Ганс Христиан Андерсен «Соседи»

Эта история даёт очень хорошее представление о методе работы Андерсена. Очень похоже на то, что, начиная повествование, он понятия не имеет, о том, чем оно закончится. Герои начинают жить собственной жизнью и вытворяют иногда такие вещи, которых сам Автор едва ли мог от них ожидать. Но это естественно, поскольку вполне соответствует авторской манере мышления — он (Автор) сам пишет частенько нечто, идущее вразрез со здравым смыслом, нечто такое, чего и в сказке-то не может происходить. Примеров много даже в этой короткой истории. Розовый куст растёт над прудом и розы любуются своим отражением в воде. Куст растёт у «самой стены домика», и при этом розы видят в воде не только себя, но и гнездо под крышей, где живёт воробьиное семейство. Хитрый сказочник здесь нарушает законы физики, в частности оптические законы отражения света в зеркале, но как будто не замечает этого. Действительно ли не замечает? Об этом невозможно догадаться. Как и о том, почему розовый куст, находясь под самой стеной, остался цел при пожаре, полностью уничтожившем домик. Розы ведь не защищала от огня какая-нибудь фея, а только это и могло его спасти. Что это значит? Что красота не горит или, что Автор забыл, в каком месте он посадил свои розы? И опять правильный ответ дать невозможно.

Вот ещё интересные и трудно объяснимые моменты из этой истории. Старая голубка, которая не знает, что маленькие серенькие птички, прыгающие под ногами голубей, это воробьи. Не знать этого может только птенец, впервые вылетевший из гнезда. Значит ли это, что и среди голубей встречаются выжившие из ума старики? Я склоняюсь к мысли, что Андерсен здесь имел в виду именно это. Основанием для такого предположения послужил весёлый бродяга-старичок-мыловар, не пожалевший не то, что труда и собственной куртки, но даже сусального золота на издевательскую проделку, приведшую к тому, что собственные птенцы приняли участие в убийстве матери-воробьихи. Чисто человеческая, между прочим, акция — заклевать как можно быстрее того, кто не скрывает своего блеска среди серой толпы. Это ли было главной целью Андерсена, а старый маразматик был только средством? Снова вопрос, на который нет ответа. Каков бы ни был метод работы Андерсена, задуматься о серьёзных вещах его истории заставляют не редко.

Кончается история хэппи-эндом совершенно не имеющим отношения к предшествующим событиям, как будто Автора вдруг осенило и, воскликнув «Эврика!», он пересадил чудом выживший куст, количество роз на котором, как легко заметить из текста, было чуть ли не бесконечным, на могилу Торвальдсена у стен его музея. Теперь бессмертная красота цветущих роз объединена с не менее бессмертной красотой творений великого скульптора. И, хотя воробьи не понимают, «что хорошего [такой перевод — mr_logika] в таких красных кляксах?», но всё равно говорят: «Как хороша жизнь!».

Может быть имеет смысл при чтении некоторых (не всех, разумеется) историй этого самого необычного из сказочников 19 века превращаться в беззаботно чирикающего воробья, чтобы не казались сложными, возникающие при этом вопросы? Дело не простое, но сам Андерсен, очевидно, такой способностью обладал.