...ский пленник

«Чем же дьявол мог искушать Христа в пустыне, какие богатства мира приоткрыл Ему для соблазна в совершенной пустоте, где нет ни клада, ни обломка?»

Иван Глухов, репатриант из России, забрал в Израиль сына Артемку после того, как мама — бывшая жена Ивана, расписалась в педагогической беспомощности. У парня род аутизма, достаточно функциональный, чтобы позволить минимум взаимодействия со средой, в остальном ожидаемое отсутствие друзей, интереса к учебе, погружение в виртуал, депрессия, суицидальные мысли. Ивану сын не по-хорошу мил, а помилу хорош, и под солнцем его заботы, в земле, текущей молоком и медом, тот понемногу начал оттаивать. Но случилось 7 октября, Артем попал в плен, а для отца не осталось в мире ничего более важного, чем вызволить, спасти. Любой ценой.

Герой не израильский Рэмбо из романов Дины Рубиной и Алекса Тарна, он физик среднего возраста и соответствующих физических кондиций. Знает, что в этих условиях рассчитывать может только на себя и действует в соответствии с этим знанием. История мытарств пленника в романе Александра Иличевского перемежается душевным адом, которым стала жизнь Глухова, его воспоминаниями, мыслями о вещах, казалось бы, посторонних: религии (миру не хватает христианства); устройстве вселенной; полетах Экзюпери и полярной экспедиции Амудсена; русской классической литературе (герои Толстого, уроды Достоевского биполярное расстройство Гоголя). А тем временем готовит-осуществляет свою безнадежную миссию.

«Здесь и сейчас» романа — это не только одна из первых попыток осмысления коллективной травмы, но продолжение и развитие темы «кавказского пленника», где фокус перемещается на родительскую фигуру. Уникальный стиль Иличевского со сквозными для него мотивами отцовско-сыновних отношений, поверки гармонии-дисгармонии мира алгеброй физики, невыносимо болезненной нежностью в оскудевшем сопереживанием мире. История небольшая по объему, но мощная по силе воздействия.

Ибо человек, конечно, прежде всего есть «испытатель боли»…»

Будить дракона

Узнать друг друга – и все потерять,

И жить… и не жить… не жить.

Всякий раз, возвращаясь к Робин Хобб и чувствуя козьмапрутковское «словно разговаривать с другом после долгой разлуки», я удивляюсь, почему не читаю ее книг, с которыми так хорошо, подряд. Каждый раз, заканчивая очередной цикл — а пишет она, по большей части, трилогиями — понимаю, что массив примерно на две тысячи страниц, и есть та самая причина. Погружение в миры Хобб, со стандартным для нее: первый роман трилогии страниц на 650, второй на 820, третий на 890 — берет много времени, сил, внимания. Заметьте никто из читателей не пеняет на чрезмерную затянутость и не сообщает, что если бы сократить вдвое (втрое. вчетверо) вышла бы отличная вещь, а так... Событийная плотность, внезапные повороты сюжета, безупречная повествовательная логика и мотивированность персонажей, каждого из которых видишь живым — здесь каждое слово на месте. Но это именно странствие по миру писательницы, не туристический экскурсионный набег, и в наше торопливое время нужно очень соскучиться по хорошему, чтобы пренебречь тяготами путешествия ради даруемых им радостей.

Однако ключевое здесь «соскучиться по хорошему», и если вас не пугают книги объемом больше полутора сотен страниц — вам сюда. «Судьба шута» кульминация «Саги о Шуте и Убийце». напомню, условие помолвки принца Дьютифула с наследницей короны Внешних островов, призванной закрепить мир и содействовать взаимовыгодной торговле — голова вмерзшего в лед дракона Айсфира, которая должна быть доставлена женихом к материнскому очагу невесты. Вы бы согласились на такую авантюру? Нет? Я тоже. Вот потому мы с вами не герои эпического фэнтези. Герой пятнадцатилетний Дьютифул, которого заносчивая, да к тому же навязанная, невеста скорее выбешивает, чем привлекает — он соглашается.

В ходе плавания к Внешним островам, главный золотовалютный резерв скилла Шести Герцогств, олигофрен Олух, создает приставленному к нему Фитцу множество проблем, ставя под угрозу миссию в целом. Внезапно помощь приходит от Неттл, родной дочери героя, наделенной стихийным скиллом, которым овладела самостоятельно. Девушка давно приходит в сны Фитца, демонстрируя удивительную способность изменять реальность в ходе снотворчества, может даже изгонять драконицу Тинталью, которая все настойчивее вторгается в них за сведениями об истинном драконе. Хотя это до поры. Когда герой понимает, какую опасность представляет леди-дракон для его дочери в реальности, он просит королеву забрать девушку в замок. Мир Неттл без того пошел трещинами: братишка Свифт сбежал, отец пустился на поиски и был ограблен-избит; после тот, кто являлся ей в сновидениях в образе волка и кого она считала другом, обещал возвращение брата, но тот так и не появился (на самом деле, Фитц отослал мальчишку домой, узнав, что семья не отправляла его в Замок для обучения уиту, но тот нашел способ пробраться на корабль посольства, нанявшись пажом). А тут еще и отрывают от семьи, везут в место, где заносчивые придворные будут потешаться над ней, фермерской дочкой. И она разрывает связь с Фитцем.

В этом вся Робин Хобб, с упоительной непростотой ее мира, где не бывает черного и белого, сугубо положительных и прямо отрицательных героев. Ну, то есть, отъявленные злодеи таки есть, но «наши» никогда не безоговорочно хороши,и перенесенные страдания вкупе с прежними заслугами, не дают пожизненной индульгенции, всякий раз заново ставя перед новым непростым выбором. Вот и теперь, Шут признается герою, что намерен помешать убийству Айсфира, что возрождение Эры Драконов, которое станет результатом встречи оживленного Черного и Тинтальи не сулит человечеству легкой жизни, но оно необходимо, чтобы мир не рухнул. Это не только ставит под угрозу миссию, но грозит смертью самому Шуту, с чем Фитц смириться не может. Спасая друга, он должен не допустить его участия в экспедиции, тем предавая его.

Бесконечные качели между желанием и долгом, любовью и ненавистью, жизнью и смертью, красотой и уродством остановятся в финале (на время, потому что будет еще продолжение) в наиболее благоприятной для любимых героев точке, подарив им некоторое время передышки, а нас укрепив в (весьма относительной) вере в победу добра. Ну должно же хорошим людям повезти хоть в книгах!

Отряд

Если магия в крови, она должна служить.

Робин Хобб совершенно обойдена престижными мировыми фэнтези-премиями и мало, в сравнении с авторами-мужчинами, известна, а учитывая масштабность ее творчества — непростительно мало. Но узнавшего ее однажды, не разочаровывает ни одной своей книгой. Ее Дар, горит ровно, без пиков и провалов. «Золотой шут», вторая книга «Саги о Шуте и Убийце». продолжает тему противостояния наделенных Уиттом сложившемуся порядку вещей. Уитт — магия связи с животными, которая считается грязной и смертельно опасна для носителей, которые подвергаются линчеванию. будучи обнаруженными «добрыми» соседями. Радикально настроенная и склонная к террору группа этих людей, «полукровки», объединившись творят страшные вещи: шантажируют, шпионят, берут заложников, убивают. В первой части, «Миссии Шута», они похитили наследного принца Дьютифула, заманив в ловушку, откуда Фитц с Волком и Шутом спасли его, за что Ночному Волку пришлось заплатить жизнью.

Подросток принц, в ходе этих событий, потерявший кошку, с которой был связан, ищет в Фитце сильное плечо, на которое мог бы опереться, не зная, какими узами был соединен с ним еще до рождения, и тот становится его наставником в Скилле (королевской магии, соединяющей черты телепатии и внушения мыслей). Однако успешнее всего Скилл функционирует в группе, которой теперь нет — члены прежней погибли, став марионетками деспота. Новую предстоит создать Фитцу с принцем, почти по Ахматовой: «когда б вы знали, из какого сора».

Одновременно в книге разворачиваются события, связанные с предстоящей помолвкой Дьютифула и принцессой Илианой — брак должен положить конец давней вражде, кульминацией которой в «Саге о Видящих» стала Война Красных кораблей, Но с девушкой все совсем не просто. она участвует в этом явно против своей воли (впрочем, как и жених). Только у нее в свите, вдобавок, служанка, которую некая могущественная колдунья с родины использует как свои глаза-уши-язык для контроля над принцессой, а когда та проявляет непокорность, нанесенная на ее спину татуировка дракона пылает огнем, причиняя чудовищную боль. И мы не знаем, явилось ли условие, поставленное ею принцу, чтобы помолвка свершилась, ее собственным или внушено той далекой ведьмой.

У Фитца, будто мало ему проблем, еще и сложности с приемным сыном Нэдом, парню вскружили голову соблазны большого города и он основательно слетел с катушек. А Неттл, родная дочь, которой он не смеет открыться, чтобы не подвергнуть смертельной опасности — все настойчивей пробивается к нему, используя стихийный Скилл, владением которым надо бы уже обучать, и она могла бы значительно укрепить отряд из него самого, принца, местного дурачка Олуха, старого наставника Чейда и Шута (у двух последних Скилл крайне слаб, у Олуха напротив, силен, но с мозгами проблема).

В клубке проблем, решений и новых проблем Хобб проваривает нас на медленном огне второго романа. Масштабом проблем, уровнем трагедийности, накалом страстей это уже не юный Фитц Чивел первой Саги, но зрелое видение реальности не менее интересно. И еще, она соединяет здешнюю историю с «Сагой Живых кораблей» — посольство из Дождевых Чащоб дарит новую встречу с любимыми героями и переход на иной уровень связности мира в целом.

У нас лапки

«Возьми кота, тебе станет лучше. Не спорь, возьми кота!»

Робин Хоббчитательский Эдем после блуждания по бесплодным землям Желязны. И своего рода тестовая панель — на самом деле герои сэра Роджера не способны вызывать симпатию или это у меня сбились эмпатические настройки? И нет, все в порядке, «Миссия шута» цепляет с первых строчек. Буквально. У Хобб есть это свойство, делать читателю интересно. минуя порог вхождения. Неотъемлемая часть книжного блогерства в демонстрации фото себя с бумажной книгой, в этом я не сильна, читаю в основном в электронном и аудиоформатах, у меня в читалке сборник «Вся Робин Хобб» на четырнадцать тысяч страниц, к нему возвращаюсь чтобы продышаться после очередного «гения».

Итак, «Миссия шута», первый роман трехтомной «Саги о Фитце и Шуте», в принципе, знакомство с писательницей можно начинать с него, там вразумительная и компактная предыстория несколькими блоками воспоминаний героя. Но если есть возможность выбрать, прочтите «Сагу о Видящих» с самого начала, она того стоит. Со времени событий минуло пятнадцать лет. на протяжении которых Фитц, принц-бастард вел отшельническую жизнь в лесной хижине. Сначала в обществе одного только волка, с которым их связывал Уит (род симбиоза, в котором животное и человек равноправны, понимают друг друга телепатически и по сути — единое целое), позже, изредка навещавшая их менестрель Старлинг привела сироту Нэда, и мальчишка стал приемным сыном Фитца.

А в столице, тем временем, подрастает его родная дочь, и любимая женщина, Молли, замужем за бывшим наставником Фитца, который приютил и спас, когда его казнили, и для мира он умер. А в замке подрастает принц Дьютифул (имя говорящее — «человек Долга»,), сын короля Верити и королевы Кетриккен, но в некотором смысле и сын Фитца. Волчий век короче людского, Ночной Волк успел состариться. Мальчик подрос и пришло время отдавать его в обучение ремеслу, а у хороших мастеров это стоит денег, которых нет у отшельника, живущего охотой, собирательством да продажей кое-чего на ярмарке. Тут у его порога и появляется блистательный вельможа, лорд Голден, в котором герой с удивлением узнает Шута. В прошлых книгах это был бесцветный маленький человечек, буквально альбинос. И не вполне человек, чему подтверждением нынешняя перемена с явлением в облике смуглого золотоволосого красавца.

С ним, под личиной его слуги, герою предстоит вернуться в Баккип, потому что пропал: сбежал, подпав под чье-то дурное влияние или похищен наследник. Вместе с ним исчезла охотничья кошка, подаренная дворянским семейством одного из герцогств, к которой парнишка очень привязался. Сразу — кошка, конечно, не домашняя, скорее вроде маленькой рыси. Миссия Фитца, как ближайшего кровного родственника и человека, владеющего одновременно двумя видами магии: преследуемым Уитом и царственным Скиллом — найти и вернуть принца. Не будем забывать и о базовых потребностях — это даст возможность заработать на обучение Нэда.

«Миссия Шута» — это снова Робин Хобб, которую любят все (кроме идиотов из комитетов Хьюго, Небьюлы и Локуса). Ярчайшие приключения, достоверный мир, герои из плоти и крови, смех и слезы, безупречная повествовательная логика, глубокий смысл. И неожиданное сопоставление кошачьих повадок с собачьими. А я умерла для мира, пока не дочитаю этот трехтомник.

Эпическая сила

Смешались в кучу кони, люди...

Смотрите, какая история. Далекое будущее, человечество настолько продвинулось, что овладело технологиями межзвездных перелетов и обрело подобие вечной жизни переносом сознания в другие тела, но не сумело предотвратить катастрофу, сгубившую Землю. Корабль «Звезда Индии» с беженцами на борту находит землеподобную планету и обращает в рабство ее население (а чего еще ждать от компатриотов?) Отныне аборигенам запрещен технический прогресс, за этим строго надзирают «наши», поощряя покорных плюсиками в карму и наказывая строптивых следующим воплощением в тело инвалида или животного. Сами земляне жируют, наслаждаясь благами цивилизации, неограниченной властью и объявив себя богами индуистского пантеона — благо их там несчетное количество. Если бы звездолет назывался, к примеру, «Франция» или «Папуа, Новая Гвинея» было бы сложнее, но Индия обеспечила фантазии простор практически безграничный.

Впрочем, всегда есть те, кто равнее равных, верховные Агни (божество огня), Вайю (ветра), Индра (громовержец) Яма (смерть) и еще несколько самых крутых тут у власти. В прежние времена один из ребят, Сэм, тоже был с ними, но принял ошибочное решение содействовать прогрессу местных и за свое прометейство низвергнут в местный аналог ада. Хотя сначала его просто пленили. но тогда он сбежал,похитив тело одного из младших богов и затолкал сознание Владыки кармы в собачье тело. За это боги лишили его тела, распылив сознание по кольцевой системе вокруг планеты. У Ямы свои виды на героя, и при содействии Така — архивариуса богов в обезьяньем теле (обезьяны разные бывают, кто читал в детстве «Рамаяну» в переложении журнала «Мурзилка», вспомнит лапочку Ханумана — летающего обезьяна, который, мне например, нравился больше Ситы и Рамы вместе взятых) — так вот, Яма извлекает душу Сэма из кольцевой системы, и он тут же вносит революционные изменения в машину кармы, за что низвергнут богами в местный аналог ада. Но поскольку это владения Ямы, который его вытащил в телесность, Сэм находит способ договориться, снова обманывает владыку загробного мира, поднимается в чертоги богов и крадет — в общем, какую-то штуку.

И это только самое начало, а впереди еще примерно миллион приключений, сражений, перевоплощений, в том числе гендерно-противоположных, хитростей, подлостей, геройств. И, блин, из такого бриллиантового материала Роджер Желязны как-то умеет сделать совершенно нечитаемое месиво из «Махабхараты», «Рамаяны», «Хитападеши», Вед», «Упанишад» — вообще всего, до чего мог дотянуться. Он сам говорит в послесловии, что как-то подумал о непозволительно малой представленности индийской мифологии в англоязычной (читай — мировой) фантастике. Быстренько почитал всякого-разного отовсюду и сваял шедевр. Что ж, пусть так.

А в русскоязычной в это же время творили Ефремов и братья Стругацкие. В том смысле, что важно оказаться в нужное время в нужном месте.

Между добром и жезлом

Чем больше читаю Роджера Желязны, тем сильнее убеждаюсь, что не мой автор. Но не могу отказаться от попыток понять, чем его гибельное обаяние так привлекает фанатов, беру все новые книги — это уже не история про мышей и кактус, а вызов: какой ты, на фиг, читатель, если не в состоянии оценить прозы, от которой все вокруг в восторге? Итак, «Порождения Света и Тьмы» (вариантов перевода несколько, у меня этот). Соединение сверхтехнологии с древнеегипетскими богами на роли действующих лиц выглядит интересно и достаточно свежо даже сегодня, когда писатели в какие только эксперименты не пускаются, что уж говорить о начале семидесятых.

Ибисоголовый Тот (бог учета и контроля) некогда в-одиночку правил миром, поддерживая равновесие, но постепенно доверил полномочия помощникам, каждый из которых работает в соответствии с собственным пониманием прекрасного Осирис (бог плодородия) всюду насаждает жизнь, в то время, как Анубис ( в египетском пантеоне бог врачевания, в его ведении также мумифицирование) Желязны, считавший, что кто отвечает за погребальные обряды, тот и главный по смерти, делает его Истребителем, насылающим на множество миров чуму, войну, глад, блед и прочие пакости. В момент, когда Тот обнаружил на окраине мира какую-то Плачущую-в-ночи штуку, которая угрожала Вселенной и развоплотила его любимую жену Нефтиду. С какого перепуга? Нефтида, сестра Исиды, у египтян была женой Сета, такая суетная особа, шопоголичка и консьюмеристка в современных понятиях, а ее муженек, вот он как раз главный злодей пантеона. Но то как по правде, у творцов свое видение, сэр Роджер делает Сета рыцарем в сияющих доспехах — причем буквально, после тысячелетнего служения на Станции Смерти в подчинении у Анубиса, лишенный памяти и телесности, герой обретает плоть, которую жестокий повелитель тут же кромсает на куски (правая нога хрясь — и пополам, левая — хрясь и пополам) заменяя серебряными запчастями, прямо как у Железного Дровосека в сказке про Элли и Тотошку.

В общем, непросто, а чтобы жизнь уж совсем не казалась малиной, автор добавляет в копилку персонажей скандинавских Норн, которые тут не богини судьбы, а вовсе кузнецы, и дракона Тифона из греческой мифологии, правда тут он Дух Черной лошади и по совместительству брат большинства персонажей (они у египтян, помните, все друг другу одновременно дети и родители, сиблинги и супруги, есть отчего свихнуться специалисту по геральдике и строительству родословных древ). Пока Сет, понемногу приходящий в чувство, воюет за возвращение миру утраченного равновесия, в романе много чего происходит. хотя по-настоящему запомнится лишь скатологический эпизод. На всякий случай, здесь это про гадание по внутренностям, а не о том, что вы подумали. В момент, когда жрец, к которому герой обратился за предсказанием, потрошит своего конкурента, чтобы использовать его кишки в качестве гадательного инструмента, умирающий поправляет ошибки и неточности своего убийцы, участвуя в сеансе всем существом (простите, не удержалась, но такая уж это книга).

Как при такой масштабности и обилии супергероев Желязны умудряется быть невыносимо скучным — пожалуй главная для меня его загадка. Но ощущения от него можно сравнить с разжевыванием картона, и эта книжка еще ладно, сейчас расскажу о «Князе света», вот где жесть жестяная.

Тайна черного Иисуса

«Задние зубы у него не росли до девяти лет. Мать вырыла крота, обрубила ему лапки и, нанизав их на нитку как ожерелье, надела на шею малыша. Втирала ему в десны свежие кроличьи мозги. Набивала ему в карманы гремучек, свиные хвосты и, наконец, зубы аллигатора – все тщетно. Пустила пройти по его телу собаку – верное средство, – но собака его укусила и сбежала.»

