Кардинальные изменения музыкального курса или творческого подхода – могут, как положительно изменить карьеру и творческий потенциал индивидуума, так и полностью сломать ее из-за одной ошибки. Особенно, если музыка этого индивидуума строится на общей интимности и камерной мрачности. С другой стороны – кто не рискует, тот, как известно, не пьет шампанского. Так, видимо, подумал и Мэтт Эллиотт, прежде чем основательно перевернуть все для себя с ног на голову.
Творческая личность Эллиотта четко делится на две части – одна часть делает мрачный драм-энд-бас под логотипом “The Third Eye Foundation”, но ее мы отложим в сторону сразу – она, безусловно, добавляет общего богатства портрету музыканта, но в контексте данного текста – нас эта часть интересует постольку-поскольку.
Интересует нас его творчество под именем собственным. Оно представляет собой мелодичный, атмосферный, и донельзя мрачный авант-фолк, подразделения “sad bastard folk”. Будучи великолепным акустическим гитаристом и не менее талантливым сочинителем, занимался он этим в одиночку – ну так, разочек позвал кого-то там на пианине сыграть. Отсутствие группы поддержки на качество выдаваемого материала не влияло никак – тупым бренчанием он не страдал, щедро разбавляя свою игру как электронными и эмбиентовыми фишками родом из иного своего проекта, так и всякими фламенко, да балканским и славянским фолком (благо, его мать – родом из Эстонии, а самым сильным музыкальным впечатлением сам Эллиотт называет услышанный им в детстве православный хор – и даже одна из лучших его песен посвящена подводной лодке “Курск”).
Lie in your own bed
The one that you've made there
Wrap yourself up in the comfort of despair
That way you need never share
You'll never be forced to care
You can just sit there and stare
At your own beautiful hair
Because there's little else there
[/i][/center]
Однако же, если бы так все и продолжалось, то этот текст мне пришлось бы начинать как-то иначе, а сам Эллиотт так бы, наверное, и не реализовал свой полный потенциал. Но для подготовки альбома 2013-го года, “Only Myocardial Infarction Can Break Your Heart” он все же пошел ва-банк и группу музыкантов собрал.
Изменения слышны сразу – если раньше кто-нить Эллиотта периодически и сравнивал с Леонардом Коэном, после выхода этого альбома эти сравнения подзатихли. Мэтт смог сохранить все элементы, которые делали его любимым среди поклонников, добавив очень много богатства своим аранжировкам – пианины, мелотроны, контрабас (!) – это все пошло только на пользу, не разбавив эстетику его музыки, а лишь углубив ее, добавив новое измерение.
Это углубление становится очевидным с первой же песни – 17-тиминутной “Right to Cry”. У Эллиотта уже были до этого могучие и развернутые композиции, достаточно вспомнить уже упоминавшуюся “The Kursk” или песню с лучшим названием на Земле “If Anyone Tells Me “It’s Better to Have Loved and Lost Than to Never Have Loved at All” I Will Stab Them in the Face”. Но тут-то и находится ключевое различие – на всех своих предыдущих альбомах, и в особенности на трилогии Songs – Эллиотт представал человеком настолько глубоко находящемся в депрессии, что это даже и чудо, что он еще и музыку записывал.
“The Right to Cry” сходу этот тренд меняет – тут вроде и присутствуют все стандартные элементы Эллиотта – постепенное нагнетание атмосферы, еле слышное многоголосье на заднем фоне (состоящее только из самого Эллиотта), изящная гитара, проникновенный баритон самого Эллиотта. Но благодаря добавившимся в общую картину элементам и благодаря, видимо, каким-то личным решениям Мэтта – тут не найти той бездонной тьмы, в которой он прежде топил свою музыку (как пьяницы топят печаль в алкоголе). Он не избавился от общего sad bastard-настроя, но позволил себе добавить в свое царство луч света – пусть даже и довольно злой и ироничный луч (название альбома, в принципе, характеризует его суть лучше всего).
