Дмитрий Быков «Июнь»

Роман Дмитрия Быкова «Июнь» — своеобразное продолжение его художественного исследования эпохи 30 — 40-х годов прошлого века, книга, призванная объяснить феномен советского человека, его психологию, логику действий, особенности способа жизни.

Так получилось, что эта книга была прочитана мною последней. До этого я ознакомился с романами «Икс» и «Истребитель», которые мне, в целом, понравились.

«Июнь» мне показался чуть посложнее, да и форма романа необычна.

По сути он состоит из трёх самостоятельных повестей, которые можно читать отдельно. Наверное, отсюда сложности восприятия данного текста.

Первая повесть (в книге она обозначена как часть 1, но, повторюсь, она более похожа на отдельное произведение) рассказывает о судьбе самого обычного, рядового студента Миши Гвирцмана, отчисленного из института за «аморальное поведение» (приставал на танцах к студентке Крапивиной, хотел поцеловать её, а может и большего; Валя состряпала донос о домогательствах). После «дикого» общественного разбирательства, отчисленный Миша, при помощи отца, устраивается работать санитаром в больницу и жизнь поворачивается к нему самой неприглядной, прозаической и реалистической стороной. Несмотря на «прозу жизни», Гвирцман не уходит от духовно- культурной жизни, общается с циничным доморощенным «философом» Колычевым, ходит на собрания литераторов.

Много места посвящено его отношениям с двумя девушками, одна из них та же Валя Крапивина, от которой Миша и пострадал и с которой у него всё таки завязались любовные отношения (при этом Валя видит в Мише лишь объект для удовлетворения страсти, а сам Миша расценивает их отношения, как нечто большее, чем просто постельные утехи).

В результате получается, что Михаил Гвирцман так и не обретает себя в этой жизни, мечется, не находя ни личного счастья, ни места в общественной жизни, поэтому начало войны, намёк на которую промелькнул на последней странице, возможно, начнёт новый этап в его судьбе.

Лично мне эта часть показалась непомерно растянутой, да и герой каким-то усреднённым и неинтересным (возможно в этом и был замысел писателя).

Вторая повесть — куда более тонкое и интересное исследование аморфной души 37 -летнего журналиста Гордона Бориса, ставшего осведомителем НКВД, его сложных отношений с возлюбленной Алей (прототипом послужила Ариадна Эфрон).

Последняя повесть (часть 3), наверное, самая загадочная и мистическая, наиболее динамичная и ёмкая. Главный герой писатель Игнатий Крастышевский напоминает безумного учёного, одинокого мечтателя, который пытается с помощью удачной расстановки слов и букв в своих текстах повлиять на читателей, на принятие ими каких-либо решений. Прототипом главного героя стал полузабытый писатель Сигизмунд Кржижановский, известность к которому пришла уже после распада СССР в 90-е годы.

В целом, роман «Июнь» получился интересным и необычным. Книга к тому же оригинально оформлена в виде машинописной копии самиздата.

Далеко не лучший, но достойный роман Дмитрия Быкова. Лучшее здесь — сам текст. Не соглашусь с одним из предыдущих ораторов, что Быков многословен. Наоборот, здесь каждое слово на месте. Ни убавить, ни прибавить. Никакой избыточности, и никакой экономии. Отдельный плюс за умение построить не имеющий сюжетного единства роман так, что он воспринимается, как целое. И за умение мыслить парадоксами. Именно мыслить. Это мало кто умеет, даже среди тех, кто числит себя постмодернистом.

Форма оказалась всё же несколько лучше содержания. «Июнь» — история предвоенной жизни трёх интеллигентов. Околотворческих интеллигентов-гуманитариев. Людей разного возраста, характера и судьбы. Объединяет их чужеродность окружающем миру. Остальные персонажи только видны. Причём видны так, как они видятся тому же интеллигенту-гуманитарию. Симпатий в романе не вызывает никто, кроме Миши, в силу его юношеской бестолковости. И ещё потому, что понимаешь — уж его-то война не пощадит.

В аннотации пишут, что все боятся войны и все её желают. Неправда. В книге её желают единицы, кстати, самые нехорошие единицы. А в реальности, думаю, войны не желал никто, даже профессионалы этого дела. Просто очень многие понимали, что война неизбежна или очень вероятна, и старались по возможности об этом не думать. Жили обычной жизнью. Как и каждый человек понимает, что рано или поздно умрёт, никуда не деться, но избегает этих мыслей. Пока что надо прожить жизнь.

