Очень непростой рассказ, очень и очень непростой, причём точку зрения каждый читатель должен определить сам. Шекли построил повествование так, что разные люди, при желании, могут найти там поддержку самой разной оценке ситуации, которая наступила с приходом Нама и их ультиматумом. С одной стороны, инопланетяне, пусть даже уверенные в своей правоте (и, быть может, правые?), навязывают человечеству свою волю, не дают ему самостоятельно пройти тернистый путь к гармонии и равновесию, и готовы даже к человеческим жертвам во имя сокрушения насилия. Так?

Но... сержант Гришме — отвратителен, один из самых омерзительных персонажей из всего, что я читал в последнее время. Военный, который служит Родине... Какой ещё Родине? Он ненавидит гражданских, ненавидит японцев, потому что они когда-то воевали с его страной, само собой, не выносит инопланетян... В конечном счёте, он ненавидит весь мир, ведь весь мир предал его святые идеи уничтожения и кровопролития во имя... А во имя чего, во имя собственной гордыни?

Так что.... Решайте сами, за кем правда. Или — за кем меньшее зло.

...Пространство веры?...

Нет, Шекли определённо хорош. Как устроено наказание в местном аду, которое дают грешнику? С одной стороны, ему дают веру, что пытка может иметь конец, что после бесконечных километров пути, миллионов взмахов меча, мириадов взмахов альпенштока человек может одержать победу в своём испытании. Но — ему в сердце невзначай бросают и зерно сомнения. Человек в сером, эмиссар Ада, не знает на самом деле, имеет ли испытание хоть какой-то конец, или нет, отмахиваясь от любых точных ответов.

...И когда человек, например, плывя в лодке, испытывает пытку покоем, он может плыть бесконечно. Его сила воли и вера будут с ним, но путь не будет иметь конца. Тогда семена сомнения, заложенные в разуме, дадут рано или поздно свои всходы, и грешник сломает собственную веру... Для того, чтобы сразу познать горечь поражения, ведь именно в этот момент могло исполнится его заветное желание — окончание пути...

Однако этого не случится. В этом и весь смысл кары. Стремление к тому, чего ты не сможешь достичь никогда, с постоянной червоточиной в сердце.

Здесь уже немного другая тема, новая апория, новый парадокс. Человек изобретает машину времени, путешествует в будущее... и застревает в петле. Как разорвать её? Бросаясь из времени во время, помешать самому себе, молодому, совершить великое открытие, и отправится в путешествие во времени! Несложно, правда?

Однако постоянные неудачи, толкания под локоть и трагические совпадения лишь подогревали интерес юного изобретателя, и, в конечном счёте, он уже на чистом упрямстве приходит к изобретению. Однако, если бы не было этой силы, противостоящей открытию, пришёл ли юный изобретатель к своей петле?

А вот это не факт. Так о чём же это? О неизбежности того, то должно случится, или о нарушенной схеме причинно-следственных связей?

Незамысловатый рассказ, на первый взгляд, но с хитринкой.

Почему с хитринкой? Лукавый Шекли спрашивает нас о самосознании. В рассказе, конечно, всё это грубовато выглядит: внешние силы, то бишь инопланетяне, внушают определённый настрой мысли, и с лёгкостью одолевают солдат противника. А если подумать: почему ты думаешь именно так, а не иначе, и твой ли тот строй мысли, в котором ты живёшь? Быть может, подумать, и прислушаться, а вдруг и вокруг тебя зашкаливают приборы и воет сирена?

Неунывающий Остап Бендер, который всегда жизнерадостен и открыт — вот образ настоящего жулика. Но и мошенник, созданный Шекли — неплох, хоть и не столь ярок и романтичен. Узнав о существовании идеальной статистики, он начинает активно играть на бирже, пользуясь выкладками совершенной бюрократии, и, казалось бы, скоро его акции пробьют потолок, и уйдут в голубую высь...

Ан нет. Рынок всегда остаётся рынком, и статистика, пусть даже самая идеальная, предвидит и конкурентное начало, и волны падений спросов на некогда успешные акции. Просто на этой чудной планете сие выражено... более ярко и резко. Вывод: не нужно верить даже самым надёжным цифрам, это раз, и два — нужно всегда понимать, что мир устроен куда сложнее, чем тебе кажется.

Это уже банальный психоанализ. Ну, насколько психоанализ может быть банальным?

Это насколько же нужно быть деревянным чиновником, чтобы написать инструкцию к пользованию человеком? Ну да, так называемые паранормалы, чьи способности используются с сугубо практическими целями, являются личностями неуравновешенными, однако почему к ним нужен одинаковый подход?

Да, одному типу людей нужно равенство, свобода и поддержка, им нужны условия для реализации — и тогда «устройство» будет работать.

Но есть другой тип людей. Ну вы знаете таких — «бери лопату, копай траншею, землю — сюда, отдыхай, пока летит» — и всё! Они собираются, напрягаются, и работают. Без управления, даже деловито-спокойного, они раскисают и начинают ныть, полностью теряя вменяемость... Не выношу такой тип людей, но, к сожалению... или к счастью — он существует. Так что не совсем это фантастика...

Снова Шекли играет с читателем... Вообще, большой молодец он был.

Когда ты читаешь первую страницу, то полное впечатление, что мы на курсах по созданию литературного текста, фантастики. Короче говоря, преподаватель как бы учит своих студентов красиво и связно гнать. Впечатление полное... а тут раз — и поворот, и мы уже оказываемся внутри этой самой фантастики, когда все эти космические фантазии, как казалось, являются просто скучной повседневной документалистикой...

Так что да, игра... Но очень, очень неплохая.

Ага, а вот и мой старый знакомый Шекли пожаловал, автор стёбных и юморных рассказов, да ещё и накрученных вокруг какой-то идеи. Ну а что? Вот вам, к примеру, весьма оригинальный и, как по мне, прекрасный способ войны, который не приемлет принесения вреда другому живому существу. Воин должен победить врага, убив сам себя, это и, воистину, прекраснейший способ ведения боевых действий, решение множества проблем. А представьте себе, как весело живётся местным милитаристам? Да уж, как говорил один персонаж известного кинофильма, «это вам не это»...

Рассказ Урсулы Ле Гуин «Vaster Than Empires and More Slow» появился лет через 20, и был, конечно, покрасочней, но его полным идейным прародителем была, безусловно, эта короткая зарисовка от Роберта Шекли. Представьте себе инопланетян, которые способны не просто читать мысли, но впитывать вообще всё содержимое человеческого разума, включая те ужасы, которые скрывает тёмное подсознание? Образованный читатель сразу ухватит здесь юнгианские мотивы, и вспомнит наркоманские эксперименты знаменитых писателей и учёных, которые с криком ужаса отшатывались от содержимого собственной головы?

...А если представить, что весь этот ужас впитывают разумы тех, кому это не свойственно?...

Один из первых рассказов молодого Шекли, и сразу, по сути, лишённый оптимистического и юморного ядра, который, собственно, и прославил его. С высоты мудрости своей юности (это не оговорка), он сразу вылил на страницы рассказа свою горечь и попытался выдавить «непрожёванный крик»...

Причём начинается произведение очень спокойно и мирно, и, по большей части, создаёт у читателя чувство психологического комфорта. лености и расслабленности. Предчувствие Страшного Суда и гаснущие звёзды, конечно, не шутка, но посмотрите на эту пастораль! Человек решил примирится сам с собой, выполнить свои давние мечты, раздать всем заработанные за жизнь деньги, встретить рассвет Апокалипсиса с умиротворением в душе...

Да, отчасти здесь есть и тема смирения перед Богом, тема раскаяния и покаяния, да. Тема покоя и приоритетов ценностей, когда остановлена гонка за будущим, и человек полностью погружается в настоящее, просто идя навстречу себе и своим простым и понятным желаниям и мечтам...

...Однако крутой поворот бьёт читателя, как кувалдой. Суд... Отложен. На десяток лет. И приготовившемуся к смерти человечеству надлежит жить дальше. Однако до этого оно смело сломило весь старый уклад, вернувшись в первобытность, по сути... И не смогли вынести груза этого нового мира, в котором все равны и не осталось никаких скрепляющих связей, способных сдерживать общество. Мир погружается в хаос, и гибнет уже своими собственными руками — в пламени ядерных воин, медленно уничтожающих в агонии самоубийства всю нашу планету, которую уже даже не озаряет свет звёзд, ведь все мечты кончились в ночь на Апокалипсис.