1969, Нью-Йорк, Бруклин. Не белая, относительно благополучная его часть, а та где безденежное отчаянье правило жизнями слишком черных или слишком нищих, чтобы переехать, балбесов. Пожилой мужик, которого все здесь зовут Пиджаком, он и вправду ходит все время в пиджаке, хотя это единственное, что есть в нем респектабельного. В остальном обычный местный алкаш-раздолбай, хотя и дьякон местной церкви. К тому же, слегка тронутый после того, как неожиданно умерла два года назад его жена Хетти — продолжает разговаривать с ней, но не так, как если бы считал живой, а требуя открыть, куда спрятала Рождественскую кассу. Хетти много лет исполняла обязанности казначея их церковной общины, держала кассу, куда прихожане понемногу отчисляли весь год, чтобы на Рождество устроить пир и порадовать детей подарками. В год ее смерти все остались без праздника, потому что касса так и не нашлась. Для щепетильного Пиджака необходимость найти и вернуть эти деньги своего рода идефикс.

И вот, этот дедок, ни с того, ни с сего подходит к Динсу, в прошлом звезде местной бейсбольной команды (которую, к слову, тренировал Пиджак), ныне сколотившему банду пушеров — и стреляет в него. Нет, не убил. отстрелил кусочек уха. Среди бела дня, на глазах у всего района. Что характерно, после он не будет помнить о происшествии, и всякий раз станет удивляться, когда соседи станут говорить, что надо бы скрыться — не полиция загребет, так бандиты замочат, для них наказать стрелявшего в главаря — вопрос криминальной чести. Динс мстить не хочет, он благодарен старому тренеру за то, что разглядел в нем когда-то талант и был единственным, кто возился с ним. А что не вышло стать профессиональным бейсболистом, — так этого и не ждал никто, не бывало такого, чтобы черный парень из бруклинских домов для бедных становился профи. Однако он тут не один: снизу давит «бригада», а сверху есть тот, кто снабжает их товаром для продажи, и этот некто заинтересован в том, чтобы наказать старика, и чтобы все понимали, за что.

Дальнейшие события разворачиваются вокруг этой коллизии, погружая читателя в колоритный мир цветного района конца шестидесятых в стиле отчасти криминального боевика, отчасти черной комедии. Вторая сюжетная линия — поиски спрятанного сокровища предпринимателями из итало-ирландской диаспоры. В прошлом бандиты, ныне эти люди легализовались, ведут свои дела если уж не в белом, то в сером секторе экономики. И вот этот посыл, когда во-многом несовершенная, но в целом создающая более комфортные условия для легального заработка, чем для реализации криминальных схем, система, предполагает такой переход естественным образом: ирландцы с итальянцами начали раньше и первыми ушли от имиджа дебоширов, пьяниц, мафиози; афро- и латиноамериканцы позже, но и они движутся в том же направлении — это «Дьякон Кинг Конг» Джеймса Макбрайда передает предельно точно. Как и то, что люди учатся ладить, преодолевая культурные, национальные, ментальные и расовые различия.

А для меня главной причиной читать стал перевод Сергея Карпова, его работа над книгой — всегда радость открытия. Яркий и сочный язык романа — это отдельное, чтобы не сказать «главное» читательское удовольствие.

По дороге из желтого кирпича

»...словно бы паря над всей страной в летающей самодельной хижине, пропитанной чем-то вроде хрупкого дачного уюта.»

Павел Пепперштейн — фигура для современной отечественной литературы культовая. Автор сильно не для всех, но тот, в чью кровь однажды проник медленный яд «Мифогенной любви каст», отравлен безнадежно, и не пропустит следующей книги. Тем более — после полутора десятков лет молчания. Даже зная, как непросто придется с этим чтением. Уникальный читательский опыт складывания слова «Вечность» из обломков и обрывков разной степени сохранности не проходит бесследно, требует подтверждения квалификации, и ты не можешь противиться — идешь искать за внешней повествовательной распыленностью и бессюжетностью иного уровня внутренней связности.

К слову о сюжете, представляющем заявленное в заглавии «Странствие по таборам и монастырям». Если исходить из того, что все многообразие сюжетов мировой культуры сводится к войне и дороге домой, «Илиаде» и «Одиссее», то здесь второе. Сквозной герой в галерее персонажей Цыганский Царь или ЦЦ (для друзей) — бывший детдомовец, не знавший своих родителей, в детстве услышал, что кто-то из персонала назвал его цыганом, и придумал сам себе это имя-титул. Выросши, стал математиком, «неправильным», не из тех, что доказывают теорему Ферма (или что там доказывают математики), а из тех, что квасят с приятелями-собутыльниками. Двое как раз заглядывают, чтобы с его помощью отнести киношникам письменный стол — образчик советской мебельной архитектуры, наиболее востребованной у реквизиторов. Дело в том, что в городе снимают немыслимо дорогой сериал о советском академике — род манны небесной для маргиналов — туда постоянно требуется массовка и аутентичные вещи.

Павильон, в который превращен советский НИИ, становится отправной точкой странствий, и первым монастырем, под который ЦЦ подводит себя (идиома «подвести под монастырь»), согласившись участвовать в авантюре со столом. Потому что, прежде подписав кучу бумаг о неразглашении, во внутренних лабиринтах здания он становится случайным свидетелем убийства режиссера из, подмененного боевым бутафорского, пистолета. Если я скажу, что кино очень похоже на сериал «Дау» (по мемуарам жены академика Ландау), который снимался с 2007 по 2019 годы в Харькове, то продолжать о прозрениях художников и флюидах, которые чуткие к предстоящим тектоническим сдвигам, творцы улавливают заранее — продолжать не понадобится?

Пытаться пересказать события или даже просто обозначить круг персонажей романа — дело безнадежное, их немыслимое множество, как локаций, так и персоналий. Скажу лишь, что сквозная тема здесь близнецовость. Особенность здешнего мифопространства в предельном, во всех отношениях, хардкоре: натурализм, плотскость, бестрепетное обращение к табуированным темам, виртуозные манипуляции с обсценной лексикой. Против опасений, это не ведет к десакрализации, скорее на глазах читателя происходит перемещение на иной качественный уровень сакрального. Когда прежде запретное приоткрывает на мгновение глубинный смысл, лишь с тем, чтобы окончательно захлопнуть створки: понял что-то, ухватил? Радуйся. Разжевывать никто не будет.

Лексико-семантический слой соединяет шокирующую непристойность с высочайшей поэтикой прозаического текста, филигранными стилизациями в соседстве с довольно посредственного качества стихотворными включениями — в них, как в роде буриме, зашифрованы послания здешнего оракула. Последнее роднит «Странствие...» с «Мифогенной любовью» и Советочкой, помещенной в голову героя по типу Метиды, заключенной в голове Зевса. Афина и здесь выглядывает из множества окошек вездесущей — нет. не кошкой, а Совой. Разгадывание пророчеств сопряжено с непременным гаданием по внутренностям слов и сложным переплетением семантических связей.

Референтность к литературным источникам, крайне сложная, часто немыслимо красивая, порой омерзительная, местами смешная сказка. Чистое ментальное наслаждение, хотя сильно не для всех.

Пляски на гробах

С «Друдом» это была вторая попытка: первый раз был лет шесть назад и сказать, что не полюбила эту книгу, значило бы сильно смягчить впечатление. Но вышла аудиоверсия, прочитанная Игорем Князевым, и я подумала, что возможно была неправа или не в том настроении, неверно поняла, что голос любимого чтеца поможет переменить мнение о нелюбимом романе одного из лучших современных писателей... За попытку спасибо, но затея не удалась.

Я многое могу рассказать о Диккенсе. Даже не от большой любви к нему, хотя люблю, чего уж там, Диккенса только Ленин не любил. Просто повезло читать «Дэвида Копперфильда» совсем недавно, уже в эпоху преимуществ развитого интернета. Иной уровень погружения. Ты читаешь о злоключениях маленького Дэви, смутно припоминаешь, что автор сам с детства вынужден был работать на фабрике, но никаких подробностей. А он так пишет об этом, что сердце кровоточит. И находишь об отце, разорившем своими авантюрами семью, о мальчишке, брошенном в фабричный ад; о том. что позднее, когда благосостояние семьи более-менее укрепилось и талантливая сестренка даже начала брать уроки музыки, родители не сочли возможным прекратить работу Чарли, и он никогда не простил им этого.

А потом Дэвид изучает стенографию, чтобы выставить свою кандидатуру на вакантную должность парламентского репортера (верный заработок для умного человека, и весьма приличный). Но он представления о стенографии не имеет, а курсы, обещающие выучить, запредельно дороги. И вот по книге, вечер за вечером, отдавая этому безнадежному делу все часы редкого досуга, герой учится престижному ремеслу. В точности (узнаешь из интернета) как это было с самис Диккенсом, который после преуспел на стезе парламентского репортажа. В точности так, как изучала языки я сама. Нет, не в смысле: «все великие люди поумирали и мне что-то нездоровится», это к тому, что хорошо понимаю его.

Я не увидела-не почувствовала-не прониклась этим, читая роман написанный как-бы по мотивам «Тайны Эдвина Друда» «Как бы», потому что разгадке тайны последнего диккенсова романа в нем отведено пять страниц из тысячи общего объема. Имея в читательском активе примерно все книги Дэна Симмонса, в этом случае я не его поклонница. Безмерно уважаю симмонсову просветительскую деятельность — редко кому дано занимательно, почти играючи, исподволь вкладывать в ум и сердце читателя, пришедшего поразвлечься, столько всего о книгах. Благодарна за курс лекций о писательском мастерстве, по-настоящему интересных. Но с «Друдом», воля ваша, это нехорошо. Да, Диккенс был живым человеком и ничто человеческое не было ему чуждо, а любовь стареющего гения к юной актрисе Элен Тернер давно стала достоянием гласности. Как и то, что он оставил ей львиную долю своего состояния. Но в романе как-то неуловимо смещены акценты и за кадром осталась любовь семьи писателя к жизни на широкую ногу, которую он десятилетиями обеспечивал рабской литературной поденщиной, подрывая здоровье, в том числе, публичными выступлениями. Снова семья, которой ты обязан дать все и которая не особо напрягается в ответной любезности. Молодая любовница или долгожданная тихая пристань?

Здешний Друд, довольно марионеточный, должна заметить, кажется скверным слепком с конандойлова Мориарти. Вполть до внешности, мимики, пантомимики. Мне возразят, что живем в пору постмодерна и роман отчасти является оммажем Шерлокиане. Правда? А еще кому? Арсенлюпениане? Фантомасиане? Слишком хорошо, тоже нехорошо, господа, а нагромождение сваленных друг на друга стоимостей не создает ценности. И самое главное — образ рассказчика. Уилки Коллинз отличный писатель викторианской эпохи, перу которого по признанию критиков принадлежит самый сложный и самый длинный детективный роман. Неоднократный соавтор Диккенса, его родственник и друг. И он по-настоящему хорошо писал, а его романы «Муж и жена», «Закон и женщина» можно назвать провозвестниками феминизма. Зачем эти горы нечистот, сваленные на голову того. кто сам за себя постоять уже не сможет? Только из страсти к ловле рыбы в мутной воде? Не стоило, право, мэтр. Даже эпизод с вишнями у вас какой-то куцый вышел, вот так об этом правильно:

Невыразимую нежность вызывает у меня рассказ о том, как Диккенс в трудные годы своей лондонской юности шел однажды позади рабочего, несшего на руках большеголового ребенка. Человек шел не оборачиваясь, мальчик из-за его плеча смотрел на Диккенса, который ел по дороге вишни из бумажного пакета и потихоньку кормил тишайшего ребенка, и никто этого не видел.

«Лекции по зарубежной литературе» Набоков

Скверный анекдот

Машина, картина, картонка...

Место действия — французский Сен-Мало и окрестности, время — неопределенное прошлое, которое с равным успехом может быть тридцатыми, шестидесятыми или даже днем сегодняшним. Хотя сегодняшним — нет, скорее первое или второе. Два человека едут навстречу друг другу по шоссе, один из них турист поневоле — ищет лекарства от сердечных ран в этом курортном городке; второй — признанный эксперт по живописи, консультирующий солидных коллекционеров. Как раз сейчас он направляется на одну из таких встреч и опоздать никак не может себе позволить. Но очевидно придется — на дорогу перед ними падает огромная сосна, лишив каждый из автомобилей возможности продолжать движение в заданном направлении.

Я сказала, что эксперт, Жан-Марк кровно заинтересован в продолжении пути. Его оппоненту (не в смысле «противнику», а в значении «человеку напротив») англичанину Гаю, в общем, нет большой разницы, но тоже приятного мало. Француз предлагает поменяться автомобилями: «Через неделю я закончу свои дела и верну вам вашу малолитражку, а вы пока поездите на моей». И это царское по щедрости предложение. учитывая, что ему предстоит пересесть с потрепанной машинки эконом-класса на Ролс-Ройс (интернеты говорят о сегодняшней цене в среднем 30 000 000). Кто бы отказался? Гай — нет.

Машина, как это всегда бывает в детективах с предметами роскоши, обладателями которых становятся простаки, немедленно начинает диктовать условия игры. До неузнаваемости меняя мир нового владельца и притягивая в его жизнь прекрасную женщину, безумно дорогую картину, яростного врага. Ну, что сказать об истории в целом — очень обаятельный плутовской роман, если начало напомнит вам Себастьяна Жапризо, то продолжение явно в духе Иоанны Хмелевской. А финал... Ну, про финал вы решите сами. Книга совсем небольшая и есть в аудио (для лентяев, как я).

Под маской жизнь — игра!

«Да, маска кстати гордецу,

Наглецу и глупцу,

А нам стыдиться наших лиц

Просто не к лицу.»

В Рождество все немного волхвы я не исключение — хочу подарить вам сборник святочных историй от Майи Кучерской. Я не знаю в современной русской литературе другого автора, чье творчество было бы настолько проникнуто духом христианства, но именно в этих рассказах православная составляющая мала. Наверно каждый понимает, почему, но не будем о грустном. Святочный рассказ как жанр предполагает следование нескольким условиям: привязка к календарному Рождеству; сложные обстоятельства, в которые попадают герои, вплоть до смертельной опасности; чудо как кульминация; некая финальная мораль.

Здешние истории редко происходят под Рождество или в Новый год, во-многом заместивший его в нашем понимании, если что и роднит их со святочными рассказами, то элемент чудесного. Ну и, в целом положительное разрешение сложных, грустных, неприятных обстоятельств, в которых оказываются герои. С некоторыми из них («Птички», «Тренировки по плаванию», «Сувенир на память» и кажется «Кукуша») постоянные читатели Майи Александровны знакомы, хотя в несколько иной итерации — к выходу в этом сборнике они изменены (можете сыграть с собой в «Найди Х отличий»).

Меня обожгло «Номером тела» — историей героини, которая хоронит одинокую няню своих детей. Дети давно выросли, связь оборвалась. но вот именно под Новый год судьба сводит ее с этой женщиной, чтобы возложить хлопотную и напрочь лишенную приятности миссию. Такое «неси свой крест» в лайтовом варианте. Оглушило рассказом «Маленькие люди уходят вдаль», где на поверхностный взгляд «просто встретились два одиночества», а приглядишься — о том, что наши представления о том «как лучше» совсем не обязательно хороши для других, и насильно никого не осчастливишь. «Чувство метлы» заставило поежиться не воспоминанием о лихих девяностых, но предчувствием. А титульный «Случай в маскараде» позабавил.

Кучерская мастер, от нее все хорошо. Хотя бездумно порадоваться с этим сборником вряд ли получится. Да ведь мы и не рвемся к бездумному, нет?

Не-милые кости

Англия, середина позапрошлого века, всеобщий повальный интерес к мистике, столоверчению и прочим способам связи с потусторонним миром дает юной Женевьеве (Дженни) Тиммонс возможность заработать на кусок хлеба. Без масла, если что, об икре и думать не стоит. Она плод мезальянса: мама из обеспеченной семьи связалась с бедняком отцом, была отторгнута родней, папа погиб до рождения дочери. Юная брюхатая вдова нашла приют у ярмарочной гадалки, переняла у нее приемы и навыки, помогающие в работе с клиентами, позже научив им дочь. Вот только, увы, сейчас maman переселилась в лучший мир, а дела у Дженни пошли так скверно, что нечем заплатить за комнату в «пансионе», который на деле бордель, где девушка с матерью квартировали, и хозяйка грозится приставить ее «к делу». Девушка она приличная. что бы вы ни подумали, и скорее украдет что-нибудь у богачей, для которых проводит сеансы, чем согласится торговать телом. Проблема в том, что безнаказанным воровство у богачей не остается. Дженни грозит виселица, тут-то судьба и протягивает ей соломинку в виде заказа от мистера Локхарта, семейного адвоката Линвудов

Юная и прекрасная Одра Линвуд недавно погибла, накануне собственной свадьбы, там матримониальные дела так обстояли, что брак скреплял и упрочивал права двух наследников, и нынешний владелец, несчастный жених, мистер Пембертен в любом случае унаследовал бы поместье и замок. Но теперь он сильно страдает, сеанс связи от мисс Тиммонс, должен помочь вдовцу обрести душевное спокойствие, за это адвокат берется защищать ее в суде. Разумеется, героиня соглашается. А в роскошном Сомерсет Парке, расположенном у моря, отчего Дженни тотчас вспоминает предсказанную ей гадалкой смерть в 19 (нынешний возраст), виновато в которой будет море (выходит о виселице можно было не волноваться?) — н а месте задача девушки осложняется тем, что мистер Пембертен, молодой и привлекательный, имеет на нее свои виды. И снова не то. о чем вы подумали: хозяин Сомерсет Парка убежден, что невесту убили и намерен с помощью медиума вывести убийцу на чистую воду по принципу «на воре шапка горит».

Она не против поспособствовать, но тут вмешивается Призрак. Молодая женщина, которая всю сознательную жизнь убеждала других в реальности потустороннего, сама ни чуточки в него не веря, в Сомерсете сталкивается с тем, что опровергает ее представления о мире, настойчиво требует помощи, и, похоже, грозит реальной опасностью. В «Призраке Сомерсет Парка» канадская писательница Б. Р. Майерс следует путями, проложенными корифеями викторианской готики, лишь несколько осовременив реалии и придав истории пикантности. В целом набор тропов действует так, как ожидалось: дева в беде, возможность спасения, плутовской роман перетекает в мистический триллер с любовным флером, мрачные тайны, родовое проклятие и пугающее предсказание, тайный дневник, немного жестокого мужского мира и сестринской солидарности, неожиданные повороты сюжета — все это заставляет ежиться от ужаса и сопереживать героине.

Или не заставляет, меня нет. не люблю «сделанных» книг. Но на то, чтобы провести с этой несколько зимних вечеров, история вполне годится.

Ностальгия по настоящему

«Ты мечта супергероя, Зоя

Где б найти билет до Лос-Анджелеса?

Минимум — причина краха Трои

Максимум — невеста Ахиллеса.»

Тихонин и Мария встречаются в Стамбуле через сорок лет после того, как расстались. Сейчас обоим по шестьдесят с небольшим, не назвать молодостью, даже поздней (в классификации ВОЗ «зрелая молодость» 45-60), но возраст дееспособный и располагающий к умеренным радостям. Познакомились шестнадцатилетними, любовь случилась сразу, а близости ни разу. Любовь, ведь тоже разная, у них все складывалось, не в ромео-джульеттном стиле: «забудь отца и имя позабудь», а куда прозаичнее, как оно в жизни и бывает. От ее мамы, женщины несносной и чудовищной властности, папа-летчик сбежал давно, оставив дочь изыскам карательной материнской педагогики, Мария страстно мечтала сбежать тоже. Туда, где Тамара до нее не дотянется. В жизни парня мама была постоянно, а отец так же перманентно отсутствовал, деля время между рыбалкой, охотой и запоями. Частенько приносил улов или добычу, с которыми мама пекла вкусные пироги. Знакомство Марии с Тихониным, едва начавшись оборвалось его колонией за глупую подростковую шалость.

