Владимир Данихнов «Колыбельная»

В городе без названия существуют люди. Кто-то начинает убивать маленьких девочек. Город трясется от страха, задыхается, боится. Расследовать дело приезжает специальный человек – Гордеев. Из глубинки, по своим причинам, в город приезжает Танич, тоже маньяк-детоубийца. А двое коллег друзей-недругов, Меньшов и Чуркин, возвращаются после похорон матери Чуркина, и все меняется.

В этом городе пустые люди живут свои пустые жизни. Они видят это, и хотят это изменить, но им не хватает смелости сделать последний шаг. Зачем что-то менять, если можно остаться в своей зоне комфорта, который и не комфорт вовсе, а бесконечная вереница повторяющихся дней и моментов? Люди здесь не говорят между собой. Да, они перекидываются дежурными фразами, рассказывают какие-то истории, но все это бессмысленно. Они не говорят о том, что их волнует на самом деле. А зачем? Проще самому додумать реакцию собеседника на свои слова, и, боясь показаться глупым, невежливым, навязчивым, etc. просто промолчать, сделать вид, что уснул, а потом презирать собеседника за душевную черствость, которую сам ему придумал.

Персонажей здесь много, и каждый из них, так или иначе, связан с другими, напрямую или косвенно. Даже самым эпизодическим героям автор, очень коротко, но очень емко, рисует объемный характер. Девушка Надя, вышедшая замуж, будучи студенткой, терпит своего мужа и его убеждения по поводу «свободных» отношений и полигамии. Она приходит читать на лавочку, где ее видит Меньшов, любитель рассказывать выдуманную историю, как он спас девушку от изнасилования. Все в офисе знают, что это ложь, но поддакивают Меньшову. Лучше всех знает это секретарша Меньшова, Людочка – это на нее тогда напали, но не насиловали, а пырнули в живот… Чуть позже Надя встретит Гордеева, который зачерствел от постоянного вида человеческой жестокости, и считает себя мертвой собакой. Напарник Гордеева, бодибилдер Кошевой, глупый и неразговорчивый, получающий звания за то, что хорошо сидит в офисе, и отлично переносит тяжести. И это только небольшой пример связей и взаимоотношений между персонажами.

Персонажам плохо, физически и морально. Каждая история отвратительна сама по себе. А в комплексе все это создает эффект черной воронки, которая засасывает читателя, не отпускает его, демонстрирует ему всю ту непроглядную тьму и тлен человеческих душ и жизней. Все настолько плохо, что в определенный момент ловишь себя на сопереживании Таничу, маньяку-каннибалу, убивающему детей из жалости, чтобы они не ощутили ужасы взрослой жизни, но позже меняющему свои взгляды.

Детективная линия тут тоже есть, но и она лишь маленькая часть книги. Расследование подходит к концу, но однозначных ответов никто никому не даст.

Еще здесь есть юмор. Да. Серьезно. Но он такой же, как и остальной роман – чернее беззвездной ночи.

Сначала я хотел написать «Неважно «что» написано, важно «как» написано». Написана «Колыбельная» просто мастерски. Но потом я понял, что невозможно в этом конкретном случае разделять «что» и «как». «Колыбельная» это прекрасный текст про ужасное и страшное. Красота и безысходность сплетаются в очень причудливый, но гармоничный узор. Но подходить к нему надо осторожно, готовым окунуться в омут черноты. Мне понравилось, но советовать не могу.

Придет серенький волчок

Жизнь так печальна, но все мы ее живем.

«Маленькая жизнь» Ханья Янагихара

О Владимире Данихнове узнала, благодаря номинации на престижную литературную премию, прежде не слышала. «Твари, размером с колесо обозрение» не нашла, но для того, чтобы составить представление о том, как человек пишет, нет нужды вцепляться мертвой хваткой в строго определенное произведение, возможны варианты. Потому «Колыбельная»; тем более, что роману довелось войти в шорт Русского Букера. Аннотация бодро проскандировала о черном юморе в сочетании с невероятным детективным сюжетом. «Позвольте, но ведь это Мамлеев, — подумала, едва начав, — Возможно, не столь кошмарный и стилистически тяготеет более к Бабелю или Зощенко, чем к Платонову, но все же». А с родоначальником метафизического абсурдизма имею сложные читательские отношения. Не могу проникнуться благоговейным трепетом; в его ужасах вижу не крик страдающей души, но бессмысленную беспощадность русского бунта. Звездное небо Канта со страхом и трепетом Кьеркегора, в простоте, предпочитаю Ницше.