Очень мрачная, на самом деле, вещь, оставляющая после себя тяжёлое ощущение «слишком человечного». Пожалуй, это один из лучших рассказов Шекли за всю его биографию писателя.

...Расти, клюква, расти, большая-пребольшая!...

Я из принципа решил начать знакомство с Майклом Суэнвиком с этого романа, в силу его непростой читательской судьбы. Уже дважды его издавали на русском языке, и оба раза книги оказывались в стоках, несмотря на неплохое качество, и сюжет, связанный непосредственно с нашей страной. Читатели упорно обходили Суэнвика стороной, впрочем, как и большую часть его русскоязычных изданий, на моей памяти, даже матёрые любители фантастики. Ну вот как я мог пройти мимо этой вещи?

Опасения читателей, узнававших о теме романа, конечно, можно понять. Когда писатель берётся без особой подготовки писать о России, выходит частенько лютый трэш, вроде «Rusalka» Кэролайн Черри. Однако Суэнвик, по всей видимости, оказался большим оригиналом, и даже не попытался подойти к делу серьёзно, и сотворил свой мир...

Да-да, представьте себе мир, основанный не на артурианском мифе, не на славянском колорите, и даже не на индийском эпосе, а созданный на базе современной мифологии, на базе... собственно, «клюквы» о России? Это вызов! Вызов всей миротворческой традиции!

...Киборгизированная мумия Ленина шествует по улицам Москвы, возглавив новую революцию...

...Гигантского неподвижного князя Московии охраняет гвардия из человекообразных медведей...

...Секта гедонистов имени Гриши Распутина предаётся сексуальному разврату и планируют во имя славы Господней ядрёнейший локальный апокалипсис в России...

...Произведения поэтов закладываются в мельчайшие наноносители, и теперь поэзией можно бухать с водкой в подворотне...

Не-не, это не шизофренический бред. Это мир с капитально поехавшей крышей, мир весёлых и аляповатых, чуть приглушённых красок, напоминая палехские мазки на тёмной поверхности. В этот кричащий весёлой шизофренией мир и прибывают двое неунывающих авантюристов, один — неприметный жулик, другой — человекоподобный пёс... Стоит ли говорить, что скучно им не будет по любому?

Если честно, то сюжет не имеет здесь значения, это просто лёгкий контур к размахнувшейся кляксе от броска писательского вдохновения, напихавшего с текст настолько много вкуснейших мелочей, что книжку можно читать с карандашом в руке, галками отмечая любопытные наблюдения и отсылочки. Тут вам и вольнолюбивые питерские университеты, экспериментирующие с электроникой, и бесшабашный казак с фамилией «Гулагский», и гениальнейшие институты Московии, вроде «Комитета по борьбе с инакомыслием», и ошмётки искусственного интеллекта, который, надев маску Ленина, толкает бредовые речи о самопожертвовании и долге:

»...С русским народом должен быть заключен новый договор. Вы отдадите мне свою верность, труд, достоинство, свои тела, кровь и жизни, своих сыновей и дочерей… Взамен я возьму вас в руки, сплавлю в неделимую массу и из этого нового материала создам инструмент, оружие, молот, более великий и могущественный, чем все, что когда-либо видел мир. И я обрушу молот на наших врагов. На тех, кто преградит нам путь, на тех, кто слаб и коварен. На всех, кто противостоит нашему величию. Наши армии прокатятся по континенту, и народы падут перед нами. Это будет первым шагом…»

А ведь есть у нас в обществе и такие настроения, правда?

В общем и целом, «Dancing With Bears» — это такой слегка безумный и навороченный кисель с откровенным привкусом сюра и чисто эмпатического познания русской цивилизации и русской души, немного странным и кривым путём, путём жутковатого сплава социо-культурных реалий истории нашей страны и её мифологем. В конечном счёте, мы получили причудливый и неординарный текст для любителей постмодернистских игр и интеллектуальных выкрутас, который, впрочем, всегда найдёт своего немногочисленного читателя... Вроде меня, который всецело одобрил эту специфическую, слегка безумную вещь.

...Ну вот, это уже на что-то похоже...

Перспектива чтения второго тома серии, написанной сэром Артуром Кларком и его соавтором Стивеном Бакстером не вызывала у меня энтузиазма. Первый том, «Time's Eye» (2003), который я листал лет 5 назад, являлся эдакой фантазией на тему путешествий во времени, пусть даже и оригинально задуманной. Интересная идея с совмещением разных временных пластов и последствий этой смеси, в общем и целом, потерялась за качеством исполнения. Дёрганый и рваный сюжет, невыразительность героев, которые в рамках этого сюжета попросту не могут быть раскрыты, раздражающие исторические ляпы — всё это заставило меня отложить прочтение продолжения на несколько лет.

К счастью, Кларк и Бакстер плюнули на темпоральные выкрутасы первой книги, и резко сместили своё внимание на проблемы земные, на этот раз обратившись... к Солнцу.

Солнце — источник жизни, практически неисчерпаемый источник энергии... и опасности. Ясно, что Предтечи, задумавшие извести человечество, могут всего лишь слегка подправить течение этой масштабной химической реакции, и направить её всплеск в сторону маленького зелёного шарика, покрытого тонкой плёнкой жизни... всего -лишь буря на Солнце, только очень большая, которая буквально сдует с поверхности планет всё. Тема, от которой захватывает дух всех учёных — астрономов — тотальная зависимость нас от Солнца, источника блага и источника опасности.

Должен сказать, несмотря на формальную принадлежность «Sunstorm» к жанру «катастрофы», от него веет свежим ветерком оптимизма, единения и ощущения плеча. Вместо того, чтобы погрузится в апатию или хаос, человечество бросило вызов практически неминуемой смерти, соединив свои силы в воистину титаническом напряжении, словно обрётший силы Эфиальт. Это своего рода производственная фантастика, в хорошем смысле, напоминающая лучшие образцы этого жанра в советской литературе (да, там были и неплохие вещи). Главное в романе — оптимистическое ощущение, что человечество сможет победить с помощью единения и силы науки любую стихию, защитить себя от любой опасности. Конечно, были показаны и бунты, и — немного — массовые истерии и теракты, всплеск радикальной религиозности (интересное солароцентричное объяснение происхождения христианства), это придало только большее значение отважным людям, поднимающим рукою гигантский щит.

Подобный оптимизм на фоне постапокалиптических и квазифеодальных миров научной фантастики смотрится как блестящий алмаз на том самом Солнце. Если исключить раздражающий американоцентризм, творение двух «научников» смотрится как крепкий и чётко сконструированный, как инженерный проект, радующий читателей своим ярким оптимизмом.

Не Бог весть какой шедевр, но вторая попытка вернуться в мир SW для меня прошла чуть более успешно. На этот раз история даже не ребует глубокого знания контекста, нам и так понятна диспозиция: ситхи против джедаев, во времена одной из многочисленных воин между Старой республикой и древней Империей. Лишь фон на том, чтобы снова выписать моднючий нынче «взгляд со стороны тёмных»...

Ну да — ну да, сильное может казаться слабым, жестокость должна иметь цель, и... а что третье, автор так и не придумал. И решил отболтаться классическим «истинным Дао», то есть многозначительной пустотой. В общем, это, конечно довольно забавно, не спорю, и остроумно притом, но вот только к чему? На нескольких страницах не показать всё многомудрие автора, которого, по всей видимости, как и золота в Серых горах...

Дата написания сей трагедии нам неизвестна, она вообще находится на заднем плане творчества почтенного Софокла. Вероятно, всё дело в трагедиях Еврипида, в которых тема смерти сына Зевса раскрывается с большей полнотой и трагичностью, однако «Трахинянки» не лишены своего колорита и шарма.