После много писали друг другу и еще дважды встретились: сначала она приезжала к нему в колонию, хотя ее: «Выходит, летчиком тебе уже не быть» — не оправдалось, судимость сняли, в Оренбургское летное он поступил, не закончил только. Харизма соединялась у него со склонностью к поискам смысла (не юродивым правдорубством, куда более социализованным вариантом, но противопоказанным карабканью по карьерной лестнице). Работал со справкой о незаконченном высшем военном образовании вторым пилотом в сельхозавиации в Узбекистане. Туда она приезжала к нему во второй раз. С раскопок, где с коллегами-археологами вскрывала могилы соратников Тамерлана. На очередных раскопках познакомилась с американским профессором, вышла замуж и уехала в Штаты («Понимаешь, там она до меня не дотянется»). Восьмидесятые, на минуточку, Союз еще кажется колоссом, а про глиняные ноги скажи кому тогда, покрутили бы у виска.

За сорок лет чего не случалось, время выдалось интересное, он многим успел позаниматься. С ненулевым результатом. Олигархом или миллиардером не стал, зарабатывание денег не оказалось в числе его особых талантов, но к третьему десятку нового века пришел с кое-какими средствами. А главное — разыскал ее, которой никогда не забывал, предложил вместе встретить старость, она не отказалась. В мире ковидный двадцатый с его ограничениями, у них встреча в Турции и поездка на арендованном автомобиле к дому, куда она войдет хозяйкой. Шильдик на обложке книги сообщает, что Андрей Дмитриев лауреат Русского Букера и Ясной поляны, но мое знакомство с его прозой до сих пор ограничивалось «Этим берегом», который ничего не завоевал, но не забылся, как большинство прочитанных четыре года назад. «Ветер Трои» не забудется тоже.

В нем «Когда бы не Елена, что Троя вам одна, ахейские мужи?» Мандельштама и гриновское несбывшееся, которое зовет нас, соединяется с гротескно-жириновским: «каждой русской женщине — по мужу» и «на том пруду, куда тебя я приведу» группы «Лесоповал». Размышления о людях хребта и людях панциря перетекают в теорию о двух возможных типах общественной организации: гетто или базаре. Ветры влияют на людей, внушая определенные мысли или вовсе лишая разума. Бывший ответработник всякий октябрь едет в тайгу, чтобы жечь там сосну и беседовать с духами. И ты, читательница, понимаешь в какой-то момент, что именно такой финал предвидела, что иначе быть не могло, когда у Марии уже и несносная мать в Айове, и даже затурканный материнский сожитель-поэт. Дети еще, взрослые, но все же. Собака Тыковка в приюте, которую домой взять не может — дома Ося, Лиля Вова, Тамарины таксы.

Да потому, что Гомером все давно написано. Ты понимаешь, что все по- честному. И все это горько, печально, светло.

Сказка за сказкой

«Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену.»

У молодого лорда Хендерсона средства есть, да еще какие — 80 000 фунтов годового дохода, и это не считая Бленкинсопа — родового замка. Справочно: 10 000 дают возможность жить, не нуждаясь, в скромном коттедже о шести-восьми комнатах, держать горничную и кухарку, пользоваться одноконным экипажем; 20 000 — это уже жизнь, со штатом челяди и приличным выездом. 80 000 — запредельно много, уровень олигархов: Дубай, Мальдивы. Ницца — вот это вот все. Впрочем, молодой Хендерсон не покидает Бленкинсопа, где живет, один после смерти родителей. Его и поиски невесты не заставили изменить затворническим привычкам. Подумайте только, этот юноша приглашает возможных претенденток на титул леди Хендерсон провести (о ужас!) ночь в особой опочивальне его замка без сопровождающих.

«Возмутительная дерзость!», «Да что он о себе возомнил!», «Конечно, никто не согласится,« — был общий вердикт. После чего дочери сквайров потянулись в Бленкинсоп. Без шумихи, обыденно, и то сказать — годовой доход в восемьдесят тысяч сам себя не завоюет. Три девицы Уоткинс в сопровождении служанки Садимы прибыли, разминулись в воротах с дочерью миссис Баррет, громче всех твердившей, что нипочем не согласится на такое безобразие для своей кровиночки (у которой. к слову, один глаз меньше другого, так что и без того шансов не было). Ночи испытаний начались. Приоткрою завесу тайны: претендентка должна была переночевать на невероятно высокой постели, а была она так высока. потому что, одна на другую, положены были на ней двенадцать перин. Ага, вы сейчас вспомнили «Принцессу на горошине»? И вы не ошиблись. Только вместо горошины под нижней из дюжины перин было... не скажу, что, потому что это лучше прочесть вам самой, а еще лучше послушать, читает Федор Малышев восхитительно.

Француженка Флор Веско не ограничивается одной сказкой. В «Золоте, перине и ночной чертовщине» «Алиса в Стране Чудес» соединилась с «Гордостью и предубеждением»; а «Золушка» с «Красавицей и чудовищем», и мифом о Мидасе — чтобы мало не казалось. История получилась в самый раз для создания себе новогоднего настроения ведь под Новый год случаются чудеса! (которые мы заранее тщательно подготовили).

Жить вы будете плохо. Но недолго

«Город Полуночи», вторую книгу «Мистера Вечного Кануна» вернее было бы назвать второй частью одной книги. Уверена, что так и есть, издатели просто разделили роман на два тома, потому что вряд ли найдется много желающих купить тысячестраничный кирпич от неизвестных авторов, да и с технической точки зрения, верстка должна быть непростой. А потенциал у истории богатый, и прочитавший «Уэлихолн» непременно захочет продолжить знакомство — количество рецензий на Лайвлибе тому в подтверждение.

Преимущество такого разделения для рецензента — о событиях предыстории можно говорить, рассказывая о продолжении, без боязни заспойлерить, потому что, собираясь читать первую часть, никто не идет знакомиться с рецензиями на вторую. Итак, к началу «Города Полуночи» мы уже знаем, что в Уэлихолне заправляют всем ведьмы, что прежде силу и власть здесь делили два ковена: Кэндлов и Кроу, но стараниями первых, вторые разорились и пришли в совершенное запустение. Знаем, что у Клары — ведьмы клана Кроу, которая кажется городской сумасшедшей, но она еще и ведет уроки в своей молодой ипостаси учительницы Мисс Мэри — что у нее 23 года назад выкрали новорожденную дочь, которую в нынешнем Самайне хотят принести в жертву — попросту отдать на съедение могущественному магу, разделившему свою личность, на манер Волан-де-Морта с его крестражами, между неодушевленными предметами: метелкой, котлом, ключом, фонарем, зеркалом — прежде бывшими людьми. Это существо поставит мать Виктора, Корделию Кэндл, во главе всех вообще британских ведьм, сместив с поста прежнюю королеву. А кроме того, поспособствует проведению ритуала, который сольет воедино силу трех поколений ведьм Кэндл и посвятит в ведьмовство милую малышку Кристину.

Кристина и Виктор в финале первой книги спасли захваченного Корделией в плен короля гоблинов, в награду получив увечье (сестра) и смерть (брат) — да, это очень жестокая и совсем не благостная история. Однако в начале второй мы встречаем Виктора живым и почти невредимым. Объяснение есть и оно логически непротиворечиво — «Мистер Канун» вообще замечательно продуманная история, в которой причины и следствия конгениальны, а развешанные ружья стреляют (и не всегда пуля огибает симпатичного читателю персонажа). Так вот, почему Виктор не в могиле, а вполне себе бодр — причина та же, по которой маман притянула его на этот праздник: он вместилище, живой контейнер для того самого мага, который, см.выше. Ему наш парень обязан выздоровлением и кое-какими сверхспособностями, которые проявляются у него, правда, лишь когда сам он выпадает из реальности.

История очень непростая, хотя внятно пересказать ее можно, задавшись такой целью. Но пересказывать без надобности, зачем портить вам удовольствие от чтения? Это сложно структурно, довольно необычно с идеологической точки зрения (я сейчас об общем пафосе и морально-этической составляющей); у этого странные отношения с эмоциональной привязкой — ты боишься проникаться к герою симпатией из опасения в следующем эпизоде узнать о нем что-то чудовищное, но против воли проникаешься даже к негодяям. И это тоже такая нестандартная особенность — насколько проще было бы позволить читателю полюбить персонажа, самоотождествиться с ним, но соавторы не искали легких путей — респект им.

Много экшена, хотя лично я не принадлежу к ценителям. Главным образом потому, что когда в книге нескончаемым потоком несутся ледяные иглы, срываясь с ладоней одних персонажей, огненные протуберанцы — других, шипастые лианы вырастают из ничего по мановению третьих — я не могу не думать о том, что это нехорошо с точки зрения закона сохранении энергии, и о том, почему такие могущественные создания до сих пор не захватили власть над миром, а ведут баталии за свое мутное болотце. Ну не получается у меня мозг отключать при чтении, простите.

В остальном крутейшая книга, и я понимаю. почему у нее так много поклонников.

Кануническое

Если вы подумали, что речь о грядущем кануне Рождества, то вы ошиблись, это о другом, интерес к которому обратно пропорционален настойчивости, с какой официоз рекомендует игнорировать «этот чуждый нам праздник». Лондонский журналист Виктор Кэндл в канун Дня Всех Святых возвращается в родной городок, где не был семь лет — с тех пор, как сбежал отсюда: от своей шумной, обильной и, прямо скажем, странноватой родни; от непонимания, как дальше жить и что делать после разрыва с любимой девушкой Сашей; от матери, которая демонстративно его не любит. Он бы и теперь не приехал, но получил загадочное письмо, отправительница которого сообщает, что в Самайн в его доме случится что-то страшное, умоляет приехать и помешать, а в конце признается, что подписалась вымышленным именем из опасения мести его семьи. Это заставляет его репортерское чутье сделать стойку. Ну или сам молодой человек уверяет себя в том. На деле же, причина в том, что каждому из нас важна возможность ощутить себя частью семьи и в каждом живет надежда, что все может перемениться к лучшему.

Напрасная в случае Виктора: мать по-прежнему игнорирует его, младший братишка Томми, похоже боится до полусмерти (неизвестно за кого принимая), отец не счел нужным покинуть свой кабинет, чтобы поздороваться и обнять сына — из-за запертой двери отвечает, что занят и просит оставить его в покое. Кристина, младшая сестренка, которая была забавным лягушонком, когда Виктор сбегал отсюда, а теперь превратилась в привлекательную юную девушку — похоже единственная в семье рада ему, хотя и с ней все не так просто. Что до Уэлихолна, городка, где Хэллоуин считается главным праздником года и отмечается с куда большим размахом, чем Пасха или Рождество — это место тоже довольно странное. Например черные коты: отчего-то в свой главный праздник горожане считают долгом убить или покалечить каждого хвостатого этой масти. В нынешнем году Томми с другом Чарли заранее отловили дюжину и еще одного, заперев в клетках в подвале заброшенного дома. Прибегают кормить после школы.

Я проглядела читательские рецензии на роман Торина и Яковлева, и если кто восхищается, то в стиле «мое сердечко остановилось», а если кто ругает — то за отсутствие семейной и вообще какой бы то ни было любви и общую непонятность. Насчет сердечка не скажу, мое билось ровно все время чтения, а что до нелюбви — это часть концепта, отличающего «Мистер Вечный Канун» от других-прочих жанровых книг, которых в сегодняшнем пространстве без счета. Да, это история, в которой любовь вынесена за скобки, даже самая незыблемая, материнская и сыновняя с дочерней. Матери в романе так же легко предают детей, как в обыденной жизни это делают сбегающие от тягот семейной жизни отцы. Отказываются от них, обрекают на несчастье и даже смерть ради следования пресловутому «своему пути», каким для женщин из клана Кэндл (а также почти уничтоженного ими клана Кроу) является ведьмовство.

Соавторам удается удивительным образом воссоздать в условной английской глубинке середины прошлого века (условной, потому что к реальной Англии того времени это относится примерно никак), атмосферу плантаторского Юга из «Унесенных ветром». Наряды, беззаботность, вечные склоки между тетушками Меганой и Рэмморой, семейное авто по прозвищу «драндулет», которое слушается одной только Кристины. Однако одновременно это и очень кельтское по настрою, ирландско-шотландское чтение, с городской легендой о пропойце Джеке-тыкве, обхитрившем самого дьявола и в целом отсутствием сантиментов. Такое оксюморонное сочетание несочетаемого. Север и Юг в нашем понимании меньшие антагонисты, чем Запад и Восток, но сплавить их воедино удается далеко не каждому, Яковлеву и Торину удалось.

Книга получилась крутая, с жестким финальным панчлайном, и я уже читаю вторую часть. Потому что это реально того стоит.

Притворись тем, кем хочешь стать

"– Вы знавали их? Чудовище Франкенштейна и Дракулу?

– Да, конечно. Был знаком с обоими.

– И они были так же ужасны, как на экране?

– О нет… Немного с приветом, как теперь говорят, но восхитительны.»

1960, Хопалонг Бэзил, звезда Золотого века Голливуда застигнут непогодой на маленьком островке близ Корфу. Он, предполагаемый продюсер его «пенсионерского» проекта и его предполагаемый коллега остановились здесь, чтобы пообедать и застряли из-за шторма. Исполнитель роли Шерлока Холмса в пятнадцати фильмах о великом сыщике, он ассоциируется у зрителя с героем примерно в той же степени, в какой сэр Дэвид Суше соединился у нас сегодняшних с Пуаро Агаты Кристи. Оборотной стороной этой стопроцентной узнаваемости стало то, что называется «актер одной роли» — ни режиссеры, ни зрители не хотят видеть его иным. И вот теперь, когда явилась необходимость добавить толику к сбережениям на старость, подворачивается этот проект.

Задержка некстати, но против природы человек по-прежнему бессилен, остается ждать. Общество в отеле не кажется неприятным, а народная любовь к персонажу обеспечивает Бэзилу тот уровень психологического комфортв, в каком и поскучать можно. Скучать не придется. В первый же день погибает молодая женщина, компаньонка богатой дамы, путешествующая вместе с ней. Все выглядит как самоубийство, но некоторые детали заставляют усомниться в этом. И, вы уже поняли, что человек, бесчисленное количество раз примеривший на себя дедуктивный метод Холмса, не останется в стороне от возможности разобраться. Не потому, что ему хочется, а потому, что общество делегирует ему эту роль.

Дальше «Последнее дело Холмса» разворачивается неспешным герметическим детективом, в котором убийства множатся, улики интерпретируются так и этак, а под подозрение попадают все постояльцы отеля, не исключая персонала и самого Бэзила. Артуро Перес-Реверте может быть очень разным, моя любовь к нему началась с «Фламандской доски», историко-искусствоведческого детектива, продолжилась «Тенью Дюма» — триллером с элементами интеллектуального детектива, а как хороши «Боевые псы не пляшут» — собачий детектив. С жанром автор на «ты», хотя в этом романе мне не хватило динамики. И аллюзивности, интеллектуальной игры, в которую он так хорошо умеет.

Все-таки Золотой век Голливуда в соединении с конан-дойловскими мотивами позволял надеяться на нечто большее, чем шпилька стареющего артиста в адрес «этой молоденькой выскочки Софи Лорен».

Где твои крылья, которые нравились мне?

Сократово: «Чем больше я знаю, тем больше понимаю. что ничего не знаю» — идеально подходит к ситуации. Предпочитая прочим жанрам фантастику-фэнтези и читая не просто много, а как-то даже неприлично много (редкий месяц меньше сорока книг), об авторе впервые узнала несколько дней назад из редакционной подборки «Театра To Go». Между тем, судя по количеству рецензий на Лайвлиб и даже Гудридс, куда наши редко заглядывают — среди читателей из поколения зумеров и отчасти миллениалов Владимир Торин персонаж почти культовый.

«Птицы» начинают готический стимпанк-цикл, действие которого разворачивается в городе, где все время идет снег. Лета там не бывает, с периодичностью раз в три-четыре месяца случаются страшные снежные бури, которые длятся по нескольку дней. Бураны смертельны для всякого, кому не повезло оказаться в это время снаружи. Неясно, на каких ресурсах существует этот мир. Это не придирка, фантастическое допущение в идеале одно, и прочие компоненты не входят с ним в противоречие. Примеры: «Препараторы» Яны Летт с их Стужей. Лето там бывает, хотя чахлое и квелое, но главное, что источником энергии и экспортной статьей служат Создания стужи, на которых охотятся Препараторы. Это «правильный» мир с фантдопущением и четкая картина, выстроенная вокруг него. Отрицательный пример — народно любимый сериал Виктора Дашкевича про «Колдуна Российской Империи»: где создания Хаоса Дивы — демоны на службе у людей, могут многое, но если хозяин случайно поранится, див его сжирает. Смертельной может оказаться даже капля крови. Круто до тех пор. пока граф Аверин не оказывается ранен на задании со своим демоном Кузей, который спасает его, вместо привычного «схарчить» и все идет по п... — в общем не по плану. Пиплу это не мешает хавать и даже назначить Имперского колдуна лучшей книгой 2024, что скорее говорит об отсутствии у массового читателя критичности, с искажением в его картине мира причинно-следственных связей. А также о любви к котикам.

Однако вкернусь к «Птицам». Финча считают отсталым, потому что он не делает особых успехов в учебе, не агрессивен и не из тех детей, что могут выставить обидчика на посмешище, припечатав острым словцом. Сирота, он живет с дедушкой, одет бедно, потому что денег у них немного, терпит придирки учительницы, от которых еще больше тупеет и меньше понимает, и в целом жизнь у него не сахар. Однако осознать, насколько она, такая как есть, хороша, ему доводится лишь когда все радикально изменяется. Вернувшись однажды из школы, Финч не застает дедушку дома, его уличная одежда на месте, но окно (пятый этаж, на минутку) открыто и на подоконнике след от мужского ботинка. Дальнейшие поиски выявляют счет за линзы из магазина в аристократическом районе на 200 фунтов — безумные для них с дедушкой деньги, пружины непонятного назначения из магазина в куда менее респектабельном, и стофунтовую банкноту — она будет оплачивать расходы в розысках.

А что, такая прям необходимость искать, нельзя подождать. пока дед сам вернется? Никак нельзя. Во-первых Финч сирота, а исчезновение единственного опекуна угрожает ему приютом, о помещении куда позаботится консьержка, которая прибирает к рукам опустевшее жилье. Во-вторых, местный МЧС оповестил о приближении снежной бури, а, см. выше. В одном из давних буранов погибли родители мальчика. Помогать ему в розысках будет рыжая Арабелла с седьмого этажа, одноклассница, которую Финч считал задавакой и лишь теперь узнал, что ее отец пропал без вести, и в их квартире поселился гад, который называет себя ее дядей Сергио, опаивает маму каким-то лекарством, отчего та сделалась безвольной и вялой, а девочку заставляет работать как прислугу и даже бьет. Каким-то образом рыжая знает, что разгадка тайны Финчева дедушки поможет изгнать из их жизни этого упыря.

Скоро возникает второе фантдопущение с Нептицами — древними созданиями магической природы, живущими бок о бок с людьми, ничего о них не знающими. Эти нептицы умеют маскироваться под людей личинами и в целом скорее нейтральны к нам, но существует фракция, желающая разрушить мир или что-то в таком духе. Там как-то все завязано на страшное пророчество одноглазого нептицы Корвина, ради которого нужно запытывать некоторых представителей этого племени, а также людей — до смерти. А потом появятся еще одни создания, совсем в духе лавкрафтова ктулху, и все окончательно запутается.

История закрученная, готически мрачная, немыслимо затянутая и не то, чтобы скучная, Торин умеет в «сделай мне интересно», но какая-то рыхлая. Однако в определенном обаянии ей не откажешь и я, удивляясь себе. скорее настроена прочесть-послушать продолжение. чем бросить.

Сладкий как желание, горький как желчь

Бойтесь своих желаний, иногда они исполняются.

Сергей Греков писатель. Чертовски талантливый, востребованный, умеющий заработать своими книгами на достойную жизнь (что, поверьте, редкость). Не менее уникален букет болячек его желудочно-кишечного тракта, делающий невозможными радости поглощения, доступные последнему нищему. Ну, с поправкой на состояние зубов. Но Греков своими крепкими и красивыми не может есть жирного, жареного, соленого, печеного, маринованного, консервированного, острого, сладкого — вообще ничего не может без сокрушительных последствий, кроме протертого отварного и приготовленного на пару. Без соли. Оттого вид имеет аскетичный, он и вообще-то мужик интересный, если бы не необходимость подчинять жизнь жесточайшим диетам, был бы востребован у женщин, но из-за этой своей неприятной особенности женщина в его жизни одна. Не жена и не мать, а бывшая одноклассница и лучший друг Мира Тхор.

