Осознала тут, что в четырех томах "Огнедевы" фактически расписала всю родословную княгини Ольги и князя Игоря. Специально к этому я не стремилась, но оно само собой получилось в ходе исторического процесса :) Собственно, все это предваряет ответ на вопрос, почему Игорь наследовал Олегу и почему ему именно Ольгу повезли в жены, а не любую другую из сотни тысяч девиц. Итого:

У Ольги обозначен полный набор родителей, дедов\бабок, прадедов\прабабок, восемь из шестнадцати прапрадедов\бабок, итого из ее предков выведено 32 человека. Кто-то из них является главным героем сериала, кто-то второстепенным, кто-то лишь упоминается в семейных преданиях, но все же известен хотя бы по имени.

У Игоря: родители, бабки\деды, прадеды, частично прапрадеды, но по одной, самой важной линии, его предки известны на 7 поколений, всего 20 человек.

Родословная их сына Святослава таким образом включает 52 имени. Не считая сведений о родичах по боковым линиям.

Исторически, конечно, ничего этого нет. И сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из писавших на эти темы ранее дал такой простор своей буйной генеалогической фантазии! :D Вот гляжу на это и думаю: пожалуй, я все-таки фантаст!

Закончила я на днях сериал из четырех томов, которым занималась примерно полтора года (правда, с перерывами). Сериал исторического содержания, но имеет некоторое отношение к фантастике, поэтому решила здесь о нем написать.

Не так давно мне задали вопрос: «А на сколько процентов должны быть вовлечены в историю Руси лешии и кикиморы (в книге), чтобы это перешло в разряд фэнтези? Или переход происходит сразу, как только в книге написано: «Во время поездки по лесу перед князем проскочил зверек, похожий на зайца, но опытный взгляд охотника сразу определил в нем лешего. Князь понял: недобрый знак – и не поехал с дружиной на битву, которая состоялась на Куликовом поле». Не думаю, что есть точные критерии: сколько процентов фантастики делают книгу фантастической. Я для себя определяю так:

1) Если главную суть книги составляют исторические события и исторические процессы, несколько подкрашенные фантастикой для красоты, то это исторический роман.

2) Если сюжет скорее мифологический (фантастический), но действие происходит в нашем мире в давно минувшие века, то это — историческая фантастика.

3) А если и мир вымышленный, то просто фэнтези.

Сериал, о котором я хочу загодя поведать миру (ибо выходить он будет долго и медленно), относится к первому разряду. Называется он «Огнедева». Сие непонятное слово является одним из наименований богини солнца (наряду с именами Солнцедева, Солнцева Дева и так далее). О самом этом понятии А. Н. Афанасьев пишет, что солнце, как и другие светила и небесные явления, в народной культуре могут представать персонажами как мужского, так и женского пола; древнерусские книжные формы «слъньце» и «сълъньце» образованы при помощи суффикса уменьшительно-ласкательной формы «-це», а если его отбросить, то получим первообразные женские формы «слънь» и «сълънь», то есть «слонь» и «солонь». Эти же формы сохранились в словах «посолонь», «противусолонь», «солоноворот». А значит, ничто нам не мешает предположить, что кроме широко известных мужских божеств в лице Дажьбога, Хорса, Ярилы (по разным точкам зрения) солнце могло выступать и в образе богини Солонь. Причем образ ее можно найти и в сказках, и в узорах народной русской вышивки, в образцах которой, бывает, запечатлены целые мифы очень мохнатой древности.

Действие сериала занимает пять лет, с 890-го по 895-й год и происходит на территории будущего Древнерусского государства – от Ладоги до Киева. Из широко известных исторических событий там представлены два: появление на землях северной Руси некоего Рюрика и поход Олега на Киев с целью его захвата. Обо всем этом писали уже многократно, но смею надеяться, что моя трактовка событий не похожа на прежние. Во-первых, мои персонажи всегда живут как нормальные живые люди, а не как персонажи учебника или даже памятники в бронзе. А во-вторых, я почти не опираюсь на сюжеты из летописей, что делают все остальные. Почему? Да потому что версии летописей или малодостоверны и полны логических неувязок, либо просто ложны. Как это касается того же похода на Киев. В «Повести Временных Лет» сказано:

В год 6390 (882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, и пришел к Смоленску с кривичами, и принял власть в городе, и посадил в нем своего мужа.

