Музыкальная рубрика

Кардинальные изменения музыкального курса или творческого подхода – могут, как положительно изменить карьеру и творческий потенциал индивидуума, так и полностью сломать ее из-за одной ошибки. Особенно, если музыка этого индивидуума строится на общей интимности и камерной мрачности. С другой стороны – кто не рискует, тот, как известно, не пьет шампанского. Так, видимо, подумал и Мэтт Эллиотт, прежде чем основательно перевернуть все для себя с ног на голову.

Творческая личность Эллиотта четко делится на две части – одна часть делает мрачный драм-энд-бас под логотипом “The Third Eye Foundation”, но ее мы отложим в сторону сразу – она, безусловно, добавляет общего богатства портрету музыканта, но в контексте данного текста – нас эта часть интересует постольку-поскольку.

Интересует нас его творчество под именем собственным. Оно представляет собой мелодичный, атмосферный, и донельзя мрачный авант-фолк, подразделения “sad bastard folk”. Будучи великолепным акустическим гитаристом и не менее талантливым сочинителем, занимался он этим в одиночку – ну так, разочек позвал кого-то там на пианине сыграть. Отсутствие группы поддержки на качество выдаваемого материала не влияло никак – тупым бренчанием он не страдал, щедро разбавляя свою игру как электронными и эмбиентовыми фишками родом из иного своего проекта, так и всякими фламенко, да балканским и славянским фолком (благо, его мать – родом из Эстонии, а самым сильным музыкальным впечатлением сам Эллиотт называет услышанный им в детстве православный хор – и даже одна из лучших его песен посвящена подводной лодке “Курск”).

Однако же, если бы так все и продолжалось, то этот текст мне пришлось бы начинать как-то иначе, а сам Эллиотт так бы, наверное, и не реализовал свой полный потенциал. Но для подготовки альбома 2013-го года, “Only Myocardial Infarction Can Break Your Heart” он все же пошел ва-банк и группу музыкантов собрал.

Изменения слышны сразу – если раньше кто-нить Эллиотта периодически и сравнивал с Леонардом Коэном, после выхода этого альбома эти сравнения подзатихли. Мэтт смог сохранить все элементы, которые делали его любимым среди поклонников, добавив очень много богатства своим аранжировкам – пианины, мелотроны, контрабас (!) – это все пошло только на пользу, не разбавив эстетику его музыки, а лишь углубив ее, добавив новое измерение.

Это углубление становится очевидным с первой же песни – 17-тиминутной “Right to Cry”. У Эллиотта уже были до этого могучие и развернутые композиции, достаточно вспомнить уже упоминавшуюся “The Kursk” или песню с лучшим названием на Земле “If Anyone Tells Me “It’s Better to Have Loved and Lost Than to Never Have Loved at All” I Will Stab Them in the Face”. Но тут-то и находится ключевое различие – на всех своих предыдущих альбомах, и в особенности на трилогии Songs – Эллиотт представал человеком настолько глубоко находящемся в депрессии, что это даже и чудо, что он еще и музыку записывал.

“The Right to Cry” сходу этот тренд меняет – тут вроде и присутствуют все стандартные элементы Эллиотта – постепенное нагнетание атмосферы, еле слышное многоголосье на заднем фоне (состоящее только из самого Эллиотта), изящная гитара, проникновенный баритон самого Эллиотта. Но благодаря добавившимся в общую картину элементам и благодаря, видимо, каким-то личным решениям Мэтта – тут не найти той бездонной тьмы, в которой он прежде топил свою музыку (как пьяницы топят печаль в алкоголе). Он не избавился от общего sad bastard-настроя, но позволил себе добавить в свое царство луч света – пусть даже и довольно злой и ироничный луч (название альбома, в принципе, характеризует его суть лучше всего).