Look at you now
Pretty and lonely
Float way above the lost and lowly
Far too proud, too gorgeous for us down below
And so you find yourself alone
It’s such a lonesome throne
Empty eyes will follow wherever you go
Until you find you're on your own
Then you'll know
You've reaped what you've sown
[/i][/center]
Позволив себе допустить в музыку немного богатого, даже порой барочного тепла и успокоив, в большинстве случаев, ее темп, дальнейший путь у Эллиотта был только один, по сути своей – ведь возвращаться назад к стилистике чистого-пречистого себя – на данном этапе это было бы нечестно и даже противно его собственному творческому началу.
Нет, развиваться стоило согласно заданному курсу – и его альбом этого года выхода, “The Calm Before” – таким развитием и стал. Еще больше неоднозначности, еще больше спокойствия и размеренности, еще больше просто прекраснейших аранжировок.
Спокойствие это, впрочем, обманчиво, что обозначается и названием альбома. Да, большую часть времени Эллиотт не разгоняет песни (единственным исключением можно назвать “I Only Wanted to Give You Everything”, которая выполнена вполне в стиле традиционных для Мэтта ультрамрачных вещей родом с его трилогии), но даже без этого ему удается создать атмосферу тревожную и, так сказать, предвещающую. Придерживаясь концепта, Эллиотт весь альбом проводит, балансируя на грани между этой самой тишиной и грядущим апокалипсисом, который грозит если не разрушить все стоящие на пути жизни, то, по крайней мере, снести все устои и переделать по новой, под себя, не оглядываясь ни на чьи мнения. Сам Эллиотт, впрочем, в интервью признавался, что не считает эту грядущую бурю чем-то обязательно плохим – и весь альбом эту его позицию подтверждает, демонстрируя в полной мере его новообретенное смирение – яростных протестов вроде “Zugzwang”, которые были даже на прошлом альбоме – тут уже не обнаружить, и это, в какой-то мере, делает альбом только лучше и целостнее.
Here comes a storm
The dust & papers dance around the room
It tells of a storm
The sky is a painted viscous swirl of troubled hues
There’s a storm
The branches rock & dance & creak & wave
We’re in for a storm
I’ve got this headache that I’ve had for days
Here comes the rain
The first few drops caress & gently dance
They light up your face
You smile in wonder looking through the eyes of a child once again
But soon the gentle drops become the deadly wolf of a gale
Our voices become lost beneath the chaos
Here comes a storm
The way the wind it starts to play and race
It whispers a storm
[/i][/center]
Сам Эллиотт особо отмечает две песни на альбоме – упомянутую “I Only Wanted to Give You Everything”, которая ему далась легче всего (неудивительно, опыт-то в написании и исполнении таких вещей у него немалый уже), и философскую “The Allegory of the Cave”, которую, по его словам, пришлось переписывать чуть ли не двадцать раз (и он все равно остался в итоге не слишком ею доволен).
Но на ней, на самом деле, стоит остановиться подробнее, как и на небольшой зарисовке “The Feast of St. Stephen”. Тут надо сказать следующее – я немного приврал, ну или просто прикрыл правду, когда сказал, что яростных протестов-взрывов энергии нет. Нет, музыкально-то их нет, а так как и сам Эллиотт считает себя музыкантом, а не поэтом (что доказывает и ранняя его лирика – слишком развернутых текстов у него не было до недавнего времени) – я счел возможным сфокусироваться на этом. Но на деле, лирика “The Feast of St. Stephen” – это именно обоснованный гнев в адрес всяческих религий, культов и прочей этой мишуры, и гнев этот весьма обоснован.
Но заведем же речь о “The Allegory of the Cave”. Как я замечаю, многие любимые сингеры-сонграйтеры любят вставить чуть ли не самую эмоционально мощную и глубокую песню в самый конец альбома, причем всенепременно – после того как музыкальная кульминация вроде как бы уже и произошла и место остается лишь для эпилога. Так и здесь – кульминация случилась на цыганской “Wings & Crown”, но самой эмоционально наполненной и показывающей все способности Эллиотта, как поэта – можно смело назвать именно задумчивую закрывающую песню. Она не самая музыкально развернутая и разнообразная здесь, несмотря на присутствующую сквозь трек виолончель, да и сам Эллиотт здесь играет с предельной сдержанностью, но, в конце-то концов – в том числе это песню и рекомендует.