Все бы хорошо, но к какому Смоленску он пришел, если Смоленска-то не было? Современный город Смоленск существует никак не ранее чем с первой половины XI века. Во времена князя Олега, то есть в конце IX века, в окрестностях нынешнего Смоленска существовало довольно много поселений, в основном сел, но, может быть, и одно укрепленное – на реке Свинке, примерно в 16 километрах от современного Смоленска. Может быть, речь шла о нем? Но тогда неправда то, что Олег «принял власть» и «посадил своего мужа» (то есть посадника, какого-то из своих представителей). Почему? Потому что, по данным археологии, до самой середины Х века округой будущего Смоленска управляла знать, выросшая на местном корне, и жила независимо от Киева. В 950-х годах разразилась война, постройки сгорели в пожаре и были засыпаны землей, местная знать улеглась в особый тип курганов, и только после этого в культурном слое появляются вещи, принадлежащие южной дружинной культуре – то есть только после 950-х годов в районе Смоленска утвердилась власть Киева, причем в результате настоящей войны. И командовала в этой войне, судя по датам, вероятно, княгиня Ольга с сыном Святославом, но уж никак не Олег, исчезнувший с исторической сцены лет за сорок до того. Конечно, попасть с Волхова на Днепр он едва ли смог бы, минуя его верховья, но насчет «принял власть» – это летописец слегка опередил события. Лет на семьдесят. По каким причинам и из каких соображений летописцы искажали истину – сейчас не будем об этом рассуждать. Но как все было на самом деле, я слышала от археологов, которые сами Гнездовский комплекс копают, и беседа походила непосредственно на валу городища на Свинке. Лично для меня это источник более достоверный. И так во всем – чем больше подробностей пытаешься уточнить, тем менее внушает доверие то, что поначалу казалось незыблемой истиной. Кстати, и даты в начальной части летописи (до начала 11 века) расставлены чисто умозрительно, поэтому не надо удивляться, что Рюрик явился не в 862-м году, Олег на Киев пошел не в 882-м.

Да, но когда я говорила о фантастических элементах, я имела в виду не это. Фантастического элемента чисто по объему столько, что сериал мог бы претендовать на звание фантастического. Но не будет, потому что главное в нем все-таки – исторический процесс. А фантастика заключается в широком использовании того явления, которое обычно называют шаманизмом. Я понимаю, что «шаманизм Древней Руси» – это звучит парадоксально. А между тем – почему нет? Если мы сравним основные положения шаманизма с содержанием волшебных русских сказок (того же Афанасьева), то найдем огромное количество общего. Основные признаки шаманизма, известные многим народам:

– вера в духов, которые могут вступать в контакт с людьми, помогать или вредить им;

– представление о многоуровневом строении вселенной, включающем так называемую третью реальность – единый мир богов и духов, куда может попасть шаман, достигший измененного состояния сознания.

Причем для попадания туда шаману вовсе не обязательно бить в бубен, падать без чувств или применять какие-либо наркотические средства – детали, которыми оформлено духовное путешествие, зависят от индивидуальных особенностей шамана и традиций его культуры.

Прямых указаний на экстатические практики у славян не имеется. В "Слове о полку Игореве", правда, есть намеки на то, что вещий Боян совершал путешествие по "мысленну древу", принимая облик волка, белки и орла, но доказать, что имелось в виду именно шаманское путешествие, здесь нелегко. В то же время в русском фольклоре очень широко известен сюжет о неких духах (чертях – кстати, «черт» — языческое понятие, поэтому книжники раннего средневековья этого слова избегали), которые находились в услужении у колдуна. Если же мы возьмем волшебные сказки, то найдем там практики духовного путешествия в иные миры почти в чистом виде: герой при помощи духа-помощника (серого волка или коня) переносится в волшебные царства, в небесные или подземные миры, выполняет там свои задачи и возвращается домой. В волшебном царстве (которое нередко располагается глубоко под землей) он встречает некие существа, борется с ними, одолевает и заставляет служить себе. "Не стреляй в меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь". Перед нами – описание шаманского путешествия в третью реальность и взаимодействия с населяющими ее духами. Возможно, первые поколения рассказчиков знали о том, что это описание духовного путешествия, предпринимаемого в каких-то ритуальных или магических целях, но по мере разложения традиции сюжет стал восприниматься в физическом, то есть небывалом, сказочном смысле.

Или такой, например, факт. Недавно прочитала, что у сибирских народов было понятие "тын бура", которым обозначалось ездовое животное шамана — конь, из чьей шкуры сделан бубен, который переносит шамана в иной мир (и еще несколько аспектов того же плана). Автор книги этого не писал, но я сразу вспомнила, как зовется волшебный конь русских сказок — Сивка-Бурка Вещая Каурка (Воронко). Сивый — знак принадлежности в иному миру, вещий — понятно. А ведь этот конь как раз и является из иного мира и сам имеет явно волшебный облик. А "использование" его сопровождается убийством обычной лошади и сдиранием с нее шкуры. Совпадение практически полное, хотя общих слов в русском и алтайских языках быть вроде не должно. Но ведь есть. На эту тему можно еще очень много сказать, материала огромное количество, но главный вывод таков: среди древнерусских волхвов наверняка имелись те же самые шаманы, только назывались по-другому. Возможно, кудесники. И вот эти шаманские практики и составляют как бы фантастический элемент данного сериала. Но введен не фантастики ради, а совсем наоборот, для правды жизни!