Д.Л. по счастью после откровенно неудачных книг, из которых ценимый им Квартал является совершенным ужасом, вновь вернулся к свойственной манере идейного романа на историческом материале. Трехчастный Июнь и написан хорошо, и скомпонован по уму, так что три различных истории объединены водителем ну и темой предстоящей катастрофы. Быков в общем показывает скверну накануне войны и тот срам, которого мертвые не имут, так что Война как гекатомба в том числе явлена и грядущим некоторым очищением. Первая часть мне показалась написанной под сильным влиянием Достоевского, бо транслирована процедура падения интеллигентного подростка, его сползание к сладострастию и растлению вкупе с частичным упоением процессом. Д.Л. может сколь угодно признаваться в нелюбви к Ф.М., но карамазовская линия в первой части мне видится очевидной. В отличие от иных вещей, в этом романе Д.Л. много и хорошо расписанных плотских, натуральных постельных сцен, которые, понятно, сложны, но определенно удались. Вообще, первая часть, наиболее весомая, задает больше половины достоинств произведения, лучший сплав эмоционального и рациума. Справедливости скажу, что ангел второго плана — рассудочная девушка -друг сильно «из другой оперы» по манере исполнения сравнительно с иным окружением подростка Миши. Вторая часть — по существу плач об утратах — более рассудочная, но не проникнуться сценами расчеловечивания Али и мытарств Гуревича прямо невозможно. Финальная зарисовка как раз совершенно интеллектуальная полупародия на всякого рода конспирологические теории, милый пустячок, в котором центральный персонаж ну наименее похож на прототипа.

В общем, понравилось почти все. Мне содержательная часть, персонажи, сцены, мини-находки поинтересней авторского «идейного блуда» о судьбах Родины, но, как ни крути, базис под частные истории автор подвел, истории рассказал разные. Слог энергичный и бодрый, изобретательность на персонажей второго плана — какой славный получился начальник Вали — на высоком уровне. Высший балл мешает поставить то соображение, что Быков очень ярко стартовал и многое написал, так что некоторым образом его прекрасные романы будут являться клонами дебютного Оправдания, в котором содержательность еще и удивительным образом сочетается с недостижимым далее лаконизмом. Большой мастер, который когда в форме, понятно, претендент № один на всякие там литературные и национальные премии ( чего уж вспоминать славнейшего милягу Петра там Алешковского). Из того, что попадалось — лучшая русская художественная книга за год, превосходящая все-таки жанровые достойные криминальные романы Яковлевой.

Не скажу, что я в восторге и предыдущий прочитанный мной роман автора «Оправдание» понравился мне гораздо больше. Но книга безусловно достойная. Хоть я не поклонник «литературы размышлений», когда в тексте гораздо больше самого автора, чем его героев. Я не разглядел на страницах Мишу Гвирцмана или Борю Гордона, их заслонил сам Дмитрий Быков со своими мыслями и взглядами на жизнь. По сути три представленные в «Июне» истории отлично смотрелись бы в формате рассказов. Но их растянули формой эссе до каких-то уж совсем нескромных размеров. Ещё есть у меня претензии к эротическим сценам. Нет, я не ханжа и очень люблю этот ваш секс, но такие эпизоды должны быть уместны, что как по мне, что здесь есть не всегда. Да и в их описании Быков далеко не Прилепин и уж тем более не Шолохов. Но всё равно самые нелепые эротические сцены на моей памяти — это к Аксенову.

Но чем Быков хорош — текстом и владением словом. И сцена свидания в лагере очень хороша.

Что понравилось безоговорочно, так это атмосфера надвигающейся войны и того самого июня. Войну ждут, войну обсуждают, войну зовут и боятся. Война всё спишет и всех простит. И ещё десять поколений будут жить её памятью. Это роднит книгу с повестью «Завтра была война» Бориса Васильева. Сороковой год был трудным, значит следующий должен быть очень хорошим.

Сейчас тоже много говорят о войне. Этого я не понимаю и очень боюсь.

Сложный роман. Избыточный. Литература ради литературы.

Знакомая спрашивает: «расскажи о чём книга». А я и не знаю что рассказывать. Сюжета как такового нет: ну Мишу Гвирцмана исключили из института по надуманному обвинению, Миша устроился медбратом, Миша ходит в театральную студию, в ней студенчество и работающая молодежь ставят любительские спектакли. Ну мама и папа есть у Мишы, бывшие сокурсники, Валя и Лия — одну он уже трахает, другую только хочет (придумал себе платонические отношения, да и сама эта Лия интересничает и какая — то вся прям эльф неземной, а Валя вся такая наоборот земляная, мирская, с волосатым лобком, тяжелыми грудями, менструирующая, практикующая оральный секс с мужчинами). Вот в этих декорациях и проходит действие первой (самой большой) части романа. Всё очень стилистически выверено, всё очень «вкусно», написано мастерски, но читать тяжело. Громоздкий текст. В процессе чтения я ловил себя на мысли, что «Июнь» Быкова напоминает прозу Набокова. Но всё же Набоков он органичен, он пишет «как дышит», а у Быкова чувствуется искусственность и текста и самой «конструкции» романа. Быков «интересничает» и вышедший из под его «пера» продукт всё же искусственный (но безусловно высочайшего качества!).