Ведь когда ты делаешь альбом, который должен хоть как-то охарактеризовать грядущую бурю – на бурю ты должен пусть отчетливо, но намекнуть, а не вбить ее слушателю в голову молотом.
Это и характеризует Мэтта Эллиотта лучше всего – он мастер мрачной музыки, мастер своей гитары, но прежде всего – он мастер нюансов, которые на первый взгляд могут пройти незамеченными. Но находятся эти нюансы во всем – как в метаидее, так и в небольшом гитарном переборе. Может быть, в этом и заключается гениальность.
В комментариях к статье коллеги Fadvan-а зашла речь о простоте формы. Это навело меня на мысль: а какой же жанр в музыке можно назвать самым простым по форме? Можно, конечно, назвать эмбиент или минимализм (как бы, само название намекает). Но это жанры, скорее, не столько простые, сколько упрощенные. Для них, упрощение формы – это, можно сказать, самоцель. То есть, в итоге-то – все равно надуманной оказывается эта простота. Нет, в поисках настоящей, природной и естественной простоты следует обратиться к народной традиции, к фолк-музыке.
Но фолк, как и любой жанр, который еще жив и умирать не планирует – на месте тоже не стоял. Да и до сих пор не стоит, отличным доказательством этого может послужить недавняя статья коллеги Мэлькор-а, в которой, в частности, рассказывается про два авант-фолковых альбома родом из 21 века. Это тема благодатная, сейчас довольно-таки немало подобной музыки продолжает выходить, но настоящие прорывы в фолке, все-таки случились в 60-70-ых годах прошлого века. Даже если пройтись только по самым громким именам – Боб Дилан, Нил Янг, Джони Митчелл, Вэн Моррисон, Берт Джанш, Джоан Баез – это все фигуры для фолка ключевые. Они заложили основы фолка современного, который оглядывается не только на народную традицию, но и на рок-музыку, на блюз, на джаз, на городскую романтику. Не принижая заслуги вышеперечисленных дам и господ, все же стоит отметить, что дальше речь пойдет совсем не о них. Дальше речь пойдет о музыкантах, которые уничтожали шаблоны и не боялись идти на эксперименты даже больше, чем это делали самые громкие имена фолка. Отчасти поэтому, они не настолько известны и популярны. Потому что они творили с той самой исконной простотой такие вещи, о которых и подумать-то бывает страшно.
Из всей троицы, чего-то напоминающего популярность, причем популярность не культовую – достиг только Ник Дрейк. Да и то, посмертно. При жизни, популярность его избегала настолько устойчиво, что и поверить-то сложно. Провал его второго альбома Bryter Layter (1970) загнал музыканта, который и так был интровертом, в глубочайшую депрессию. Как говорил его близкий друг и коллега Джон Мартин: “Ник – это самый отстраненный человек, которого я знаю”. Вообще, всем людям, которые все еще считают, что депрессия – это все бред и несерьезно (а таковые есть и немало), стоит ознакомиться с историей жизни Ника Дрейка. Все-таки, особо углубиться тут у меня не выйдет, место для этого не подходящее.
Достаточно сказать, что каким-то невероятным усилием, то ли воли, то ли чего-то еще, но Дрейк вынырнул на метафорическую поверхность ровно на два дня, во время своей трехлетней борьбы с депрессией. За эти два дня он записал альбом, который и сделал его легендой, со временем.