В романе даны описания исторического облика и значения Ладоги, округи озера Ильмень (без Новгорода, который появился полвека спустя), района нынешнего Смоленска, описан «путь из варяг в греки» со схемой волоков, Киев, Коростень. С Киевом беда: вроде мать городов и все такое, а начнешь искать, что там найдено за конец 9 века – да почти ничего! Ни теремов, ни садов, на Подоле найдена одна постройка доолеговых времен – что не мешает некоторым исследователям писать о «регулярной уличной застройке Подола»! Как в одном здании можно увидеть регулярную уличную застройку – мне не ясно. Вот где фантастика! Описаны вещи, о которых мало кто знает – например, голядские племена, родственники литовцам, которые жили вокруг того же Смоленска, не теряя национального своеобразия, аж до 13 века. Или о том, что в Ладоге некий конунг по имени Ингварь правил… еще в 770-х годах – если можно верить «Саге о Стурлауге», действие которой датируется примерно этим временем.

Но все это, разумеется, подано там не само по себе, а в тесной связи с судьбами героев – как исторических личностей, так и выдуманных. Есть там и про войну, и про любовь, и разные народные игрища. С одной стороны, я понимаю, что много этнографии ни к чему – это не всем интересно, поэтому стараюсь давать только необходимый, с моей точки зрения, минимум, дополняющий образ эпохи. А с другой – спроси любого, что он знает о празднике Купалы: в лучшем случае скажет, что надо прыгать через костер. А в чем смысл-то всего этого? Как в ДМБ: «Суслика видишь? – Нет. – И я не вижу. А он есть!»

Издавать это будет «Книжный Клуб Семейного досуга». Планы на выход пока следующие:

Книга 1 – «Огнедева», июль 2010

Книга 2 – «Путь Огнедевы», январь 2011

Книга 3 – «Кольцо Огнедевы», пока неведомо

Книга 4 – «Весна Огнедевы», пока неведомо

Названия построены на одном и том же слове с целью намекнуть, что это части сериала. От общего названия для сериала мы вообще отказались, не сойдясь во мнениях.

Хотела сначала написать отзыв в ветке исторических романов, но получилось довольно много. К тому же подписавшимся, вероятно, интересны древнерусские дела, иначе они бы мою колонку не читали. Это не рецензия, это просто мои впечатления от прочитанного.

Аннотация к роману "Вещий Олег" кратко описывает образ Вещего Олега в сознании русских людей, щит на вратах и все такое, но не пытается даже как-то обозначить сюжет. И понятно — разобраться, о чем роман, довольно сложно. В нем даже толком нет ГГ, поскольку сам Олег там занимает довольно мало места и активное действие все переложено на других людей. Идет подготовка похода на Киев и сам поход, но все действие занимает описание каких-то интриг вокруг этого дела, причем во многом интриги завязаны на каких-то несчастных случайностях. Так что сам поход на Киев среди всех хитросплетений, кто кого убил и по чьему поручению, совершенно теряется.

Борис Васильев писал романы также о разных эпохах: здесь и Невский, и Мономах, и Иван Грозный, не считая более новых времен. Он, конечно, писатель предыдущих поколений и явно других взглядов на процесс. Тем не менее, все это служит еще одним подтверждением того факта, что нельзя писать хорошие исторические романы о разных эпохах. Все согласятся, что едва ли можно быть одновременно сталеваром и стоматологом, но почему-то мало кто понимает, что между 9 веком и 19 настолько огромная разница, что это фактически разные специальности даже для писателя, не только для историка. И там и здесь свои трудности: о раннем средневековье информации мало, или, точнее, достаточно много, но она разбросана на огромном протяжении мелкими кусочками и собрать ее сложно, а о поздних эпохах информации, наоборот, много и в ней поэтому сложно разобраться. Но о наполеоновских войнах или Гражданской люди успешнее находят именно тот пласт информации, который им нужен. А когда дело доходит до раннего средневековья, они предпочитают более легкий путь: не изучать древность, а выдумывать ее. Выдумал Борис Васильев фактически все, кроме того, что перенес в 9 век из более поздних эпох. Он не искал материалы о том, в каких домах жили люди Рюриковых времен, какую одежду носили, чем расплачивались, каким оружием сражались и как относились к разным вещам (например, внебрачным княжеским детям) — он все это просто придумал. В результате возникли какие-то расшитые жемчугом нагрудники, тонкие нательные кольчуги (в которых можно спать), груды золота, короткие абордажные варяжские мечи, длинные славянские мечи, огромные палаты со множеством помещений, но отапливаемые очагами, вокруг которых стоят кресла... да, романтичная картина — очаг 7 века, а вокруг кресла... И опять же застекленные окна... Правда, учитывая его возраст и длинный творческий путь (и не только творческий), я где-то начинаю его понимать. По сравнению с этим, что ему разница между настоящим мечом и выдуманным? Сам подход его — "думы о судьбах России", и даже было бы странно, если бы он копался в статьях археологов, изучая типы каролингов. Вот думаю об этом и ощущаю, насколько изменился подход к написанию, по крайней мере, исторических романов.

Еще в книге действует несколько выдуманных германских племен, проживающих в Старой Русе, Рузе и Полоцке — русы, рузы и роги. Оные русы, вытесненные готами... откуда-то, обосновались в Старой Русе, но там тихо вымирали, не в силах вести хозяйство и промышляя разбоем. Неоднократно герои сокрушаются о вымирании своего славного племени. Потом Олег решает завоевать Киев, и все славянские князья соглашаются ему помогать, иначе он заставит их силой. А он обещает поубивать всех, кто выступит против него. Вопрос: а как он собирается это сделать, имея маленькое вымирающее племя, зажатое во враждебном окружении? Может, автор их и не сам придумал, но явно не пытался проверить, если ли основания поселять в Полоцке и на Ловати племя германского происхождения.

