Драконы живут долго. Почти вечно. Но он так устал…
Рождённый бесконечность назад, вскормленный яростью битв и кровью павших врагов, он сейчас вдруг вспомнил свою первую серьёзную схватку, первое серьёзное поражение каким-то чудом обращённое в победу. Он снова чувствовал, как могучие челюсти сомкнулись на его шее, едва не перекусив её, и снова услышал тяжкий вздох, снова краем глаза уловил безмерную усталость в потухающих глазах своего противника. Теперь он знал, что значил этот взгляд, знал, почему тогда, наглый и самоуверенный, он не был сброшен в море врагом, гораздо более опытным и коварным.
Драконы живут долго. Но и они устают. Годы сливаются в один нескончаемый поток. Он течёт мимо без всплесков, тоскливо, монотонно, неизменно. Замирают страсти и желания. Неукротимость сменяется безразличием, свирепость – апатией, необузданность – сонливостью. И тогда кончается вечность и приходит время уйти…

Древний зябко поёжился. Он уже давно перешёл жить в отдалённый от входа угол пещеры, прямо к глубоким огненным колодцам, что открывались в недра горы. Лава булькала в них, подсвечивая бордовыми всполохами тёмный камень стен, но даже её жара не хватало, чтобы отогнать пронизывающий холод, заставляющий замирать кровь в драконьих жилах.
Слабость подкатила тяжкой дремотой, обволакивающей и вязкой, но рык чужака не дал ему окунуться в блаженство сна. И тогда Древний вздохнул и поднялся на ноги, изогнулся, потягиваясь, хрустя заскорузлыми суставами и морщась от резкой боли в позвоночнике, качнул хвостом, разметав груду золота, придавивших его уже много дней назад… Дракон уже не помнил когда… Ему тогда было лень, так лень шевельнуться, чтобы стряхнуть их с себя… Сокровища. Его сокровища.

Древний всегда с ужасом думал о том, что драгоценности, каждую монетку, каждый камешек которых он знал, помнил и любил, достанутся недостойному сопернику. Алчность мгновенно нарисовала ему юного дракона, возлёгшего на всей этой тускло поблёскивавшей груде, и ярость вскипела, застелив глаза багровым туманом. Ну уж нет! Своего он не отдаст. Пусть юнец постарается для себя сам.
Хвост неторопливо приподнялся в строну груды золота, двинулся, мощно и непреклонно, сгребая её к пышущему жаром колодцу. Монеты, бриллианты, рубины – всё принимала в себя огненная пасть, не менее жадная, чем её давний сосед, пожирала, не разбирая и не брезгуя. Мелочь дракон подгребать не стал. Пусть. Раскиданные по логову монетки и камешки лишь подчёркивали величину находившегося здесь ранее богатства. Дракон вообразил себе зависть и отчаяние молодого наглеца и самодовольно усмехнулся. «Моё» торжествовало. Осознание того, что его сокровища укрыты теперь от любых посягательств, наполнило усталое драконье сердце блаженством.

Бросив последний взгляд на привычную сумрачность стен, на пронзённый холодным голубым сиянием туман, повисший у широкой дыры лаза, Древний неторопливо вышел из логова. Солнце стегнуло лучом по слезящимся драконьим глазам, заставив его прикрыть тяжелые веки. Но даже с закрытыми глазами, он до мельчайших деталей представлял себе широкий каменный карниз — вздыбленный у входа в логово, тот соскакивал плавной цепью уступов к берегу, засыпанному вылизанной морем галькой — и одинокий камень, опутанный остатками некогда крепкой железной цепи — алтарь, куда уже так давно никто не приводил несчастных юных дев.

Нет, лиц он не запоминал. Не потому что жалел или брезговал. И не потому, что они были ему безразличны. Просто они, все эти девушки, что молили его о пощаде, плакали, сжимаясь от ужаса, или гордо и обречённо молчали, слились со временем в одну хрупкую юную девичью фигуру, впитавшую в себя все их тела и души.
Древний пожирал их. Пожирал не потому, что хотелось. Просто так было принято. Он никогда не понимал этого обычая, ведь гораздо сытнее любой из этих костлявых девчонок, была бы принесённая в жертву откормленная корова, пахнущая молоком и травами.
Ну да ладно, человечина тоже вкусна и даже довольно нежна, если конечно она не упакована в рыцарский доспех. Он икнул. По привычке. Металл всегда вызывал у него изжогу. Правда, похоже, рыцари перевелись на этом свете – так давно они не навещали его владения в поисках славы. Кончились раньше, чем он успел дожить свою слишком затянувшуюся жизнь. А может… может он просто так давно не летал, что они просто забыли о его существовании?

Дракон оглядел бахрому своих крыльев. Да, теперь подняться в воздух будет не так уж легко. И чешуя, бывшая ранее непробиваемой бронёй, с его последнего вылета стала реже, много реже. Кое-где появились проплешины, сквозь которые была видна пепельная неровность кожи. Но это уже было неважно.
Сейчас имел значение только его соперник. Юный и самоуверенный, он сидел на одиноком камне алтаря, чуть подраспустив крылья и изогнув гибкую шею. Ещё не крупный, с дерзким взглядом, он пытался выглядеть неустрашимым и свирепым, хотя наверняка был поражён размерами и мощью Древнего. Что ж, держался он неплохо. Теперь этому юнцу придётся научиться наводить ужас на округу, если конечно, напомнив местным жителям о прежних временах, он сможет противостоять рыцарям, жаждущим его смерти. Да и другие драконы наверняка захотят оспорить у юнца право владеть утёсом и землями вокруг. Удержаться будет нелегко, Древний знал это. Ещё помнил…

Он постоял задумчиво, прослеживая в памяти отголоски своих битв, своих побед и своего величия. А потом качнулись, расправляясь, истёртые крылья, и хриплый, но оглушительный крик, вырвавшись из его горла, взвился в белёсую высь. Древний принял вызов. Последний вызов в своей долгой драконьей жизни.