Отдых на курортах в принципе всегда один и тот же: хождения по памятным местам, безделье, приёмы пищи или ванны, разговоры, сон. Сегодня это Альпы, завтра — Шри-Ланка, послезавтра — Кипр или Египет. Если можешь себе это позволить, почему бы ни проводить время так, как тебе вздумается?

Весна вступает в свои права, повеяло теплом. Крестьяне пашут и сеют, а нищий ходит по дворам и просит подаяний, но подают скудно. К вечеру он добирается до дома, хозяева которого торгуют водкой. В доме за столом сидит пьяный и злой мужик, который начинает придираться к беззащитному бедняку…

Волков, читая письмо из дома, вспоминает друга детства, весть о смерти которого получил. И так явственно противопоставляются два мира: дворянства, для которых жизнь — праздник, и крестьян, для которых жизнь — тяжкий труд и перспектива голодной смерти, если не повезёт.

Наконец-то пришла весна, обновляется природа, приводится в порядок усадьба, стареющий князь постепенно приходит в себя, однако, после пасхального молебна с тоски спешит убежать, чтоб не запить в очередной раз.

Рассказ о древней цивилизации, существовавшей на острове Цейлон, его столице Анарадхапуре, ныне пребывающей в полнейшем упадке, хотя раньше город был обширным и многолюдным, с бесчисленным количеством улиц и полным величественных храмов. Теперь всё поглотили джунгли, а потомки некогда живших в городе людей, превратились в примитивных дикарей.

Некто Ивлев едет в дальний край уезда. По дороге он заезжает в поместье Хвощинского, который прославился на всю округу своей любовью к горничной Лушке, после смерти которой два десятка лет просидел на её койке, читая и предаваясь воспоминаниям о покойной. Ивлев, дабы приобщиться к возвышенному и волнительному, приобрёл у наследника помещика, сына той самой Лушки, “Грамматику любви” — издание полное мудрых сентенций.

Совершенно неприметный обитатель захудалой гостиницы “Северный полюс” Иван Иванович преображается с появлением нового постояльца, некоего князя, начиная ему подражать. Может, это было временное явление, связанное с весенним сезоном, может, жизнь Ивана Ивановича действительно претерпела разительные перемены, никто теперь так и не узнает, потому что пути троих людей разошлись навсегда.

Молодой и очень серьёзный школьный учитель идёт навестить местного старожила, которому сто восемь лет. Старик, как говорится, в трезвом уме и твёрдой памяти, но ничего путного вытянуть из него с помощью расспросов не удаётся. Этот необыкновенный человек может рассказать только пустяки, так его мысли и воспоминания незамысловаты и просты; за период его жизни прошло столько событий, но он понятия об этом никакого не имеет.

Ида была подругой его жены и часто посещала её в его доме, а он не обращал на неё особого внимания. Встретив Иду спустя несколько лет, он понял, что всё это время был зверски в неё влюблён, а та признаётся в любви ему. И что с того? Теперь уже поздно что-то менять по всем канонам и обстоятельствам. Признались и разошлись в разные стороны.

Казимир Станиславович, потрёпанный жизнью, нуждающийся, одинокий, потерянный, отправляется в Москву, чтобы посетить свадьбу дорогого человека (которому, впрочем, его персона неизвестна), а затем свести счёты с этой никчёмной жизнью. Но второй пункт программы срывается и герою ещё какое-то время предстоит коптить это небо…

Что ощущает мужчина, который всю жизнь трудился, а теперь после долгой болезни годится только на то, чтоб присматривать за внуками? Каково это — сознавать, что наступила старость и того, что было, уже не вернуть?

История побега на французском судне из страны, захваченной революцией. Шок, неразбериха, гвалт, дикость, беспокойство, беспорядок, страх, да ещё и шторм ко всему в придачу. Вот и Россия была подобна этому судну, где даром раздавали кислое вино, а люди возвращались к первобытной простоте и неустроенности. И в какой-то миг к рассказчику приходит понимание того, что всему конец, России и всей его прежней жизни.

Старик, лежащий на печи, рассказывает внуку покойного барина в который уж раз истории из их охотничьих похождений, о собаках, которых прошло через их руки великое множество. И всё это практически мальчугану известно, скучно ему, а старик больше ничего и не знает.

Они встретились слишком поздно. Она была помолвлена с чахоточным графом, но упустила момент порвать с ним, о чём пишет трогательное письмо возлюбленному. Та их встреча и весточка были первыми и последними...

Этот студент был своим человеком в свете, приближенным кое к кому из золотой молодёжи, однако жилище его совсем не соответствовало положению, занимаемому в обществе. Вот такой контраст…

История старика-курда, который старым себя не считал и утверждал, что таковым никогда не станет, и по всей видимости был прав, по крайней мере доказал с помощью рассуждений об этапах человеческой жизни.

Почему он идёт к этой замужней женщине, беременной к тому же, которая говорит только о себе? Его всё это совершенно не интересует. А он слушает. Идёт снова. Смотрит. Поддакивает. Когда же это кончится?

Прокофий уже три года лежит целыми днями по причине отнявшихся ног, смотрит на те же стены и потолок, вспоминает прошедшую жизнь и бьёт палкой мух, ведь другого ему не остаётся. Во всяком случае, для его разумения. Но он рад и этим занятиям, ведь каждому дела даются по возможностям: писатель норовит что-то сочинить получше, а калека думает, как бы побольше мух намять.

Небольшой спор вышел в беседке между отдыхающими по поводу надписей из серии “здесь был такой-то”. Человек, умудрённый жизненным опытом, утверждает, что у всех надписей, будь это литература или слова, выбитые на могильном камне, суть одна, одна цель — оставить в истории след, перекинуть мостик от тех, кто был, к тем, кто есть и будут.

Прогремела Октябрьская революция, прошло несколько лет, Россия стала совершенно другой, люди изменились, разбежались кто куда или просто сгинули. Автор отправляется в поместье, чудом уцелевшее и не подвергшееся разграблению. Путь по нынешним временам труден и долог, ночлега или транспорта не получить. Зато какая красота в поместье, какая ностальгия по временам, которые никогда уже не вернутся! Всё равно, что глоток свежего воздуха.