Это о фантазиях, теперь об анахронизмах. Рюрик правит в Новгороде, мало того — в городе под названием Господин Великий Новгород, имеющем развитую общественную структуру. Имеется Новгородское княжество, Смоленское княжество, Киевское княжество, активно работает торговый путь из варяг в греки, на котором те самые русы сидят, как паразиты, грабя торговые караваны. А потом они как бы просто решили сменить обстановку и выйти на более широкий простор, то есть в Киев. И уговаривают остальных князей: давайте, ребята, объединимся, тогда всех победим! Вообразите, что президент России соберет сейчас президентов Украины, Белоруссии, Чехии, Словакии, Польши, Сербии, Хорватии, Болгарии и скажет: давайте объединимся в одно государство, выберем общего президента и покажем этим гадам из Америки! Вот так, типа, происходило формирование Древнерусского государства. Но возникает вопрос: если Древняя Русь уже имела такую развитую систему гос.управления и торговых путей, зачем ей нужны были эти варяги, то есть русы? Государство-то фактические уже есть, сталось только Аскольда заменить на Олега — а чем, собственно, Аскольд хуже? Да тем, что киевляне, дескать, когда-то давно принесли клятву Рюрику... как и по какому поводу? Какие права и возможности у вождя морских разбойников претендовать на власть в княжестве, лежащем очень далеко от моря? Об этом автор как-то глухо пишет, и неудивительно — если бы Киев приносил Рюрику клятву заодно с Новгородом, значит, они уже были единым государством? И поход Олега на Киев был бы просто очередным переворотом, переходом власти из одних рук в другие без каких-то принципиальных изменений? Когда авторы выстраивают такие положения, на них влияют две вещи. Первое: легко заставить своего героя "предвидеть" будущее, когда автор уже знает, что из всего этого вышло. И второе, на них влияет концепция Повести Временных Лет, которая прикладывает много усилий, чтобы доказать легитимность власти потомков Игоря. Белые нитки этого шва я сейчас разбирать не буду, это долго. Так зачем вообще нужен был истории Олег? Славяне, дескать, доверчивы и простодушны, а русы с детства приучены к мечу... несерьезно это. Новгородец Вадим сражается "длинным и тяжелым славянским мечом, который незаменим в борьбе с юрким степным кочевником". Вопрос: где в Новгороде кочевники и почему новгородец берет меч, уместный в степи? Значит, уже существует единое культурное пространство от степей до Балтики? Во-первых, это неправда, а во-вторых (что сейчас важнее) — если бы оно уже было, то что бы Олег стал объединять? Короче, неточность деталей еще можно было бы извинить — но сама концепция, идея исторического процесса нежизнеспособна и не имеет оснований. На свете больше фантастов, чем мы думаем.

Теоретически можно долго рассуждать, как все это могло или не могло быть. Но факты остаются фактами. Карамзин и ему подобные великие мужи древности могли сколько угодно воображать себе роль Новгорода и Старой Русы, но археология показывает, что во времена Рюрика их просто не было. Равно как не могло быть германских племен на восточной окраине славянского мира. Нашли бы уже... А раз не было Новгорода и не было германцев-русов, то сам принцип теряет всякие обоснования. Поэтому вывод: если вам нравятся нарисованные автором картины, вы можете, конечно, это читать. Но о реальном 9 веке вы оттуда не узнаете вообще ничего. Только фантазии известного писателя "на древнерусскую тему"...

Дискуссия в соответствующей ветке заставили меня вспомнить о старой статье, которую я написала в конце 2003 года. Статья отражает положение дел на тот момент, но, судя по той же дискуссии, принципиальных изменений за шесть лет не произошло. Мои собственные взгляды также не претерпели особых изменений, хотя сейчас я написала бы подобную статью иначе. Хотя скорее, сейчас я вовсе за нее бы не взялась. Но уж что, то есть.

ПС: статья была у меня прошена как материал к Рождеству для какого-то периодического издания, поэтому финал немного отдает этим праздником. Какой был до того, уже не помню, но суть не в этом.

Конан в кафтане

(немного о судьбах славянской фэнтези)

Бурное развитие жанра фэнтези представляется не случайным. Пережив эпоху материализма в жизни и в искусстве, человек осознал, что границы реальности все же шире того, что можно потрогать руками. И обнаружил, что его далекие предки прекрасно об этом знали. В мифах и сказках когда-то видели только вымысел, плоды буйной народной фантазии. Но просто вымысел не мог бы прожить тысячелетия. А мифы и сказки живут. В том числе и русские.