Большая, во всех отношениях, Мира таролог. Не кривите лица в пренебрежительной гримаске, гадалка гадалке рознь, а Тхор из числа тех, к кому обращаются серьезные бизнесмены и прочие солидные господа. И платят столько, что она вполне может позволить себе московскую элитную недвижимость, тачку премиум-класса и все остальное в комплекте. О Грекове Мира заботится с бескорыстной самоотверженностью матери пестующей дитя, но за все время знакомства, а это целая жизнь минус дошкольные годы, между ними не было ничего, даже отдаленно напоминающего романтику. Романтическая привязанность у Сережи была одна, и тоже в школе, классная красавица Маргарита, которая, вопреки обыкновению первых красавиц школьных времен,не выскочила за хулигана, не обабилась и не опустилась, а вовсе даже расцвела, еще похорошела, работает психологом, да не простым, а модным, и все у нее замечательно, а счастья нет.

А счастья нет потому, что еще в институте на практике, посещая Дом малютки, Марго увидела большеглазого бритого Васеньку, который потянул к ней ручки, схватила его, расплакалась, узнала, что малыш от ВИЧ-инфицированной матери, кому же он нужен? И начала собирать документы на усыновление, а собрав, узнала, что мальчик умер. С той минуты внутренний свет в ней погас, остался внешний, на который мужчины летят, как мотыльки на лампочку; и желание наказать мир, так несправедливо устроенный. Это часть «Желчного ангела», написанная в условно реалистичной традиции, но Катя Качур пишет магический реализм, потому готовьтесь.

Здесь будет бриллиант, извлеченный из... желчного пузыря. Да не простой, а с гравировкой по камню образа Азраила, ангела смерти. И да, не простой, а исполняющий желания. Взамен отнимая нечто, что ты считал естественным для себя, как дыхание. В моей личной номинации «Открытие года» Катя Качур безусловный лидер: ворвалась в наше литературное пространство как беззаконная комета в ряды расчисленных светил : в начале года никто о ней не слышал и ни в одном из премиальных списков не отмечена — завершает его третьим романом на Главной Яндекс книг (где суперхиты, на минутку), и два предыдущих тоже там были, и все, кто есть кто-то, прочли «Любимчика Эпохи» с «Геном Рафаила» (а если вы еще не — рекомендую).

Такой вертикальный взлет, и это без поддержки критиков и (почти, Марина Флерова на своем тг канале «Книжный бункер» рассказала о «Любимчике Эпохи», после чего я и многие побежали читать). Но в основном успех писательницы обусловлен сарафанным радио и народной любовью, что немыслимая редкость сегодня. Читайте, скучно не будет.

Крайне человечные поступки

«Не вам, людям, тягаться с машинами. Особенно с машинами за сто сорок тысяч золотых царских рублей.»

Под финал уходящего года мне — видно звезды так встали — валом повалили ретро-фэнтези-детективы от авторов мужчин (что сегодня скорее редкость) со сквозным героем — то есть циклы (что как раз в порядке вещей). Герои сплошь графья: Аверин и его котик, от Дашкевича, Корсаков сам по себе от Евдокимова, Остроумов и его механическая помощница от Суворкина. И снова, как с евдокимовским «Корсаковым», продолжение лучше начала (не скажу того же о Дашкевиче, который от книги к книге становится скучнее).

Знакомым с миром «Ариадны Стим — механического гения сыска» напомню, незнакомым объясню. Тимур Суворкин создает продуманную альтернативную реальность, где эра пара выглядит не так, как представляется нам в идиллических картинках, а так как выглядела бы в реальности, доведись ей продлиться до сегодняшнего дня. Закопченный Петрополис (здешний вариант Петербурга), где стены зданий заранее красят в черный; с громадами по десять-двадцать этажей, верхние стоят дороже, потому что над смогом и можно дышать без респираторов. Уровень производительности труда ниже, чем в нашей цивилизации, потому рабочий день по 12-14 часов, положение рабочих ужасающее, имущественное расслоение предельное.

Столица не Петрополис, а Небесный град Архангельск, буквально парящий в небесах как свифтов небесный остров Лапуту. Главный враг России соседняя Декабрия со столицей Пестельградом (догадались, почему?), с которой родина в состоянии долгоиграющей войны. Причина опалы потомственных механиков графов Остроумовых, с конфискацией имущества и лишением всех привилегий, в том. что отец Виктора, узнав о планах высшего руководства сбросить на Пестельград бомбы, заряженные биологическим оружием «Гнилью», и не имея времени действовать законными методами, приказал ярко осветить Град, сделав мишенью для орудий коммунаров, внезапно обнаруживших над собой вражеский остров. Поступок, объявленный предательским, хотя по сути батюшка героя предотвратил то, что было бы страшнее ядерной войны нашего мира. Сам он теперь в остроге. а Виктор служит в сыске чиновником десятого ранга (четвертого с конца).

На самом деле, цикл Ариадны Стим — скорее биопанк в духе Суэнвика, и робот Ариадна, со всеми ее механическими прибамбасами, с флогистоном за грудной пластиной, основой имеет живую прежде и отчасти живую сейчас женщину. Жутковато, странно, непривычно, но тем уникально. Не очеловечивание всеми силами всего подряд, от механизмов, до, мать их, котиков, но исполненное достоинства осознание себя машиной, более совершенной, чем создатели-люди. Здесь и диалоги (совершенно блистательные, к слову) в стиле тестов Тьюринга, в которых Ариадна не только опережает в логических умозаключениях своего напарника, вовсе неглупого, но еще и всякий раз демонстрирует своеобразную Иронию-2.0, надчеловеческую и завязанную на трудностях перевода.

«Проклятие дома Грезецких» — это снова два автономных, хотя и связанных между собой, дела. Богатая купчиха Кротовихина обращается в полицию с просьбой найти ее жениха Жоржика, бесследно исчезнувшего после визита в имение братьев — знаменитых изобретателей Грезецких. То, что начинается в водевильном стиле и продолжается в почти комедийном ключе, в итоге приходит к жуткой истории серийного убийцы. Вторая часть поначалу кажется хоррором про упыриху, нападавшую на ночных прохожих, но после оборачивается такой невыносимой жутью подчинения одних людей другими, которое хуже рабства с мощнейшим социальным звучанием.

Здесь все по-настоящему: бесправие бедных и безвестных, безнаказанность богатых и знатных, вечное «хотели как лучше, получилось как всегда». Но и внезапная надежда: где люди перестают быть людьми, механизмы оказываются способными на крайне человеческие поступки.

«Дело о шепчущей комнате». А вот здесь немного пушкинского «Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна...», немного классической готики с предком-чернокнижником и проклятым наследством, и много лавкрафтианы с ее изломанной геометрией, нечеловеческими пространствами. Все начинается со старого доброго «непогода застала в дороге», барской усадьбы, колоритных гостей, которых та же метель не пускает домой и совершенно убийственного малого, говорящего с «гвардейским» акцентом (утрированное грассирование, «э» вместо «а», растягивание слов — не слышала о таком прежде). Здесь, кроме прочего, отменно раскрыта тема наставничества. И чудная рождественская картинка в воспоминаниях Корсакова.

«Дело о полуночном танце», тут уже действует граф Владимир, простуженный и недомогающий (о, как я, с привезенным с Нонфика московским гриппом, понимаю его)). Тем не менее проблему наследника «нехорошего» дома решать нужно. Превозмогая хворобу, герой разбирается в хитросплетениях из «его превосходительство любил домашних птиц, и брал под покровительство хорошеньких девиц» и грибоедовского: «или вон тот еще, который для затей, на крепостной балет собрал на многих фурах от матерей, отцов, отторженных детей». В Послесловии автор говорит, что писал эту вещь, гриппуя и поначалу хотел придать ей юмористическое звучание — простуженный сыщик, все такое. Но тема узаконенного рабства крепостничества так страшна и трагична, что смеяться в этом случай, право, было бы грешно. Получилось горько, грустно и красиво.

Три новеллы нового сборника — это снова три автономные истории, связанные лишь личностью Владимира (вторая и третья) и его предка (первая), а также некоторыми второстепенными персонажами. Новеллы небольшие по объему, с четким, не «размазанным» сюжетом, вниманием к деталям и бережной стилизацией. «Дело о бурных водах», первая история соединяет пушкинских «Каменного гостя» и «Медного всадника» со сказками о Кощее Бессмертном и городскими легендами. Накануне наводнения 1824 года, того, что свело с ума бедного пушкинского Евгения и погубило его возлюбленную, к Корсакову обращается молодая вдова. Престарелый супруг, скверный человечишко, уморивший до нее нескольких жен, не так давно скончался. И вот, она получает писаное мужней рукой письмо, извещающее, что завтра тот явится с визитом. А Нева, меж тем, ярится и жди беды.

Мы уже не в Канзасе или «С легким паром!»

«Ты — никто, и я — никто.

Вместе мы — почти пейзаж.»

Чем более настойчиво действительность требует нашего присутствия в «здесь и сейчас», тем более упорно мы бежим от нее в магию, мистику и литературный Петербург, в них одних находя утешение. «Артефакторы» Екатерины Соболь, городское фэнтези с выраженным болеутоляющим эффектом. Таня живет в маленьком городке под Кировом, оберегая от всех тягот младшую сестру Еву. После того, как умерла от рака мама, а папа, еще раньше, исчез в неизвестном направлении, у сестер нет никого, кто бы о них позаботился. Соответственно, роль опекающей стороны пришлось взять на себя старшей. Пока Ева ищет себя во флористике, астрологии, тарологии и прочем, Таня колотится рыбой об лед, совмещая учебу в архитектурном колледже (учится ожидаемо плохо) с добыванием денег (тоже не очень получается).

В день, когда служебные неприятности соединились с учебными, а дома встретили букеты, составленные Евой из цветов, на которые сестренка спустила всю семейную наличность (и теперь Тане, вместо выходного, предстоит продавать эти, блин, композиции, пока младшая будет тусить с приятелями, такими же высокодуховными) — вечером этого дня Таня решает, что уж курочкой-гриль может себя побаловать. После восьми со скидкой, она отправляется в магазин, внезапно понимая, что стала объектом преследования. Мужчина идет за ней по безлюдной улице, замедляясь, когда хочет пропустить вперед и ускоряясь в ответ на ее почти бег. Тут-то и появляется Дверь. которую Таня принимает за вход в чей-то гараж, и влетает в нее, свалившись по другую сторону, отчего-то тоже на улице, и первым делом захлопывает за собой. После чего дверь исчезает, а девушка обнаруживает себя в Петербурге.

Только «это вот сейчас, что, Город-на-Неве?» нашей реальности мало соотносится с местом, куда она попала. Отрезанный от реальности 15 лет назад, он не знает интернета и мобильной связи (что воспринимается, мягко говоря, анахронизмом). Именно тогда в городе начали открываться Двери, те самые, светящиеся, вроде перебросившей сюда Таню. Возле каждой находился артефакт, странная вещь непонятного назначения. Если дверь не закрыть, она рушит кусок реальности, в котором оказывается. Буквально, тектоническим разломом, закрытая дверь исчезает. Для затворения используют специальным образом зачарованные предметы — ключи, впрочем, им может стать и кубик особенной жвачки «Love is», разжеванный до определенной степени, которым залепляют замочную скважину. Никто прежде не мог закрыть дверь голыми руками, Таня стала первой.

Городской Страже, на которую предлагает поработать героиня в надежде, что могущественное начальство поможет вернуться домой, противостоит криминальный Клан во главе с Гудвином (далеко не единственная отсылька к «Волшебнику Изумрудного города», а имея в виду ожидаемую к НГ премьеру нового кина, так и вовсе замечательно своевременная). Клановцы озабочены только сбором артефактов, в то время, как Стража оберегает город, находя предметам благородное применение. Напарником Тани становится Антон: под два метра, кажется нелюдимым и подозрительным, но на деле интеллектуал, погонными километрами цитирует Бродского, Цветаеву, etc, и к финалу успевает совершенно обаять ее, что немудрено — а вы бы не повелись на такого?

Я точно влюбилась бы. Тем более, что у Антона собственная Священная рана, о которой рассказывать не стану, вы сами узнаете, если послушаете аудиокнигу, тем более, что читают Григорий Перель и Катя Ланн просто волшебно.

Птицы, рыбы, звери...

Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

Читатель, вскормленный млеком мировой литературы, возможно, найдет в книге Томаса Уортона отсылки к «Саду ветвящихся тропок» Борхеса или историям без финала Итало Кальвино, но для русскоязычной меня аномальная зона, где происходят странные вещи — однозначно «Пикник на обочине». Однако «Книга дождя» — это именно оммаж Стругацким, не исключаю, что неосознанный, аккуратный и бережный, без неумеренной эксплуатации ужасов Зоны и романтизации сталкерства.

Итак, преодолеть кризис человечеству поможет «Призрак» — таинственный минерал, страшно дорогой, но дающий огромную энергию. Его месторождения практически одновременно открыты в разных точках Земли, начата промышленная разработка с последовавшим экономическим бумом. Одновременно вблизи от мест добычи начинают происходить странные вещи: «зыбь» (реальность словно становится мерцающей и подрагивает); люди внезапно и надолго засыпают, такая сонная болезнь в миниатюре, длительностью от полутора до нескольких суток»; выпадение из времени, когда не можешь вспомнить, где провел последние несколько часов и чем в это время занимался; в домах сами собой открываются и закрываются дверцы шкафов. Семья Алекса и Эмери уезжает из одного такого места, двигаясь в сторону городка, где живет брат мамы — он поможет с жильем и работой. Но, по иронии судьбы, не доехав, застревает в другом таком же.

Ривер Медоуз хорошо платит водителям большегрузов, которые возят руду с карьера, и для мамы находится здесь работа, и ей уже не нужно выкраивать бюджет при походе в супермаркет, а можно бросать продукты в тележку, не задумываясь о цене. Старшему Алексу вменяется в обязанность провожать малую в школу и возвращаться вместе с ней, чего мальчишка. конечно, не любит и всеми способами отлынивает, но однажды Эмери потерялась и он по-настоящему перепугался, пока искал ее, а потом она оказалась дома. А еще потом сестренка и вовсе стала все свободное время проводить в одиноких прогулках по лесу. Однажды позвала его с собой: на лесной тропинке стояла лиса, как чучело, которое таксидермист запечатлел в неподвижном движении, но ясно было, что она живая, что ей больно и смертельно страшно. Что она устала. Эмери сказала: «Здесь такое место, я хотела ей помочь и сама залипла, это больно, но я сумела вырваться, а как помочь лисе — не знаю». И тогда Алекс взял тяжелую суковатую палку, и размозжил лисе голову. Реальность дрогнула, послышался раскат отдаленного грома, а вечером им сообщили, что днем на карьере случилась авария и отец погиб.

Взрослый Алекс работает на проект миллиардера, оцифровывающего животных Земли — такой виртуальный Ноев ковчег. Взрослая Эмери ходит в Зону (разработки «призрака» теперь не ведутся, но аномалии остались), чтобы спасать зверей. С родными она выходит на связь еженедельно, но вот пропустила сеанс, и еще один, мама бьет тревогу, брат отправляется на поиски. Вторая линия романа — Клэр, выросшая в Ривер-Медоуз в неблагополучной семье девчонка сбежала от приставаний маминого хахаля при первой возможности, пробавлялась тем и этим, сейчас курьер. Не тот, с большим рюкзаком, что доставляет вам еду из супермаркета, и не нарко-, а не менее криминальная, доставщица вымирающих животных и их частей по заказу солидных господ. Нет, ни заказчика, ни своего непосредственного координатора Клэр не знает, следовательно — не может выдать. В эту экзотическую страну она прибыла с прикрытием «работа по обновлению путеводителя». И надо ж такому случиться, что именно на балконе ее гостиничного номера принимается вить гнездо аист, не только принадлежащий к редчайшему вымирающему виду, но один из символов страны, ее тотемная птица.

«Книга дождя» ваша, если вы любите, как пишет Эмили Сент-Джон Мандел, если спокойные, умные, многозначные тексты-головоломки не пугают вас, а зоозащита не кажется изобретением дьявола. У романа довольно высокий порог вхождения, первые страниц 35 примерно, но когда вы его преодолеваете, книга становится дружелюбной, даруя тихое принятие себя в мире и мира, которому мы, в общем, без надобности.

Граф с котом

«Вы же расписали там все заслуги графа Аверина перед городом и Отечеством?»

Галина Юзефович посетовала на то, что ни один из примерно тысячи читаемых ею книжных каналов, в рекомендациях к нонфику не упомянул народно-любимого Виктора Дашкевича с его «Графом Авериным. Колдуном Российской Империи». Что ж, пусть это буду я, до окончания ярмарки еще два самых лучших дня. Хотя в рекомендациях книга с рекордным числом читательских рецензий не то, чтобы нуждалась, а продолжение книжного сериала «Демон из пустоши», так и вовсе лидер читательского голосования Лайвлиба. Но да, я пошла слушать, после поста Галины.

Альтернативная история, в которой примерно середина восьмидесятых прошлого века, Октябрьской Революции не было, но Вторая Мировая с развязавшим ее Гиитлером таки была. Впрочем, об этом в продолжении, которое я уже тоже послушала, потому что Александр Клюквин читает как боженька. Здесь и сейчас у нас начало с потомственным колдуном Гермесом Авериным, который держит частное сыскное бюро (в повествование органично вплетены многие милые анахронизмы в стилистике «табели о рангах»). Итак, Аверин сыщик и он колдун, тесно сотрудничающий с полицией, потому что, куда ж в сыскном деле без связей.

Основное фантдопущение здешней реальности — сосуществование с людьми изначально враждебных нам элементалей — сущностей, обреченных на бестелесное скитание в Пустоши, это такой местный аналог не то первого круга дантова ада, не то чистилища по Даниилу Андрееву. В наш, телесный, вещный мир они могут попасть, повинуясь колдовскому призыву, сопровождаемому жертвоприношением, после которого колдун связывает, теперь обладающего телом демона, запретами и заклятьями, обязывая себе служить. До момента, когда див (теперь они называются почему-то так, по-восточному) не получит возможности отведать крови хозяина. Порежется тот случайно или получит травму при вооруженном столкновении, даже просто прикусит до крови язык — див пожирает владыку. То есть буквально, с ливером и костями. Попутно набирая дополнительной силы и получая все умениями съеденного, с возможностью принимать в дальнейшем его облик.

Такое себе танго с бензопилой. В первой книге граф получает заказ разыскать пропавшего сына влиятельного чиновника. Беглый осмотр «мастерской» вьюноша говорит, что главной страстью того была вивисекция. Малец любил умучивать живых существ до смерти, затем набивая из них чучела. И вот он пропал. А в соседнем особняке обитает зоозащитница баронесса, и у нее гаденыш как-то выкрал для своих забав аллигатора. И еще была рысь, как-бы перепрыгнувшая через забор в сад заказчиков графа, которую парнишка тоже уконтропупил.

А в Петербурге, тем временем, участились нападения на людей хищников семейства котов. Всякий раз, в ответ на агрессию в отношении животного, появлялся тигр, леопард, пума или рысь и примерно наказывал плохиша. А Гермесу, по ходу его расследования, то и дело попадается немыслимой красоты крупный котище. Дымчатого окраса, с полосками, переходящими в пятна, и разного цвета глазами. Вот такие вводные.

Таки да, Виктор Дашкевич написал роман, в котором все, как мы любим: магия, нечеловеческая жестокость (и не говорите, что обыденное поглощение одних персонажей другими не она), ретродетектив, котик. Добавьте священную рану героя, мучительно переживающего раннее сиротство и разлад с семьей), а также его невовлеченность в постоянные отношения: «Раз ничей, значит вполне может быть моим» — думает замордованная отсутствием поблизости приличных мужиков россиянка-читательница. Voila!