Позволив себе допустить в музыку немного богатого, даже порой барочного тепла и успокоив, в большинстве случаев, ее темп, дальнейший путь у Эллиотта был только один, по сути своей – ведь возвращаться назад к стилистике чистого-пречистого себя – на данном этапе это было бы нечестно и даже противно его собственному творческому началу.

Нет, развиваться стоило согласно заданному курсу – и его альбом этого года выхода, “The Calm Before” – таким развитием и стал. Еще больше неоднозначности, еще больше спокойствия и размеренности, еще больше просто прекраснейших аранжировок.

Спокойствие это, впрочем, обманчиво, что обозначается и названием альбома. Да, большую часть времени Эллиотт не разгоняет песни (единственным исключением можно назвать “I Only Wanted to Give You Everything”, которая выполнена вполне в стиле традиционных для Мэтта ультрамрачных вещей родом с его трилогии), но даже без этого ему удается создать атмосферу тревожную и, так сказать, предвещающую. Придерживаясь концепта, Эллиотт весь альбом проводит, балансируя на грани между этой самой тишиной и грядущим апокалипсисом, который грозит если не разрушить все стоящие на пути жизни, то, по крайней мере, снести все устои и переделать по новой, под себя, не оглядываясь ни на чьи мнения. Сам Эллиотт, впрочем, в интервью признавался, что не считает эту грядущую бурю чем-то обязательно плохим – и весь альбом эту его позицию подтверждает, демонстрируя в полной мере его новообретенное смирение – яростных протестов вроде “Zugzwang”, которые были даже на прошлом альбоме – тут уже не обнаружить, и это, в какой-то мере, делает альбом только лучше и целостнее.

Сам Эллиотт особо отмечает две песни на альбоме – упомянутую “I Only Wanted to Give You Everything”, которая ему далась легче всего (неудивительно, опыт-то в написании и исполнении таких вещей у него немалый уже), и философскую “The Allegory of the Cave”, которую, по его словам, пришлось переписывать чуть ли не двадцать раз (и он все равно остался в итоге не слишком ею доволен).

Но на ней, на самом деле, стоит остановиться подробнее, как и на небольшой зарисовке “The Feast of St. Stephen”. Тут надо сказать следующее – я немного приврал, ну или просто прикрыл правду, когда сказал, что яростных протестов-взрывов энергии нет. Нет, музыкально-то их нет, а так как и сам Эллиотт считает себя музыкантом, а не поэтом (что доказывает и ранняя его лирика – слишком развернутых текстов у него не было до недавнего времени) – я счел возможным сфокусироваться на этом. Но на деле, лирика “The Feast of St. Stephen” – это именно обоснованный гнев в адрес всяческих религий, культов и прочей этой мишуры, и гнев этот весьма обоснован.

Но заведем же речь о “The Allegory of the Cave”. Как я замечаю, многие любимые сингеры-сонграйтеры любят вставить чуть ли не самую эмоционально мощную и глубокую песню в самый конец альбома, причем всенепременно – после того как музыкальная кульминация вроде как бы уже и произошла и место остается лишь для эпилога. Так и здесь – кульминация случилась на цыганской “Wings & Crown”, но самой эмоционально наполненной и показывающей все способности Эллиотта, как поэта – можно смело назвать именно задумчивую закрывающую песню. Она не самая музыкально развернутая и разнообразная здесь, несмотря на присутствующую сквозь трек виолончель, да и сам Эллиотт здесь играет с предельной сдержанностью, но, в конце-то концов – в том числе это песню и рекомендует.

Ведь когда ты делаешь альбом, который должен хоть как-то охарактеризовать грядущую бурю – на бурю ты должен пусть отчетливо, но намекнуть, а не вбить ее слушателю в голову молотом.

Это и характеризует Мэтта Эллиотта лучше всего – он мастер мрачной музыки, мастер своей гитары, но прежде всего – он мастер нюансов, которые на первый взгляд могут пройти незамеченными. Но находятся эти нюансы во всем – как в метаидее, так и в небольшом гитарном переборе. Может быть, в этом и заключается гениальность.