Казалось бы, чем мы хуже кельтов, датчан и разных прочих шведов? У них – эльфы. А у нас – кикиморы. Мелкие, правда, чумазые, алмазных венцов не носят даже по большим праздникам и живут, по слухам, в болоте. Но зато ведь свои, родные. И жизнь у них такая интересная – то домового хоронить, то ведьму замуж выдавать. Чем не сюжет? Нет, что-то не получается. Про эльфов, гномов и гоблинов толстые книги пишут, игры играют, у меня у самой знакомые есть, и из эльфов, и из троллей. А вот знакомой кикиморы нет. И домового нет. Ведьмы есть, но только они сами об этом не знают, а скажешь – обидятся. Потому что они в ведьм не играют (и даже «Дозоры» тут ни при чем), а являются ими по состоянию души и характера.

О чем это я? Да о славянской фэнтези, теме близкой, родной и даже где-то больной. Есть ли она вообще? Видимо, есть, потому что все про нее знают. А начинаешь искать, что же она собой представляет – под руками колышется туман и неудержимо тает. И на сегодняшний день дела славянской фэнтези так нехороши, что ее и издавать-то никто не хочет. Разочаровался в ней читатель. Но виновата ли она? И относится ли к славянской фэнтези на самом деле все то, в чем читатель (вполне обоснованно!) разочаровался?

А ведь как хорошо все начиналось! Начинались похождения «славянского воина», конечно, с «Волкодава», непобедимого и незабвенного, переиздаваемого уже лет восемь. Хотя по сути своей он – лишь один из вереницы Непобедимых Воинов, которые идут по жизни сами не зная куда и спасают всех, кто под руку подвернется. Что это все относилось к фэнтези – сомнению не подлежит. Были там и герои, и злодеи, и оборотни. Но была ли она славянской? Вот это вопрос. Чего, собственно, славянского в том же Волкодаве? В языке, которым он говорит, в его мировоззрении, в тех конфликтах, которые ему по ходу сюжета приходится разрешать? По крайней мере, его боевая техника явно была позаимствована у китайцев. Но невозможно не признать: при всех его недостатках, именно «Волкодав» убедил нас, что писать фэнтези можно не только про эльфов.

Младшим братом Волкодава можно назвать небезызвестного Владигора, героя десятка книг и детища нескольких разных авторов. С литературной точки зрения повествования о нем даже критиковать неинтересно. «Черный Злыдень вновь наступает на Поднебесный мир», а спасти сей мир может только лишь отважный князь Владигор. Славянского здесь – лишь отдельные выражения типа «ты не серчай» или «прямо силов нет». А во всем остальном сюжет типа «Белая Магия Белого Замка против Черной Мглы» могла бы разворачиваться в мире любой другой национальной окраски.

Широко известно явление, которое Андрей Валентинов называет «наши в Хроносе». Эпическое пространство родных осин им тоже обжито. Например, пара-тройка студентов попадает в седую древность и по законам жанра принимается делать карьеру: один в боярах, другой в богатырях. Сюжет разрабатывается в юмористическом ключе, а с юмора и взятки гладки.

Но ни боевой, ни юмористический сюжет не могут называться собственно славянской фэнтези. Потому что славянское в них, поданное с большим или меньшим знанием дела, служит всего лишь декорацией. Перед нами все те же, пришедшие извне персонажи, обряженные в кафтаны и сарафаны. Но даже имена они сплошь и рядом носят христианские, то есть заимствованные. Или авторы и впрямь полагают, что имена Анисья и Лукерья – исконно славянские? Но Конан ведь и в Африке Конан. Так что же должно быть в славянской фэнтези, чтобы она заслуживала это название? В чем же ее суть?

Оставим сразу охотников спасать мир. Оставим Васю Пупкина, обрядившегося в кольчугу, – он нам ничего нового не скажет, потому что сам не знает. Он в дружину князя Олега не древнюю мудрость познавать пришел, а дружинников приемам карате учить. А мы-то с вами чего хотим? Познавать или учить? Увидеть других или полюбоваться собой, любимыми, только в красивом красном сарафане (кафтане)?

Фэнтези, как известно, бывает боевая-героическая, бывает юмористическая, а бывает сакральная. В первых двух славянские прикиды будут только декорациями. А вот в третьей славяне и их взгляд на мир, отличный от других, должны бы составлять основное содержание. Сакральная фэнтези, в том числе славянская, – это древнее мифологическое знание, изложенное в современной литературной форме. Это попытка художественными средствами хоть отчасти восстановить мировоззрение древних славян, найти то общее, что объединяет их и нас, найти то, чем они могут нас обогатить.

Ни один из нас не упал с неба. И у тебя, и у меня в 8-м и в 10-м веке имелись непосредственные кровные предки. Дедов у нас по два, прадедов уже по четыре, прапрадедов по восемь… А сорок поколений назад? Такую толпу себе и представить трудно, а ведь у каждого из них было лицо, характер, судьба! Так какими же они были? Во что верили, чего хотели, о чем мечтали? Каким видели окружающий мир? Из чего состояли их повседневные заботы и как они себе представляли свое загробное существование? Скажем, бича 20 века, ка-арие-еса, они не знали, но зубы их бывали до половины стерты из-за постоянного пережевывания очень жесткой пищи. Их средняя продолжительность жизни была лет 35-40, но если многие умирали младенцами, то другие прекрасно жили те же 70-80 лет, что и мы сейчас. Часто они сами не знали, от чего умирали, но зато лечились заговорами и эти заговоры нередко помогали. Им помогали, а нам почему-то не помогают. Почему?

