страна Россия, жанр "как продюсер Бекмамбетов играл в американский кинокомикс"
продолжительность — 109 минут
слоган: «Ты должен подняться»

Что такое Новый год по-русски? Сразу начинаем мыслить обветшалыми штампами, как то селедка по шубой, тазик с салатом оливье, песенка про пять минут, страдания Жени Лукашина по поводу того, что у него "нету тети", обращение Президента, поздравления от Максима Галкина (в произвольном порядке), очередные адские "Вечные песни о старом", звон хрустальных бокалов, искрометное "мне больше не наливать!", которое всей честной компанией будет воспринято за самую смешную новогоднюю шутку, звон курантов как последний ориентир для осознания своих воспоминаний. Но проходит новогодняя ночь, остаются позади фейерверки, хороводы вокруг елки и отдающий на следующее утро чугунной пушкой в несчастной голове конкурс : "Кто кого перепьет", победителей которого уже некому было устанавливать. Впереди — целая декада новогодних выходных, душа готова лезть на стенку в поисках праздничного веселья, но в холодильнике — шаром покати, а по телевизору — только вечный Задорнов и очередные песни о Г. И вот тут приходит пора очередной традиции празднования Нового Года по-русски — на автопилоте доползти до ближайшего кинотеатра, бухнуться в кресло и поднять в себе, упавшее было с вечера новогоднее настроение, просмотром очередного "дозорного" фильма.

Нет, не подумайте, что все "дозорные" фильмы обязательно привязаны к одноименной литературной серии российского фантаста Сергея Лукьяненко, скорее это общее понятия для обозначения отечественных кинолент, снятых для празднично настроенной публики (читай: для пьяных глаз) и выходящих под строгим дозором ведущих отечественных телеканалов. Очередной "дозорный" фильм просто не может выползти в народ медленной каракатицей, подобными фильмами всегда выстреливают из самых мощных пиарных телепушек, с каждым новым залпом засыпая толком неоклемавшегося от бурного празднования зрителя, все новыми и новыми эпитетами "событие в жанре", "переворот в киноиндустрии", на худой конец — "шедевр мирового кинематографа". В новогодние праздники дозорные фильмы должны быть повсюду: на плакатах, афишах, в рекламных роликах, псевдосерьезных аналитических программах и даже вечерних новостях. Встанешь бывало ночью водички попить, открываешь холодильник, а оттуда уже строгий голос вопрошает: "А ты уже посмотрел очередной Дозор/Иронию судьбы 2/Обитаемый остров/Стиляг? А почему? Не гоже заставлять целую страну ждать!"

Исходя из вышеизложенного, самое главное при создании очередного "дозорного проекта" — это отнюдь не сценарий (много в нем будешь ковыряться с вот тако-о-о-й головой!), не режиссура (сгодится любой клипмейкер или режиссер роликов про срочный приезд тети Аси — для пьяных глаз и пары десятков килограммов праздничного настроения прокатит все, что угодно) и даже не игра популярных лицедеев (если нет ни Хабенского, ни Безрукова, ни Куценко — раскрутим новых, делов то!), а именно правильный выбор большой телевизионной кнопки, на которой выход данного фильма приравняют к очередному всероссийскому празднику. Да, да, да, именно правильный выбор циферки на телевизионном пульте определяет ту шаткую грань, за которой создатели абсолютно идентичных по своему (недо)художественному (недо)уровню проектов отправляются либо в Голливуд на правах "самых кассовых пророков Родного Отечества", либо — начинают, что-то бубнить про виноватую в кассовых неурядицах погоду. В условиях полного сферического вакуума, в котором уже больше 10 лет, как существует российский кинематограф, вешать "дорогим телезрителям" на уши очередную "Макфу" оказывается гораздо менее затратным и легким занятием, чем непосредственное производство фильмов на уровне тех самых завышенных и откровенно лживых обещаний. Схватить за горло, впихнуть силой, устроив вокруг несчастного зрителя круглосуточный эффект "эха", продублированного в системе "сурраунд" из уст всех телеведущих, кинорежиссеров, актеров, певцов, бизнесменов, строителей, слесарей-наладчиков — и в итоге, свершается ожидаемая и планомерная утрамбовка личных вкусовых пристрастий индивидуума в грязно серый асфальт всеобщего конформизма перед "мнением абсолютного большинства". Главное — притупить бдительность, убедить что "ниче-сойдет" и морально подготовить к следующему голосованию рублем, уже с прицелом на следующий год. А большего от Вас и не требуется, только знай раскрывай свой пухлый кошель, да почаще.

Переворачиваются последние листики изрядно похудевшего за год календаря, аккуратно протирается приукрашенное серебристым декабрьским инеем окно. Ну где там наш очередной "Дозорный"? Выходи, заждались. Громкие праздничные тамтамы, гулкие торжественные фанфары, шипящее коллекционное шампанское и восторженные рецензии от людей, гордо именующий себя профессиональными критиками — все куплено заранее и ждет твоего триумфального появления. И вот, под оглушительные аккорды и заглушающие их, еще более громогласные бравады, из самого темного угла на свет появляется ОН — "Дозорный" 2009/2010 прошедщего/наступившего..... Но почему он так сильно хромает, приволакивая сразу обе ноги и что бы не упасть хватается за все, что попадется под руку: машины, деревья, фонарные столбы......" Таковой и должна быть гордая поступь технического прогресса в кино" — заботливо подсказывает на ушко пресс-служба Первого канала. Тем временем, у "победителя" под рукой заканчиваются подручные средства для помощи в передвижении, но он не отчаявшись, падает на землю и продолжает по-пластунски отчаянно ползти к своему зрителю. "Заметили? Вы заметили? — игриво подталкивает в бок неугомонная пресс-служба Первого — "Вот она — походка настоящего победителя"! Герой мучительно доползает до дверей кинотеатра, где его тотчас заботливо пересаживают в инвалидное кресло ("Последний писк моды! Новейшая модель!" — продолжают вторить неугомонные пиарщики), и в этот момент становится заметной полнейшая непропорциональность его фигуры: длинные рахитичные ноги, костлявое немощное тело...... — "Богаты-ы-ы-рь" — завистливо шипит в ухо очередной пиарщик — "Красавец-мужчина, мечта всех девушек планеты и прирожденный чемпион! Вы пока идите, оплачивайте в кассе за билет, а мы его поробуем протоащить в зрительный зал". Там-та -дам, бум-бум-бум, и бдыщь! — встречайте нашего кассового чемпиона, очередной лучший российский фильм, инновационный продюсерский проект САМОГО Тимура Бекмамбетова (кто не знает, кто этот достопочтенный муж, пусть продолжает спать дальше) — "Черную молнию"!

Огромная надпись на рекламном постере, сулящая зрителю сомнительное удовольствие от создателей "Дозоров" и безвкусного перефраза "Иронии судьбы" не обманет Вас, этот почерк сложно с кем-либо перепутать. Уже вступительные кадры сего действа сулят полную бекмамбетовщину : простой российский миллионер с прелестной фамилией Купцов (в девичестве — Завулон, благо играет его все тот же неугомонный Виктор Вержбицкий) начинает разработку алмазного месторождения прямо под российской столицей. На испуганные крики ученых: "Что же Вы делаете, барин, ведь после этого, нашей родимой Первопрестольной наступит хана!", реагирует, как и подобает истинному Фантомасу лишь бульдожьим рыком: "Мне нужны эти алмазы!", то есть на какие-то сверкучки, хоть и дорогие готов променять существование всего Кремля, Мавзолея и Рублевского шоссе в придачу! Однако, Юрий Михайлович снимите кепку и вытрите испарину со лба: пока суперзлодей не обзавелся таинственным нанокатализатором, разработанным в строжайшей секретности еще советскими учеными, Златоглавая устоит и даже выдержит еще с десяток творений господина Церетелли. На наше огромное народное счастье, секрет нанотоплива раскрыть не проще, чем увидеть небо в вожделенных сверкучках. Как и подобает жанровым законам настоящего марвелловского кинокомикса, местным Полишинелем станет самая невзрачная личность, скромный ботан и неудачник по жизни Питер Паркер Дима Майков. Но будучи залитым в бак обычной на вид черной "Волги", триумф технологий советской оборонной промышленности, позволит молодому человеку расправить его чисто бэтманские крылья. И пусть у него нет модной маски с ушками, зато имеется вполне себе пацанский капюшон (см. скриншот). И вообще хватит уже деревенским пацанам мечтать про всякие разные совсем не патриотические "Бумеры" с "Феррари". В конце концов, "главное што б человек был хороший", а с ним и самая задрипанная "Волга" сможет превратиться в "бэтмобиль". Въехали, пацаны?

