Анджей Сапковский «Кровь эльфов»
Третья (четвёртая с учётом интерквела «Сезон гроз») книга цикла «Ведьмак». Или же первый том пятитомного романа, составляющего основу цикла. Перечитано в оригинале, чтобы отбить послевкусие от сериала «Ведьмак».
После захвата Нильфгаардской империей Цинтры и битвы при Содденском холме, в которой чародеи Северных королевств смогли разбить нильфгаардцев, наступил неустойчивый мир. Нильфгаард затаился на левом берегу реки Яруга, выжидая, пока его агенты выполнят свою работу, сделав Северные королевства пригодными к лёгкому завоеванию. В частности, на территории Северных королевств разгорается поддерживаемая Нильфгаардом партизанская война, в которой отряды Скоя'таэлей, или «Белок», состоящие из эльфов и примкнувших к ним представителей других нечеловеческих рас (краснолюдов, низушков и гномов) воюют с людьми, в надежде добиться создания своего собственного независимого королевства.
Короли Севера не смотрят на это безучастно, а пытаются объединиться, чтобы противостоять общему врагу. Обильно льётся кровь. Кровь людей и кровь эльфов. Казалось бы, вот откуда название книги! Но Сапковский не был бы Сапковским, если бы не придал названию второй смысл. Обе противоборствующие стороны стремятся заполучить Дитя Старшей Крови княжну/принцессу Цириллу, которую читатели вслед за Геральтом и Йеннифер называют просто Цири (перевод титула Цириллы вопрос сложный — в книге прямо сказано, что она «nie królewną była, a księżniczką», но с польского и то и другое слово переводится, как «принцесса». Думаю, разница в том, что Цири не дочь короля, а внучка, то есть не царевна, а великая княжна. Но дочь короля тоже великая княжна! Хотя в английском языке, а английская королевская семья самая известная из существующих, и та и другая назывались бы принцессами. В общем титулование Цириллы это, скорее вопрос веры/убеждения/импринтинга, а не знания).
Чтобы защитить девочку (подростка) Геральт увозит её в ведьмацкое логово Каэр Морхен, но у Цири обнаруживаются способности, для развития которых, или совладания с которыми, нужна чародейка. Между тем Геральт не общался с Йеннифер уже несколько лет...
В этой книге впервые собственной персоной появляются император Эмгыр вар Эмрейс, и рыцарь со шлемом, украшенными крыльями хищной птицы, преследующий Цири в ночных кошмарах.
Всячески рекомендую к прочтению (после первых двух книг).
Не смог удержаться от пары цитат (перевод мой, имена в принятой транскрипции):
- Ты изучаешь не скеллигский жаргон, а классическую Старшую Речь.
- А зачем я, собственно, эту Речь учу, а?
- Для того, чтоб её знать. Тому, чего не знаешь, надлежит учиться. Тот кто не знает языков — калека.
- Всё равно все разговаривают на всеобщем!
— Факт. Но некоторые не только на нём. Уверяю тебя, Цири, что лучше относиться к некоторым, чем ко всем.
- Даже если и так, — язвительно сказала чародейка, — разве вам это не на руку? Серьезная, кровопролитная война приведёт к тому, что больше будет опустевших деревень, больше овдовевших баб, и просто толпы осиротевших детей…
— Не понимаю твоего сарказма. — Геральт убрал руку со лба. — Действительно не понимаю, Трисс.
— Я тоже, детка, — поднял голову Весемир. — О чём речь? О тех вдовах и детях? Ламберт и Койон болтают как малые дети, но ведь важны не слова. Ведь они…
— …они этих детей защищают, — гневно прервала Трисс. — Да, я знаю. Спасают от волколака, который за год убивают двух-трёх детей, в то время как нильфгаардский разъезд может за час вырезать и сжечь целую деревню. Да, вы защищаете сирот. А я борюсь за то, чтобы сирот было как можно меньше. Борюсь с причинами, а не с последствиями. Поэтому вхожу в совет Фольтеста из Темерии, заседаю там вместе с Феркартом и Кейрой Мец. Мы советуемся, как не допустить войны, а если до неё всё-таки дойдёт, как защищаться. Потому что война висит над нами, как гриф-стервятник, постоянно. Для вас она авантюра. Для меня — игра, ставка в которой — выживание. Я втянута в эту игру, и поэтому мне больно и обидно видеть ваше безразличие и беспечность.
Геральт, выпрямившись, взглянул на неё.
— Мы — ведьмаки, Трисс. Разве ты не понимаешь?
— А что тут понимать? — тряхнула каштановой гривой чародейка. — Всё ясно и понятно. Вы выбрали определённое отношение к окружающему вас миру. То, что этот мир в любой момент может рухнуть, часть вашего выбора. А моего — нет. В этом разница между нами.
