Уже конец?

У поклонников Мэтью Корбетта из одноименного мистико-детективного цикла Роберта Маккаммона есть повод для радости — десятая книга (на самом деле двенадцатая или даже тринадцатая, в серии есть варианты #2.5, #3.5, #6.5. Особенность формально десятой книги в том, что она заявлена, как последняя, но верится с трудом, роман заканчивается клиффхэнгером, не оставляющим сомнений — продолжению быть.

Итак, «Левиафан»: конец лета 1704, Корбетт и его друзья чудом спаслись с острова Голгофа, попав, не то, чтобы из огня в полымя, но в почетном плене у сицилийского наместника Сантьяго ( Сицилия под властью враждующей с Англией Испании, а наших героев, не вдаваясь в подробности их американскости. причисляют к англичанам). Возможно им удалось бы составить о себе лучшее мнение, однако у отвратительного кардинала Блэка. их невольного спутника, найден испанцами чернокнижный манускрипт, изобличающий в друзьях не простых «англез», но охотников за зеркалом, созданным магом Валериани. Тем, что позволяет вызывать из потустороннего мира демонов и ставить их себе на службу (последнее сомнительно, но когда это останавливало жаждущих мирового господства?)

Мэтью с Хадсоном, переживающим экзистенциальный кризис после вынужденного убийства того, кого он считал другом, перешедшего на темную сторону — эту пару отряжают в экспедицию вместе с мерзким Блэком и профессором Феллом, который весьма кстати оказался здесь же, в Альгеро. Бывший глава уголовного мира завязал с преступным прошлым, вернулся к естествоиспытательству. а природный дар рисовальщика снискал ему в местном свете славу модного дизайнера. По правде сказать, Хадсон не производит впечатления человека, способного на какие-бы то ни было экспедиции, он, в своей крайней фазе депрессии, больше похож на живой труп: не ест, не спит, почти не разговаривает. не моется, зарос кудлатыми волосьями.

Сопровождающей от испанцев к экспедиции прикомандирована Камилла, которую Сантьяго аттестует охотницей на ведьм, но Мэтью подозревает, что она скорее сама ведьма. Как подозрения рифмуются с декларированным неверием героя в силы потустороннего зла, вторгающегося в мир людей — мне не понять. Но очевидно в этом большая часть обаяния героя и цикла: вечно сталкиваться с необъяснимым, оставаясь вечным скептиком. Следы Бразио Валериани ведут в Венецию, туда и отправляется экспедиция. Удивительно, но присутствие Камиллы оказывает на Хадсона благотворное влияние, он начинает следить за собой, нормально ест, даже возвращается к физическим упражнениям, восстанавливая кондиции, утраченные в депрессивные месяцы.

Поиски зеркала приведут героев во многие места, столкнут с разными колоритными персонажами, среди которых двуногие волки в серебряных масках, и каждый получит по заслугам. А Мэтью вернется наконец из бесконечного европейского вояжа в Нью-Йорк, чтобы жениться на любимой Берри. И вот главное, ради чего я рассказываю о романе — теперь его можно послушать в исполнении Игоря Князева. Энтузиасты перевели и отредактировали, а Театр

Не мой 87-й

"— Доброе утро, дорогие товарищи, — бодро заявил диктор. — С началом первой рабочей недели лета вас!»

Шамиль Идиатуллин умеет удивлять, обертывает трудную для восприятия концепцию увлекательным сюжетом, поворачивает мейнстримные темы под углом, с какого не смотрели (хотя казалось бы, чего проще). Новый его роман выходит на Яндекс книгах сериалом в электронном и аудиоформатах, а на бумаге РЕШ обещает в конце мая. Постоянные читатели дважды лауреата «Большой книги» знают, что вещи, для понимания которых приходится изрядно поскрипеть мозговой извилиной, чередуются у Шамиля с книгами, куда входишь без преодоления порога, «Смех лисы» из таких. 1987, советско-китайское приграничье, в войну у японцев был здесь лагерь, где занимались разработкой биологического оружия, после все залили бетоном и засекретили. Места дремучие, в лесу можно напороться не только на оставшиеся с войны заграждения из колючей проволоки, но и на бункеры под бетоном.

Маленький сонный Михайловск рядом с летной частью, что хорошо — в чипок завозят продукты, каких в поселковом магазине отродясь не бывает. Хотя с молочкой тут обстоит лучше, чем на большей части Союза, и сметаны, разбавленной до кефирной консистенции, поселковые не знают — поблизости ферма, молочные продукты всегда отборные. А еще, скоро законсервированная летная учебка должна ожить, это пока засекречено, но кому надо — знают. «Афганец», сумрачный капитан Сабитов прибывает сюда, чтобы подготовить передислокацию летного полка: радарные установки, ремонт и расширение полосы, подчистка подступившего вплотную леса — лис расплодилось столько, что не ровен час бешенство вспыхнет.

Сереге, перескочившему благодаря школьной реформе, из пятого класса в седьмой, все это неизвестно, да и дела особого нет — у него начались каникулы. На которых строгая мама Валентина не дает спокойно пожить, отправляет в летний школьный лагерь. Где скучно и тупо, где заставляют чинить теплицы и разбирать библиотечные книжки, а из ровесников только соседка-одноклассница Райка — непревзойденная плетельщица макраме, кажется, с веревочками даже во сне не расстается. Есть еще старшие, которые теперь называются диковатым «одиннадцатиклассники» и отрабатывают школьную практику. Но мелким, вроде Сереги с Райкой, нечего и думать о том, чтобы войти в их компанию своими. Вот если бы сделать что-нибудь крутое, найти, например, призрачный самолет, по местной легенде упавший с неба в 51-м. В Михайловском бродящим вокруг него призраком пугают детей, чтобы не ходили в тайгу.

Строгая красавица Валентина, медсестра, воспитывает сына одна, от отца в доме только фото красавца майора, погибшего на боевом задании. Еще один персонаж, на которого стоит обратить внимание — бичеватого вида кладовщик Гордый. Ходит чуть не в отрепьях, живет в брошенной хибаре, калымит самогоном (времена горбачевские, кто не помнит). Всякий год в начале лета умоляет летчиков поднять, хоть на минуту, в небо — запомните его, он не так прост, как может показаться. Военные начинают расчистку, бульдозер задевает какую-то плиту, открывая незаметную щель. Незаметную людям, но лисица проберется туда и скоро окрестности поежатся от лисьего тявканья, так похожего на смех.

Большего я пока не могу сказать, вышло только пять эпизодов двенадцатичастной книги, с которой полностью мы познакомимся до конца апреля. Но история суперкрутая, а в исполнении Сергея Гилева аудиовариант сказочно хорош.

Маленький человек, что же дальше?

Предположение, что для XXI века африканская литература станет тем, чем для XX была латиноамериканская, похоже, оправдывается. Писатели Черного континента все плотнее заселяют новейшее литературное пространство. Без единой концепции, каким был латиноамериканский магический реализм: эпичность Абдулразака Гурны и эстетство Мохамеда Мбгура Сарра отлично уживаются как с этнофантастикой Ннеди Окорафор, так и с афро-вариантом богатые_тоже_плачут «Новой Эффи» Пис Аджо Медие и странноватым феминизмом «Моей сестрицы — серийной убийцы» Ойинкан Брейтуэйт. Они, в основном живущие в странах первого мира, пока не говорят нового слова в мировой литературе, лишь примеривая на себя прежние ее достижения, которые насыщают этническим колоритом.

Мубанга Калимуквенто, Замбийка из Миннесоты, в этом смысле такой афро-достоевский с набором инструментов Федора Михайловича: «слеза ребенка», «бедный человек хуже ветошки», «знаете ли вы, знаете ли, милостивый государь, что такое значит, когда человеку некуда больше пойти?» Для одиннадцатилетней Чимуки началом череды злосчастий становится смерть отца, которая мгновенно и буквально ввергает семью в нищету. Прежняя жизнь, которая не была ни богатой, ни беспроблемной чего стоит пассаж про ловлю крылатых москитов: «жирненькие, вкусные – дармовое лакомство.» Впрочем, возможно тошнотность этого пассажа стоит отнести на счет разности культур, в нашей есть насекомых не принято. В точности, как немыслимой дичью воспринимается ограбление вдовы с тремя детьми родственниками отца на похоронах.

Школьный учитель, папа, зарабатывал немного, зарплату часто задерживали, а когда платежки приходили, предпочитал пьянство в кабаке и общество развратных женщин, но пока был жив семья справлялась не хуже других. Похороны поставили ее на грань выживания. Представьте только, все, включая матрасы, детскую одежду и плиту, растащила отцова родня. Голые стены,нечем платить аренду и нечего продать, чтобы появились хоть какие-то деньги. Переселение в трущобы, смерть слабенького младшего братишки и самоубийство религиозной христианки (?) мамы. Переезд на положении прислуги к отцовской сестре, череда изнасилований ее мужем, бегство, бродяжничество, нищенство, воровство, проституция, предательство близких людей. Все больше сужающийся коридор возможностей. С мерцающим светом в конце тоннеля. Такая история.

Понятно, что американская адвокатесса выпускница университета Хэмлайн (Миннесота) пишет о вещах, от которых космически далек ее личный опыт, однако интонация рассказа от первого лица выдержана безупречно. Это берет за живое, но «Птица скорби» не слезодавилка — здесь грамотный баланс горечи, отстраненности, спокойного. достоинства. Феминизм, семейное насилие, социальные проблемы стран Третьего мира, СПИД, жестокое наследие колониализма — все, что надо для премиальной книги. Премия Dinaane за дебют 2019 и лонг Ясной поляны 2025 говорят за себя

Люденство-лайт

Далекое будущее, утопический мир, близкий к Полдню Стругацких и «Туманности Андромеды» Ефремова: люди освоились в пределах Солнечной системы, колонизировали и частично терраформировали ближние к нам планеты. Однако вместе с преимуществами, выход во внеземелье принес и проблемы, о каких в докосмическую эру и подумать нельзя было. Порой колонистов поражали эндемичные заболевания, с которыми у земной медицины нет способов бороться. Не болезни, как таковые, но радикальные изменения, затрагивающие внешность, поведение, строение тела. Пострадавших приходится изолировать к карантинных зонах под наблюдением специалистов и пессимисты выказывают опасение, что Земля в будущем превратится в заповедник из тысяч таких зон.

Сотрудник курирующего подобные случаи Управления Безопасности, Фрэнк подключен руководством к операции под кодовым названием «Черный след». Есть сведения, что некоторые космодесантники обрели нечеловеческие сверхспособности: в их присутствии ведут себя аномально измерительные приборы, какая-нибудь деревяшка в их руках становится приемо-передатчиком, прикосновением к экранам они оставляют на нем черный след ладони. Как-бы: «Ну и что?» Ничего, кроме опасения, что эти парни уже не вполне люди, а может и не люди вовсе, но носители некоей программы уничтожения человечества. С чего бы, в противном случае, они так тщательно скрывали свою инакость? Расследование показало, что аномалия присуща пилотам, бывшим в составе экипажа «Лунной радуги» во время исследования Оберона (спутник Урана), когда планетарная катастрофа погубила половину десантников, а выжившие семеро предположительно стали носителями экзо-свойств. Один из них, Нортон, женат на сестре Фрэнка и тому предстоит разговорить шурина в рамках родственного визита, идя «По черному следу».

«Лунная радуга» одна из любимых книг детства, с одним «но» — второй книги достать не удалось, хотя за возможность прочесть ее, я пожертвовала бы любым из своих сокровищ, даже польскими фломастерами. Сергей Павлов создает картину будущего, в котором хочется жить, но жить страшно; где живые люди решают серьезные проблемы и ты становишься одной из них. Где сначала замираешь от ужаса перед чужаками и мыслишь о них только категориями «найти и уничтожить». После, буквально побывав в коже одного из них, без вины виноватого, отторгнутого от своего биологического вида, вынужденного скрываться от спецслужб и таиться от самых близких людей, подозревая в себе механизм бомбы замедленного действия — сочувствуешь, жалеешь. не знаешь, что и думать.

В издании АСТ нынешнего года дилогия полностью, с «Мягкими зеркалам», которых не прочла в детстве. Вторая история в той же мере космическая, в какой первая земная. Космопилот Андрей получает задание проинспектировать орбитальную станцию, которая вращается вокруг Япета (спутник Сатурна) с единственным человеком на борту, Мефом — еще одним из семерки с «Лунной радуги». Выйдя в открытый космос для ремонтных работ, он получает чувствительный удар по спине как-бы ниоткуда, а вернувшись, видит на скафандре в месте удара яркие ртутно-блестящие пятна и подозревает, что стал экзотом. Меф, который не отрицает у себя этих особенностей, подтверждает опасения, а последним аргументом в пользу страшной догадки становится черный след на экране к которому Андрей случайно прикоснулся. И да, на Япете именно сейчас происходит нечто аномальное, сильно напоминающее гурф на Обероне. Андрей докладывает в центр и отправляется в одиночную, почти наверняка обреченную, миссию исследования япетского феномена.

Думаю, что если бы мне удалось прочесть оба романа, впечатление от «Лунной радуги» не было бы таким сильным, вторая книга проще и схематичнее. Но я рада, что довелось вернуться, спустя сорок лет, спасибо аудиокнигам и чудесному исполнению Игоря Князева.

Блаженны нищие?

Совсем пустым, ненаполнимым

Меня природа создала.

Александр Тиняков

Словосочетание «Серебряный век» отзывается в памяти духами и туманами, изысканным жирафом и сжатыми под темной вуалью руками, кладбищенской земляникой и «королева играла в башне замка Шопена» — красиво, изысканно, благородно. Это в первую очередь, во вторую вспоминаются имажинисты, ОБЭРИУты, новокрестьянские поэты, которые совсем про другое и все про разное. Александра Тинякова я бы не вспомнила, потому что ничего о нем не знала до биографии, которая вышла в новой серии ЖИЛ (жизнь интересных людей) Редакции Елены Шубиной По ряду формальных признаков его можно было бы отнести к крестьянским поэтам: выходец из деревни, писал об овсах и пажитях (среди прочего), не мог похвастаться образованностью (бросил гимназию, не доучившись). Но в число новых крестьянских поэтов героя не включают, потому что не включают никуда. Никому он не свой, самый одиозный из персонажей — Смердяков Серебряного века.

Роман Сенчин ступает этой книгой на заведомо не выигрышный путь: писать о тех, кого знают все, может не легко и приятно, но условная кликбейтность обеспечивает биографа обильным материалом и стимулирует интерес у широкой публики. Иное дело история забытого поэта, небесталанного, но литератором первого (и даже второго) ряда не бывшего. Который отвратил от себя современников и у потомков не встретит понимания. Можно сказать, что святых не бывает, и кто из нас на палубе большой не падал, не блевал и не ругался; и в жизни любого можно найти скандальные моменты. Но «Александр Тиняков: Человек и персонаж» совершенно особенный.

Самый нерукопожатный из писателей Серебряного века родился в Орловской губернии, в семье крестьянина-помещика, была и такая социальная группа в царской России, Тиняковы владели не одним имением, он не из тех, кто «на медные деньги выучился», хотя и не выучился, феноменальная память и отменная работоспособность соседствовали в нем с какой-то патологической непоследовательностью, неразборчивостью в средствах, непониманием границ, заступать каких нельзя.. Есть вещи, которые общество прощает и есть те, что за гранью, Тиняков был мастером последних и остался в памяти тех немногих, кто о нем помнит, главным образом этим.

Кто сегодня назовет его предтечей Есенина: как перекликается их «Женщину в белом увидеть/ Сквозь голубое окно» (1905) с «Да, мне нравилась девушка в белом/ Но теперь я люблю в голубом» (1925), кабацкая лирика. и охальная? Никто. Вспомнят антисемитизм и статьи в черносотенные газеты, которые писал одновременно с либеральными, под другими псевдонимами. Вспомнят идейное нищенство — побирался, стоял с кружкой, и не раз-два в минуты отчаяния, но долгое время жил этим. Вспомнят кошмарные вирши о Гумилеве.

Но я увлеклась героем, надо бы о книге. Двухчастная структура, выстроенная по принципу тезы и антитезы, где первая часть «Человек» знакомит с биографией Тинякова, и я не раз ловила себя на мысли: «Зачем читаю про этого недотыкомку, зачем вообще было писать о нем?» А вторая, «Персонаж», не то, чтобы радикально противоречила первой, но представляет героя в ином свете, нечувствительное сближая двадцатые прошлого века с нынешними, чуть меняя белопольтную оптику и заставляя ответить себе: «Да, мне это было нужно».

Обыкновенное чудо биографической литературы, которое если кто и мог сотворить, то именно Сенчин, с его уникальным опытом взаимодействия с русской деревней

«Граф Монте-Кристо» — информатика и соцсети в гениальной беллетристике

2024 был киногодом «Графа Монте-Кристо»: весной вышел французский фильм, осенью — французский же сериал, я посмотрела кино и начало сериала, то и другое показалось невыносимо скучным, укрепив в убеждении: время Дюма прошло и то, что было безумно интересным в 14, в 54 не заходит примерно никак. Нет, нет и нет! Роман гениален, эталонная беллетристика даже и сегодня, через 180 лет после того. как был написан. Однако для того, чтобы в этом убедиться, лайтовые варианты не подходят, необходимо вернуться к источнику, не кастрированному адаптациями. Вопрос: как заставить себя перечитать историю на 1200 страниц?

Ответ: переслушать в аудиоверсии без купюр, тем более, что у Вимбо роман вышел в исполнении Григория Переля. Не последний аргумент «за» — в 54 я берегу глаза, по возможности выбирая чтение ушами. Это в придачу к очевидным преимуществам аудио: возможности читать за рулем, рутинными делами и сетевым флудом. Внезапно история юноши, который был оклеветан завистниками, попал в жернова государственной машины подавления, 14 лет просидел в застенках, бежал и сказочно разбогател, чтобы жестоко отомстить — эта история, за которую все мы держим «Монте-Кристо», оказывается лишь скелетом романа, и даже неполным, вроде тех фрагментов, по которым археологи воссоздают доисторических животных. Тогда как роман во плоти играет палитрой красок, сверкает и переливается грудой драгоценных камней, одаривает сотней немыслимых сюжетов.

Политический триллер с интригами, заговорщиками, объявлением террористом и экстремистом; авантюрный роман с контрабандистами, разбойниками и побегом; семейная энциклопедия (многообразие семейных историй громадно); путеводитель по финансовым отношениям с особой ролью инсайдерской информации, технических средств, дезориентирующих вбросов; яды, способы отравления, наркотические вещества и прочая химия в быту; итальянский травелог с любопытными историко-географическими подробностями; социальная проза со сравнительными характеристиками уровня и стиля жизни людей с различными доходами — все это и черт знает что еще в жемчужине беллетристики. А главное, от нее невозможно оторваться. «Граф Монте-Кристо» — не та тоскливая жвачка, над которой зеваешь в кино или перед домашним экраном, подавляя перманентное желание выключить, но история, слушая которую то и дело повторяешь: «Да блин, гениально же!», проникаясь уважением к себе, четырнадцатилетней, которая читала ее за едой, в постели и в туалете (простите мой французский).

В книге колоссальное количество персонажей и сюжетных линий, которые апгрейдятся адаптациями до неузнаваемости костяка, лишая роман его «мяса». Чего стоит римская часть с похищением Альбера разбойниками и предшествовавший ей визит Франца д`Эпине в обитель графа. Какая немыслимой плотности интрига с молодой женой Вильфора, которая становится отравительницей под влиянием графа. А как хороша линия супругов Данглар, где баронесса передает мужу-банкиру сведения, полученные от любовника-дипломата и все трое поднимают на вбросах немыслимые деньги. Как остроумно в главе про плодовых сонь описан биржевой обвал из-за фальшивой информации, переданной по телеграфу — первая в истории хакерская атака. Но больше всего меня поразили две вещи. Сенсационное: Дюма — предтеча информатики и соцсетей.

Объясняю: отец Вильфора, маркиз Нуартье, тот самый бонапартист, которому было адресовано злосчастное письмо — ныне парализован и заточен в теле, на котором живут одни лишь глаза. За ним преданно ухаживает внучка Валентина, для общения они изобрели физический вариант двоичного кода. Одно медленное опускание глаз — «Да», несколько быстрых миганий — «Нет». Таким же способом. перебором вариантов, с алфавитом и словарем, разбираются со сложными вопросами. И это в 1846, через два десятка лет после первых опытов Беббиджа с аналитической машиной, в ее создании принимала участие дочь Байрона Ада Лавлейс, и об этом сейчас говорят бесконечно. Но только представьте, какова роль «Графа Монте-Кристо» в популяризации способа коммуникаций с участием двоичной системы!

Что до соцсетей с виртуальными личностями и ботами, то вот вам аббат Бузони (помощник) и лорд Уилмор (соперник), созданные Дантесом в поддержку легенды графа, под маской которых, он не только проводит сложные комбинации, но также создает паблисити своему герою, по сути парвеню, которому одни только деньги не открыли бы пути в общество. И снова, дело не в том, что Дюма изобрел прием, в пикаресках переодевания обязательный элемент, но в популяризации способа действий, взятого сегодня на вооружение миллионами сетевых наноинфлюэнсеров.

