что искать, мы без труда обнаружим и вторую: времена/бери меня. И она тоже эффектна – неожиданностью и хорошим совпадением согласных, аллитерацией.

Переводим взгляд на первую пару строк, и тут остается уже раскрыть рот. Внутренняя рифма здесь – тройная! Причем рифмующиеся слова стоят в одинаковых позициях, фактически первые две трети каждой из строк – одна сплошная гигантская рифма. Мне бы/небо, сотворить/своротить, ворота/охота. Первая из этих рифм – эффектная, пусть и вряд ли оригинальная, последняя – просто качественная и небанальная (разные формы слов). Между ними – единственная на весь фрагмент глагольная рифма. Вообще-то на них принято смотреть косо, хотя для столь плотной рифмовки можно было бы сделать и исключение. Так ведь она никакого исключения не требует – глагольная банальность целиком искупается тем, что рифма глубокая, слова рифмуются целиком, мало того, они вообще анаграммы!

В результате мы обнаружили, что фрагмент наш прорифмован буквально насквозь – и речь до сих пор шла исключительно о рифмах в традиционном значении слова. И ни одной «плохой» в тривиальном смысле этого слова – некачественной, бедной, банальной – среди этих рифм нет вообще. А как насчет смысловой пары Страшный Зуд/Скудный День, в которой ключевое слово в обозначающих одно и то же событие словосочетаниях оба раза обыграно, причем по-разному? Насчет двух подряд аллитерационных пар горе — горном, да смех в меха? Тут, к слову, имеет смысл отметить также и аллитерацию сотворить ворота, заодно добавляющую блеска внутренней рифме сотворить/своротить. А последняя строка, где одна на другую нанизаны сразу три идиомы – и на выходе получается отнюдь не бессмыслица, а многослойная картинка? В частности, в сочетании с предыдущей строкой, изображение деревенской кузни.

Воля ваша, уважаемый читатель, но я подобной концентрации поэтической техники на квадратном сантиметре текста нигде больше не видел, да и увидеть не надеюсь. Само собой, техникой единой поэтика (и тем более поэзия) Башлачева не исчерпывается, но это отдельная гигантская тема, где шестью строками уж точно не обойтись...

==========

* Добавление союзов и междометий в начале строк к тексту, который без этого имел бы строго выдержанный размер – тоже одна из характерных для Башлачева техник, не знаю точно, к поэтическим ее отнести или к песенным. В принципе ее видно и так, но можно доказательно проиллюстрировать. Например, «Вечный пост» начинается четверостишием:

[Ну] Засучи мне, Господи, рукава.

[Да] Подари мне посох на верный путь.

[И] Я пойду смотреть, как Твоя вдова

В кулаке скрутила сухую грудь.

Того, что в квадратных скобках, нет в поздних исполнениях и нет в книге «Как по лезвию», которая, как я понимаю, вычитывалась по рукописям, хотя насчет данной конкретной песни в точности не уверен. А в моем пожалуй что любимом исполнении – есть.

В порядке закрепления пройденного. Взялся тут перечитывать во время перелетов первую трилогию Гибсона и наткнулся в Count Zero на новый пример тире в диалогах. Очень удачно поместившийся в одну страничку.

Героиня беседует с полубезумным искусственным интеллектом. Интеллект говорит не совсем обычным голосом (вроде как слагающимся из отдельных отголосков, собственно, главка и называется Voices), и его реплики оформлены посредством тире. Что в первом приближении подпадает под уже сформулированный принцип — тире иногда используется, когда язык у персонажа нестандартный. Реплики героини при этом даны совершенно обычным образом.

(Подумалось вот, что сегодняшний автор дал бы искина курсивом, да и все. Может статься, мы тут наблюдаем совсем уже отмирающую фишку.)

Совсем даже не про Терри Гиллиама, если что.

На "Горьком" в очередном книжном обзоре промелькнула такая вот штука: Пьер Менар. Искусство притворяться умным, или Краткое руководство для тех, кто не блещет умом, составленное человеком, которому не помешало бы прочесть подобное руководство. М.: Текст, 2018. Перевод с французского Елены Баевской и Алины Поповой. Сканирую заметку взглядом, вижу имя Борхеса, удовлетворенно вздыхаю — кажется, удачная вышла шутка. Читаю повнимательней — ан нет, Борхес там вроде как всерьез упоминается, без подмигивания. Лезу разбираться.

Сперва — пунктиром по промежуточным результатам. Пара отзывов в интернете никакого интереса имени автора не уделяет. Французская википедия в числе разных прочих Пьеров Менаров знает одного современного писателя с таким псевдонимом — правда, подобный труд в его библиографии не значится. Зато французский амазон знает "нашего" Пьера Менара, в том числе и эту вот его книжку. (Кстати, судя по всему, это совсем другой Бабкин, но я сейчас несколько не о том.)

Однако упорство и труд, как известно, все перетрут. В поиске выпало довольно много страничек издательства "Текст", что я сначала воспринял более или менее как должное — ну да, бывает так, аннотация новой книги в рекламных целях может появляться на самых разных страницах родного сайта. Потом присмотрелся — и вот же оно: Байяр, Пьер ИСКУССТВО РАССУЖДАТЬ О КНИГАХ, КОТОРЫХ ВЫ НЕ ЧИТАЛИ Перевод с французского А. Поповой 2016 год. Обратите внимание на фамилию переводчика.

Прикольно, чо.

А для особо сомневающихся донки хот в псевдорыцарском жабо приводится прямо на обложке нового издания.

За четверть века до «Имени Розы» на "Горьком"

С одной стороны, когда я слышу слово "постмодернизм", я хватаюсь за любую кухонную утварь, что окажется под рукой. "Постмодернистский прием" или там "техника" — это еще туда-сюда, но постмодернизм как концепцию, на мой непросвещенный взгляд, регулярно натягивают, как ту сову на пень, либо на книги довольно традиционные, либо на современную литературу, постмодерн вполне впитавшую, переварившую и идущую себе дальше новыми тропками. Но это ладно. С другой, есть в статье всякие нежелательные огрехи — например, автор полагает, что за пределами ПкБ планета Саула в Мире Полудня отсутствует. Но суть, кажется, ухвачена верно, и я чуть раньше писал примерно о том же — Стругацкие именно что обогатили отечественную литературу новыми техниками. "Постмодернистскими" в том числе.