цитата

Всего лишь три года назад мэшап-романы были исключительно частью англоязычной культуры. Все началось с “Гордости и предубеждения и зомби” Сета Грэм-Смита, после невероятного успеха книги за ней последовали “Чувства и чувствительность и Морские чудища” Бена Х. Уинтерса, его же “Андроид Каренина”, дальше количество книг в этом стиле начинает зашкаливать, а имена создателей теряться (“Разум и чувство и гады морские”, “Авраам Линкольн: охота на вампиров”, “Пол: Восставший из Мертвых”, “Ответный укус Джейн”, “Приключения Тома Сойера и зомби”, “Приключения Алисы в Зомбиленде”, “Война миров плюс кровь, кишки и зомби”, “Мяуморфозы”).

цитата

«Карпатская Мантикора» в этом смысле стала отрадным исключением: здесь, помимо собственно фэндома, выступали «посторонние». Культуролог Владимир Ешкилев, в свое время давший теоретическое обоснование «Станиславскому феномену», сам автор химерной прозы, к фэндому непричастен, хотя и получил несколько лет назад премию Киевской международной ассамблеи фантастики «Портал». Равно как непричастны к нему ни поэт и переводчик, составитель двуязычного поэтического сборника «Рубеж», куратор «Крымского клуба» Игорь Сид, ни обозреватель «НГ Ex libris» Михаил Бойко с докладом о гностической фантастике, ни поэт и переводчик Андрей Пустогаров, ни критик и культуролог Екатерина Дайс (читатели «Нового мира» знакомы с ее рецензией на книгу «Китайский десант» симферопольца Андрея Полякова, одного из самых ярких и сложных наших поэтов).

цитата

— И в завершение вопрос как к составителю четырех антологий альтернативно-исторической фантастики, вышедших в издательствах «Эксмо» и «Яуза». Как ты относишься к нынешнему потоку реваншистской, псевдопатриотической альтертнативно-исторической фантастики, в котором тонет все живое? Твои антологии были среди первых камешков, вызвавших эту лавину...

— Не был. Не привлекался. Не состоял.

Волна «реваншистской» фантастики началась несколько раньше, чем я взялся за составление сборников. Вспомни хотя бы Федора Березина с его катаклизмами.

И где ты нашел в «Первом ударе» или в «Чайках над Кремлем» победно-патриотические опусы? Повести Клугера и Переслегина о триумфе нацистской Германии? Эссе Логинова об альтернативной истории? Подборку рассказов Шарапова об окопной правде магической войны?

Навскидку могу вспомнить лишь сам «Первый удар» — но ведь это и есть пародия на фантастику подобного рода, начиная с названия! Написана она, между прочим, большим англофилом — именно поэтому апокалиптические картины гибели британского флота в ней смотрятся столь реалистично.

цитата

Алексей Смирнов писатель умный, едкий и злой. Опасное сочетание — в первую очередь для самого автора. Его прозу можно сравнить с произведениями Михаила Елизарова, сочинившего «Библиотекаря», «Мультики», «Кубики» и много других книжек. Минус пафос (Смирнов старше и опытнее), плюс сарказм (Смирнов тоньше и интеллигентнее). Темное, мрачное, глубинное копошение философской мысли в искореженном девиациями сознании стало генеральной темой для обоих писателей. При этом надо учитывать, что создатель «Места в мозаике» явил себя читателям много раньше молодого коллеги. А от Елизарова и к «живому классику» Владимиру Сорокину ниточку можно протянуть...

цитата

Это же говорящая патология, Кузьменков Александр. Для Топорова поводом терять остатки разума служит вброс "Стругацкие", Кузьменков же в "вывихнутом" состоянии находится по умолчанию.

цитата

Ему бы ирисок пакет принести, пожалеть и к врачу сводить.

цитата Грешник

Когда человек пишет на таком уровне, (говорю о прозе, не о статьях)

цитата Грешник

Ему можно.

цитата Грешник

Вообще всё, потому что с него уже не убудет.

цитата Грешник

Набоков начал свои "причуды" до того, как обрёл даже русскоязычную известность, и, по-моему, даже раньше, чем вообще начал писать прозу.

цитата VuDu

А "Урал" всё стерпит.

цитата

Не согласен. Критик — иная сфера бытия. Писательские "рекорды" ему не засчитываю. Вкус, толк, эстетика, культурный багаж — мой спрос с него. Каков он в роли издателя или писателя — всё равно.
Набоков — "царь горы", Кузьменков — провинциальный дестроер. Что первому спишут на "царские причуды" (даже там, где всё по делу), второму — повод дополнить анамнез. Ты же сам указуешь на карикатурность, показное "линчевание". Что само по себе, может, и интересно будет (мало ли), но всерьёз воспринимать не выходит, про уважение к таковой позиции и не говорю.

цитата

Ему, Кузьменкову, ещё и не прибыло. Убывать нечему. Записной хулитель и писатель средней руки. Костюм Набокова великоват будет, сильно. (Читал ровно один рассказ, вот тут, первый. Возможно, с тех пор многое изменилось, как знать. Но повторюсь, параллелей между писателем К. и критиком К. не провожу.) А "Урал" всё стерпит.