Роман состоит из трёх частей. Все истории автономны. Все судьбы у главнх героев разные. Объеденяет их одно — все они «люди слова». Опять же возраст: Миша Гвирцман из первой повести — самый юный, Гордон (у него шесть имён, но пусть будет Гордон) — среднего возраста, ему 37 лет, рассказчик из третьей части самый старший — ему около пятидесяти. В некоторых отзывах пишут что третья часть самая сильная, мне же она понравилась меньше всего — какая то глупая шуточка, очень похожая фабульно на «Зенитные комплексы Аль — Фсби» Пелевина. Зачем было снижать градус накала, который был в первой и второй части и добавлять в роман непонятную и невнятную третью часть — я не знаю... Быкову, конечно, виднее. Но от первых двух частей я получил удовольстве от чтения, третью же часть я заставлял себя читать.

Роман страшный. О том, как проглаживет чугуным утягом российская действительность. Что в конечном итоге остаётся только разорванный от нескончаемого ужаса и бесконечного крика рот. Что счастье, любовь, жизнь — всё мимолётно. Что рано или поздно за тобой придут.

Быков приподнимает завесу и рассказывает жуткую, страшную правду нам о нас самих. Спасибо ему за это.

Я люблю книги Быкова. Но главный минус, который я нахожу даже в тех из них, которые мне безусловно понравились, это излишняя многословность. В «Июне» это особенно заметно. Не буду приводить примеры, их можно найти на любой странице. Там, где можно написать три слова, Быков пишет пять, там, где требуется пять-он выдает десять, а там, где достаточно обойтись десятью, он пишет двадцать, при этом еще иногда пытается объяснить, почему именно двадцать, и получается тридцать. Второй большой минус касается первой части. Ну не верю я, что восемнадцатилетние юноши и девушки могут говорить таким языком: сложным, вычурным, заумным. Так могут говорить люди, за плечами которых долгие годы жизни и горы прочитанных книг, например, сам Быков и его друзья-коллеги.

Про третью, финальную часть, даже и говорить не хочется. А вот что действительно понравилось и как-то вытянуло всю книгу, это условная вторая половина второй части. Настолько сильно психологически написано, что огрехи текста, которых не лишена и она, просто не замечаешь. Не знаю, вправе ли я давать такой совет, но я бы рекомендовал для прочтения только эту часть, как не связанную с двумя другими повесть.

«Июнь» состоит из трех независимых частей. Романа взросления, пытающегося напугать войной; любовной повести, пугающей эпохой; и постмодерновой магреалистической новеллы, ругающей власть эту, через власть ту.

Ругание выглядит так. «Хоть ты обвоюйся в Крыму, хоть подогни все окраины – это за войну не считается». (О неизбежности большой войны с участием России).

«Понятно, что вопрос о войне будет решать один человек. Понятно, что этому человеку война необходима, потому что в конце концов любой Вавилон упирается в войну. Сплочение нации, и все такое».

«Последняя война в человеческой истории могла быть начата только нынешним хозяином России…».

Впрочем, сколько не говори «халва», во рту слаще не становится. Так и у Быкова: сколько бы ни кликушествовали герои второго плана, сколько раз не повторяет автор слово «война» (зачастую – даже не к месту), никакого предчувствия у читателя не возникает. Не висит ничего грозового в воздухе. Как и в тексте. Да и дыхание эпохи не чувствуется, как бы ни старался Быков даже лексически.

Хотя саму войну он оценивает и характеризует, пожалуй, максимально точно. «Война отмывала, переводила в разряд подвига все, что угодно – и глупость, и подлость, и кровожадность; на войне нужно было то, что в мирной жизни не имеет смысла. И потому все они, ничего не умеющие, страстно мечтали о войне – истинной катастрофе для тех, кто знал и любил свое дело. Но у этих-то, у не умеющих, никакого дела не было, они делали чужое, и потому в них копилась злоба, а единственным выходом для злобы была война. На войне не надо искать виноватых – виноватые были назначены; на войне желание жить было изменой, и те, кому было чем дорожить, объявлялись предателями».

Крепкое, профессионально сбитое чтиво. Не бесспорное, как и положено профессиональной литературе. Лирика здесь пародийна, производственный роман – сатиричен, социалка – с издевкой. И только психологическая составляющая хороша без вопросов.