Однако, "Черная молния" веселит даже не старательной копиркой изрядно подгнивших американских лекал или полной технической отсталостью, доставшейся ей в наследство от родимых однокоренных "Дозоров". Сирый и убогий уровень хронической клептомании у своих старших собратьев по жанровому цеху: это — у "Бэтмана", это — из "Железного человека", это — стибрим от "Человека-Паука", авось он со своим тяжелым и неповоротливым, 250 миллионным бюджетом, нескоро хватится пропажи — вновь на кривой дорожке встречается с технологической отсталостью, передающей пламенный привет голливудским малобюджеткам 80-х и продолжающей пребывать на самом острии кинематографического прогресса лишь в самых фантастических мечтаниях пиащиков с Сами-Знаете-Какого-Канала. Но мы люди привычные, нам не впервой: в конце концов, пережили и Дозоры, и Параграфы, и Обитаемые Острова, и Волкодава — фильмы, после просмотра которых уже определенно трудно чем-либо испугать. Но в этот раз, сферический вакуум, столь упорно и старательно создававшийся вокруг нашего разнесчастного кинематографа, полностью сосредоточенного на очередной "войне телеканалов", внезапно дал трещину, и принцип советского общепита "либо — подгорелые макароны с заплесневевшим сыром, либо — пустой урчащий живот, ишь, разборчивые выискались. Зин, ты только погляди!" определенно не сработал. И докатившись до ближайшего кинотеатра исключительно на плечах своих пиарщиков, новый "Дозорный" в изумлении увидел, что в битве за новогодний кинокошелек у него имеются сильные конкуренты. Подтянутые, выращенные на самых дорогих голливудских стероидах, играющие на потеху публике литыми мускулами последних технических достижений — нашему "дозорному" приятелю против них не суждено выдержать не то, что одного раунда, даже случайного чиха, раздавшегося в его сторону.

Ведь, в профессиональном смысле "Черная молния" — это очередная дуля в кармане, каша из топора, являющая собой помесь затянувшегося почти на два часа рекламного ролика (сильно подозреваю, что если выписать столбиком список всех рекламодателей, засветившихся в фильме, то он выйдет длиннее самого сценария) с такой же растянутой вширь, вкривь и вкось серией незабвенного детского юмористического тележурнала "Ералаш". От первого — водка "Русский стандарт", которую здесь не пьют разве что маленькие дети, причем — с обязательным жадным тыканием заветной наклейкой в камеру, с периодичностью в каждые 15 минут. От второго — занудная и покрытая веселой плесенью мораль о том, что быть хорошим — хорошо, а плохим — плохо. Словно переписывая на новорусский лад, старое стихотворение Маяковского, создатели пытаются на полном серьезе поучать примером патриотического, но высокодуховного бессеребреничества, что в общем контексте фильма может вызвать только приступы неконтролируемого веселья. Простите, Вы это серьезно? Или это Вас просто по расписанию переклинило на очередной рекламный блок: на этот раз — молодежного движения "Единой России"? Заунывные проповеди о том, что "не в деньгах счастье" — под веселый аккомпанемент совершенно невменяемого продукт-плейсмента, не менее забавные заигрывания с патриотическим воспитанием — в обертке от, по духу совершенно амерекано-голливудского проекта, будто бы создатели истово полагают, что для этого достаточнопросто заменив латиницу на кириллицу, а Статую Свободы — на Кремлевскую Башню! Гы-гы-гы, как говаривал на подобные замечания старина Бивес (или Батхед, кто же их разберет), похоже главная шутка создателей, все-таки нашла своего благодарного зрителя.

Ко всему остальному, что присутствует на экране можете смело прикладывать унылый "дозорный" трафарет, и он ни разу не подведет. Опять — знакомые все лица в подозрительно узнаваемых ролях. Вержбицкий злобно косится Завулоном, Гармаш — опять наставляет как жить-не-тужить очередного непутевого сына, Золотухин разнообразия ради, в этот раз решил переодеться не Вампиром, а Гениальным Изобретателем — впрочем, от этой перемены мест слагаемых, сумма его типичных интонаций и выражений лица не изменилась ни на один знак после запятой. Михаил Ефремов появляется в уже привычной для него эпизодической роли запойного пьяницы (его роль так в сценарии и называется "Алкоголик №1") — очевидно, с горя от того, что его персонажу, чуть ли не единственному за весь фильм не хватило рекламной бутылочки от компании "Русский стандарт". Впрочем, никакой игры от них и не требуется: главное, что бы вскидывая заспанные глаза к экрану, зритель всегда мог разобрать на экране всенародно любимые лица. Новый Год, все-таки.

Забегая немного вперед, обрадую приятной новостью: самые могучие и талантливые отечественные пиарщики, в очередной раз не дали рухнуть безногому колоссу собственного изготовления, вовремя подставив ему свои крепкие плечи. В бой была вызвана поддержка тяжелой артиллерии, включая всенародно любимых артистов, кинорежиссеров, критиков, которые без устали разрывали на половые тряпки фильмы-конкуренты и бросались грудью на пулеметные амбразуры, доказывая превосходство простого, но зато очень душевного "Русского Стандарта" , ой, извините фильма над его более технически совершенными, но совершенно пустыми коллегами. Когда же поле битвы за Кассу было таким образом очищено, над ним на бреющем полете пронесся сам Тяжелый Бомбардировщик из Союза Кинематографистов, безжалостно и прямолинейно сравнявший конкурентов с пролитыми собственными слюнями и жгучим напалмом. В ответ на отчаянные призывы Главного Российского Киносветоча : "Больше снимать таких фильмов, как Черная молния!", пиар-служба Первого Канала отреагировала оперативно, как ей и полагалось: тут же разместив на своем сайте информацию о создании второй, а заодно и третьей части вожделенной нетленки. Будем надеяться, что Вам этого хватит, уважаемый Никита Сергеевич!

А вот не хватит ли нам — киноманам, мечтающим о возрождении Птицы Феникса российского кинематографа, российскому кинозрителю в самом широком смысле этого слова? Ведь, когда начиналась вся эта "дозорная" волокита создания низкопробных блокбастеров российского пошиба, поначалу приходилось к ней относится как к развивающей игре для совсем маленьких детей. Ведь никто из нас, когда учился ходить не начинал сразу с пробегания стометровок; любому движению вперед всегда должны предшествовать первые неуверенные шаги. И когда в самом начале шагнул вперед "Ночной Дозор", все эти сильные эмоции, переполняющие людей еще можно было как-то понять и объяснить: ребенок стоял, стоял, и вдруг сделал первый шаг! Однако, со временем ни второго, ни третьего уже не последовало: и Дневной Дозор, и прочие, не раз упомянутые в данной статье Обитаемые параграфы — это скорее просто повторение того же пройденного шага, без малейшей попытки выйти за единожды установленные им границы. Иными словами, вместо новых шагов, дитя просто продолжает прыгать на одной ножке, угрожая пробить в паркете нешуточную дыру. А мы, что же мы? Смотрим, аплодируем,скандируем, поощряем рублем то, за что по иной логике можно было бы и дать хороший подзатыльник. Потому что, умные головы смекнули, дескать развитие, движение всегда сопряжены с новыми опасностями, большими тратами и нешуточными финансовыми рисками. Может, проще и дальше продолжать скакать на одной ножке, благо зритель уже свесил голову с очередной Новогодней ночи и воспринимает происходящее на экране в полглаза и треть уха. Прокатит снова, как Вы думаете? Да Вы можете и не торопиться с размышлениями, знайте: на формирование личного ответа, у Вас есть практически целый календарный год. Ведь как говаривал по схожему поводу сам мсье Ларошфуко: "Постоянство не заслуживает ни похвал, ни порицаний, ибо в нем проявляется устойчивость вкусов и чувств, не зависящая от нашей воли." (с). И дружным эхом вторили ему голоса из совсем уж древней эпохи: "Sapienti sat, Sapienti sat, Sapienti sat ....."

Отзыв, навеянный личными впечатлениями от просмотра ленты Валерия Тодоровского "Стиляги".

Вы еще не забыли, что Россия — это родина слонов: больших и маленьких, черных, белых и разноцветных в полосочку, молодых, старых и не очень? Ведь у нас все делается только для человека, причем не конкретного — с именем, фамилией и местом локального проживания, нет — для народа, что бы смотрел, дивился и радовался подарку аки новогдней елочке. А когда речь заходит о поколении, которое еще только подрастает, так и вообще рубашку с себя последнюю снять готовы, сутками не пить, не есть, ночами не спать — только радея и уповая на то, что Васечка наш, который Пупкин вымахает матерым Человищем, правильно усвоившим от матери-страны все ее заветы и наказы. И денег на это никаких не жалко, особенно ничьих, то есть государственных. Ведь не о себе заботятся, а о будущем Отечества и никак иначе!

Благо речь шла о деньгах для нашего кинематографа отнюдь не маленьких, на кону стояла сумма аж в 15 миллионов долларов. Естественно, как водится устроили самый честный конкурс (других у нас в России не проводят) на самую лучшую заявку для фильма, предназначенного современной молодежи, и по принципу "кто успел" и по совершенно счастливому совпадению его выиграл генеральный продюсер всех кинопроектов телеканала "Россия" Валерий Тодоровский. Вот ведь подфартило! Правда, после просмотра самого фильма, снятого спустя почти 5 лет, все больше терзают сомнения, что сама заявка то и состояла из одной единственной фразы "совок-отстой!!!!!", к коей прилагалась графа с жанровым самоопределением "первый российский киномюзикл". Первый российский мюзикл о том, что "совок — это отстой", как же можно было пройти мимо этого зрелища? Я бы не смог, да и Вы бы не смогли, вот и компетентное жюри тоже последовало нашему потенциальному примеру.

