О своих книжных разочарованиях прошлого года я уже писал.
Надобно написать что-то и о радостных впечатлениях от прочитанного в прошлом году.
В памяти всё не удержать и тут хорошим подспорьем выступают оценки, выставленные на сайте, – конечно, если я не запамятовал их поставить по прочтении.
Сразу оговорюсь, что новинок я читаю мало – речь пойдёт по большей части о книгах хорошо известных, до которых ход у меня лишь сейчас дошёл ход.
С некоторым удивлением отмечаю, что по большей части высшие оценки получали у меня в 2010 году отечественные авторы.
Поэтому начну с книг авторов зарубежных.
Наверное, среди них не было ни одной чтобы – ах, это непременно должно читать и перечитывать, и тем более ни одной – срочно купить и спрятать под подушку.
Кларк подкупила оригинальным авторским подходом к описанию магов-волшебников. Эдакий производственный роман из жизни учёных, экспериментаторов и теоретиков, расширяющих горизонты познанного. Предмет их интереса – магия, почему бы и нет. Получилось и нескучно, и необычно, и местами ненавязчиво забавно.
Герой романа – не инопланетянин, не мутант, не вампир, не зомби. Он — человек, лишь немногим физически отличающийся от нас с вами, но это отличие привело к другому мышлению, другой логике, другой морали. Читать это на порядок интереснее, чем псевдонаучную фантастику, в которой мотивы поведения инопланетных пришельцев ничем не отличаются от мотивов ваших соседей по лестничной площадке. Впрочем и в плане сюжета роман захватывает вполне.
Схожее впечатление на меня произвёл незаурядный роман (нефантастический) Хелен Девитт «Последний самурай». Поведение, логика главной героини романа также выбивается из общего ряда и приводит к непредсказумым последствиям. Впрочем, Девитт совершенно не озаботилась добавлением в роман интриги – чего-нибудь этакого детекивно-приключенческо-завлекательного, но мне читать было очень интересно.
Весьма приятное впечатление оставили романы Барбары Хэмбли «Драконья Погибель» и «Те, кто охотится в ночи». И в драконоборческой и в вампирской тематике ей удалось (ну, может быть не до конца, но попытка засчитана) отойти от шаблона и банальщины.
И всё же впервые прочитанные в 2010 г. книги зарубежки уступили у меня в сравнении с зарубежкой перечитанной (благо – неважная память даёт мне возможность с удовольствием перечитывать книги не по одному разу).
(Давно уже я хотел написать хоть что-нибудь о замечательном перуанском писателе, ну а теперь – после присвоения ему Нобелевской премии – какой славный повод выдался!)
Из латиноамериканской прозы больше на слуху представители магического реализма – Габриэль Гарсиа Маркес, Хулио Кортасар, Хорхе Луис Борхес. Проза Марио Варгаса Льосы обычно лишена формальных признаков, позволяющих отнести его произведения к магреализму. Там редко встретишь описания сверхъестественных, чудесных, волшебных, необъяснимых событий. Это сознательная позиция автора, в своё время публично полемизировавшего с Маркесом о необязательности введения таких элементов в повествование.
«Я всегда предпочитаю романы, изображающие реальное, хотя некоторые предпочитают книги, рисующие фантастическое. Мне же всегда нереальное смертельно скучно.»
Что же, происходящее в Латинской Америке зачастую достаточно фантасмагорично само по себе (а разве у нас не так?), и для создания мистического, фантастического настроения в книге бывает достаточно правдиво отобразить действительность. Льоса приводил пример, как в одной из латиноамериканских стран приняли декрет, предписывавший какой-то эпидемии немедленно прекратиться. Его оппонент Гарсиа Маркес упоминал, как некий латиноамериканский диктатор проверял, не отравлена ли его пища, с помощью механизма с маятником. Совокупность реалистичных по отдельности эпизодов, персонажей, судеб в книгах писателя выливается в необычную картину и производит впечатление какой-то совершенно иной реальности ( в то время как во многих фантастических романах, живописующих далёкое будущее или иные миры, герои словно вышли из соседнего двора, а их поступки и мотивы ничем не отличаются от наших с вами).