Мир нашего пращура был одновременно прост и сложен. О существовании Африки он не знал вообще, про «немцев» слышали только жители больших торговых городов. Мир обычного селянина составляли его поселок, еще несколько соседних, куда он ездил к родне на свадьбы и поминки, ближний лес, дальний лес, пашни, луга, река, да может еще городок, где несколько раз в год собирался торг. Зато какая глубина была в этом замкнутом пространстве! Человек был тысячами нитей связан со всей средой своего обитания, в его мире ничто не бралось из ниоткуда и не пропадало в никуда. И основной задачей было поддерживать правильные отношения с миром: с рекой и лесом, со своими и чужими, с живыми и мертвыми, с этим светом и с тем. Каждый праздник, каждый обычай был так или иначе направлен на поддержание вселенского равновесия. Судьба человека и рода, счастье или несчастье, изобилие или голод, здоровье или болезнь напрямую зависели от того, хорошо ли налажено взаимодействие человека и мира. Проще говоря, как аукнется, так и откликнется – среди людей, в лесу, в космосе.

Сами обычаи славян подсказывают множество художественных идей и сюжетов, потому что раскрывают конфликты, которые нашим предкам виделись как возможные. Например, если умирал один из близнецов, то следовало разрубить на пороге дома монету и половинку, выпавшую наружу, положить в гроб, чтобы тем самым разделить судьбы близнецов и не дать умершему забрать с собой живого. Просватанная невеста должна была до свадьбы спать между сестрами, чтобы ее не утащил Змей Летучий – ему, любителю женщин, невеста особенно легко доступна, потому что находится в промежуточном положении между своим старым и чужим новым родом. Упыри, в которых превращались мертвецы, умершие «дурной» смертью, русалки-мавки, которыми становятся некрещеные (не нареченные именем) младенцы… Примеров можно приводить до бесконечности, и в каждой мелочи отражается еще один пласт отношений нашего предка-славянина с миром. Здесь скрываются огромные залежи великолепного художественного материала, почти не использованного и не востребованного так называемой славянской фэнтези. Уж слишком легко и охотно она покатилась по наезженной колее чужих образцов. Но, право же, дадим наконец дорогому Профессору отдохнуть!

И Черный Властелин, который хочет мир погубить, совершенно не понадобится и в эту картину не впишется. Да и зачем ему этого хотеть-то? Мир и так движется по замкнутому кольцу жизнь-смерть-возрождение. Каждое живое существо во вселенной проходит те же самые пути, которыми когда-то прошли и вечно проходят заново сами боги. Все рождается, живет, умирает и возрождается, так же как и само Солнце бесконечно ходит от рассвета к закату, от солнцеворота до самого длинного дня и от него опять к самому короткому. Солнцестояние, точка наивысшей силы света есть одновременно поворот к его угасанию. Всегда и во всем семена света зреют на поле тьмы, а семена тьмы зреют на поле света. Потому-то в мифологии, несмотря на обилие Кощеев, нет и не может быть как абсолютного зла, так и абсолютного добра.

Взаимосвязь мира за прошедшие века никуда не делась. Но вот человек в значительной степени связь со своим миром утратил. Вернуть ее – дело слишком большое и сложное, чтобы в пределах одной книги или даже одного литературного направления можно было претендовать на ее решение. Но вот показать, как могла выглядеть и осуществляться эта связь, описать ее в образах – вполне возможно. Ведь солнце и небо над нами, к счастью, пока еще те же, а год все так же горит костром в зимнем лесу в кругу двенадцати мальчиков, юношей, зрелых мужчин и седых старцев.

И укажет дорогу к костру не кто иная, как наша маленькая чумазая кикимора. А кто она такая, кстати? Привыкли мы, что, дескать, кикимора болотная, – а почему она живет в болоте, да и живет ли она там? Почему Иван – всегда младший сын и дурак, а старшие братья ему как не родные? Почему вдовые старики вечно женятся на таких противных старухах, из которых выходят такие злые мачехи? Почему Морозко задает несчастной замерзающей падчерице заведомо глупый вопрос, тепло ли ей, и почему, почему как правильный в этой ситуации засчитывается неправдивый ответ «да»? Почему Баба-Яга обладает костяной ногой и для удачной беседы с ней надо первым делом напроситься на обед и баню?

Знают ли ответы на эти вопросы Вася Пупкин и даже Владигор? Скорее всего, нет. У них вообще другие задачи: например, «пресечь утечку животворящей энергии», дабы защитить гражданское население от наступающей Черной Мглы, которая, смотри-ка, опять «активизировалась». А кикимора наша маленькая – знает. И если мы не станем переряживать старого доброго Конана в кафтан, а начнем честно плясать от печки (под которой, собственно, кикимора и проживает), то она нам много интересного расскажет.

