Мне кажется, что если слово «легковерный» произвести от слов «легко верить», то легковерными окажутся как раз последователи моего уважаемого противника. Всегда легче верить в то, во что верят все. А гипотеза (притом, как все знают, порою довольно безумная) и есть форма критического мышления в науке. И если профессору самому захотелось сослаться на ЭЙНШТЕЙНА, давайте задумаемся, на чьей стороне были бы сторонники профессора КИТАЙГОРОДСКОГО в знаменитых спорах, происходивших в двадцатые годы вокруг теории относительности. Ведь ЭЙНШТЕЙН, ко всему прочему, не «строил кирпич за кирпичом». Он произвел революции в науке.

И еще. Профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ, возмутившись против тех, кто «пользу противопоставляет развлечению и удовольствию», тут же предлагает чуть ли не в законодательном порядке отделить вещи серьезные от тех, занимательных, но несерьезных вещей, которые, по его мнению, пишет Станислав ЛЕМ (специально, как я мог понять, для развлечения ученых). Я не говорю уже о том, что Станислава ЛЕМА принято считать не развлекателем, а одним из крупнейших современных фантастов. Не говорю и о том, что у ЛЕМА (кстати, врача по образованию) описан классический случай раздвоения личности. Повторяю, дело даже не в этом – просто, где тут логика?

В статье профессора КИТАЙГОРОДСКОГО есть даже определение научной фантастики («книга, в которой автор, возводя в энную степень достижения науки, фантазирует о будущем»). Это полезно. С определениями научной фантастики дело сейчас обстоит из рук вон плохо. Специалисты в последнее время воздерживаются от подобных определений – слишком разрослась и слишком многофункциональна стала фантастика. Поэтому в формуле профессора КИТАЙГОРОДСКОГО огорчает, что она не нова. Приблизительно так определил шестьдесят четыре года назад одну из сторон своей фантастики Жюль ВЕРН. А мне бы не хотелось, чтобы наша советская фантастика почти семьдесят лет спустя свелась к ограниченно понятому Жюлю ВЕРНУ.

Давно известно, что «здравый смысл» — это устоявшийся опыт. Он историчен. Тот самый здравый смысл, который сегодня нам подсказывает, что земля круглая, какое-то время тому назад подсказывал, что земля – плоская. Ни одно действительно крупное революционное открытие в науке никогда не отвечало «здравому смыслу». Оно прямо ему противоречило. И если профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ выступает в защиту устоявшегося мышления, он, естественно, выступает в защиту здравого смысла. Здесь, во всяком случае, он совершенно логичен.

Прав профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ и тогда, когда говорит, что фантастика противоречит здравому смыслу. Противоречит. На то она и фантастика. Но это не значит, что она противоречит науке. Наука не исчерпывается здравым смыслом.

В науке есть два метода, друг друга дополняющие. В одном случае ученый идет от фактов к обобщениям, в другом от гипотезы к фактам. Научная фантастика тяготеет ко второму методу. По крайней мере – современная фантастика, в чем она и близка современной науке.

Мы часто говорим о научной революции XX века. Может быть, иногда ее лучше называть «концептуальной революцией». Человек, который следит за развитием современного знания, может не сразу понять сокровенную суть тех или иных новых концепций, но его, безусловно, не оставит ощущение грандиозного сдвига, который произошел в нашем мышлении. Фантастика и передает ощущение этого сдвига, и сама ему способствует. Она избавляет людей от стереотипов мышления.

Что касается положительного знания, то его лучше передает не научная фантастика, а научно-популярная литература. Боюсь, ее и спутал с фантастикой мой уважаемый противник.

Дело в том, что фантастика – литература. А литература обычно не черпает свой авторитет в достоверности приведенных фактов. Она сообщает не подлинное, а «похожее» — такое похожее, что оно кажется подлиннее действительных событий. Про литературу принято говорить, что она обобщает. Вот так же и фантастика обобщает. То, что она говорит о науке, может совпадать с самой наукой, а может и не совпадать – быть только на нее «похожей». Но она имеет право называться научной как в первом, так и во втором случае. Условие здесь только одно – соответствие типу научного мышления своего времени.