Только есть одна маленькая загвоздочка: мюзикл на большом экране — жанр весьма специфичный. Во-первых, нужен отличный музыкальный материал, причем не просто набор из отдельных песенок, а нечто концептуальное, составляющее единую сюжетную картину. Во-вторых, как показывает обширная мировая кинопрактика, для того, что бы развернуть на большом экране по-настоящему зрелищный киномюзикл, мало быть просто хорошим режиссером, для этого нужна как минимум самостоятельная творческая концепция. А в противном случае, любой фильм жанра укатывается в голую иллюстрацию к песенному ряду, на чем уже в прошлом обломали зубы немало прославленных постановщиков, даже таких именитых как Алан Паркер. Интересно, осознавал ли Тодоровский, когда подавал на конкурс сценарную заявку, что по большому счету, у него нет ни первого, ни второго: ни связного музыкального материала, ни внятного замысла, как этот самый материал оживить на экране, да так, что бы зрители потом не обращались к дантистам с челюстями, вывихнутыми в результате более чем двухчасового зевания. Ну и что, зато "совок, все равно — отстой!"

Впрочем, о чем думал прославленный российский режиссер в данном случае вполне понятно, это как в случае с домохозяйкой, которая надумала испечь торт, но потом обнаружила, что у нее в холодильнике нет ни молока, ни сметаны, ни муки, ни сахара, один голый энтузиазм. Но это ли помеха для желания творить, когда можно все нужное просто "с возвратом" занять у соседей!

В результате, сам фильм у Тодоровского получился похожим на чужой дом, где проводят излишне бурную вечеринку: ходишь по коридору, заглядываешь в комнаты и натыкаешься на очередное "Ба! знакомые все лица". Переосмысление эпохи на фоне песен гораздо более позднего периода? Здравствуй, здравствуй, "Мулен Руж", как дела у База? Использование музыкального материала для подчеркивания общественной и временной эволюции? О! "Через Вселенную", а Вы то сюда какими судьбами? Впрочем, все вышеизложенные приемы конечно трудно отнести к разряду четко узнаваемых авторских находок, в конце концов как еще Тодоровскому, не имевшему за плечами никакого опыта в данном жанре было выкручиваться? Однако, когда, по-прежнему шастая по коридорам, неожиданно натыкаешься на кунц-камеру, где взрослые дяденьки всерьез играют в паркеровскую "Стену", а музыкальные номера на фоне убогих индустриальных пейзажей, вновь заставляют в зрительском мозгу танцевать в темноте незабвенную Сэльму, всякое желание оправдывать ревизионистские выходки режиссера тотчас исчезает, будто его и не было.

С музыкальной частью тоже было принято решение особо не мудрить. Если "Мулен руж" заставлял все парижское кабаре начала века выплясывать под Дэвида Боуи, то чем мы хуже? Правда, есть опять-таки еще одна маленькая загвоздочка: фильм Лурмана намеренно нигде не акцентируется на пространственно-временных рамках, рождая тем самым атмосферу здорового пост-модернизма, а Стиляги — наоборот, совершенно зациклены на символике и конкретном временном отрезке, вытекающем уже из собственного названия. Ну дак и это не беда, возьмем нашу разномастную рок-классику 80-х, перепишем заново тексты, что бы они хоть немного вписывались в контекст, а в довершение — позовем для аранжировок признанного поп-мастера Константина Меладзе, и он все сделает красиво, обойдясь при этом, даже без "ВИА Гры". А то, что новые тексты, зачастую совершенно выбиваются из музыкального ритма песен, для которых они вроде бы написаны, а бойкую поэтическую рок-социальшину, порой заменяют чуть ли не на четверостишия, вырванные прямиком из школьного сочинения, с рифмами уровня "любовь — морковь — снова Любовь, но уже Петровна" — это не беда. Ведь всегда останется извечный аргумент, адресованный любым шамкающим критикам: "Хотите лучше — попробуйте сами".

Со сценарием, выросшим из той самой заявки, стоимостью в 15 миллионов долларов, все гораздо сложнее — это как в советской многочасовой очереди за молоком (мясом, сметаной, хлебом), когда долго и упорно стоишь перед магазинной дверью, а потом вдруг оказывается, что товар то и не завезли. Сегодня в меню банальщина в собственном соку: правильный мальчик встречает неправильную девочку, в результате чего не хочет больше ничего правильного, а лишь мечтает числиться отцом маленького негритенка, который крохотной ручкой одновременно передает пример "Цирку" Александрова и Всемирному Московскому Фестивалю Молодежи и Студентов. Ну да, в мюзиклах обычно не принято громоздить сверхсложных сюжетных конструкций, но отчего, несмотря на все это, сценарно-сюжетная основа "Стиляг" производит впечатление какой-то байки, наспех придуманной минут за 15, на полный зрительский "отцепись"? Почему неправильная девочка с умопомрачительным "погонялом" Польза совершенно не производит впечатления Женщины, ради которой можно бросить не то, что комсомол, но даже окурок на асфальт? Предписанная ей, исключительно по сценарию тяга к бунтарству, на деле реализуется лишь колоссальной (даже по всем стандартам артистки Акиньшиной) дозой вульгарности, а повторяемое за весь фильм надцать раз изречение, о том, что она дескать не проститутка, в финале с черным малышом на руках, оказывается противоречащим ее внутреннему содержанию. В результате, складывается впечатление, что какая-то пламенная страсть, оказавшаяся сильнее комсомольско-партийной карьеры является лишь полной фикцией, существующей лишь в голове сценаристов и режиссера.

С изображением эпохи все выглядит еще сложнее. Дело в том, что по словам одного из продюсеров ленты, Леонида Ярмольника, "Стиляги" — это не просто развлекательное кино, а самый настоящий экскурс в эпоху, созданный для ныне подрастающего поколения. И гранд в те самые 15 миллионов ему выделялся отнюдь не на песни с танцами, а со строго воспитательной целью, Вы не забыли? А с этим — ну просто труба, причем не музыкальная, а скорее водопроводная. Ведь за что, в сущности выступают те самые Стиляги, из которых Тодоровский с Ярмольником и сценаристом Коротковым делают чуть ли не главных идеологических борцов эпохи 50-х? Всегда вкусно есть, сладко спать, носить яркие тряпки, нигде не работать, зато — так же вкусно и с удовольствием, посещая дискотеки, клубы и проч.? Словно, адаптируя свою назидательность к ценностям и ориентирам современной эпохи, взрослые дяди Валерий с Леонидом, по-модному надев набекрень молодежные бейсболки, отчаянно пытаются попасть в их нынешний жизненный ритм: "А еще там на дискотеки не пускали и джинсы носить запрещали. Прикинь?"

Сознательно или нет, но все авторские претензии показать стиляг в качестве искателей запретной личной свободы, эдаких непонятых советских "хиппи", разбиваются об лед уже самой постановкой вопроса. В самом деле, глупо ведь полагать, что раскрашенное в дикие цвета тряпье и танцы до упаду, можно всерьез воспринимать в качестве аллегории каких-то неведомых советскому человеку прав и свобод. А в остальном, герои фильма бесцветны как скучное октябрьское небо — ни дерзаний, ни мечтаний и стремлений. У вполне себе форматного Костика, героя незабвенных "Покровских ворот" Михаила Козакова, лихого авантюризма и скрытого протеста было в разы больше, чем у той серой массы, которую преподносят своему зрителю на блюде создатели Стиляг. Благо ни умом, ни творческими порывами или жаждой самовыражения они не отличаются, а все стремления сводятся к поистине революционной жажде "ничего неделаья". Что и говорить, сильнейший воспитательный пример для современного подрастающего поколения смастерил господин Тодоровский!

Музыкальные номера оставляют весьма смешанные ощущения. Большинство аранжировок слишком неуместны и напоминают стягивающую зубы приторную карамель. Номера делятся на скучные, более или менее пристойные и на Сергея Гармаша, с огоньком в глазах и явным удовольствием перепевающего чистяковскую песню про "Человека и кошку". Постельная сцена и последовавшая за ней "Восьмиклассница" наоборот оставила впечатление, будто в конце 80-х Валерий Петрович слишком много раз ходил в кино на "Маленькую Веру" — столь же пошло и неуместно. А вот "Скованные одной цепью" уже наводят на мысль о полнейшем кризисе творческих идей и приемов у Тодоровского, ибо столь откровенно перепевать паркеровскую "Стену" в рамках единственного эпизода, напоминающего самостоятельный "клип внутри фильма" — это жуткий моветон. Нет претензий к операторской работе Романа Васьянова: там, где надо все сверкает, где необходимо -вращается, опыт мирового кино не прошел даром и использован по назначению.

Про актеров можно сказать много, но зачем? По большому счету,, суть этой проблемы Вы и без меня прекрасно знаете: молодые роли в нашем современном кинематографе играть совершенно некому. Между всеми этими киношными и не очень мэлсами, фредами, пользами, бобами и актерами, играющими на втором плане роли эпизодических вставок разверзается бездна, описать которую не получится и с помощью тысячи слов. Олег Янковский (одна из последних ролей, увы), Сергей Гармаш, Алексей Горбунов и т.д. раскрываются, пользуясь всего лишь одним появлением на экране, ярким моментом, который надо уловить и успеть вовремя блеснуть. Однако, их более молодым коллегам для этого не хватает и главных ролей, с частотой мельтешения до полной ряби в глазах. Вполне возможно, что в этом то и кроется одна из главных причин концептуальной несостоятельности фильма: герои-стиляги сыграны настолько тускло и невыразительно, что сопереживать и даже просто интересоваться их дальнейшей судьбой, совершенно не тянет. Ну выгнали главного героя из комсомола и выгнали, делов то.