Конечно, и боевики про Васю Пупкина в дружине князя Олега и потешки про очкастого студента, который стал владельцем небольшой удельной вотчины, тоже будут жить, потому как имеют немало поклонников. Ведь что нам до предка в лаптях и с кикиморой в подполе! Никакой шедевр портретной живописи мы не разглядываем с таким удовольствием, как собственную фотографию. Вася Пупкин – наш человек! И славянский Конан – тоже наш, каким хотелось бы быть каждому студенту, да не выходит. Так что скорее всего герой славянской фэнтези и впредь пойдет по пути подвигов из ниоткуда в никуда. Массовой базы для чего-то иного пока не просматривается.

Но ведь и здесь, как во всем, на поле тьмы зреют семена света. И солнцеворот, точка угасания, вместе с тем есть миг рождения нового солнца…

Данная небольшая статья была написана, с одной стороны, по мотивам читательской реакции на уже изданные книги, а с другой, сюда вошли мысли, не поместившиеся в предисловия к грядущим изданиям. Ничего особенного — так, размышления над тем, что делаю.

Еще пара способов не угодить читателю

Глубоко в душе я почти железячник. Нет, я не считаю, что если шлем-бургиньон с назатыльником, притянутым к затылку, описан недостоверно, то книга дрянь и читать ее не стоит. Я допускаю, что у книги может быть масса достоинств, а если кому нужна конструкция шлема-бургиньона, то он может в музей сходить. В Рыцарский зал какой-нибудь. С другой стороны, правильное описание оного бургиньона доказывает, что сам писатель в Рыцарском зале был и шлем видел, а значит, приложил достойные усилия для постижения своей эпохи. В то время как встречая очередное описание викинга в шлеме с деталями, позаимствованными у крупного рогатого скота, и с ОГРОМНЫМ боевым топором, с мечом с «рукояткой в форме черепа», лично я сразу понимаю, что читать книгу не буду. Ну не верю я, что автор, не давший себе труд раскрыть хоть одно из многочисленнейших исследований по оружию и снаряжению эпохи викингов, может написать об этом времени толковую книгу. Уж эти шлемы – вендели, гьермунды и «пилотки» – кто только не рисовал, эти мечи классифицированы, разложены по типам и описаны в десятках исследований. Вы мне не поверите (я к этому готова), но ранние боевые топоры викингов весили 200-350 грамм и по размеру таковы, что легко укладываются на женской ладони (без рукояти, естественно). Проломить голову – этого хватит, а зачем таскать с собой лишнюю тяжесть?

На моем творческом пути мне повстречались два парадокса (может, не мне одной). Парадокс первый: стремясь как можно реалистичнее изобразить жизнь раннесредневековых славян и скандинавов, я должна была ввести в границы реального все, что считали частью своей реальности они, и поневоле стала фантастом, поскольку полное и разностороннее описание действительности (здесь и далее – раннесредневековой) невозможно без тех элементов, которые мы теперь считаем фантастическими. Эта проблема рассматривалась в теме христианского реализма, но к «языческому» реализму относится все то же самое. Короче, фантастом я себя с некоторых пор не считаю, поскольку моя цель – не фантастика, а как раз реализм. Ну, вот такая была реальность.

Парадокс второй: чем более близкую к реальности картину жизни создаешь, тем менее достоверной она кажется, потому что читатель ее не узнает. В сознании читателя-неспециалиста с детства живет некий сказочно-былинный образ Древней Руси: с лебедями и чучелами, то есть, извините, с златоглавыми церквями, теремами и садами. Есть образ древнерусского героя, одержимого одной идеей: постоять за землю Русскую. Есть приличные герою имена: Вадим, Ярослав, Святослав, Добрыня… э… Микула… Прохор, Кузьма, черт возьми, какие там еще были старинные имена! Есть приличная нашему Ярославу-Добрыне манера выражаться: ох ты гой еси, добрый молодец! Ну, и так далее. Набор штампов богатый, красивый, сформированный усилиями классиков литературы и кино.

Нет, я не против классиков. Но дело в том, что создатели этой классики не пытались отражать в своих произведениях какую-то реальную эпоху. Их Русь – сказочная, былинная. Однако в сознании массового читателя сказочная Русь и реально-историческая (да еще и разделенная на конкретные эпохи) ничем друг от друга не отличаются. Им что девятый век, что двенадцатый, между тем как на самом деле разница принципиальная. Ну должен князь Олег жить в тереме и выражаться в духе «Не лепо ли ны бяшет, братия и дружино…» А ведь нет. Не лепо. До смешного доходило: в одном из последних моих романов редактор пытался выражение «она здорова» исправить на «она в здравье», потому что «здравье», «злато», «власы» — оно как-то древнее смотрится. А неправда ваша: неполногласные варианты типа «здравье» являются старославянизмами, то есть позаимствованы из искусственного, только в церковной сфере применявшегося старославянского языка, а для разговорной речи Древней Руси были свойственны как раз современные для нас полногласные варианты типа «здоровье». И таких примеров, когда на широко распространенные заблуждения попадаются не только читатели, но и профессионалы – хватает…

Попытка воссоздать образ жизни восточнославянских (а не старославянских!) племен на территории будущей Руси за 9 век приведет к тому, что читатель сочтет ее неправильной: ни теремов, ни садов, ни городов, ни сарафанов и кокошников. А нету, не найдено. Первые двухэтажные постройки – первая половина 11 века, то есть Рюрик, Игорь, Ольга жили и умерли в обычной избе, в дыму черной печки. Чем больше конкретных деталей, тем дальше от былинно-киношной Руси и тем меньше «русского духа». Выбирай, товарищ автор, кто тебе друг: истина или читатель.