Первые два альбома — уже упоминавшийся Bryter Layter и Five Leaves Left (1969) – они, конечно, очень хорошие альбомы, но такого фолка тогда немало было. Особенно, такого как Bryter Layter – смешанного с барочным попом, с богатыми аранжировками, даже саксофон и флейту там Дрейк использовал. Чем уникален альбом, который мы рассматриваем здесь, так это тем, что на нем Дрейк (которого, конечно, уже абсолютно перестало волновать общественное мнение) совершил смелейший шаг. Он выкинул все, что на его взгляд, мешало его музыке. Оказалось, что его музыке мешает все, кроме его вокала и его акустической гитары. Ну и плюс, на одном треке он все-таки использовал фортепиано. И это решение, в то время как искусственное (и не только) усложнение правило бал – это оказалось поистине решение гениальное.
При этом, как я уже отметил, самого Дрейка это все волновало мало. Он просто хотел сказать последнее слово. Сказать его так, как он чувствовал. И Бог ты мой, как же он его сказал. Акустическая гитара, которая в руках Ника всегда звучала как-то сказочно, тут, несмотря на все ту же нежность, звучит уже совсем трагично, каждый аккорд буквально переворачивает душу. При этом, кстати, я смело могу назвать Ника виртуозом гитары. Он не занимается дешевым шоуменством, но играет кластерные аккорды так легко и ненапряжно, как их на гитаре вообще никто не играл. Даже Берт Джанш, во многом вдохновивший Ника. Вокал Дрейка, в котором временами можно было услышать улыбку – стал полностью отстраненным и меланхоличным. И ведь, как оказалось, именно так его музыка и звучит лучше всего. Именно этого отчаянного аскетизма ему и не хватало.
При этом, ни о какой депрессивности, о которой любят рассуждать критики, тут речи не идет. У критиков, почему-то, всегда есть такой пунктик – они везде находят депрессивность. Да, Дрейк уже не верил в себя, не верил в будущее для себя, не верил, что для него еще что-то осталось в этом мире. Но при этом, он сумел создать альбом, который сочится жизнью и солнцем. Да, жизнь тут с привкусом горечи, а солнце, временами, затмевается тучами. Но ведь так оно и бывает, да так оно и должно быть на самом деле.
Резюме – созданный минимальными средствами шедевр, альбом записан во время глубочайшей депрессии, но при этом умудряется звучать жизнеутверждающе. Если любите светлую грусть – слушать обязательно. Если любите фолк и до сих пор не слышали Дрейка – исправлять срочно.
Пара треков на пробу:
Исполнитель:Tim Buckley Альбом:Lorca Жанр:Avant-Folk, Avant-Garde Jazz, Psychedeliс Folk Год:1970
От одной трагической фигуры – к другой, не менее трагической. Впрочем, несмотря на весь неоспоримый трагизм жизни Тима Бакли, этот альбом был создан на пике его творческой карьеры, когда он творил самозабвенно и отчаянно. По креативности ему равных было очень немного. Позже, его, как и Дрейка, коммерческие неудачи довели до кризисной точки – он начал делать альбомы, ориентированные на успех в чартах, а когда и они этого самого успеха не принесли… ну да, впрочем, ладно. Хватит о грустном.
Начал свою карьеру Тим не как какой-то революционер, а как обычный фолковый автор-исполнитель, которым ничем особым, кроме красивого голоса не выделялся. Впрочем, уже начиная со своего второго альбома, Goodbye and Hello (1967) он начал добавлять в свой фолк психоделичные нотки. Особенно это заметно на композиции Phantasmagoria in Two, которую, даже не смотря на его дальнейшие подвиги, я считаю лучшей песней Бакли. Впрочем, по-настоящему революцию он совершил на своем следующем альбоме, Happy Sad (1969), где он добавил к фолку и психоделии джазовые структуры. Первый трек того альбома, Strange Feelin’ – это вообще был полукавер знаменитой композиции Майлза Дэвиса – All Blues. Happy Sad, в целом, можно назвать лучшим альбомом Бакли, на нем он совершенно не допустил композиционных ошибок, на нем ему удалось реализовать все свои идеи в полной мере, при этом реализовать их так, что альбом слушается легко и свободно. Happy Sad – он воздушен, он дышит, как дышит Astral Weeks уже неоднократно мною помянутого Моррисона.