Многие науки сомкнулись сегодня в одну большую науку, объясняющую мир, и ни одна частная наука не может развиваться без того, чтобы все время не соотноситься с этой большой наукой.

Научная фантастика больше не дает советов по частным отраслям знания. Она истолковывает мироздание.

Вот почему я уверен, что профессор КИТАЙГОРОДСКИЙ заинтересуется научной фантастикой. И тогда нам не о чем будет спорить. Ведь фантастика говорит сама за себя.

«Литературная газета» №25 от 21 июня 1967 года, стр. 8.

Когда ученые срамили здравый смысл за то, что он не приемлет отсутствие траектории у электрона или относительность времени, они имели в виду ограниченность мышления. А многие авторы научно-фантастических романов и множество их верных почитателей и читателей пригвоздили здравый смысл к позорному столбу за то, что он-де доверяет законам природы...

Необходимость отмежеваться от нападок на здравый смысл стала для меня ясной после того, как я прочитал две странички комментариев А. ГРОМОВОЙ к тем самым сочинениям ЛЕМА, особенно к его телевизионной пьесе. Мы должны увидеть в ней, по словам комментатора, «сочетание смелой и удивительно щедрой фантазии с подлинно современным по типу научным мышлением, сверкающего, будто беззаботного юмора с глубокой философской мыслью».

Все верно, как насчет фантазии, так и насчет юмора. Глубокой философской мысли я, честно говоря, не разглядел, но об этом не станем спорить: десяток ассоциативных ступеней приводит, как известно, к глубоким философским заключениям и из созерцания яичной скорлупы. А вот слова «современное по типу научное мышление» следует заменить словами «современная научная терминология». И тогда всё станет на свое место.

В пьесе ЛЕМА фигурирует здравомыслящий молодой магистр, который не желает принять на веру сдвоенного пришельца из будущего с застрявшим в нем дьяволом. По поводу мнений этого трезвого героя комментатор говорит: «Но поверхностный, обывательский здравый смысл никогда не помогал постичь истинную сущность явлений. В конце концов, если верить этому самому «здравому смыслу», то ясно будет, что Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот: ведь люди твердо стоят на Земле и никакого вращения не чувствуют, а Солнце на наших глазах каждый день восходит и заходит. Вот и верь после этого астрономам».

Да... Так что осторожнее, читатель! Вас грозят зачислить в сторонники Птолемея, если вы безоговорочно назовете сказкой (какой бы вы эпитет ни прибавили – вздорной, забавной, философской) машину времени.

Зачем вообще понадобился редакции сборника комментарий к этим рассказам ЛЕМА? Причину я вижу в том, что эпитет «развлекательный» произносится у нас часто с ругательным оттенком. Польза противопоставляется развлечению и удовольствию. Вот редакции и захотелось защитить ЛЕМА...

Но возвратимся к столь безжалостно уничижаемому здравому смыслу. То, что с ним не считаются авторы романов, нас может не беспокоить. Для восстановления справедливости достаточно переименовать научно-фантастический роман просто в фантастический. Хуже то, что на свете существует превеликое множество всяких вра... простите, выдумщиков, обожающих любой ценой поразить общественное мнение и таким образом стать в центр внимания, а иногда и заработать на этом немалую мзду. Впрочем, и это было бы не так опасно, если бы газеты и журналы не предоставляли свои страницы такого рода «сенсационным» открытиям.

Скажем, появляется статья о чудесном озере. Если взять из него воду и поместить в герметически закупоренный сосуд, то она через несколько часов бесследно исчезает...

Редактора мало заботит то, что это противоречит здравому смыслу. Его не беспокоит то, что вещество состоит из молекул, что диффузия молекул через стенки сосуда в обычных условиях невозможна. Его нисколько не волнует то, что такое явления несовместимо с законами естествознания. Он не понимает, что наличие «законов», которые могут беспричинно нарушаться, означает невозможность существования науки, а значит, и всей жизни.