Вот такое: «о, сколько нам открытий чудных...» Подарите себе удовольствие переслушать любимый роман пубертата. Ему есть, чем вас удивить.

Не сотвори антагониста

Очарованная «Великой любвью Оленьки Дьяковой», я cтала искать других книг Светланы Волковой — Voila! «Соавторы». Соавторство — вещь рискованная. История литературы знает немного примеров удачного: Анн и Серж Голоны, Ильф и Петров, Буало-Нарсежак, Козьма Прутков, братья Стругацкие; чаще результат объединения талантливых людей слабее сольного творчества каждого. О Маше с Бэллой поодиночке никто не знал, а вместе они написали уже не одну фэнтези-книжку с драконами, принцессами, эльфами и всем, что обычно к этому прилагается. Две девчонки, которым удалось за волосы вытянуть себя из мутного болота блогерства на качественно иной уровень книжных публикаций. Пишут под коллективным псевдонимом «Белка Закревская и Маня Келдыш», снимают крохотную квартирку в питерском Рыбацком с диваном и раскладушкой, которыми меняются каждую неделю, чтобы не убить спину, зарабатывают мало.

Вы ж понимаете, «публиковаться» сегодня не равно «разбогатеть» или даже просто «решить материальные проблемы». Девочек, пишущих фэнтези, тысячи — конкуренция бешеная, потенциально не экранизируемо (вменяемый проект должен быть дорогим, а кто вложится в неизвестные имена?) То ли дело триллер про маньяка: аудитория расширяется, ненулевой шанс киновоплощения — девчонки решают попробовать себя в новом качестве. И все бы хорошо, но руки, набитые на гномов и гоблинов, продолжают творить почти нейтральных персонажей — в фэнтези максимальный эффект достигается приключениями и магией, а триллеру нужен тот, кому будешь сопереживать. И это еще пол-дела, важнее антагонист, которого читатель будет ненавидеть, бояться и... проникаться его отрицательным обаянием (кто не влюблялся в Ганнибала Лектора?)

А злодея у них как раз и нет, не вытанцовывается чудовище, которому хотелось бы отдаться в прыжке. Каждая из соавторок обожглась на любовях-морковях, и обе решили держаться от мужиков подальше. То есть. в реальной жизни источник вдохновения отсутствует. А что, если поискать в сетях? Мирон (внезапно актуально в свете скандала с рэпом и возрастом согласия) хорош необычайно: москвич, белокурая бестия, спортивный, мастер единоборств, врач, при этом работает в центре реабилитации, тысячи сетевых друзей и часто появляется с длинноногими красотками, но одинок — мечта. Счастливая находкой, Маша преподносит его Бэлле и удивляется, когда слышит: «он не подходит». И это только начало разногласий между подругами, которые прежде никогда не ссорились. Белка ведет себя чем дальше, тем страньше, запрещает зафренживать Мирона, начинает контролировать общение, приводит в дом странных теток, которых представляет издательницами — и это тогда, когда еще даже половина книги не готова. Дальше — больше: бракует написанные Машей фрагменты, удаляет их из текста, заменяя собственными, неожиданно корявыми, а потом та находит распечатанные листы, исчерканные редакторскими правками, и это ее, Машин, выброшенный Белкой, текст.

Странности громоздятся снежным комом, и тут Маша узнает о смерти отца, который, оказывается, жил в Москве. Родители расстались в ее младенчестве, мама всегда называла алкоголиком, а теперь звонит: «Поезжай, простись». «Ни в какую Москву ты не поедешь!» — говорит старшая подруга, и прячет паспорт. Если вы думаете, что это кульминация, то нет, к сути мы еще только приблизились.

История, которая могла бы стать идеальным триллером, когда бы не превосходящее мыслимые пределы число невероятных совпадений. Впрочем, когда неправдоподобие вредило истории про маньяков? Читается так, что за уши не оттащишь, а героине по-настоящему сопереживаешь. Что и требовалось...

Крестный отец в польском Дерри

И я вернусь домой, со щитом, а может быть на щите.

В серебре, а может быть в нищете, но как можно скорей.

Середина нулевых, Миколай Гловацкий возвращается из Варшавы в провинциальный Зыборк, который покинул двадцать лет назад после трагедии со своей первой девушкой. Сейчас с ним жена Юстина, пара планирует пожить здесь некоторое время, «пока все наладится», хотя как должно наладиться, у супругов представления смутные. Варшавскую ипотечную квартиру сдали португальцам: у него трудности с литературной поденщиной, кормившей после попадания в обойму с первым романом, но теперь истощившейся; ее, журналистку, уволили. То есть, они люди профессий с возможностью удаленной работы, а пожить у отца можно бесплатно, но это жест отчаяния, был бы выбор, он поехал бы куда угодно, только не сюда.

Дело даже не в том, что это возвращение потерпевшего фиаско, но в том, что его роман, так удачно «выстреливший» (стал бестселлером и поводом для обсуждения в национальном масштабе, лег в основу кассового фильма) — эта книга была о Зыборке, и городок в ней, такой вариант кингова Дерри, штат Мэн — Обитель зла, Сайлент-Хилл и Мордор в одном флаконе. Власть насквозь коррумпирована, ест с рук у бандитов, которые держат в страхе обывателей и творят беспредел, молодежь спивается и торчит, преступления с особой жестокостью норма. Вы скажете: что с того, мало ли их, писак, которых никто не читает? Но в том-то и дело, что в Зыборке книгу прочли все, даже те, кто после букваря ни одной: и написана хорошо, и кино крутое по ней сняли, и городок стал местом паломничества тру-крайм подкастеров с журналюгами. И вроде оболгал — но все же правда. В общем: тебе здесь официально не рады, сынок.

За время его отсутствия умерла мама, отец женился во второй раз на Агате, дочери одной из ее подруг, у них двенадцатилетние близнецы. Успел жениться и старший брат Гжесь, парнище совершенно отбитый, в отличие от интеллектуала младшего, драчун и пьяница, у него пацаны-погодки, но жена, Камилла, похоже нашла себе мужика в Германии, куда ездила на заработки. Впрочем, Миколай тоже может служить иллюстрацией к мему «можно вывезти парня из Зыборка, но...» Ранний успех и легкие быстрые деньги лишили его ума, пьянки-гулянки-диско-и-панки, а потом и наркотики разорили и едва не убили, спасением стала встреча с Юстиной. На днях она призналась, что изменила ему со своим начальником, и теперь мир героя разлезается по швам.

Юстина не любит этого холеного возрастного типа, даже не начальника, а главу издательского холдинга, где она работала. Но не сумела отказать, и так достала нищета, необходимость тянуть на себе все, встретилась с ним несколько раз, а когда решила закончить, оказалась уволенной. В Зыборке все тоже несладко, отчасти сгустив краски, Гловацкий в сути описал город таким, как есть: бандитская опричнина из 90-х, творившая что хотела, повзрослела, открыла легальные бизнесы, ушла в политику, губернаторша у них своя, отдала под застройку бедный район с самыми бесправными горожанами, которых выселяют в никуда с грошовой компенсацией. Удивительно, но во главе оппозиции отец Миколая. Владелец пекарни, он возит и раздает тем отверженным хлеб, собирает референдум по отмене решения о застройке.

Приезд молодых Гловацких совпадает по времени с исчезновением местного криминального авторитета, главного из бандюков, ныне бизнесмена, и еще одного человека, тоже состоятельного, но друга отца, который как раз не слился с бывшей шпаной и бандюками. Не то, чтобы Бернат был кристально честным, но откровенными грабежами, как эта молодежь, рук не пачкал. Хотя его сын тусовался с ними, но теперь тот давно в Англии, работает в офисе, возможно пропажа как-то связана с борьбой против губернаторши и ее присных. Его обнаруживают в пригородном лесу, изможденным и потерявшим человеческий облик, грязного, со сбитыми до культяшек пальцами, с обломками зубов, между которых застряло сырое мясо. Человеческое.

«Холм псов», конечно, даже близко не детектив, хотя тайна исчезновения и гибели людей в дне сегодняшнем есть, как и преступление из прошлого — убийство Дарьи. То и другое к финалу будут раскрыты. Именно в конце, и развязка окажется шокирующей. Но все же роман Якоба Жульчика не детектив, триллер с мощной и жесткой политической составляющей и без хеппи-энда Хотя последнее не точно, возможно, кому-то конец покажется закономерным, в духе беловского «Заступы» — лучше иметь своего, прикормленного упыря.

Сильно не простая и довольно объемная книга, но лишнего в ней нет. Я взяла из-за перевода Сергея Легезы, он плохого не переводит. Крутейшая вещь, которой не поняли, а скорее не прочли ругающие на Либе. Одно предупреждение: если у вас непереносимость обсценной лексики — не берите, мата много.

Смерть не бывает красивой

Я не остановилась — нет, остановилась Смерть-

И нам с Бессмертием вдвоём дала в карету сесть.

Эмили Дикинсон

Действие романа американки Риту Мукерджи разворачивается в Филадельфии, немного времени спустя после Гражданской войны. Чтобы сориентировать вас в реалиях: примерно то время. когда Скарлетт О`Хара, уже развернувшись со своими лесопилками и галантерейным магазином, и, дважды овдовев, вышла за Ретта Батлера. Героиню «Унесенных ветром» я вспомнила не случайно — в стране, пережившей гибель многих мужчин, женщины получают доступ в сферы, прежде закрытые для них. Доктор медицины Лидия Уэстон одна из таких. Несмотря на материальные трудности после смерти отца, Лидия закончила колледж, сумела получить докторскую степень, теперь работает в больнице и сама преподает.

В клинике, где прием ведут врачи-женщины, ей приходится иметь дело и с богачками, чья главная проблема в поиске у себя несуществующих болезней, и с замученными непосильным трудом работницами, которые обращаются к врачу, когда совсем невмоготу, и сделать ничего нельзя. Одна из ее пациенток, Анна Уорд, будит в Лидии живое сочувствие. Смышленая и симпатичная девушка работает служанкой в богатом доме, где ей приходится тяжело трудиться, на жалованье содержа больного брата и сестру, которая ухаживает за мальчиком. Переутомление и плохое питание вызвали анемию. Лидия трезво смотрит на вещи и понимает, что всем помочь невозможно, но видит в самоотверженной, тонко чувствующей Анне, себя в юности, и заботится о ней. В последнее время ее состояние вызывает у доктора Уэстон сильную тревогу. А потом Анна исчезает, перестает приходить в клинику и на лекции, которых прежде не пропускала.

Когда из реки вылавливают тело женщины, лицо которой обезображено, но поблизости находятся вещи Анны, полицейский инспектор Томас Фолькер обращается к Лидии с просьбой помочь в опознании и аутопсии. Казалось бы, очевидное самоубийство никак не вяжется с тем, что она знает об Анне И на моем читательском веку «Смерть по частям» первый детектив, в котором вскрытие становится отправной точкой расследования именно потому, что эксперт, в силу знакомства с анамнезом жертвы, объясняет полицейским — тело принадлежит не той женщине, за которую ее попытался выдать убийца. Открытие, которое станет причиной дополнительного расследования и откроет многие шокирующие тайны высшего общества Филадельфии.

К достоинствам романа я бы отнесла социальный аспект, командную работу полицейских и медика, хорошо прописанную атмосферу времени-места, точное описание медицинских процедур, и, конечно, интригу. К недостаткам — изрядное количество жанровых штампов и утрированную гендерную оптику, характерную для дня сегодняшнего. Все-таки, когда автор считает непременным долгом заявить о бесправии женщин в обществе, а потом повторить это десяток раз — истории такое не на пользу.

Детектив очарует поклонников медицинских романов в условно викторианском сеттинге, а ценителей аудиокниг не оставит равнодушными чтение Юлии Яблонской.

Ходьба – это падение вперед

Я иду потому что у меня есть ноги,

Я умею ходить и поэтому иду.

Согласно Энгельсу труд сделал из обезьяны человека; по расхожему мнению — лень (стимулируя изобретательность). Палеоантрополог Джереми Десильва уверен сам, и не пожалеет сил, чтобы убедить читателей — людьми нас сделало прямохождение. Он даже вынес это дополнительным подзаголовком своей книги «Первые шаги», мимо скелета на обложке которой я, человек с рукой в ортезе, не могла пройти — у кого что болит, тот тем интересуется.

Что ж, это познавательно. В пятнадцати главах своей книги, Десильва последовательно рассматривает ходьбу как физическое действие и метафорический акт; с точек зрения истории, антропологии, физики, медицины, философии, социологии и других возможных -логий. Под его водительством мы познакомимся с понятием бипедализма (ничего предосудительного, всего лишь двуногость); отправимся в далекое прошлое, когда предки человека в виде крупной мыши делили жизненное пространство с тогдашними владыками земли, воды и небес — динозаврами. Динозавры тоже ходили на двух ногах, однако не оставили по себе материальных свидетельств существования развитой цивилизации, что позволяет сделать крамольный, в рамках читательской практики, вывод — не всех прямохождение делает людьми. Тем более, есть повод порадоваться везению гоминин (общее название для подсемейства гоминоидов, к которому принадлежим мы).

А знаете, кто настоящие мастера бипедальной локомоции? В жизни не догадаетесь. Птицы. Их эволюционная ветка начала формировать навыки передвижения на двух конечностях 245 млн. лет назад, в то время, как человеческая — всего 6,5 млн. Зато же и страус бегает со скоростью 64 км/ч, в то время, как самый быстрый человек может развить половинную от этой скорость и очень ненадолго. Вы спросите, и каким боком это к прямохождению, сделавшему нас людьми? Отвечу: примерно никаким, но так, черт побери, интересно! За тем же мы и берем нонфикшен, чтобы узнать кучу абсолютно бесполезных для себя сведений, попытка поделиться которыми с ближними навесит на нас ярлык зануд и ботанов, потому приходится держать в себе (что обидно), но внутреннее пространство удивительным образом расширяется, вроде того, что случилось с квартирой 50 на Садовой 302 бис.

Да, за все надо платить, и нам пришлось дорого отдать за прямохождение. Артрозы и остеохондрозы, неведомые четвероногим тварям; суставные боли, знакомые примерно всем возрастным пациентам; иммобильность при повреждении ноги — четвероногие продолжают бегать, разве что, прихрамывая. Зато мы умеем делать костыли и кресла-каталки. Не впечатляет? Тогда — заменять изношенные суставы титановыми и протезировать утраченные конечности, кстати: самые удобные протезы, позволяющие даже бегать, спроектированы по принципу именно птичьей стопы, без подвижных человеческих сочленений. Снова не радует? Но тут уж, извините, конечно, здоровым и богатым лучше, чем бедным и больным, но знание: случись что — выход есть, это такой НЗ-актив. Подаренный нашими умелыми руками (освобожденными от необходимости служить для передвижения) и изобретательным мозгом (который мелкая пальцевая моторика стимулирует к развитию).

На самом деле, в книге много всякого интересного, хотя и не бесспорного на взгляд дилетанта. Так, энтузиаст ходьбы, Десильва представляет ее едва ли не панацеей, не только от сердечно-сосудистых заболеваний, но даже и как средство профилактики гормонально обусловленных видов рака. Я бы еще рассказала, рискуя превратиться в ботанку и зануду, но если вас заинтересовало все это — лучше почитайте или послушайте, в аудио тоже есть.

В конце вброшу сенсационное: мы не произошли от обезьяны. Нет-нет, никакого противоречия с Эволюционной теорией, просто у нас, с шимпанзе и бонобо, гориллами и мартышками общий предок. А книжка, правда, классная.

Студент-медик Митя, который переживает драму: любимая предпочла ему поэта Чеснокова, да к тому же нависла угроза отчисления — беден и обучается на казенный кошт, а с любовью этой запустил учебу. Спасти его может только чудо, и оно таки случается, хотя бы и проходящее по разряду «помоги себе сам»

Двое: я и моя тень

Мы не хотим как в «Интернационале», с его: «никто не даст нам избавленья: ни бог, ни царь и не герой», мы хотим героя, назначая на эту роль последовательно «справедливых» бандитов; ментов из сериала; разбогатевших на Западе соотечественников; порядочных олигархов (что, такие бывают?). Сегодня время мистического ретродетектива, обращенного в альтернативную версию или прошлое России, и его personnages principaux, наделенных особыми умениями в борьбе с нечистью. Их много, кроме народного любимца Дашкевича с колдуном Авериным и его котиком, есть раздолбай Митя из фэнтези-стимпанка «Потомокъ» Волынской-Кащеева, барышня-биоробот из мрачноватого стимпанка «Ариадна Стим» Суворкина. Есть даже свой, прикормленный упырь из хоррора Белова «Заступа» . Корсаков Игоря Евдокимова не последний в этом славном ряду.

У рода Корсаковых четкая специализация — оккультизм на службе царю и отечеству,. Со времен государя Алексея Михайловича, которого их предок спас на охоте от потустороннего зверя, Корсаковы не то, чтобы официально утверждены в статусе русских ван Хельсингов, но на переднем крае борьбы с хаосом. «Темный двойник Корсакова» продолжает серию, начатую «Тайным архивом». Те из нас, кто следит за приключениями последнего в славном роду, Владимира — вспомнят, что с «Делом о посрамителе ворон», первой повестью сборника, уже встречались. Так, да не так, семья отшельников, живущих в муромских лесах, в отечественной мини-утопии, в окружении преданных крестьян под покровительством некоей потусторонней силы — нам уже встречалась, но та история была меньше по объему и в нынешней версии она встроена в общую концепцию трагедии семьи Корсаковых.

«Дело о блудном сыне» — вторая история, собственно, и рассказывает о событиях, которые поставили не готовившего себя к этой роли, Владимира, во главе рода. Участие в Русско-турецкой войне дорого обошлось Корсаковым: погиб старший брат Петр, красавец и умница; впал в род кататонии отец; устранился от дел миссии дядя, который должен был взять на себя ответственность. Дело, однако, в том, что события в той болгарской пещере и для героя не прошли бесследно. Есть все основания полагать, что в живых он остался лишь благодаря демону, подселившемуся в его тело, именно это вмешательство залечило несовместимые с жизнью раны. Но какую цену придется заплатить за помощь в дальнейшем?

Евдокимов по-прежнему хорош с языком, бережно и чутко работает с историей (в значении «наука»), хотя не отрицает у себя некоторых анахронизмов. Для меня-слушательницы, а я слушаю цикл в исполнении Игоря Князева, дороже обаяние коротких историй корсаковского архива, динамичных, ярких, с новыми сюжетами, без утяжеления сложными психологическими подоплеками. Если бы я могла высказать автору читательское пожелание, то попросила бы: пусть это продолжится в формате «Рассказов о Шерлоке Холмсе», которых так не хватает нашей многословной литературе.

Бумажная скрипка

«Нам объяснял экскурсовод,

В какой реке какая рыба,

В какой тюрьме какая дыба,

В какой земле какой народ»

Мемуаристика невольно ассоциируется с томами на много сотен страниц, Леонид Юзефович в этом смысле, как и в остальных, ломает шаблон, в книге их меньше двухсот. Здесь мало автобиографических подробностей, куда меньше, чем можно почерпнуть из рассказов Леонида Абрамовича, Много об истории Пермского края, где долгое время жил, работал, преподавал, много о людях, с которыми сводила жизнь. Не о знаменитостях, какими украшают воспоминания записные мемуаристы — обычных людях, вроде парня, с которым учился на курсе, талантливом, но тотально неуспешном: неказисто жил, нелепо и рано умер. И кто о нем теперь загрустит? Ну, хотя бы я.

Или история с Сосной декабристов: пенсионер краевед напечатал в местной газете очерк о сосне, под которой, этапируемые в Сибирь, участники восстания долго ждали переправы. Старожилы указали ему на это дерево, о котором поведали их деды. 1975 был юбилейным, завуч местной школы решила принять октябрят в пионеры под историческим деревом, был сочинен сценарий, проходили репетиции, уже и автобусы заказаны, как вдруг выходит статья-опровержение. Профессор истории пишет, что каторжный тракт проходил на сотню верст в стороне, стало быть, ни о какой сосне речи быть не может. Прием октябрят проходит в школе, пенсионер исчезает с радаров, спустя время его видят в рюмочной-стекляшке, завуч стучит ладошкой в витрину, качает головой, человек поднимает глаза, смотрит на нее. Все. И вот, какая штука, я читаю Леонида Абрамовича в сетях, эту историю он как-то постил, и помню, что тогда восприняла байкой о неудачливом авантюристе, а в этот раз, рассказанная его голосом, растрогала до слез.

О голосе не случайно, «Мемуар» вышел в электронном и аудиоформатах, второе — в авторском исполнении, мне, аудиалу, это ближе. И, кстати же, чтобы у вас не сложилось впечатление, что здесь сплошь о грустном — финал истории правнучки Гете, про нежданное счастье, нашедшее женщину, которая уже и думать о себе в этом ключе перестала — улыбка во весь рот. Чтобы понятнее, в «Мемуар» вошли стихи разных лет, очерки, эссе, поэтические переводы из знакомых Честертона, Йейтса и Роберта Грейвза, Карла Сэндберга — о них прежде не слышала.