— Не уверен, что только в этом.
— Мир рушится, — повторила она. — Можно смотреть на это, сложа руки. Можно этому противодействовать.
— Как? — язвительно усмехнулся Геральт. — Эмоциями?
Она не ответила, отвернувшись к гудящему в камине огню.
— Мир рушится, — повторил Койон, покачивая головой в притворной задумчивости. — Сколько раз я уже это слышал.
— Я тоже, — поморщился Ламберт. — И неудивительно, потому что это популярная в последнее время фраза. Так говорят короли, когда оказывается, что для правления необходима хоть капелька ума. Так говорят купцы, когда жадность и глупость доводят их до банкротства. Так говорят чародеи, когда начинают терять влияние на политику или источники дохода. А тот, к кому обращено это утверждение, должен сразу после него ожидать какого-то предложения. Так что, Трисс, сократи вступление, и изложи нам предложение.
— Меня никогда не занимали словесные стычки, — чародейка окинула его холодным взглядом, — и ораторские приёмы, цель которых — высмеять собеседника. Не собирась участвовать ни ч чём подобном. Что я имею в виду, вы знаете прекрасно. Хотите прятать голову в песок, дело ваше. Но ты, Геральт, сильно меня удивляешь.
— Трисс, — беловолосый ведьмак снова смотрел ей прямо в глаза, — чего ты от меня ждёшь? Активного участия в борьбе за спасение рушащегося мира? Я должен завербоваться в армию и сдержать Нильфгаард? Должен, если дойдёт до очередной битвы при Соддене, встать с тобой на Холме, плечом к плечу, и драться за свободу?
— Я была бы горда, — тихо сказала она, опустив голову. — Я была бы горда и счастлива, если бы могла драться рядом с тобой.
— Верю. Но я недостаточно благороден для этого. И недостаточно мужественен. Я не гожусь в солдаты и герои. И мучительный страх боли, увечья или смерти не единственная причина. Солдата нельзя заставить перестать бояться, но можно дать ему мотивацию, которая поможет преодолеть страх. А у меня такой мотивации нет. И быть не может. Я — ведьмак. Искусственно созданный мутант. Я убиваю чудовищ. За деньги. Защищаю детей, если родители мне заплатят. Если мне заплатят нильфгаардские родители, я буду защищать нильфгаардских детей. И если даже весь мир рухнет, что не представляется мне вероятным, я буду убивать чудовищ на развалинах мира до тех пор, пока какое-нибудь из них не убьёт меня. Это моя судьба, моя мотивация, моя жизнь и моё отношение к миру. И не я это выбирал. Это сделали за меня.
[...] Знаешь, почему ты [Цири] так хорошо их [скоя'таэль] понимаешь? Потому что скоя'таэли тоже школота. Это сопляки, не понимающие, что их подстрекают, что кто-то использует их щенячью глупость, подкармливая лозунгами о свободе.
- Но они же в самом деле борются за свободу. — Цири подняла голову и глянула на краснолюда широко открытыми зелёными глазами. — Как дриады в лесу Брокилон. Убивают людей, потому что люди... некоторые люди причиняют им вред. Потому что когда-то это была ваша земля, краснолюдов и эльфов, и этих... низушков, гномов и прочих... А теперь тут живут люди, вот эльфы и...
- Эльфы! — фыркнул Ярпен. Если говорить коротко, то они такие же приблуды, как и вы, люди, хоть и прибыли на своих белых кораблях за добрую тысячу лет до вас. Сейчас-то они наперегонки лезут к нам со своей дружбой, сейчас-то мы братья, сейчас-то они зубы щерят: «мы побратимы», «мы Старшие Народы». А в старину, бл... Гм, гм... В старину-то свистели у наших ушей их стрелы, когда мы...
[...]
- Хм... Но сейчас... Людей же гораздо больше,чем... Чем вас.
- Потому что размножаетесь, как кролики, — скрипнул зубами краснолюд. — Вам бы только трахаться, по кругу, без разбора, с кем попало и где попало. А вашим женщинам достаточно сесть на мужские штаны, как у них живот вздувается... Чего так покраснела, словно мак полевой? Хотела понять, да или нет? Вот и имеешь чистую правду и верную историю мира, которым владеет тот, кто ловчее расшибает другим черепа, и быстрее накачивает своих баб. А с вами, людьми, трудно соревноваться, как в убийствах, так и в траханьи...
- Кто же прав? Белки или вы? Геральт хочет быть... нейтральным. Ты служишь королю Хенсельту, хотя сам краснолюд. А рыцарь на заставе кричал, что все наши враги и что всех надо… Всех! Даже детей. Почему, Ярпен? Кто же прав?