Беспредельность науки состоит вовсе не в том, что она способна переварить любую комбинацию событий. Беспредельность ее означает завоевание новых областей, нахождение новых явлений в таких условиях, которые еще никогда не осуществлялись, реализацию таких процессов, которые сегодня технически невыполнимы, выяснение механизма событий, для изучения которых еще не созданы ни приемы, ни приборы.

Мне остается остановиться на психологическом аспекте нашей проблемы и ответить на вопрос, почему так много читателей (да и писателей) веруют в чепуху. Причина, несомненно, в стремительном развитии науки. У людей создалось (и вполне справедливо) представление о неограниченных возможностях науки и техники. Но в современной технике, строго говоря, нет чудес. Ни искусственный луч, посланный за миллионы километров, ни энергия водородной бомбы, ни полеты в космос не потребовали отказа от известных законов природы, а, напротив, были разработаны на их основе.

Я не перестаю удивляться количеству интеллигентных людей, которые охотно верят в видение через стену, предсказанию будущего, телепатию, снежного человека, искусственных спутников Марса, погибшую цивилизацию Атлантиды, сигналы с далеких звезд, воду, испаряющуюся из закрытых бутылок, беспроигрышную игру в рулетку. События, либо абсолютно невозможные, либо крайне невероятные. Впрочем, ведь есть же образованные люди, которые верят в бога и загробную жизнь.

Для автора этих строк нет сомнения, что, борясь против легковерия, он совершает альтруистический поступок. Легковерие ведет к разочарованиям. Вера в несуществующее мешает находить радости в простом земном бытии, приводит к тому, что человек не обращает внимания на счастье будней.

А потому – да здравствует здравый смысл!

«Литературная газета» №25 от 21 июня 1967 года, стр. 8.

P.S. Изначально статья Александра КИТАЙГОРОДСКОГО была куда больше по объему и в результате сокращений некоторые смыслы были утеряны. Более полный, но несколько измененный вариант был обнародован в первой главе его книги «Реникса» в том же 1967 году.

Из книги становится, в частности, понятно откуда появился Птолемей в следующем утверждении:

— Так что осторожнее, читатель! Вас грозят зачислить в сторонники Птолемея, если вы безоговорочно назовете сказкой (какой бы вы эпитет ни прибавили – вздорной, забавной, философской) машину времени.

Очень похоже, что в версии "Литературной газеты" были сокращены несколько абзацев:

— В том же сборнике научной фантастики в рассказе Лукодьяконова устами героя говорится: «Но когда некоторые деятели с апломбом заявляют, что пришельцев (с других планет или звезд) не только не было, но и быть не может, я злюсь. Мне кажется, что такие деятели втайне придерживаются взглядов Птолемея на строение вселенной. Хотя вслух хвалят Коперника».

Очень характерная фраза! Вот интересно, станет ли злиться такой герой, если «некоторые деятели» скажут, что никогда собака не рожала котенка, что никогда реки не текли в гору, что никогда человек не передвигал предметы силой своей воли и что так действительно никогда не было и не будет?

Скорее всего станет. Поскольку еще встречаются люди, исповедующие принцип, что легче верить сказкам, чем учиться научному мышлению. А скептика обругают, заявив, что он руководствуется здравым смыслом. А наука-де неоднократно доказывала, что здравый смысл приводит к заблуждениям, неприятию нового и прочим грехам.

Досадным является то, что, ругая здравый смысл (а этим действительно занимались многие естествоиспытатели и я в том числе), люди, причастные к науке, и герой Лукодьяконова иже с ними, понимают под здравым смыслом совсем иные вещи.

Лукодьяконовым Александр КИТАЙГОРОДСКИЙ называет дуэт Евгения ВОЙСКУНСКОГО и Исая ЛУКОДЬЯНОВА, чей рассказ «Трое в горах» был опубликован в «Альманахе научной фантастики. Выпуск 2».

