Прежде чем дать определение символа, сделаем терминологические уточнения.

Мы говорим, что объект A ассоциативно связан с объектом B, если объект B возникает в фокусе писательского восприятия вследствие присутствия в фокусе восприятия объекта A. Тогда для A ассоциативная связь A –> B является исходящей, а для B – входящей.

Важно отметить, что при наличии связи A –> B существование связи B –> A совсем не обязательно, т.е. вес связи B –> A может быть равен нулю.

Теперь самое время дать формальное определение символа.

Символ – это объект, который удовлетворяет следующим трем обязательным условиям:

1. имеет большой суммарный вес входящих ассоциаций,

2. имеет большой объектный вес (см. запись «I.2. Основные понятия»),

3. мощность множества его состояний мала (т.е. он способен находиться лишь в небольшом числе состояний, в идеале – в единственном);

и одному необязательному:

4. имеет высокую по модулю оценку хотя бы по одной из шкал семантического дифференциала (см. запись «I.3. Регуляторы ассоциаций»).

(Характеристики «большой», «малый» определяются в сравнении с соответствующими средними параметрами конкретного ассоциативного поля (АП).)

Что же значат перечисленные формальные условия в переводе на простой язык? Поясним на идеальном примере.

Символом в кристально чистом, совершенном и ничем не замутненном виде является понятие бог.

В самом деле:

1. с его помощью можно объяснить абсолютно все – т.е. все ассоциации способны привести к нему;

2. как следствие, понятие бога вплетено в неисчислимое количество контекстов;

3. о Боге доподлинно известно лишь одно – Его бытие; а именно: Он существует для одних людей (т.е. в одном множестве ассоциативных полей) и не существует для других (т.е. в другом множестве АП). Мощность множества состояний символа бог в каждом случае равна 1;

4. в большинстве случаев Бог воспринимается как очень хороший и всесильный, хоть и неактивный.

Из примера видно, насколько мощным инструментом является символизация. Однако не стоит воспринимать символизацию объектов, как прием искусственный, как нечто, что расчетливый автор хитроумно подмешивает в текст. Нет, символы абсолютно необходимы для возникновения этической реакции как таковой (об этической реакции см. «I.1. Эксперимент»), но об этом позже.

Сейчас достаточно сказать, что символы – это главные раздражители среди всех объектов ассоциативного поля. Пики читательского внимания всегда приходятся на символизированные объекты в тексте.

Писатель может:

1. использовать культурно-обусловленные символы (т.е. внешние по отношению к его произведению) и/или
2. формировать символы самостоятельно в пространстве текста.

Способы символизации объекта напрямую вытекают из условий, которым символ должен удовлетворять.

Чтобы символизировать объект A, необходимо:

1. упоминать объект A в большом числе разнообразных контекстов,

2. менять контексты в зависимости от состояний объекта A (т.е. объект A должен влиять на другие объекты – о влиянии см. «I.2. Основные понятия»),

3. ограничить число состояний объекта A,

4. ассоциативно связывать A с такими объектами, которые между собой имеют сходные характеристики: одинаково хорошие или одинаково плохие, одинаково сильные или одинаково слабые и т.д.

У символов есть негативные стороны:

a) вследствие условия (1) в определении, исходящие от символов ассоциации:

Среди 11 терминов, приведенных в записи «I.2. Определение понятий» основными являются три:

1. объект,

2. ассоциация,

3. вес (объекта или ассоциации).

В той же записи было отмечено, что концепт веса отражает субъективную для писателя значимость объекта/ассоциации.

Таким образом, мы включаем в рассмотрение тот факт, что для писателя любой вводимый в текст объект:

a) не является нейтральным,

b) может быть более важным или менее важным, чем другой, или равным с другим по важности.

Определения понятий «вес объекта» и «вес ассоциации» опирались на количественные показатели: число ассоциативных связей и вероятность ассоциативного перехода соответственно.

Следовательно:

1. вес объекта a тем выше, чем в большем числе разнообразных ситуаций объект a встречается в практическом опыте писателя либо в тексте;
2. вес ассоциации между объектами a и b зависит от того, насколько часто объект a встречается в паре с объектом b в практическом опыте писателя либо в тексте.