Книга о страшном и сложном времени. Но вышла ли она сложной, или страшной? Возможно, насколько хотелось Быкову, да. Для меня – нет.

Роман понравился. Быков оказался весьма хорош. Читал в электронке, но представляю то удовольствие, с каким читатели бумажной версии романа брали в руки книгу в шершавой, стилизованной под деловую сшивку советских времен, обложке.

Роман состоит из 3-х частей и эпилога. Все четыре структурных элемента романа между собой практически не связаны. Точнее – не связаны ни персонажами (за небольшим, едва заметным исключением), ни сюжетно. Но, в тоже время – эти части связаны временем (накануне Великой Отечественной Войны) и местом действия (Москва).

Судьбы все четверых главных героев романа, а также второстепенных персонажей, казалось бы, такие разные, слиты воедино с судьбой великой страны – СССР.

Так получилось, что во время чтения романа я прочитал несколько отзывов на него, избегая, впрочем, спойлеров. Так вот. Практически все рецензенты, как сговорились, хвалят первую часть романа, ругают две последующие и не замечают четвертой (эпилога). Между тем все части романа ценны, каждая по-своему ложась в канву задуманной Быковым схемы.

В первой, самой объемной, части романа рассказывается о Мише Гвирцмане, молодом студенте филфака, отчисленном из института по наговору сокурсницы. Страдания молодого Гвирцмана, его юные похотливые порывы, его взаимоотношения с окружающими, и все это на фоне накаляющейся иглы международной обстановки. Иглы, на острие которой – столица Мишиной Родины – Москва. Не знаю, может мне только показалось, но, похоже, эту часть автор срисовывал с собственной студенческой молодости. Дело в том, что некоторые события этой части романа поразительно, порою – с точностью до запятой, совпадали с событиями моей студенческой жизни. А поскольку мы с уважаемым автором практически ровесники, то, думаю, и в жизни Быкова случалось нечто подобное. Полагаю, что и юные рецензенты хвалят эту часть романа за то, что с ними самими происходило что-то подобное, и они радуются, узнавая и ностальгируя.

Вторая часть, по объему – примерно 2/3 первой, рассказывает о человеке с психологической проблемой, так хорошо известной нам по американскому кинематографу – синдромом множественной личности. Борис Гордон, главный герой второй части, человек уже поживший, примерно вдвое старше студента Гвирцмана, — журналист. На мой вкус в этой части у Быкова получился замах на рубль, да удар на копейку. Видимо в силу сокращения объема этой части (Быкову во чтобы то ни стало надо было сделать вторую часть именно такого, по отношению к части первой, размера; о чем читателю будет сообщено ближе к концу книги), автор не смог по-настоящему раскрыть трагедию множественности личности, и, фактически описал одну единственную, пусть и полигамную, личность. И тут – никаких странностей. Такие личности порой попадались и среди моих знакомых. Обычное дело.

Вторая часть романа мне понравилась больше остальных. Во-первых, в ней Быкову удались два замечательных женских образа. Честное слово, встреть я в своей жизни Муретту ли, Алю ли – непременно бы влюбился.

Но не только характерными женскими персонажами сильна вторая часть романа. Она не менее честна, чем часть первая. В данном случае я говорю о психологической достоверности личности Бориса. В той ее части, когда речь не идет о раздвоении (на самом деле, Быков пытается говорить вообще о 6 (шести, Карл!) личностях. Но получается у него, как я писал выше, хреновато).

Часть третья. Здесь главный герой – Игнатий Крастышевский. Человек, пытающийся с помощью текстов играть с мировой историей. Задумка – очень и очень неплохая. Играть словами, как футуристы, и, при этом, внушать читающим твои тексты все, что угодно – идея, достойная самого крутого демиурга. Но демиург у Быкова вышел каким-то хлипким, мечущимся и бестолковым. Прямо как в том анекдоте: «вы посмотрите на этот мир! И посмотрите на эти бруки!»

И, наконец, эпилог. Часть четвертая романа. Часть, анонсированная в части третьей. Впрочем, как мне кажется, посыл, выданный в части третьей для части четвертой, когда четвертая часть должна явиться апофеозом всего романа, вышел пустым как «пшик» от прокисшего вина. Сквозная для всех четырех частей романа фигура Лени-шофера так и осталась сквозной – проплывшим мимо и растаявшим в вечерних сумерках выхлопом плохо сгоревшего паршивого бензина.

Еще один момент, на который хотел бы обратить внимание. На протяжении всего романа автор пытается выстроить цепочку доказательств той мысли, что времена нынешние очень напоминают времена, предшествовавшие началу Великой Отечественной. Иногда эти доказательства притянуты за уши, но порой – становится страшно от быковских параллелей.