25 мая 1966 года в газете «Известия» появилась статья академика Юрия ФРАНЦЕВА (на тот момент — шеф-редактор журнала «Проблемы мира и социализма» в Праге) «Компас фантастики». Она стала продолжением позиции Владимира НЕМЦОВА. Академик негативно оценил «Трудно быть богом»:

— Повесть опровергает, а не подтверждает возможность вмешательства в ход истории, ускорения исторического процесса и изменения его характера. Это было бы верно, если бы речь шла о человеческом произволе, о насилии над историей, о волюнтаризме. Но ведь научная социология утверждает возможность человека, вернее, социальных классов, влиять на ход истории, если они действуют в том направлении, в каком объективно развивается данное общество. Научная социология утверждает, что именно так народные массы творят историю, что от их деятельности зависят темп и в значительной мере характер развития общества, определяемый объективными закономерностями исторического процесса. От деятельности народных масс зависит, чтобы возобладала прогрессивная тенденция развития. Именно такая социологическая концепция дает широкую возможность художнику поставить ряд больших вопросов и по-своему, в художественной форме, наметить их решение. Но в повести этого, к сожалению, не случилось. Научная социология выступает и против волюнтаризма и против исторического фатализма. Ее положения досказаны жизнью, например, тем, что целые народности на данном этапе перешли от родового строя, лука и стрел, шаманства к социалистическим формам общежития.

Точно также он отнесся и к «Хищным вещам века»:

— ЗА последнее время появились романы советских писателей, посвященные будущему, лишенному четких социальных очертаний, например, капиталистическому обществу, в котором совсем нет классовой борьбы, не видно его социальной основы. В повести братьев СТРУГАЦКИХ "Хищные вещи века" подчеркивается изощренно высокий материально-технический уровень жизни будущего общества, изобилие, в которое по горло погружены люди. В ней ставится ряд проблем — о судьбе сознания и характера человека, об изменений этических взглядов и психологических установок человека в этих новых условиях. Но что можно сказать об этих изменениях, если в повести отсутствует первооснова всех социальных изменений? Как может художник писать о жизни общества и ни одним штрихом не выдать ее социальной сущности?

На Западе появились сейчас мастера художественной фантастики которые довольно откровенно заявляют, что им нет никакого дела до данных науки (и естествознания, и научной социологии), что их творчество — вольная игра воображения. Но в таком случае надо ли придумывать этому творчеству новое название — "социальная фантастика"? Не вернее ли сохранить за ним старое и более откровенное название — сюрреализм. Наличие в подобных химерических повествованиях каких-то мимоходом оброненных слов о "гравитационном поле" или о "фотонах" едва ли меняет дело по существу. Такие произведения имеют весьма отдаленное отношение к социальному фантастическому роману о силе человеческой мысли и дела...

Интересно, что в качестве положительного примера Юрий ФРАНЦЕВ приводит «Туманность Андромеды» Ивана ЕФРЕМОВА — при том, что ни словом не упоминает отповедь Ивана Антоновича НЕМЦОВУ.

ЕФРЕМОВ, сам крупный ученый, в письме Владимиру ДМИТРЕВСКОМУ от 3 июля 1966 года так охарактеризовал статью ФРАНЦЕВА:

— Статью ФРАНЦЕВА я добыл насовсем – она написана дураком, а ФРАНЦЕВ ведь умный человек. Из этого заключаю, что он подписал то, что ему подсунули. Надо бы всыпать как следует и за прогрессивный феодализм, и за новую формулировку фашизма – он дополнил Ленина тем, что определил фашизм как заключительный этап империализма – да за это одно – публичная порка.

— Мне думается, что смысл безапелляционных выводов статьи В. НЕМЦОВА заключается в том, что ему вздумалось критиковать современную фантастику с позиции своих давно скомпрометировавших себя взглядов, основанных на вкусовщине и непонимании сложности современных процессов общественного развития.

1 февраля 1966 года в «Литературной газете» выступили с ответом Владимиру НЕМЦОВУ «Фантасты пишут для всех!» Евгений БРАНДИС и Владимир ДМИТРЕВСКИЙ:

— Бездумное пользование материальными благами становится самоцелью, растлевает и духовно, и физически жителей "Страны Дураков", изображенной в повести "Хищные вещи века". Этому душному, самоуспокоенному миру противостоят два-три человека, посланных сюда извне, чтобы изучить на месте обстановку и выработать затем решения для согласованных действий. Быт и нравы "Страны Дураков" настолько отвратительны, что при всем желании нельзя увидеть в этом мире хищных вещей и легко доступных наслаждений прообраз желаемого будущего.