Отложила. Спустя несколько дней вернулась и продолжила. Стараюсь не бросать начатого: тронул – ходи или не садись играть. Взялась, настроенная перетерпеть, но тут эта книга сделала мгновенный надрез на душе, через который не то споры какого папоротника, не то ослабленный вирус, не то антидот попал в кровь и стало. Нет, не все равно. Стало возможно погрузиться в мир тотального скорбного бесчувствия, в котором обитают герои. И тут я должна задать вопрос: вы предпочитаете грустить или радоваться? Глупый? Мы за позитивное мышление, станем называть любой стакан, в котором что-то плещется, наполовину полным, растянем губы в улыбке и симпатическая магия, наполнит наши души неподдельной радостью, а стаканы... чем-то. Вот именно. Человек такое странное животное, которому недостаточно испытывать суррогатную радость в режиме 24/7 для того, чтобы чувствовать себя живым.

Полнота жизни включает многие вещи, не ограничиваясь одной подслащенной водичкой радости и с этого второго подхода «Колыбельная» зазвучала во мне мощной полифонией грусти, тоски, печали, скорби, томления по несбывшемуся, горечи, одиночества, бездомности, нелюбви, неуюта. Плотное до осязаемости ощущение себя духовым инструментом, через который проходит чье-то дыхание, не доброе и не злое — равнодушное. И от того не полнишься негодованием, не испытываешь особой жалости даже, просто слушаешь это дыхание. Обыкновенное чудо настоящей литературы: знаешь, что совершенно не твое, нипочем не взяла бы такое для удовольствия и понимаешь — хорошо до эталонности.

Смотришь, как один, другой, третий персонаж бродит лабиринтами жизни. то и дело упираясь в тупик и не замечая стены, в которую воткнулся; продолжает механически шевелить ногами, словно продолжает идти. И не хочется помочь-научить-вывести. Спасти. Ты здесь наблюдатель. Зачем он так рассказывает? Зачем завел тебя в эту пыльную скучную вселенную и превратил в свой инструмент? Просто потому что может, а еще потому что

пространство, которому, кажется, ничего не надо, на самом деле нуждается во взгляде со стороны, в критерии пустоты. И сослужить эту службу ему можешь только ты

А потом начинаешь смеяться. В голос. Не потому что очерствела душой, а просто потому что смешно. Как это возможно в такой истории? Не знаю, так же, как в жизни рядом с горьким сладкое, кислое, соленое, пресное. Одной радостью ее не наполнишь, вечно грустить, горевать или ужасаться тоже не получается. Это жизнь, но я рада, что Тварь, размером с колесо обозрения существует в параллельной вселенной.

Вообще-то автор этого отзыва старался не читать современных русскоязычных авторов. Но иногда превозмогал себя, выбирал какую-нибудь книгу и прочитывал ее, думая «а вдруг я пропускаю что-то действительно интересное, и потом мне будет мучительно больно за бесцельно прожитые годы и за то что я не обогатил свою жизнь бриллиантами мысли». Но обычно извлеченные во время подобных рискованных экспериментов бриллианты мысли исчерпывающе характеризовались фразой «блин, нафига я это читал». Роман «Колыбельная» определенно стал исключением, не сказать чтоб очень приятным, но тем не менее))

Извиняюсь за такое своеобразное начало отзыва, еще и от третьего лица. видимо слишком проникся стилем «Колыбельной»