Во первых, даже если бы мы не знали автора, то сразу же определили бы софокловый стиль. Во первых, это низкое преклонение перед Роком, смирение и невозможность избежать своей космической судьбы. Даже такой могучий герой, как Геракл, настоящий символ древнегреческой цивилизации, был сражён неумолимым стечением нитей Судьбы. Во вторых — тема раскаяния нигде, наверное, не проявлялась так ярко, как в трагедиях Софокла. Как и Иокаста, жена-мать Эдипа, и Гемон, сын Креонта, Деянира, осознав последствия своей ревности, закалывает себя мечом, своей жизнью заплатя за невольное злодейство. Ну и, конечно же, нельзя не сказать о ярких напряжённых моментах трагедии — столкновении двух человеческих воль, яростная борьба мировоззрения, выраженная в диалоговой схватке — как, например, Антигона схватывалась с Креонтом, а Текмесса противостояла Агамемнону. Здесь сын Геракла — Гилл — противостоит своему отцу, желающему смерти от факела сына, поднесённого к погребальному костру ещё живого героя. Яростная перепалка всё же завершается смирением Гилла перед волей старшего в роду, однако он не берёт на себя вину в этом деянии, фактически, умывая руки от судьбы своих родичей.

Пьеса «Трахинянки», конечно, не шедевр, это так. Образ опозоренной Деяниры, скорее погружённой в апатичную задумчивость, не пышет жизнью как, скажем, Антигона или даже Электра, Геракл даже для такого специфического жанра литературы излишне «театрален». Единственный живой персонаж — Гилл, которым владеет целый букет эмоций, с которыми, впрочем, он умеет совладать.

В целом, наверное, можно присоединится к тем литературоведам, кто называет эту трагедию ранней. Все авторские черты в ней видны, но трагедия не так отшлифована, как другие работы драматурга, и не обладает той яркостью и глубиной, свойственной Софоклу. Впрочем, это не умаляет её достойного места в каноне древнегреческой литературы.

Единственный новеллистический опыт Никколо Макиавелли оказался сказкой, точнее, своего рода пародией, причём едва ли не постмодернистской. Дело в том, что литературе Возрождения вообще свойственны постмодернистские игровые мотивы, деконструкция и перверсия, перекочевавшее в Италию, по всей видимости, из Византии (со слов византиниста Сергея Иванова). Сюжет классический — дьявол явился на землю, дабы... женится, да-да, и творить зло уже в новом качестве. Как это часто бывало в средневековых произведениях, особенно в exempla, к которым прямо и отсылает сказка, чёрт оказывается в дураках, но...

Именно это «но» и роднит этот текст с куда более поздним «Дневником Сатаны» Леонида Андреева, я даже допускаю прямую преемственность. Дьявола победила не святость, а людские пороки и хитрость, куда более сильные, нежели вся хитрость дьявола. Знакомо? Да, Макиавелли фактически прошёлся по канонам церковной литературы, по душеспасительному жанру, не оставив на нём камня на камне.

Всё-таки удивляешься, каким ироничным и острым на язык был этот флорентиец...

История этой пьесы сама по себе трагикомична. После немалого успеха «La mandragola» от человека, мечтающего о высоких государственных должностях и лаврах полководца, требовали написать ещё какую-нибудь забавную комедьку, с эдаким, скабрезненьким сюжетцем. И да, он создал подобную вещицу, но чуть позже, когда сам попал в подобную ситуацию...

Уже не слишком молодой Макиавелли влюбился в артистку («гетеру», как выразился гуманист Гвиччардини) Барберу Салютати, и в честь неё состряпал пьесу «Clizia», не слишком изысканное подражание драматургу Плавту, не лишённое озорства, но имеющее за собой иронично-трагическую подоплёку. Мудрый автор сделал сам себя героем пьесы, ведь Никомако (НИКкОло МАКиавелли), возжелавший юного тела своей воспитанницы Клиции, просто безумен от своей страсти, и заранее обречён на неудачу и всеобщее посмешище. Пьеса сама по себе — забавный пустячок, «комедия положений» с присущими уже жанровыми клише, в виде переодеваний мужчины в женщину и откровенной глупости старого простака .

Ну что же, эта история закончилась хорошо, и Макиавели таки добился благосклонности юной Барберы, пусть и не надолго. А пьеса «Clizia» осталась, не как шедевр литературы, конечно, но как памятник того, что автор грозного «Princeps» тоже был живым человеком, и мог любить.

И если легкомысленный сюжет

украсит вряд ли имя

того, кто мудрым бы считаться рад, —

корить за легкость автора не след:

затеями пустыми

он скрасить хочет дней унылый ряд.

Он обратил бы взгляд

к серьезнейшим предметам,

однако под запретом другие

начинанья для него:

за них ему не платят ничего.

Никколо Макиавелли «La mandragola» (1518).

Неужели эту пьесу написал великий и страшный Никколо Макиавелли, автор одного из самых жутковатых политических трактатов всех времён и народов?

Да, эта лёгкая и откровенно скабрезная пьеса действительно принадлежит перу знаменитому флорентийцу. Просто нужно представлять более детально его биографию — биографию обычного человека, гуманиста и мыслителя, так до конца и не нашедшего своего места в жизни, служащего разным государственным деятелям и ищущего поддержки многих других. Часто Макиавелли оказывался на обочине жизни, и в такие тягостные для него периоды и возникали самые различные трактаты, а также появлялись и такие вот пьесы, больше подходящие Лопе да Веге или Карло Гоцци.

Пьеса «La mandragola» (кстати, выше неверно указана дата её публикации, ставили её ещё в 1518) служит весьма любопытным примером ренессансной литературы. Она не слишком похожа на античные комедии, скорее, отсылает нас, скажем, к некоторым новеллам Бокаччо, и прочим творениям итальянской литературы, нарочито лёгкой и ещё более нарочито скабрезной. Пожилой и глупый муж при красивой и чувственной жене — ну что вы, откуда может, например, у Аристофана взяться такой сюжет? Молодой прохвост, его слуга и друг, плутоватый поп и туповатая мамаша Лукреции — всё это кружит нас в лёгком водовороте авантюрного сюжета, главной целью которого являются жаркие поцелуи и объятия самой красивой девушки в округе... А у старика супруга вырастут ветвистые и красивые рога.

В общем и целом, эта пьесы сыскала большую славу в Италии того времени... Это хоть как-то компенсировало то, что Макиавелли не подпускали к службе у Медичи. Но этой пьесой — не наследием античности, а очень «итальянской» и «ренессансной» по своей сути, он напомнил о себе,и оставил нам наследие — наследие человека, не чуждого юмора и лёгкого хулиганства.

Масштабный, неторопливый, слегка подзатянутый... полигон творчества молодого писателя.

Роберт Вегнер старательно учится писательскому мастерству, и, после двух сборников рассказов он, наконец-то, решил перейти к крупной форме. Взяв за основу «северную» и «восточную» части, он начал рассказывать один из элементов большой сюжетной картины, которая, по всей видимости, предвещает масштабный кризис в мире Меекхана...

Несмотря на довольно большой для дебютной крупной формы объём, роман читается очень легко, и это его крупный плюс. Да, есть затянутость, да, с некоторыми ветками автор явно не понимает, что делает, но в увлекательности изложения его можно обвинить. Причём разворот сюжета сначала шёл нарочито неторопливо, без особого движения, чтобы читатель расслабился... и окуная его с головой в горнило кровавой битвы в Степях у восточных границ Меекхана. Битвы описаны достаточно схематично, это так, и при том взгляде, который избрал автор, масштабы сражений и гибель огромного количества людей выглядит несколько неестественно — в конечном счёте, при очередном описании мясорубки степняков возникает, на автомате, вопрос: «а когда же люди у них кончатся»? Автор провёл немало времени за вырисовыванием схем битвы, перечитал гуситоведческую литературу, постарался тщательно расписать личные трагедии людей... Впрочем, не будем так уж придираться к молодому автору — пафос эпоса соблюдён, величие трагедии, ощущение масштабности и значимости событий сохранено даже после того, как Ласкольник раскрыл все геополитические карты... Честь и хвала и Вегнеру, и Ласкольнику.

А вот полюбившуюся многим Шестую Роту Горной Стражи автор слегка обделил вниманием, что даже странно. Ведь именно отряд лейтенанта Кеннета попадает в мир, где небеса имеют цвет стали, в пустой и разрушенный некогда до основания мир, ставший источником новых бед для Меекхана. Но, так как всё наше внимание приковано к зрелищным сражениям степняков, тайны и подводные камни этого мира остаются за бортом повествования, и, слегка попав под авторские монтажные ножницы, отряд Кеннета также присоединяется к фургонщикам.