Однако чисто количественных параметров для оценки субъективной значимости объекта и его взаимосвязей оказывается недостаточно.

В самом деле, здравый смысл подсказывает, что высокая повторяемость объекта или его взаимодействия с другим ничего не говорит о свойствах самого объекта.

Почему такая информация нужна?

Причин две. Одна из них является формальной и лежит в рамках терминологической системы. Другая – в иной области, но также напрямую относящейся к способам обработки информации человеком.

Если оставаться в рамках исходных терминов, то ответ таков. Поскольку сам объект является множеством своих состояний (и элементом этого множества одновременно), то ассоциативные связи между состояниями объекта также входят в общее ассоциативное поле. Однако, по определению, объект не имеет внутренней структуры и выступает в ассоциативном поле как единое целое. Возникающее логическое противоречие требует введения дополнительных сущностей.

Другая причина выходит за рамки базовой логики и куда живее. Физиологически, то, что обозначается в теории термином объект, представляет собой очаг возбуждения в речевом центре головного мозга. Ассоциативное поле представляет собой суперпозицию подобных очагов возбуждения. Особенностью речемыслительных процессов является то, что они теснейшим образом взаимосвязаны с работой практически всех отделов головного мозга и, следовательно, со всеми частями организма. В результате, очаги возбуждения, которые можно сопоставить с выделяемыми в тексте объектами, находятся под влиянием самых разных систем организма человека. Это значит, что, например, объект «девочка бежит» идентичен во внутреннем представлении не только легко возникающему визуальному образу, но и неосознанным нервным импульсам, передаваемым на мышцы и получаемым в ответ.

(Читатели колонки, здесь вы наблюдаете эклектику в обосновании моих положений. Однако на пути к полноценной теории без нее не обойтись.)

Итак, для разрешения теоретического противоречия требуется некоторая интегральная характеристика множества объект. Эта характеристика будет придавать объекту дополнительные качества в рамках ассоциативного поля, а в физиологическом плане соответствует влиянию различных систем человеческого организма на речевые центры головного мозга.

В качестве такой интегральной характеристики предлагается принять семантический дифференциал Чарльза Осгуда: http://ru.wikipedia.org/wiki/Семантически....

Какие функции выполняют три его шкалы:

1. оценка: хороший – плохой,
2. сила: сильный – слабый,
3. активность: активный – пассивный

в рамках разрабатываемой теории?

Оценки по этим шкалам ставятся каждому объекту в ассоциативном поле и напрямую влияют на силу ассоциаций между объектами. Чем выше по модулю оценки объекта, тем сильнее его связи с остальными, и наоборот.

Оценки не являются константами и зависят не от количественных, а от качественных характеристик объекта, т.е., по сути, моделируют эмоциональное отношение к объекту.

Так, если персонаж вызывает вялую эмоциональную реакцию (ни плохой, ни хороший, ни сильный, ни слабый, ни активный, ни пассивный – никакой), то, сколь угодно часто он ни появляйся в тексте, он не сравнится с тем, который вызывает чувства, т.е. не получит высоких значений ассоциативных весов (хотя может нарастить объектный вес за счет разнообразия ситуаций, в которых появляется – и тем повысит собственную узнаваемость).

Именно благодаря:

1. своей независимости от частот парных взаимодействий объектов (в писательском опыте или в тексте),
2. способности усиливать/ослаблять ассоциативные связи, возникающие при таких взаимодействиях,

Какова их роль в мыслительных и технологических операциях, которые производит писатель в ходе работы, будет показано в дальнейшем.

Но все это позже, а сперва – о том, почему вообще вводимая терминология понадобилась, на замену какой пришла и почему нельзя было обойтись привычными концептами.

В самом деле, и литературоведение, и большинство читателей используют известные слова, которые успешно помогают им осмысливать художественные произведения. К основным из них относятся:

1. идея (произведения),

2. жанр,

3. тема,

4. сюжет,

5. персонаж,

6. (художественный) образ,

7. сцена,

8. экспозиция,

9. завязка,

10. кульминация,

11. развязка.