Между тем писатель Вл. НЕМЦОВ в своей недавно опубликованной статье ("Известия", 18 января 1966 г.) истолковывает эту повесть именно таким странным образом. Он вообще подходит к последним произведениям Стругацких упрощенно, вульгарно-социологически.

Понятно, что в центре всей этой дискуссии о фантастике стояли произведения братьев СТРУГАЦКИХ и прежде всего их идеологическая направленность.

10 февраля в публикации «Не только занимательное чтение» тему продолжил заслуженный деятель науки РСФСР, доктор экономических наук, профессор Михаил ФЕДОРОВИЧ. Речь уже шла непосредственно о «Хищных вещах века»:

— Но какой же все-таки существует социальный строй в "Стране Дураков"? На этот вопрос авторы повести дают только словесный ответ — неокапитализм... А что такое вообще неокапитализм? Он очень смахивает на "народный капитализм", который рекламируют ученые апологеты капитализма. Выходит, что Стругацкие невольно поверили в возможность создания "народного капитализма", который якобы обеспечит народу полную занятость, короткий рабочий день и изобилие.

... всемерно желая фантастическому жанру дальнейшего развития, приветствуя появление новых книг писателей-фантастов, нельзя не помнить при этом о требованиях социальной четкости авторских позиций. Нужно всегда помнить, что каждая советская книга, в том числе и фантастическая, это не только занимательное чтение, но в первую очередь средство воспитания человека.

Самое интересное, что автор упомянул выступление Евгения БРАНДИСА и Владимира ДМИТРЕВСКОГО, а также Владимира НЕМЦОВА в «Известиях», с которым даже не согласился по поводу какой-либо привлекательности «хищных вещей века», но не словом не обмолвился о статье фантаста №1 Советского Союза, автора главной и официально признанной утопии о коммунистическом будущем Ивана ЕФРЕМОВА (хотя пассаж о несогласии с привлекательностью «хищных вещей века» явно сделан с оглядкой на замечание по этому поводу ЕФРЕМОВА). При том, что БРАНДИС и ДМИТРЕВСКИЙ прямо ссылаются на публикацию ЕФРЕМОВА.

Публикации Владимира НЕМЦОВА и Михаила ФЕДОРОВИЧА появились не просто так. В феврале была подготовлена, а 5 марта 1966 года подписана «Записка отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС о недостатках в издании научно-фантастической литературы»:

— В последние годы в результате снижения требовательности со стороны издательств и редакций журналов к авторам, к идейно-художественному уровню произведений научно-фантастическая литература претерпела определенную эволюцию. Книги этого жанра начали все дальше отходить от реальных проблем науки, техники, общественной мысли, их идеологическая направленность стала все более притупляться и, наконец, стали появляться произведения, в которых показывается бесперспективность дальнейшего развития человечества, крушение идеалов, падение нравов, распад личности. Жанр научной фантастики для отдельных литераторов стал, пожалуй, наиболее удобной ширмой для легального протаскивания в нашу среду чуждых, а иногда и прямо враждебных идей и нравов.

Вот итог анализа в этой записке повести «Попытка к бегству»:

— Что же нашел в будущем этот советский человек? Он пришел к убеждению, что коммунизм не в состоянии бороться с космическим фашизмом, и "возвращается" снова в XX век, где и погибает от руки гитлеровцев.

А вот – повести «Трудно быть богом»:

— На этот раз действие повести происходит на планете, где существует средневековье. Оно по воле авторов уживается с элементами фашизма. При этом фашизм у Стругацких внеклассовый, он противопоставляется земному историческому фашизму, иначе говоря, это "необыкновенный фашизм", о возможности возникновения которого стало модно говорить в последнее время, проводя различные аналогии, делая весьма прозрачные намеки.

И, наконец, — о повести «Хищные вещи века»:

— Моделирование условной Страны Дураков, общества без признаков классов, достигшего необъяснимым образом изобилия материальных благ для всех своих членов — сопутствуемого упадком духовной жизни — тоже без всякой конкретизации причин, может вызвать у неискушенного читателя ошибочное представление, что изобилие материальных благ вообще ведет к упадку духовной жизни.