Этот роман — очень своеобразная и остроумная энциклопедия быдлячьего и овощного существования, кои качества загадочной русской души плавно и незаметно перетекают друг в друга. Говоря так я вовсе не стремлюсь утверждать что в нерусской душе сии качества отсутствуют;)) но в данной книге Данихнова они имеют явно определяющий характер. Бесцельность, лень, мелочность и скука полностью владеют всеми без исключения персонажами. Их вяло текущие мысли практически не отличаются, будь то интеллигент, рабочий, офисный клерк, бомж или маньяк. Все медленно и сонно бредут через болото жизни, равнодушно втаптывая в грязь других, чтобы в конце концов упасть и утонуть самим. Все здесь живут во сне, может только малые дети еще не спят, и один из местных маньяков убивает их, пока они тоже не успели заснуть, но в конце концов ему даже это надоедает. Бывает иногда что кто-набудь просыпается, и принимается бессмысленно дергаться, но лежащее вокруг сонное болото быстро выматывает все силы, и он снова засыпает, увязая еще глубже.

«Сон разума порождает чудовищ», вот и здесь породилось то что взяло имя «Молния». Коллективный кошмар миллионов существ разум которых спит. Он — олицетворение этого мерзкого сна, недаром все кто близко столкнулся с ним не могут осознать на яву все происходит или во сне, поскольку возле этого существа оба понятия совершенно смешиваются.

Вот как то так. Неожиданно книга навела на интересные мысли, но что в итоге? Можно ли вывести из нее какую-нибудь мораль? Не знаю, хочется крикнуть «люди, не спите, пробудите свои чуства, свой разум!» но это пустой призыв. Никто не внемлет призывам услышанным во сне.

Провинциальная тусовка

***

Давайте сразу и только честно – «Колыбельная» Данихнова – вещь очень специфичная и довольно-таки уникальная. Искать какие-то аналоги – это путь в один конец. В лучшем случае мы найдем аналог только по какому-то одному признаку. Хотите жести – тогда это как «Изысканный труп». Хотите современной достоевщины, тогда это «Текст». Но вместе…вместе только «Колыбельная».

Итак, сюжетно роман представляет собой историю из неназванного города, где действует маньяк по прозвищу «Молния». И всё вроде бы неплохо (есть следак, который не Меглин, но старается быть Меглыным), вот только есть еще один маньяк, которого задевает, что его деятельность (сельскую, провинциальную, пресную до жути) забыта на волне нового серийника. Собственно, вот он сюжет. В принципе, даже в отвратительном «Изысканном трупе» было так же два маньяка. Так чем же «Колыбельная» берет своё? А ведь она берет, если прочитать отзывы и посмотреть оценки. Рейтинг на фантлабе более чем хорош, учитывая два момента – жанр и язык написания.

Так вот роман берет, скорее всего, своей формой. И тут надо сделать большое отступление, чтобы постараться описать все фишки, которые использовал Данихнов. Во-первых, это множество ПОВов и отсутствует какого-то конкретного протагониста. Даже антагонист тут как таковой отсутствует. И из этого вытекает вторая особенность – децентрализация. Децентрализация всего. Абсолютно всего. Нет какого-то центрально персонажа, центральной идеи, центрального места действия, центральной эмоции. Об этом чуть позже. Третья особенность чисто художественная – малое количество диалогов и уклон в стилистику. Роман написан в намеренно-упрощенном стиле. При этом реально присутствует претензия на что-то выдающееся. И в кои-то веки это не пустая претенциозность. За авторским текстом ощущается глубина. Возможно, она проскочила во многом мимо этого романа, но автор дал понять, что он реально может. А это уже талант. Четвертая важная особенность – серость происходящего. О ней тоже ниже, чтобы детальнее углубиться в этот аспект.

Так вот о децентрализации. Героев в романе много. Данихнов на полном серьезе описывает жизнь абсолютных статистов. Будьте уверены, если героя упомянули хотя бы раз, то вы у знаете о том, как он живет, с кем пьет и спит, а так же как относится к тому-то или тому-то. Насколько это важно? Сложно сказать. Статистов в романе много, а главных героев как таковых по сути нет. В итоге иногда кажется, что автор льет воду. Ведь статисты реально являются статистами, все эти подробности не делают их выпуклыми. Что касается децентрализации идеи, то и тут она проявляет себя. С одной стороны, кажется, что роман просто об обнищании нравов и простом русском быдле. Но с другой стороны, роман явно показывает, насколько всё плохо в рашке, если говорить о целых институтах. О семье, о власти, о системе наказаний. С третьей стороны, всё выглядит так, будто это то, что мы заслужили вместе с тобой (по аналогии с конституцией, которые мы заслужили вместе с тобой, а до этого олимпиада, которую мы, как вы угадали, заслужили вместе с тобой).

