| Статья написана 5 января 2018 г. 01:52 |
Или о фантастике, предвидящей будущее и боллитре пребывающей вне гетто почти ответ на Иллюзию пути Прочитал я намедни «На мохнатой спине» Рыбакова и «Июнь» Быкова. Вторая книга начинается там, где начинается первая. Это я и про сентябрь 1939, и по степени вживания в «предчувствие мировой войны». Быков к «боллитре» вроде как ближе, но вот почему-то это начинает восприниматься как преимущество. Потому-что все эти постмодернисткие игры Рыбакова начинают ассоциироваться с профессором-историком, который пришёл на работу в костюме клоуна. Грубо. Смена имён главных персонажей и неназывание (почти) никаких фамилий у Быкова вкупе с лёгким налётам магреализма читается куда как лучше. По крайней мере если сначала я хотел читать эти книги параллельно, Рыбаков быстро ушёл во вторую очередь, да и послевкусие после Быкова было куда сильнее и дольше. И рыбаковские анахронизмы, видимо призванные привязать 1939 год к нашему времени для тех, кто без такой грубой привязки не поймёт, откровенно сбивали «погружение» в роман.
А то, что Рыбаков связал с именем Утёсова, так и просто смахивает на пасквиль и на Утёсова, и на того, кого Вячеслав Михайлович имел в виду на самом деле. Но и Рыбаков, и Быков проводят явные параллели между нашим временем и 1939-1941. | 2016, роман Семейная драма персонажей книги разворачивается на фоне напряжённого политического противостояния СССР и западноевропейских держав, в котором главный герой по долгу службы принимает самое непосредственное участие. Время действия – между заключением Мюнхенского соглашения четырёх западных держав о передаче Судет Гитлеру и вводом советских войск на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. Что это: историческая реконструкция? политическая фантастика? эротическая драма? актуальная аллюзия на переломные события минувших дней? Всё вместе. Такова новая книга Вячеслава Рыбакова, последние пять лет хранившего интригующее литературное молчание. |
|
Рыбаков доказывает, что мы на пороге мировой войны потому, что «не мы такие — жизнь такая», вот только всё заканчивается глубокой трагедией главного героя, трагедией, в которой не последнюю (хотя и не главную) роль сыграет влюблённость (впрочем, удержанная в платонической стадии) между ним и невестой сына. Причём основной сюжет «Мохнатой спины» почему-то напомнил мне вещь Рыбакова куда более давнюю — «Доверие», а что до любовной линии — трудно не узнать в хрупкой девушке в джинсиках героиню прогремевшего когда-то цикла «Плохих людей нет». Только куда же делся моральный ригоризм этих книг, что вместо него? Рассуждения о «нашей правде» и «их правде» в начале? Или мы должны удовлетворится тем, что герой не отбил девушку у сына, хотя та и была готова на всё? Простите, но это достойно дамской беллетристики, а не книги, претендующей на нечто большее. | 2017, роман Действие «трехчастного» романа происходит с осени 1939-го по июнь 1941 года, то есть накануне войны, которая удивительным образом разрубает узлы трех историй.
Девушка потеряла на финской войне жениха, но жизнь продолжается — и у нее мучительный роман с мальчиком-ифлийцем, принадлежащим к совершенно другой среде, другому кругу. В их отношениях присутствует и низкое, и высокое, и нежность, и предательство-донос. Как было бы хорошо, говорит она, чтобы ты мог просто пойти на войну, а я тебя — просто ждать! Наутро, 22 июня, их «мечта» исполняется.
Так же и в запутанной истории любви девушки, вернувшейся с родителями из эмиграции, и женатого сотрудника журнала «СССР на стройке».
И, наконец, третья история о писателе, открывшем, как ему кажется,... |
|
У Быкова-же роман состоит из трёх почти независимых частей и в первых двух (в третьей герой старше и предпочитает быть один) тоже есть по любовному треугольнику. И тоже показан путь от любви, до войны. Вот только никакого оправдания этому пути не дано, люди просто зовут войну потому что не научились (или всё же разучились?) жить [в мире]. Герой первой части (тот, который in real life на закате жизни вошёл в фольклор с текстом песни « Когда мы были на войне») запутавшийся в любви и нелюбви, второй — увязший в откровенном предательстве и дошедший до примитивного национализма, третий… Впрочем в третьей части Быков подошёл к Рыбакову близко-близко, только в отличие от него он никому индульгенций не подписывает. И да, параллель с нашим временем тоже видна, хотя и не обозначена грубо-суггестивными постмодернисткими трюками. К чему это я? Боюсь, к фантастике, предугадывающей путь нашей истории. Такой, как «Прыгалка» Крапивина. Вот только реальность оказалась как-то грубее. Вместо postscriptum'а А вообще-то, меня сподвиг на этот текст (который так ещё мог зреть долго, и полноценные рецензии, как и статьи в ру.вики я про оба романа ещё напишу) пост Валентина Никоры, где тот противопоставлял провидческую, но сидящую в гетто фантастику большой литературе, пишущей про голубых негров… Как будто Эдичка Лимонов не превратился в железного вождя национал-большевиков, а другой национал-большевик Захар Прилепин не собрал богатейшую коллекцию боллитровских премий. Да и Рыбаков как-то гетто вполне покинул, «На мохнатой спине» опубликован в толстом журнале и номинировался на нацбест… А в гетто, в гетто так-же предвидения бывают, только какие-то они уж совсем мрачные, да и литературный уровень всё же несколько не тот. А так, по большей части выходят из этого гетто глянцеватые томики в которых и не лекарство, и не боль, а так — симптоматика…
|
|
|