Ни один из лемовских циклов не продолжался так долго, как "Звёздные дневники". Первый рассказ об отважном звездопроходце Ийоне Тихом появился в далёком декабре 1953 года, а "Последнее путешествие Ийона Тихого" было написано в 1996 году (забавно, что написано оно было по предложению немецкой редакции журнала "Плейбой", и напечатано впервые было именно на немецком языке, и только потом этот рассказ опубликовали польская и русская редакции журнала).
Польский литературовед и знаток творчества Лема Ежи Яжембский пишет, что характер Ийона Тихого эволюционировал от фигуры барона Мюнхгаузена (который практически не меняется от того, где побывал и из каких передряг выбрался) к другому известному путешественнику и сочинителю, к Лемуэлю Гулливеру, приключения которого позволяют узнать много нового прежде всего о самом себе и это несомненно воздействует на героя.
Поначалу Ийон Тихий тоже был "вещью в себе". Вот как представлял его профессор Тарантога, друг и соратник: "Капитан дальнего галактического плавания, охотник за метеорами и кометами, неутомимый исследователь, открывший восемьдесят тысяч три мира, почётный доктор университетов Обеих Медведиц, член Общества по опеке над малыми планетами и многих других обществ, кавалер млечных и туманностных орденов...". И казалось, что ничего не изменится в облике этого героя.
Но времена шли, менялся окружающий автора мир, и во многих более поздних рассказах об Ийоне Тихом бесшабашный задор и юмор сменяются горечью неудач. Вот как заканчивает Тихий историю "Путешествия двадцать первого", одного из самых глубоких в философском смысле: "Видя бесплодность дальнейшего пребывания на этой планете, после грустного и трогательного прощания с благочестивыми братьями, я снарядил ракету, которая сохранилась целой и невредимой благодаря камуфляжу, и отправился в обратный путь, чувствуя себя другим человеком, нежели тот, что не слишком давно на ней высадился".
"Звёздные дневники" только на первый взгляд кажутся невинно-забавными, и их развлекательная сторона при внимательном рассмотрении оказывается наполнена серьёзными проблемами и неразрешимыми задачами.
Так, например, — опущенная мною — тема телепатии, которой посвящены тысячи произведений, порождена ложным предположением, будто бы внесознательная связь преодолевает языковые барьеры. Если бы даже телепатия была реальностью, то телепат мог мысленно сноситься только с тем, с кем был в состоянии общаться языково. Это на Земле; перенесение же "телепатического инварианта взаимопонимания" в Космос — чепуха и, сверх того, забвение гигантского количества реальных проблем, касающихся межкультурного контакта. Ведь столкновения различных культур показывают, сколь своеобразно в поле значений одной отражается смысловая система другой; подобное противостояние порождает ту релятивизацию ценностей, которая сегодня выбивает у нас почву из-под ног. Такое "решение по вопросу телепатии", принятое научной фантастикой, превратилось в ликвидатора возможностей, своим богатством наголову разбивающих все игры и забавы во внечувствительные контакты, коими научная фантастика занимается без устали. Так что можно без преувеличения сказать, что научная фантастика саму себя такими решениями парализовала. Ее критика, оперирующая тем же самым арсеналом категорий и понятий, который составляет багаж жанра, не может помочь ни себе, ни авторам охватить размер невосполнимых потерь, вызванных селекцией описанного рода. Будучи одновременно местом кропотливых, неустанных работ на той мизерной делянке, размеры которой ограничивают окостеневшие образцы, научная фантастика не может как целое испытать ренессанс, и высказываемые в этом смысле надежды есть не что иное, как тщетное ожидание пришествия Мессии. Из этого узилища можно выйти, но ни растворить его, ни радикально реформировать нельзя.
Сегодня — 80 лет Майклу Канделю, американскому писателю и переводчику.
Из письма Лема Майклу Канделю от 1 июля 1972 года:
Что касается названия, то должен признаться, что в вопросе ЗВУЧАНИЯ "The Cyberiad" я некомпетентен: я того ослабления, в английском, о котором Вы говорите, не могу ухватить. "Кибериада" в тексте explicite названа всего лишь раз, как какая-то женщина в стихотворении, которое сочинила машина Трурля (Электрувер) (думаю, с этим стихотворением Вы ещё намучаетесь!), и наверняка это ассоциировалось у меня с Иродиадой и с "Илиадой" заодно. Так что "Кибериада" связывается с явной античностью — по-польски "Кибернавты" звучало бы для меня плохо. А так ли в английском, я не знаю. Единственным несущественным аргументом в пользу сохранения "Кибериады" в названии может быть лишь то, что она уже переведена на несколько языков, например, на русский, французский (чудовищно), немецкий, и там это название сохранено. Но, конечно, это не тот аргумент, который может решительно предопределить суть дела. Для меня самого по каким-то непонятным самому причинам "Cybernauts" представляется более возвышенным названием, чем "Cyberiad". Но я не могу выжать из себя — почему так.