Почему бы нет? Но если вы ищете по-настоящему хорошего чтения в этом духе, то обратите внимание на трилогию Илоны Волынской и Кирилла Кащеева с еще более одиозным названием «Потомокъ». Шедевр, кроме шуток.

Молитва, мольба, молчание

«Бог существует не для того, чтобы мы досаждали ему жалобами и мольбами.»

Япония, XVII век, страна чрезвычайно закрытая и противящаяся влияниям извне, это касается всех сфер, но религии, в частности христианизации — особенно. Проповедь Христа, встреченная с таким энтузиазмом вначале, скоро сделалась в стране вне закона, католики подвергаются гонениям наподобие тех, что переживали первые христиане в Римской Империи. Верующих принуждают отрекаться, порочить святыни, плевать и попирать ногами распятие. Тех, кто отказывается, подвергают пыткам.

На протяжении долгого времени оплотом католицизма был священник Феррейра, окормлявший паству и обращавший японцев, невзирая на трудности. Внезапно в Португалию начали приходить сведения о его отречении. Это ЧП общемирового масштаба для Римской Католической церкви. На поддержку отправляется отряд быстрого реагирования во главе с отцом Родригесом.

На самом деле, страшная история, описания пыток, применяемых к христианам, ставят волосы дыбом, зверство их мучителей беспредельно, а готовность принять муки ради того, чтобы оставаться верным вере, кажется превосходящей все возможное и уж точно лежит за пределами современного понимания верности идеалам, от которых мы отрекаемся не просто легко — походя. Еще вчера все были за свободу и толерантность, сегодня, глядишь — приветствуем твердую руку, а нетрадиционных, так прямо растерзать готовы.

Но знаете, для меня это еще и история о том, что немного мимикрии в трудные времена может и не почетно, но позволяет сохранить себя с полным комплектом конечностей и внутренних органов до более благоприятной поры. Роман обрел русский голос Игоря Князева, послушайте, вещь совсем небольшая по объему, но силы неимоверной.

Сияние и Тьма лихих девяностых

Любите цирк, цирк, цирк,

И почаще приходите в цирк!

Дисклеймер: этот текст вы могли видеть в других источниках, рецензию я писала для Театр To Go, а телеграм-канал РЕШаю что почитать делал у себя ее репост.

Октябрьская новинка РЕШ, дебютный роман Анастасии Носовой о цирке не должен пройти незамеченным, хотя бы потому, что цирк – это праздник, восторг, феерия, которых так не хватает современной российской литературе, хорошо умеющей пугать и вызывать жалость, но разучившейся радовать. А когда книга дает возможность взглянуть на волшебство арены изнутри, когда о нем рассказывает девушка, работавшая на манеже; когда время действия – популярные сегодня девяностые, на которые пришлись детство и пубертат героини – такой инсайдерский взгляд интересен вдвойне.

Оля саратовская девчонка из самой простой семьи: папа на заводе, мама – учительница, есть маленький братик Артёмка, и еще Влад, с которым они двойняшки, но дружбы особой нет. Сказать по правде, Влад с гнильцой: уступая сестре в учебе и ловкости, он мастерски манипулирует окружающими, умеет давить на жалость и выставлять ее виноватой. Вот и сейчас, Оля так мечтала о цирке, билеты туда как-то достала мама, а из-за него наказана и не пойдет на представление. Что ж, если не получается пройти с парадного входа, она попадет со служебного.

Дерзкий прорыв начинает ее цирковую эпопею, а столкновение на входе с Павлом Огаревым и его сыном Симой становится встречей с Учителем (именно так, с заглавной), и первой любовью, которая почти никогда не бывает счастливой и взаимной. Удивительно, но цирк, самое закрытое и построенное на творческих династиях искусство принимает ее, чужачку «с улицы», словно она плоть от плоти особой касты цирковых. Озаряет жизнь девочки волшебным сиянием, наполняет особым смыслом. На дворе девяностые, за которыми не случайно закрепилось определение «лихие». Закрывается завод отца, маме задерживают зарплату, цены растут как на дрожжах, и девочка, с ее заработками на частных вечеринках, прообразе корпоративов, становится главной кормилицей семьи.

Первые доллары, «неправильные деньги» – думает о них Оля, у нее. Первая кража – у Влада. Сестру, сильную и нашедшую свой путь, время ведет через испытания без страховки от падений, а слабый брат при этом катится по наклонной. И есть еще кое-что: она знает, что за сказкой циркового представления стоит огромный труд, что обманчивая легкость трюка тогда идеальна, когда повторена на репетициях тысячекратно, через усталость и боль – но есть также особая магия Темноты, которая благоволит Огареву и выбрала продолжательницей ее, Олю, обойдя его родного сына.

И вот мистическая составляющая, которой, по мнению авторов (как кашу маслом), никакую книгу не испортить, кажется здесь лишней. Сюжетный слой Темноты: ее заложником считает себя Огарев и Оля выбрана в преемницы не случайно – не очень согласуется с пафосом преодоления через труд. И мистическое объяснение талантов героини обесценивает ее самостоятельные достижения. Для истории лучше было бы оставаться в рамках реализма.

Однако запахи, цвет, свет, текстуру циркового закулисья и особую магию цирка – не придуманную, а живую, книга дарит щедро. О взгляде изнутри я говорила не случайно, Анастасия Носова чемпионка мира по катанию на роликовых коньках и участница спектаклей «Антикварного цирка».

Наследница по кривой

По количеству наград и премий Нора Кейта Джемисин опережает, кажется, любого из ныне живущих авторов, работающих в жанрах фантастики и фэнтези. Выражение из золотых времен ЖЖ и первоначального накопления подписчиков: «Кроет как бык овцу» — словно специально для нее придумано, тем удивительнее стойкая ненависть к ней читателей Лайвлиба. Обычно щедрые, они жалеют четверок и пятерок, швыряют в роман двойками и единицами. Отчего так? Попробуй пойми. Тут я не со своим народом, считаю первую часть трилогии «Наследие» классной книгой, удачно соединившей раскованность современной прозы и динамичный сюжет с африканскими этническими мотивами, яркими героями, непростой интригой и подробно прописанным миром.

Итак, героиня со странноватым именем Ейнэ, полукровка и плод мезальянса между дочерью самого могущественного правителя обитаемого мира и племенным царьком. В результате маму отлучили от семьи, навечно изгнали к супругу в полудикое племя Дарре, где девочка и выросла, осиротев, к моменту начала истории и собственному 19-летию. Внезапно она получает приглашение явиться к престолу Ста тысяч королевств от деда с материнской стороны Декарты Арамери, и если вы думаете. что «приглашение» предполагает возможность отказаться от визита, вы сильно ошибаетесь. Распоряжения Арамери выполняются беспрекословно. По прибытии ее ждет большой сюрприз, дедушка назначает Ейнэ своей наследницей. Ого, круто! А вот и нет, она оказывается третьей в ряду законных наследников, все получит тот, кто сумеет остаться в живых в конкурентной борьбе.

Устройство здешней жизни никто не назвал бы простым и понятным. В давние времена Арамери удалось пленить и связать обязательством повиновения могущественное божество и нескольких богов помельче — его отпрысков. Собственно, их главенство в мире базируется на этом, однако по той же причине жизнь в Небесных чертогах сильно небезопасна — боги не питают нежности к своим поработителям и при всяком удобном случае готовы убить любого, в ком течет кровь Арамери (подсказка — во всех здесь, слуги набираются из бастардов и всякий имеет на лбу знак — сигул, без которого во дворце не пережить и одной ночи). Дворцовый быт, таким образом, регламентирован колоссальным числом правил, соблюдение которых не простая условность. но залог выживания.

Героине предстоит барахтаться, брошенным на глубину щенком, между молотом божественного гнева и наковальней дворцовых интриг, попутно решая проблемы войны, которая грозит уничтожить ее родину Дарре, и разгадывая тайны собственного происхождения. Красавица и умница мама, оказывается, вышла за отца совсем не по девчачьей глупости «Ой, мама, я влюбилась». Клубок фабульных перипетий запутан так, что разобраться читателю, привычному к линейным сюжетам «Колдунов Российской Империи», в самом деле, непросто. Но если вы готовы испытать себя — попробуйте, это круто.

Здравствуй, Брат

Всякая плоть трава

Последние ноябрьские выходные словно специально созданы для чтения/прослушивания нового Иванова. Пока в Москве готовятся к Нонфику, пока книжные блогеры пишут длинные простыни: «Что купить на Ярмарке», с непременным присутствием «Вегетации», мы можем познакомиться с ней уже сейчас — на Яндекс книгах роман в электронном и аудиоформатах. И для тех, кто решится, это будут славные книжные выходные. Предупреждение: если у вас проблемы с ненормативной лексикой, вам не сюда. В язык книги мат вплетен органичной составляющей, история, если бы кому-то пришло в дурную голову заблюрить в ней обсценное, стала бы гандикапом.

Недалекое будущее, которое поначалу кажется лихими девяностыми: простоватый Серега, влюбленный в Маринку, убивает «бродягу» Харлея, который явился в ореоле крутости и увел у него эту девчонку. Застрелив соперника, сбрасывает вместе с мотоциклом в болото. А что тот лопотал за секунды до выстрела, приняв убийцу за какого Димона — ему дела нет. Из леса, ужасно грязный и практически ничего не помнящий о себе и о мире, идет парень, которого шофер проезжающего мимо грузовика окликает Серым и подбрасывает до городка, а во дворе дома, куда он непонятно почему пришел, местная гопота принимается избивать, пока не вмешивается тот самый Сергей, вправду, похожий на него как близнец. Внятного объяснения не приходится долго ждать, мать опознает в чумазом пришельце близнеца своего Сережи, оставленного «на больничке» — потому что родила от искусственного оплодотворения, семейным отдельные квартиры давали, а война же, двоих поднять трудно. Пришел Митя — и хорошо.

Мите, при всей tabula rasa, положение вещей, в котором возможно вот так бросить новорожденного ребенка, не ощущая вины, представляется ненормальным, что дает основание думать об иной системе ценностей, носителем которой он был прежде. И мы именно через его восприятие станем постигать этот мир. Примитивную, жестокую, грубую реальность «дровосеков» (так пренебрежительно называют местных ненавидимые ими «городские», «которые пиндосам продались»), где два пути: пахать за гроши на Комбинате или присоединиться к Бригаде и поднять за недельную командировку, сколько работяга за три месяца получает. Командировки опасны, Лес страшен, в нем можно облучиться и забыть о себе, сделавшись сначала Бродягой, а потом вовсе Лешаком. В нем можно нарваться на одичавшую свихнувшуюся технику — «чумовозы», которые покромсают почище техасского маньяка с бензопилой. Можно стать жертвой разборок с другими бригадами. Но там жизнь и перспективы, а здесь медленно загибаться.

В составе бригады непременно должен быть бродяга, исчезновение Харлея создает бригадиру Егору Лексеичу Типалову серьезные сложности, заставляет обратиться к отцу племяшки Маринки (той самой, Серегиной зазнобы) и вынуждает взять девчонку с собой. Сергей и беспамятный Митя следуют за ними. Дальше в романе будет все: приключения, смертельная опасность, суровая романтика, любовь и предательство, кибер- и биопанк, ноосфера в парадигме Вернадского и Человечество 2.0, геополитика и война, немыслимой красоты природа и не меньшей динамичности экшен. Это снова Алексей Иванов, который нас восхищает. Вернувшись к Уралу, о котором знает и умеет рассказать как никто другой, он словно Антей, напитавшийся силой матери-земли, создает хтонической мощи роман.

Растительная тема сегодня актуальна: особые отношения с деревьями у героев «Вегетарианки» Хан Ган; «Верхнего ярус«а Пауэрса, «Людей среди деревьев» Янагихары. Среди родных осин на всплеск литературной любви к флоре Пелевин в «Лампе Мафусаила» откликнулся ёрнической дендрофилией, Рубанов — куда более серьезными «Хлорофилией», Живой землей» и «Человеком из красного дерева». Хотя основоположником эко-тренда был все же Леонов с его «Русским лесом», а продолжили Стругацкие, живым лесом «Улитки на склоне».

«Вегетация» достойна встать в этот ряд. А в аудиоварианте от Григория Переля — чистая радость для умеющих слышать.

Душевно

Районы. Кварталы. Жилые массивы...

Вечная тема мировой культуры — продажа души, получает в «Аукционе» Яны Москаленко неожиданное развитие. В мире, созданном ее воображением, научились изымать эту неуловимую субстанцию у одних людей и подсаживать другим, имеющим достаточно средств для покупки. Зачем? То есть, зачем мне, тебе, ему могла бы понадобиться чужая душа? Ну, много зачем, среди бонусов улучшение общего состояния здоровья, зримое омоложение, усиление когнитивных и активация творческих способностей. Ого, прямо панацея! Не то, чтобы, есть подводные камни.

Да, подсадка души дарит многие ништяки и может увеличить продолжительность жизни лет до ста пятидесяти, но это не разовая акция, имплантированные души быстро изнашиваются, решившийся однажды, обречен повторять каждые два-три года. А кроме того, есть риск аллергической реакции со смертельным исходом, ничтожно малый, но ненулевой. И если вы вдруг думаете, что донор, оставшийся без души просто теряет какую-то долю витальности, то вы сильно ошибаетесь. Изъятие души влечет за собой мгновенную смерть. То есть? Покупатели идут на аукцион, зная, что этим убивают кого-то? Ну, мы же идем в магазин или заказываем доставку мясных продуктов, зная, что кто-то был убит, чтобы нам было вкусно. Как можно сравнивать животных и людей? Для горожан жители Окраин все равно, что животные.

Здешний мир устроен концентрически, с Городом (закрытым, охраняемым, пользующимся немыслимыми благами) в центре; Кварталами (маргинальными, предоставляющими горожанам весь спектр запретных удовольствий) вокруг; совсем уж отдаленными Окраинами, куда вынесены производства, а местные живут на аналог колхозных трудодней, получая за тяжкую работу продовольственные пайки, единственная возможность для семьи выбиться из нищеты — вырастить донора. Донорство в Окраинах возведено в ранг героизма и никого это не смущает. А во избежание инцидентов, связанных с возможными революционными ситуациями: «верхи не могут, низы не хотят», и вот это вот все — у Города есть дополнительная подушка безопасности, криминальные Кварталы, жители которых воспринимают окраинных как скот.

Какой жестокий мир. Не могу не согласиться. Но и в нем есть место чуду. Талантливый мальчишка из Кварталов Варлам, которого травил одноклассник Адриан с приспешниками из свитских, сегодня Глава Банка Душ — пробился, и не говорите, что социальные лифты не работают. А что за свитские? Кварталами правит король, порой избираемый, чаще приходящий к власти в результате переворота. Судьба свергнутого незавидна, но в процессе король и его приближенные пользуются жизненными благами в объемах, недоступных прочим жителям Кварталов. Ох, как все непросто! На самом деле, «Аукцион» устроен непросто, и я столько уже всего понаписала, а успела лишь в общих чертах рассказать о здешнем мироустройстве, н коснувшись человеческих отношений.

Между тем, здесь будет юная красавица из аристократической семьи, которой необходима имплантация для наиболее полного раскрытия таланта пианистки. Будет стерва из руководства Банка, щелкающая души как семечки, чуть не ежемесячно, такая душевная наркоманка. Будет любовный треугольник с двумя могущественными мужчинами и блистательной женщиной. Будет страшная месть, дворцовые интриги, школьный буллинг, почти марктвеновский «Принц и нищий» — чего тут только не будет!

А для желающих узнать, какова душа на вкус, 2 декабря в московском баре «Shortlist Books&Spirits» обсуждение романа и встреча с Яной Москаленко.

Рождение города

Города как люди, со своим характером, особенностями, историей, психотравмами (почему нет?) И мы привычно говорим, что Москва «... как много в этом звуке», «сердце Родины», «вся куда-то бежит», «слезам не верит», «жирует», «никогда не спит», «не резиновая», «...-ква-ква», «снобская и выпендрежная», «хлебосольная». Выстраивая из этих, и еще дюжины расхожих характеристик, крайне противоречивый образ тароватой барыни, которую обаять архитрудно, но уж если это случится — она не обидит жизненными благами. Да и тех своих подопечных, которые не блещут особыми талантами, пригреет, хотя работать и крутиться заставит, как в провинциях не приходится. И так можно говорить о всяком, наверно, городе, хотя собственной душой, согласно Норе Кейта Джемисин, обладает далеко не любой. И даже не всякая столица.

Про «душу города» может быть, не совсем точно — одухотворять и очеловечивать все подряд вообще-то в нашей природе, но здесь речь о подлинном оживлении города, в результате которого между ним и жителями устанавливается что-то, вроде симбиотической связи, одновременно с разрывом-обрывом множества связей между людьми и пространствами, которые могли бы сложиться, со схлопыванием возможностей для других. В том смысле, что рождение города — это не только радость, но также куча сопутствующих проблем — все как с рождением человека, только масштаб колоссальный. «Город, которым мы стали» — это история рождения Нью-Йорка. Когда приходит время кто-то из людей становится аватаром — совершенным воплощением города. Для Большого Яблока им должен стать чернокожий бродяга-художник, рисующий граффити. Сначала порыв, которому он не может противиться, заставляет его рисовать рты в разных местах, но чаще на крышах высоток — чтобы дать городу возможность дышать. Внезапно парень впадает в кому, а процесс рождения уже запущен, и тогда Нью-Йорк рассеивает роль единого аватара между боро — районами. У каждого появляется свой представитель, собравшись вместе, они должны пробудить Город.

Мани-Манхэттен, молодой человек, сошедший в городе с поезда, забыв прошлую жизнь, но ощутив родство с самым ярким районом города и получив от него некоторые сверхспособности. Бронка-Бронкс, пожилая галерейшица из индейцев Ленапе, работает в Центре искусств Бронкса. хранительница памяти города. МС-Свобода Томасон-Бруклин, в прошлом рэперша, ныне уважаемая дама, член Городского Совета. Падмини-Квинс, аспирантка-математик тамильского происхождения. Эйслин-Стейтон-Айденд, американо-ирландка, дочь полицейского, которая предпринимает безуспешную попытку покинуть Остров, чтобы соединиться с другими боро, но она, в отличие от четверки других, поддается на уговоры, посулы и запугивания Белой — это такая антагонистка в романе, пытающаяся помешать рождению Нью-Йорка подкупом и угрозами. Всюду, где она появляется, ее окружают белые ростки, вроде живой грибницы, и думаю, что не будет большим спойлером, сказать, что она пытается заместить Город нашего мира лавкрафтовым Р`Льехом (но если что, вы этого не читали)).

Книга крутейшая, на самом деле, в ней еще появятся Сан-Пауло и Гонконг, а преодолев порог вхождения (довольно высокий) первых примерно семидесяти страниц, дальше будете только восхищаться. Но практика показывает, что наши люди в булочную на такси не ездят русскоязычный читатель не прощает обратного расизма и всей этой нетрадиционщины — неважно, насколько хороши идея и исполнение. Однако если вы без больших тараканов в голове и цените классное фэнтези — почитайте или послушайте.

Что, правда последнее?

Тень набежала на стекла морозные…

Что там? Толпа мертвецов!

Некрасов

Если бы профайлеру на службе китайского уголовного розыска Фан Му, с которым мы познакомились в бытность его студентом полицейской академии, а сегодня ему уже за тридцать — так вот, если бы ему, как в «Железной дороге» явились все убиенные, с какими сталкивался в ходе расследований, толпа была бы под стать некрасовской. Хотя вряд ли они были бы так скоры, как те, что у классика «то обгоняют дорогу чугунную, то сторонами бегут». Отличительная особенность китайского детектива — любовь к расчлененке, потрошению, обезглавливанию, не способствующим резвости посмертного бега, но страстно любимым российским читателем.

Помню, рассказывая о первой книге этого цикла, я сравнивала героя с Холмсом и говорила, что испытала то же детское восхищение, когда он объясняет, по каким признакам сделал тот или иной вывод о преступнике. Что ж, в пятой и последней на сегодняшней день, нам представляется возможность вспомнить о Райхенбахском водопаде «Тень мертвеца» даже имеет дополнительным подзаголовком прямой перифраз названия конан-дойловского рассказа, «Последнее дело Фан Му». Погодите радоваться плакать, мы с вами знаем, что сыщики неубиваемы, клиффхэнгер в финале дарит надежду, что еще не конец.