Романы Льосы очень эмоциональны, хотя и каждый по-своему. От жёсткого, даже жестокого «Город и псы» до саркастичного «Капитан Паталеон и рота добрых услуг», от многопланового, масштабного «Зелёный дом» до пронзительного, беспощадного «Война конца света». Все они написаны в присущей ему и часто встречающейся у современных латиноамериканских авторов мозаичной манере, когда эпизоды с участием разных героев и происходящие в разное время перемежаются между собой без разделения в тексте. Возможно, это и затрудняет несколько чтение, но к этому достаточно быстро привыкаешь и в итоге всё складывается в очень цельную картинку. Хотя, помнится, читая «Город и псы», я не всегда мог сообразить, о детстве которого из кадетов сейчас пишет автор. (Кстати, рекомендую прочитать эту книгу тем, кто думает, что дедовщина присуща лишь российской или советской армии. Те же "Сто дней до приказа" — сусальная открытка по сравнению с романом Льосы.)
Несколько более в классической манере написан роман «Война конца света» — главное произведение писателя.
«Всё, что я делал прежде, было подготовкой к этой книге».
На меня роман призвёл очень сильное впечатление, особенно сравнивая с неким усреднённым чтением. Вот как если бы вы узнали о тяжёлой болезни вашего хорошего знакомого, а после/до посмотрели очередную серию из доктора Хауса – примерно такая разница. Роман о событиях в Бразилии конца XIX века ещё и необыкновенно актуален, по-моему. У жителей Канудоса – религиозной коммуны, противостоящей государственной всесокрушающей машине, удивительным образом уживаются благородство и бескорыстность, отчаянное самопожертвование и беззаветная преданность с невежеством, бездумным фанатизмом, жестокостью к чужакам. Не знаю, насколько современных исламских фундаменталистов можно сравнивать по духу, вере, нравственности, уровню образованности с героями книги Варгаса Льосы, но думаю — многие современные конфликты в мире обусловлены в том числе и тем, что разные по воспитанию, образованию, происхождению, мировоззрению люди недостаточно прилагают усилий, чтобы понять стремления друг друга.
Хорош домовой Шеврикука. И книга о нём – чудо как хороша. Роскошный, насыщенный, вкусный текст. Прямо как необыкновенно вкусный торт. Не просто, как торт, а именно — необыкновенно вкусный торт. Однако ж не припомню, чтобы я хоть раз съел целиком весь торт за раз, как бы он ни был вкусен. По правде сказать, не помню чтоб и возможность к этому предоставлялась, желающих на торт обычно хватает, но дело то не в этом. Кусочек-два – это да, а дальше уже как-то и не идёт. А краюху хлеба, с маслом с солью, или с селёдочкой с лучком, можно одолеть и в один присест.
Вот и получая немалое удовольствие от чтения «Шеврикуки...» — всё ж не перешло оно в то запойное чтение, когда презрев заботы и расчёты, читаешь до утра, не в силах оторваться – а что же там дальше. Уж больно неторопливо развивается действие — прочитав страниц эдак полтораста, я прикинул, что их краткое содержание вполне укладывается в одну фразу: «Ох, чует, чует Шеврикука: что-то назревает, что-то сейчас грянет, разразится, громыхнёт, хлобыстнёт, огорошит, оглоушит.» Прочитав ещё примерно столько же, вынужден был добавить: «А в небе над Останкино повис Пузырь – огромного размера и непонятных свойств.» Да у более расторопного автора главный герой уже успел бы и превратиться из заурядного домового человека в супермена, покрошил бы воинство Тьмы, а Главного Супостата одолел бы в решающей схватке на мечах, инопланетяне высадились бы на Землю, да получив достойный отпор, и убрались бы восвояси.
Но домовой Шеврикука поспешает, да не спешит, а с ним и события. Можно ещё, пожалуй, посетовать, что люди в романе (да, есть, есть и про них в книге, не только про домовых, призраков и вовсе непроклассифицированных отродий) выглядят шаблонно-картонно, что ли. Так а что вы хотели? Много вы встречали в книгах про людей-человеков развёрнутых характеров привидений, леших, кикимор, домовых тех же?