Они знакомы буквально со школьной скамьи, каждый из них успел обрасти определениями и типами, утвердить свое место среди остальных; их привычность приводит к тому, что не только литературоведы и читатели пользуется ими, но и писатели зачастую планируют и/или оценивают собственный труд в этих терминах.

Я смею утверждать, что приведенные литературоведческие термины малопригодны для использования в писательском процессе.

Они не адекватны тем мыслительным и технологическим операциям, которые автор производит в ходе создания текста.

В процессе творчества для писателя не существует ни идеи произведения, ни жанра, ни темы, ни сюжета. Как ни странно прозвучит для большинства читателей, но для писателя не существует даже персонажей. Экспозиция-завязка-кульминация-развязка, в лучшем случае, присутствуют как заголовки в плане книги, но их направляющая роль весьма невелика. Так с чем работает писатель?

В процессе творчества для писателя есть лишь одно – слова, а точней – вербальные конструкты.

Все остальное – вторично, оно возникает лишь в ходе декомпозиции уже готового текста – при чтении или письменном анализе.

Эти очевиднейшие обстоятельства очень редко удостаиваются должного внимания. Причины, полагаю, в следующем:

1. в подавляющем большинстве случаев писательский труд глубоко интуитивен, и часто писатели сами не ведают, как творят;
2. литературоведы – не писатели, и их терминология, как говорилось выше, проистекает из анализа готовых результатов творчества;
3. читателям нравится думать, что через книги они постигают Глубины, и осознать, что текст – это только модель, они категорически отказываются;
4. ни литературоведам, ни писателям не хочется разрушать благостные читательские иллюзии, потому, даже если кто-то из них отдает себе отчет об истинных мыслительных и технологических процессах в писательском деле, то не спешит оповещать об этом мир (хотя, не сомневаюсь, раскрывает эти «тайны» на дорогостоящих специальных семинарах для начинающих авторов).

Под стать названным причинам и традиционность перечисленных литературоведческих понятий. Они – надежные, проверенные временем и повторяемые сотни тысяч раз в авторитетнейших источниках. Бороться с ними – что сражаться с ветряными мельницами.

Меньше всего мне бы хотелось, чтоб читатели моей колонки посчитали, будто я намерен ниспровергнуть устоявшиеся ориентиры. Ничуть! Они выполняют свои функции – и тем полезны. Проблема, повторяюсь, в том, что эти функции не имеют никакого отношения к процессу сочинительства. Понятия размыты, неконкретны, очень обобщенны и по самой своей природе относятся к большим кускам текста. Писатель же, по меткому и многократно повторяемому выражению Джорджа Р.Р. Мартина, пишет «одну главу за раз. Одну страницу за раз. Одно слово за раз. И потом следующее».

Таким образом, фактическая деятельность писателя очень локальна, и именно к этому, локальному, действию и мыслительным процессам, с ним связанным, необходимо подбирать термины – подбирать такими, чтобы постепенно возвести на них теорию.

Сейчас я просто вброшу термины и попрошу принять как данность. Доказать их работоспособность, эффективность – моя задача на будущее, и решаться она будет постепенно.

Термины не уникальны сами по себе. Они заимствованы из научных дисциплин, которые я перечислил в предыдущей записи. Однако я беру их в измененной, адаптированной форме, что и постараюсь выразить в определениях.

Термины приводятся в логическом порядке.

1. объект – нечто, что доминирует в писательском восприятии и осмыслении в конкретный момент времени. Вследствие этого, объект в каждый конкретный момент не имеет внутренней структуры (или ею можно пренебречь). Не обладая структурой, объект, тем не менее, может находиться в некотором состоянии (см. ниже) и в этом смысле сам является элементом множества*.

Пример: в большинстве контекстов (т.е. актов восприятия и осмысления) персонаж – это объект.

*Здесь и далее слово «множество» используется в математическом смысле – ряд, набор, а не для обозначения большого количества.

2. ассоциация – мыслительная операция, при которой писатель включает в фокус своего восприятия и осмысления иной объект при сохранении первого. Правила включения – произвольны и не критичны; важен сам факт появления новой доминанты наряду с существующей. Не удержусь, приведу лозунг по ассоциации к определению ассоциации: «Мы говорим – Ленин, подразумеваем – Партия, мы говорим – Партия, подразумеваем – Ленин».