В новом романе Ми Лэя некий злодей, превратно понимающий идею справедливости, берет на себя миссию карающего меча. Вообще, для современного китайского детектива характерна увлеченность темой воздаяния, которую берет на себя преступник, пользуясь большой общественной поддержкой — вспомните хотя бы «Эвменид» Чжоу Хаохуэя . Здешний серийный убийца сначала «карает» учителя, доведшего до самоубийства вечными придирками ученика, выбирая для него смерть, в которой тот, истекая кровью, вынужден решать математические задачи. Потом неблагодарный мужчина, обездоливший и лишивший жилья собственную мать, который издеваясь, сказал ей: «Если бы ты могла повернуть время вспять и родить меня обратно, ты была бы счастливей,« — этот мужик найден висящим вниз головой в плотном водонаполнительном мешке (не знала о таких), буквально утонувшим в нем, имитируя младенца в околоплодных водах. В таком духе.

Как ни странно, общество, которое должно бы содрогнуться от негодования и омерзения, вместо этого поддерживает убийцу, возносит его чуть ли не как народного мстителя — нет, явно неладно что-то в переживающем экономическое чудо Китае. Кульминацией становится взрыв судьи в прямом эфире — служитель Фемиды вынес оправдательный приговор девушке, которая решила помочь старушке, а нарвалась на вымогательницу.Там дольше объяснять, чем прочесть или послушать, читает Игорь Князев отменно, но смысл в том, что бедняга судья тоже попал под раздачу дубины народного гнева просто как представитель системы, и бандит устроил его «казнь» таким образом, что когда в СМС-голосовании набралось 10 000 голосов за то, чтобы убить, судья был взорван. Что стоило Фан Му нервного срыва — он работал для этих людей, которые коллективным решением разорвали в клочки другого человека, тоже работавшего для них.

Распутывая эту серию преступлений, которая оказалась связана с врагом из прошлого, Фан Му параллельно мечется между двумя женщинами: любимой им и любящей его. Обе, и воспитанница детдома, попавшая в трудную ситуацию Ляо Яфань, и сотрудница героя, криминалист-патологоанатом Ми Нань уже знакомы нам по предыдущим книгам, там можно прямо ставить статус «все сложно», хотя ближе к финалу треугольник разрешится наиболее успешным (ну, насколько к иямису-триллеру это вообще применимо) для героев образом, прости Яфань.

А мы ждем воскрешения Фан Му в его «конверсах» 42-го размера.

Под ключом

«В дальнем конце капеллы на гигантской фреске «Страшный суд» Микеланджело.

– Ну что, ваше высокопреосвященство, я бы сказал, что перед нами довольно правдоподобное видение ада.

– Не богохульствуйте. Ад начнется завтра, когда мы впустим сюда кардиналов.»

Для непосвященных в тонкости католической процедуры в силу принадлежности к православной конфессии: Конклав (от лат. cum clave — с ключом, под ключом) собрание кардиналов, созываемое после смерти папы римского для избрания нового. И «с ключом», в данном случае, означает не метафорические ключи от престола св. Петра, наместником которого на земле считается папа, но именно «под ключом» — запертую комнату, из которой кардиналы не выйдут, пока не изберут преемника. Традиция восходит к 1316 году, когда Филипп Длинный (сын того самого Филиппа Красивого, который сжег магистра Ордена Тамплиеров Жака де Молэ), буквально запер кардиналов, не умевших два года договориться о кандидатуре нового папы, и 41 день держал их на хлебе и воде, пока не выбрали 72-летнего Иоанна XXII в надежде на скорую смерть старца. Однако он прожил еще 18 лет, и его понтификат оказался самым долгим на тот период. Все это описано в романе Мориса Дрюона «Негоже лилиям прясть», который я люто возненавидела девчонкой именно из-за всех этих скучных кардиналов.

Роман Роберта Харриса не скучен ни разу, уровнем напряженности интриги близок к триллеру или детективу запертой комнаты (куда без нее), хотя по сути психологическая проза и, ну, наверно — политический роман. Никто не отменял того, что папа — возможно самый влиятельный политик на Земле. Еще немного подушню: если вы (как я поначалу) решили, что автор — тот человек, который написал «Молчание ягнят», и снятый по книге киношедевр не гарантирует гениальности основы — то нет, это не тот Харрис, тот Томас. Роберт Харрис подарил нам «Фатерланд», как по мне — крутейшую альтернативную историю.

Итак, папа умирает, в Рим прибывают кардиналы со всех концов света с целью избрать из своих рядов нового понтифика. Руководит процедурой декан священной Коллегии, кардинал Ломели (в одноименном фильме с Рэйфом Файнсом — его фамилия Лоуренс). Работа предстоит непростая, учитывая величину ставки и традиции изощренного интригантства этого социального института. Каждый втайне надеется, что именно он займет святой престол, даже те из них, кто не имеет ни малейших оснований для надежды. Однако есть и фавориты: либеральный и настроенный на реформы кардинал Беллини (по-лисьи очаровательный Стэнли Туччи в кино); лютый ретроград кардинал Тэдеско (такой итальянский Жириновский в ярком исполнении Серджио Кастеллитто); приводящий на память Маккиавелли кардинал Трамбле (Джон Литгоу); и наконец кардинал Адейеми из Нигерии, социальный консерватор и экономический прогрессист (Лусиан Мсамати в кино).

Перед самым началом конклава происходят два экстраординарных события: архиепископ Возник, приближенный служитель прошлого папы, просит внимания декана, чтобы рассказать, что в вечер накануне смерти тот принимал у себя одного из фаворитов и лишил его сана за неподобающее поведение. При том, что этот человек ничем не выдает, что он разжалован. И еще одно — прибытие нового кардинала Багдада (в фильме Кабула) Бенитеза (Карлос Диез), о котором никто не знал, потому что он посвящен был in pectore — тайно, такое случается, когда служение приходится осуществлять в обстановке враждебности и опасности для жизни прелата.

А дальше — собственно конклав, в ходе которого произойдет несколько рокировок, раскроется ряд секретов, способных погубить репутации, у декана добавится седых волос, а мы (зрители в большей степени, чем читатели, все же Лоуренс в исполнении Рэйфа Файнса роскошен) станем страстно желать именно его, прежде среди фаворитов не числившегося и к понтификату не стремившегося, избрания. Финал окажется столь же непредсказуемым, сколь прекрасным, и в точности таким, как его написал Харрис.

Роман отличный, но фильм, приближающий на расстояние вытянутой руки сдержанную роскошь эстетики Ватикана — просто шедевр. Не пропустите, это суперкруто.

Попаданчество по-английски

Не посконно-домотканное попаданчество, популярное среди родных осин. Наташа Пулли переносит действие в викторианскую Англию, в которую хорошо умеет («Часовщик с Филигранной улицы»). НО! Сюрприз №1: Англия не викторианская и уж точно не то Соединенное Королевство, которое мы знаем, Лондон здесь называется Лондром, на французский манер. На здешней карте Европы доминирует Франция и она поступает с побежденными так же, как метрополии всегда вели себя в колониях: узаконенное рабство, бесправие местных на собственной родине, запрет на обучение, литературу, прессу и просто использование родного языка. Сюрприз №2: начавшись 1898-м и до поры развиваясь линейно, история вдруг сделает головокружительный кульбит на сотню лет назад, я не оговорилась, не вперед, к нашему времени, а именно в прошлое, к той развилке, откуда началось это кошмарное положение вещей и где верными действиями можно все исправить.

Герой обнаруживает себя на лондонском вокзале, не имеющим понятия, кто он и откуда прибыл. Впрочем, в лечебнице заверяют, что это последствия эпидемии эпилептических припадков, после который обычна кратковременная амнезия, скоро все пройдет и память вернется. Буквально тотчас появляются француз средних лет и юная женщина, которые опознают в нем своего раба (он) и супруга (она) Джо Турнье. Они с братом были куплены у красотки-заводчицы, которая рожает на заказ, детки от нее получаются привлекательные, а стоят не слишком дорого, потому что maman не заморачивается с лицензированием и официальными родословными. Это первое шокирующее обыденностью открытие в «Маяке на краю времени» окажется сильно не последним, мастерица интриги Пулли умеет заставить читателя почувствовать себя посетителем ментального парка аттракционов.

Спустя два года, так и не вспомнив подробностей о себе и пребывая в той же смутной уверенности, что ему лгут, герой, у которого обнаружились некоторые технические навыки, едет на маяк на Внешних Гебридах. Джо должен найти и устранить поломку, и в следующие три месяца оставаться на маяке смотрителем. Некоторые косвенные признаки позволяют надеяться, что он отыщет там ключи к своему прошлому и вспомнит наконец, кто та Мэдилин, о которой думает, как о своей настоящей жене. Шотландия той реальности относительно свободна, в отличие от прочей Британии — там можно говорить на английском, есть даже англоязычные колледжи и университеты, но это в Глазго. В глубинке нравы проще и злее, а французов ненавидят настолько, что попытавшись заплатить франками, можешь оказаться битым или чего похуже.

Все. что я успела рассказать — предыстория. Подлинное действие с бесконечными прыжками между реальностями, начнется спасением утопающего из волн вблизи маяка. Этот парень, по виду совершенный головорез, окажется ключевой фигурой в жизни Смотрителя, прошлой, настоящей и будущей. Тем, кто может помочь реальности вернуться на круги своя, хотя прежде им придется преодолеть взаимную ненависть. Пулли создает немыслимо сложную романную конструкцию, перенасыщенную деталями со множеством персонажей и бесконечно меняющимися, в результате очередного перемещения, слоями реальности.

Советовать роман всем подряд я бы остереглась Не в том даже дело, что книга просит подготовленного читателя, а в том, что Пулли своеобразная авторка, которую любят или ненавидят: самая залайканная рецензия гудридс на The Kingdoms (оригинальное название),набравшая немыслимые в книжном мире 1380 плюсиков — это «пятерка» и сплошь восторги в стиле «мое сердечко трепетало», а третья в рейтинге — «единица» и язвительный попунктный разнос. Впрочем, не попробуешь — как узнаешь? И в любом случае, это будет яркое книжное впечатление.

Жив

«Мы не были бы теми, кто мы есть сейчас, если бы с нами не произошли несчастья нашего прошлого.»

Салман Рушди отменный рассказчик, даже когда рассказывает о том, как едва не был убит. Это произошло на глазах у двух тысяч человек во время его выступления в Читокуа 12 августа 2022 года. Новость мгновенно стала главным инфоповодом дня, об этом писали и говорили все, даже те. кто имени Рушди до того не слышал (а были такие? почему нет, фетву Хомейни объявил в 1989, с тех пор родилось и выросло поколение, понятия не имеющее даже о «Сатанинских стихах», о которых, пусть смутно, но «что-то такое слышали» мои сверстники).

На самом деле, ничего, что реально могло бы оскорбить чувства верующих, в скандальном романе нет. Там смотрите, какая штука: Рушди историк, он специализировался на истории ислама и в большинстве основных сборников хадисов (преданий о жизни Мухаммеда) фигурирует эпизод, получивший позднее известность как «случай с шайтанскими аятами». Как-то раз Пророк спустился с горы и прочитал суру (53-ю) под названием «Ан-Наджм», то есть «Звезда», где фигурировали три богини-птицы, угодные Аллаху. Через некоторое время, он снова побывал на горе и, спустившись, поведал, что прежде в образе архангела ему являлся Дьявол, переданные тогда аяты надо заменить в священной книге на: «Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу, и Манат — третью, иную? Они — только имена, которыми вы сами назвали, — вы и родители ваши. Неужели у вас — мужчины, а у Него — женщины? Это тогда — разделение обидное!».* То есть, из поздних редакций Корана исчезло упоминание дружественных Исламу богинь-птиц. Вот и вся крамола.

Однако люди, в прочих проявлениях стандартно толстокожие, бывают на диво чувствительны, когда речь заходит о вере. Настолько, что одни назначают награду за голову отступника, другие готовы наброситься с ножом на пожилого человека, к тому времени тридцать лет и три года жившего под угрозой смерти. И если вам вдруг показалось, что это ерунда, попробуйте вспомнить, что чувствовали, когда на темной дороге услышали позади себя догоняющие шаги, а потом продлите ощущения на треть века. Свой опыт жизни под фетвой Рушди описал в автобиографическом «Джозефе Антоне», название — псевдоним, под которым он жил по конспиративным документам. Реально не тот спектр ощущений, который любая из нас стремится пережить.

«Нож» — хроника событий, предшествовавших нападению, самой катастрофы, по хронометражу длившейся 27 секунд, и долгий рассказ о восстановлении. С неприятными физиологическими подробностями, местами страшный, но парадаксально обнадеживающий. В итоге писатель лишился глаза и едва не потерял руку, которой долгими мучительными тренировками все же удалось вернуть подвижность. Я люблю Рушди, много что читала у него, и я из тех миллионов людей во всем мире, кто молился о его, атеиста, выздоровлении. Не позволяя себе надеяться — 75 не тот возраст, в котором выкарабкиваются, получив полторы дюжины ножевых ранений.

Но вот он жив и продолжает работать, а тот, кто проклял его, давно в могиле. А тот, кто напал и хотел убить- на ближайшие полвека в тюрьме. От выводов воздержусь. У меня любимая книга «Кишот», про современного Дон Кихота. А вы читали что-нибудь у Салмана Рушди? А может быть слушали? С русской озвучкой ему повезло необычайно, большую часть аудиокниг начитал Игорь Князев, если вы аудиал — вам сюда.

Кстати, «Нож» на Яндекс книгах есть в аудио и чтение Андрея Финагина тоже хорошо необычайно.

Суперпозиция

Когда ты умер, ты не знаешь об этом, только близким тяжело. То же самое, когда ты тупой.

Не то, чтобы я чувствовала себя совершенно тупой с этой книгой, начитанность примерно на порядок выше, чем в среднем по больнице, в помощь, хотя тут я не с большинством. «Время Кобольда» вещь классная, но сильно не для всех. Сложная структура, необходимость перманентной, в ходе чтения, про/подкачки бэкграунда не способствуют пребыванию в зоне психологического комфорта. Тем более достойно восхищения такое количество по-настоящему активных поклонников Павла Иевлева. Жаль только, что за пределами этого круга он так мало известен. Но несправедливость мироустройства. возносящего пустышек и оставляющего в забвении достойных, не наша сегодняшняя тема. Наша — ответ за прирученных+ликбез в прикладных понятиях квантовой физики (насколько вообще совместимы квантовая физика и прикладное применение).

Так или иначе, а заключительной книгой трилогии «Время Кобольда» автор это делает, не смущаясь редкостию птиц, долетающих до середины Днепра. Антон Эшерский, сквозной герой трикнижия, подходит к сорокалетнему юбилею по-прежнему небогатый, не знаменитый и непрестижный, но у него есть любимое дело — директорство в детдоме им. тезки Макаренко и дети, за которых со всем миром готов воевать. Семь лет, прошедшие со времени «МЖИнС» сделали его также приемным отцом семилетнего Мишки, рожденного Мартой от неизвестного отца, но таким приемным, который лучше родного. С семейной жизнью у героя никак, Марта периодически отчаливает из нее в поисках себя (а находит очередного Петю, Васю, Колю), что Эшерского не то, чтобы волнует, он никогда не любил эту женщину.

Настя выросла и учится на психолога. В большом мире теперь рулит не Кобальт, а Дорама — это такое другое средство воздействия на реальность, с высочайшим уровнем интерактивности, иммерсивности и никто не уйдет... На периодические попытки сместить Антона с директорской должности, Кобальт, однако, накладывает вето — спящий лев не равно «мертвый лев». Это уровень истории, который условно можно назвать «здесь и сейчас». Однако пространство романа примерно поровну поделено с реальностью Кэпа, застрявшего, вместе с другими несчастными, в дурной бесконечности иного, чем в «Календаре Морзе» свойства. Там был бесконечно повторяющийся для целого города день 13 июля, здесь среднее между казармой и общежитием чистилище-бардо, из которого непременно надо выбраться.

Часть Кэпа, память которого о происходящем ежеутренне обнуляется и двух женщин, содействующим ему в поисках выхода, жестче, злее, физиологичнее части Аспида (нет-нет, это всего лишь сокращение от Антона Спиридоновича, которым воспитанники за глаза кличут обожаемого директора). И она насыщена наукоемкостью (хотя возможно и наукообразием, тут моего малого разумения не хватит отличить) до кристаллизации. Я сказала в начале о неуюте, и он не только ментального свойства, дискомфорт ощущается буквально всем телом, хотя для меня это, возможно, личное, позже добавлю на Либ свою историю, связанную с книгой.

«Время Кобольда» закрывает большую часть вопросов трилогии, это по-настоящему мастерски сделано, уступая фееричному «Календарю Морзе» сильно превосходит «Мертвую женщину...» Сомневаюсь, что вернусь к Иевлеву в ближайшее время, но практически не сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь. И в любом случае, если вы ищете достойную умную фантастику-киберпанк-фэнтези — не пропустите эту трилогию, она в разы лучше большинства разрекламированных новинок.

Тайники

Как она это делает? Понимаю, не то, чтобы уместно, задаваться таким вопросом в отношении писательницы, которую люблю без малого пятьдесят лет — а моя Дина Рубина началась со спектакля «Когда же пойдет снег»: девчонкой увидела по телевизору, смеялась и плакала, замирала предчувствием горя и обмирала от счастья. И вот уже я в предпенсионном, блин, возрасте, а сердце все так же обрывается от ее новой истории — как она это делает?

«Мальчиками» Дина Ильинична открывает новую сагу и пусть вас не обманет залихватское и где-то даже легкомысленное название «Дизайнер Жорка», речь в этой истории пойдет о серьезных людях, о непростых — часто трагичных — событиях. Георгий Иванов, центральный ее персонаж, надо полагать, вырастет в того самого знаменитого дизайнера, да не треники-со-стразами-Гошу-Рубчинского, хотя имена совпадают. Скорее это будет тип «Господина оформителя» — создание немыслимой красоты композиций в интерьерах, работа с пространством, изменяющая само представление о нем, оформление ивентов мирового значения. Наверняка впереди нас ждет и криминал, что-нибудь с ограблением века, но не буду гадать, пока детство.

Несчастливое у математического гения Жорки, чей отец, деревенский электрик, убился по несчастной случайности, от каких не убережешься, работая с электричеством. Мать запила, а после попала в психушку, мальчишка прибился к деревенскому пастуху, бросил школу и неизвестно, что с ним было бы, не напиши учительница дальней родне, не забери его глуховатая Тамара, сама детдомовка, в Астрахань, где янтарная вобла, алые на срезе арбузы, умопомрачительные брикадели. С этого времени стало счастье, еще и потому, что Жорке встретился друг, герой-рассказчик Агаша (Аркаша, конечно). Рубина как никто умеет вернуть нас в детство, когда друзья самые родные. Детские дружбы обычно не так крепки как те, что завязываются в 15-17 лет, но им повезло. Профессорский сын и внук Агаша сделается его другом на всю жизнь.

Вторая временная и сюжетная линия романа — это история человека, который станет Жорке Учителем, Торопирен, он же Цезарь Адамович Стахура, он же Ицик Страйхман, потомственный часовых дел мастер, сын лучшего в Варшаве часовщика и наследник немыслимой красоты-ценности коллекции часов. На момент отъезда семьи из родного города их было чуть меньше четырехсот, ко времени возвращения.... Впрочем, если бы коллекция была единственным, что отняла у Ицика Вторая Мировая, он был бы самым счастливым человеком на свете. Здесь и сейчас, в осиянной солнцем Астрахани, Торопирен работает в месте, которое ассоциируется скорее с мраком — он сотрудник лепрозория. Наш книжный год начинался «Заветом воды» Вергезе. в котором проказа и прокаженные играют немалую роль, заканчивается этой рубинской книгой. Можно, наверно, порассуждать на тему: «не знаешь, откуда и за что прилетит», — но я не буду, просто зафиксирую.