Но, должен сказать, что Вегнер уже научился играть с читателем. Так:

Что же в итоге получает благодарный читатель? Он получает, по сути, первый большой роман о Меекхане, в котором Вегнер уже заявляет себя всерьёз как автора эпоса, а не просто циклов рассказов о курьёзах на границах. «Niebo ze stali» — хороший роман, но осадочек оставляет, конечно, замашка на большой сериал. В конечном счёте, у многих авторов подобного жанра попросту не хватало дыхания вытянуть многотомную серию. На моей памяти таких примеров полно — Джордан, Гудкайнд, даже Мартин, неплохо начавший, в конце концов сдувается. Так что автору только одно пожелание — чтобы он берёт свой цикл от сериальщины.

Полностью согласен с предыдущими отзывами, даже расписывать подробно ничего не буду. Что тут говорить?

Если Мэддокс Робертс писал в Dragonlans'e нуарный детектив, то Майкл Уильямс попытался сваять плутовское фэнтези вперемешку с рыцарской героикой. Но, также как первый из упомянутых, он потерпел поражение. Мальчик Гален поначалу вызывает интерес, но, к сожалению, быстро начинает своё шествие к доспехам соламнийца, набирая очки унылости практически до уровня Таниса Полуэльфа, одновременно с положительностью развивая антиобаяние. Автор мог бы зацепится за загадку Скорпиона — но и эту карту он слил, сделав интригу максимально банальной, сведя к интригам внутри местного пафосного рыцарского ордена с абсолютно местечковой целью. Надежды подавал и негодяйская брат главгера, но он быстро стал типичным комедийным персонажем, чья задача — хоть как-то оттенять унылость протагониста, но с чувством юмора у автора тоже не всё в порядке.

В итоге: гладенько написанный, но всё равно никакой роман. Может, завязать с межавторками?

Должен сказать сразу, что «Monstrous Regiment» — книга не смешная и не юморная, причём нельзя сказать, чтобы это было серьёзным недостатком. Просто тема, которую поднимает Пратчетт, слишком серьёзна, чтобы над ней смеяться. В великолепном «Jungo» юмор был уместен, поскольку дело касалось квасного патриотизма — темы, которая сама по себе смешна и нелепа, однако в этом романе поднимается вопрос людей на войне.

Борогравия гордится просто тем, что она есть. И именно поэтому она со всеми воюет, чтобы напомнить окружающим, что она есть, и занимает важное место в этом суровом мире. Однако нельзя всё время воевать — рано или поздно в маленькой стране попросту закончатся... люди. И тогда происходят совсем уж неожиданные эксцессы, и на первый план выходят кавалерист-девицы... Не потому что, мужчины плохи — их просто нет. Страна ради каких-то нелепых амбиций довела себя до истощения.

Что происходит на войне? Пратчетт пишет об этом со всей серьёзностью. Мужчины и женщины исчезают — остаются солдаты, они как бы смазываются. Война уничтожает человеческое — сержант Джекрам говорит абсолютно верно, утверждая, что у солдат ломается с одной целью — чтобы заставить его убить другого, абсолютно незнакомого ему парня. В этом стираются все признаки личности, пола, призвания, нации — одно голое подчинение и отсутствие рефлексии. Так они... «смазываются». Недаром, когда пехотные девицы переоделись обратно в платья, никто не поверил, что они женщины — настолько их смазало даже короткое пребывание в армии.

Говорит Джекрам и другое. На войне женщины, к её разочарованию, оказались не лучше мужчин. Мало того — мифом оказалось и то, что если женщины будут править или командовать, не будет воин. Ещё как будет, если не станут ещё более жестокими. Мир всё таки делится не на мужчин и женщин, а на идиотов и людей.

Однако... Вы как считаете, многочисленные шутки про носки — это уместно при подобной серьёзности? Что-то осадочек изрядный остаётся. Причём шутки про гульфики постепенно выливаются в совершенно абсурдные разоблачения, когда большая часть армейских единиц в книге оказываются представительницами прекрасного пола, включая сурового пожилого сержанта. Это смешно? Да нет, это нелепо, чтобы в походной жизни, при учёте физиологических особенностей женщин, они могли бы остаться неузнанными в течении долгих лет? Даже без подключения здравого смысла, такие сюжетные повороты перестают быть оправданными, и сливаются в нелепый абсурд.

В общем — неплохой роман, с правильной постановкой вопроса... И большими проблемами в исполнении. Даже странно читать у сэра Пратчетта, тексты которого обычно являются гладкими и гармоничными монолитами, читать подобное.

Всё-таки романы Терри Пратчетта из банальной бурлескной юморины неизбежно превращаются в кривое зеркало, в котором отображаются разные области человеческой культуры, причём культуры именно массовой... о чём речь идёт, в числе прочего, и в романе «The Truth». Название-то какое, короткое, простое, незамысловатое... А сколько за ним скрывается глубины, сколько смысла, сколько философских оттенков можно обнаружить в очень простом, казало бы слове.

...Правда...

Проблема в том, что между твёрдо установленными фактами и субъектом их оценки лежит обширнейшая область контекста, тонких связей и скрытых до поры полутонов, в которых и скрывается отношение к Истине как к цели. Например, является ли лорд Витинари тираном? Казалось бы, факт, он немалому количеству народа мешает жить, как один из самых мощных игроков Анк-Морпорка, он может сколь угодно пользоваться своей властью. Но есть и другая сторона правды — господин Хэмлок не мешает свободному броуновскому движению горожан, их вечно переплетающейся борьбе и не слишком крепким союзным обязательствам. Он не пытается контролировать всё, понимая, что при излишнем давлении сложный организм города умрёт. Это тоже правда.

Так что же такое — правда? Это прежде всего честность к окружающему и к самому себе. Последнее даже важнее. Когда ты отстаиваешь своё, то, что является твоим. Пусть народ интересуется забавными овощами в виде нефритовых стержней, пусть читает всякую белиберду про дождь из щенят. «Что же такое общество?» — спрашивает Витинари. Общество начинается с господина де Словва и его подруги Сахариссы, которым не всё равно, что происходит в их городе, с его жителями, которым не наплевать на его будущее. И даже если число их единомышленников будет невелико, всё равно они будут ценнейшим богатством.

Немного и о форме. Старик Пратчетт умеет удивлять,в плетя в произведение немало колоритного народу и бездны иронии. Скажу честно: в последних читанных мною романах не было такого количества ироничного и весьма специфического авторского юмора, плетения метафор, игр в отсылочки. Персонажи — как из других серий, как Стража во главе с капитаном Ваймсом и великого предпринимателя С-Р-б-Н Достабля, так и новых, весьма колоритны и самобытны, как, например, фотограф-вампир Отто, сгорающий от вспышки своего аппарата. Всё пратчетовское, всё на месте...

...как и то, что в «The Truth», в общем-то, мало смешного. В этом — весь Пратчетт.

...Нет чистоты... Политика — это грязь.

В данный момент Борис Акунин изображает из себя нового Карамзина, и ваяет многотомную «Историю государства российского». Изданы книжки хорошо, иллюстрации красивые, сам текст только очень слабый. Напоминает студенческий реферат, попытка «разобраться в истории» от господина Чхартишвили-публициста, в общем-то, полностью провалена.

Акунин — художник высказался о политике куда более ярко, чисто интуитивно почувствовав главную проблему страны. Вот смотрите, есть власть, обладающая правом на насилие. Ему служат герои и мерзавцы, честные люди и подлецы, бессеребреники и мздоимцы. Так? Так. Что важно? Идея Родины, Государства, Порядка.

Революционеры. Романтики и бандиты, экспроприаторы и воры, творцы нового мира и бездумные разрушители. Так? И это так. Идея Справедливости, борьбы со Злом, строительства более справедливого мира.

В чём же дело?

Всё дело в том, что люди-то живут в реальности, которая самым страшным образом искажает любые идеалы и мечты. Государство и Родина оборачивается лишь кучкой самовластных и самодовольных ублюдков с разбойничей, по признанию князя Пожарского, душою, революционеры же скатываются просто в бессмысленный террор, который выжигает их души, причём делают это, как правило, совершенно бездумно.

Революционер Грин жил мечтою о лучшем мире. Что же, его мечта, все его действия обернулись просто интригами властьимущих, ловкий же, как ему самому казалось, бунтовщик оказался просто ведомой пешкой в чужих руках, мелкой разменной фигурой в интриганских построениях. Мечты разбились о реальность — жестокую, грязную и безысходную.

И Грин, и Пожарский, по своему любят свою Родину. Но почему и тот, и другой вызывают такое стойкое омерзение?