В довершении всего, совершенно не хочется уподобляться сердитому и дотошному счетоводу, но куда подевались, отведенные на съемки картины 15 миллионов долларов? Яркие костюмы, стильные прически, лихие повороты камеры — это все конечно здорово, но что из вышеописанного стоит хотя бы 1/10 часть упомянутой суммы? Впрочем, так как вместо частных средств, при создании картины было задействовано подлежащее строгому отчету и учету, государственное финансирование, полагаю, что эти вопросы зададут создателям и без моего участия.

В результате, Стиляги оставляют впечатление непосильно поднятой ноши из жанров, политического содержания и творческих амбиций, которые еще как-то можно было вытянуть по отдельности, но в целой смертельной связке они попросту раздавили своих создателей. На самом деле, снимать просто мюзикл без политических подтекстов или фильм об эпохе без музыкального содержания совершенно не возбранялось, другое дело, что Тодоровского уже не в первый раз подвели его огромные амбиции, навевающие мысль о покупке личного глобуса. Хотели, естественно как лучше, а вот результат получился "как всегда".

Вместо бешено разрекламированного фильма-праздника, получился донельзя тоскливый обыденный день, ведь как пели еще одни классики русского рока, до которых к счастью не добралась длинная рука создателей картины: "Праздники прошли, нас догнали будни".

В заключении, хочется поделиться с читателями этой колонки приятной новостью: по некоторым данным, "Стиляги" вполне могут оказаться в списке претендентов на соискание престижной американской премии "Золотой глобус" в номинации "лучший зарубежный фильм", а там и до "Оскара" уже недалеко. Если изучить статистику по вручению аналогичных премий российским картинам последних лент, можно уверенно сказать, что у ленты Тодоровского есть все шансы на успех. Ведь, все ленты, так или иначе попадавшие в списки номинантов ("Утомленные солнцем", "Вор"), не взирая на свое идейно-художественное содержание, так или иначе были посвящены наиболее любопытному для иностранцев периоду в советской истории — сталинскому времени. А что может больше соответствовать этому стандарту, чем слепленная по самым что ни на есть американским лекалам, история, в которой в пределах условностей, опять-таки американского жанра, в танце и песне, мимолетно слегка попинывают этот ненавистный период, провозглашая свободу в ее типичном американском понимании (практически — все фрики планеты, соединяйтесь), не забыв при этом доходчиво расставить акценты в том, кто является редиской, проще говоря — что есть very good, а что — не very. Так что, желаю удачи и новых творческих успехов!

Царь в России всегда был нечто большим, чем просто царем. Учитель, Наставник, Мудрейший из Мудрецов, чьи портреты еще при жизни держали в избах на одной полочке с самыми спасительными иконами. Человек, знающий ответ на любой вопрос, Поводырь, который никогда не погонит русского мужика в гиблое место, а если и выпорет вусмерть по дороге — то только ради истинного блага последнего. Из покон веков, в народных очах формировался этот портрет Отца, Наделенного увесистым кулаком, и чем чаще он опускался с хрустом на чужие загривки, тем громче и отчетливее раздавался в народе праведный шепот "Все на благо, Царь так нас жить учит", происходящий от столь же неисповедимо-былинного "Бьет значит любит". Что бы не творилось на земле, какие бы пожарища и смертный мор не бродили по ней костлявой старухой, по народным сказаниям винили в этом, как и прежде жадных до денег бояр, да коварных слуг, сокрывавших от Государя истинную правду. Вера в Царя-Солнце была настолько непоколебима, что с его образами против произвола завистливых придворных, дабы открыть Царю-Батюшке глаза, русский народ мог выйти даже с женами детьми прямиком на заряженные ружья и заточенные штыки — как это случилось 9 января 1905 года, в дату, нареченную "Кровавым Воскресеньем". И летели головы, катились тела в специально вырубленные проруби, бросались живые люди на потеху медведям, звенели каленым железом клещи, выдергивающие из ртов языки, готовые по-прежнему воздавать ему молитвы.... Ведь калечит, вешает, сжигает заживо, разрывает на части, лишает семьи, ссылает на каторгу, рубит, сажает на кол, снова и снова вешает, но ведь не просто так, а опять-таки от несоизмеримо большой Любви...

Несмотря на то, что на Руси не ведали римской пословицы, наглядно демонстрирующей то, что "Кесарю кесарево", ее принцип всегда неукоснительно соблюдался. Роль многочисленных народных масс всегда сводилась с третьему голосу из-за печки, констатирующему, дескать в данный момент "Царь трапезничает", "Король развлекается", а в остальном — твоя хата не хата, а гнилая хижина с самого краю: подати платить исправно, законам, даже тем, которые суконной дланью пролезают к нему в дом, норовя прошмыгнуть чуть ли не в постель — кланяться, какими бы дурными они ни были, а еще — шагать в строю, когда не бредешь в стаде и самое главное — искренне и со смаком любить в ответ. Стыдно сказать, но из всех народных масс и за всю нашу горемычную историю, на данную любовь покушался лишь Емельян Пугачев, да и тот — больше бандитского форсу ради, остальные же безмолвствовали, исправно молились на образах за людей и нелюдей, когда просили — платили, по первому зову — обороняли и покорно топали за рулевым в огромной безропотной очереди, даже если тянулась она до самой плахи. Терпение этого народа — что твой гранит: в то время, пока по англицким лесам скакал на взмыленном жеребце миляга Кромвель или на парижских улочках строились первые баррикады, он продолжал безропотно тянуть ту самую лямку, которую не смогли перетащить еще его героические деды-прадеды. И если вокруг этой участи начинали рваться ядра и метать картечью, лишь на миг останавливался, вытирая со лба липкий пот, глаголил о том, что "дескать, судьба такая" и передохнув мгновение, тут же впрягался в нее вновь.

Перед просмотром "Царя" Павла Лунгина, каждому зрителю надо обязательно определиться с тем, что он желает увидеть на экране, впитать это смысл еще до начала вступительных титров, тем самым значительно облегчив себе просмотр. Если Вы идете за исторической и биографической картиной жизни грозного царя Иоанна Васильевича, то лучше не мудрствуя лукаво сразу же обратиться к двухсерийной одноименной картине Сергея Эйзенштейна, в которой несмотря на эпоху ее создания в одном ракурсе, выстроенной в павильонах "Мосфильма" боярской ризницы исторической эпохи гораздо больше, чем во всем двухчаосовом фильме Лунгина. За чахлыми ростками исторических фактов, Лунгин и его соавтор, писатель Алексей Иванов взращивают разветвистое древо исторических выдумок и предположений, которые по своему общему объему дадут фору любому голливудскому пеплуму. Ради красного словца, они позволяют на 20 лет ради пасть в ходе польской осады русскому городу Полоцку (на деле, взятому поляками лишь в пору Смутного времени), а митрополит Филлип (Колычев) на самом деле, не являлся таким уж божьим агнцем, каким его изображает Лунгин, ибо сам был повязан с боярским заговором против Царя, да и насчет его шекспировской экранной кончины, у историков и по сей день имеется довольно много вопросов.

В качестве исторической картины, "Царь" совершенно откровенно раасчитан для западных умов, ибо более яркой иллюстрацией для нарисованных в их головах деяний аццкого сотоны по кличке Ivan the Terrible, не сыскать, даже при всем богатстве выборе и желании: конные опричники, приближающиеся издали поступью всадников Апокалипсиса, красная кровь на белом снегу, Малюта Скуратов, ухмыляющийся в усы мертвенно-бледной улыбкой последнего из рода румынских князей Цепешей, а посреди картины маслом — естественно, сам царь, в едином лике олицетворяющий сразу же с дюжину диагнозов из учебника по психиатрии, одержимый собственной божественной помазанностью до совершенно юродивого состояния. Под стать попу и его приход — Московское царство на экране раскидывается на пару десятков дворов, населенных забитыми и трясущимися от страха аборигенами, которые только и могут, что падать ниц при виде помазанной царской нагайки. Как говаривала в таких случаях, необыкновенно мудрая Сова из советских мультиков про Винни-Пуха : "Просто преле-е-е-естно!.