А вокруг шумит, звенит, сверкает и переливается прекрасный мир, который Рубина, как никто, умеет подарить своему читателю — со светом, звуком, запахами и текстурами. И, боги мои, как Дина Ильинична читает свои книги! Я не удержалась и почти полностью переслушала «Мальчиков» дважды. Просто ради счастья слушать ее чтение.

Гадкие лебедята

"– Ксения грезит о коитусе в «лексусе», а у Жени жопа застряла в «пежо», – декламировал он речевую разминку, готовясь к эфиру, – мерчендайзер в коворкинге харассил коуча краудфандинга на аутсорсе…

Серьезный человек, работает над собой. Не то что я.»

Не думала, что 2024 чем-то книжным еще удивит меня. К финалу, как правило, предпочтения определены, места в личном рейтинге зарезервированы,.Есть «Книги года»: русскоязычная и переводная в условно большой литературе, то же среди фэнтези и фантастики, детской литературы и янгэдалта, нонфикшена и автофикшена (будь он неладен). Детективы, хорроры, мемуаристика и биографии, юмор, эпическое и семейное — все примерно по полкам, все масти в колоде по ранжиру. Тут является джокер Павел Иевлев и путает карты. «Календарь Морзе» не просто бомба, это миллион тонн в тротиловом эквиваленте. Феерически круто, ярко, умно, но без натыкивания читателя носом в его ментальную недостаточность, глубоко без пафосной напыщенности и претензии на «философскость», так писали бы Стругацкие, твори они сегодня.

Фабула соединяет «День сурка» с «Городом Зеро», крохотный провинциальный Стрежев застыл мошкой в янтаре вечного 13 июля, «И теперь у нас все время пять часов, и все время пора пить чай» На самом деле, ассоциация с «Алисой» и Безумным чаепитием довольно точно отражает как внешне благостный абсурдизм ситуации, так и подспудно вызревающую угрозу. От внешнего мира они отрезаны, но в пределах города связь работает и продолжает вещание местное Радио Морзе, на котором диджеит герой Антон Эшерский (отсылка сразу и к «Падению дома Эшеров» По и к городу Ашерову из «Солдат Вавилона» Лазарчука) с программой «Антонов огонь». Он такой и швец, и жнец, и на дуде игрец — в прошлом военкор и в горячих точках бывал, остроумен, неплохо образован, владеет языком (в смысле — не только русским), музыкально прошарен и безнаказанно стебется над большинством приглашенных гостей эфира (чего ни они, ни большая часть аудитории не улавливают).

А Стрежев, меж тем, как-то удивительно приспособился к нынешней отрезанности от мира, продуктовые запасы на складах магазинов возобновляются каждое утро; работа и зарплата губернаторским попечением стабильны, и какой россиянин не мечтал бы о вечной середине июля? Больше того, у горожан внезапно открываются таланты, и не певческие, там или художественные, а лежащие в сфере ощущений — умение очаровывать, производить впечатление или снимать боль. Чего бы не жить себе, да радоваться и от Цезаря далеко, и от вьюги? Но есть тревожные звоночки, которые вот-вот сольются в неумолчную сирену — аномальное положение вещей накапливает ошибки в программе реальности, ткань мироздания истончается до утка и основы. А то, что сквозит через прорехи, совсем не радует.

Вдобавок еще и пуклы. А это что за звери? Не звери, нет, часть горожан начинает подозревать другую часть, ничем от себя не отличную, в нечеловеческой природе — они, мол такие манекены, имитация, вы-пук-лые, пу-стые внутри кук-лы, которые годятся на то, чтобы числиться на городском балансе в качестве имущества, но правами граждан-горожан обладать не могут. И убийство пуклы не преступление, а максимум мелкое хулиганство и порча городского имущества, а лишить пуклу собственности или снасильничать — так и вовсе деяние долблести (сначала опечаталась, а потом решила оставить). Вообще-то Антон здесь из-за лучшей девушки на свете Ани, но как раз с ней трагически не складывается, она, журналистка и блогерка, все время ускользает.

И был ее панический звонок в ночь, когда на город опустилась эта дурная бесконечность. И в кафе на углу, где она всегда назначает встречу, заметно пристрастие к палиндромам (это фразы, которые читаются с конца так же, как с начала, вроде «А роза упала на лапу Азора»), а знаете, что самый известный палиндром — международный сигнал бедствия SOS? Все окажется завязанным на Аню куда крепче, чем можно было бы ожидать, и палиндромы будут неслучайны, и Антон таки уедет из Стрежева даже не с одной, а двумя близкими женщинами, но пересказывать я, конечно, не буду.

Скажу только, что, при всей серьезности и драматизме, книга эта немыслимо смешная, я смеялась с ней бесконечно. И в ней тысяча мемасиков, которые можно запоминать, чтобы блеснуть при случае. И в ней, писавшейся примерно в 2017, про наше с вами сегодня в пузыре стабильности. Имеющий глаза, видит.

Алоха Оэ!

«Мы гавайские гитары

К вам приехали сюда,

Отпустите нас отсюда,

Будем очень благода...»

Я в восторге. Дэну Симмонсу, кроме особого пристрастия к подробным описаниям крови, кишок, доброты, обычно пеняю за многословие. Историю, которую вполне себе можно уместить на двухстах страницах, он размазывает на восемьсот. «Горящий Эдем» не по-симмонсовски уютно разместился на четырех-с-небольшим сотнях — аккуратно, компактно, емко. А имея в виду достаточно сложную интригу, обилие персонажей и сюжетных линий, неизбежное в этнофэнтези знакомство с мифологемами (которые тоже требуют книжного пространства) — так прямо виртуозно.

Гавайское этнофэнтези с выраженным социально-философским звучанием, в которое автор, верный литературоведческому кредо «развлекая — просвещать» ввел Сэмюэля Клеменса, подсветив историю марктвеновским юмором. Итак, некто Байрон Трамбо, беспринципный делец, ничего общего с Трампом не имеющий (ага-ага, в книге даже есть оговорка, что герой терпеть не может вновь избранного президента) — этот самый миллиардер выстроил на Гавайях пятизвездочный туристический комплекс. И все бы ничего, да вот незадача, люди не хотят туда ехать, ходят слухи, что гости исчезают с курорта, и слухи эти небезосновательны. Собственно с исчезновения троих история начинается.

Богатые потому так богаты, что («они такие жадные=неверный ответ») чутье уводит их из мест, где жопка подгорает. Трамбо спешно пытается продать курорт японцам, под зону отдыха для их миллиардеров, а чтобы нагнать массовку в непопулярную локацию, разыгрывает суперакцию для радиослушателей всех американских штатов с уик-эндом на райском острове главным призом. По одному победителю от каждого штата. Многодетная мать и владелица мусороперерабатывающей империи (о последнем мы узнаем только в финале) Корди свою поездку выигрывает. Элинор (одинока, профессор истории, специализируется на Эпохе Возрождения) копила на свою пять лет. И не только ради счастья побывать в тропическом раю. Дело в том, что ее дальняя родственница, на которой Марк Твен собирался жениться, оставила дневники, связанные с их встречей именно здесь. Элинор таким образом отдает дань семейной истории и своей любви к человеку, начавшему великую американскую литературу (вы ведь знаете, что вся она вышла из «Приключений Гекльбери Финна», как русская из гоголевской «Шинели»?)

А вокруг, тем временем, творятся невообразимые мрачные чудеса — тут уж Дэн наш Симмонс дает волю естественным склонностям. Вулканы начинают извергаться, в море рыщет горбатый человек-акула, на суше — ужасный человек-кабан и кажется весь вообще гавайский пантеон ополчился на гостей курорта как Бирнамский лес на беднягу Макбета. Понятно, что не без причины, но о причинах вы узнаете, когда прочтете, а еще лучше — послушайте аудиоверсию «Горящего Эдема» от Игоря Князева. Он бесподобен.

Симбионтическое

«Я подарю тебе вон ту звезду. Светом нетленным будет она освещать путь в Бесконечность.»

Вот и не верь после этого в астрологию с ее Солярным возвращением: ЖЖ напомнил, что десять лет назад в этот день я писала про «Интерстеллар» Нолана, сегодня рассказываю о «Станции Вечность» Мёр Лафферти, из серии Midsolar Murders. к слову, где действие тоже разворачивается в глубоком космосе. И это совпадение не то, чтобы рядовое, несмотря на обилие фантастики в современном книжном пространстве, космическая тема в нем редкий зверь: все больше параллельные миры, киберпанк и попаданчество, не к ночи будь помянуто. Я озадачена, как малым читательским откликом на роман (6 рецензий на Лайвлибе против 151 на ее же дебютные «Шесть пробуждений»), так и уровнем оценок на Либе и Фантлабе. Кажется, что книгу или намеренно травят или ей катастрофически не повезло с читателями. Меж тем, роман крутейший.

Посвящение Дугласу Стюарту не случайно, эта история проникнута духом романа-легенды больше. чем какая бы то ни было другая, навеянная «Автостопом по Галактике». В ней совершенно та же безалаберная легкость и некий забавный абсурдизм, ни разу не кафкианский, скорее марктвеновский, простое говорение о сложном, убежденность, что полотенцем (хотя в данном случае его заменяет золотой медальон 999 пробы) можно решить любые проблемы и спасти человечество как биологический вид. Смотрите, какая история: недалекое будущее. первые контакты со внеземными цивилизациями произошли в тридцатых, когда те просто начали посещать Землю, не спрашивая разрешения ни у правительств, ни у военных. Впрочем, тем и другим пришлось принять как данность, что не они рулят, когда стало ясно, на сколько порядков наш технический прогресс отстает от других разумных рас Вселенной. Ведут пришельцы себя прилично, делятся кое-какими технологиями, о серьезном сотрудничестве с людьми речи не идет, не станут же топ-менеджеры Газпрома рассматривать в качестве делового партнера младенца.

Однако кое-кому из землян таки находится место на космической станции Вечность, это посол Земли Адриан (гений лингвистики, но в остальном тот еще говнюк, нытик и человеконенавистник) Александр (Ксан, бывший военный) и Мэллори (молодая женщина, сирота, рядом с ней все время случаются убийства, на рациональном уровне никто не верит в это, но подсознательно все опасаются ее и стараются держаться подальше). Собственно, Мэллори сама попросила инопланетян об убежище, чтобы прекратить эту дурную бесконечность, и те не отказали, чтобы расплатиться за перелет и пребывание здесь, Мэллори позволяет изучать себя как диковинный биологический вид. Вы скажете, что это уже воннегутовщиной отдает, и будете правы, «Колыбель для кошки» вместе с «Бойней номер пять» не раз упомянут на страницах.

Кроме землян. которые тут в явном меньшинстве и отношение к ним, как бы поделикатнее — как к умственно неполноценным, на Вечности постоянно находятся каменные люди Гнейсы, умеющие сливаться с фоном Фантасмагоры, два Сонма с роевым сознанием — один состоит из синих ос, другой из серебристых, есть еще Гурудев Рен, почти такой же противный, как Адриан, он симбионт Вечности, которая тоже разумное мыслящее и живое существо. Все расы во вселенной живут в симбиозе, причем симбионты часто даже не с изначально их планет, отношение к нам, как к недоумкам обусловлено именно тем, что люди единственные, кто не нашел себе партнеров.

Земные военные — этот, в некотором смысле особый биологический вид, тем временем заняты разработкой вещества, уничтожающего симбиоз, надеясь таким образом ослабить пришельцев (очевидно и победить, в их мозг просто не умещается мысль, что один такой массированный демарш сотрет планету с карты галактики. И вот, становится известно, что на Вечность летит шаттл, наполненный людьми, в котором вместе с толстосумами и знаменитостями эконом-классом путешествуют победители лотереи, выигравшие билеты. Не будет спойлером сказать, что все простые люди на борту шаттла как-то связаны с Мэллори и Ксаном. Но даже не зная об этом, только услышав о приближении, девушка в ужасе. Они что, не понимают, что с появлением людей кто-то опять умрет.

О, да, смерть случится, Мэллори только не представляет масштабов того, что ей придется разгребать, и в прямом, и в переносном смыслах. Суперская история, и с точки зрения фантастики, и как оммаж мэтрам. Стильно, интересно, классно

Мастера Игры

К четырем вещам, которые царь Соломон называл непостижимыми: путь рыбы в море, птицы в небе. змеи на скале и женщины к сердцу мужчины, добавлю пятую — внезапный вал (полтысячи) рецензий на Лайвлибе у этой книги. Не модная новинка от издательств, не в жесткой ротации у критиков и блогеров, не самая известная вещь Желязны. Сама я узнала о ней случайно: писательница Ольга Небелицкая сказала, что перечитывает ее каждый год в октябре. На такие подвиги постоянства неспособная, я не могу не уважать их, когда встречаю у других. И да, книга, которую кто-то перечитывает ежегодно, стоит того. чтобы прочесть ее хотя бы раз.

Хэллоуинская история с участием множества героев, известных по другим культовым произведениям мировой литературы и просто собранных с миру по нитке, такая постмодернистская солянка сборная. Холмс и Ватсон под одной обложкой с Дракулой, Распутиным, монстром Франкенштейна и Джеком-Потрошителем. Впрочем, возможно хозяин рассказчика — пса Снаффа, не серийный убийца из викторианского Лондона, а порождение фантазии самого сэра Роджера — Джек-из-тени, герой одноименного романа. Так или иначе, абсолютное большинство, в том числе те из них, кто выступает здесь в амплуа положительных героев — в коллективном бессознательном четко прописаны как негодяи, а то и вовсе чудовища. Возможно я невыносимо старомодна, но размытие моральных цензов назначением душегубов на роли героев мне не близко. Соответственно, вторая попытка проникнуться обаянием Желязны мимо, как и первая.

Концепция Игры, со всеми этими Открывающими и Закрывающими, с артефактами, которые нужно искать преимущественно на кладбищах, с Тварями в гардеробе, на чердаке и черт знает где еще, которые мечтают прорваться в наш мир предвестием лавкрафтовых Древних богов — эта концепция немыслимо сложная и разобраться в ней без пол-литры вряд ли возможно, а с пол-литрой и подавно не разберешься. Но определенная поэтика во всем этом присутствует, а рассказ от имени Снаффа — фамильяра «закрывающего» игрока Джека и его взаимодействие с другими животными-фамильярами, довольно сложное и не всегда напрямую нацеленное на служение интересом представляемого партнера-человека, однако некими кривыми путями приводящее к оптимальному результату и удерживающее мир на краю — все это по-настоящему круто.

Понравилось? Скорее нет, я сильно не по лавкрафтиане. И все-таки хорошо, что эта книга есть в моем читательском багаже. Если уж выходить из зоны комфорта — то ради таких вещей.

Идеальный триллер

Не только триллер, роман Алекс Марвуд крутейшая семейная драма и мощная социальная сатира, но все-таки книгу незнакомой писательницы мы берем ради истории, а она здесь такая, что сначала вы заинтересуетесь, потом увлечетесь и не захотите оторваться, еще потом почувствуете, что увязли в этом полностью и нет сил прекратить читать-слушать, пока не узнаете, что же там на самом деле было. Ближе к концу шибанет наотмашь ужасной правдой, тупо станете повторять: «Нет, нет, нет, так не должно быть». И это еще не все, самая мрачная тайна откроется буквально на последней странице, если и не перевернув с ног на голову знание, к которому вы уже было адаптировались, то добавив к нему (по поговорке: «во многом знании многие печали») дополнительных печалей.

Смотрите. какая штука: 2004, солидный бизнесмен Шон Джексон из тех немногих, кто умеет делать деньги на всем — собирается отпраздновать 50-летие в близком кругу: будут только семья и старые друзья, но с размахом, соответствующим статусу. Местом проведения выбран роскошный дом в Борнмуте — компания юбиляра строит «под ключ» и с дизайнерской обстановкой элитные дома, этот после праздника будет выставлен на продажу, но прежде «пошалим-поиграем». У очень богатых пятидесятилетних мальчиков потребность в играх и шалостях не меньше, чем у двадцатилетних, возможностей ожидаемо больше. Друзья: политик с женой (призывает к смертной казни за наркотики, что не помешало ему привести сюда примерно тонну кокса); семья успешных пиарщиков (работают со звездами эстрады и спорта, старшая девочка, 15-летняя Синтия влюблена в дядю Шона лет с семи); успешный врач с детьми и женой (именно она, красотка Линда занималась дизайном этого дома, и трахается с именинником).

Собственная семья Шона представлена женой Клэр (лощенная стерва, десятью годами моложе первой жены, Хизер, на деньги которой начинал бизнес, увела его из семьи), две близняшки-трехлетки от этого брака, Коко и Руби и две дочери от первого, Инди и Милли. Вообще-то, юбиляр не ждал старших девушек, у разведенных мужчин есть свойство забывать о детях от прежних жен, и ведут себя девчонки вызывающе. совсем не то, что их ровесница Синтия, которая смотрит на него, как на божество, пробудут они тут недолго. буквально на следующий день поссорятся с отцом и уедут. У богачей детьми обычно занимается няня, но их девушку-португалку Клэр накануне уволила, углядев в ней опасность для брака. Теперь малышки, с их капризами, недомоганиями, неизбежными при смене обстановки и окружения, портят отцу праздник. А потом Коко исчезает. И вот это вот все: «ищут пожарные, ищет милиция» — не дает результата. Пропажа трехлетнего ангелочка, случись она в простой семье, стала бы текущим инфоповодом и скоро забылась, но мир внимателен к богатым и знаменитым.

Спустя двенадцать лет, Шона Джексона, женатого четвертым браком на ровеснице старших дочерей Синтии (дождалась-таки своего счастья) находят в роскошном номере отеля прикованным к кровати, со следами стимуляторов в крови и абсолютно мертвым, Камилле звонит Клэр и просит отвести Руби на похороны отца, сама она не может заставить себя снова увидеть этих людей, после пропажи дочери ее затравили как скверную мать, теперь она с уже 15-летней Руби живет на ферме, практикует ЗОЖ, органическое земледелие и раздельное питание. Похоже, так и не оправившись от потери дочери. И вместо того, чтобы ответить стерве, которую всю жизнь ненавидела: «Поищи другую дуру», — Милли заезжает за сводной сестрой.

Роман построен на приеме чередования флэш- и фидбэков: глава из 2004, следующая из 2016, в прошлом раскрывается мрачная тайна, в условно настоящем — роуд-муви сестер и похороны. И да, это бомбически интересно, а к финалу скрутит так, как у меня, например, со времен «Маленького друга» и «Тайной истории» Тартт не было. Не пропустите.

Страшная месть

«Дракон: Вы потомок известного странствующего рыцаря Ланцелота?

Ланцелот: Это мой дальний родственник.

Дракон: Принимаю ваш вызов. Странствующие рыцари — те же цыгане. Вас нужно уничтожить.»

К детективам по розыску пропавших людей приходит человек, называющий себя Ланселотом. Нет он не псих с комплексом Наполеона, хотя об одном своем психическом отклонении предупреждает сразу — его преследует жаме-вю (никогда не видел), противоположность дежа-вю (уже видел), когда человеку кажется, что он уже переживал какие-то моменты и может предсказать дальнейшее развитие событий. Жаме-вю, это когда знакомые места кажутся неуловимо изменившимися: ты не можешь облечь в слова, но на уровне ощущений знаешь, что все только похоже на настоящее. А Ланселот — это вообще его прозвище с детства, потому что фамилия у него Силотский. Рыжий здоровяк жизнелюб гоняет на Харлее, владеет фирмой по производству дверей, счастливо женат и все у него хорошо. Кроме этого жаме-вю, с которым просит компаньонов разобраться.