В фокусе внимания Юзефовича не «маленький человек», в гоголевском или достоевском смысле, всегда немного карикатурный но человек, малый не масштабом личности, а лишь обстоятельствами. И в этой книге словно сконцентрировалось уникальное авторское умение, рассказывая о малых мира сего, укрупнять их до эпического масштаба, избегая благоговейного трепета перед фигурами, вознесенными к вершинам власти и славы. Жизнь — лотерея, в которой немногие достойные получают по заслугам, оттого они не хуже.

Утекай, в подворотне нас ждет маниак

Хоть у китайцев бы нам несколько занять

Премудрого у них незнанья иноземцев

Грибоедов.

Александр Сергеевич писал это, двести лет назад, однако не думаю, чтобы он всерьез верил, что мы начнем хватать у китайцев все подряд. Включая то, что самим им не нужно, вроде расчлененки с клочками по закоулочкам. Хотя лично я сомневаюсь, что «Шепот греха» такой уж бестселлер и в Поднебесной. Внесерийный роман от автора «Профайлера» о серийном убийце, двадцать лет назад терроризировавшем окрестности. Четыре молодые привлекательные женщины были им похищены, каждую изнасиловал, задушил, распилил на куски и разбросал по окрестностям. Полиция, как водится, схватила безответного терпилу, выбила из него признания, парня казнили, а этот хрен с горы остался безнаказанным.

И вот, спустя 20 лет, инвалид дедок в доме престарелых, куда ходит для зачета по социальной деятельности студент юрист, просит этого парня узнать о сроке давности за убийство, и при каких условиях можно было бы возобновить следствие. Парнишка включается, не спрашивая: «С какой целью интересуетесь?» Впрочем, скоро он все узнает. У подопечного тогда, в 90-х погибла жена, оказалась первой жертвой маньяка, и старик уверен, что схватили не того. Скоро студент начинает общаться с однокурсницей, она свой социальный зачет, вообще-то, в приюте для животных отрабатывает, но постепенно мы узнаем, что последней жертвой была ее мама (тесен мир, особенно Китай с его миллиардами населения, не правда ли?)

Параллельно, из четверки полицейских, закрывших тогда это дело, двое продолжают о нем думать денно и нощно: у одного неоперабельный рак и он хочет окончательно разобраться, а второго терзает совесть — он самолично поймал монстра, но без санкции руководства и уже после казни невиновного. Почему не сдал властям? Там запутанный клубок причин, начиная от самоуправства, за которое по головке не погладят, заканчивая честью мундира — если полиция так облажалась, доверия ей не будет, полетят головы и погоны, а кое-кто и сядет. Маньячело, тем временем, вышел из дурки, где прохлаждался последние два десятка лет, и хочет новых подвигов.

И все, ну просто все страстно хотят знать: а почему он таким стал? Кто его так сильно травмировал? Как уже достало разведение соплей вокруг ублюдков, которых надо уничтожать как бешеных, не задаваясь вопросом о причинах. «он хочет убивать и может убивать, других причин нет» — говорит герой Шамиля Идиатуллина. И правда, ну сколько можно развозить? Лэй Ми бывает недурен в романах о Фан Му, но эта книжка — просто днище

Рукопись, найденная в изумлении

«Прежний мир был составлен из глины, золота и хрусталя, новый будет из скорости и света.»

Давайте так: я понимаю, что новый роман Эдуарда Веркина он же, самая ожидаемая книга 2025, вызовет много вопросов, нужен кто-то, кто ответит хотя бы на часть из них, пусть это буду я. Начнем с заглавия, оно, как и обложка, отсылает к одноименной картине Питера Брейгеля старшего, написанной в середине 16 века, когда ростки протестантского инакомыслия в Нидерландах жестоко подавлялись католической Испанией, под властью которой пребывала страна. Протестантизм, более прогрессивный и развернутый к пастве, опередил свое время, его последователей пытали и казнили — непропорционально большая виселица на картине как напоминание и предостережение. Жестокая расплата за веру во что-то, пришедшее слишком рано; за потребность продолжать следовать этим путем в период отката и реакции — ключевой образ «Сороки на виселице». Понятно, что это самая поверхностная трактовка, книга предлагает множество градаций от: «отнимают самое необходимое», до «спасибо, что забрали спички у детей».

Роман продолжает тему Синхронной физики или Потока Юнга, которую автор начал рассказом «Крылья» (сборник «Новое будущее») и повестью «Физики» (сборник «Мир без Стругацких»). Веркин, в отличие от большинства коллег-писателей, глядя в будущее, создает не антиутопию, но утопический мир, близкий Полдню Стругацких: энергетический кризис разрешен изобретением репликатора, позволяющего синтезировать что угодно из примерно ничего; проблема освоения дальнего космоса — здешним аналогом прыжковой телепортации, когда межзвездное расстояние разбивается на некоторое количество перемещений, преодолеваемых людьми в состоянии полу-смерти, лайтовой версии эвтаназии, на выходе из которой, во избежание побочек, нужно пить здешний аналог Регидрона, тягучий электролит в банках — в основном все переносят без последствий. Освоено девять землеподобных планет, найдено еще больше, человечество расселяется по вселенной, на Земле в статусе отчасти заповедника, остаются немногие.

Ян, герой-рассказчик, один из таких. Проблема с абстрактным мышлением закрыла для него пути в интеллектоемкие сферы, но работа спасателя совершенно его устраивает. Однако именно он, волей обстоятельств, стал членом Большого жюри, которому предстоит решить: быть или не быть Синхронной физике. Жюри формируется наполовину из специалистов в самых разных отраслях, наполовину из рандомных обывателей. Теперь собственно о физике, что она такое? Если очень примитивно, то это инструмент, в перспективе способный дать людям сверхчеловеческие способности: изменять по желанию физический облик, жить в безвоздушном пространстве, мгновенно (а не вот это вот все с промежуточными смертями) перемещаться в любую точку, предвидеть будущее, моделируя желаемое. Как ни странно, в основе механизмы синхронности, известные всякому по гадательным техникам: таро и руны, всевозможные -мантии и толкование снов, бобы кумалаки и подброшенная монетка, астрология, наконец, прямо базирующаяся на принципе «то, что внизу подобно тому, что наверху».

Очевидная проблема в том, что, при крайне высокой ресурсоемкости и оттягивании на себя лучших мозгов популяции, видимых результатов Поток Юнга не дает, вот уже полтора столетия, и время окончательной реализации сбычи мечт откладывается все дальше. Заседание должно пройти на планете Реген («Дождь», салют, мокрецы Стругацких), где расположен Институт синхронной физики. Там строится Актуатор — конструкт, находящийся одновременно в нескольких измерениях, чье действие напрямую связано с потоком Юнга, туда в немыслимых количествах свозятся бумажные книги — необходимый фактор работы синхронистов. Туда прибывают Ян и библиотекарь (где книги, там непременно должен/должна быть) Мария. Там, в ожидании остальных членов Комиссии, в прогулках и разговорах, разворачивается действие тягучего, как смола, безумно рекурсивного романа.

«Сорока на виселице» совсем не многофигурна, буквально семерка персонажей: Энтузиаст (он же Сумасшедший-гений) Уистлер; Скептик Кассини; Неопределившийся Шуйский («левая рука не знает, что делает правая»); Простак (он же Человек-задающий-вопросы) Ян; Наблюдатель Мария; Штайнер, с чьим амплуа я для себя не определилась и доктор Уэзерс, но он в основном советует пить электролит. В блуждании коридорами Института, воплощающем образы снов, обрывки прочитанного с книжных страниц, разговоры — кое-что от «Соляриса» и довольно много от других веркинских историй, начиная с «Кошек, которые ходят поперек» и «Пчелиного волка», заканчивая кровавым бессмертием «Через сто лет» и «Звездолетом с подбитым крылом». Внимательный и неленивый читатель найдет здесь привет еще одной самой ожидаемой книге года, «Смеху лисы» Идиатуллина, не считая всяких борхесов в количествах.

Вот и все, что я хотела сказать для начала. Дальше — сами.

«Крылья» Эдуард Веркин. Космическая станция, построенная вокруг прорывного революционного объекта синхронной физики Актуатора — конструкта, находящегося одновременно в нескольких измерениях, действие которого напрямую связано с потоком Юнга (ну. вы помните, океан коллективного бессознательного, из которого можно черпать информацию). Суть однако не в информационных полях и не в приятной, но малопочтенной в глазах обывателя способности прозревать будущее, глубинный смысл синхронной физики в возможности полета, такой же естественной как хождение, бег, плавание — в выходе за грань реального. К обретению которой человечество оказалось неготово. Эксперимент сворачивается.

«Сияние» для бедных

Начало 80-х, новоизбранный президент Рейган противопоставляет депрессивной эре Картера новые надежды и возможности, поднимает моральный дух сограждан, на смену прежним упадническим настроениям приходит желание радоваться жизни и развлекаться. Прекрасная молодая супружеская пара, Роберт и Ребекка собирается на вечеринку, где, без сомнения будут самыми красивыми. Муж дарит ей нитку черного гаитянского жемчуга, эта третья годовщина свадьбы и у них уже подрастает малыш, но взаимная страсть сильна как в первый день. В доме играет пластинка, игла застревает на царапине, Пиаф раз за разом повторяет одну фразу из «Осенних листьев», маленький Джек смотрит на родителей сверху и это последний раз, когда он видит папу с мамой вместе.

Спустя тридцать лет в этот таунхаус въезжает Кэтрин. Молодая привлекательная карьеристка, она пережила нервный срыв, там еще, как водится, набор из «во все тяжкие», посредством которых пыталась минимизировать боль от травматичного детства. Вы ж понимаете, что всякая девица, имевшая возможность окончить престижный университет и купить через несколько лет дом — после лечения в психушке, заметьте, должна иметь в анамнезе, как минимум, жестокого отчима. Кэтрин еще на таблетках, но в целом уже в порядке, устраивается в юридическую фирму подруги, для приведения в порядок дома нанимает специального человека, Джон педант и буквалист в том, что касается инженерных сетей и техники безопасности, но на редкость привлекательный мужчина и кажется у них намечается кое-что большее, чем рабочие отношения.

С домом, однако, что-то явно не так. Новую хозяйку беспокоят странные звуки — то щелчки, вроде от колпачка ручки, то старая песня, явно с винила, потому что пластинка все время заедает на одной фразе. Еще сны, удивительно яркие, галлюцинаторные, на грани между явью и небытием, когда не можешь понять, приснилось или было с тобой в действительности. Повторяющиеся эпизоды разнузданной костюмированной вечеринки, вроде той, которой в кинговом «Сиянии» отель «Оверлук» соблазнял Джека Торренса. А учитывая прежние проблемы героини с алкоголем и веществами, сходство разительно, хотя сравнение сильно не в пользу Джона Харрисона

На самом деле, вычти из «Темных завес» романтику ретро богатых восьмидесятых (знакомства не в интернете, трах в стенном шкафу во время вечеринки, и вот это вот все) — останется невразумительная муть про девицу не в адеквате и двух злодеев, один другого тупее. Что ж, кому-то и такое нравится. («Кому и кобыла невеста»).

Найти собаку

«Человек и собака. Союз всех времен. Без одного не было бы другого как целого.»

Дисклеймер: это не реклама, но искреннего восхищения пост. Список издательств, за новинками которых я стараюсь следить, недавно пополнили два: российский «Дом историй» (ожидаемо, там Завозова) и внезапно казахстанский «Фолиант», с какой-то немыслимой книжной географией: Турция, Польша, Испания, Германия, Скандинавские страны, в придачу к стандартному переводческому англоязычию, и это во время, когда российские сделали приоритетным направлением почти одну только Азию. Книги всё стоящие, из четырех, фолиантовских, прочитанных за последнее время, четыре «в яблочко», интересные и умные. Тем более удивительно. учитывая, что авторы во всех случаях незнакомые и тот импринтинг, который заставляет прощать «своим» многое из того. на что пеняешь чужим, тут не работает. «Фолиант» не выходит на рынок с электронными и аудиоверсиями своих книг, что сегодня кажется дремучим отношением к пиару, но потенциал у этого издательства огромный, обратите внимание.

«Дикая собака» Пекки Юнтти, в двух словах — история финского парня Сами, Самуэля, который ищет потерявшегося хаски Нанока, а находит свое призвание и лучшую девушку на свете (после тяжких испытаний, но это уж как водится). Родом из маленького шахтерского городка, вполне благополучный третий сын во вполне благополучной семье, он отслужил в армии, демобилизовался и теперь все дороги ведут на шахту. Талантами, которые позволили бы воспользоваться социальными лифтами, парень не блещет. Можно пойти по стопам старшего брата, воплотившего мечту о финском успехе — он живет в Хельсинки, работает в офисе, ездит на Шкоде, но для этого нужно определенное внутреннее устройство, Сами изначально не из числа успехо-ориентированных, такое, знаете, как у Вознесенского: «Я не стремлюсь лидировать, где тараканьи бега». Что он знает о себе совершенно точно — под землю не хочет. Можно сказать, что никто не хочет, но когда другой работы нет, а эта кормит, и неплохо, что уж выделываться? А можно понять, что кому-то легче сдохнуть, чем жить со знанием, что каждый проклятый день своей проклятой жизни будешь спускаться в шахту.

Огорчив родителей, герой нанимается хендлером — разнорабочим в питомник ездовых Хаски в Лапландии. И, конечно, неспроста, он с детства зачитывался историями о северной романтике и героями его были не люди, а именно псы. «Белый Клык», «Балто», «Лысый из Нома». В этой работе видит возможность приблизиться к мечте, а вместо — разгребает собачье дерьмо. Для здешних мест ездовые собаки не эндемичны — такой туристический зимний аттракцион, саамы испокон веку ездили на оленях. Здоровые мощные хаски, легко забывающие об одомашненности и способные, одичав, убить оленя — не самые желанные гости в здешних местах. Когда при перевозке теряются два элитных пса, Инук и Нанок, шансы найти и вернуть кажутся почти нулевыми — не уйдут с концами в тайгу, так пристрелят оленеводы. Но оба они потомки Лысого — кумира Самюэля, а привести их в питомник — значит стать каюром, погонщиком, осуществить мечту.

Удивительно, но Сами, при всей его тотальной невезучести, удается найти и вернуть Инука довольно скоро. С Нануком дело обстоит иначе, пес явно одичал — идя по его следам, парень наткнулся на убитых полудиких (на вольном выпасе) оленей. Осталось махнуть рукой и оставить пса на отстрел оленеводам или все же попытаться привести назад, сделавшись для местных таким же врагом, как хаски? Поиски Сами перемежаются вставками из истории девушки Айлы, разворачивающейся в этих местах в конце сороковых, в финале обе линии сойдутся. и да, это круто.

По-настоящему классная история с северной романтикой, жестокой к людям природой, и людьми, жестокими к природе и другим людям. Надеждой и любовью, вопреки всему.

Такой противный возраст

Признаюсь, интерес к дилогии Джесси Бёртон начался именно с этой, второй части — алгоритм Яндекс книг предположил, что она может мне понравиться, и не ошибся, аннотация показалась увлекательной. Уже отметив роман плюсиком, поняла, что это продолжение «Миниатюриста», значит надо слушать подряд (я читаю много и если есть возможность поберечь глаза, выбираю аудиоверсию). Итак, вторая книга. Прошло семнадцать лет с окончания событий первой и столько же времени Нелла вдовеет, воспитывая Тею — внебрачную дочь сестры своего мужа Марин и слуги Отто, унаследовавшего по завещанию дом в богатом районе Амстердама, где все они живут. Финансовое положение не то, чтобы хорошее, после казни Йоханеса и смерти родами Марин, так трагически совпавших по времени, репутация семьи рухнула, деньги закончились, немного раздобыть удается. распродавая ценные вещи.

Девочке, меж тем, 17 — возраст, когда кажется, что знаешь жизнь лучше всех, а если доведется влюбиться — что свет сошелся клином на предмете влюбленности. Он и только он наделен всеми мыслимыми достоинствами, которые, словно бы, умудряется отобрать у тех, кто прежде играл главные роли в твоей жизни. Добавьте к этому фамильное упрямство Брандтов, замешанное на отверженности со стороны общества, которую семья восполняла избытком любви, приперчите темпераментом мулатки — Voila! Тея сильно не подарок, хотя славная, конечно. Страстно увлекшись театром и подружившись с гастролирующей примой, стала вхожа за кулисы, познакомилась с декоратором, втрескалась со всем пылом гормональных бурь. Излишне говорить, что подходящим женихом ее предмет не назовешь, а замужество за солидным человеком необходимо, лишь оно обеспечит ей пристойную жизнь.

И такой человек находится, третий сын знатного семейства, кажется, по-настоящему увлечен Теей и готов закрыть глаза на погрешности ее происхождения. В Амстердаме, меж тем, новая лихорадка — ананасная. Местные умельцы научились выращивать экзотический фрукт в оранжерее и теперь Отто с одним из них пробуют уговорить Неллу на переоборудование под такую отцовского имения, которое стоит заброшенным после того, как скончались все ее родственники, а сама она унаследовала ветшающую недвижимость, в которую не может заставить себя поехать, но и отдать не готова. Тея, тем временем, считает себя помолвленной с декоратором и успела наделать непоправимых глупостей.

И вот тут-то снова появляется давешняя миниатюристка, принявшись слать фигурки уже ей. Та еще чушь, конечно. Но если принять это за метафору или глас подсознания, или какую-нибудь фигню наподобие, или вообще не обращать внимания, то книжка вполне интересная. Я даже не попытаюсь подверстать ей какой-нибудь сложный смысл, максимум там мораль «Красной Шапочки»: «Девицы, будьте осторожны с привлекательными незнакомцами, проявляющими к вам интерес». Может быть еще: «Не стоит недооценивать аппетиты и амбиции мужчин, на которых, кажется, никто не позарится».

В смысле познавательности несколько уступает первой, но в целом увлекательная, позволяет со знанием дела протянуть: «Да, все мужики козлы, за редким исключением». А кроме того, дарит условный хэппи-энд, в котором женщина получает возможность самостоятельно выбирать судьбу.

Кукольный дом

Давайте так: если вы из тех читателей, кому важно, чтобы к финалу все сюжетные линии завершились и каждая загадка получила объяснение — не берите эту книгу, она заставит писать гневные отзывы на тему «обман потребителя», «украли мое время». Она разочарует и тех, кому непременно нужен хеппи-энд в полном объеме, когда свадьба и миллион в брачной корзине. Выбесит ценителей мотивации персонажей и непротиворечивой повествовательной логики — я сама из таких и постепенно доходила с ней до белого каления. Но если вы любите захватывающий сюжет с тайной и атмосферой, историей и географией, где люди ведут себя алогично до идиотизма (как чаще всего и бывает в жизни). Если готовы признать, что не все загадки получают ответ — то не пропустите книжки <b>Джесси Бёртон</b>, она не только увлекает и развлекает, но и начинает дилогию, вторая часть которой зайдет лучше — проверено на себе.

Конец 1семнадьцатого века, Амстердам, голландцы не только создали берег по поговорке, где первая часть: «Бог создал сушу, а...», но также поработили множество заокеанских земель. Страна благоденствует: когда кто-то один долго грабит множество других, он закономерно богатеет, Амстердам же, из провинции, откуда прибыла в дом супруга юная Нелла, вовсе представляется центром вселенной. Ей едва исполнилось 18, старшая из троих детей знатного но обедневшего рода; брачный обряд с 39-летним Йоханесом Брандтом был проведен скромно и впопыхах — жених заехал к ним, направляясь по торговым делам, чтобы воссоединиться уже по окончание. Первую ночь после свадьбы новобрачная, как обычно, провела валетом с младшей сестрой. И вот теперь она стучится в двери богатого дома с тюками приданого у ног и клеткой с попугайчиком в руках.

Дом большой и роскошно обставленный, но ведется скромно, чтобы не сказать «скудно» — всего двое слуг: чернокожий Отто и прислуга «за все» Корнелия. Заправляет сестра хозяина Марин — высокая статная красавица сильно за тридцать, которая дает понять невестке, что с ее приездом ничего не изменилось и о статусе хозяйки дома та может забыть. Впрочем, как-то они все друг к другу притираются и жизнь входит в привычное русло. За исключением спальни, которую Нелла продолжает делить со своим одиночеством, хотя муж успел вернуться. Взамен ласк, он дарит молодой жене роскошный кукольный дом — в богатых голландских семьях подобные служили не столько развлечением, сколько тренажером и учебным пособием по подготовке девочки к обязанностям домоправительницы. Однако Нелла уже не ребенок, она досадует, она смущена и ничего не понимает. Она, в пику скаредной золовке, находит в справочнике мастерскую миниатюриста и заказывает в домик некоторые предметы обстановки. Дорого.

Вещички приходят и оказываются хороши необычайно, а в придачу Нелла получает то, чего не заказывала — фигурки обитателей дома, пугающие совершенством. А над их безмятежным существованием начинают сгущаться тучи: Йохан не только с ней ведет себя странно, он явно манкирует своими обязанностями — сахар, который нужно срочно продать, лежит на его складах мертвым грузом; муж без всякой прибыли мотается то в Италию. то в Англию; пуританка Марин, как выясняет Нелла. балует себя ваннами, носит соболей под бедным платьем и поглощает засахаренные фрукты в количествах; ночами в доме непонятная активность и как бы не кончилось все худо.