Но я не могу назвать Happy Sad самым его смелым альбом. А если уж я условился говорить про необычный фолк, то и говорить у Бакли следует про его пятый альбом – Lorca.
Стоит отметить, что Бакли к своим поклонникам относился… ну, не очень-то он их любил, скажем, так. И Lorca, помимо выхода бешеной творческой энергии – это еще и испытание поклонников на прочность. Учитывая, что немалую их часть он уже отпугнул своими экспериментами на Happy Sad, такой шаг иначе как смертельным для карьеры не назовешь.
На Lorca Бакли окончательно избавляется от традиционной песенной поп-формы. Более того, он перестает вдохновляться более-менее традиционным джазом и обращается к джазовому авангарду, в котором к тому времени, уже произошло немалое число своих собственных революций. Не отказывается он и от традиционной психоделии, хотя, в общем-то, традиционной ее не назовешь, психоделия у него ненормальная даже по самым широким стандартам.
В итоге, альбом вышел настолько неудобным для слушателя, насколько просто можно представить. Слушая его в первый раз, можно от злости выключить альбом на первых же его минутах. Но со временем, вся его скрытая красота все-таки раскрывается.
Это красота далеко не та красота, которой славится фолк-музыка. Это красота не совсем природная, в этом сомнений быть не может. То, что она сконструирована – слышно сразу. Но сконструирована она на высочайшем уровне, даже несмотря на то, что Бакли на этом альбоме предстает перед нами, скорее как безумный ученый, чем осторожный архитектор.
Музыкальные решения Бакли на этом альбоме даже немного пугают. Ведь временами, атмосфера альбома реально наводит на мысли о каком-нибудь сумасшедшем доме XIX века, куда заключили какого-нибудь спятившего композитора. Электрическое пианино нервно переминается с ноты на ноту. Контрабас то нерешительно шепчет что-то, то ревет как медведь. Но самый главный музыкальный инструмент, который на протяжении всего альбома меняет все настроение и всю окраску альбома, и меняет не один раз – это голос Бакли. Сам Бакли считал именно голос своим главным музыкальным инструментов, и как показывает его вокальная работа на Lorca – он далеко не зря так считал. Просто для примера, в зависимости от выбранного момента, можно сравнить его вокал с такими разными вокалистами, как: Сид Барретт, Вэн Моррисон, Рой Орбисон, Скотт Уокер. Хотя, на самом деле, Бакли-то и не нуждается во всех этих сравнениях. Он сам по себе.
Проведу напоследок неожиданную параллель. Когда у Дрейка в жизни все было очень даже погано – он записал жизнеутверждающий альбом. У Бакли же, во время записи данного альбома… ну, не все радужно было, но в целом – нормально. И он записывает такой мрачный альбом, которого у него ни до, ни после уже не было. Из разряда – путешествие по самым мрачным глубинам познания. При этом не сказать, что альбом пессимистичен. Пессимизм, оптимизм – это все вообще чужие слова тут. Тут глубина иная, глубина, которой мало кто достигал. Если взять хоть того же Мэтта Эллиотта, про которого писал коллега Мэлькор и сравнить с этим альбомом – его музыка сразу покажется счастливой и нормальной, в смысле – близкой к нормальному фолку, к нормальным структурам, к нормальным настроениям. Это при том, что он тоже бесспорно авант-фолковый альбом.
Резюме – фолк-альбом, который, во многом-то, уже и не фолк совсем. Джаз – но и не джаз. Крайняя станция на пути следования в никуда. Бакли сумел удержаться на краю бездны, но понравится это его балансирование – далеко не всем.