Посреди всего этого, по сути, медленно разрушается личность убеждённого государственника Фандорина. На фронтах русско-турецкой войны он с азартом ловил шпионов, служил Отечеству в Японии и защищал граждан своей страны от убийц и преступников. Но вторгшись в сферы высокой политики, окунувшись в илистую вонючую грязь, окружающую трон и их присных охранителей, он понял самое главное. Что именно эти люди, в самом лучшем случае, умные, жестокие и равнодушные, и олицетворяют, наполняют собой, безнадёжно марают светлые, казалось бы, понятия, как Родина, Отечество, Страна. Поэтому он пуст. Приходит понимание, что мечта о служении высокому идеалу России безнадёжно терпит крах перед лицом этих жутких людей. Одни интригуют во имя своего места под Солнцем, другие боятся перемен, третьи просто — боятся жить, пытаются сбежать от жестокого мира в свои мечты...

Вот почему Фандорин уходит с государственной службы. Потому что то, что существует в реальности, не стоит мечты, и не стоит служения.

Служить Отечеству-мечте можно и по иному.

...Меня ведёт кусок железа, вложенный мне в живот. Они преследуют меня. Новый Карфаген, вечный Карфаген, delendum esse, но жив ещё, Византия мертва, трон пуст, Третий Рим сокрушён... Я величайший изобретатель своего времени, я самый недооценённый гений века, я боролся за счастье всего человечества, за плывущие в воздухе города, за прекрасные и смелые порывы мысли, которые пресекали дети Сиона. О, эти жестокие хазары! Ich keine Jude. Я сам решаю, кто они и где они. Пока Карфаген победил, но Византия жива!

----------------------------------------------

Максим Пятницкий снова пытается найти место в сложном мире послевоенных лет, пристраивая свои сомнительные таланты всюду, где только можно. Он был монтёром, лектором, изобретателем, авиаконструктором, актёром, бродягой, подсудимым...

На самом деле Пьят — это просто несчастный полусумашедший старик, который пытается понять, почему же он в свои восемьдесят очутился в лавке поношенной одежды, отчего не сбылись его юношеские грёзы? Это вовсе не значит, что он выдумывает своё прошлое, вовсе нет. Просто он пытается выставить свои многочисленные неудачи, нереализованные проекты, нелетающие самолёты и прогоревшие инвестиции как следствие предательства, неудачи, преследования миньонов Карфагена. Скорее всего, Пьят — это просто неплохой инженер и механик с невероятно раздутым эго, шлейфом болезненного и нереализованного самолюбия, с попытками прислонится к величию им же выдуманной мифической Византии, где протестантизм, православие и техничский прогресс слились в экстазе «фаворского света».

Во многом Пьят — это едкая пародия на муркоковского «Вечного воителя», это совершенно неудавшийся герой, неудавшийся борец. Он выдумывает себе Врага — красноармейа-еврея Бродманна, который даже не покидал границ Союза, при этом якобы преследует нашего героя в его воспалённом воображении совершенно искусственно создал себе возлюбленную, выращивая её из сексуально озабоченной тринадцатилетней проститутки, его Мечом служит острый, как он считает, талант к созиданию, который раз за разом подводит всех окружающих. Даже борьба Хаоса и Закона здесь представлена в виде палитры шизофренического бреда о Византии и Карфагене, о сотканных из противоречий идей расовой борьбы между Добром и Злом, Порядком и Анархией.

О, линия Закона здесь выстроена очень любопытно. Больное сознание Пьята видит воплощение своей Византии и в черносотенных измышлениях своей юности, и в европейском консерватизме образца XIX века, и в радикальном консерватизме «куклус-клана», котором противостоит Хаос — левые, они же сионисты, они же кочевники, они же социалисты и коммунисты, они же негры и прочие низшие расы... В интерпретации Пьята Закон неизбежно оборачивается фашизмом в широком смысле этого слова.

В общем, это ещё один роман-ощущение, роман-концепция, роман-противоречие. Иллюстрация бурной ломки старого мира «долгого XIX века», крушение веры прогресс и её опрокидывание в прошлое. Описание эпохи постмодернистского сплетения смыслов и концепций, подмены понятий и деконструкции основ цивилизации, их эрозии и подмены смыслов. Страшная, жуткая эпоха... И полковник Пьят, вечный лжец, который лжёт отныне даже самому себе, в авангарде этого мира, плоть от плоти его.

Как ни странно, но, помимо трагедии об Эдипе, именно история его дочери сестры Антигоны является одной из самых популярных и известных сюжетов античной литературы. Ставят эту пьесу редко, однако метко — воспоминается, например, интересный «оттепельный» спектакль в Евгением Леоновым в роли Креонта. Антигона, благодаря Софоклу, часто упоминается и в школьных учебниках, и в обзорах литературы, и в компедиумах, посвящённых Древней Греции...

Среди жителей Афин пьеса имела такой успех, что благодаря ей Софокл был избран стратегом полиса, в качестве которого он возглавлял противостояние с общиной Самоса. Трагедия, как и все прочие, поэтому и сохранилась, что пользовалась в античности определённой популярностью, свои вариации позже ставили и греческие, и римские драматурги.

Впрочем, в контексте творчества самого Софокла тематика пьесы не выглядит слишком оригинальной. Противостояние фундаментального обычая полиса и власти тирана, воли человеческой против незримого порядка и Рока — всё на месте. Мы помним, что не сама легенда, известная нам, скажем, по Павсанию, несёт эти элементы, они чисто авторские. Напомню, что «Антигона» является частью цикла о противостоянии семи владык Фиванской общине, против которой пошли также сыновья Эдипа, Этеокл и Полиник. Как известно, напавшие потерпели поражение, погибли и братья-Кадмиды, преданные позору в родном полисе... Из легенды мы знаем, что старейшины запретили хоронить предателей, но их сестра, Антигона, нарушила запрет, например, по Павсанию, она великими силами доволокла тело Этеокла до погребального костра, и предала огню. Община не подвергла наказанию ослушницу, ибо она, по неписанным законам рода, имела право на прах родича. Есть такой эпизод и в трагедии Эсхила «Семеро против Фив», где в финале Антигона нарушает запрет старейшин, и хоронит Полиника вопреки их воле (впрочем, например, Виктор Ярхо считает этот эпизод поздней вставкой, как раз возникшей под влиянием Софокла).

Софокл разворачивает сюжет в другую сторону. Здесь уже главную роль играет не воля полисных старейшин, а тирана Креонта, который, вопреки неписанным законам, своей волей, запретил хоронить Полиника. Таким образом, Антигона, как и Текмесса в «Аяксе», выступает против власти одного человека, пошедшего против законов Космоса, и словесные пикировки между ней и тираном даже в наше время впечатляют и пробирают до костей своей яростью и убеждённостью.

По сути, это пьеса снова посвящена тираническому самовластию, никак не сдержанному силами человеческими. Но Рок может любого зарвавшегося представителя рода человеческого поставить на место... Так и вышло с Креонтом. Наказанием за его самовластие стали жизни жены и сына, неправедный тиранический указ привёл самого правителя к трагическому коммосу.

Таков Софокл, вновь указавший на то, что человек слишком заступает за границы, отведённые ему Космосом.

История...

Ах, а мне ведь действительно хотелось почитать хорошую историю в духе банальных приключений Уэйс-Хикмэн, с отважными героями, опасными драконами и мутными, странными магами. И подавай мне, скотине, ещё чтобы стиль был приличный, сюжет вменяемый, и я не спал после пяти страниц...

Так и было. Что в итоге? Как говорят честные люди — облом.

Роман «Stormblade» написан, нужно отдать должное (если это не чудеса перевода, в оригинал лезть лениво), вполне прилично, по крайней мере, читается гладенько. Сюжет вроде бы тоже есть. Могучий артефакт, команда героев, с претензией на реализм (пусть даже мелькает этот ваш пеноплатовый Танис), гномовский колорит — ну и что плохого?

Плохого то, что творение г-жи Бирберик очень скучно читать. Очень и очень, и трудно сказать, с чем это связано. В руках тандема Уэйс-Хикмэн чувствуется объём, здесь его нет даже признака. Механистически написанный текст, действие которого происходит в условном фэнтезийном мире, с условными героями, котрые проходят условную сюжетку...

Да, моё драгоценное время... Я снова иду в объятия древнегреческой классики.

