Яна мне как-то сказала: напиши про рак. Ты ведь все это пережил и видел; напиши. Я сказал: ну нет. Много кто писал про рак и без меня. Яна сказала: не очень-то и много! Я сказал: допустим, даже напишу; думаю, тот, кто решит почитать книгу про рак, он ведь захочет прочесть что-то воодушевляющее, настраивающее на борьбу, дающее надежду; ты вообще представляешь, чтоб моя книга подарила кому-то надежду? Это немыслимо!
Спор был окончен. С чувством глубокого внутреннего удовлетворения я сел за компьютер; внезапно открыл пейнт и стал рисовать. Рисовать я не умею, получилось так, будто рисовало наивное дитя, напуганное обстоятельствами; мне очень понравилось. И потом я понял, что и как следует написать про рак. И стал писать. Книга почти закончена; к концу августа она будет завершена, потом какое-то время на необходимые в таких случаях правки.
Думаю, я долго опасался начинать (и продолжать начатое), потому что боялся не успеть. Но теперь я даже не знаю, что вообще может меня остановить. Множественные метастазы? Ну нет, книгу можно закончить и в таком состоянии. Разве что несчастный случай; но нет, нет.
Название книги взято из моей же "Колыбельной": там тоже была тварь размером с колесо обозрения.
22 июня – день особый. Для меня еще и по причине того, что в этот день в 2015 году мне вырезали злокачественную опухоль. К сожалению, вместе с глазным яблоком. Доктор показывал потом фотографию: комок омерзительной дряни и рядом – для сравнения – мой левый глаз. Глаз был меньше.
Диагноз поставили за месяц до этого, после первой операции: тогда подозревали полипы. Пытались убрать эндоскопом. Дней через десять после операции мне позвонили на работу: пришли результаты гистологии. Я спросил по телефону: а что там? По телефону ответили: сказать не можем, приезжайте. Я поехал. Помню, было жарко. Обычная ростовская удушающая жара. В ЛОР-отделении — тишина. Врач ждала меня в ординаторской. Я поздоровался. Она сказала: к сожалению, новости плохие. Вот ваша гистология. У вас рак. Помню, я пытался отвечать с иронией. Даже что-то такое пошутил. Врач сказала: вам надо в онкодиспансер. Там вас будут облучать. Может, дадут химию. Только сначала заберите стекла в нашей лаборатории. Она объяснила мне, как пройти в лабораторию. Вот бумажка, я написала, покажете им. Я забрал бумажку. Спросил: каковы мои шансы, доктор? Она сочувственно покачала головой: плохая локализация. И, к сожалению, опухоль пошла в кость. Вам остался, может быть, год. Наверно, что-то такое появилось на моем лице, потому что она поспешно добавила: но все равно лечиться надо, мало ли. Было понятно, что она не верит в это “мало ли”. Да и насчет года, наверно, преувеличила, чтоб дать мне надежду: ведь год – это так много. Можно многое успеть сделать. Смириться. Закончить свои дела. Проститься с родными. Ну как все это обычно делается.
Я вышел из отделения оглушенный. Все в мире стало как будто безумно далеко. И люди вокруг – совершенно чужие. Как будто инопланетяне. С бумажкой в руках я искал здание лаборатории. Во дворе больницы было много зелени. Деревья тихо шумели. Такой типа парк. Помню, позвонил Яне. Она сначала не поверила. Думала, я шучу. Помню, спросила: зачем ты так шутишь? Я сказал, что не шучу. Она сказала: так, подожди. Я сейчас буду звонить. Я сказал: хорошо, мне пока надо найти где тут забрать стекла. Она сказала: ты только ничего с собой не сделай. Я сейчас буду звонить. Мне стало смешно: я не собирался ничего с собой делать. Почему она решила? Я сказал: не волнуйся.
В лаборатории было прохладно. Работал кондиционер. За стойкой находилась милая девушка в белом халате. Я сказал, что пришел за стеклами. Она сказала, что стекла они не отдают: это не по правилам. Я показал ей бумажку и листок с результатами гистологии. Она прочитала. Сунула руку под стойку и дала мне бланк и ручку: заполняйте. Паспортные данные обязательно. И внизу подпись. Конечно, сказал я и приготовил паспорт. Она исчезла за дверью. Я заполнял бланк. На полу у окна развалился большой рыжий кот. Помню, он поглядывал на меня с неодобрением. Пришла девушка. Мельком взглянула на заполненный бланк, убрала его под стойку. Отдала мне коробочку. Помню, подумал, что представлял стекла как-то иначе. Какой-то непрозрачный пакетик, что ли, а внутри – разноцветные стеклянные шарики. Что-то из детства. Ну просто глупая фантазия. На самом деле – коробочка. Я забрал коробочку и сказал девушке: спасибо. Она молча кивнула. Почему-то она старалась не глядеть мне в глаза.