цитата

Город был придавлен громоздким монолитом неясного серо-зеленого света. Порубежье весны и лета непоправимо расплылось в слякоти. Голые ветви деревьев, ограбленных холодом и мокретью, равно соответствовали и маю, и сентябрю, и, глядя на них сквозь зеленоватую слизистую муть за окном, невозможно было понять, что на дворе, вечер или утро, весна или осень, – впрочем, редкие пласты черного, ноздреватого снега на газонах отчасти позволяли вправить суставы календаря.
Вой заводских гудков перестал рвать небо над городом полвека назад, но стрелки кварцевых будильников каждое утро разворачивались на сто восемьдесят градусов – короткая на шести, длинная на двенадцати, – и навязчивый электронный зуммер по-прежнему начинал отсчитывать чужое время, время полумертвого ума и оскоменных, марионеточных движений. Люди наполняли собой кровеносную систему улиц, умножали собой спрессованную тесноту автобусов, где бензиновая вонь перемешивалась с духотой человеческих испарений; в конце пути каждого ждал томительный многочасовой обмен вынужденного трудолюбия на вознаграждение в виде нескольких разноцветных бумажек, – всякий раз оскорбительно невесомое и большей частью призрачное, поскольку чаще всего оно принимало облик начальственных обещаний. Ближе к вечеру стрелки повторяли свой распахнутый жест, свидетельствуя о том, что чужое время прекращает свое течение до утра, но люди, отравленные его предчувствием, были равнодушны к этой малой милости и жили забвением самих себя, надеясь скудостью умственных и мышечных движений отсрочить неизбежное завтра. Лишь самые молодые решались обделить себя покоем и продавливали постели монотонными толчками тел, по-лягушачьи расшлепанных и разделенных непременной ribbed & lubricated резиновой преградой, отчего их совокупления имели неистребимый аптечный запах. Назавтра все начиналось сызнова, чтобы повториться еще раз и еще раз.
Невесть кем заведенный уклад попирал законы природы и разума, но рассудок, истощенный ежедневным исполнением чужой воли, отказывался принять эту простую, как хлебная корка, истину. Понимание должно было прийти извне, из газет, назойливо проповедавших рост двух ВВП; первый из них измерялся рублями, второй – процентами рейтинга, и оба были призваны насытить ближнего целью и смыслом. Но это, в сущности, были две ипостаси недосягаемого и потому неосязаемого блага, и люди в поисках осмысленности призывали на помощь воображение и обретали себя среди плоских теней на телеэкране, в радужных блестках чужого успеха, в патоке чужих чувств, в сперме чужих измен и говне чужих разводов – и, лишенные собственной жизни, неизбежно проживали чужую. Кто-то в отторжении себя шел еще дальше, менял имя, единственную неотъемлемую собственность человека, на вычурную болоночью кличку, а голос на птичий стук клавиатуры – и, умиротворенный, обитал в окружении зыбких фантомов, таких же, каким становился сам; press any key to continue. Иные, не имея своей жизни и не желая чужой, шли до последнего предела, с мужеством отчаяния истребляли в себе инстинкт самосохранения и протискивались в сумерки небытия, – но это были лучшие, и таких, как водится, были единицы.

цитата

Т.е. статьи Кузьменкова, надо понимать, гекзаметром написаны. Не прозой. Фиксед.

цитата

Не "Урал", а "Бельские просторы", прошу не путать. "Урал" себя пока не замарал.

цитата Грешник

Извиняюсь, за оверквотинг.

цитата vvladimirsky

Т.е. статьи Кузьменкова, надо понимать, гекзаметром написаны. Не прозой. Фиксед.

цитата Vladimir Puziy

По-моему, то, что вы процитировали, чудовищно.

цитата ameshavkin

По-моему, то, что вы процитировали, чудовищно.

цитата борхус120

А можно конкретней?

цитата

По-моему, то, что вы процитировали, чудовищно. "Извините, если кого Березин".

цитата

Читать невозможно -- а дифирамбы петь легко

цитата Vladimir Puziy

По-моему, то, что вы процитировали, чудовищно.

цитата борхус120

А можно конкретней?

цитата

Лично я в этом жонглировании словами прежде всего вижу избыточность. Кажется именно стилистические изыски являются смыслом написания произведения, а не его сюжет, который совершенно теряется. И возникает устойчивое ощущение самолюбования автора а-ля Нарцисс.

цитата

Давно уже я стал ложиться рано. Иногда, едва только свеча была потушена, глаза мои закрывались так быстро, что я не успевал сказать себе: «я засыпаю». И полчаса спустя мысль, что пора уже заснуть, пробуждала меня: я хотел положить книгу, которую, казалось мне, я все еще держу в руках, и задуть огонь; я не переставал во время сна размышлять о только что мною прочитанном, но эти размышления принимали несколько своеобразный оборот, — мне казалось, что я сам являюсь тем, о чем говорила книга; церковью, квартетом, соперничеством Франциска I и Карла V.
Это представление сохранялось у меня в течение нескольких секунд по пробуждении; оно не оскорбляло моего рассудка, но покрывало, словно чешуя, мои глаза и мешало им отдать отчет в том, что свеча больше не горит. Затем оно начинало становиться мне непонятным, как, после метемпсихозы, сознание прежнего существования; сюжет книги отрывался от меня, я был свободен приобщать себя к нему или нет; тотчас зрение возвращалось ко мне, и я бывал очень изумлен тем, что находил вокруг себя темноту, мягкую и успокоительную для моих глаз, но, может быть, еще больше для моего ума, которому она казалась чем-то беспричинным, непонятным, чем-то поистине темным. Я спрашивал себя, который может быть час; до меня доносились свистки поездов, более или менее отдаленные, и, отмечая расстояние, подобно пению птицы в лесу, они рисовали мне простор пустынного поля, по которому путешественник спешит к ближайшей станции; и глухая дорога, по которой он едет, запечатлеется в его памяти благодаря возбуждению, которым он обязан незнакомым местам, непривычным действиям, недавнему разговору и прощанию под чуждым фонарем, все еще сопровождающим его в молчании ночи, и близкой радости возвращения.