Пара треков на пробу:
Группа:Comus Альбом:First Utterance Жанр:Avant-Folk, Psychedeliс Folk Год:1971
Если Lorca – это мрачный альбом, который чем-то напоминает бред сумасшедшего профессора, то First Utterance – это шизофренические грезы потенциального маньяка. И это хорошо, если только грезы и если только потенциального. На хитовой полушаманской открывашке Diana – очень ярко и без прикрас живописуется погоня по лесу за упомянутой в названии Дианой. C последующим, чего уж греха таить, изнасилованием. На центральной для всего альбома композиции Drip Drip, протагонист песни, кого-то очень жестоко пытает, радостно при этом приговаривая: “I’ll be gentle!”. Песня под стать – переходит от спокойного вступления к убойным и жестким проигрышам на акустической гитаре и скрипке. И, чтобы использовать еще один показательный пример, завершается альбом песней The Prisoner, в которой повествуется об ужасах шоковой инсулиновой терапии.
В общем, я думаю, что понятно, что альбом – это не путешествие в светлый мир, полный добра, равенства, и братства. Конечно, сейчас, когда уже многим знакомы тексты брутал-дэтовых и грайндкоровых команд – подобными темами никого не удивить, но тогда, в начале 70-ых… Короче говоря, я думаю, что читатели этой статьи заметили некий тренд, который я уже отмечал, когда говорил про Дрейка и про Бакли. Я имею в виду, что популярности группа не заимела. И вскоре после выхода альбома – развалилась. Если принять во внимание тексты – то оно и неудивительно, что не заимела.
Да вот только и музыка-то тоже – совсем не располагала к массовому поклонению. Мрачность в ней абсолютно под стать лирике. При этом, не сказать, чтоб тут были такие же, например, сложные структуры, как у того же Бакли. Тут музыка скорее животная, ну или музыка сердца, если угодно, чем музыка холодного разума. Но в то время как Дрейк упрощал форму, возвращаясь, в каком-то смысле к истокам, в то время как Бакли форму усложнял, используя концепты и структуры реально мозголомные, но хотя бы уже существующие, Comus делали нечто совсем иное. Они, на чистой интуиции, на чистом кураже изобретали новый вид фолка.
Он не менее густо замешан с психоделией, чем фолк Бакли, вот только психоделия тут очень другая. Она одновременно кислотная – и в то же время очень лесная. Вообще, лес в музыке Comus очень сильно чувствуется, и лес этот, конечно, далеко не тот, в котором танцуют эльфы. Тут, скорее, пьяные сатиры и ведьмы около котлов. Причем, это можно утверждать, даже если оставить в покое уже неоднократно мною помянутые тексты. Исключением, да и то отчасти, можно назвать только самый красивый и спокойный трек на альбоме – The Herald. Нежная гитара, флейта, спокойная скрипка, и поистине ангельский женский вокал.
Но это именно что исключение из правил. Если взять ту же упоминавшуюся выше Drip Drip – там скрипка уже совсем не спокойная, а вместе с гитарой выплетает фламенкоподобные ритмы, а мужской вокал – вообще чистый крик, даже можно сказать – крик души. Кстати, нельзя не упомянуть, что большой фанат Comus и лидер группы Opeth Микаэль Акерфельдт, назвал свой третий альбом (My Arms, Your Hearse) в честь одной из строчек этой песни. Или вот композиция The Bite, которая звучит, не менее яростно, чем Drip Drip, но за счет более короткого хронометража умудряется даже больше вогнать в ступор. Вообще, альбом несмотря на свой магнетизм, можно даже назвать уродливым, но, при этом, уродливым именно нарочито.
И вот, хотя формально, группу и можно отнести к психоделичному фолку, но почему-то она на этот самый остальной психоделичный фолк не похожа совсем. Группа опередила свое время, причем, судя по всему, тоже самое можно было бы сказать про музыку Comus, даже если б этот альбом вышел в 2014 году.
Резюме – в данной статье, вообще-то, нет таких исполнителей/групп, которые понравились бы гарантированно всем, но Comus – это вот именно то, что называют – на любителя. В отличие от того же Бакли – это все еще фолк, но это фолк, на котором все выкручено до предела, порой – даже дальше, чем следовало бы. Всем любителям странной и смелой музыки, если они еще не слышали – слушать обязательно.