Одна беда — картинка русского шизофреника у власти как типичного доказательства варварства русского государства до прихода к власти венценосных Романовых и поворота на западную колею политического развития, вырвана из контекста и совершенно не соответствует действительности. Во-первых, западные дипломаты или откровенные авантюристы вроде литовцев Круза и Таубе, чьи сочинения столь охотно цитируются на экране Лунгиным и Ивановым, при проверке оказываются кривыми, как минимум на один глаз: обвиняя царство Ивана в тотальной варварской жестокости и мракобесии, неплохо было бы хорошенько оглядеться по сторонам. К примеру, по правую руку в то же время, во второй половине 16 века, в типа просвещенной Англии, светоч английского просвещения и отец английской же реформации Генрих VIII готов был повесить на первом суку любого гражданина: от простого крестьянина до первого советника, который бы ему хоть словом указал на то, как правильно управлять государством. Кстати, и сама смена государством господствующей религии произошла от досадного недоразумения: уж очень любвеобилен был английский король, одним из наиболее забавных развлечений он почитал "привычку женится", жаль, что в условиях католичества это совершенно не приветствовалось, и для свершения очередного таинства надобно было сослать либо в монастырь, либо отправить на плаху по обвинению в государственной измене. И когда Папа Римский торжественно отказался осветить очередной брак Генриха, английский король столь же торжественно отрекся от католичества, нарек себя любимого главой новой церкви, устроил массовую резню среди верующих и священнослужителей, а заодно — естественно, не забыл реквизировать все земли церковников и зажиточных католиков в пользу собственного, и без того немаленького домена. И тем не менее, ни один из современных британских историков не находит в деятельности Генриха ни единого следа умопомешательства, наоборот его принято рисовать как сильного единовластного монарха, любыми средствами укрепляющем свое государство. Может, просто пример неудачный? ОК, тогда глянем на левую руку, где в католической Франции, с легкой руки семейства Медичи за одну ночь праздника святого Варфоломея было перерезано свыше 50 тысяч гугенотов, представителей французского протестантства. Саму же придворную атмосферу того времени прекрасно описал Александр Дюма в "Королеве Марго": на каждом закоулке Версаля плелись новые заговоры, кого из придворных не тащили на плаху по обвинению к причастности к ним, почти наверняка ждала смерть, вползающая в рот через вино или сытные явства — к слову, придворного отравителя Екатерины Медичи, вездесущего Рене-флорентийца тоже придумала совсем не фантазия французского романиста. Опять неудачный пример? Тогда, если есть желание можно посмотреть на то, как подавлялись последствия масштабной Крестьянской войны ы цивилизованной Германии, поглядеть на особенности функционирования монархических дворов в столь же цивилизованных Испании и Португалии, где головы слетали с плеч, что твои шары для гольфа! Окинув взглядом цивилизованную Европу времен правления Ивана Васильевича, поневоле приходишь к мысли, что все ужасы опричнины (во много раз, приукрашенные в сочинениях иностранных дипломатов и откровенных авантюристов) — явление почти закономерное, ничем не выделяющееся из сплошной кровавой пелены, сплошь окутывающей европейскую внутреннюю политику того времени.

Увы, у Иванова и Лунгина, варварская Россия не просто оказывается выдернутой из эпохи и подвешенной в полном историческом вакууме, что самое печальное — в этой же пустоте подвешивают на ниточках и самого царя Ивана: человека без прошлого и будущего, без детства, юности и положительных черт как таковых — сформировавшегося параноика, шизофреника, одержимого кровью и раздвоением личности, во время проблесков которого, начинающего дико рефлексировать о грядущем Страшном Суде. Авторы оправдываются тем, что их не интересует биография Ивана, скорее — лишь отдельный ее эпизод взаимоотношения царя с другом детства, мятежным митрополитом Филлипом. Однако, даже на этом фоне, фигура царя выглядит слишком утрированной и неправдоподобной — настолько, что если отвлечься от представлений о лапотной России, как о гигантском котле, где потехи ради рассаживали народонаселение по близнаходящимся кольям, совершенно невозможно уверовать в историчность происходящего. За объяснениями, как из юноши, увлеченного смелыми прожектами по реформированию своего государства возник мрачный старик, одержимый лишь боязнью очередных заговоров, опять-таки — милости просим в картину Эйзенштейна. Ни про реформы, ни про Раду — у Лунгина не сказано и полслова, а сами заговоры против царя изображаются чуть ли не прогрессивной попыткой противостоять мракобесию. Вроде как — душегуба с трона долой — и сразу же заиграет над лапотной Русью небо, полное западноевропейских демократических алмазов, знай только подставляй карман!

Однако, под покрывалом этих весьма слабых с исторической точки зрения построений, у Лунгина и Иванова скрывается и иной фильм, в котором фигура самого Ивана оказывается не более, чем просто ряженой куклой, наделенной столь важными для режиссера и сценариста регалиями власти. Если отречься от исторических фактов и копнуть фильм на иносказательной глубине, сразу же получат объяснение и гипертрофированный образ царя-кровопийцы и не соответствующий исторической правде образ его честного и утрированно благородного антагониста, ведь на этом смысловом плане для режиссера важны не реальные исторические персонажи, а скорее символы, кои они олицетворяют. Иван, который и сам не знает чего хочет, правой рукой — подманивающий вкусным пряником и сулящий свободу и всевозможные реформы, а левой — тут же срубающий за это головы — не более, чем аллегория извечной двойственности настоящей Власти, которая всегда пытается сойти в чужих глазах за просвещенную, но жестко карает любого, кто по ее мнению начинает покушаться на ее авторитет. А Филлип — не народ, не интеллигенция, скорее — голос того самого просвещенного разума, который любая Власть при любом времени готова слушать лишь до той поры, пока ей это удобно.

И в тот момент, когда иносказательность происходящего на экране осознается разумом, вся дихотомия фильма Лунгина, словно кусочки одного большого пазла, моментально встает на свои места. В отличии от признанных российских киномэтров вроде Михалкова, уже десятилетиями снимающими свои фильмы для западного зрителя/жюри очередного фестиваля/заморской Киноакадемии, откровенный космополит Лунгин старается снимать свои фильмы и для чужих, и для своих, четко разделяя по адресату смысловые планы: кому — вкусное мороженое, а кому — чахлый цветочный веник. На этот раз, в роли последнего оказывается именно западный зритель, которому при всем желании и старании не разглядеть в "Царе" ничего более, кроме уже хрестоматийного красного на белом, перекошенных рож опричников, да беснующегося перед экраном бородатого психопата в варварских царских одеждах. Такими же глазами они бы смотрели и жизнеписания неведомого Атиллы или более близкого непознаваемого Монтесумы, ведь как говаривали в таких случаях братья Стругацкие: "Мало ли что говорят про страну варваров". Однако, в глазах просвещенного зрителя, умудренного в вопросах российской политики не только 16 века, картинка заиграет новыми красками, значительно выходящими за пределы привычного мнохромного спектра.

Власть хочет перемен, но боится перемудрить и изменить лишку, она играет с другими и прежде всего с собой в извечную российскую игру : "Осознание необходимости реформирования России"- одно из наиболее древних развлечений в истории политики русского государства за все время его существования. Она сулит представителю Просвещенного Разума полную свободу действий, очаровывает имеющимися у нее возможностями, сладко нашептывает на ухо утопические картины грядущего Города-Сада, но стоит лишь дойти до самих преобразований, благоприятный настрой сменяется недовольством, а очередные размышления по поводу реформирования летят в анналы — вслед за запиской Сперанского о крестьянской реформе и прочих образцов мысли Просвещенных Разумов. На этом этапе, игра всегда заканчивается, а вместе с ней — и карьера, а иногда даже и сама жизнь носителя означенного разума: пожизненная ссылка, плаха или просто пуля, выпущенная прямо во время театрального представления поставит закономерную точку. Сколько бы партий за всю историю не сыграли в эту игру, их финал всегда до обидного предсказуем, и смерть самого митрополита Филиппа, хоть возможно и не отвечает историческим реалиям, имевшим место при царствовании Иоанна Васильевича, нареченного "Грозным", зато идеально отвечает логики построения этой самой партии, проверенной на себе тем же Сперанским, Столыпиным и другими деятелями российской истории, которые могли войти в нее Великими Реформаторами, но ограничились лишь рядовым упоминанием Просвященных Умов. Очевидно, у каждого в нашем Отечестве — собственная лямка.

Что касается образа самого митрополита, то выбор на эту роль Олега Янковского кажется мне отнюдь не случайным. Даже в православной рясе, его герой выглядит продолжением целой цепи умных и отважных героев, сыгранных актером в фильмах Марка Захарова — и в первую очередь — сатирика Джонатана Свифта из "Дома, который построил Свифт", молчаливо но непримиримо борющегося против всеобщего мракобесия. Олег Иванович сыграл свою последнюю роль, блестяще продолжив целую плеяду собственных лучших кимнообразов — порядочных, образованных, умных, по-своему диссидентов, готовых ради собственных идей полезть хоть на Луну, хоть на нож убийцы. В отличии от созданного им образа, появление на экране музыканта и актера Петра Мамонова прошло более предсказуемо: по сути и на сцене, и на экране, и в жизни он уже более 20 лет исполняет единственную роль, поэтому царь в его исполнении более похож на гибрид бесноватого саксофониста из "Такси-Блюза" и блаженного инока из "Острова". Разумеется, для такой сложной личности как царь Иван, это смешение совершенно не подходит, и применительно к реальному прототипу, Мамонов -царь скорее смахивает на ожившую карикатуру из учебника истории. К тому же, за спиной у Маммонова вовсю маячит призрачная фигура царя Ивана в исполнении гениального советского актера Николая Черкасова, и вполне естественно, что все сравнение с ней будут отнюдь не в пользу российского музыканта! Однако, на заднем плане откровенно радует появление Юрия Кузнецова в роли Малюты Скуратова — опять-таки: скорее не реального исторического персонажа, а образа неприметного на первый взгляд орудия в руках Власти: современной и не очень, кинжала, удавки, готовой по первому щелчку пальцев государя затянуться на любой шее, совершенно невзирая на личность ее владельца.