— Не знаю, — с трудом сказал краснолюд. — Я не постиг всяких премудростей. Поступаю так, как считаю правильным. Белки взялись за оружие, ушли в лес. «Людей — в море», — кричат, не ведая, что даже этот прилипчивый лозунг подсказали им нильфгаардские эмиссары. Не понимая, что этот лозунг адресован не им, а, собственно, людям, что он должны пробудить людскую ненависть, а не боевое рвение юных эльфов. Я это понял, и поэтому то, что делают скоя’таэли, считаю преступной глупостью. Что ж, возможно через несколько лет меня за это обругают предателем и продажной тварью, а их будут называть героями… Наша история, история нашего мира, знает такие случаи.
Он замолчал, взъерошил бороду. Цири тоже молчала.
— Элирена… — неожиданно буркнул он. — Если Элирена была героиней, если то, что она сделала, называется геройством, то ладно, пусть меня называют предателем и трусом. Потому что я, Ярпен Зигрин, трус, предатель и ренегат, заявляю, что мы не должны убивать друг друга. Я заявляю, что мы должны жить. Жить так, чтобы потом не пришлось ни у кого просить прощения. Героическая Элирена… Ей пришлось. Простите меня, умоляла она, простите. тысяча чертей! Лучше сгинуть, чем жить с осознанием того, что сделал что-то такое, за что нужно просить прощения.
Он снова умолк. Цири не задавала вопросов, которые так и просились на язык. Инстинктивно чувствовала, что не должна.
— Мы должны жить рядом, — вновь заговорил Ярпен. — Мы и вы, люди. У нас просто нет другого выхода. Двести лет мы об этом знаем и больше ста над этим работаем. Хочешь знать, почему я поступил на службу к Хенсельту, почему принял такое решение? Я не могу допустить, чтобы эти труды пропали зря. Сто с лишним лет мы пытались сжиться с людьми. Низушки, гномы, мы, даже эльфы, я не говорю о русалках, нимфах и сильфидах, эти всегда были дикарками, даже когда вас тут и в помине не было. Тысяча чертей, это продолжалось сто лет, но нам удалось как-то наладить эту совместную жизнь, жизнь бок о бок, вместе, нам удалось отчасти убедить людей, что мы очень мало отличаемся друг от друга.
- Ты и твоё великое дело... — ведьмак, не обращая внимания на трубадура, покачнувшись, ступил вперёд. — Твоё великое дело, Филиппа, и твой выбор, это раненый, которого ты хладнокровно заколола после того, как он сказал то, что ты хотела знать, и чего мне знать было нельзя. Твоё великое дело это Риенс, которому ты позволила сбежать, чтобы он случайно не раскрыл имени своего хозяина. Чтобы мог и дальше убивать. Твоё великое дело это те трупы, которых не должно было быть. Прости, я неверно выразился. Не трупы. Мелкие делишки!
- Я знала, что ты не поймёшь.
- Не пойму, точно. Никогда. Но о чём идёт речь знаю. Ваши великие дела, ваши войны, ваша борьба за спасение мира... Ваша цель, которая оправдывает средства... Прислушайся, Филиппа. Слышишь эти вопли? Это коты сражаются за великое дело. За нераздельное господство над кучей отбросов. Это не шутки, там льётся кровь и летят клочья. Там идёт война. Но меня обе эти войны, кошачья и твоя, волнуют неимоверно мало.
- Запомни, — повторила [Йеннифер]. — Магия это Хаос, Искусство и Наука. Она проклятие, благословение и прогресс. Всё зависит от того, кто использует магию, как и с какой целью.
Анджей Сапковский «Час Презрения»
Четвёртая (пятая с учётом интерквела «Сезон гроз») книга цикла «Ведьмак». Или же второй том саги о ведьмаке Геральте.
В ходе чтения всё время думал о переводе названия, тем более, что Сапковский неоднократно употребляет в тексте слово «pogarda», то есть «презрение». Так что формально всё, вроде, правильно, но в глубине души хочется заменить «презрение» «бесчестьем». Потому как речь о презрении не только к людям/эльфам/и прочим существам, народам и социальным группам, но и к благородству, верности и другим высоким понятиям. Впрочем, «презрение» уже прижилось, да и звучит неплохо.
О сюжете. Йеннифер и Геральт, наконец, встречаются вновь. Цири должна поступить в школу чародеек Аретузу. Всё, вроде, складывается лучше некуда, разве что Геральту крайне неохотно приходится принять участие в светском мероприятии — торжественном банкете (точнее — фуршете) по поводу открытия съезда чародеев. Съезд собран по инициативе героя битвы при Содденском холме самого могучего из чародеев Вильгефорца и должен решить, что и как могут сделать маги, чтобы предотвратить надвигающуюся войну. Однако ночью после банкета происходят события, которые меняют ход мировой истории и направляют её, как и личную жизнь героев в отнюдь не благоприятном направлении...