3. ассоциативное поле – множество объектов, способных возникать в фокусе авторского восприятия и осмысления наряду с заданным.

4. ассоциативный переход – мыслительная операция, при которой фокус восприятия целиком переносится на объект b, найденный по ассоциации с объектом a.

Ассоциативный переход следует отличать от случайной подмены объекта. Случайной подменой является такая мыслительная операция, при которой новый объект b замещает существующий в фокусе восприятия объект a, никогда не находясь с ним одновременно в фокусе писательского восприятия.

5. иерархия объектов – множество объектов, на которые может быть мысленно разделен произвольный объект.

Каждый из множества объектов, на которые разделяется исходный, принадлежит нижележащему иерархическому уровню.

Строго говоря, иерархия существует только в процессе ассоциативного перехода. Она не существует в восприятии как нечто единое и исчезает сразу, как только переход осуществлен. Таким образом, термин тесно смыкается с ассоциативным полем, с той ключевой разницей, что объект в иерархии уже существует в восприятии, только в недифференцированном виде. Иными словами, по ассоциативному полю можно двигаться «в стороны» и «вверх», а по иерархии – «вниз» или «вглубь».

Пример иерархического перехода: автор повествует о персонаже – и переносит акцент на его глаза. Тогда глаза – новый объект, персонаж в целом – уже часть ассоциативного поля. (См. также в сторонних источниках: онтология лингвистическая/linguistic ontology.)

6. вес:

6.1. объекта – количество ассоциативных связей, которое образует объект в ассоциативном поле, отнесенное к общему числу связей в ассоциативном поле,

6.2. ассоциации – вероятность, или частота, перехода по данной ассоциации при свободном ассоциировании, как в рамках поля, так и в иерархии.

Концепт веса отражает субъективную значимость объекта/ассоциации. Собственный вес объекта и вес приводящих к нему ассоциаций – не одно и то же. Так, если объект имеет высокий ассоциативный вес, но низкий собственный, то это означает, что при не слишком большом числе ассоциативных связей переходы по ним осуществляются часто. (См. также в сторонних источниках: психолингвистика, когнитивистика, лингвистическое исследование ассоциаций.)

7. пространство – пространственные координаты объекта. Этот термин относится к ассоциативному полю и, по существу, является частным случаем ассоциации. Однако для практических целей его удобно выделить отдельно.

8. время – временные координаты объекта. См. пояснения к термину пространство.

9. состояние объекта – это элемент множества объект**.

Пример: дан объект – персонаж «девочка». Элементами множества «девочка» являются «девочка бежит», «девочка плачет», «девочка любит», «девочка кричит» и т.д.

Состояние может быть комплексным. Пример: «девочка в розовом платье смотрит на звезды в лунную ночь и мечтает о мальчике». Главное – чтобы оно удовлетворяло определению объекта: доминировало в восприятии и не требовало выделения внутренней структуры в конкретный момент.

** Таким образом, можно заметить, что объект через свои состояния является множеством, содержащим себя. Но это частности.

10. поведение (динамика) объекта – смена элементов множества объект в линейном пространстве текста.

11. влияние объекта a на объект b – в линейном пространстве текста вероятность/частота перехода объекта b в некоторое состояние в присутствии объекта a, пребывающего в некотором собственном состоянии. Присутствие понимается здесь широко – в терминах ассоциативного поля и иерархии объектов, а не только в пространственно-временных характеристиках.

Пример 1: даны три объекта – персонажи отец и две дочери. Если отец находится в состоянии «кричать на дочерей», то одна из них с высокой вероятностью переходит в состояние «начать плакать», а вторая – «накричать в ответ и убежать». Пример 2: мысль о Боге заставляет персонажа совершить добрый поступок. Пример 3: «Капля камень точит».

* * *

Вот и все термины.

Дико?! Не поверите, но я в своей писательской работе мыслю ими. И надеюсь, что найдутся люди, которые подумают: «А в этом что-то есть...» А может быть, найдутся даже те, кто смотрит на писательское творчество со сходных позиций.

И уж точно будут несогласные. Да, спорьте со мной!