Подводя итог, хочется отметить, что несмотря на существенные плюсы и не менее существенные минусы, последняя картина Павла Лунгина оставляет после себя самые противоречивые ощущения. С одной стороны — действительно хороши, ярки и убедительны ее образные аллегории, но с другой — отчего, для их демонстрации нужно было выбирать именно этот исторический фон и рисовать на экране картинку, полностью противоречащую любому историческому смыслу? Кроме того, выстраивая вызывающе примитивным первичный план своей картины, Лунгин явно не думал об историчности и чувствах российского зрителя: уже сейчас русскоязычный интернет переполнен гневными призывами запретить картину как порочащую и искажающую факты русской истории, которую перекрикивают лишь не менее открытые обвинения в прозападной ангажированности ленты и ее создателей. Впрочем, во всей этой шумихе мне лично видится откровенный политический заказ: скажем, тот же не раз упомянутый мной "Адмирал" Кравчука, безбожно перевирал отечественную историю, но делал это в русле новомодной исторической доктрины "Все большевики сво....", но отчего то солнце от этого не погасло и земля не перевернулась, хотя те же самые факты — штука воистину упрямая. Просто, стараясь накормить одновременно и наших, и Ваших, Лунгин совершенно не озаботился вопросом простоты восприятия: в результате, ту самую прозападную пиццу все переварили, а некоторые — даже успев исторгнуть назад, а вот до всего прочего добрались лишь немногие: то ли терпения не хватило, то ли — еще чего иного. Как не крути, но это наиболее серьезный из режиссерских просчетов.

А может быть причина этого патриотического бума вокруг "Царя" кроется отнюдь не в искажении исторических фактов, а лежит в совсем иной плоскости? Если проникнуть вглубь, за костюмы и образы ряженных российских актеров, мысленно заменить старорусские сани на фоне измазанного кровью снега на более современные средства передвижения, картина Лунгина готова задать своему зрителю единственный, но зато очень серьезный вопрос: "Доколе?". Сколько еще партий будет сыграно в этой игре, которая ведется в российском государстве испокон веков, причем — с практически, неизменным результатом? Доколе власть в глазах большинства не перестанет носить характер божественного помазания, выливающегося в извечную народную сказку об Отце и Пастыре, ведущему свой народ в непременную Землю Обетованную? Ведь, как и 1000 лет назад, несмотря на все свершившиеся революции, войны и следовавшую за ними разруху, Царь в России по-прежнему, остается нечто большим, чем даже обычный Бог.

Отзыв на фильм А. Кравчука "Адмиралъ".

Если имя тебе Клио, то характер твой — постоянная коварная изменчивость, то возносящая своих персонажей до самых звезд, то -макающая их же в сладостную кромешную грязь. Твой меч и твой удел — маятник, с каждым качанием которого рождаются новые герои, прежние становятся злодеями, а черное и белое постоянно меняются местами. Впрочем, ни в одной стране мира не пользуются дарами Клио с таким подлинным или мнимым наслаждением, чем в России. Срывать со стен и топтать ногами бывшие когда-то светочью нации государственные знамена, портреты вождей и самих исторических деятелей, у нас все больше и больше входит в привычку, а страсть при срывании и уничтожении всего старого дает новый азарт, приводящий к экстазу. Но как же быть с благородными героями, мудрыми руководителями и седыми пророками, без которых не может прожить ни одно Отечество? И запускается вновь колесо новой культурно-исторической рулетки, за метаниями шарика которой ныне с тревогой наблюдают не тысячи, а миллионы человек. Ставить на красное в этом сезоне — верный способ прогореть, а черный цвет излишне мрачнит. Кто на белое, господа?

Все новое — есть хорошо забытое старое. Чудо-юдо-кинопроект за авторством пиар-кудесников, и совсем немножечко — режиссеров, сценаристов и актеров, кроме того носящий на себе несмываемую печать производства Первого Канала заходил в наши воды с величественностью Титаника. Господа-продюсеры и маркетологи в очередной раз решили сыграть на проверенном поле, расставив на одной доске историю страсти на фоне Гражданской войны, примчавшуюся прямиком из "Унесенных ветром", сочетая фрагментарное описание Катастрофы Российской Империи с обновленным политпросветом для неоперившейся еще в этих вопросах молодежи. Красные -грязное отребье, прикрывающее свои обноски и необразованность огромными чекистскими маузерами , белые — как на подбор, хрустящая кость нации, свет российского общества, само воплощение ума, благородства, воспитанности и такта, готовности к самым смелым ратным подвигам. И смотри не перепутай, Кутузов!

Однако, смена масти — это только обман зрения, ловкая оптическая иллюзия. Просто в старый рецепт, коему уже скоро исполнится 80 лет добавили шепотку американской блокбастерности и совсем чуток зрелищности, а в остальном — классический панегирик советских времен, киноэкранизация красноармейского иконостаса Котовского/Фрунзе/Дзержинского/Свердлова, только с вывернутыми наизнанку погонами и сильным упором на то, "как упоительны в России вечера". Вся дореволюционная жизнь господ-офицеров показана как череда сплошных праздников, снятых в жизнерадостно-улыбающейся манере рекламы очередного сладчайшего йогурта. Зал сверкает от белоснежных улыбок и пышет необыкновенным благородством, каждый квадратный сантиметр здешней площади до отказа набит признаниями в любви — если не к женщине с самыми платоническими чувствами, то не менее благородными и пылкими чувствами к Родине. В этих белых мундирах и кружевных платьях, обитатели дворцов и обладатели громких титулов скорее напоминают не реальных людей, а свиту архангела Гавриила, стыдливо прячущую за кадром верхние уголки собственных крыльев.

Где-то посередине, строго между ослепляющими своим небесным светом изображением попоек "вашвысокоблагородий" и появлением на скромной лавочке в парке самого Последнего Самодержца (эх, упустили знаменательную деталь — Николаю стоило в этот момент кормить хлебными крошками голубей — ведь, Ленин так делал на знаменитой картине!) с мудрым взглядом и пальцами, складывающими привычным крестным знамением, до зрителя наконец доходит, что он мягео говоря ошибся жанром. Хотел серьезную историческую картину, биографию адмирала, флотоводца и ученого, на худой конец — был готов принять заурядную слезовыжималку на фоне драматических пейзажей российской истории, а в итоге заглянул на форменную сказку, в которой расчудесные православные герои противостоят неумытыму "Идолищу поганому"!

Только Вот с религиозностью переборщили: крестятся много, со вкусом, к месту, но больше — просто так. На фоне бесконечного вздирания трехперстия к чугунным лбам над православными мундирами, любое офицерское сборище перерастает в малое заседание Церкви Евангелистов, не хватает только хороводов на фоне гигантского распятия. Как и подобает настоящему фэнтези, Вера в "Адмирале" творит настоящие чудеса. Например, в начальном эпизоде картины, попав на корабле в пределы морского минного поля, капитан Первого Ранга Колчак созывает на палубу всю команду и начинает с выражением читать православные молитвы, отводя от собственного корабля мины как бесовскую напасть. А вот, следующий за ними немецкий эсминец подрывается на них, стоит ему только достичь первых пределов того же поля — видать, у немецкой команды просто не оказалось при себе гримуара, прокачанного до нужного уровня.

Однако, следуя в плане мозгопромывательной агитки по затоптанным еще в советские годы тропам из серии "когда был Ленин маленький", режиссер панегерика по славу православнейшему из адмиралов господин Кравчук совершенно неожиданно решает полемизировать с ними во всем остальном. Многие сцены его фильма ..... являются "кривым зеркалом" по отношению к признанной классике времен советского агитпрома. Сцена расстрела матросами офицеров, один в один повторяет аналогичный эпизод из классического советского фильма на тему революции "Мы из Кронштадта", только с малю-ю-ю-сенькой поправочкой: там расстреливали как раз матросов, причем что характерно — те самые офицеры. Эпизод же с каппелевской атакой на красные ряды, и вовсе является прямой отсылкой к знаменитой сцене психической атаки из "Чапаева" братьев Васильевых. Однако, господин Кравчук придумал новое объяснение сему тактическому маневру, который по мысли его создателя должен был вселять ужас в сердца противника (не даром, на своих знаменах каппелевцы рисовали пиратского Веселого Роджера) — оказывается, просто у милейших православных людей в тот момент закончились патроны, вот и ломанулись они на красные пулеметы с голыми штыками, да военно-полевым оркестром, сжимающим в побелевших пальцах свои боевые музыкальные инструменты. У самого Каппеля, судя по всему прокачаны навыки убеждения и лидерства, ибо всем войскам доступны расовые бонусы +100 к атаке в ближнем бою и +1000 к мотивации. За внедрение последней отвечали поднимавшие войска сам Каппель и истово крестящаяся за Русь православную монахиня, причем первый — чистый Уильям Уоллас с православной шашкой, вторая — прям российская Жанна Д.арк, павшая смертью храбрых под проклятыми комиссарскими пулями. Хотелось увидеть, что с подобным задором в глазах, Кравчук сотворил бы со сценой смерти легендарного комдива Василия Ивановича. Согласно последним идеологическим установкам про белых великомучеников, переплывая Урал, Чапаев вероятно сознательно прыгал под огонь каппелевских пулеметов — то ли от привычки, то ли от желания покончить с собой (очевидно, осознав всю ущербность от пребывания на стороне людей, не угодных ни Богу, ни церкви). Господа пиарщики, возьмите на заметочку! Даешь в ближайшем будущем анти-римейк приключений Василия Ивановича с проведением сатанинских ритуалов и пожиранием православных младенцев, в котором красные командиры бы лично отчитывались перед Асмодеем Ильичем во всех совершенных преступлениях. Слабо?

