|
"Этот бессмертный" как старший брат своего времени: небольшой комментарий к тексту
Якобы Олдисс высказался в адрес Желязны с Дилэни так: «приготовят отменную сахарную глазурь, но самого торта вы так и не попробуете». Как Дилэни, не знаю, а Желязны Олдиссу торт готовить не хотел. Рассказывают, что и причислили его к Новой Волне за одну публикацию в журнальчике Муркока, а он сам поведал, как, решив вместо поэзии писать фантастику, обновил свои познания и решил, что со времен его детства ничего не изменилось. «Небьюла» за рыболовство на Венере, видимо, укрепила его в данном мнении и он еще некоторое время пытался продолжать в том самом, традиционном, духе, уйдя только от самых противоречащих науке фактов. И Дозуа засвидетельствовал охлаждение публики 70-х — но сначала-то следование канону дарило успех.
Приметы 60-х в "Этот бессмертный" есть. Сексуальное раскрепощение, ядерные осадки (Московский договор), физиологическое обоснование расизма, землетрясение (Чили? Аляска?). Под борьбу за освобождение танцующего парный танец с колонизаторами Рэдпола, чьи дети мигрантов не заинтересованы в "возвращении" на родину, можно подогнать слишком многое, но спасение Абу-Симбела и переселение под воду спародированы конкретно.
В целом же пост-ядерный мир вышел вполне в традиции: мутанты людоедствовали еще в "Пасынках Вселенной", инопланетяне шли на выручку у Азимова и даже пришелец с "кулаками, обвязанными кожаными ремнями с десятью заостренными шипами", Г.К.Панченко идентифицирован как типичный образ бойца индийского ваджра-мушти.
Каким виделось Желязны накатывающее новое, известно. Здесь он еще терпим:"рассуждал о просвещении и ежедневно выполнял на пляже дыхательные упражнения. Во всем остальном он был вполне пристойным человеком"(насколько благородно почти тоже самое в почти таком же пост-ядерном "Почтальоне" Брина!). В "Долине проклятий", приквеле "Этот бессмертный" (и сиквеле армейского опыта) и высказывании о поиске себя из "Подмененного", куда жестче. Это всё и то, что в "Князе света" запрещен вальс, не ретроградство, обычный для человека его года рождения и опыта выбор — в начале 1960-х США на симфонические концерты ходило больше, чем на бейсбол (см. Лебрехта), да Желязны и сам признавал влияние на себя якобитской драмы наравне с комиксами. Влияние будней соцработника, коим был годами, наоборот, отрицал, но могло ли его не быть?
В довершение, он последовательно и однозначно против культа героев. Полагаю, ни товарищ Че, ни Марвел такого бы не одобрили и не потому ли с экранизациями Желязны не очень? Вот рассказчик — герой сопротивления Веге, хранитель истории и искусств этого мира, корявый урод, крещеный бессмертный, в общем, именно такой человек, которого можно пригласить на день рождения ребенка — тоже терпеть не может героизации. И мифологизирующей риторики, мгновенно затыкая разглагольствования о "Прометеевом огне".
Антагонист, антрополог Моурби, обычный, даже слабый, человек, напротив, шаманит среди "горячих" куретов на голом пафосе и ритуально смотрящихся действиях. Он, в своих сари, лаптях и серьгах, занимая немного места в книжке, настолько точно представил тёмную сторону прогресса, что после него "В сердце тьмы" и "Золотая ветвь" пересекутся еще раз, в самой мрачной реакции на 60-е — "Апокалипсисе сегодня" Копполы.
Противопоставлены ему два типичных для старых времен (что в дипломе автора, помним?) гуманиста: врач и священник. И то, что от врача несет вивисекцией, а священник, отнюдь не отец Браун, из канонизировавшей Гаутаму ветви христианства — делает контраст между словами гарвардца и их делом в отношении мутантов еще занятнее.
Вычетом романтики из банальности происходящего книга напоминает Каттнера и пушкинское путешествие в Арзрум: дьяволопоклонники, голем, пирамиды... а, по сути, проза жизни (выходящее за рамки, вроде одержания вуду или нападения чудовищ, быстро ликвидируется. Но не героизмом, а винтовкой на слона, правильно взятой бутылкой "Кока-колы", вшами и т.п. оружием смертных). Греческая часть путешествия идет по режущим ухо эллиниста Волосу и Макринице (лишь острова, предостерегала Daily Express в 2016, относительно безопасны). Плюс, театр Kaрагиозис, нелюбовь к туркам... Книга только что не кричит: "Греки не миф!". Но, хотя встроенных в церковный календарь кallikanzaros, с упоминания которых начинается текст, отделял от античности даже Лавкрафт, а часть действия происходит в святилище вуду, интернет упорно маркирует его "древнегреческой мифологией".
Что же до фанастического, то оно у Желязны просто факт. Сверхспособности и сила титана Конраду не даны не для чего-то, они просто есть. В этом есть что-то буддийское, про просветление, которое ничего для персонажей Желязны не меняет: Сэм может управлять электромагнитным — но живет жзизнью царька, пока уж очень не достали лично его. Анубис поднимает мертвых — чтобы устроить вечеринку. Сандау творит планеты — и перекусывает в кафе. Принцы Амбера просто заполняли свою жизнь сварами.
Есть у него и другие — но это уже другая история, другая эпоха.
|
цитировать