Аякс Великий, безусловно, один из самых заметных и значимых героев гомеровской поэмы, отважный боец, первый среди ахейцев. В отличие от истеричного Ахилла и хитроумного, вплоть до подлости, Одиссея, Аякс представляется таким суровым и прямым выходцем из глубокой старины, могучим, как скала, героем древности, даже щит его «семикожный» вышел из иных времён. Помимо Ахилла, он был одним из тех немногих, кто мог одолеть великого бойца Гектора в единоборстве.

В общем, Аякс, хоть и находясь в тени, отбрасываемой титанами троянской трагедии, всё одно является её неотъемлемой частью, плотью от плоти этой постылой войны.

А вот о его нелепой гибели слепой аэд не говорит нам ни слова, и это притом, что Одиссей встречает в Аиде тень Аякса, которая не пожелала подходить к своему старому недругу.

Согласно другим произведениям, Аякс боролся в традиционных соревнованиях за право обладания оружием погибшего Ахилла, отличавшегося чудесными свойствами. и, по сути, одержал на них победу. Но разгневанные на него владыки похода, Атриды, по наущению Афины, отдали доспех её любимцу — хитроумному лису Одиссею... После сего Аякс восстал на богов и впал в буйство, которое усугубила душевное состояние великого воина, и привела к безумию и безумным поступкам...

Казалось бы, откровенно дурацкая фабула: воин убивает стадо баранов. Что теперь?

Недаром эту трагедию считают самой ранней из сей семёрки, оставшейся со времён Греции, уж слишком переполненным выглядит текст. Конечно, центром трагедии является безумие Аякса и его самоубийство. Здесь трагедия человека, в силу своей гордыни, бросившего вызов богам, и жестоко ими осмеянный, растоптанный, обессиленный. Здесь и история его жены, стойкой Текмессы, безуспешно удерживающей мужа на грани жизни и смерти. И тема погребения, столь важная для афинского трагика...

И тема борьбы божественного, космического с земным. Аякса привела к гибели череда случайностей, утверждённых Роком, и они привели к закономерному, неизбежному концу. Но стоит ли идти вопреки принятому порядку, и выступать против погребения мёртвого героя?

Как и Гомер, Софокл не любит братьев Атридов, и вкладывает в их уста горделивые речи о своём былом союзнике, отказывая непокорному бойцу в последних почестях. В их словах проскальзывает тираническая власть, стремление к подчинению всего и вся. Но здесь Атриды замахнулись на крепкий испокон веков порядок, и встретили яростный отпор. Пикировки между Атридами и Тевкром с Одиссеем являются, вероятно, одними из самых ярких частей трагедии, поединками столкновения разных воль.

В конечном счёте, это весьма любопытная пьеса, глубоко завязанная в греческой культуре и троянском цикле. Ещё одна чёрточка к покинувшему нас миру...

Электра, дочь микенского царя Агамемнона, действительно не является частью «гомеровского канона», принесённая в жертву Ифигения куда известнее. В греческой литературе она тоже появляется несколько позже, фигурируя сначала в поэзии, затем появляясь в драмах, а потом вырастает в полноценного трагического персонажа.

Итак, старик Софокл создал свой вариант истории об Оресте и его мести. Напомню подоплёку: царь Агамемнон был убит своей женой Клитемнестрой и её любовником, дражайшая супруга была движима жаждой мести за свою любимую дочь Ифигению, принесённую в жертву богам. Развязка наступает с возвращением сына Агамемнона, Ореста, который жестоко мстит за отца...

Эта история описана у Эсхила в трилогии «Oresteia», фигурирует там и наша подруга Электра, но на заднем плане. Эсхил писал высокую трагедию Рока, где и Электра, и Орест, и Клитемнестра с коварным Эгисфом являются лишь несчастными жертвами игр жестоких Мойр, их сложного узора переплетений возмездия и преступления. Но здесь Электра лишь просит богов о свершении справедливости, которая и является перед её очами в облике брата.

Другое дело — Софокл. У него Электра — целиком трагический образ покинутой всеми женщины, которая скорбит по погибшему отцу, и искренне ненавидит свою мать, свершившую преступление против мужа. Она страдает с гордо поднятой головой, едва ли не упираясь трагедией своей семьи, искренне жажда свершения справедливости.

По сути, образ Электры заслонил за собой, собственно, саму месть. У Эсхила описана высокая трагедия, у Софокла же мы видим сюжетную скороговорку, два убийства, которые свершились просто потому, что так нужно. Софокловский Орест прост и ясен, как орех, он лишь оттеняет трагедию Электры, и служит как бы её орудием. Клитемнестра поинтереснее, она ищет оправдания своей мести в материнском чувстве, но оно резко сходит на нет, когда речь заходит о сыне, который рос вдалеке от неё. Пожалуй, античный автор попытался подойти к её образу с точки зрения ещё неведомой науки психологии, и это вышло весьма интересно.

Вообще, самоуглубление — это отличительная черта Софокла, его персонажи постоянно рефлексируют и пытаются постичь свалившиеся на их головы невзгоды. Но Электра несколько выделяется — она жаждет исправить несправедливость, бросает вызов «прерванной нити» связующих времён. В этом интересность образа, созданного тысячелетия назад.

Ещё одно объяснение — откровение от молодого автора, правда, несколько отличающееся от предыдущего. Теперь Муркок смотрит несколько отстранёно, со стороны, Элрик для него стал уже историей, а не частью собственной личности. Он уже разбирает по косточкам психоаналитическую символику своих рассказов, повествует о стилистических особенностях некоторых вещей об Элрике, продолжает откровенно говорить, что в этих историях хорошо, что плохо...

А ведь всё просто. Просто молодой автор хотел рассказать людям, почему страдания Элрика из Мелнибонэ являлись его личными страданиями, эмоциями и переживаниями. Воистину, как хочется объясниться со всем миром, когда с его стороны нет никакого понимания...

«Писал я не особенно хорошо, но зато от души...»

Небольшое эссе-откровение уже от молодого Муркока, который осмысливает уже длинный, как ему кажется, творческий путь, ведь Элрика уже пронзил Чёрный меч, история завершена. Здесь наш приятель подробно расписывает, почему его рассказы именно такие, отчего исходил он сам, когда создавал истории о мрачном альбиносе? С поразительной, свойственной именно молодым откровенностью он рассказывает нам, читателям, что в его рассказы, и вообще творчестве, не так, почему одни вещи хуже остальных, а другие лучше. Молодой Майкл, как и все, безумно хочет быть понятым, стремится объяснить, почему Элрик именно таков, как есть, и что он хотел объяснить появлением своего героя, что хотел сказать важного?

Молодец, одно слово.

Муркок молодец, конечно, ретроспективно ностальгируя по временам своей юности, когда он, молодой и талантливый, творил первые, пусть даже и слегка корявые, истории об альбиносе с красными глазами, проклятьем на челе и огромным чёрным мечом. Это воспоминания человека, который относится к самому себе с мягким юмором, с иронией, но который всё же не отказывается от своей юношеской наивности. Да, времена, когда молодой Майкл ассоциировал себя со своим обречённым героем, давно прошли, но теплота к нему осталась, и Элрик занимает достойное место в сердце нашего автора, создавшего множество произведений, куда более сильных, чем большая часть рассказов об императоре Мелнибонэ.

Ну и, конечно, мы видим впечатляющую картину влияний литературной традиции, историй волшебных, дотолкиновской, скажем так, формации, отблеск которых видится в рассказах об Элрике. Любопытно, не так ли?

...Мир гибнет, заполненный ордами Хаоса, все люди мира либо погибли либо обращены в жутких инфернальных тварей, сама земля изменила свою суть, моря стали призрачными... Погибли Карлаак и Элвер, исчезли Баакшан и Джаркор, сгинули и руины Имррира...

За что бороться, зачем жить?

Майкл Муркок в 1977 году, уже после того, как Вечный Воитель нашёл Танелорн,немного переписал уже завершённую трагическую историю гибели последнего императора Мелнибонэ, придав ей больше надрыва, поэтичности, декадентского изящества, по крайней мере, насколько это возможно в рамках такого специфического жанра. История самого мира Элрика пришла к своему логичному завершению, более закольцованный вид приняла и история самого Элрика, Рок которого наконец-то нашёл полное и окончательное воплощение.