А чтобы соблюсти формальности и у Бабкина с Илюшиным не было повода отказать в помощи: где агентство по розыску пропавших людей и где игры сознания отдельно взятого поклонника фэнтези, который верит, что созданные воображением миры где-то существуют — так вот. чтобы не отказали, подбрасывает им задачу: найти своего пропавшего зама. Рекогносцировка Сергея на местности результата не дает, вернее дает, неожиданный: супругой клиента оказывается его собственная первая жена. До Маши, оказывается, уже была Ольга. Классический неудачный брак, в котором она пилила его за непрестижную профессию и безденежье, и так надоела, что он потребовал развода, тут откуда не возьмись нарисовалась предсказательница, которая категорически не советовала Бабкину менять что-то в жизни, грозила несчастьями и чуть ли не гибелью. Неприятности, впрямь, посыпались на него. но спонтанное расследование выявило. что подстроила их женушка. В общем, тогда они расстались, но это дает материал для размышлений об анамнезе странностей, которые мерещатся Ланселоту-Силотскому.

Обладателю сверхинтуиции Илюшину с осмотром двора рыцаря-бизнесмена везет больше, он замечает и свежеокрашенную в более светлый оттенок прежнего цвета подъездную дверь, и небольшие корректировки в рекламном баннере у парковки, и замененную циферку в номере двери. Кто-то, впрямь, исподтишка меняет реальность клиента. А потом его взрывают, прямо на глазах у детективов в момент, когда заводит мотоцикл, чтобы ехать от них. Тут бы и прекратить расследование, но на Илюшина с Бабкиным (вернее его жену Машу с сыном Костей) происходят нападения, инициаторы которых приказывают отказаться от следствия. И наши герои, конечно, берутся за него с удвоенной энергией.

Елена Михалкова, в очередной раз подбрасывает поклонникам историю, на парсек отстоящую от правды жизни. Снова персонажи ее книжки ведут себя, как никогда не ведут живые люди в реальности, а мотивации поступков («я мстю и мстя моя страшна») покажутся весомыми только человеку умеющему отключать мозг. Писательница знает, чего ждет публика: «читатель ждет уж рифмы «розы» — и дает это в количествах. Ей, похоже, и самой нравится эта игра, что-то вроде настолки, в которой люди увлеченно моделируют нереальное, а Михалкова выступает режиссером-модератором. Она остроумна и наделена редкой силы талантом, обаяние ее дара светит сквозь всю муть, какой умудряется нагородить, и мы читаем.

Или слушаем начитанное Игорем Князевым. Отлично, как всегда.

Незамысловато как грабли

Антона Чижа вы можете знать по серии ретродетективов «Агата и сыск», которых я не люблю, но вполне возможно. что вы из числа его горячих поклонников. Если так — радуйтесь. Сборник рассказов «Красный как жизнь» (странное название ассоциируется у меня с тем, о чем в приличном обществе и в присутствии детей лучше не говорить, не потому, что я испорченная или сексуально озабоченная, а потому, что чувство языка, оно или есть, или простите) — так вот, у этого сборника малой прозы с детективами ничего общего, но с ретро — вполне.

Семерка рассказов, в которых автор вспоминает свое советское детство на западной окраине империи, и юность в ее культурной столице, пронизана нежностью к Союзу, самому себе образца того времени: малышу, школьнику, подростку, юноше, молодому человеку. Героев, которые не он, Антон любит меньше. Рано познав женское коварство ( «Любовь советская, третьего класса, под знаменем будущих войн со всякими фашистами»), красивых молодых девиц не особенно жалует, проводит через суровые испытания, в которых одни чудом выживают («Любовь у края империи»), а другим везет меньше («Рыжая шкурка»).

Зарисовка из лихих девяностых, два дурачка, автор с другом Максом, решили подзаработать частным извозом в Новый год, когда, известно, счетчик тройной, и что из этого вышло («Будет, что вспомнить», так и хочется продолжить «нечего детям рассказать»). «Их нравы», ожидаемо скверные («Узники Монако»), но русские не сдаются, как объяснил нам фильм «Брат 2».

Титульный рассказ «Красный как жизнь» — это такой вариант огенриевских «Персиков» с поправкой на ветер Чижа, который ни разу не О.Генри. Не юмористический, а военно-патриотический. Семейная легенда о бабушке, молодой ленинградке, оказавшейся в эвакуации с двумя детьми. Слабенький младший заболел двусторонней пневмонией и, когда кризис миновал, важно было дать ему той еды, какую малыш попросит — именно это запустит механизм выздоровления. Он просит помидор. Нереальный зимой в этой медвежьей дыре, где о теплицах отродясь не слыхали.

Не буду спойлерить, я же все-таки думаю, что вы поклонники Антона Чижа и захотите сами узнать, чем все кончилось. А я поклонница Игоря Князева, который исполнил аудиоверсию сборника.

Мы все в эти годы любили, но мало любили нас

Свою Книгу ноября я нашла. Забавно, весь октябрь писала для лайвлибовского марафона рецензии на книжки Дома историй, обходя стороной роман Сьюзен Чой. «Ох нет, — думала, сто первая американка азиатского происхождения расскажет сто первый вариант дарк академии про студентов школы «для избранных», с непременной трагедией, при участии наставника-манипулятора, размывающего их моральные цензы. Да блин, надоело!» Как я ошибалась. Нет, внешний абрис тот же: школа искусств, принятие куда тем более ценно для 15-леток студентов, что город их ни разу не культурный центр, вроде Нью-Йорка с его Бродвеем или Лос-Анджелеса, сами знаете, с чем. Южный город в Техасе, где улицы широки, расстояния огромны, а в бесконечных пригородах дома эконом-варианта так похожи один на другой, что собственный приходится помечать крестиком, чтобы найти вечером. Сара с мамой сделали так, переехав сюда после развода.

Они небогаты. Не бедняки, нет, мама работает секретарем в университете, несмотря на инвалидность, а Сара подрабатывает в булочной, при том, что школа берет по двенадцать часов в день (да, то самое: «Вы ведь понимаете, как вам повезло быть принятыми? Не потянете — на ваше место очередь!») Они понимают, но Сара также знает, что ей позарез нужна машина, которой не купят родители, как большинству одноклассников. Здесь все ездят на машинах и никто не ходит пешком, чтобы заработать на свою, она готова вкалывать, света белого не видя. Дэвид из другой среды, у его семьи колониальный особняк в самом престижном районе города. Вообще-то, этим благосостоянием они обязаны Филиппу, отчиму, к которому красавица-мама ушла от небогатого отца Дэвида. Но он может быть спокоен, свою первую тачку получит точно в день сдачи на права.

У Сары с Дэвидом любовь. Им бы не встретиться разная среда, разные районы, они и в Школе первый год не особо замечали друг друга. Пока во время очередного занятия по актерскому мастерству, которое наставник, Великий и Ужасный мистер Кингсли называл «Упражнениями на Доверие» (именно так, все с заглавной) — пока во время очередного, состоящего в ползании и тактильных контактах внутри темного картонного куба, ее рука не коснулась его лица, и родинки над верхней губой. И губ. Кто не переживал этого «искра вспыхнула», тому не объяснишь. а кто пережил, тому объяснять не надо. На каникулах его семья уезжала в Лондон, он писал ей каждый день, а потом они встретились и было все. А потом начался второй курс и Дэвид готов был на весь мир прокричать, что Сара его девушка, а для нее органично шекспировское «люблю нежней, но не для многих глаз».

Они, весь прошлый год упражнявшиеся в доверии, на практике применить его не сумели. В юности же все как с содранной кожей, а специфика актерской профессии, которой они здесь обучаются, предполагает еще и немалую степень публичности, едва ли не эксгибиционизм, все как сквозь увеличительное стекло — дымится. И вот эта немыслимая острота чувствования для меня главное в книге, о которой можно говорить и как о романе-перевертыше с непрестанно сменяющейся оптикой; и как о модернистском, построенном по принципу китайской лаковой шкатулки: внутри одной другая, а там еще третья и все заключено в четвертую; и как о #MeToo фем-высказывании; а можно увидеть в нем метафору служения творчеству: званых много, да избранных мало — такого же обманного, как любовь, у которой всякий бриллиант к финалу истаивает до лужицы слез. Можно говорить много, но все слова мира не передадут счастья того слияния и поглощения, когда ты растворяешься в тексте и он становится тобой.

За себя могу сказать, что выпала из времени, когда читала часть Дэвида и Сары, а это примерно три четверти книги, остальные три умещаются в оставшуюся четверть. Говорят, что язык оригинала непростой и затейливый — верю. Язык перевода шедеврален. Это снова Сергей Карпов, наследник по прямой Сергея Ильина (кто понимает) и лучший у нас сегодня, несмотря на то, что переводческие премии обходят его. Истории интересуют нас ради содержания, но книги мы берем ради того «как» это написано.

Va Bene

«Как насчет несделанного добра, того, что было оставлено на потом?»

Самая горячая новинка ноября от Адрианы Трижиани, семейная сага о клане ювелиров из тосканского городка Виареджо. История, которая охватывает столетие с небольшими, проводя героев и нас с ними, через Францию, Шотландию. Англию, чтобы вернуть домой.

С Матильдой Роффо, в девичестве Кабрелли мы знакомимся в ее 81-й день рождения. Дата не про «и чумового настроения на миллион ночей и дней»: подруга дарит упаковку пробиотиков, любимая внучка Анина заглянула в гости с фруктами (по правде, за предсвадебными хлопотами, она забыла про бабулин праздник, пришла выбрать украшения к церемонии), муж Олимпио принес коробку ее любимых пирожных, хотя главный подарок — браслет с сапфирами и бриллиантом, он положит в стакан для полоскания рта в ванной — некоторые люди не взрослеют. А еще, в этот день на Матильду спикирует чайка, до крови оцарапав клювом щеку. И она поймет, что это знак, что осталось немного, и надо подготовить все к уходу.

Значит время раскрыть семейные тайны, которые долго оставались непотревоженными, рассказать правду об их происхождении детям и внукам, уверенным в чистейшей итальянскости своих корней. Почтить память мамы, бабушки и прабабушки Доменики и ее первого мужа, героически погибшего на войне шотландского капитана Джона Мак-Викарса. С этого момента рамки повествования раздвигаются на столетие назад, знакомя нас с одиннадцатилетней Доменикой Кабрелли, девчонкой-сорванцом. Она дружит с безотцовщиной Сильвио и мечтает добыть пиратский клад, местонахождение которого, Доменика уверена, можно вычислить по старинной карте, Сильвио «позаимствует» ее в местной библиотеке. Нет-нет, они правда хотели вернуть карту, но этого не объяснить библиотекарю и стае местных шакалят-мальчишек, отправленных им в погоню и всегда готовых унизить «эль бастардо». Кладоискателями друзья так и не станут, но этот день определит будущее девочки, которой придется поучаствовать в наложении швов на рану от камня, брошенного одним из мерзавцев. Доменика станет медсестрой.

Трижиани, признанная мастерица плетения сложносочиненных историй, здесь превосходит себя. «Добро не оставляйте на потом» — это про ювелиров-огранщиков, вопреки расхожему мнению, совсем не богачей; про тупую злобу религиозных фанатиков и звериную жестокость, которую пробуждает война; про любовь длиной в жизнь (честно? верится с трудом) и семью, дающую поддержку, когда больше неоткуда ее ждать. Про то, как жить и про то, как умирать.

Отличная книга, спасибо Фантому и Наталье Лихачевой за классный перевод, а прочитанная Алексеем Багдасаровым аудиоверсия — 14 часов чистой радости слушателя.

Скромное обаяние попаданчества

Хотела начать с того, что попаданчество — ни разу не моя тема, но вспомнила «22.11.63» и усомнилась. Понятно, что Михаил Королюк не Стивен Кинг, думаю, он и не претендует. Но маленькая птичка принесла на хвосте, что Игорь Князев записывает очередную книгу этого цикла, а у меня-аудиала своего рода зависимость от его голоса, уж и не вспомню, когда начавшаяся, одно могу сказать определенно — он сломал мою идиосинкразию к аудиокнигам, именно с его исполнением частью моей жизни стало чтение ушами, за которое глаза сказали «Спасибо!» Так вот, слушать продолжение все равно буду, а для этого неплохо бы понимать, с чего все начиналось.

Открою страшную тайну: «Спасти СССР» на обложке, конечно, кликбейтная штука, призванная заинтересовать одну половину читателей, вызвать острый негатив у другой — споры на тему «хорош или плох был Союз» не утихают по сей день — и привлечь к истории внимание, пусть несколько скандального свойства. Но на самом деле Андрей (не случайно имя означает «человек») спасает мироздание целиком, в полном соответствии с современным каноном тысячеликого героя. В концепции цикла мир претерпевает катастрофу именно потому, что в момент распада СССР нарушается равновесие противодействующих сил,. Утрачен сдерживающий фактор, который не позволяет скатиться в бездну оголтелого хищнического потребления на физическом уровне, и уничтожен высокий моральный ориентир — на духовном.

То существо, которое является герою в облике его попутчика, прямо говорит о множестве сценариев гибели, свидетелем которых он/оно успело побывать. Предложение вернуться в 1977 и все исправить выглядит отчасти смехотворным, но с другой стороны, а кто бы не хотел прожить жизнь набело обладая взрослым ее пониманием и владея доступом к информированности, граничащей с безграничной? Серьезное отличие этой серии от тысячи и одной истории, где герои оказываются «возле власти» в ключевые моменты, помимо четкой моральной составляющей: «уничтожен мир, где люди верили в возможность счастья для всех и строили его» — в том, что здесь он попадает в самого себя тридцатью пятью годами моложе. То есть, простой советский школьник из благополучной ленинградской семьи, ученик престижной языковой школы.

Семью годами моложе Андрея, я бы сильно поспорила с ним об общей вере в коммунизм как светлое будущее всего человечества, но я здесь не за тем, а для того, чтобы рассказать о книге, которой не откажешь в находчивости и скромном обаянии. Андрей (врач, напомню, в нашей реальности) внезапно оказывается обладателем информации о резидентуре, советской и западной; о колебаниях котировок на международных фондовых рынках; о маньяках и доказательствах их преступлений; о кладах и бандитских захоронках. Добавьте к этому влюбленность в одноклассницу со всеми подростковыми гормональными бурями, но неминуемо отдающей некоторой гумбертгумбертовщиной.

Получается вполне себе читабельно. Или слушабельно, как в моем случае. Не буду включать заклепочницу, дождусь следующей части.

Топ-топ, хочу в свой гроб

Не то, чтобы макабрическая тема была редкостью, обложка в стиле «Трупа невесты» и «Битлджуса» скорее маркер узнаваемости. Литературе она тоже не чужда, навскидку: «Истории с кладбищем» Нила Геймана, «Тихий уголок» Питера Бигля, «Грязь кладбищенская» Мартина о`Кайня, «Любимчик Эпохи» Кати Качур — во всех историях место действия погост, герои — покойники. «Казя теперь труп» не открывает Америки, просто еще одна сказка о посмертии без рая и ада, без зияющей пустоты, без светового туннеля — про жизнь после жизни, мало чем отличную от реальности. То есть, отличается она много чем, и в первую очередь нематериальностью, невозможностью общаться с прежними знакомыми и покинуть локацию. Но здесь есть правила, их нужно знать и соблюдать; имеются соседи, с ними надо налаживать отношения; свои тихие радости и горести, возможность встретить родственную душу.

Казимира Володарь умерла в 19, близких у нее на этом свете не осталось, любимого и друзей нет, убиваться никто не будет. Да и самой ей покидать этот мир не то. чтобы очень жаль. С одной стороны, история теряет немалую долю естественного драматизма — когда умирает молодая девушка, мы хотим знать, что случилось. Но с другой — начало рассказа о «нежизни» героини с момента, когда она обнаружила себя, наблюдающей со стороны завершение собственного погребального обряда — оно очень современное, соответствующее нашей сегодняшней разобщенности и смутной мечте о месте-времени, где ты не будешь всем безразлична. Именно это происходит с Казей, она мгновенно встраивается в местное, не слишком обширное, общество. Здесь не досаждают любопытством, но всегда можно найти компанию, а когда девушка обнаруживает в себе способность вернуть к жизни заброшенный дом, сделав из него кафе, «нежизнь» становится во многих смыслах привлекательнее прежней жизни.

Лекс (Леша), второй персонаж, за приключениями которого мы здесь следим. В начале кажется, что можно ждать романтики между ним и Казей, но нет, и это тоже примета времени — у всех со всеми здесь устанавливается доброжелательная прохладная приязнь, когда не лезут в душу, но в беде помогут. Лекс воспользуется здешним социальным лифтом, возможностью поступить в Йоки, Подпущинский университет для покойников и прочей нежити, такая разновидность местного Хогвартса. С этого момента макабрический флер истории уступает место магической академии. Не скажу, что это очень хорошо для книги, скорее дезориентирует и выводит из зоны читательского комфорта. Но никто ведь и не обещал, что будет «по шерстке».

Писательница Ирина Крестьева, которая работает под псевдонимом Ая Эн совсем не медийный персонаж, хотя пишет для детей с 90-х и сотрудничала еще с такими изданиями, как «Мурзилка» и «Веселые картинки». Но прошлым летом о ней узнали примерно все в книжном мире, после перенесенного заболевания ей потребовался дорогостоящий комплекс реабилитационных мер, в сборе средств на которые приняли участие многие ее коллеги и книжные блогеры. Чем не материализация в жизни автора идеи книги, что помощь и поддержку порой находишь там, где меньше всего на них рассчитываешь.

Время Царя, бремя Царя

В современной русской литературе женские голоса звучат громче и увереннее мужских,. Писательниц: интересных, ярких, оригинальных — много, но Ирина Богатырева не теряется в этом вертограде. Ее «Белую согру» я прочла три с половиной года назад и несколько сотен, прочитанных с того времени, книг не заслонили горькой и нежной истории, с первых страниц погружающей в иной мир. «Кадын», написанная десятилетием раньше, другая, но в ней то же невероятное умение создавать словами мир, отличный от нашего. Сказать, что Богатырева хорошо передает строй диалектной речи, ничего не сказать. То, что она делает с языком и речевыми характеристиками, не мастерство даже, но естественная как дыхание способность пить из источника живой народной речи.

История девушки, волей судьбы ставшей во главе своего народа два с лишним тысячелетия назад, на сломе исторических эпох. Дочь правителя Ал-Аштара (Красный цветок) дева-воин, избранная Луноликой богиней на службу себе. Если провести аналогию с античностью — это сродни римской весталке или жрице Артемиды у греков. Служение богине предполагает искусность в охоте и владение оружием, превосходящие мужское, закрывая для Избранной путь жены и матери. Дева-воин и дочь вождя, она не готовится править, но волею судеб оказывается поставленной во главе своего народа. Своеобразный гендерный переход от женскости через бесполость полного отказа от плотского , в мужской род. Большую часть книги Кадын будут титуловать Царем (не Царицей).

Бремя правителя, нелегкое в относительно стабильные времена, в эпоху перемен становится вовсе неподъемным, и хрупкие женские плечи кажутся меньше приспособленными нести его, чем крепкие мужские, но Кадын справляется — такое имя получит девочка после жесткого обучения у Камки Еще одна здешняя героиня в модусе неопределенности — шаманка-наставница без возраста: древняя старуха преображается порой в деву, а с текучей плавностью и быстротой ее движений не тягаться никакой девчонке. Или парню — порой пол также неопределим и она предстает наставником-камом. Трехчастный роман с первой повестью «Воины Луноликой», второй «Имена войны» и третьей «Царь» частями отмечает вехи взросления героини и уровень сложности проблем, с которыми она сталкивается. Их более, чем хватает: переход от веры в Бело-голубое, которое соответствует Тенгрианству, к языческому политеизму; от кочевья к оседлости с изменением похоронных обрядов: прежде мертвых оставляли птицам небесным, теперь зарывают в землю

И конечно, повседневный бытовой мифологизм. Предельная, до кристаллизации насыщенность им здешних реалий, вообще характерная для Севера, где человеческая жизнь тесно связана со стихийными духами, а умение договориться с ними, наладить отношения — в немалой степени способствует процветанию, если не вовсе выживанию. Богатырева обратилась к этнофэнтези одной из первых, когда это еще не стало мейнстримом, и сделала это отменно. Но читательской радости необходимость продираться через текст не добавляет, а здесь это приходится делать часто. «Кадын», в отличие от «Белой согры», которая и уму и сердцу, больше «для ума».