Массовая идеология, разделяема всеми членами общества, — это особенность и один из главных признаков общества, в котором нет антагонистических классов или нет классов вообще — иначе говоря — это особенность коммунистического общества.

В сущности, опубликование повести "Хищные вещи века" есть беспрецедентный случай в истории советской литературы, когда писатели, взявшись написать книгу об образе жизни "капиталистического" государства, не только не стремятся к анализу социальных сторон, но начисто отказываются от социальных оценок вообще, причем делают это, согласно авторскому замыслу, сознательно преднамеренно.

Кстати, последняя цитата весьма напоминает выступление Михаила ФЕДОРОВИЧА: «Создается впечатление, что "Страна Дураков" — это некое бесклассовое общество. И здесь-то заключен главный, принципиальный просчет авторского замысла». Он же, кстати, подчеркивал, что авторы сами признаются в предисловии, что не ставят «перед собой задачи показать капиталистическое государство с его полюсами богатства и нищеты, с его неизбежной классовой борьбой».

А следующие несколько абзацев записки будто списаны со статьи Владимира НЕМЦОВА:

— В книгах по научной фантастике встречается немало натуралистических картин, смакования всякого рода низостей и непристойностей. Некоторые герои их нарочито упрощены и огрублены. Говорят они на какой-то тарабарщине, в которой смешались арго уголовников с заумью снобов и развязностью стиляг. Вот несколько иллюстраций:

"В конце коридора дона Окана внезапно остановилась, обхватила Румату за шею и с хриплым стоном, долженствующим означать прорвавшуюся страсть, впилась ему в губы".

Напоминаю, как это же сказано у НЕМЦОВА:

— Если согласиться с этой мыслью, то никак нельзя оправдать ни сцены пьяных оргий и сомнительных похождений, которыми уснащают некоторые авторы свои произведения, ни тарабарский жаргон, на котором объясняются герои этих произведений.

В той же повести Стругацких "Трудно быть богом" альковная встреча похотливой доны Оканы с Руматой описана с натуралистическими подробностями, достойными бульварного романа, а некоторые действующие лица объясняются на таком фантастическом жаргоне:

— Выстребаны обстряхнутся и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам... Марко было бы тукнуть по пестрякам.

Да, современном стилягам впору переучиваться.

Когда в № 7 журнала «Знание – сила» за 1993 год была впервые обнародована эта записка отдела отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, ее предварила статья Всеволода РЕВИЧА «Дела давно минувших дней. Фантасты под надзором ЦК КПСС»:

— Когда я прочел докладную записку отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС от 5 марта 1966 года, у меня возникло смутное ощущение, что я это где-то уже читал. Но как же я мог читать то, что четверть века пролежало в сейфе? Пришлось вспомнить, где. Как раз в ту пору в прессе была развернута мощна кампания против "философской фантастики". (Под этим эвфемизмом, где главная нагрузка ложится на иронические кавычки, подразумевалось исключительно творчество СТРУГАЦКИХ). Писатель НЕМЦОВ и обществовед ФРАНЦЕВ в "Известиях", САПАРИН в "Коммунисте", КОТЛЯР в "Октябре", несколько позже СВИНИННИКОВ и КРАСНОБРЫЖИЙ в "Журналисте", не помню уж кто в "Молодой гвардии" — тот же стиль, та же аргументация, одни и те же примеры... Каким образом возник параллелизм писательских раздумий и докладных записок отдела пропаганды, можно только догадываться. Хотя догадаться нетрудно.

Еще один любопытный отрывок из записки отдела пропаганды:

— При издательстве "Молодая гвардия" сложилась группа молодых писателей и критиков, которые напрочь отбрасывают все, что было сделано, советскими фантастами прежде, стоят в фарватере современной западной фантастики... А все они вместе взятые взахлеб расхваливают Айзека АЗИМОВА, Рея БРЭДБЕРИ, Станислава ЛЕМА, монолитно и беспощадно выступают против советских писателей старшего поколения А. КАЗАНЦЕВА, В. НЕМЦОВА и других.