В общем-то, меня волнует даже не сюжет — в конечном счёте, поиск чудесных артефактов отныне, в этом обречённом мире, выглядит просто форменным издевательством, ведь каждый подвиг теперь является одновременно и поражением. Элрик и его спутники попросту строят мир, которого не увидят, и они прекрасно знают, что погибнут, и делают это... А, собственно, зачем? Потому что это придаёт их концу хоть какой-то смысл, ведь мир попросту исчезает и стирается, в новом уже никто не вспомнит ни империю Мелнибонэ, ни город Элвер, ни Нихрейнскую бездну. Мир требует обновления, поэтому владыки Хаоса, как Шива-Разрушитель, сметают всё до скального основания, отдавая строить мир другим. Новому человечеству...

Нет, что-то всё таки уцелеет. То, что дало имя всему этому повествованию, что проходило символом всех историй об Элрике. Последний император целиком и полностью зависел от этого жуткого оружия, с ним он убивал и крал души, с ним он просто поддерживал своё тщедушное и больное тело. Но клинок Буреносец, демон Чёрного меча, брат Рунного посоха всегда знал, что он возьмёт свой долг с того, кого оберегал и питал все эти годы. Все победы, все смерти, вся жуткая слава Убийцы Родичей лишь подводили к справедливому, в общем-то, возмездию.

Итак, мир погиб, но кости земли уже принимают новую форму. Осталось лежать на земле и тело Элрика из Мелнибонэ, которое тоже сольётся с природой и даст плоды своего праха. Душа его, поглощённая мечом, всё равно вырвется на волю, чтобы продолжать свою борьбу за Равновесие, чтобы быть вечно на страже, пребывать в вечной борьбе. Память останется, как говаривал наш друг Эрикёзе...

Но история мрачного альбиноса Элрика завершилась, и Вечный Воитель никогда более не станет им.

Ричард Кнаак в своём стиле, битвы, битвы, битвы... Отважные рыцари и драконы, выполняющие свой долг, терпящие поражение, и неожиданное чудо — герой, отдвший жизнь за то, чтобы спасти всех.

В общем, симпатично, хотя и не слишком выразительно. Кнаак умеет писать боёвку, и её помещение в уже готовый мир, разработанный до него в подробностях, и минимум отсебятины — и всё, рассказ готов. Быть может, ему лучше писать покороче?

Абсолютно рядовой рассказ, в котором только-только начинает обозначаться будущая концепция Танелорна, средоточия равновесия и покоя, идея завершения и, практически, нирваны. Ну а здесь скорее отображается идея города-общины, города, который его жители должны защищать во имя спокойствия всех и каждого. И этот Танелорн, ещё не метафизический идеал, а вполне реальный город в мире Элрика, на краю пустыни, осаждают силы Хаоса, против которых и нужна помощь иных сил...

Квест как квест, Ракхир и Ламсар бегают по разным мирам, пытаясь добраться до эзотерической помощи, встречая по пути нейтралов и ворогов, стремящихся помешать отважным протагонистам выполнить свою святую миссию!

В общем, читать можно, но не обязательно. Визионерское мастерство автора присутствует, но рассказ, к сожалению, не спасает.

Как раз тот случай, когда краткость — сестра таланта, а молодой Муркок попытался поёживаться и пофилософствовать, а также показать свой визионерский запал. Простенький по своему содержанию рассказик, тем не менее... Волны творений Повелителей Хаоса заставят неплохо поработать воображение неискушённого читателя, а то, как Элрик решил их загадку, вполне просто и остроумно. А действительно, в чём цимес? В том, что человеческий разум одновременно и в своей всеохватности, и в своей ограниченности порождает все изощрённые парадоксы и противоречия, самые безумные фантазии ограниченны простым воображением. Вот и всё. Даже, кажется, так молодой автор просил помягче относится к нему, начинающему талантливому автору, напоминая, что его возможности тоже ограниченны...

Когда Элрик из Мелнибонэ желает поменять свою судьбу и обмануть Рок, то ему любезно подсовывается не один, не два, а целая орда кочевников с местечковым Чингисом, который задумал взять и разорить все земли Запада. Конечно, чтобы спасти мир от опасности, альбиносу потребовалось пару десятков страниц, и Чёрный меч впридачу. В качестве приложения, очаровашка-кошачий бог, непонятно зачем спасённый и стремительно мертвеющий восточный чародей и ковровое ядо-огне-метание с помощью драконьей эскадрильи. В общем, довольно типичная героическая история.

Но в тоже время, молодой Муркок развивает здесь тему Буреносца, который раз за разом просится в руки нашему герою — и даже выбросить в бездну этот проклятый клинок не получится — слишком он любит своего владельца.

А вот эта штука, кажется, писалась едва ли не под «конину», штампов классической говардианы здесь полно. Тут тебе в наличии загнивающая цивилизация с мрачным прошлым, прекрасная принцесса, которая отдаётся в первую же совместную ночёвку, неизбежная череда совпадений, которая выведет героя победителем... Ну и, конечно же, такая готиШная атмосфера, мрачняк-мрачняк без вариантов...

Ну да, вот так. Как и водится у того же Конана, появление Элрика стало своего рода детонатором, на котором окончательно самоуничтожилась община Орга, встретив свой конец. А вдург и правда «конина»?

Последний аккорд в несколько надуманном противостоянии Элрика из Мелнибонэ и колдуна Телеба К'аарны, которые поцапались, как это водится, из-за бабы. Кстати, она тоже здесь есть, и даже непосредственно участвует в сюжете.

Вообще же видно, что молодой автор несколько нарочито нагоняет драматизма, прямо-таки подсовывая своему герою причины для внутренних терзаний. Уж как-то сцена, когда Буреносец убивает своей волей какого-нибудь очередного друга нашего альбиноса, слегка приелась, тем более, неужели он сам не понимал, что случится после того, как он обнажит свой меч? Хотя Дивима Твара, конечно, жалко, но уж он-то точно избёг сомнительных объятий жадного демона.

Но, несмотря на нарочитость, написано очень бодро и читается легко.

Почему «Lessons of the Land», непонятно, хотя, по всей видимости, название не имеет значения. Очередная зарисовка, на этот раз из эльфийских лесов, в которых, оказывается, тоже есть предатели. Очередной политик, только с острыми ушами, пытается договориться с силами тьмы — и чего мы не видали? Только разве что трусоватого эльфа-дипломата и его лесную подружку, на которую он смотрит как древний грек на метека...

В общем, рассказик без начала и конца. Вопрос, что дальше, повис в воздухе, и растворился, ибо продолжения или предыстории всё равно не будет.

В заключении он подводит к теме психологизма в фантастике, о которой молодой автор, оказывается, не в восторге. Памятуя хотя бы «Michael Kane «, это звучит забавно, можно вспомнить и более ранние вещи. А уж непонимание философско-мифологической подоплёки толкиновской трилогии производит странное впечатление. Ведь этот автор так же будет писать о проблеме власти в «Gloriana», и претензия об отсутствии развития персонажей у Толкиена весьма странна.

А здесь уже наш друг переходит к самоанализу, и вытаскивает из литературы образ антигероя, начиная от Фауста Криса Марло. Что главное? Образ человека, разрушающего и свой собственный мир, и мир близких му людей, изначально деструктивный элемент в ткани мира. И это разрушение становится наказанием для переступивших черту, как Фауст, Франкенштейн или даже Мельмонт Скиталец. Стремление к запретному, к бессознательно недоступному знанию — вот что движет именно антигероикой, которую тогда бытался писать молодой Майкл.

Молодой Муркок, желая повторить опыт незабвенного Олдоса Хаксли, залез себе в голову, только без мескалина, а с ЛСД. И...

...и оказалось, что фрейдизмом в его голове и не пахнет, сплошной Карл Густав. Его бессознательное было наполнено пугающими и жуткими образами, воистину приводящими в ужас просто самим фактом собственного созерцания...

Отсюда и растёт готическая литература. Наши с Муркоком характеристики Эдгара По совпадают, ведь кто, как не он, чувствовал тонкий психологизм, и творения больного разума обращал в жуткие и страшные образы, как это было в том же «The Raven». Так и большинство готиков, создавали свои вещи как неосознанное вскрытие болезненных фантазий бессознательного.