Однако, все бы эти чудеса можно было пережить, пропустить, если бы герои фильма хоть немного напоминали живых людей. Увы, с этим совсем плохо, ибо все исторические персонажи напоминают лишь шевелящий бровями, суровейший иконостас. Правда, в лучших традициях, опять-таки советского агитпрома, биографию исторических персонажей подравняли огромными ножницами, старательно выметая под ковер все, что могло бы омрачить их праведный взор. К примеру, как и подобает настоящему великомученику, погибшему за веру, смерть господина адмирала освещена блеском христианской символики, когда тело расстрелянного Колчака торжественно сбрасывают под лед прямиком через купель для православного крещения, вырубленную в форме огромного креста. Все бы ничего, да сам ритуал подобного погребения был впервые выдуман и применен ...... именно в войсках преподобного адмирала, и упокоив его подобным образом, комиссары просто мстили за сотни и тысячи красноармейцев и просто подозреваемых в сотрудничестве крестьян, нашедших свою смерть в многочисленных прорубях, вырубленных исконно православными белогвардейцами. Так же ни слова — о следовавшем по пятам за адмиралом поезде с реквизированным царским золотом или о переговорах со странами Антанты, на которых от его имени взамен за военную помощь, иностранцам фактически продавались нефтеносные районы и целые области. Оно и понятно: от подобных штрихов, лицо праведного иконостаса мигом начнет расплываться в злорадной циничной ухмылке, лучше уж сделать вид, что их и вовсе не было, а то так можно и всех святых распугать!

Однако, этот по-школярски хитрый подход : "Тут не вижу, здесь не слышу", оказывает создателям фильма очень дурную услугу. В результате, предания благородного облика слишком уж бурной личной и профессиональной жизни адмирала, реальная фигура флотоводца, ученого, сложного и во многом спорного человека, полностью растворяется внутри современных представлений о житие святых. В трактовке господина Кравчука и исполнении господина Хабенского, адмирал Александр Васильевич Колчак похож на кого угодно — на заштатного интеллигента-хлюпика, на кисейную барышню в офицерском мундире, но только не на самого себя: человека решительного, жесткого, волевого, власто и честолюбивого. Хабенский весь фильм пребывает в полной прострации, передвигаясь по экрану и разговаривая с собеседниками, с грацией и мимикой нечаянно разбуженного каменного голема. Выражений лица всего 2 : сумрачное, будто адмирала с утра мучает изжога, очевидно символизирует неустанное беспокойство о дальнейшей судьбе России, второе изображает во взгляде нежную преданность и вообще более напоминает молчаливую кротость немецкой овчарки, с обожанием взирающей на своего хозяина, так у каменного голема активизируется режим любовного томления. Само томление изображается в традициях первого свидания на школьном дворе, причем верхом эротизма в здешних пуританских пеннатах считается держание за руку, а самый невинный взгляд уже приравнивается к измене. Впрочем, и это объяснимо — истинные святые должны быть чисты не только мыслями, но и телом. Вот и мучается бедняга Кравчук, не зная куда бы еще засунуть по ходу сюжета законную супругу и ребенка адмирала — с одной стороны, и не менее законного супруга у объекта его страсти — с другой. После долгих раздумий, последнего решили заставить примкнуть к поганому Идолищу, что по мысли наших новых иконописцев от киноиндустрии автоматически освобождает возлюбленную от всех брачных уз. Эх, видел бы эти метания сам исторический адмирал, одновременно и у всех на виду, крутивший вполне себе земную и плотскую любовь и с женой, и с любовницей — вот уж удивился бы фантазии сценаристов! Впрочем, полагаю, что еще более реального Колчака расстроил его экранный образ: вялый, нерешительный, весь фильм что-то лепечущий исключительно себе под нос — пожалуй настолько, что и проткнул бы кого-нибудь из создателей нетленки собственным табельным кортиком. Какой бы противоречивой фигурой не был реальный Александр Васильевич, но подобного аляповатого отображения на экране собственной биографии, он разумеется не заслужил.

С актерами все тоже, более или менее ясно. Как уже говорилось выше, Хабенский играет скорее не реального человека, а вариант его разговаривающей иконы — абсолютно бесстрастной, но просветляющей. Не даром, стоит показаться адмиралу в своих войсках, как все: от рядовых и офицеров, тотчас падают ниц пред его передвигающимися мощами. В противовес советским идеологическим иконам Чапаева/Ленина/Фрунзе, которые отличались благодушным характером и повышенной разговорчивостью, маркетологи и пиарщики, и совсем немного — режиссеры, сценаристы и актеры, восприняли само это понятие слишком уж буквально. Единственная попытка как-то оживить это царство молчаливых и суровых праведников фигурой почти панибратского Каппеля быстро укатилась в полную безруковщину. Даже в папахе и с шашкой, призывая своих солдат сражаться за Родину, он остается все тем же Сашей Белым, только в папахе. И с шашкой.

Про актерские способности госпожи Боярской и говорить то совсем не хочется. За ее появлениями на экране, так и слышится закадровый звучный рык режиссера: "Лиза, не мудри! Смотри на Константина, как он смотрит — так и ты гляди! Как он играет — так и делай!" В результате, получилось идеальное экранное воплощение идеальной пары, которое в практической жизни можно встретить лишь в парном кукольном наборе. Полное Зазеркалье с отражением фарфоровых улыбок, пластмассовых подрагиваний ресницами, цена на бирке — 350 рублей за пару. Однако, что-то мне подсказывает, что гонорар госпожи Боярской обошелся создателям значительно дороже.

Хотели как лучше, а получили..... А что собственно хотели? Российский "Титаник", движимый вперед мощными идеологическими паровыми двигателями, мелодраму и политпросвет в одном флаконе и по цене одного билета в кино. А что собственно получили? Некое отдаленное подобие ржавой баржи, дно которой сплошь усеяно пробоинами, не доплывшей и до первого айсберга. И дело даже не в попытках, в очередной раз переписать нашу горемычную отечественную историю, а скорее в том, что методы, которые при этом используются — есть старые, проверенные, не вызывающие никаких иных эмоций кроме задорного смеха. И дело даже не в очередных попытках выстроить банальнейшую любовную геометрическую фигуру на фоне реальных исторических событий, заимствующую идеи и ходы откуда это только возможно, а в том, что и фигуры самой собственно не получилось — ведь в ней отсутствуют, как живые люди, так и какие-либо чувства, а наблюдать синхронное покачивание головами двух фарфоровых китайских болванчиков — занятие по сути, бесполезное и пустое.... Как итог — ни истории, ни любви, общее значение фильма и в плане продукта популярного агитпрома, и в плане любовной лирики отчаянно стремится к абсолютному нулю.

Может, все дело в изначальной абсурдности поставленных целей? Ведь нельзя же одновременно вгонять зрителю в голову идеологические клинья, при этом пытаясь одновременно сжать его сердце, такого ни один организм не выдержит. А кроме этого — нельзя смешать вместе изначально несмешиваемое — американскую лав-стори на фоне гигантского блокбастера и типично советскую мозгопромывательную агитацию — такие противоречия внутри двухчасового фильма смогут расколоть на части и пустить под воду и посудину, гораздо прочнее и габаритнее кравчуковского "Адмирала". По сути, сам режиссер сознательно или неосознанно, повторяет экранную судьбу собственного героя, погружаясь на самое дно под весом своих огромных нереализовавшихся амбиций. Ведь — все оставшиеся шлюпки уже отчалили от борта, адмиралъ, Ваше время подошло к концу!

Перед тем, как улечься спать, не забудьте проверить, крепко ли заперты двери и окна, ведь иногда ночь может преподносить самые неприятные сюрпризы. Когда все нормальные люди засыпают, в самую безлунную мглу, иногда на улицу вываливают Призраки Былого Величия, слоняются по окрестностям, пугая несчастных бездомных собак останками когда-то полученных регалий и званий, свисающих с уже полуразложившихся костей давно затухшей славы. Не получая должного внимания, они начинают громко стучать прикрученными к сапогам проржавевшими шпорами и покачивать тем, что когда то было воткнутыми в шляпы перьями, при этом завывая страшными голосами давно заученные песни, от одного звука которых молодых мамы хватают в охапку собственных младенцев, а старики начинают отчаянно креститься. Впрочем, самое страшное — это когда они, устав от всеобщего безразличия начинают ломиться в первое попавшееся окно, размазывая о стекло ссохшийся клей от давно наклеенных раз и навсегда бакенбард, завывая в форточку : " Впустите! Это мы — мушкетеры, мы вернулись....."

