цитата
Плавное и затягивающее повествование построено занятным образом — уже в первых главах, во вступлении к основной части истории, автор раскрывает нам, что и то, что произойдёт с героями в дальнейшем, и то, как между ними будут развиваться отношения. В этом романе с абсолютно прозрачным, — нет, не предсказуемым, просто автор сам раскрыл всё загодя, — финалом скрывается ещё кое-что кроме фантастического сюжета.
Воннегут пытается действовать на подсознание людей — на протяжении всего повествования, чуть ли не на каждой странице, втолковывает, что творчество, развитие, прогресс, познание себя и мира — плохо. Сначала он делает это ненавязчиво, понемногу, — книга не должна моментально вызвать отторжения, — добиваясь привыкания читателя повторяющимися из страницы в страницу фразами, эксцентричными, порой выдержанными в шутливом тоне. Пускай человек, водящий взглядом по бумаге, будет воспринимать всё это как литературный приём, как сатиру, — это ничего, ведь сделано главное: образ мыслей, навязываемый писателем, уже вполз в разум человека, и тот готов к следующему этапу зомбирования. Новые «откровения» не вызовут не только возмущения, но даже и подозрения. Вот Курт Воннегут и начинает выдавать «истины» такого рода:
«Главная беда заключалась не в сумасшествии, а в том, что человеческий мозг был чересчур большим и непрактичным ввиду его склонности обманывать владельцев» (стр. 185)
Для подкрепления своего авторитета, для создания впечатления истинности своих бредовых, а то и аморальных выводов, Курт Воннегут привлекает множество других писателей, часто вставляя в текст цитаты, с указанием имени автора.
«Счастлива нация, не имеющая истории» Чезаре Бонезана, маркиз ди Беккариа (1738-1794) (стр. 172)
Нашу историю старательно замалчивают, подменяют другой — христианской, вражеской. Верно, многие обыватели, дорвавшиеся до куска хлеба с маслом относительно счастливы. Но — обречены. Предпочитая не замечать настоящего, не думать о будущем (том, когда кус хлеба у них отберут, или он сам кончится) и не помнить прошлого, они уже сейчас вымирают. Они, пожалуй, счастливы — зададимся вопросом, принадлежат ли они к нации? Не-е-ет, забывший раз своих предков — существо без рода-племени. Существо, не человек.
Славно же Воннегуту пришлось потрудиться, чтобы выискать в мировой литературе писателей-деградантов и их особо яркие высказывания!.. Слов просто нет!
«На первом месте жратва, мораль потом» Бертольд Брехт (1898-1956) (стр. 174)
Человек, заявивший такое, не человек более. Животное. И обращаться с ним надо как со скотом — и пусть не жалуется потом, сам ведь подписался в своём отречении от людского рода. В чём хотят нас убедить сначала Брехт, а потом и Воннегут? Что человек — животное, способное пойти на всё ради еды или иных материальных ценностей? Неужели знаменитые имена этих двоих заставит нас поверить в такую чушь? Ведь у нас есть сотни и сотни, тысячи примеров, могущих служить доказательствами, что люди не только способны отказаться от этих ценностей, но и считают своим долгом сделать это тогда, когда необходимо — ради жизни, счастья других людей. Но зачем какие-то примеры — загляните вглубь себя, придумайте какую-нибудь критическую ситуацию, и задайтесь вопросом: как бы вы поступили? Я верю в вас, люди, верю, что вы не такие, в каких хотели бы превратить вас Брехт и Воннегут.
Почему люди позволяют оболванивать себя тем, кого нечистые на руку назвали авторитетом в какой-либо области? Почему почитают их лишь потому, что большинство как-то по привычке считает их значительными, а то и великими писателями, музыкантами, художниками? Брехт, с его пораженческими пьесами, не авторитет. Повторюсь, он — никто. Так же, как и предатель своих народа и страны Эрих-Мария Ремарк, со своими упадническими произведениями. Так же, как и Ильф с Петровым — нет нужды досконально разбирать написанное ими, достаточно вспомнить, как в «Одноэтажной Америке» они защищают тех чернокожих, которых белые называют сексуальными преступниками. По мнению дуэта грязных выродков, негры просто экспансивны, не более того. Интересно, как бы изменилось это мнение, если б жёны и дочери двух писак (посмевших сравнить себя с братьями Гонкур), стали жертвами такого рода «экспансивности»?