Вот так – понемножку, по кусочку, с перерывами на подкрепление недоедающего организма хлебом с солью (в роли оных — очень даже неплохие романы Хэмбли), читал-дочитывал я эту книгу. И дочитал (в конце оно слегка пошустрее пошло), и вам советую, и ещё перечитаю, даст Бог. И всё же – торта много не съешь.
А ещё, подумалось мне, роман Орлова может служить этаким эталоном-предостережением молодым-талантливым. Ребята, так : Джон стремительно выхватил бластер и с первого выстрела уложил ужасного монстра наповал. – и я смогу. А вот так смогёте? : «Московская публика известно какая. Стреляют, пушки палят из танковых башен, черные дымы ползут по белым камням сановных зданий; в благонравных, культурных странах и городах люди бы попрятались, в ванных комнатах закрылись бы на замки, под кровати забились бы в своих крепостях. А у нас нет. Извините! Тысячи зевак тут же объявятся возле танков. Детишки будут прыгать "в классики" на асфальтах среди бронетранспортеров. Дама в леопардовом паланкине выйдет выгуливать ньюфаундленда Аполлона туда, где она и вчера его выгуливала. Ну, стреляют, ну, палят, ну, бомбы падают. Пожалуйста. Их дело. Экая важность! К чему мы только не привыкли. Чего мы только не видели. А среди зевак и не все будут стоять с отвисшими челюстями. Многие выждут момент, когда и самим удастся броситься в полыхающее здание, чтобы поглядеть на все вблизи, а то и добыть сувенир или дать кому-либо в морду. А то и просто так.»
Года два назад я ещё только осваивал интернет и набрёл на этот сайт. Одним из первых сообщений в форуме, набранных моей нетвёрдой рукой, было пожелание сделать библиографию Бориса Виана. Не сразу, конечно, но со временем я сам и дозрел до выполнения этого нескромного пожелания. Сейчас же, открывая авторскую колонку, мне хотелось бы сказать несколько слов об этом писателе и услышать ваше мнение о нём и его книгах.
Я не являюсь поклонником творчества Бориса Виана.
Его рассказы кажутся мне любопытными, но не более того. Его «Салливановские» романы вызывают у меня противоречивые чувства. С его поэзией я попросту не знаком.
Но я давно уже являюсь поклонником его романа «Пена дней». Это одна из тех книг, про которые я точно могу сказать, что она что-то изменила во мне, в моём восприятии литературы и просто в отношении к окружающему миру.
Рассказывать о чём эта книга – бессмысленно. Нет, есть книги, о которых можно составить достаточно полное представление, услышав пересказ содержания. Иногда после этого книгу собственно можно уже и не читать. Но пересказ сюжета «Пены дней» даст вам не больше, чем рассказ о том, что изображено на иконах Рублёва или портретах Леонардо. Эту книгу надо пробовать на вкус.
Книга необычная.
Книга необычайно весёлая.
Книга необычайно трагичная.
Необычная:
Мир, созданный Вианом – это та же анимация, только не на экране телевизора или кинотеатра, а на страницах книги.
Мы не сильно переживаем, когда, к примеру, мышонок Джерри вяжет узлы из бедолаги Тома.
Также и читая Виана, мы не станем переживать по поводу неудачливых конькобежцев, передавивших друг друга и отправленных служителями катка в мусорный люк. И не сильно удивимся тому, что дверь, которую грубо толкнули, отвешивает ответного пинка. И как должное примем превращение холодильника в голодильник, ведь в этом мире главное – это слова, именно они в этом мире определяют и бытие, и сознание.
Но анимация, мультипликация – это не означает «всё понарошку». Ведь даже в мультфильме Джерри проявляет настоящую ловкость и находчивость, а Том настоящую настырность и неутомимость.
Книга Виана говорит нам о том, что волнует всех во все времена – о настоящих человеческих чувствах, о любви и равнодушии, о верности и предательстве, о радости и печали, о надежде и отчаянии.