Забегая вперед — кончится. Но больше я ничего не скажу, хотя вы наверняка поняли причину целибата Йохана (даром ли мы живем в 21 веке). Природы его прокрастинации с сахаром я не постигла, может кто объяснит, буду благодарна. И совсем не пришей кобыле хвост здесь тема вынесенного в заглавие <b>«Миниатюриста»/b> — вот прямо идиотизм в квадрате, особенно имея в виду, что это женщина вообще, то есть миниатюристка. Кажется, эта линия привнесена дополнительно. когда издатель сказал авторке: «Все хорошо, но народ любит, чтоб в мистику, присандаль чего-нибудь в таком роде и мы выпустим твою книжку».

<i>Должна быть тайна в ней какая-та-а</i>.

Закрой дверь языка и открой окно любви

«Ваше дело — не искать любовь,

А лишь искать и находить барьеры

Воздвигнутые вами, чтоб от нее укрыться.

Руми»

Карен Кимья, страховой аудитор из Лондона летит в Турцию, чтобы разобраться, был ли пожар, уничтоживший отель (к счастью — пустой) результатом несчастного случая или имел место поджог. Вопрос не праздный, страховая премия три миллиона фунтов стоит тщательного расследования. Неважно, что пожарные вынесли вердикт о неисправности проводки — доверяй, но проверяй. Молодая женщина вторым именем предпочитает не пользоваться, им ее называл папа, который любил дочь больше всех на свете, пока однажды не ушел из семьи. Теперь, почти забытое за неиспользованием «Кимья» вдруг выплывает из памяти, когда в очереди на досмотр ей слышится мужской голос, теплый и ласковый, окликающий: «Кимья-ханум».

Карен не признается даже себе, какое значение имеет для нее эта командировка, но город Конья, где предстоит работать — это родина отца, она полукровка, наполовину турчанка. Здесь отец проходил посвящение в суфийском ордене — тарикате, отсюда ушел в мир, встретив и полюбив маму. И сейчас, когда она должна решить для себя: рожать или прервать беременность, как настаивает партнер — именно сейчас ей важно разобраться с душевной травмой, которую нанесло десятилетней Кимье, папиной любимице, его необъяснимое предательство; определиться, готова ли сама пожертвовать отношениями с любимым и стать одинокой мамой. Карен в долгой прочной связи с хирургом Саймоном, который четко обозначил, что не готов променять на орущего младенца, пеленки и бессонные ночи преимущества принадлежности к золотому миллиарду: комфорт, путешествия, ужины в ресторанах, концерты, вечеринки. Ей, меж тем, уже тридцать и часики тикают. Любимый парой лет старше, он лет через двадцать вполне себе женится на ее сегодняшней ровеснице, и все у них будет. а она к тому времени останется пятидесятилетней и одинокой — работа страховым аудитором излечивает от розовых очков.

Похоже с пожаром дело, впрямь, нечисто. И сначала странные случайности, сопровождающие ее пребывание здесь, кажутся девушке частью преступного заговора страховщика по признанию ее некомпетентной. Она за время работы сталкивалась со всяким: и запугивали, и пытались подкупить, даже травили. Почему не предположить, что здесь наняли ряженого, который подарил кольцо возле могилы суфийского шейха и теперь преследует ее; что подмешивают в еду или питье галлюциногены? Однако чем дальше, тем больше погружается она в мир суфийской мистики, и не последнюю роль во всем этом играет наследственность — в суфизм, как правило, не приходят со стороны, в нем сильна династийная составляющая.

Суфизм — эзотерическое учение в исламе, которое отдаленно можно соотнести с каббалой в иудаизме или оккультизмом в христианстве. Существенное отличие от прочих мистических учений в чувственном переживании безличного служения и любви к Богу. То есть, суфийская поэзия демонстрирует обращенный к нему уровень интимности «Песни песней» Соломона. Не случайно видный идеолог суфизма Руми, живший в тринадцатом веке, сегодня самый читаемый и цитируемый в мире поэт. Ахмет Умит, один из ведущих мастеров детективного жанра у себя на родине, в этой книге сплавляет детективный триллер с исторической и религиозно-мистической линией, погружая свою героиню в память предков, заставляя пережить невероятный опыт бытия в теле суфийского шейха 13 века.

«Врата тайны» — мощный кроссовер, за рулем которого вы ощутите, как открывается окно любви. Казахстанский «Фолиант» вновь приятно удивляет.

Года идут, а дурь все та же

Кто не любит Бриджит Джонс, тому не сюда. Но если для вас блондинка с исключительной способностью попадать в неловкие ситуации такая же своя, как для меня — вам здесь рады. Почти четверть века: говорю о двадцати пяти годах, а не о почти тридцати с выхода книги, потому что для меня, как, полагаю, и для вас, Бриджит стала быть, когда ее сыграла Рене Зеллвегер. При всем уважении к Хелен Филдинг, она писательница скромных дарований, сумевшая создать культовый образ.

Вот потому-то третью часть, русский перевод которой Эксмо издало еще в 2014, я прочла только сейчас, к выходу фильма «Бриджит Джонс. Без ума от мальчишки». Делюсь впечатлениями от сдвоенного экскурса в историю «Бриджит 50+«. Итак, миссис Дарси, вдова с двумя детьми: Билли чуть постарше, Мэйбл малышка. Марк погиб четыре года назад, правозащитная миссия в одном из очагов мировой напряженности оказалась опаснее, чем можно было предполагать. Примерно тогда же, по ощущениям Бридж, кончилась и она сама.

У семьи нет необходимости физически выживать, муж неплохо их обеспечил, но она погружена во что-то, вроде вялотекущей депрессии, набрала два десятка лишних килограммов, махнула на себя рукой, подумывает написать сценарий, адаптировав к современным реалиям «Гедду Габлер» Ибсена, которого почему-то считает Чеховым. И вот уже эта деталь ощутимо переводит Бридж в разряд почти клинических идиоток (кому не хватило ее бесячего пристрастия к тертому сыру, упоминания которого появляются на страницах в количествах). Отличие 1: все-таки у кино-Бриджит с мозгами порядок, она с удаленки дает дельные советы коллеге по сложному интервью с министром. Заодно уж и Отличие 2 — писательница в романе, в кино героиня линейный телепродюсер.

Отличие 3: при возвращении к активной жизни сценаристы обошлись без мытарств со сбрасыванием веса, понимая (в отличие от Филдинг), что полвека не четверть, и женщину за 50 резкое похудание скорее превратит в тетку с обвисшей кожей, чем в секси-милфу. Отличие 4; под давлением друзей она решается на создание сетевого профиля, но в кино это нормальный для одинокого человека в поиске партнера Тиндер, в книге отчего-то Твиттер. В 2013 уже были приложения для знакомств, но как устоять перед соблазном прокачать с нуля соцсетевую активность героини? Погоня за подписчиками на некоторое время опережает в рейтинге бесячести книги тертый сыр, гнид, рвоту и понос — Отличие 5: ничего из перечисленного в фильме нет, к радости зрителя.

Отличие 6: в книге роман с Рокстером начинается как виртуальный, он подписчик и комментатор Бриджит; в фильме он сотрудник парка, запал на интересную женщину, которую считает немногим старше себя, и регистрируется в приложении, чтобы познакомиться с ней. Отличие 7, и последнее, чтобы уж не раскрыть всех тайн и не заспойлерить: учитель, мистер Уоллакер в фильме просто нормальный такой мужик, увлеченный своим делом и любящий детей, которому не повезло встретить правильную женщину. В книге он бывший морпех (!), в прошлом женатый на беспринципной охотнице за состоянием, распутнице и алкоголичке (!!), владелец аристократической резиденции (!!!)

Резюмируя: в книге много точных наблюдений из жизни женщины, перешагнувшей пятидесятилетний рубеж, но много и лютого фейспалма. Фильм просто хорош, хотя если бы Рене предпочла пластической хирургии путь безупречно красиво стареющей в обществе своих морщин Эммы Томпсон — было бы вообще идеально.

Кроссовер Мэри Поппинс и Мисс Марпл

«Она умеет шутить», – благоговейно произнес Фредерик, глядя вслед гувернантке.»

О да, она умеет шутить и это одна из причин, по которым я читаю Телеграм Елены Михалковой, нас таких много, почти одиннадцати тысяч, там она недавно объявила о выходе третьей книжки про миссис Норидж. А у меня еще и первая не читана. Непорядок, — подумала я — и пошла читать.

«Кто убийца, миссис Норидж?» — сборник в шести новеллах которого гувернантка в довольно условной Англии достаточно усредненного начала двадцатого века ведет расследование в семьях, которым выпадает счастье (или несчастье) выступать ее нанимателями. Формат короткого рассказа отсылает к классике жанра («Рассказы о Шерлоке Холмсе», истории про Отца Брауна, Дюпен Эдгара По), позволяет автору двигаться вперед, не залипая в границах одного сюжета, а читателям побывать во множестве локаций, оставаясь под одной обложкой — прежде романов были рассказы, именно они сделали детектив народно-любимым жанром. Не чуждая постмодернистских игр, Михалкова соединяет в сквозной героине Мэри Поппинс (внешность, профессия, безусловный авторитет у подопечных и умение управляться с их родителями) с мисс Марпл (примерно все).

Шесть историй сборника — это полдюжины тропов, характерных для викторианского, готического, колониального романов. Практически в каждом кто-то надолго уезжает в дальние страны или возвращается после длительного отсутствия, или получает из-за океана вести; почти везде место действия барский дом; часто камнем преткновения становится имущество одних, которым пытаются завладеть другие — вы скажете, что это характерно для детектива вообще, а я отвечу — не то, чтобы. На самом деле, современный детектив — это про убийство с как можно более замысловатым способом умертвия; сюжеты с хитроумным отъемом собственности.,в ходе которого законного владельца газлайтят до сумасшествия, понемногу травят или сживают со свету другим хитроумным способом — это как раз приметы готического романа, с которым Михалкова дружна и в своих современных детективах.

Занятное наблюдение: репутационные сюжеты с шантажом в сборнике отсутствуют. В век публичности и соцсетей, переживший Дзюбу, страх: «все узнают обо мне Такое!» — перестает работать, не запускает у читателя триггерной реакции. Впечатление от сборника в целом — приятное, без восторга. Язык отменный, но это уж как всегда у авторки; предсказуемость сюжетов часть постмодернистской игры в которой «ничто не ново в подлунном мире»; мне-читателю не хватило эмоциональной привязки к героине.

Все-таки хотелось бы меньшей индифферентности, более выраженного выступления на стороне добра. Нам нужны герои, способные побороть всемирное зло — не меньше. Даже если речь всего лишь о гувернантке.

Джейн Остен навсегда

«На этой неделе у меня гостит Джейн Остен, а она очень хорошая компания»

«Зеленая миля» Стивен Кинг.

Когда женщина произносит это в книге, автор может не тратить слов на описание. Я уже люблю ее и считаю своей. Потому что примерно каждый год мисс Остен гостит и у меня. Это могут быть один-два ее романа (редко все вместе), может кино или сериал по ним, биографический или псевдобиографический фильм или книга, героиней которых она выступает — вы удивитесь как много остенианского можно найти, имея желание. Прежде, отдавая себе отчет в том, что кто-то может ее не любить, а кто-то и вовсе не читал, я допускала такую возможность гипотетически, всерьез не веря. Но вписалась в совместное чтение одного романа, попала на обсуждение книжным клубом другого, и убедилась, что вполне возможно. И люди, не питающие к Джейн моего благоговейного трепета, вполне себе интересны, просто в этом мы не совпадаем, жалеть о том все равно, что сокрушаться «отчего не все на свете так красивы и умны, как я».

Остановимся на том, что всякому свое, а мне в этом феврале «Нортенгерское аббатство», уж и не знаю, в который раз. Простая история про юную Кэтрин Морланд, старшую дочь обеспеченного священника, которую богатые соседи Аллены приглашают с собой в курортный Бат. Девочка самая обыкновенная, не блещет ни талантами, ни красотой, не поражает ангельским нравом, в меру ленива, в меру отзывчива, а впрочем — мила. Совсем не героиня. После первых скучных дней на новом месте, Кэтрин сводит знакомство с забавным и приятным молодым человеком Генри Тилни, и одновременно ее покровительница встречает подругу юности, у которой красавица дочь Изабелла, чуть старше мисс Морланд и сын Джон Торп, водящий дружбу с Джеймсом — ее братом.

Изабелла открывает Кэтрин мир готических романов. Прежде читавшая родительски-одобренные, в меру нравоучительные книжки, девушка погружается в мир роковых красавиц, смертельных страстей и опасных тайн, с пылом новообращенной, скоро становясь экспертом в этой области. В точности как сегодняшние фанаты YA, фэнтези, детективов, хоррора, автофикшена, литературы травмы, etc. Подставьте любой узкоспециальный и достаточно увлекательный мейнстримный жанр — наше время расширило границы. Все более очаровываясь новой подругой, Кэтрин не испытывает похожих чувств к ее брату Джону, настойчиво осаждающему вниманием. Он груб, глуп, неотесан и производит впечатление назойливого болвана. В то время, как Генри Тилни, с которым она свела знакомство прежде, чрезвычайно ее интересует, а дружба с его сестрой Элинор Тилни позволяют общаться без ущерба для репутации.

Генерал Тилни, отец друзей, внезапно проникнувшись к ней расположением, приглашает погостить в Нортенгерское аббатство, принадлежащее их семье на правах родового гнезда. Не только счастливая возможностью продолжать знакомство, но также предвкушая приключения в духе «Удольфских тайн», девица едет, трепеща. Поначалу пытается отыскать хвосты и хвостики каких-то тайн: может быть суровый генерал, столь добрый к ней, но до дрожи пугающий домашних — может он виновен в смерти жены или держит ее взаперти скрыв от мира? Может призраки блуждают по этим коридорам? Может подземные ходы ведут в подвалы, где сундуки с сокровищами охраняют скелеты.? И разумеется, все это ерунда. А взаимная склонность молодых людей. меж тем, крепнет, и вот уже Кэтрин мечтает услышать предложение от Генри, а сам он, всецело поощряемый отцом, близок к этому. Когда внезапно, ночью, вернувшийся из поездки, генерал передает через Элинор требование покинуть Нортингер, даже не в 24 часа, а рано утром.

И нет, причин я не открою. Что было дальше — не расскажу. Сейчас даже не о спойлерах речь. Хотя, кого я обманываю — о них. Но главным образом о том. что я не теряю надежды заманить в нашу остенианскую секту как можно больше адептов. А если вы (вдруг) еще не читали, но по моему отзыву заинтересуетесь, то — you're welcome!

Самая забавная, злая, немыслимо смешная, едко саркастичная, живая и какая-то искристо-юная книга Джейн Остен, которой конкуренция миллиона коллег не страшна, а радость от перечитывания не меньше, чем в первом чтении.

Опасная безмятежность

«Заповедник дикой природы. Заказник. Дом для биологов. Безопасная, первозданная, неприкосновенная среда.»

Миранда, фотограф-натуралист едет в заповедник дикой природы на Фараллоновых островах. Ей предстоит прожить год в компании шестерых биологов, работающих на станции,. Зарплаты и премиальных не ожидается, надбавок за работу в далеких от цивилизации условиях тоже, годовой грант обеспечивает лишь скромную жизнь на месте, но ей сейчас большего и не надо. А снимки, которые сделает в этих местах, наверняка посодействуют карьере.

Миранде 31, двадцать лет назад она лишилась лучшей на свете мамы и жизнь словно остановилась с тех пор. А в каком-то смысле и остановилась: подсознательный страх потери близкого перенаправил ее ресурс построения отношений в безопасное русло профессиональной реализации. Подолгу жившая в пустыне и тропиках, на экваторе и в Антарктике, она так и не сблизилась ни с кем, не создала семьи, не обзавелась собственным домом — живет у отца во время недолгих возвращений. Дом негласно поделен на зоны, в личные не вторгаются, столкнувшись на нейтральной территории, обходят друг друга.

Фараллоны совершенно дикая местность, несмотря на географическую близость мегаполиса (30 миль от Сан-Франциско). Не случайно индейцы до прихода белых называли их Островами мертвых, избегая посещать. Гранитное скальное основание изъедено эрозией до хрупкости, ходить здесь можно лишь с большой осторожностью, в этом Миранда, которую все здесь зовут Мелиссой, неправильно услышав ее имя в самом начале — в этом убедится на первой же прогулке. Неосторожно опершись на скалу, которая казалась такой крепкой, в следующий миг обнаружила себя несколькими футами ниже, с рассеченной рукой, разбитой вдребезги камерой и с мышью во рту. А мышь? О, их там мириады, не эндемичный вид, а завезенный с материка, не имея естественных врагов, расплодились так, что кажется земля под ногами кипит.

Понятно. что биологи там не ради мышей: морские львы выводят здесь потомство, у берегов барражируют белые акулы, достигающие восьми метров в длину, а в сезон гнездования прилетают птицы, и вот тогда острова становятся по-настоящему опасны. Популяция крачек, чьей вотчиной это было от веку, уничтожена охотниками за яйцами в годы Калифорнийской Золотой лихорадке (загуглите), безобидным пташкам пришли на смену чайки, а они те еще твари. Настоящие бандиты крылатого мира. Выходить на улицу в пору гнездования можно лишь в защитном снаряжении: краги на ногах и руках от птичьих блох и клещей, плотный резиновый плащ от прицельного «бомбометания» пометом, вратарская каска с защитной маской. Аббревиатура «КвГ», значения которой Миранда поначалу не знала. встречая в журнале наблюдения в качестве причины смерти птиц и животных — очень скоро проясняется для нее. «Клевок в голову» — излюбленный прием нападающих чаек. Однажды на ее глазах эти монстры заклевали подраненную морскую львицу, за пару часов обглодав до голого скелета.

В общем, утверждение, что самый страшный зверь — это человек, подвергается здесь значительной корректировке. Хотя кое-кто из соседей по коттеджу, впрямь, не лучше чаек, в чем героине предстоит убедиться. Но есть среди них и те, в чьи сердца стучится сострадание. И есть наблюдатели. Холодные. беспристрастные, склонные скорее к добру, чем ко злу. В книге Эбби Джини первобытная жестокость природы становится более действенной терапией, чем сеансы у психолога, а замкнутый мирок изолята раскрывает свои тайны в идеальном для интриги сочетании время-место.

«Хранители света» то самое, почти недостижимое при нынешнем буме писательства, сочетание сюжетной прозы с не раздражающей героиней; интересного сеттинга с уровнем познавательности нонфикшен; глубокой эмоциональности с отличным языком, спасибо за перевод Дарье Расковой, а за издание — казахстанскому Фолианту.

Достучаться до небес

«Кроме шуток: из-за моих грехов мы, возможно, еще повидаемся в аду. Но, спорим, у меня там будет местечко попрохладнее.»

Маленький городок, все друг друга более-менее знают, с культурными развлечениями не то, чтобы очень, но жить вполне можно. Некоторые подумывают о переезде, в Калифорнию, например, но на то, чтобы прилично устроиться, нужны деньги: спать под мостом — это ведь не вариант, правда? А заработать в их глуши почти невозможно, потому мечты остаются мечтами. Да и какая разница, где жить, если жить с любимыми людьми, Локсбург не хуже любого другого места.

1. Нейтан: чуть за сорок, работает на лесопилке, волонтерит в пожарной команде — обрел счастье с Полой, медсестрой местной клиники. Детей вот только нет у них. Нейтан считает, что это возмездие за страшный грех, совершенный им в юности и косвенно повлекший за собой смерть родителей. 2. Энди наркоман, хочется сказать «бывший», но бывших не бывает, завязавший. Они с подружкой перестали принимать, узнав, что она беременна, Дочь родилась с синдромом Дауна, но их маленькая семья, осевшая в Локсбурге, была счастливой. Пусть Энди приходилось вкалывать на самых грязных работах, но дома его ждали любимые девочки, и какой радостью было, когда Энджи пролепетала первое слово, начала ходить, улыбнулась. 3. Келли медсестра под сорок. Была бы симпатичной, если бы не врожденное уродство: заячья губа и волчья пасть. Сейчас такое исправляют парой операций в раннем возрасте, но в ее детстве их требовалась серия, после очередной ее организм взбунтовался аллергической реакцией, да и родителей уже разорило это все — страховка не покрывала. Ковидный двадцатый, когда ношение маски стало нормой, был самым счастливым временем в жизни Келли.

Возвращаясь с рыбалки, Нейтан видит горящий дом, это заброшеннвя хибара на отшибе и он знает, что не должен пытаться войти внутрь до приезда пожарных, но не может не убедиться, что внутри никого. Вбежав, видит парня без сознания и рядом сумку, полную денег. Спасти из огня человека — подвиг, прикарманить явно криминальный кеш — преступление, Нейтан делает то и другое. Маленькая Энджи родилась с сердечной недостаточностью и в семь лет жила уже на лекарствах с кислородным баллоном. В день когда она умерла, жена раздобыла по старым каналам смертельную дозу и ввела себе. Энди решил, что оплатит кремацию троих и догонит жену с дочерью. В больницу, где работает Келли, привозят шестнадцатилетнюю девочку. У нее рак в терминальной стадии, а сильнодействующих обезболивающих Габриэлла, похоже, не получает — религиозные фанатики родители считают, что муки в этой жизни обеспечат рай в той и не нужно мешать замыслам Творца.