Ценность произведений перечисленных выше мастеров упаднической прозы, — Брехта (тем обиднее, что в большую литературу его ввёл Фейхтвангер), Ремарка, Ильфа и Петрова, — и других, не упоминавшихся, но оттого не менее вредоносных, — Кафки, Хемингуэя, сказителей од «маленькому человеку», — при всей красоте и увлекательности некоторых их трудов, стремится, таким образом, к нулю. Очень жаль, что участь эту разделил и роман такого мастера нетривиальной фантастики, как Курт Воннегут. Но учитывая то, что позволил себе этот писатель, — оскорбление всего человеческого рода, практически богохульство, как иначе назвать те насмешки над белой расой, выполняющей волю Творца Вселенной, которая заключается в развитии и познании? — учитывая это, можно сказать, что ноль — слишком хорошая оценка такой книге.
Воннегут неизменно выставляет все качества, присущие северной расе, нашей расе, — нашему роду исследователей и первопроходцев, — смехотворными и ненужными:
«Но бактерия… неизменно ожидает их там. Вот какой конец уготован одержимым тягой к странствиям» (стр. 182)
Человечество Воннегут, фактически, не уничтожает, оно вымирает само — своей фантазией писатель создаёт микроб, который делает людей бесплодными, и в этом приёме никак нельзя не вспомнить Брайана Олдисса, с его «Седой бородой».
Воннегут даёт возможность уцелеть от апокалипсиса японке-лесбиянке, породившей радиационную мутантку — покрытую шерстью девочку, и шестерым юным представительницам южноамериканского племени каннибалов канка-боно. Спаслись и белые — молодой немец фон Кляйст (выставляемый в каждой главе бездельником и неумехой, а то и клоуном), лишившаяся мужа старуха-буржуа и девушка с врождённой, передавшейся по наследству, слепотой, — обе из Штатов. И словно в насмешку над белой расой, писатель смешивает кровь германца, потомственного аристократа, с кровью людоедок и китаянки. С особым удовольствием описывая кончину европейской и северо-американской цивилизаций, — да и всех других, в этом Воннегут интернационалист, — писатель оставляет на всей земле лишь отрезанное от остального мира на маленьком островке жалкое племя дикарей. Толика немецкой крови исчезла через несколько поколений, мощные и богатые языки — английский, немецкий, да и японский, — забыты, утеряны навсегда. В памяти островитян держатся несравненно лучшие, по разумению Воннегута, язык и культура — наречие канка-боно, дикарские шутки и пляски. Но через несколько тысяч лет «эволюция по Воннегуту» делает этих тварных существ животными и по облику.
Он низводит выживших на острове полукровок до животного состояния:
«Даже найди они (люди)… оставшееся с древних времён, как им воспользоваться такой находкой с помощью одних плавников и рта?» (стр. 146)
С поистине быдлячим умонастроением Воннегут смакует уничтожение человеческого рода и всех его творений, и более всего доволен он тем, что те, кого он своей фантазией превратил путём регресса в животных и кого он упорно продолжает называть людьми, не способны ни на что, кроме нахождения и поглощения пищи.
Не забывает Курт Воннегут лишний раз принизить и белую расу:
«Впрочем, сегодня мало кто озабочен своим происхождением. По прошествии каких-то девяти месяцев люди забывают даже, кто их мать» (стр. 152)
Этот роман заставил меня задуматься над вопросом: что делать с книгами подобного рода? Ведь сотни авторов — некоторая часть по злому умыслу, а другая — из-за своей оболваненности, или отдавая дань моде, — пишут книги, назвать которые оскорбительными и вредоносными — значит не назвать никак. Есть книга, где землянин раскрывает расам инопланетян, сковавших человечество цепями финансового и технологического рабства заговор по уничтожению негуманоидных рас, созданный правительством Земли. Есть книги, где главные герои — чудовищная, противоестественная смесь племён и рас, гордящаяся этим, но не помнящая традиций ни одного из народов, чья кровь по недоразумению соединилась в одном человеке. Есть книга, где манифестируется как величайшее благо леность ума, неумение и нежелание стремиться к новому, неизведанному. Есть произведения, восхваляющие и пропагандирующие отвратительнейшие извращения. Что с такими творениями пера и нечестивых рук делать?
Запрещать, изымать из библиотек, общественных и личных, — глупо, да и ненужно, ведь разумный человек прочтёт и осознав бредовость той или иной книги только посмеётся над её автором. Выпускать с обширными постраничными комментариями, показывающими ошибочность и вредоносность каждой фразы — значит создавать огромный штат литераторов, отвлекать их, тратить мастерство и время. Есть путь гораздо проще — не печатать, или печатать очень редко и малыми тиражами. Эти книги будут по-прежнему доступны населению, но вот чтобы получить одну из них, придётся как следует порыться в запасниках магазинов. Но зачем искать книгу, о которой никто и нигде не упоминает, на которой нет даже аннотации, не говоря уж о цветной обложке?
Мы не будем сжигать книги на площадях, мы не будем их запрещать, мы даже будем их печатать, иногда. Но кто станет покупать хлам?