Необычайно весёлая:
Борис Виан устраивает в книге виртуозную игру словами.
Помнится, после того как я прочитал её первый раз, у нас в семье несколько лет были в ходу шутки в Виановском стиле:
— Там стакан с пивом стоял, я его выпил. — Только стакан выпил или пиво тоже?
— У него в комнате окно смотрит на улицу. — И что, целыми сутками смотрит, или только днём?
А из самого романа я приведу вам один кулинарный рецепт, может быть кто-нибудь захочет его взять себе на вооружение:
«Возьмите колбасенника и, невзирая на все крики, обдерите его как липку, стараясь не повредить при этом кожу. Нашпигуйте колбасенника тонко нарезанными лапками омаров, с размаху припущенными в достаточно разогретое масло. Сбросьте на лед в легком чугунке. Поднимите пары, красиво расположите под ними кружочки тушеного телячьего зоба с рисом, обманите колбасенника. Когда он испустит «фа» нижней октавы, добавьте соль, быстро снимите его с огня и залейте портвейном высшего качества. Перемешайте платиновым шпателем. Приготовьте форму, чтобы она не заржавела, смажьте ее маслом. Перед подачей на стол добавьте в подливку пакетик гидрата окиси лития и кварту парного молока. Обложите матовым рисом, подавайте на стол и сматывайтесь» (перевод Виктора Лапицкого)
Необычайно трагичная:
Трагична судьба Колена и Хлои, которые погибают, несмотря на то, что их любовь устояла перед всеми выпавшими на их долю испытаниями.
Трагична судьба Ализы и Шика, которые погибают из-за того, что любовь одного из них зачахла и умерла.
Есть своеобразный трагизм и в судьбе Николя и Изиды. Вроде бы Николя – отличный парень и всё у него в жизни складывается успешно, но есть ли в его жизни любовь?
И не могу не сказать о самом трогательном персонаже у Виана (а может и не только у Виана) – серой мышке с чёрными усами. Не помню более убедительного примера бескорыстной и преданной дружбы.
Является ли это роман фантастикой?
Нет, не является.
Он для этого недостаточно реалистичен.
Вообще, всю научную фантастику ИМХО можно считать одним из разделов реалистической литературы. Но это уже тема для отдельного разговора.
Отдельные элементы, присутствующие в романе можно расценить как традиционно фантастические. Из семян выращиваются оружейные стволы – чем не биоинженерия? Кролик-автомат, штампующий таблетки – чем не киборг, да ещё и не шибко сложный, покруче видали/читали. Пианоктейль, взбивающий коктейли, соответствующие по настроению и ощущениям, исполняемым на нём мелодиям, – можно провести по линии фантастических изобретений. Но когда ветер сдувает с шарфа Колена жёлтый цвет и переносит его на соседнее здание, когда в квартиру Колена престают светить два Солнца, а сама квартира начинает хиреть и чахнуть одновременно с растущим отчаянием её хозяина – это немножко другое.
На что похож это роман?
Так и не смог подобрать что-то аналогичное по манере написания. Может быть, что-то похожее встречалось мне у Кафки. Но если говорить о сходных ощущениях и теме романа — это «Три товарища» Эриха Марии Ремарка.
Немного о переводах.
Кто-то из наших лаборантов сказал: «Каждый новый перевод этого романа — это новая книга». Слегка преувеличил, конечно, но слегка. По крайней мере, «Пена дней» — это единственный роман, который я читал одновременно в двух переводах. Вряд ли я буду с какой-либо книгой повторять такой опыт, но в этом случае мне было очень интересно.
Безусловно, перед переводчиками Виана стоит безумно сложная, но и безумно интересная задача. Её можно упростить, но для этого едва ли не на каждой странице придётся делать сноску: «непереводимая игра слов». Так что следует сказать «браво» всем, кто отважился взять в оборот его тексты.
Я читал роман в переводах Лилии Лунгиной (первый опубликованный перевод на русский язык) и М. Голованивской с М. Блинкиной-Мельник.