Нейтан уверен, что найденные два миллиона долларов обеспечат им с Полой новую лучшую жизнь, а может быть и счастье родительства. Энди решает отсрочить встречу с родными на том берегу до возмездия преступнику, орудием которого должен стать, когда в его руки случайно попадают страшные документы. Габриэлла мечтает увидеть океан прежде, чем умрет, и просит Келли отвезти ее. Если вы подумали о немецком фильме, в котором на небе только и говорят, что о море — то да, в этой части довольно близко.

История с неочевидной моралью, где каждый из троих борется со своими демонами. Побеждая или оказываясь побежденным.

Лабиринт отражений: как это по-французски

В зеркалах, отражаясь, дрожит наша хрупкая жизнь.

Еще одна ретродетективная серия с элементами, не то, чтобы магии, но паранормального (Le Bureau des affaires occultes) — в вашу копилку. Французскость говорит о том, что модному поветрию подвержены не только хрусткобулочные отечественные авторы. А востребованность у читателя: четыре романа за четыре года, жанровые премии и переводы на множество языков — скажет, что кроссовер исторического детектива колесит по мировому книжному пространству с тем же успехом, что паркетные внедорожники по улицам мегаполисов.

Эрик Фуасье помещает свой цикл в декорации Июльской монархии — восемнадцатилетнего периода правления Луи-Филиппа между двумя революциями: Июльской 1830 (не путать с Великой Французской, 1789, так напугавшей Европу) и Февральской (1848), окончательно установившей в стране республиканский строй. Это было интересное время бурного научного и технического прогресса, развития промышленности и появления значительного количества рабочих, прежде занятых в сельском хозяйстве, с размыванием прежних устоев. Благосостояние нации росло. цены практически не поднимались и буржуазия благоденствовала. Вместе с тем, новый пролетариат был беден, страну на протяжении всех восемнадцати лет то и дело сотрясали восстания, практически не было прироста населения — бедные женщины боялись рожать в условиях нестабильности либо бросали младенцев в приютах на выживание. Излишне говорить, что выживали немногие. Эта особенность Июльской монархии заслуживает упоминания, потому что сюжетная коллизия завязана на истории одного из таких брошенных сирот, сначала взятого на воспитание семьей лесничего, затем отданного некоему Викарию. Чудовищу, сделавшему ребенка объектом издевательств.

Собственно, побегом маленького пленника, которого занесло в зеркальный лабиринт, начинается история, а его как-бы дневником, потому что в условиях, в которых находился, никакого дневника мальчик вести не мог — перемежаются сцены романа, герой которого, полицейский инспектор Валантен Верн, охотится за тем самым монстом, попутно расследуя серию загадочных смертей. Герой «Бюро темных дел» создан по премиальным лекалам ретродетективов: ангельски красив, умен от природы и блестяще образован (познания в химии немало содействуют его выживанию в этой истории), богат, наследник герцогского титула Вернов. И у него, конечно, есть священная душевная рана, куда же без нее герою детектива?

Валантен расследует смерть молодого богача, который посреди званого обеда удалился в свою комнату за записями, а когда обеспокоенная долгим отсутствием мать поднялась за ним, она увидела, что сын вглядывается в зеркало и будто одурманен. Потом он поднялся, махнул ей рукой и вышел в окно. Помогают герою в расследовании естесственнонаучник профессор Пелесье, бывший глава криминальной полиции Видок (фигура легендарная), а также молодая актриса Аглаэ.

История интересная, читается легко, не без финального поразительного откровения, к которому. впрочем, проницательный и опытный читатель отчасти готов. Можно послушать в аудиоверсии.

Всегда ускользай

«На ее руках были шрамы, объяснения которым она не находила.»

Зимней ночью, холодной и снежной, к одиноко стоящему дому подъезжает машина, водитель кидает в окно камушек, маленькая девочка просыпается, тихонько спускается вниз, выходит из дома. Полицейские на следующий день фотографируют следы босых детских ножек, отпечатанные на снегу, которые обрываются, встретившись со следами мужских ботинок. В чужой стране, далеко от дома, заведенный сюда бесплодными поисками человек смотрит наверх и обмирает от ужаса: на карнизе крыши многоэтажки стоит девушка в мрачной решимости. Мгновение — и она делает шаг в пропасть. Но не падает, наблюдатель не сразу понимает, что канатоходка идет по туго натянутой между крышами веревке.

Молодой мужчина просыпается в своей бруклинской квартире. Его возлюбленная уже встала и приняла душ, она проводит рукой по еще влажным волосам и говорит, что выйдет за газетами. Илай лингвист продолбавший сроки сдачи магистерской диссертации. Работает в галерее, люто ненавидя современное искусство и не понимая, как может называться художником человек, который обмазывается рыбьим жиром и медом, садится возле уличного сортира, дожидается, пока мириады мух облепят его, такого сладкого и «ароматного», а потом фотографирует себя и продает фотографии по $18 000. Какой он, мать его, художник!? До последнего времени жизнь Илая была пуста и безвидна, все изменилось, когда он встретил Лилию — ту девушку, что вышла сейчас за газетами и больше уже не вернется.

Человек, тяжело опираясь на костыли, говорит юной женщине, что намерен продать дом — он нуждается в средствах. Но папа, а где буду жить я? — говорит она. — Подыщешь себе что-нибудь. — Ты не слышал, что я сказала? Я сегодня потеряла работу. — Очень жаль, но мне нужно ехать, — отвечает он. И тогда она выкрикивает: Снова искать ее? Она не похищенный ребенок, папа, она моя ровесница, а мне 22! Признайся, что ты хочешь ее трахнуть! И тут мужчина, ни разу в жизни не поднявший на дочь руки, швыряет ей в лоб тяжелую кружку. Все это фрагменты из нового старого романа Эмили Сент-Джон Мандел, которую мы полюбили за «Станцию 11», «Стеклянный отель», «Море Спокойствия». Нового, потому что вот только что переведен на русский (прекрасно) Арамом Оганесяном. Старого — потому что это дебют, так обычно и бывает, когда писатель добивается известности — объектом интереса становится все, написанное им/ею прежде.

И да, это она, Мандел, со всем, что мы любим в ее творчестве. Независимой героиней, которая переплавляет душевные раны в источник силы, делает ядром своей новой личности, двигается дальше, вместо того, чтобы ныть, жалея себя, как примерно 99% персонажей современной литературы. Со сверхценной идеей, здесь это скольжение по жизни, ускользание. Помните у одной ее героини место того, что останется, когда изменится все в ее жизни, занимал графический роман о Станции 11, у другой ее съемки странных пейзажей, у третьего — сохранение жизни некой писательницы, живущей под куполом в лунном городе. Важность братско-сестринских отношений — еще одна особенность ее прозы, во всех книгах Эмили актуальна сиблинговая тема, так же, как номадический образ вечного странника.

«Последний вечер в Монреале» — это Эмили Сент-Джон Мандел со всем, что так ярко раскроется в ее более позднем творчестве. Несколько более прямолинейная, броская, нацеленная на мейнстрим. Все-таки феномен читательской любви к ней в потрясающем умении работать с полутонами, приглушенно, в оттенках серого. Этот роман скорее «в лоб», и метафорическое ружье здесь стреляет в финале. Что ничуть не умаляет его ценности.

Спасители

«Не бывает одиноких героев; великими деяниями всегда движет энтузиазм многих людей.»

Тема эпидемий, вакцинации, антипрививочников близка сегодняшнему миру, пережившему пандемию Ковида. В целом, куда ближе, чем была бы нам с вами образца 2018 года. Самоизоляцию, работу на удаленке, страх заразиться, сметаемые с магазинных полок имбирь и лимоны, советы диванных эпидемиологов — помнят все. Выработка коллективного иммунитета обошлась нам сравнительно малой кровью. Переболели тогда многие, кто-то перенес тяжелее, кто-то легче, и да, люди умирали, но все наши воспоминания даже приблизительного представления не дают о кошмарных эпидемиях оспы, опустошавших мир до открытия вакцинации.

Смертность от нее достигала тридцати процентов, а выжившие оставались обезображенными, она не щадила ни бедных, ни богатых: сменяя целые династии — род Габсбургов прервался смертью от оспы Карла VI и на трон воссел Карл VII из династии Вительсбахов. Российская императрица Екатерина, напуганная эпидемией 1768 года и смертью своей фрейлины Шереметьевой, сделала себе и цесаревичу вариоляцию подробно я бы и хотела рассказать, да формат книжной рецензии не позволит — но вы узнаете сами, если прочтете роман испанца Хавьера Моро, перевод которого вышел в казахстанском издательстве «Фолиант». Фолиантовцы большие молодцы с замечательно обширной географией переводов: французские, немецкие, испанские, польские, датские книги в дополнение к традиционным английским — то, что читала у них я, всего лишь отслеживающая интересные новинки.

Итак, «Экспедиция надежды», 1803 год, корвет «Мария Пита» отплывает из порта Ла-Корунья в южноамериканские владения испанской короны, где бушует оспа. Английский врач Эдвард Дженнер, большой энтузиаст вариоляций, заметил, что доярки не заражаются оспой, они объясняли это тем, что уже переболели коровьей — не опасной для человека. Он же сделал первую прививку и за собственные деньги издал брошюру. Тем не менее, даже перед лицом смерти люди не спешили вакцинироваться, опасаясь, что в результате этого у них вырастут хвосты и рога — почему мы не удивлены?

Идеи Дженнера подхватил Франсиско Хавьер Бальмис, испанский медик, в прошлом военврач, уже побывавший в Латинской Америке с экспедицией маркиза Сокорро. Он заведовал больницами в Халапе и Мехико (Мексика) поставил на поток использование эндемичных растений в лечении сифилиса, который в ту пору встречался в будуарах аристократов столь же часто, как в портовых борделях. Бальмис возглавил экспедицию, которая везла с собой приютских детей — 22 ребенка в возрасте от трех до девяти лет — живых носителей вакцины. Ни современных препаратов, ни отработанной методики тогда еще не было, все происходило на примитивном уровне: жидкость из оспенных пузырьков зараженного коровьей оспой поочередно вводилась от больного следующему носителю, после инкубационного периода тот заболевал, а первый успевал выздороветь. Так, по цепочке, укрощенный вирус путешествовал со временем, рассчитанным на все плавание к Южной Америке.

Почему именно дети? В идеале это были бы коровы, но возможностей для транспортировки тогдашними кораблями крупного рогатого скота не было, да и непонятно было, как они справятся с путешествием, сменой климата. От идеи использовать в качестве живых носителей взрослых отказались потому, что кто-то мог уже перенести заболевание в легкой форме. Ну и, давайте называть вещи их именами: приютские дети — это те, о ком не будут плакать родные. К чести Бальмоса и финансировавшего экспедицию короля Карла, предполагалось, что корона устроит их дальнейшую судьбу. И все тяготы странствий разделила женщина, ставшая добрым гением этой экспедиции Исабель Лопес Гандалия, которую сегодня называют первой испанской медсестрой.

Заведующая приютом, она отправилась со своими детьми в Америку. Ее самоотверженности , всегдашняей готовности к труду, организаторским способностям экспедиция на львиную долю обязана успехом. В романе Хавьера Моро есть место всему: Европа и Америка времени Наполеоновских войн (а вы знали, что Техас тогда был мексиканским?); любовная романтика; история детей, в чем-то созвучная «Эшелону на Самарканд» Гузели Яхиной . Ода гуманизму, которую по-настоящему интересно читать.

Есть!

Пусть спасет лишь того, кого можно спасти.

Доктор твоего тела

Новый роман Карины Шаинян во всех, списках «Самых ожидаемых книг 2025». Она ворвалась в литературный мейнстрим «С ключом на шее», одних напугав до безумия Голодным мальчиком; у других вызвав приступ ностальгии по советскому детству, когда все с ключом на веревочке играли во дворах; третьих покорив отсылкой к кингову «Оно» на диких просторах острова Сахалин. Очаровав всех, кроме, наверно, одной меня — я бранила чрезмерную муть и психоделику. Однако большой талант — столь же большая редкость, это особенно видно по тому, что среди возросшего в геометрической прогрессии числа пишущих, мы вновь выбираем ее.

Действие «Саспыги» снова разворачивается вдали от цивилизации, на сей раз на Алтае, который стремится к званию новой туристической Мекки, но пока еще нехоженых троп там хватает. Ими водят экотуристов инструкторы конно-спортивной базы «Кайчи». Несколько дней без интернета, стертая о конский круп задница, походная кухня, удобства в кустиках, вечерняя романтика у костра, тысяча снимков на телефоне (главное, запасись пауэрбанком) — все это обеспечит стратегический запас впечатлений на следующий год в офисном плену. Инструкторы ребята бывалые, такие, живописные дикари, немного играют контрабандистов из «Графа Монте-Кристо», а в целом для них походы превратились в рутину.

Как для Кати, в самое сердце раненной этой красотой и сбежавшей сюда два десятка лет назад. Восхищение не ушло — не стало времени, чтобы любоваться. Повариха на маршруте встает раньше всех, чтобы развести огонь, приготовить на всех, перемыть посуду. Не стало человека, с которым можно было бы разделить свой восторг — местные Гоши, Саньки и Ленчики парни неплохие, но, как бы поделикатнее — местные. А Илья. он никуда не делся, но как-то в последнее время их маршруты не совпадают, значит и не надо. Когда от группы отбивается Ася, это не сразу замечают, какая-то стертая, невидная. Хотя как раз Катя эту девчонку запомнила, та удивила благодарностью за утренний какао с зефирками возле палатки. Что за чушь! С какого перепугу стала бы она это делать? Радует неожиданная возможность проехаться за потеряшкой в одиночестве. Просто побыть одной, посреди недельного существования тесной группой, уже счастье.

А найдя, понимает — с Асей что-то не так. И дело даже не в том, что она не хочет возвращаться на тропу, производя впечатление не вполне адекватной. Дело в том, что муть, которая физически ощутимо начинает сгущаться вблизи нее, и накрывает Катю — этот морок та уже знает. И словно бы слышен скрежет коготков по камням чуть выше за спиной, и серая тень мелькает. И жутко, и стыдно, а рот, против воли, наполняется слюной предвкушения. Так всегда бывает когда приходит время явиться Саспыге, мифическому полузверю-полуптице. Самой вкусной на свете еде. О ней не рассказывают посторонним, травя у костра байки с адаптированным для туристов алтайским фольклором, но своим говорят: кто отведает саспыжьего мяса, тот навек забудет печали. И никакой, самый редкий дорогой деликатес, не покажется вкуснее. Катя знает, что не может бросить эту свихнувшуюся дурынду, обязана спасти ее, любой ценой.

Шаинян снова делает это, разыгрывает древнюю как мир мистерию голода, со всеми табу и страхами, на фоне древней как мир природы. Не забывает о литературных предшественниках, не в формате прямого копирования. но изящным оммажем: «С ключом на шее» сравнивали с «Оно», в новом романе отсылки к «Кладбищу домашних животных». Он остается при этом в пространстве крепкого триллера с мощной интригой, динамичным действием, без обрыдшего обсасывания психотравм, которым модные авторы глушат читателя как рыбу динамитом. Отличный литературный язык, из которого ушла чрезмерная психоделика романа «с ключом». Приметы времени есть, но они такие, социально приемлемые в традициях времени острожных речей, точно попадающие в наши общие умонастроения.

В фокусе внимания сегодняшнего «здесь и сейчас» экология, книга словно говорит: Того, что у нас отняли, уже не вернуть, но может не поздно спасти хоть что-то? #РЕШ_2025

Календарь Морзе или Дачесть как философская категория

«Знаешь, что это? Это река Лета. Не «лето», а «Лета», понял?»

Выход в финал главных литературных премий страны в 2024 сделали модным писателем Владимира Березина, прежде ценимого знатоками. И вот уже у сборника «СНТ» три десятка рецензий на Либе (у премиальной «Уранотипии», для сравнения, две) в диапазоне от ругательных до восторженных. Я буду хвалить, сдержано, но от души. Хорошо, что это сборник, короткие истории очень березинский формат. Поклонники его постоянной сетевой рубрики «Очередная пятиминутка абсолютно бесполезной для вас информации» поймут, а у меня, знакомой кроме романа про историю фотографии еще и с «Пропеллером», есть ощущение, что крупные формы в авторском исполнении тяготеют к мозаичности, стремятся распасться на фрагменты. В то время, как сборник, составленный из, будто бы, не связанных между собой, рассказов, создает целостную картину.

33 истории, по числу несчастий из поговорки, уместились на четырех с небольшим сотнях страниц — в среднем по десятку на каждую. Объединяет их единственно вынесенное в заглавие СНТ, маленькая жизнь, которая в нашем негостеприимном климате связана у большинства с летом. Не лоббируемый туроператорами берег турецкий и не насаждаемые сверху курорты Краснодарского края, но она, дача, вошедшая во множество языков мира без перевода, примерно как «спутник» — именно она символ нашего лета. Увековеченная классикой, были же, в конце концов, пушкинское «Гости съезжались на дачу» и чеховский Лопахин из «Вишневого сада» с намерением нарезать сад на дачные участки. Такие же разные, как сами мы: фанерный сарайчик на шести сотках, засаженных картошкой и огороженных рабицей; обнесенный трехметровым забором парк с лебедями-павлинами, господской виллой в глубине, камерами по периметру и будкой охраны на въезде — то и другое, и сотня градаций между — все дачи.

Именно этих крайних степеней «дачести» в книге нет. Здесь середина: техническая интеллигенция на пенсии, менеджеры среднего звена; отставной генерал, принимающий у себя правнучку с ее женихом. Сталинисты, коммунисты, либералы, радиолюбители. В небе над ними летит атомный самолет (и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ); из сарайчика поддерживается связь с луноходом №2; углубившись в соседний лесок, наткнешься на законсервированный режимный объект; в доме на отшибе стоит покрытый вековой паутиной, но живой постовой, который возьмет протянутое ребенком яблоко. Здесь пересаженные на дачную почву городские легенды, вроде истории пасечника-каннибала; и почти евангельская история воскрешения («память воды»). Сон разума рождает чудовищ («бестиарий»), внук звонит деду на тот свет («звонок по предоплате»), женщина консервирует — о, эта дачная консервация все, включая собственную дочь — не то, что вы подумали, а чтобы та в 62 выглядела на 18 («ноябрина»), старый танцор замедляет последним отчаянным танцем ход времени («чечетка»). пародия на борхесов «Алеф» («захер»).

Здесь один сквозной персонаж, в котором с натяжкой опознается авторское альтер эго. Раевский, правда, в одном из рассказов он становится Паевским — том, где камео критика всея Руси Кости Мильчина. Вот, кстати же, с крайностями я поспешила, один олигарх с крайне эклектичными гастрономическими пристрастиями: стейк из мамонта, доисторическое масло, мыслящий трюфель — таки появляется здесь («по грибы»).

Обаятельный авторский сборник. Мозаика разноцветных стеклышек, из которых складывается на диво целостный витраж.

Время романтиков

Конечно Вася, ну кто ж его не знает?!

Я из большинства, чья влюбленность в Аксенова началась «Островом Крымом», в 1990. Хотя знакомство случилось раньше. Года за два до того, подруга сказала, что была такая книга про молодых врачей, «Коллеги», круче Сэлинджера — ее родители рассказывали, что в юности зачитывались, сейчас автора никто не помнит. Я тогда попросила почитать и кажется она даже давала мне маленькую серую книжку в картонной обложке с молодыми людьми в кузове грузовика. который куда-то мчится — такое, в стилистике художественного оформления, характерного для 60-х. Но поискала сейчас в интернете — единственная публикация была в «Юности» 1960, а журнала мне, точно, не давали. Причуда памяти?

И я не знала тогда, что страшный «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, который читала примерно тогда, в той же — это воспоминания мамы того парня, что написал «Коллег». И обе мы не знали, что возрожденная группой «Браво» песня: «Конечно Вася, стиляга из Москвы», которую напевали тогда примерно все — что она о нем, о Василии Аксенове. Это длинное вступление к тому, что Аксенов классик не потому, что кто-то решил объявить его таковым, а по уровню проникновения в самые разные сферы, по степени влияния на умы и сердца на самых разных этапах.

Три повести нового сборника, который выпустила Редакция Елены Шубиной, написаны в начале шестидесятых, в реальности, столь далекой от нашей, а учитывая, что аксеновскую прозу не назовешь вневременной, я сомневалась: как это будет читаться сейчас? Не покажется ли безнадежно устарелым? Не разочарует ли? «Нет» — ответ на оба вопроса. Такая простая стилистически и непростая структурно проза, хотя и без постмодернистских выкрутасов — здесь смена ракурса и перемещения во времени воспринимаются естественно, не украшательством ради выпендрежа. Немного о каждой истории.