Для того, что бы в начале третьего тысячелетия от Рождества Христова, осмелиться выпустить на экраны нечто наподобие "Возвращения мушкетеров" нужно немалое мужество. В первую очередь — мужество со стороны стареющих актеров, спустя 20 лет после исполнения культово-романтических ролей, вновь согласившихся посверкать то и дело, проглядывающими за париками героическими лысинами — все-таки, мушкетеры на исходе у кого — пятого, а у кого — уже и шестого десятка, размахивающими шпагами с проворством костылей — зрелище с эстетической точки зрения, весьма сомнительное. Вторыми отличились удалые сценаристы, которых безумно расстроила недальновидность французского старца Александра Дюма — старшего, чья ограниченная фантазия не позволила ему продолжать сагу о приключениях трех мушкетеров после смерти главных героев. Вот ведь дурилка французская — а иной свет, на что? Ну не беда, не перевелись еще на Руси добры молодцы отважные, да грибки чудодейственные, ибо перемешать в одном котле тамплиеров, кольцо, дарующее бессмертие, похищение казны Франции, путешествие на тот свет и возвращение оттуда — первым без частого употребления вторых, никак не получится. Далее очередь демонстрирования личного героизма доходит до самого режиссера Георгия Юнгвальда-Хилькевича: в лучших домах Европы, режиссер, увидав какого уровня постановка у него получилась, непременно бы прослезился, после чего зарядил реквизорский пистолет одним патроном, мужественно попросив всю съемочную группу оставить его на минутку одного. Но так это в Европе, они же варвары, что с них взять? В цивилизованной России, в аналогичном случае, через год после премьеры, выпускают к абсолютно провальному фильму еще и режиссерскую версию, длиннее прокатной на 40 минут, от которой если кому и доведется стреляться, так не режиссеру, а зрителю. Вот и получается, что с какой стороны не посмотришь, съемки и выпуск на экраны "Возвращения мушкетеров" — это тот самый подвиг, место которому должно быть в жизни каждого.

Впрочем, если у кого и есть повод обижаться на создателей фильма — так это у нашего прославленного классика от мира литературной фантастики Василия Васильевича Головачева, ибо теперь его честно заработанная типа-сценарием "Запрещенной реальности", награда "Самый дикий бред, когда-либо написанный для российского кинематографа", торжественно меняет владельцев. Ужасный кардинал Мазарини ворует Государственную Казну Франции и скрывается с ней в Англии. Правда, почему эта казна помещается в средних размеров шкатулку и размещена в личных драгоценностях Королевы зрителю без специального образования ни за что не разобраться (причем не исторического, а медицинского). Пока кардинал хитроумно прячется в Англии, скрывая красную кардинальскую мантию под монашеской рясой (очевидно, это сделано для упрощения зрительского восприятия, ведь сними он ее, никто бы и не подумал, что он-кардинал). Тем временем, народ Франции без драгоценностей королевы (ака казна), начинает немножко голодать, Парламент в ярости (немудрено — первые Генеральные Штаты во Франции появятся лишь сто лет спустя, если бы меня таким образом оторвали от важных дел и созывали на один век раньше положенного срока, я бы тоже взбесился), спасти честь страны и Королевы конечно могли бы престарелые мушкетеры, но увы все они дружно дали дуба в один день, причем лишь последний из них — Атос окончил жизнь, как и подобает настоящему дворянину — допившись до белой горячки, ведя увлекательный диалог с винными стаканами. Пока папы прохлаждаются без дела в райских кущах (до безобразия скучное место, я Вам доложу — одна лавка на четверых и единственное занятие — промывать косточки вновь прибывшим, даже семечек не завезли), в дело в ступают их собственные деточки. Цветочки попались еще те: сын Арамиса постоянно рвется, что-нибудь спеть, дочка Портоса — пожрать, дочка, выдающая себя за сына Д,Артаньяна плотоядно облизывает губки, очевидно представляя себя на обложке журнала "Максим" (надо ли говорить о том, что прямиком к премьере, все ее мечты стали явью?), и лишь сын Атоса, сам виконт де Бражелон стоит посреди мраморным столбом, очевидно с трудом припоминая, что его вроде бы убили еще в предпоследней серии, очевидно, когда это осознание доходит до состояния утвердившегося факта — тотчас убивают и в этой .Что и говорить, спасение нации — в надежных руках!

Особую фантасмагорическую пикантность здешнему сюжету придают чудесные диалоги. Кто бы их не произносил: король с министром, дворянин с кардиналом или быть может — королева со своей преданной камеристкой, уровень высочайшего этикета никогда не опускается ниже разговора приемщика стеклопосуды со своим постоянным клиентом . Фильм Хилькевича наконец то обнажает для зрителя ту суровую правду, которую тактично утаивали до него другие кинематографисты: французский монархический двор был чудовищно косноязычен и изъяснялся друг с дружкой в манере, свойственной для деревенских трактористов, практически в стиле: "А че он?????" и "сам козел!!!!". Неудивительно, что всего через какие-то 100 лет в этих краях грянет Великая Французская революция: ведь от здешних выговоров и прононсов, устаешь намного раньше.

Ну и в довершении ситуации, на этом добром колхозном навозе, нет, нет, да и прорастает очередное растение совершенно психоделического назначения. Для того, что бы разобраться в хитросплетениях иных диалогических построений, нужно быть настоящим Дэвидом Линчем. К примеру, беседа между "Как -бы- королем" и "Типа- министром- финансов", после того, как они на похоронах заметили танцующую девочку:

Как-бы-король: "А почему она танцует? У нас же похороны.

Типа-министр-финансов: Так у нас же Франция, сир.

Людей, сумевших отыскать в этом бессмысленном переборе слов, фраз и букофф, хоть какое-то подобие логики, просьба откликнуться и сообщить об этом немедленно Вашему покорному слуге.

Нужно расставить все точки над "и": и сам фильм о Д, Артаньяне и трех его коллегах по ремеслу, выпущенный тем же господином Хилькевичем означенные 20 лет назад более смахивал на курьез, затянувшуюся шутку, в которой любому залихватскому злодею перед тем как получить клинком в грудь, нужно было обязательно спеть песню, причем столь же непременно — не менее трех куплетов длиной. Уже тогда, зрителю было вполне очевидно, что за париками, шпагами, балетными реверансами скрываются никакие не Людовик, Анна и Д, Артаньян, а любимые всем советским народом знаменитые артисты — Олег, Алиса и Михаил, задорно и откровенно валяющие дурака под замечательные песни Максима Дунаевского. Увы, шампанское, льющееся рекой за столом бравых мушкетеров оказалось не слишком высокого сорта, и со временем вместо благородного вкуса и выдержанной крепости превратилось в натуральную брагу. Только здесь король с оплывшим лицом вечного школьника Димы Харатьяна, облаченный в парик, который более похож на отрезанные собачьи уши может с выражением стоящего на линейке пионера читать рэп о тяжелой королевской судьбе и истово считать это дико смешным. Только сейчас, великая актриса Фрейндлих может улыбаться фарфорово-кукольной улыбкой на разрезанном жестокими морщинами лице, на котором отчетливо читается внутреннее неприятие тех чудовищных нелепиц, которые выпали на ее роль. Именно здесь — новая хитованная музычка от Максима Дунаевского, представляющая собой примитивнейший "тымц-тымц", да вдобавок оранжированный чуть ли не под "миди- синтезатор, к которой изредка примешиваются отрывки из оригинальных композиций 20 летней давности, представляющие ложку ароматного меда, невесть каким чудом затесавшуюся в чан с отборнейшими нечистотами. Заявленный еще 30 лет назад марлезонский балет, пережив сразу несколько киноэпох, мутировал в форменный цирк, все клоуны которого разбежались, а произнесение Боярским фразы "Тысяча чертей", в количестве раз, близкому к эквиваленту почтенную публику уже ни разу не веселит.

Для кого господин Хилькевич снимал этот фильм и на что он при этом рассчитывал, остается загадкой. Но наиболее интересна еще и истинная подоплека приобщения к ЭТОМУ дюжины уважаемых в народе актеров, да одного некогда уважаемого композитора. Неужели перепавшая в их кошельки долька от 5 миллионного бюджетного пирога стоит такой возмутительной профанации, участия в подобном капустнике, который бы лучше подошел для народной самодеятельности, а никак не для народных и заслуженных артистов? В очередной раз удивляешься тому, как же все-таки низко и мизерно в современном российском "типа-(вроде бы) искусстве" ценится собственная репутация, престиж, кредит доверия, выделяемый некоторым персонам в глазах поклонников и обычных зрителей. Ведь, для того что бы выйти на сцену в плохой пьесе и откровенно плохо ее отыграть на глазах у всей почтенной публики, мало обладания одним мужеством, для этого еще нужна большая Черная Дыра в том ментально-телесном промежутке, что у других людей именуется "совестью".

А пока они, в очередной раз стучатся, скребутся, воют в окно, бренчат останками былых регалий, свидетельствующих о давней народной любви. Они будут взывать к ней, зазывая ностальгией, воспоминанием о давних временах, когда они еще были красивы, молоды и задорны, но стоит лишь на секундочку приоткрыть форточку им навстречу как все помещение тотчас заполнит запах зловонных миазмов, который вмиг перебьет любое, даже самое прекрасное из воспоминаний. Поэтому лучше гоните их в шеи и покрепче запирайте запоры. Постояв в темноте и одиночестве, повыв от безнадеги и скуки на полную луну, они вновь вернутся обратно — туда, откуда повылезали и если нам сильно повезет — навсегда забудут дорогу назад.