Вот вам для наглядности их вариации уже знакомого вам рецепта:
«Возьмите живого колбасуся и сдерите с него семь шкур, невзирая на его крики. Все семь шкур аккуратно припрячьте. Затем возьмите лапки омара, нарежьте их, потушите струей из брандспойта в подогретом масле и нашпигуйте ими тушку колбасуся. Сложите все это на лед в жаровню и быстро поставьте на медленный огонь, предварительно обложив колбасуся матом и припущенным рисом, нарезанным ломтиками. Как только колбасусь зашипит, снимите жаровню с огня и утопите его в портвейне высшего качества. Тщательно перемешайте все платиновым шпателем. Смажьте форму жиром, чтобы не заржавела, и уберите в кухонный шкаф. Перед тем как подать блюдо на стол, сделайте соус из гидрата окиси лития, разведенного в стакане свежего молока. В виде гарнира подавайте нарезанный ломтиками рис и бегите прочь» (перевод Лилии Лунгиной)
«Возьмите молочного колбасенка и, невзирая на визг, спустите с него семь шкур. Шкуры сохраните. Нашпигуйте колбасенка мелконарезанными лапками омара, предварительно поджарив их в кипящем от злости масле. Положите в кастрюльку и бросьте на лед. Раздуйте огонь и заполните образовавшуюся пустоту красиво разложенными ломтиками тушеной зобной железы. Когда колбасенок издаст трубный зов, быстро снимите его с огня и залейте хорошим портвейном. Помешайте платиновой лопаткой. Смажьте форму маслом и спрячьте её в холодильник, чтобы не заржавела. Перед тем как подать на стол, сделайте подливу из гидрата окиси лития и одной четверти литра холодного молока. Обложите ломтиками зобной железы, подайте на стол и ступайте прочь» (перевод М. Голованивской и М. Блинкиной-Мельник)
Не знаю, чьи кулинарные способности вы оцените выше. В целом же из переводов мне больше понравилась работа Лунгиной. Хотя были отдельные очень удачные находки и у её коллег, но общий уровень перевода и степень профессионализма показались выше именно у неё.
В качестве иллюстрации небольшой фрагмент:
«Лестница делала три спиральных витка, и звуки в этом колодце усиливались, как в цилиндрическом резонаторе виброфона. Колен поднимался вслед за девицами, чуть ли не цепляя носом их высокие каблуки. Укрепленные нейлоновые пятки. Туфельки из тонкой кожи. Точеные щиколотки. Потом чуть съежившиеся швы на чулках, будто длинные-предлинные гусеницы, и мерцающие ямочки в подколенных впадинах» (перевод Лилии Лунгиной)
«Лестница, свернувшись клубочком в своей клетке, усиливала звук, подобно цилиндрическому резонатору виброфона. Поднимаясь вверх вслед за девушками, Колен не спускал с них глаз. Перед ним мелькали их массивные каблуки из светлого нейлона, высокие ботинки из тонкой кожи и изящные щиколотки. Чуть выше виднелись приспущенные чулки, на манер гусениц обвивавшие стройные ножки с острыми коленками» (перевод М. Голованивской и М. Блинкиной-Мельник)
Засчитаем во втором варианте попытку скаламбурить – лестница в своей клетке – и перейдём к недочётам. Если спиралевидная лестница у Лунгиной вызывает ассоциации с колодцем, то лестница, свернувшаяся в клубок, – никак. Каблуки из нейлона меня сразу слегка напрягли. Понятно, что у Виана что угодно может быть изготовлено из чего угодно, но при этом всегда присутствует какая-то внутренняя логика. Лунгина развеяла сомнения – это и не каблуки вовсе. Чулки на женских ножках – мне ничем не напоминают гусениц, а швы на чулках – это уже, пожалуй, похоже. И, наконец, Колен идёт за девицами, сзади он видит что? Коленки? Девушки идут коленками назад? Нет, скорее всего, он всё-таки видит ямочки в подколенных впадинах, как и переведено Лунгиной.
Так что, похоже, первый перевод остался таковым не только по порядку, но и по качеству исполнения.