«Звездный билет». Публикация этой повести в 1961 стоила Валентину Катаеву кресла главреда «Юности», впрочем, он был из тех, кто умеет триумфально возвращаться, «сбитый летчик» — не про них с Аксеновым, да теперь и не о том. История, породившая жаркие дебаты, которую молодежь шестидесятых знала почти наизусть, повествует о компании молодых людей, москвичей и вчерашних школьников, которые вместо поступления в ВУЗ или устройства на работу, отправляются в путешествие. Да, почти по традиции американской молодежи. С той разницей, что в СССР такого в заводе не было и быть не могло, уже потому воспринималось немыслимой смелостью. Четверо друзей: девушка Галка, влюбленный в нее лидер этой компании Димка, поэт Алик и силач Юра отправляются в Эстонию, к самому западному рубежу Союза. Денег на всех 1 400 дореформенных рублей, 140 тогдашними «новыми».

Поначалу, шикуют, скоро приходится искать подработку. Пока мальчики шабашат грузчиками, красавица Галя, мечтающая о карьере актрисы, знакомится с известным артистом, который здесь на отдыхе, и переезжает к нему. Парни воспринимают это как предательство, Дима больно уязвлен. Когда становится очевидна бесплодность тяжкого труда в условиях бомжевания, они едут в рыболовецкий совхоз, устраиваясь на работу. Через некоторое время туда же приезжает Галя. Вторая повествовательная линия — история Виктора, старшего брата Димки.В отличие от разгильдяя младшего, он всегда жил в соответствии со стандартом морального кодекса строителей коммунизма. В свои 28 готовится к защите диссертации в области космической медицины, и внезапно обнаруживает, что его эксперименты опровергают постулаты целой области науки, которая исправно кормит немалое число ученых, одновременно сводя на нет результаты его собственного диссера. Здравый смысл диктует замолчать результаты. начав обнародование после защиты, но этика ученого не позволяет Виктору так поступить, защита ожидаемо провалена, а в научном сообществе у него множество врагов.

«Апельсины из Марокко». Северная романтика, кто-то едет сюда за туманом и за запахом тайги, кто-то за длинным рублем (северные надбавки позволяли ребятам из простых создать стартовый капитал, примерно как сейчас участие в СВО), кто-то — остается здесь, отбыв срок. Понятно. что рацион скудный, не по части количества пищи, а по ее разнообразию. И вот, регион облетает весть о прибывшем судне, груженом марокканскими апельсинами. В эпоху товарного изобилия этого не объяснишь, но я еще помню, как в начале 80-х вокруг нашего овощного закручивалась очередь в несколько рядов, когда «выбрасывали» апельсины. обычно пару раз за зиму. Стояли в ней по несколько часов, чтобы получить не больше двух кило в одни руки. Столица союзной республики,на минутку. Теперь представьте ажиотаж, поднявшийся при известии об апельсинах в этих богом забытых краях, где большинство такого чуда в глаза не видело.

Все побережье устремляется в Талый, эстафета повествования перелетает от одного рассказчика к другому. У кого предчувствие любви, у кого любовная драма, у кого, как у самого отрицательного из здешних героев, Корня — история, близкая к тому, что было с самим Аксеновым: арест родителей в 37, детдом, дурная компания, первый арест за выпендрежную выходку, потом бичевание. Хорошая девушка Валя из Краснодара приехала сюда, спасаясь от харассмента на рабочем месте (в наших сегодняшних понятиях). Красавица Катя, жена инженера, кружит головы всем подряд и не замечает, что уже влюблена в Николая, который всего лишь мастер. значит на иерархической лестнице много ниже, а к тому же уже ждет ребенка, и нет возможности что-то изменить. И все так туго переплетено, так трогательно. грустно, забавно, исполнено такой нежности и жажды жизни. что просто захлебываешься этим потоком, читая.

«Пора, мой друг. пора». Снова романтика.невозможная любовь. невыносимая печаль и достаточно острое социальное звучание. На съемках очередной советского кино в Таллине молодая актриса Таня, девушка из «хорошей» семьи и ее муж Валентин. который здесь. на картине кем-то, вроде подсобного рабочего. Вообще-то он пишет рассказы и даже должен опубликоваться в журнале, но от Тани по уровню престижа далек космически. Да они и разводятся. Любовь не ушла, но социальные различия — чего объяснять, все и так понятно. За Таней начинает ухаживать московский мальчик из золотой молодежи, красавчик, модник и качок, который живет со свитой, двумя собственными версиями попроще, в той же гостинице, ужинает в том же ресторане. что и она, ездит на «Волге». Этот Олег со своими клонами избивает Валентина, а потом он. видя Татьяну в обществе этих троих, решает уехать на север.

Но история любви с расставанием и воссоединением, которое случится. когда Таня приедет к мужу на край света — она здесь не главное. Центр, средоточие смысла в истории Кинукука. На самом деле этого паренька зовут Виктором. он из неблагополучной семьи в каком-то медвежьем углу, каких много на родине. Приехал в Таллин за квинтэссенцией союзной европейскости. На самом деле, такой, очень гриновский персонаж. Не в смысле похожести на Грея, там или еще кого романтичного, а в смысле — самого Александра Грина, создававшего свои волшебные города, барахтаясь среди мерзости, грязи, невежества. Такой жалкий,слабый,несуразный, одинокий. никем никогда не любимый, он зарабатывает грузчицким трудом, чтобы сидеть в том же ресторане, где киношники и мальчик из МГИМО Олег. Трагедия его закономерна и звенит в душе долгой высокой нотой.

Да, Василий Аксенов на все времена. Нет, не устарел. #РЕШ_2025

Смерть под чужим небом

Ни за что на свете

Не ходите в Турцию гулять.

Остроумная Даша, переводчица, откликнулась на предложение руководства высказать честное мнение о работе родного бюро не формальной отпиской, как это сделало большинство коллег, но очаровательным скетчем, который принес бы ей славу, будучи прочитан в стендапе, за малым распространенностью какового в России нулевых, повеселил сотрудников. И стал причиной увольнения девушки — у начальства с чувством юмора оказалось не так хорошо. А теперь скажите, что сделали бы вы, оставшись без работы? Ну, не стесняйтесь. Варианты ответа: стали бы искать новую; взяли тайм-аут, чтобы обдумать свое положение и решить, куда двигаться дальше; забухали на неделю (не самый социально приемлемый, но объяснимый).

Что делает Даша? Едет в Турцию. Вот да, именно так обычно поступают женщины, лишившиеся работы, тратят то, что обеспечило бы пару-тройку месяцев спокойной домашней жизни на недельный заграничный вояж. Компаньонкой Даши становится красавица Алина, прежде ей не знакомая. В Турции с самого начала все не задалось: соотечественники по-хамски вели себя на таможенном контроле; долго пришлось ждать трансферного автобуса, потом еще дольше — пока он соберет всех русских с нескольких рейсов и развезет по ближайшим отелям; они вынуждены были поселиться в другую гостиницу, потому что номера в оплаченном отеле оказались еще занятыми; бесцеремонная Алина без спросу взяла личное Дашино полотенце и с персоналом вела себя отвратительно. От всего этого героине становилось тошно, хотелось все бросить и вернуться, но приехала — наслаждайся, а кроме того. она не представляла, как это можно устроить чисто технически.

Ты как-бы сочувствуешь, но одновременно дивишься не вполне адекватному поведению персонажей. Вот рафтинг и красавица Алла, жена бизнесмена, внезапно вскакивает на порожистом участке во весь рост, растопырив руки носовой фигурой, как Кейт Уинслетт в «Титанике», ожидаемо перевернув плотик и едва не угробившись. Вот спустя несколько минут после того, как дамочку привели в чувство, Даша замечает отсутствие у нее на шее кулона и привлекает к этому внимание общественности — тебе какое дело до того? Вот тонет аниматор с которым перекинулась парой слов и Даша требует расследования. А вот уже погибает в ванне с опущенным туда работающим феном соседка Алина, и турецкая полиция — эти лентяи и мерзавцы, в ответ на требование расследовать убийство, пугают Дашу заключением в турецкой тюрьме — она, мол, первая подозреваемая.

А чего стоит ее ночной заплыв по отельному бассейну. Многократный, в ходе которого находит важную улику. Еще раз: Даша, которая всех здесь опасается и не без оснований подозревает, что ее хотят убить, для чего-то идет к бассейну и прямо в одежде принимается нырять, и замечает какой-то отблеск на дне («Соколиный глаз» звали бы ее у индейцев), и ныряет еще усерднее. Какие-то ночные хождения по стройкам с погонями. Остальные персонажи ведут себя примерно с тем же уровнем идиотизма и детективная составляющая под стать.

Взять можно хотя бы за тем, чтобы порадоваться прогрессу любимой писательницы. Сегодняшняя Михалкова на порядок лучше того, что писала в 2009. Хотя Если вы фанат вам зайдет.

Всякая книга дверь

«Можно одолжить одну из твоих книг?»

Кэсси живет в Нью-Йорке, работает в книжном магазине, делит крохотную квартирку с подругой Иззи, красоткой — себя высокая Кэсси считает нескладной. Она одинока и больше всего на свете любит книги. Когда я говорю об одиночестве, то имею в виду абсолютное, тотальное: родители погибли, когда она была еще младенцем, девочку вырастил дед — лучший на свете, добрый и заботливый, он сделал все, чтобы у нее было счастливое детство, а выросши ни в чем не нуждалась. Это последнее важно, потому что пожилой человек, которому выпало растить ребенка, всю жизнь отказывал себе во всем, чтобы Кэсси была не хуже детей из полных семей, и имела все, что имеют они. А когда подтвердился диагноз «рак», она в то время уже училась в колледже, принял решение отказаться от дорогостоящего лечения, для оплаты которого внучку пришлось бы лишить дома. Да, безнадежная стадия и да, в его возрасте было мало шансов, но в душе девушки кровоточащая рана, она постоянно мысленно возвращается к этому его решению, спрашивает себя, а может удалось бы спасти? Мучается чувством вины и не позволяет себе сближаться с людьми.

Тем вечером постоянный покупатель мистер Уэббер, с которым Кэсси любила поболтать о его интересной жизни со множеством путешествий, допоздна засиделся, взяв в магазинном кафетерии чашечку кофе и читая «Графа Монте-Кристо». Она ненадолго отвлеклась на обязанности продавщицы, а когда снова обратила на него внимание, пожилой джентльмен, был мертв. Когда уехали медики и полицейские, констатировавшие естественную смерть, девушка увидела на столике кроме тома Дюма, небольшую книгу, которой раньше там не было, а открыв, прочла дарственную надпись: «Это Книга дверей. Возьми ее, и тогда всякая дверь — любая дверь.» Так начинаются немыслимые приключения с прыжками во времени и пространстве, смертельными опасностями, любовью и дружбой, нечеловеческой жестокостью и спасением мира (но это уж, как водится).

Книги о книгах: книжных магазинах и клубах, магических фолиантах, волшебных (и не очень) библиотеках — такой мощный пласт современной литературы, что если бы кому пришло в голову составить реестр, в нем оказалась бы не одна сотня заглавий. Они радикально меняют качество жизни героев — к лучшему, за редким исключением; избавляют от одиночества; помогают найти друзей и любовь; отправляют в странствия и позволяют вернуть потерянный дом. Странно, что в большинстве случаев их не используют по прямому назначению, не подтирка и не растопка, если что, а чтение. Когда герои берут на себя труд как-то охарактеризовать мелькающую на страницах книгу, рассуждения о сюжете и героях по большей части оказываются на уровне пенсионерок, обсуждающих сериалы. Замечали, что в «книжных» историях книга словно окончательно развеществляется, утрачивает «книжность» как философскую категорию? Перестает быть рассказчиком, собеседником, учителем и оппонентом, делаясь статусным объектом.

Роман Гарета Брауна не исключение. В нем книги становятся порталами в пространстве и времени, причиняют боль, вроде куба агонии бене гиссерид из «Дюны», только на все тело,; обеспечивают безопасность, даруют радость и ввергают в смертельную депрессию. За ними охотятся, их продают на аукционе,прячут, разыскивают, ради обладания ими убивают. Только не читают, потому что они в принципе нечитаемы,заполнены непонятными значками, которые, к тому же, постоянно изменяются, так что если бы кому пришло в голову поиграть в Шлимана,зафиксировав сегодняшнее положение знаков на странице, то открыв ее в следующий раз, этот некто обнаружил бы совсем иное расположение и состав.

Таким образом «Книга дверей» идеальное воплощение сегодняшней «книги про книги», где на месте последних с тем же успехом могли бы оказаться любые предметы: яблоки, там или фонарики. Но у книги как явления, уровень культурной коннотации на порядок (на самом деле — множество порядков) выше. А кроме того, все ж понимают, что охотнее возьмут читающие люди. И, таки да, расчет оправдан, роман стал Выбором читателей Гудридс 2024 сразу в двух категориях: лучшего дебюта и лучшего фэнтези.

Астра значит Звезда

Я не буду притворяться,

Я не стану улыбаться

И, конечно, не скажу,

Что тебе я подхожу.

Время действия — семидесятые: дети-цветы, коммуны хиппи, назад к природе, и вот это все; место — община Небесная. В консервативной Канаде не было перегибов, которыми буйно колосились соседние Штаты, здесь единомышленники, намеренные вести простую жизнь, вдали от общества потребления, поселились на ферме: днем трудятся, вечерами собираются вместе, чтобы беседовать, петь под гитару, танцевать. То есть, это предполагалось, что так будет. На деле скоро пришло к тому, во что обычно превращаются такие общины (которым повезло не стать тоталитарными сектами): убогое существование, беспорядочные связи, скудость, неопрятность. Рэймонд, вдохновитель и основатель Небесной, сблизился с Глорией, одной из молодых женщин, не имея в виду создание семьи или чего-то вроде. И когда она объявила о своей беременности, при всех, чтобы общественное мнение помогло ему принять «правильное» решение — своих намерений не переменил.

Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая жизнь, но Глория умерла родами — неудивительно, учитывая условия — а Рэймонд остался немолодым отцом маленькой Астры. И нет, идеальным родителем это его не сделало, девочка росла, цепляясь за жизнь с упорством сорной травы. В два года ее едва не убило нападение пумы, когда с другими общинными детьми играла на опушке — в память об этом ее лицо изуродовали шрамы — 41 шов наложили в клинике. Подрастая, закономерно стала объектом мужских посягательств, народу в Небесной сильно поубавилось. но козлов, падких на молодых девчонок, везде и всегда хватает. Рэймонд не вмешивался, не защищал, нес привычную для себя пургу, вроде «Ты звезда, Астра, повелительница небес и хозяйка своей жизни, Решай сама». Другая девочка на ее месте скатилась бы в трясину и сгинула, но у нее яркая харизма, врожденное умение располагать к себе и она станет решать сама.

Роман канадской писательницы Сидар Бауэрс выстроен как история в одиннадцати новеллах, каждая из которых рассказывает о героине, на разных этапах ее жизни, через восприятие Астры людьми, вовлеченными в орбиту движения девочки, девушки, женщины, юной, молодой, взрослой, зрелой. Мы узнаем, что о ней думали, что чувствовали в отношении нее: Рэймонд, Кимми, Клода, Брендон, Сатива, Дорис, Лорен, Ник, Дом, Хьюго — в чьи жизни врывалась протуберанцем, оставляя неизгладимый след. Зеркальная галерея, в которой героиня отражается во второстепенных персонажах своей жизни, каждый из которых главный герой собственной. И лишь последняя глава, эпилог, озаглавленный «Астра», расскажет, как воспринимала этих людей, события, обстоятельства она сама.

Городская девочка и ее странная властная, дурно одетая подружка. Приятельница матери с двумя детьми, после очередного жизненного фиаско вновь нашедшая приют в Небесной. Менеджер магазина одежды, нанявший «деревенщину» на работу. Юная девица, которую молодая мать Астра, хозяйка роскошного особняка, приютила у себя. Основательница «Небесной», давшая приют безалаберной матери с ребенком. Респектабельная дама, искавшая няню для сына и компаньонку для себя. Муж. Отец ее ребенка. Сын. Напористая, ранимая, независимая, сильная, взбалмошная, коварная, уверенная, разочарованная, любящая — в каждом из «зеркал» она отражается чуть иначе, оставаясь собой. Бауэрс удался по-настоящему удачный и удивительно интернациональный женский образ.

«Астра» — редкий в современной литературе роман, написанный в абсолютно реалистической традиции, без реверансов и подмигиваний магии-мистике, которых нынешние прозаики, уверенные, что ею ни одной книги не испортишь, считают необходимым добавить везде. Умная, классная, интересная все время история в прекрасном переводе Михаила Гурвица.

Космоопера

"— Если кто-то хочет воевать, не в наших силах их остановить.

— И опять ты права.»

Соскучились по старой доброй космоопере с приключениями, погонями, интригами, романтикой? Добро пожаловать на борт «Тени звездного света». Легкой жизни под началом капитана Октавии Заролы я вам не обещаю, но интересно будет все время. Не случайно «Охота за звездами» стала фантастическим Выбором читателей Гудридс. В реальности романа достаточно далекое будущее. Человечество сумело выжить в самоубийственных войнах и не разнести в клочья Землю, вышло в космос и освоило межзвездные переходы перемещением через «кротовые дыры». Сначала, примерно первую сотню лет, все было спокойно, потом началась война с Валовией.

Валовцы не только внешне похожи на людей, но и генетически совместимы с нами, что породило достаточно конспирологических теорий о едином происхождении. Впрочем, различия тоже имеются и не то, чтобы незначительные. Они выше и крепче нас, радужка их глаз меняет цвет в зависимости от эмоционального состояния, есть еще аура. Впрочем, последнюю могут видеть далеко не все люди, Октавия получила это умение как побочный психоэффект, когда училась ставить ментальный щит — умение необходимое в войне с расой телепатов. И в этом основное отличие валовцев от людей, куда более существенное, чем рост или цвет глаз.

Ко времени начала событий война уже отгремела, но участники ее живы, деятельны, вполне в силе и

продолжают ненавидеть тех, кто совсем недавно убивал их друзей. Потому, когда «Тень звездного света» собирается нанять для некоего дела валовец, судя по всему, высокопоставленный, Октавия не прыгает от восторга. Ее бы воля. вовсе не стала бы с ним разговаривать. Но у корабля и его экипажа есть потребности, за которые (почему мы не удивляемся?) приходится платить деньгами, а платят они хорошо. И, да, она не ошиблась в оценке статуса нанимателя — генерал Торран Флетчер правая рука императрицы, и в некотором роде, легенда той войны. Впрочем. за Октавией, после одной там спецоперации, тоже следует слава безжалостной убийцы, которой она совсем не гордится, друг друга они стоят.

Задача отыскать похищенный перстень-печать, визирующий все решения Флетчера, окажется не совсем той, которая им предстоит, и это,чтобы не сказать «совсем не той». Все сложнее и куда более драматично, в итоге от умения вчерашних врагов перестроиться и работать в команде зависит сохранение мира. А пытаясь спасти кое-кого и не допустить новой войны, герои узнают друг друга все ближе и, вы ведь не удивитесь, если я скажу, что троп «от ненависти до любви» отработает здесь по полной? Со всем ромфантовским антуражем влажных фантазий, вплотную приближающих этот жанр к софтпорно.

Джесси Михалик написала отличный кроссовер с путешествиями, приключениями, смертельной опасностью и немыслимой любовью. А Дом историй дарит нам этот роман в переводе Наталии Осояну, которая в дополнительных представлениях не нуждается. Готовы пуститься на Охоту за звездами? Тогда вперед. И пусть на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы.

Я заблудилась

«Чтобы убить всё, маме понадобится семь лет.

— А у меня есть попугай, — сказал Яша.»

История: немыслимо смешная, невыносимо печальная — написана от лица книги. Это она, ворчливая, саркастичная, нежная под панцирем цинизма, рассказывает о девочке Марте и попугае Рюрике. Ее голос говорит с нами с первых страниц, с бесячего вступления о пассажирах пригородных электричек (особенно раздражающего нас с вами, кому доводилось пользоваться скромными услугами этого транспорта). Не злитесь на нее, думаете приятно быть книгой, оставленной на сиденье вагона, которую, в лучшем для нее случае поднимете вы или я, про худший говорить не хочется? А между тем, в ней есть все, чтобы понравиться нам: беглянка, роуд-муви, модная блогерша, пара Золушек, кое-что из жизни богатых и знаменитых, много чего о тупых мужиках и их долбанутых мамашах, и — та-дамм! — девушка, заблудившаяся в лесу.

А тем, кто уже приготовился сказать: «Вот, написала Тюльбашева свой «Лес» и все кинулись писать про то, как...», я отвечу, что немного прежде Светланы был классный триллер «Кто ты будешь такой» Любови Бариновой, а до нее — «Рюрик» Анны Козловой. Да, именно этот роман, который вы готовитесь прочитать или уже прочли и хотели бы найти того, кто разделяет ваше восхищение (негодование, как вариант) за тем и читаете мою рецензию. На самом деле, это второе издание, первое вышло в 2019. Чтобы уж совсем додушнить, добавлю, что первым с темой «заблудилась в сумрачном лесу» был Стивен Кинг с «Девочкой, которая любила Тома Гордона», но здесь и сейчас не о нем.