Читатель – он думает, что всегда приятно. Критикует, что тоже в некоторых случаях хорошо как свидетельство процесса читательского мышления. Неправильная, дескать, у вас Древняя Русь, люди 11 века так не говорили и не думали. Не мог в 11 веке подросток сказать своему брату «Дурак ты, Святша», это шокирует. А должен был – «Не лепо ли тебе, брате…» Попробуем посмотреть на ситуацию с простой житейской точки зрения. Это мы знаем, что люди 11 века выражались возвышенно, поскольку жили в древности. В древности стиль был один – «Умастите меня благовониями». Всякое там «ты дурак» и подобная пошлость появилась только в наше бездуховное время.

Но древние-то люди не знали, что являются древними! В числе их многочисленных заблуждений было и то, что они живут нормальной современной жизнью и разговаривают на нормальном, современном языке, в котором имелись и свои жаргонизмы, и свои модернизмы. Например, я не сомневаюсь, что был дружинный жаргон, изобилующий скандинавскими заимствованиями. Был церковный жаргон, полный заимствований из греческого и прочей церковной литературы. Был купеческий жаргон – с кучей хазарских слов. Торговец лошадьми наверняка знал все сорок печенежских слов, обозначающих лошадиную масть, и активно использовал. И так далее. И если мы хотим увидеть героя примерно так, как он видел себя и окружающих, то от пафоса надо отказаться. Он говорил на языке, который для него был современным. И мы должны воспроизводить его, как современный.

Но как же они все-таки говорили и думали? Возьмем берестяные грамоты и увидим, что возвышенного стиля там не так уж много. Друг к другу древние люди обращались на письме вполне непринужденно, так, как говорили: это я купила, это я послала, а вот повой забыла, повой вели купить… Многие знают, что в берестяных грамотах встречаются даже матерные выражения. Один прекрасный пассаж, который мне скромность не позволяет привести в оригинале, содержит рекомендацию заниматься сексом в естественной позиции – что толкуется исследователями в качестве совета жить как все люди и не выделываться.

Возьмем другую сферу, самую важную для романа, – сферу чувств.

«Я писала тебе три раза: ты что, обиделся на меня, если ни разу не пришел? А я тебя считала моим другом! Или тебе не нравится, что я тебе пишу? Если бы ты хотел, то придумал бы, как повидаться со мной. Или ты хочешь со мной расстаться? Но даже если я что-то сделала не так, а ты надо мной из-за этого смеяться будешь, то я тебя больше знать не желаю!»

Это – любовное письмо на бересте из слоев 1080-1100 годов, то есть рубеж 11 и 12 века. Грамота сильно повреждена, в середине не хватает большого куска, но содержание вполне ясно: письмо оскорбленной женщины, которая видит, что избранник не очень-то спешит отвечать на ее чувства. Перевод всесторонний – лексика, грамматика, фразеология, интонации. Но чувства-то остались те же, и легко увидеть, что и в наше время вполне возможно появление точно такой же записки – и пусть ее пошлют в виде эсэмэски. Но что меняет форма? И что с того, что взамен местоимения «я» писавшая употребила в конце формулу средневекового этикета «моя худость», или «суди тебя Бог», что в переводе на наше время означает снятие с себя моральной ответственности. Увидев эту «худость», читатель только удивится и вместо того чтобы сопереживать чувствам героини, начнет размышлять, почему она называет себя худой и сколько в ней было килограмм. То есть наша художественная задача окажется не решена, и вместо приближения к эпохе мы от нее удалимся.

Итого, вот сколько прекрасных способов разочаровать читателя и подсунуть ему неузнаваемую картину, в то время как автор, наоборот, стремился сделать все это как можно ближе к истине. Но в некоторых случаях (с реалиями) это делается прямым путем, а в других (язык и чувства героя) более извилистым. И что мы видим? Героя зовут не Добрыней, он живет не в тереме. Героиню зовут не Настя, и она не носит сарафан. Викинг ходит в шлеме без рогов и воюет крошечным жалким топориком, который весит, как кусок сыра. И все трое упрямо не желают говорить «гой еси». Даже матерятся, сволочи, иногда, марая светлый образ былинной древности и оставляя неправильные следы на неведомых дорожках. Ну что ты будешь с ними делать! И пахнет этот «русский дух» как-то не по-сказочному. Правда, еще Пратчетт писал, что настоящая корона среди театральных не производит никакого впечатления… Оно нам надо? Мне зачем-то надо – мне интересно, как оно могло быть на самом деле, а не как это представляют поклонники «Руслана и Людмилы». В конце концов, через тысячу лет и мы с вами для кого-то станем «великими мастерами, которые жили в начале двадцать первого века и делали эти замечательные одноразовые стаканы»…