Я вернулся на работу. Доработал оставшееся время. Помню, Яна мне звонила. Потом я звонил ей. Сказал, что немного задержусь. Она повторила: только ничего с собой не делай. Помню, что-то пошутил в ответ. Она сказала: это хорошо, что ты шутишь. Она рассказала мне историю про одну знакомую женщину: у нее был рак, все думали, что она умрет, но она справилась. До сих пор жива. Помню, подумал, что неизлечимо больным любят рассказывать про такие случаи. Никто не говорит, что такие случаи – единичные. Никто не рассказывает про сотни тысяч случаев, когда знакомые не справились. Я сказал: я просто пройдусь пешком. Она сказала: ладно. Я тут уже созвонилась. Все будет хорошо.
С работы домой я шел пешком. Мне надо было подумать. Была жара. Прохожие казались цветными пятнами. Здания стояли как пограничные столбы между мирами. Я удивлялся: и кто-то ведь здесь живет. Я все еще был инопланетянин на чужой планете. Думал про детей. Влад уже достаточно взрослый. Он поймет. И Яне поможет, когда наступит время. Но Майе всего три. Господи, я даже не увижу, как она пойдет в школу. Я шел через рощу, там было прохладнее. Ступал по чужой земле. Каждый шаг был легок – я как будто терял связь с планетой. Я подумал: допустим, остался год. Ну как год: максимум девять месяцев более-менее нормальной жизни. Потом, допустим, последние три месяца на обезболивающих. Когда все уже устали. Когда все уже тайно мечтают: скорее бы. И злятся сами на себя за такие мысли. Но сил уже нет: и мысли сами лезут в голову.
Помню, шагал по краю рощи и навстречу по дороге мимо меня промчался автомобиль. Помню, остановился и оглянулся на него с удивлением. Он был слишком нереален. Все здесь было совершенно чужое, непонятное. Я как будто впервые увидел этот мир. Мне стало смешно. Я – всего лишь разведчик на другой планете. И люди, и автомобили, и деревья, и эта дорога, и этот старый стадион напротив, и эта насыпанная под ноги щебенка, и это бледное от жары небо, и это солнце, и эти голоса людей, почему-то отчетливо слышные через дорогу, – все здесь чужое. Я всему этому больше не принадлежу.
Я вернулся домой. Влад на меня поглядывал с удивлением. Яна рассказала ему, но, кажется, он не совсем ее понял. Привычный мир не мог так запросто поменяться. Я похлопал его по плечу, что-то сказал. Пошутил. Видно было, что он немного успокоился. Раз я шучу, значит все не так плохо. Помню, подумал: здесь я еще не чужой. Все это – мое.
Яна потащила меня к компьютеру. Что-то показывала. Что-то она уже прочитала. С кем-то уже созвонилась. На днях – буквально завтра или послезавтра – будет консультация. Для начала в нашем онкоинституте. Никаких диспансеров. Там по моему профилю даже не оперируют – нет специалистов. Она крепко сжимала мою руку.
Помню, я тогда подумал, что если кто-то и вернет меня на эту планету и сделает ее снова моей, то это она.
Мне нравится сетевой фольклор. Все эти крипи-истории, выдавленные коллективным бессознательным на электронные страницы испуганных (или страстно желающих испугаться) тридцатилетних мальчиков и девочек. Проклятые файлы, убивающие, если их открыть. Скрытая часть интернета, доступная лишь избранным. Сталкеры, находящие в брошенных зданиях двери в забытые покои остывших мертвецов. Скримеры и вечный непреходящий перевал Дятлова. Новые культы древних богов и тайны зеркал. Убийцы в интернете, маньяки, которые сидят с нами в одних и тех же соцсетях, древние твари, которые следят за вами через вашу же вебкамеру. Люди, которые бегут из бытового ада в ад настоящий, такой уютный и обжитый, и всё это — огромная часть современного интернета, на которую современные же писатели почему-то почти не обращают внимания, предпочитая снова и снова переосмысливать прошлое. А ведь это удивительное место, я бы даже сказал место новой искренности (про искренность писатели любят поговорить, вот и я вставлю сюда это словечко). Да, есть кино, где как-то пробуют показать что-то не просто страшное, но страшное по-современному, однако в результате получается дешевая дрянь, фильмы категории Б, которые смотрят только не слишком взыскательные зрители вроде меня. Ну и как по мне жанр хоррора и крипи-историй – это все-таки немного разные вещи. Крипи-истории – дьявольские дети интернета, в интернете им по большей части и стоит оставаться. В крайнем случае – пусть будет книга. Скачанная через тор, с флибусты, адский сборник страшных рассказов.