То, что Анна Козлова чертовски талантлива, было очевидно после «F20», как и то, что следить за ее творчеством в дальнейшем стану. Без фанатизма. Без периодического подергивания нитей всемирной паутины на предмет: не написала ли Козлова чего нового? Маргиналы сильно не мое. Смеяться над ними, вроде как, неловко, люди в беде, а пишет она смешно. Как помочь им, ума не приложишь. Мы все носители бронебойного житейского здравого смысла и в совершенстве можем объяснить любому: знакомому, полузнакомому, книжному персонажу — как ему обустроить свою жизнь, а что объяснишь девочке из F20?

Куда разумнее, держаться подальше. Сокращая дистанцию когда и если новая книга писательницы прогремит: хорошие шансы на получение престижной литпремии, на худой конец шорт какой-нибудь из них. Решимости хватило ненадолго, узнав о новом романе, я стала читать. Хохоча до слез над «Дневником жертвы» и радуясь, что страшное, о чем предупреждала аннотация, еще не началось. Оно придет: больное, горькое, обидное, отупляюще абсурдное. Ты получишь сполна, поначалу еще объясняя себе: это «Девочка, которая любила Тома Гордона» Кинга, подросшая и пересаженная на российскую почву. Ты уже перемучилась страданиями Триши, прививка от такого штамма имеется, потому расслабься и предоставь девочке Марте погибать в лесу. Тем более, что она какая-то не слишком хорошая: возводит напраслину на отца (лгунья), раскручивает случайного знакомого на дорогие кроссовки (нескромна); посылает его женщине фотографию своей, хм, ну вы понимаете (провокатор); и что там за мутная история с маленькой сестричкой (убийца?!)

И снова хохочешь посреди вакханалии жути, от которой только что скулила, и снова холодеешь от страха, понимая: ничем хорошим история человека, нашедшего мотоцикл, не закончится, но в безнадежной надежде моля кого-то пронести чашу мимо. Вот ненадолго отпустило, вот перекинулся рассказ на мамашу несчастного мотолюбителя Михаила с принципами ее жизни, и опять ничего не можешь с собой поделать. Смеешься. Чтобы сжаться от ужаса в предвкушении чего-то страшного, что непременно случится с участием Рюрика. Персонаж, озаглавивший книгу, не человек, и на страницах появляется, когда уже добрая половина книги останется позади. В лучших традициях русской литературы, которая Маргариту из заглавия вводит в повествование примерно на том же этапе.

Это в который уж раз об ответе за прирученных. Кого не стремишься приручать, но они привязываются к тебе, и в этой привязанности обретаешь утешение. Но грехи их, повинуясь неведомым гравитационным силам, падают на твою голову. А тебе ничего не остается, кроме как нести, посыпая ее пеплом; чаще вовсе не ощущая этой тяжести, но иногда сгибаясь под ней до земли. О том, что есть сила, которая всем управляет, и она добра. И о том, что все мы будем счастливы. Когда-нибудь... Анна Козлова лепит своих ужасных невинных из глины самого высшего сорта. #РЕШ_2025

Финская полечка

Сима, вообще-то его зовут Серафим, в честь святого Серафима Саровского, потому что родился 30 июля, живет в Финляндии с папой и «этой гадиной». Еще у него есть лучший друг Рулла, который свободно говорит на трех языках и мечтает стать стендапером. И Елена, она фигуристка, родом откуда-то с Балкан, о ее дяде и отце поговаривают, что они сербская мафия, но Елена все равно лучшая девчонка на свете. Была мама, Сима очень любил ее, она утонула четыре года назад, остался томик Пушкина, который мама подарила ему и теперь он все время перечитывает эту книгу, и одноклассников всех умучил своим Сан-Серычем, это Рулла так называет Наше Все. Нет, не стихи, кажется «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии».

Сима не очень хорошо помнит то время после маминого исчезновения. У него был нервный срыв и пришлось даже полежать в больнице,специальной, психоневрологическом диспансере, вернее — его финском аналоге, не знаю, как у них там называется. Хорошо. что папа всегда был рядом. Он надежный как скала, работает спасателем, всему учит сына: выживать в лесу, охотиться, рыбачить. С ним хорошо и спокойно. Было. Пока не появилась Эта. Притворяется мамой и пытается вести себя, как она, но Сима знает, что никакая она не мать, а вовсе даже хульдра, русалка, водяная нечисть, неизвестно зачем притворившаяся его мамой через четыре года после того, как она утонула.

А теперь, внимание, кое-какие объяснения. Сима родился и раннее его детство прошло в России, в Петрозаводске. Папа появился в их с мамой жизни, когда ему было года четыре и увез в Финляндию. Мальчик там сразу освоился, у него еще и внешность оказалась счастливая — беленький как природный Финн. А у мамы все никак не получалось почувствовать себя своей. Язык ей не давался, местный климат раздражал, природу она не любила и в отпуск стремилась в жаркие страны. И вообще, ей казалось, что все здесь не любят ее и презирают. А может не казалось. Бывает, просто все оказалось не таким, каким представлялось. Этот немолодой уже финн, вдовец, двое взрослых детей живут отдельно, не богач и не готов ради красавицы жены изменять своим привычкам. Сын полюбил его сразу, а она все больше отдалялась, пока не...

На самом деле книга Маръи Малми не об этих взрослых сложностях, их приходится вычленять из монолога подростка, умненького, веселого, дружелюбного, не чуждого творческих порывов, живущего в согласии с миром и лишь одного человека в целом свете ненавидящего — ее. Но вот этот второй, неочевидный слой делает недетскую детскую книгу такой объемной, многозначной и непростой, при внешней простоте. Удивительная история, простроченная цитатами из старых советских комедий, (их постоянно смотрит отец Руллы и мальчишки поневоле впитывают) и пушкинскими строчками, то и другое накладывается на монолог мальчишки абсолютно органично.

Так а почему «На моем зеленом лице все написано»? А это ветрянка, когда Сима ею заболел, мама обмазала его зеленкой в советских традициях, а в Финляндии так не лечат и врач, когда мама через сына-переводчика попыталась втолковать, что они из России, ответила. что это и так понятно — на его зеленом лице... И кстати, читает авторка свою книгу замечательно.

(не) Свобода

»...а что если попробовать жить от противного? когда невозможно?

И вот тут-то, на этой голой точке, встать и начать!»

Андрей Синявский, скрытый за псевдонимом Абрам Терц — человек, чье имя отчетливо вписано в историю советской литературы, диссидентства, культуры в целом. Поищите в интернете «Процесс Синявского-Даниэля», если не в курсе — это не только познавательно, но также в очередной раз подтверждает, что развитие движется по спирали, а точка нашего «здесь и сейчас», не радикальный откат, но очередной нисходящий виток.

Не ждите от «Голоса из хора» тематического и концептуального единства «Прогулок с Пушкиным» или «В тени Гоголя». Книга составлена из писем, которые Синявский писал жене Марии из мордовских лагерей, где находился в заключении с 1965 по 1971 годы На его деле КГБ была пометка «использовать только на физически тяжелых работах», исключая возможность устройства на более щадящих условиях: при библиотеке, столовой или на складе — на что мог бы рассчитывать при иных условиях человек образованный. Собственно, гоголевская и пушкинская книги, отвечающие самым жестким критериям литературоведческого анализа, тоже составлены из писем к жене.

Однако в случае титанов классики, автор ставил перед собой определенную задачу и следовал ей, не отвлекаясь на постороннее, «Голос из хора» в большей степени личная лиричная история, где мысли о литературе присутствуют фоном (а иначе нельзя, когда это ядро внутренней сути респондента), но не превалируют. Не меньше размышлений о природе, погоде, климате, соседях по общей несвободе. Вообще, основной массив здесь составляют лагерные сценки, словечки и фразы. Лексический пласт, с каким человеку круга Синявского в обычных условиях нереально было бы столкнуться. Он не был рафинированным интеллигентом: эвакуированным подростком попал в Сызрань; закончив школу, в 1943 ушел на войну, где служил радистом при аэродроме. Но все-таки лагерь и заключенные — совершенно особый континуум со своей жизненной философией и совершенно уникальным словотворчеством.

В некоем, предельно стерильном, аналоге пространства неэвклидовой геометрии человеческих отношений, можно было бы назвать это бесценным для филолога опытом погружения в среду без искажения эффектом наблюдателя. Добавлю — и без абсорбции, что было важно в первую очередь для него, сохранившего себя, сумевшего выстроить жизнь профессора Сорбонны следующим этапом биографии. Но и для нас, читателей, значимо. Здесь те же вопросы что обсуждаются людьми всегда и везде: о жизни о природе, о животных, о женщинах (ожидаемо), о еде. С поправкой на ветер преобладающего уровня, порой до ураганного. В замкнутых сообществах, подчиненных строгой иерархии, равнение на отстающих заметнее, а умение не выделяться становится условием выживания. По Бродскому: «...старайся не выделяться: в профиль, в анфас, порой просто не мой лица...».

Синявский решает проблему мимикрии запретом на чувства и эмоции, убеждением себя, что вот это и есть нормальная жизнь. В полярных дневниках Юрия Сенкевича было о том, что, позволяя себе думать о сегодняшних условиях, как об экстремальных, отсчитывая дни до конца и зачеркивая числа в календаре, человек подписывает себе приговор. Нужно воспринимать сегодняшнюю реальность как единственно возможную норму, тогда не нужно искать сил, чтобы жить, они просто появляются. В письмах практически нет собственных ощущений от прямого столкновения с тем, что должно было бы откликаться глухим отчаянием.

В осиянии мрака — нисхождение света.

О творцах и эпигонах

Читателей, знакомых с творчеством Анны Матвеевой, «Есть» удивит. Обычная ее сдержанность и несколько отстраненная повествовательная манера, литературный аналог импрессионизма, в этом романе уступает место раблезианству плодово-ягодных портретов Арчимбольди. Здесь есть злодейка-доппельгангерша, которая вторгается в жизнь героини, чтобы занять ее место, вытеснив оригинал. Есть тысяча и одна сентиментальная история, роман просто бенефис второстепенных персонажей, каждый из которых получает свои три минуты славы. Доводя до абсурда идею любимого читателем, а особенно читательницей сентиментального семейного романа. И все это великолепие под соусом книги о еде, которая взывает к основному инстинкту куда более внятно, чем поза Шерон Стоун, забывшей надеть трусики в одноименном фильме.

Голод, древняя мистерия поглощения – основной инстинкт, с которым десятку тысячелетий осознанной истории человечества тягаться, как на плоту переплывать океан – в принципе возможно, но удается единицам из миллионов. Потому лучшим и самым востребованным у публики книжным людям не тягаться количеством подписчиков с кулинарными блогерами, даже и не самыми крутыми. Потому писательница Евгения Ермолаева, талантливая, но не сумевшая пробиться в первый эшелон «премиальных» литераторов, становится Геней Гималаевой звездой регионального канала, специализирующегося на кулинарии, как ТНТ, например, на развлекательном контенте.

И все у нее прекрасно, фонтанирует рецептами, учит соотечественников готовить блюда, более замысловатые, чем пельмешки и винегрет, ведет кулинарное шоу «ГЕНИальная кухня» и несколько программ разной степени интерактивности. Море фанатов грудью встанет на защиту Гени. Не сумеет защитить лишь от двойника, который — которая выскочит чертом из табакерки, чтобы отобрать у нее все. Катя Парусова. в угоду всесильным богам телевидения ставшая Екой Парусинской, готовит как Геня, но чуть лучше, улыбается как она, но чуть шире, чуть больше нравится камере. «Не сумеют защитить» неверно выбранное выражение. Правильно будет «не захотят». Происходящее в телевизоре отличается от книжного мира не только интенсивностью горения (шоу-биз ярче и жарче), но также готовностью, с какой втаптывают в грязь вчерашних кумиров. Автору книги, которая помогла в трудную минуту, мы храним верность и спустя десятилетия.

«Есть» — пост-ироничный роман, который притворяется семейным и кулинарным, историей о подменыше и репортажем из жизни знаменитостей — созвездием народно-любимых жанров. Заманивает мишленовскими яствами, чтобы поговорить об эпигонах и творцах. О мире, устроенном правильно и справедливо в глобальном смысле, но чертовски подлом в миллионе локальных случаев. #РЕШ_2025

Спираль сжимается

У Разума доска сломалась, и в пролом я полетела вниз и вниз…

Эмили Дикинсон

Аза Холмс заканчивает школу, живет с лучшей на свете мамой в Индианополисе — единственном столичном городе, расположенном на несудоходной реке. Напичканная мелями Уайт-Ривер обманула ожидания основателей, что не помешало городу разрастись до двухмиллионника, но для Азы с Дейзи, ее лучшей подругой, он все равно неуловимо провинциален. И необходимость поступать после окончания в местный университет представляется сильно не блестящей. Но других вариантов нет, стоимость обучения здесь в разы меньше, чем в ведущих ВУЗах страны, да и жить дома дешевле. Хотя главная причина в том, что Аза просто не смогла бы жить стандартной для американских молодых людей жизнью, вдали от дома.

Причина обсессивно-компульсивное расстройство, она панически боится заражения клостридиями, вернее не так, Аза в курсе, что эти бактерии в составе микрофлоры каждого человека и как редки случаи. когда становятся токсичными, но психическое заболевание не оперирует рациональными категориями. Прикосновение другого человека, даже просто близость в пространстве для нее мучительны. И нет, не интересничает, не набивает себе цену, не пытается привлечь внимание. Согласитесь, сумасшествие не самый верный способ завоевать популярность? Они живут вдвоем с мамой после внезапной смерти папы, тогда это у девочки и началось. Живут скудно, но у нее Гарольд — старая папина машина, которая перешла Азе, и она может просто учиться, без подработок. Дейзи, кроме учебы, приходится работать в кафе, и если вы совмещали когда-нибудь несколько работ, вы поймете, каково девчонке. И это при том, что она еще и пишет с двенадцати лет фанфик с продолжением о супергероях, выкладывая в сети на ресурсе, вроде нашего АТ.

Поэтому когда Дейзи предлагает поучаствовать в поисках, миллиардера Расела Пикета, за сведения о местонахождении которого обещана награда в сто тысяч, Аза не отказывает. Мужика безрезультатно ищут ФСБ и налоговая, которой он задолжал многие миллионы, а Аза в раннем детстве дружила с его сыном Дэвидом, и вдруг удастся узнать что-то через него, возобновив знакомство? Деньги девочки получат, хотя совсем не так, как ожидалось. И знакомство возобновится, тоже совсем не как предполагалось. Скажу больше, мисс Холмс оправдает аванс великой фамилии и вычислить местонахождение Пикета сумеет именно она, но, как все в этой истории, не так.

Детективная, романтическая, приключенческая составляющие в книге Джона Грина лишь обертка для рассказа о трудностях жизни с психическим расстройством, истории взросления и романа о дружбе. Отличного. «Черепахи...» книжка небольшая по объему, но исполненная глубокого смысла. Если что, есть аудиоверсия.

Женщин обижать не рекомендуется

Добрые люди, добрые люди,

Будет ли чудо со мной или не будет?

Елена Михалкова умеет в триггерные ситуации как никто в современной отечественной литературе. У истории, помимо авторского голоса, две героини-рассказчицы: Алиса и Виктория, и очень скоро становится понятно, что обе — жены одного человека, прошлая и нынешняя. Десять лет назад, когда по уши влюбленная в своего Кирилла Вика перебралась с ним в Москву, у мужа был бизнес в стадии становления, и они жили на съемной квартире, из которой Вика усердно вила гнездышко. Пока у любимого не начались неприятности, и чтобы она не пострадала, пришлось оформить развод, с ее временным переездом к подруге в провинцию. Но через несколько месяцев. когда все наладилось, Вика вернулась и онирасписались снова. Кирилл не только успешно отстоял бизнес,но даже сумел купить квартиру, а семейная жизнь продолжилась более счастливо, чем до расставания.

Почему же теперь. на исходе тучных нулевых, гражданка Швеции Виктория Венесборг летит в Россию, чтобы уничтожить бывшего мужа, давно женатого на другой? Бухгалтер его фирмы, Алиса, заслонила шефа собой во время покушения, какие еще доказательства преданности требуются? Алиса хорошая девушка и лет ей теперь столько, сколько было Вике, когда муж сломал ее. Вика не желает зла новой жене экса, но если это поможет сокрушить его — готова убить Алису. Нет-нет, все же мы все здесь нормальные люди, хоть и готовы порой разорвать кое-кого в клочья. А кроме того, за помощью фру Венесборг обратится не к кому попало, но в агентство Макара Илюшина и Сергея Бабкина, участие которых в деле лучшая гарантия моральной приемлемости.

«Улыбка пересмешника» — это отчасти оммаж Харпер Ли, хотя не стоит слишком усердно искать в романе пересечений с «Убить пересмешника», скорее уж книга — такой современный вариант «Графа Монта-Кристо» в декорациях России девяностых-нулевых, со всеми приметами времени, которые сегодня воспринимаются мягким ретро, и с дюмаобразием в части поразительного стечения обстоятельств, сводящим героев вместе, обеспечивая единство места-времени. Однако нам ведь не приходит в голову пенять на невозможные совпадения Дюма-отцу, если история интересная, так давайте и Михалковой не будем. В интересно она умеет как никто в современной российской литературе.

А для умеющих читать ушами, теперь этот роман есть в аудио, начитанный Игорем Князевым. Отменно.

Заветный вензель М да I

Антон Чиж и его псевдоисторические детективы — кактус, о который я продолжаю колоться, грызя (грызть, колясь и плача), каждый раз говоря себе: «Вот ведь, у него стопицот книжек издано, общим тиражом более миллиона, значит читатель его любит и стоит попытаться отыскать достоинства в его прозе». Забегая вперед — нет, если читатель любит, то это его проблема, за себя скажу, что с «Тайнами льда» отлюбила окончательно. Автор даже и хочет сделать эту халтурку интересной, и наталкивает в книжки аллюзий на свой, незатейливый, лад. Но так топорно и неуклюже, что это выглядит литературным аналогом деревянных солдатов Урфина Джюса. О чем очередная история из цикла гения сыска Родиона Ванзарова?

1898 год, в Юсуповском саду, в Петербурге, на самый престижный в столице (и во всей империи) каток, где конькобежцы из золотой молодежи оттачивают мастерство и выглядят форменными небожителями, приходит купец Мокий Парфеныч Паратов, странный тяни-толкай из имен героев «Бесприданницы». И на тотализаторе, который функционирует здесь, несмотря на то, что разного рода Фонбет в империи жестко регулируется государством — проигрывает немыслимые две тысячи. Обеспеченная публика, а кого попало сюда не пускают, фейс-контроль строжайший, ставит большей частью по червонцу. Этот же захотел порисоваться перед красоткой Адель, которая его сюда привела.Хотя потенциального лидера он угадал правильно, тринадцатый номер почти победил,но уже на последнем круге внезапно рухнул, разбил нос в кровищу, и плакали купеческие денежки.

Это была предыстория, история развернется год спустя, на рубеже веков, когда владеющий катком коммерсант Куртиц, отец трех сыновей: Ивана, Дмитрия и Алексея — снова ни сюжетно, ни стилистически не оправданная отсылка к классике — становится объектом преследования. Кто-то вредит его бизнесу, он получает угрожающие послания и похоже, этот некто напрямую нацелился на его жизнь, обставляя каждое очередное покушение как несчастный случай. Пока удача на стороне старого лиса, но как долго это продлится?

Одновременно, в Москве генеральская вдова, имеющая красавицу дочь на выданье, отбивается от женихов, потому что у девушки, кроме красоты, еще и приданое. Есть третье достоинство, она фигуристка, ну, то есть, без прыжков современных танцев на льду, но техника скольжения, дорожки шагов и вот это вот все на высшем уровне. Готовая звезда парного фигурного катания, проблема в том, что тогда юноша и девушка не могли кататься вместе. не будучи в браке. И вот, случайно обнаруживший этот бриллиант, Куртиц, начинает осаждать ее предложениями: сначала просто переехать в Питер и тренироваться у Москвиной-Тарасовой себя любимого; потом заслав свататься Ивана; еще потом приходит Алеша, хотя этот бормочет что-то невразумительное с религиозным подтекстом, а потом убегает, потому не знаю, можно ли считать его визит в достаточной мере жениховским.

А в это время посетить Россию готовится Джером Клапка Джером, тот самый, что написал историю про троих в лодке и песика Монморанси. Едет,не подозревая, какой любовью к нему пылают россияне, как эмоционально незрелы мы в сравнении с англичанами, каковы русские традиции гостеприимства — поить до бесчувствия, отпаивать рассолом и снова поить, etc. А в это время в Питере возникает тайное общество Братство льда, вроде Масонской ложи, только круче, потому что обещает адепту. прошедшему цикл из трех испытаний, исполнение заветного желания. А в это время у Вазарова квартирует выгнанный женой бывший университетский однокашник, полиглот и долбодятел. А в это время в приюте для девочек-сироток происходят какие-то непонятные неприятные движения. А в это время прямо на катке погибает Иван Куртиц.