Рекомендации? Если вы прочитали первых три книги, то, несомненно, хоть тушкой, хоть чучелом, должны прочитать и четвёртую!
Бил себя по рукам, но опять пара цитат (перевод мой, имена и названия, кроме одного, в принятой транскрипции):
- [...] Откуда у тебя этот недостаток доверия? Причём по отношению к коллеге по профессии?
Геральта слегка передёрнуло. Кодрингер сделал бы вид, что не заметил, но не мог, потому что заметил кот. Тот широко раскрыл глаза, обнажил белые клыки и почти беззвучно зашипел.
- Не дразни моего кота, — сказал адвокат, успокаивающе поглаживая животное. — Тебя задело слово «коллега»? Однако это правда. Я тоже ведьмак. Я тоже избавляю людей от чудовищ, и от чудовищных проблем. И тоже делаю это за деньги.
- Есть некоторая разница, — пробурчал Геральт, всё ещё под неприязненным взглядом кота.
- Есть, — согласился Кодрингер. Ты ведьмак анахроничный, а я ведьмак современный, идущий в ногу со временем. Поэтому ты скоро останешься без работы, а я буду процветать. Стриг, виверн, эндриаг и волколаков скоро уже не будет на свете. А сучьи дети будут всегда.
- Природа не знает понятия «философия», Геральт из Ривии. Философией обычно называют жалкие и смешные попытки понять Природу, предпринимаемые людьми. За философию сходят и результаты таких попыток. Это всё равно, как если бы свёкла доискивалась причин и следствий своего существования, называя плоды своих размышлений извечным тайным конфликтом Клубня и Ботвы, а дождь считала бы Непостижимой Созидательной Силой. Мы, чародеи, не тратим времени на догадки, что есть Природа. Мы знаем, что она есть, ибо сами являемся Природой. Ты меня понимаешь?
- Поразительно, — гнусно ухмыльнулся ведьмак, — до какой степени всех волнует моя нейтральность. В какой степени она делает меня объектом предложений договорённостей, сделок и сотрудничества, поучений о необходимости сделать выбор и встать на правильную сторону. Кончай эти разговоры, Вильгефорц. Ты зря тратишь время. В этой игре я не являюсь для тебя равным партнёром. Не вижу шансов, что мы окажемся вместе на одном полотне в Галерее Славы. Особенно на батальном.
Чародей молчал.
- Расставляй, продолжил Геральт, — на своей доске королей, королев, слонов и туры, и не беспокойся обо мне, потому что я на этой доске значу не больше, чем пыль, которой она покрыта. Это не моя игра. Ты утверждаешь, что я должен буду выбрать? Заверяю тебя, ты ошибаешься. Я не буду выбирать. Я приноровлюсь к тому, что случится. К тому, что выберут другие. Я всегда так делал.
- Ты фаталист.
- Да. Хоть это ещё одно слово, которого я не должен знать. Повторяю, это не моя игра.
Зывик ускорил шаг. Прошёл мимо четырёх прибывших вчера скальдов из Ард Карриг, сидевших в тени богато украшенной палатки маркграфа. Скальды как раз сочиняли балладу о победоносной военной операции, о гении короля, мудрости командиров и мужестве простого солдата. Как обычно, чтобы не терять времени, делали это перед операцией.
- Идём в бой, — догадался рядовой Краска, быстро запихивая рубаху в штаны. — В бой идём, господин десятник?
- А что ты себе думал? На танцы на зажинки? Переходим границу. Завтра на рассвете выступает вся Бурая Хоругвь. Сотник не сказал в каком порядке, но наша десятка, чай, вперёд пойдёт, как обычно. Ну, живей, шевелите жопами! Стоять! Сразу скажу, а то потом точно времени не будет. Это не будет обычная война, парни. Благородные какую-то новую дурню придумали. Какое-то освобождение, или что-то такое. Идём не врага бить, а на эти, как их, наши исконные земли, с этой, как её, братской помощью. А теперь смирно, и слушайте что скажу: людишек в Аэдирне не трогать, не грабить...
- Как же это? — раскрыл рот Краска. — Как же это, не грабить? А чем же коней кормить будем, господин десятник?
- Фураж для коней грабить, а больше ни-ни. Людей не рубить, халуп не палить, посевов не уничтожать... Закрой пасть, Краска! Это не народное вече, это армия, мать вашу! Приказов слушаться, иначе в петлю! Сказал, не убивать, не палить, баб...
Зывик, запнулся и задумался.
- Баб, — закончил он, — насиловать по-тихому, так чтобы никто не видел.