“Самая страшная книга — 2016” – как раз сборник крипи-историй. По крайней мере меня в ней заинтересовали именно те истории, которые так или иначе либо связаны с интернетом, либо рассказывают нам о предшествующих девяностых: веерные отключения света, попытки добыть денег, ножки буша, занесенные снегом поселки, забытые этой страной (если вы понимаете, о чем я). Никому не нужные дети ельцинской эпохи, постепенно врастающие в цифровой ад нулевых и дальше. Я ничего не ожидал от этой книги. Я скачал ее совершенно случайно. И открыл в читалке тоже совершенно случайно. Более того: около половины рассказов не смог прочесть до конца (прошу прощения у авторов). Но оставшиеся рассказы – это то, что надо. Тот самый сетевой фольклор, который я хотел увидеть. Не могу сказать, что это какое-то новое слово в литературе. Нет там нового Пушкина или Чехова. Да и не надо. Потому что случилось главное: через эти рассказы я почувствовал (внезапно) дуновение современности. Ад одиночества, ад людей, пытающихся убежать оттуда, где страшно скучно, туда, где просто страшно.
В рассказе Провоторова “Мужики” главный герой убегает из города в деревню. Он не любит людей, предпочитая одиночество, такой современный дауншифтер, художник с ноутбуком подмышкой. В деревне происходят определенные пугающие события, но, что любопытно, сами события не так интересны, как предшествующий им ленивый денек с близящимся закатом: вся эта тревожность, какие-то нелепые случайности, встречи, смешной мужичок (кажется, что он вот-вот цыкнет зубом в духе соцреализма), старушка с корзинкой грибов, прочие милые детали умирающего деревенского быта. Рассказ хорош, но в этом сборнике у Провоторова есть и лучше: “Веерное отключение”. Здесь уже про мальчишку родом из девяностых, может это как раз про детство главного героя “Мужиков”: почти весь рассказ мы не выходим из квартиры, в которой просто-напросто отключили свет. Мальчик остался один, и мы внимательно следим за его переживаниями. И это чертовски интересно! Наступает вечер, свет не дают, отец в командировке, мать у тети, а свечки и спички – в других комнатах, и это так близко, и одновременно так безумно далеко, потому что страшно просто встать с кресла, чтобы сходить за ними сквозь темноту, мимо зеркал, мимо скрипящей дверцы шкафа, мимо окошка вентиляции. Удивительно хороший криповый рассказ.
“Ночной пловец” Дмитрия Витера – типичная (в хорошем смысле) криповая история про одинокого мужчину, его бросила жена (девушка?), он тоскует и, чтоб забыться, топит себя в работе, а после работы – ходит поплавать в бассейн. История простая, но страшная, отличная байка из интернета.
“Узор” Матюхина – крипи-байка про адский узор в каждом из нас. Ну может и не в каждом из нас. Конечно, не в каждом из нас: мы ведь все такие светлые человечки на просторах сети. А главный герой просто скачал дьявольский рисунок из интернета, и этот рисунок изменил его. Почему антивирусом не пользовался, спрашивается? Рассказ о страхе перед сетью (мало ли с чем можно столкнуться на просторах!), о страхе перед людьми вроде бы родными и близкими, о разобщенности поколения цифры. Главному герою, например, и в голову не приходит поговорить с женой о том, что с ним происходит в редкие моменты просветления. Лучше лишний раз порубать в “World of tanks”, верно?
У рассказа есть несколько технических недочетов (как мне показалось), но все-таки он весьма неплох.
“Багровая луна” Кабира хороша, но главный злодей довольно банален. Давайте признаем: классические оборотни умерли в восьмидесятых, нужен действительно хороший реаниматор, чтоб их оживить. Зато какая тут военная часть, какая промерзшая тайга, какой дьявольский холод и какой всюду снег! Прекрасный антураж, любопытные герои, есть все, чтоб история стала по-настоящему криповой.
Ну почти все.
“В иллюминаторе” Костюкевича – не самый банальный сюрреалистичный рассказ про космонавтов на станции, сталкивающихся с неизведанным. К счастью, никаких очевидных чужих. Герои умирают (ха-ха) от алекситимии и тупых тяжелых предметов. Крипота в наличии.