В общем, вы видите, наворочено тут знатно, но все это изобилие так и остается кучей перепутанных сюжетных хвостов,не образуя ни вразумительного детектива, ни, тем более, приличной книги. В очередной раз заставляя вспомнить, что большая куча сваленных вместе стоимостей не образует ценности. У меня все.

Как упоительны

Книжный год едва начался, но у меня уже есть претендент на лучший ретродетектив-2025 в декорациях альтернативной России. Выделяю поджанр отдельной строкой не случайно, в нем сейчас пишут много: от народно-любимого (что не мешает ему быть посредственным) Виктора Дашкевича с графом Авериным и его котиком до потрясающей Юлии Яковлевой с галереей ее образов. Очень неплох Игорь Евдокимов с русскими ван Хельсингами — Корсаковыми и их тайным архивом; интересен стимпанковый мир Тимура Суворкина с гением механического сыска Ариадной Стим; прелесть, что за сказка «Потомокъ» от Илоны Волынской и Кирилла Кащеева . Вы наверняка можете добавить к этому списку свои названия и имена, если напишете в комментариях, мне будет интересно, а я сейчас несу вам то, во что влюбилась сама — «Визионер».

1920 положил конец Магической эре, которая в мире, созданном Женей Гравис существовала до Великой войны — в финале союзнические войска применили запретное сверхоружие, тем положив войне конец и спровоцировав разрастание над миром пустот, в моем профанном понимании, чем-то напоминающих колоссальные озоновые дыры — где магия не действует и теперь ее место окончательно должна занять наука. Революции в этой альтернативной версии не случилось, Россия более-менее успешно зализала послевоенные раны, жизнь вернулась в прежнее русло. Положение рабочих намного лучше, чем было в дореволюционной России нашей реальности, социальные границы довольно проницаемы, следовательно нет и ощутимых революционных настроений.

Лейтенант Дмитрий Самарин, ветеран войны (и, как водится со времен Фандорина — красавчик) руководит московским убойным отделом, которому 1 января 2020 года не до привычной посленовогодней лености. Топорную, под стать Деду Морозу фигуру Снегурки на площади перед Лубянским пассажем некое чудовище заменило юной красавицей в расшитой бисером шубке, которая смотрела на мир распахнутыми черными глазищами. Снежинки, падая на глаза, не таяли. Девушка удерживалась в вертикальном положении сложной каркасной системой. Это могло бы остаться в памяти посвященных кошмарным и гротескным преступлением, если бы 1 февраля поутру на Александровский (Белорусский нашей реальности) вокзал не прибыла пролетка с сидящей в ней девушкой, одетой красиво. но старомодно — в приталенный черный меховой жакетик и черную шляпку с белым пером. Извозчик ушел, а пассажирка осталась. Да она, в принципе, не могла бы уйти, потому что была мертвой.

Так начинается серия «календарных» убийств, которая будоражит Москву, несмотря на усилия властей не дать огласки. До поры это удается, обе погибшие девушки «из простых». Преступление переходит в разряд резонансных, когда 1 марта Машу, дочь купца Зубатова находят окаменевшей с персиком в руках за столиком ресторации Славянский базар. Читатель, поверхностно знакомый с русской живописной классикой, вспомнит сюжеты культовых картин («Снегурочка» Васнецова, «Незнакомка» Крамского, «Девочка с персиками» Серова), как вспомнила их Соня, дочь профессора экономики Загорского и вторая героиня этой истории.

«Визионер» история, в которой неспешная детективная составляющая тесно переплетается с сопутствующими преступлениями, искусствоведением в части шедевров отечественной живописи и традиций русского меценатства (Савва Мамонтов и Абрамцево), феминизмом, толикой магии и в самую меру хрустом французской булки — а все вместе тонко, умно, отменно стилизовано и рассказано так, что не оторваться. А какой дивный Маяковский — Ильм! От души советую.

Есть, молиться, любить

Я, мама. жить хочу,

Не надо, мама!

Пусти меня, пусти, чего ты ждешь!

Лидии чуть за двадцать и она вампир. Обращенная собственной матерью в младенчестве, никогда не пробовала человеческой пищи, но, сколько себя помнит, испытывала голод, который на время не столько отступает, сколько притупляется очередной порцией свиной крови. Мама вампиров ненавидит, называет демонами и проклятыми, достойными лишь свиной крови: свинья — самое грязное создание. На самом деле нет, Лидия гуглила и знает, что живущие в природе свиньи, чистоплотны и моют овощи, прежде, чем съесть. Но маме всего этого не объяснишь.

Маме, обращенной в зрелом возрасте, когда разрушительная работа времени была уже в разгаре, недавно она потеряла последний острый зуб, с удовольствием заменив этот признак принадлежности к отверженному племени на вставные челюсти. Так, стоп. если такая нелюбовь к собственной идентичности, зачем дочь оборачивала? Ну, мама говорит, что Лидия едва не умерла в младенчестве, что выкрала ее из реанимации, где девочка доживала последние часы, и укусила, чтобы сохранить, пусть не живой, но и немертвой. Сама Лидия в часы сомнений, в часы горестных раздумий думает, что матери просто нужен был кто-то, кто позаботится о ней в старости. И нет, она отправляет Джули в пансионат для престарелых.

То есть, там все несколько сложнее, позже девушка предполагает забрать маму и обустроить для них нормальную жизнь на новом месте. Просто та женщина, что держала мясную лавку и без вопросов продавала свиную кровь, канистру которой Лидия приходила забирать с сумкой на колесиках, в их провинциальном городке — эта женщина продала магазинчик и переехала. А ей как раз предложили стажировку в одной лондонской галерее — папа Лидии был модным художником, последние годы они жили с продажи остатка его картин, она и сама рисует. Так вот, эта стажировка, не то, чтобы резиденция, какую-то работу выполнять придется и за жилье платить,хотя совсем не-лондонские деньги, но в основном это возможность пожить в творческом общежитии, общаясь с другими людьми искусства.

Первый неприятный сюрприз: в Лондоне не купишь свиной крови, оказывается, ее продажа мясниками давно под запретом, тут не найти даже кровяной колбасы, которую организм с трудом, но принимает. Второй: совершенно неясно, как те вампиры из книг и сериалов обеспечивают декадентскую роскошь, в которой мы их видим. Третий: Гидеон, владелец галереи и работодатель девушки проявляет к ней неприятное внимание, это может быть опасным. Клэр Кода написала меланхоличную и метафоричную историю о запретах и самоограничениях, в которой сложные дочерне-материнские отношения переплетены с мотивом творчества, свободы, расовой самоидентичности и вины белого человека (Лидия наполовину японка, на четверть малазийка), невозможности для одной получить то, что легко достается другим, с феминизмом и городскими легендами.

«Женщина, голод» — книга, в которой есть все, но нет истории и нет вызывающей сочувствие героини, а без них роман остается бездушной конструкцией.

Продолжение сле...

Наверно в следующей жизни,

Когда я стану кошкой. Ла-ла-ла-ла.

Четвертый роман Виктора Дашкевича об имперском колдуне, не явившись в полном объеме, вызвал возмущение поклонниц. Ни разу не содержанием, но решением Эксмо располовинить бестселлер, продав одну книгу по цене двух. Нормальная, кстати, практика, впервые опробованная концерном господина Новикова с «Колдуном и Кристаллом» Кинга в 1998. Что ж, вы своей любовью обеспечили циклу такой успех, пусть вас утешит знание, что писатель получит с этого дополнительные роялти, чтобы порадовать еще большим количеством приключений любимого котика.

«Тайна мертвого ректора», утомившись масштабностью и проектами, связанными со спасением мира, возвращается к камерности уютного ретродетектива. А поскольку в чтении, как в питие, градус следует наращивать — во избежание потери читательского интереса, жизнь Аверина осложняется приданием ему Владимира в качестве служебного дива. Стоп, а как же Кузя? Кузя остается личным фамильяром и, вместе с хозяином, который теперь перестал быть частным сыщиком, переходит в юрисдикцию полицейского ведомства. А книга расцвечивается множеством идиотически милых историй о соперничестве дивов за хозяйское внимание, такое, в стиле Дарьи Донцовой образца нулевых с ее домашними любимцами.

Одного этого недостаточно, на помощь приходит беспроигрышный жанр дарк-академии: закрытое учебное заведение с жесткой иерархией и чрезвычайно строгими правилами, в котором случается убийство. Собственно, графу на казенной службе в Питере какое бы дело было до магической Академии, но во-первых, туда едет для сдачи квалификационного экзамена молодой колдун Сергей Мончинский, который не чужой нам, потому что жених аверинской племянницы Любавы и был предыдущим хозяином Владимира; во-вторых — это альма матер самого Аверина; а в-третьих, именно в это время загадочно убит ректор заведения Светлов. Есть еще «в-четвертых», но о нем я не скажу, чтобы не заспойлерить главный двигатель сюжета.

В Академии, как это принято у Дашкевича,начинают громоздиться строгие правила, которые не должны нарушаться ни при каких условиях, чтобы тотчас быть нарушенными. Студенты, преподаватели и дивы ведут себя странно и очень странно. Временно исполняющий обязанности ректора Меньшов тысячу и один раз говорит: «Вы, конечно. думаете, что убийца я? И все вокруг указывает на меня. Но посмотрите вот на эти косвенные улики, которые говорят, что если бы преступником был я, то был бы последний дурак. А кроме того, я больной старик с физическими кондициями, не позволяющими этакие кульбиты».

Дурная бесконечность этих вечных возвращений скучна и уже хочется, чтобы все как-нибудь закончилось, но тут Кузя предлагает себя засланцем в Академию в качестве... португальского студента по обмену,. Это обещает оживить следующую часть. которую, к слову, уже можно забронировать в предзаказе маркетплейсов, но я не фанатка серии, потому дождусь в аудио от Клюквина на Литресе.

ра ра распутин лавер оф зе рашен квин

«Императорский див» закончился низвержением Кузи, который пожертвовал собой, в Пустошь. Третий роман, «Демон из Пустоши» начинается с того, что, потерявший фамильяра, Аверин страдает, бухает и не хочет жить. Однако работа, как известно, лечит, он берется за расследование, в ходе которого не только встречается кое с кем из прошлого, но также узнает от семейного фамильяра Анолнимуса, что батюшка, граф Аркадий, великий колдун и гениальный детский писатель — что он не совсем умер. Такое. по Пушкину: «Нет, весь я не умру». И это не только семимильными шагами двинет прогресс магической науки, но также позволит вернуть любимого кота.

Естественно, все получится (нет, не спойлер, всякий понимает, что если по-настоящему убить протагониста, это убьет весь цикл). Заодно уж и проблема «Ученицы ведьмы» решена, и все здесь как в реальности, злодеи разоблачены, но наказать их не позволяют «позвонковые» связи. Следующая часть, «Последнее дело частного сыщика» — это уже высокая политика, попытка вторжения стихийных демонов из Пустоши с захватом власти и, следовательно, уничтожения человечества как вида.

Демоническим Распутиным романа со словами «Российская империя» в заглавии, как каши маслом, не испортишь. Помня об этом, Виктор Дашкевич делает Старца главным злодеем второй части. И, надо сказать, получается она мощной, масштабной, с перекрестными интригами и коварными заговорами, с попыткой прорыва в день государственного торжества и злоумышлением на главу государства. С внезапной «перековкой» отрицательного персонажа из другой прошлой части в героя, который не в пример папе Гермеса, хочет рукотворный памятник Чем дальше. тем больше проседает картина мира, в которой Россия этой реальности существует в ее геополитическом пространстве в гордом одиночестве. Хотя, такого рода изоляция отчасти соответствует сегодняшнему положению вещей.

Честно? Мне было скучно и показалось изрядным толчением воды в ступе. Но если вы спросите, буду ли я читать четвертую книгу, отвечу: «Уже читаю»

Имперское диво

Мы избранные твари, мы коты.

На вопрос девятнадцатого века: «Когда мужик не Блюхера и не милорда глупого — Белинского и Гоголя с базара понесет?» — двадцать первый отвечает: «Еще не сегодня». Народная любовь к Блюхеру Фламмеру и Милорду Глупому Колдуну Российской империи неистребима. Хотя подозреваю, что в основном Кузю и его графа ценит не мужская часть населения. В том смысле, что несет теперь не мужик и не с базара, а дамы с маркетплейсов, в остальном все по-прежнему, читатель выбирает не самое лучшее из имеющегося. Я читаю много, в том числе в этом специфическом жанре «фэнтези-ретродетектив в декорациях альтернативной истории России-без-Революции» — и могу сравнивать,

Хотя сама по себе идея сделать героем истории с «хрустом французской булки» одинокого красавца графа, да еще придав ему в спутники смышленого котика, умеющего превращаться хоть в тигра с когтями, хоть в славного подростка — идея гениальна. В гипотетического «настоящего мужчину» читательница уже не верит, его заместила мечта о ребенке,который проводил бы жизнь не уткнувшись в смартфон. но общаясь, проявляя живой интерес, помогая в общих делах. Кузя, в его ипостаси подростка, такой идеальный сын: внимательный, обучаемый, надежный, крутой со всем миром и нежный с близкими. Это хорошо, но знаете, что плохо? Людоедство как норма в этом цикле никого не шокирует

Вряд ли кто, незнакомый с первой книгой возьмет вторую и третью, потому обойдусь без предыстории. События первой части «Рождественских каникул» разворачиваются непосредственно за «Графом Авериным» Герой отправляется в Омск, который здешняя столица, вроде Астаны вместо Алматы в Казахстане. Гермес получает из императорских рук орден, а Кузе дозволено стать в дальнейшем его фамильяром (здесь это не спутник и помощник ведьмы, но семейный, фамильный див, хранитель родни). Оттуда, из Омска потянется нить первой детективной истории с бесследно исчезающими девушками, по следам которых пустятся наши герои. История соединяет стандартный для криминального жанра сюжет о рабстве и боях без правил с дофига актуальной темой видовой сегрегации и равноправием, за которое надо бы бороться. Ну, как бы, кто ж против, но выглядит это примерно как призыв к борьбе за мир в советские времена.

Вторая часть, титульный «Императорский Див», ставит перед партнерами задачу вернуть меч, один из символов государственной власти и мощный магический артефакт. А в ходе расследования открывает немыслимую тайну, тесно связанную с главной проблемой этой серии романов: «я кое-что узнал. Чудовищную вещь государственного масштаба. За такое знание убивают.» И вот это открытие нараспашку окна Овертона, когда, этак между делом, говорится, что у дива было множество личин, в том числе детские, а читателю известно, что возможность принимать чей-то облик обретается физическим поеданием носителя — совершенно непонятно, почему продолжает умилять читательниц, не исключая Анастасию Завозову и Галину Юзефович.

Или я чего-то сильно не понимаю, или привычка отключать мозг во время чтения заразительна.

...ский пленник

«Чем же дьявол мог искушать Христа в пустыне, какие богатства мира приоткрыл Ему для соблазна в совершенной пустоте, где нет ни клада, ни обломка?»

Иван Глухов, репатриант из России, забрал в Израиль сына Артемку после того, как мама — бывшая жена Ивана, расписалась в педагогической беспомощности. У парня род аутизма, достаточно функциональный, чтобы позволить минимум взаимодействия со средой, в остальном ожидаемое отсутствие друзей, интереса к учебе, погружение в виртуал, депрессия, суицидальные мысли. Ивану сын не по-хорошу мил, а помилу хорош, и под солнцем его заботы, в земле, текущей молоком и медом, тот понемногу начал оттаивать. Но случилось 7 октября, Артем попал в плен, а для отца не осталось в мире ничего более важного, чем вызволить, спасти. Любой ценой.

Герой не израильский Рэмбо из романов Дины Рубиной и Алекса Тарна, он физик среднего возраста и соответствующих физических кондиций. Знает, что в этих условиях рассчитывать может только на себя и действует в соответствии с этим знанием. История мытарств пленника в романе Александра Иличевского перемежается душевным адом, которым стала жизнь Глухова, его воспоминаниями, мыслями о вещах, казалось бы, посторонних: религии (миру не хватает христианства); устройстве вселенной; полетах Экзюпери и полярной экспедиции Амудсена; русской классической литературе (герои Толстого, уроды Достоевского биполярное расстройство Гоголя). А тем временем готовит-осуществляет свою безнадежную миссию.

«Здесь и сейчас» романа — это не только одна из первых попыток осмысления коллективной травмы, но продолжение и развитие темы «кавказского пленника», где фокус перемещается на родительскую фигуру. Уникальный стиль Иличевского со сквозными для него мотивами отцовско-сыновних отношений, поверки гармонии-дисгармонии мира алгеброй физики, невыносимо болезненной нежностью в оскудевшем сопереживанием мире. История небольшая по объему, но мощная по силе воздействия.

Ибо человек, конечно, прежде всего есть «испытатель боли»…»

Будить дракона

Узнать друг друга – и все потерять,

И жить… и не жить… не жить.

Всякий раз, возвращаясь к Робин Хобб и чувствуя козьмапрутковское «словно разговаривать с другом после долгой разлуки», я удивляюсь, почему не читаю ее книг, с которыми так хорошо, подряд. Каждый раз, заканчивая очередной цикл — а пишет она, по большей части, трилогиями — понимаю, что массив примерно на две тысячи страниц, и есть та самая причина. Погружение в миры Хобб, со стандартным для нее: первый роман трилогии страниц на 650, второй на 820, третий на 890 — берет много времени, сил, внимания. Заметьте никто из читателей не пеняет на чрезмерную затянутость и не сообщает, что если бы сократить вдвое (втрое. вчетверо) вышла бы отличная вещь, а так... Событийная плотность, внезапные повороты сюжета, безупречная повествовательная логика и мотивированность персонажей, каждого из которых видишь живым — здесь каждое слово на месте. Но это именно странствие по миру писательницы, не туристический экскурсионный набег, и в наше торопливое время нужно очень соскучиться по хорошему, чтобы пренебречь тяготами путешествия ради даруемых им радостей.

Однако ключевое здесь «соскучиться по хорошему», и если вас не пугают книги объемом больше полутора сотен страниц — вам сюда. «Судьба шута» кульминация «Саги о Шуте и Убийце». напомню, условие помолвки принца Дьютифула с наследницей короны Внешних островов, призванной закрепить мир и содействовать взаимовыгодной торговле — голова вмерзшего в лед дракона Айсфира, которая должна быть доставлена женихом к материнскому очагу невесты. Вы бы согласились на такую авантюру? Нет? Я тоже. Вот потому мы с вами не герои эпического фэнтези. Герой пятнадцатилетний Дьютифул, которого заносчивая, да к тому же навязанная, невеста скорее выбешивает, чем привлекает — он соглашается.

В ходе плавания к Внешним островам, главный золотовалютный резерв скилла Шести Герцогств, олигофрен Олух, создает приставленному к нему Фитцу множество проблем, ставя под угрозу миссию в целом. Внезапно помощь приходит от Неттл, родной дочери героя, наделенной стихийным скиллом, которым овладела самостоятельно. Девушка давно приходит в сны Фитца, демонстрируя удивительную способность изменять реальность в ходе снотворчества, может даже изгонять драконицу Тинталью, которая все настойчивее вторгается в них за сведениями об истинном драконе. Хотя это до поры. Когда герой понимает, какую опасность представляет леди-дракон для его дочери в реальности, он просит королеву забрать девушку в замок. Мир Неттл без того пошел трещинами: братишка Свифт сбежал, отец пустился на поиски и был ограблен-избит; после тот, кто являлся ей в сновидениях в образе волка и кого она считала другом, обещал возвращение брата, но тот так и не появился (на самом деле, Фитц отослал мальчишку домой, узнав, что семья не отправляла его в Замок для обучения уиту, но тот нашел способ пробраться на корабль посольства, нанявшись пажом). А тут еще и отрывают от семьи, везут в место, где заносчивые придворные будут потешаться над ней, фермерской дочкой. И она разрывает связь с Фитцем.

В этом вся Робин Хобб, с упоительной непростотой ее мира, где не бывает черного и белого, сугубо положительных и прямо отрицательных героев. Ну, то есть, отъявленные злодеи таки есть, но «наши» никогда не безоговорочно хороши,и перенесенные страдания вкупе с прежними заслугами, не дают пожизненной индульгенции, всякий раз заново ставя перед новым непростым выбором. Вот и теперь, Шут признается герою, что намерен помешать убийству Айсфира, что возрождение Эры Драконов, которое станет результатом встречи оживленного Черного и Тинтальи не сулит человечеству легкой жизни, но оно необходимо, чтобы мир не рухнул. Это не только ставит под угрозу миссию, но грозит смертью самому Шуту, с чем Фитц смириться не может. Спасая друга, он должен не допустить его участия в экспедиции, тем предавая его.

Бесконечные качели между желанием и долгом, любовью и ненавистью, жизнью и смертью, красотой и уродством остановятся в финале (на время, потому что будет еще продолжение) в наиболее благоприятной для любимых героев точке, подарив им некоторое время передышки, а нас укрепив в (весьма относительной) вере в победу добра. Ну должно же хорошим людям повезти хоть в книгах!