Времена, когда юный Муркок писал литературоведческие вещи, пытаясь прорефлексировать своё собственное творчество... И действительно, первое же эссе раскрывает тематику фантастического в истории литературы, начиная с позднего Средневековья, когда уже была проведена чёткая грань между фантастикой и мифом, когда начали уже целенаправленно писать выдуманные истории. Вот эта грань была бы очень важна для эссе, потому что автор поднимает тему психологической составляющей фантастического, зависимости их от архетипов сознания, и тема мифа здесь крайне важна, причём именно мифа как реальности. Тогда почему, откуда взялись выдуманные истории о вымышленных сущностях и мирах? Далее...

Всё смешалось то ли в доме фон Беков, meine Herrschaften, то ли в голове у писателя, который умудряется резко вколотить в рамки короткого рассказа всё сразу, и смешать и подать читателю. Отважный инспектор из названного выше семейства преследует шайку злых нацистов, продавших души герцогу Ариоху, месье Зенит, Элрик из Мелнибонэ в щегольском прикиде попивает коф в парижских ресторанах, с интересом почитывая «La Figaro», мисс Уна Перссон служит двойным огентом, а Гейнор Проклятый, он же экс-епископ-иезуит Иоганн Клостерхайм пытается покорить Космическое Равновесие...

Да уж, такой политический триллер, где друг может оказаться врагом, а мнимый враг внезапно может стать союзником. Притом совершенно неясно, на каком отрезке цикла всё это происходит, и откуда вынырнули все эти люди, включая альбиноса? Совершенно неясно, но вот странно: нас это не волнует. Мы просто стоим, и завороженные смотрим на эту странную и вроде бы невозможную картину...

Уж не знаю, как там в каноне, но рассказ производит странное впечатление, хотя и любопытное. Казалось бы, двое неудачников-террористов, убившие нечаянно с десяток детей... Заслуживают наказания? Конечно! Но откуда же явилась такая странная немезида?

»...на госте безупречный вечерний костюм. На голове у него шёлковый цилиндр, на плечо наброшен старомодный оперный плащ... В другой руке гость держит нечто, весьма похожее на длинный футляр для электрогитары...»...

...В котором спрятан, конечно же, Буреносец, немедленно использованный по назначению. Воистину, Элрик ещё никогда не был таким... скажем так, метросексуальным и изящным, что ли, я уж молчу, как фэнтезийный антигерой хорошо вписался в современные реалии, смотря на них из-за линз дымчатых очков, поигрывая чёрной тросточкой ручками в перчаточках, подобранных в тон галстучку. Вот уж, воистину странные фортели у вас, господин автор...

...Высокорослый Катар...

...Меч Дуборуб...

...Проклятое копьё Кроволиз...

...Зловредный лук Смертопевец...

...Правая кисть из железа, дерева и резного аметиста, чужеродная ладонь с 9-ю пальцами, отсечённая Катаром у твари, лишившей его руки...

...Страшная ступня Страждущего бога Кулуувмуна Зубодёра, мечтой которого было сделать вдовами всех женщин старой измученной Земли...

Невероятный пример самоиронии и стёба, прекрасный образец того, как можно спародировать и обстебать самого себя и свою раннюю, юношескую фэнтезяку. По сути, именно этот рассказ являет собой эдакий заключительный штрих ко всему раннему творчеству Муркока, его любовь и одновременно иронию к самому себе и своим героям. А ведь не каждый поднимет руку, правда?

Так и знал, что этот рассказ — из «молодых», уж слишком он пышет некоторой недоработанностью. Конечно, эта недоработаность заключается в крайне небрежном отношении к анутражу и исторической веристичности, изображённый мир относится к античности примерно так же, как фантазии полковника Пьята к реальной жизни. Материалист Симон, македонские патриции, гречанка Камилла... Ладно. Но скажите мне, пожалуйства, как можно ошибиться, и пойти от истоков по течению Тигра, а не Евфрата?

Бог с ним. А вот задумка забавная — Александр Македонский как проводник таинственных сил зла, а его завоевания — как элемент борьбы Тьмы и Света... А тут уже появляются понятия Хаоса и Закона... Да и демонический Ариман похож на одного старого знакомого едва ли не каждого лика Воителя... Мда. Такая вот криптоистория, которая по умолчанию может считаться частью мегацикла, но о которой стоит вспоминать лишь как о пробе пера, которая вполне уместна для начинашки, но в багаже солидного автора она будет смотреться немного несолидно.

Вот из этой повести некогда и вырос весь мегацикл о Вечном воителе... Здесь пока нет инкарнаций и обилия множества миров, не Хаоса и Закона, нет и богов.

Есть попытка молодого автора написать чистую притчу о жестокости человечества и его последствиях. И действительно, ксенофобия в мире элдренов имеет совсем уж гипертрофированные формы, уж не стоит говорить и о тотальном геноциде Других, которые не слишком то любят воевать. Конец тот же самый, такой же горький и суровый, как и в романе, совершилось то, что и должно было совершиться. Герой, призванный защищать, обратился против своих, увидев их злобу и неправедность, покарав их настолько жестоко, насколько мог.

В принципе, и роман не слишком много, по сути, добавляет к повести. Просто повесть тороплива и слишком много событий забито в плотную массу текста. Роман эту проблему решает, но не добавляет особо нового ни к сюжету, ни к смыслу, ни к миротворчеству, что создаёт впечатление некоторой водянистости.

А в целом — неплохая по своей задумке повесть.

Поздний Муркок, как это часто бывает с писателями, несколько велеречив, но в его случае это того стоит. Резкий и динамичный стиль романов его молодости здесь уже полностью изменился, на месте экшну пришла неторопливость, эпичность уступила место иронии, а проклятый принц Мелнибонэ с каждым разом становится всё более не похож на себя...

В итоге, «The Revenge of the Rose» становится такой неторопливой фантазией, с каплей иронией, каплей печали, каплей рассуждений. Разрушенная в древности столица Мелнибонэ, на остовах которой росли башни Имрирра, цыганский табор на платформах, чьё жизнерадостное стремление в вечному движению превратилось в самоубийственный абсурд, призрак отца... эээ... Элрика, для которого самая худшая пытка — нахождение рядом с собственным сыном... Такой, как верно заметил коллега, декадентский дух увядания и печального, неторопливого угасания романтики буйных приключений. Всё больше статичных и красивых сцен, образы иных миров утратили муркоковскую аляпистость, и приобрели глубину и резкость. Резкость же была смягчена стихами Эрнеста Уэлдрейка, прибывшего к нам прямиком из «Gloriana», удивительно мягко звучащие на английском языке.

Ну и мягкость также выражается в каком-то добродушии. И Элрик здесь относится лучше даже к самому себе, гордо отвергнув зарвавшегося Ариоха, да и вообще, к миру относится более созерцательно, зрело, мудро... Автор-то давно уже повзрослел...

Необычный Элрик, необычный мир... Прекрасный, зрелый, умный автор.

По всей видимости — попросили Муркока написать для антологии что-нибудь... Ну, эдакое. Про героев, отважных и смелых, девиц, коварных и прекрасных.

Муркок сел — и написал, вытащив из чулана Ракхира Красного Лучника, который непонятно кто — то ли очередная инкарнация нашего Воителя, то ли просто товарищ по миру-времени. И вот он попадает в таинственный лес...

Кстати, немного хитрый рассказ, ведь здесь Ракхир тоже является орудием Судьбы. Хоть ему и жутко не нравится происходящее, и мэлнибонийской дамочке он не верит ни на грош, но он вынужден собраться — и идти на подвиг, прекрасно понимая, что им манипулируют, а он ничего и делать не может — обстоятельства-с...

Неплохая зарисовочка.

Точно так же, как и «The Sailor on the Seas of Fate», сборник из сшитых повестей, соединённых, правда, не слишком прочно, былой подругой графа Обека Мишеллой, той самой «the Sleeping Sorceress». А так — всё как и было, даже кроссовер нескольких инкарнаций нашего Воителя имеется, здравствуй, принц Корум, и тебе, брат Эрикёзе-Улрик, не хворать. Пафосный и откровенной комиксоидный чародей Телеб К'Аарна сумасшедш и ужасен, надсокорские нищие омерзительные, демоны ещё хуже, хотя это-то вопрос спорный. Главное, что последний экс-император по прежнему в седле, и чёрный меч при нём, куда-ж без него? И, конечно, он опять страдает. Не забывайте, это вам не Конан.

В общем, простенько и со вкусом, мир описан красиво, спасибо за явление Танелорна и даже его спасение. Поклонникам героики придётся по вкусу.