“Закон Скримера” Елены Щетининой – все как надо, криповая байка из интернета, готовьтесь вы(ср)дать тонны кирпичей, дорогой читатель. Главный герой мечтает сделать такой скример (короткий видеоролик с внезапной и страшной концовкой), чтоб все ахнули и шапки долой! – но у него ничего выходит, а потом его находит настоящий гений в создании скримеров и… ну вы понимаете. Тут-то все и происходит. При желании можно поразмышлять о таланте и посредственности, о тоннах копипасты, которая заполонила эти ваши интернеты, о синдроме поиска глубокого смысла. Весьма неплохо в любом случае.
На этом, пожалуй, все. Несколько рассказов из сборника я оставил за кадром: один из них хорош, но не тянет на крипи-историю, а еще про пару говорить не буду нарочно.
Потому что в хорошей криповой байке всегда должна оставаться недосказанность.
В продолжение этого поста. Осталось ровно два экземпляра. Для связи можно использовать комментарии, личку или любой другой удобный для вас способ. Если вы уже заказали книгу и до сих пор не получили ее, пишите, будем разбираться. Обновление: книги закончились.
Для желающих приобрести "Колыбельную" с автографом автора (или без автографа, по желанию), наконец хорошие новости: можно стучаться в личку или отметиться здесь в комментариях. Цена вопроса — 250 руб вместе с пересылкой (это если по России; в страны ближнего зарубежья — 300 руб). Предоплата. Наложенным платежом, во-первых, дороже, во-вторых, больше заполнять бумаг на почте — отнимает время. Форма оплаты любая (телефон, paypal, кредитная карточка и т.д.) Экземпляров немного. О книге можно прочесть здесь. И здесь. Под катом один из отзывов.
"Монотонный, убаюкивающий текст составлен из микровзрывов — ощущение такое, будто автор навевает сны и одновременно зло подщипывает. Это внутреннее, поэтическое напряжение не дает отключиться, подтягивая криминальный нерв сюжета. В «южной столице» происходит серия нападений на маленьких девочек — расследовать преступления берутся профессиональный сыщик, его недотепа-напарник, отошедший от дел маньяк и вереница рядовых граждан. Антитриллер, конечно. На это указывают не только откровенно пародийные беседы о ходе расследования, когда сыщик больше отбивается от киношных ожиданий напарника, чем продвигает его к разгадке. Главное несовпадение с жанром — в деперсонализации зла. Хотя весь роман автор умело подкидывает нам варианты, кто, логически, имел возможности и мотивы для серийных убийств, ход романа противоположен ходу расследования и ведет к обвинению в соборном соучастии. Это путь от человека до твари, которым проходят все персонажи, включая анонимных пользователей Интернета, окрестивших зловещего маньяка ником Молния. Персонажей в романе много, они цепляются один за другого, выпрастываются из чужих рукавов, взгорбливаются на чьи-то шеи, всовываясь в повествование всегда неожиданно, бочком или мыском, благодаря чему высвечиваются скрытые связи между далекими, параллельными, разрозненными будто людьми — ткется вязкая сеть сновидения, ширится, заливая абзац за абзацем, русло всеобщей тоски. Пока сыщик горделиво воюет с блистательно увертливым преступником, автор сослеживает людей заурядных, непричастных, раскрывая их мелкие тайны, уличая в стыдных страхах, докапываясь до корней того безразличного уныния, в условиях которого только и могла взрасти и прославиться смертоносная Тень. Триллерный саспенс представляется легким выходом из заевшей серости. Которая у Данихнова не имеет ничего общего с социально обусловленной нищетой и неволей. Он исследует логику негативных, темных реакций на мир, когда из повышенной чуткости, приподнятой мечты, воодушевленной надежды вырастают малодушие и жестокость. Все заблуждения и проступки героев романа чем-то высоким и человечным оправданы — но сами служат антидоводом к Канту, отменяющим звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас. И когда очередную жертву Молнии спасет случайный прохожий, автор не даст нам забыть о том, что герой еще «некоторое время выбирал, кого бы из них пырнуть» и наконец решил, что по крупному мужику «меньше шансов промахнуться». Девочка спасена — но сработала тут не воля Божья, не механически перевесившая на весах судьбы справедливость. Девочку спас черный уставший бог, глотающий звезды, — есть в романе и такой образ, некто вроде Ктулху в небесах. Этот бог Данихнова испытывает героев, превозмогающих границы человечности во имя своего страха смерти. Роман не задевал бы так глубоко, если бы парадоксальную связанность чуткости с дикостью автор не сделал принципом повествования. Текст написан как будто нейтральным, суховатым тоном — но отдельные фразы в нем перенапряжены от нестыковки друг с другом". (c) Валерия Пустовая
облако тэгов