Примерно сюда же примыкает серость. Ею пронизано всё в романе. Здесь нет даже условно положительных героев. Здесь либо чернота (маньяки), либо беспросветная серость самых разных…серых оттенков. И Данихнов очень сильно давит этим аспектом. Чего у него не отнять, так атмосферы. Мало кому удается так удается. Но, опять же, все ли готовы к такому насилию серостью и беспросветностью?

Заключение: странный роман. Вроде бы есть интересные моменты (включая твисты!), но форма…оставляет желать лучшего. И автор совсем не дает никаких послаблений. Взять хотя бы диалоги. Они здесь есть, но их мало. И примерно половину из них идут даже не диалоги, а пересказ диалогов. В итоге получаются огромные абзацы, зачастую настолько бессмысленные и скучные, что вызывают недоумение и раздражение. И всё-таки поставить низкую оценку не получается.

7 колыбельных из 10.

Всерьез думаю о том, чтобы внести Владимира Данихнова в личный список литературных гениев.

Много хорроров я в жизни читал, но чего-нибудь настолько же беспросветного, мрачного и страшного не видел никогда. Эта книга пропитана атмосферой заброшенных домов, гниения, болезней и тоски. Да, тут есть юмор, но он настолько ужасающе черен, что не воспринимается юмором, а только пугает еще сильнее.

Когда-то, прочитав «Девочку и мертвецов» этого же автора, я почему-то думал, что ничего столь же мощного он никогда не напишет — это казалось мне просто невозможным. «Колыбельная» еще сильнее. Даже не «сильнее». Еще чудовищнее.

Если делить книги на те, в которых автор живописует добродетели и райские красоты, и на те, где изображены пороки и адские ужасы, то новый роман Владимира Данихнова «Колыбельная» безусловно относится к последним. Перед нами предстают обычные жители обычного города в обычные времена года со своими обычными заботами и поступками. Но из повседневных хлопот и занятий Данихнов выворачивает все угрюмое, затаенное и грязное. Вместо палитры ярких красок — однотонная беспросветность и тоска, унылый стон безысходности. Вместо решительных действий — топтание на месте и беспорядочные блуждания. Но суть не столько в инструментах, сколько в душах героев.

На первый взгляд, галерея персонажей романа кажется собранной из самых заурядных людей. Однако под одеждами рутины скрыты характеры, достойные кунсткамеры для душ, если таковая существует. Фальшь и отчуждение, ложь всем и самим себе в первую очередь, бессмысленное и безрадостное одиночество, но это далеко не все. Персонажи мелко ненавидят, пакостно ломают судьбы окружающим, самозабвенно лгут и упоенно страдают. Весь город кажется бездонным омутом, наполненным серой глупостью и жестокостью, грубостью и жадностью. Но в любом тихом омуте водятся черти, а потому нечистая сила, или какая-то тварь вроде нее, завелась и на страницах книги.

Среди общего беспросветного, почти животного существования некий маньяк начинает охоту за детьми. Убийства сотрясают омут и вытаскивают из шкафов пропыленные скелеты. Сильнее всего пугает даже не жестокость преступника, а то, что по сути он в определенной степени оздоравливает общество, пробуждая людей от спячки. Не все оказываются способны осознать свои ошибки, но некоторым все же удается прозреть, пусть и запоздало. Еще ужаснее, что едва ли не самым человечным героем становится отошедший от дел маньяк, поскольку у него есть четкая цель, к которой он упрямо пытается брести, в отличие от других, безвольных, персонажей.

В изобразительных средствах «Колыбельная» отчасти напоминает «Мертвые души» Гоголя, аналогичным паноптикумом людей, которые сами искалечили свое тело и душу. Но Данихнов режет по живому, не брезгуя никакими приемами, чтобы подтолкнуть читателя к размышлениям и показать, как трясина глупости и сонливости заглатывает человеческие жизни. Вновь и вновь автор обращается к мыслям героев, выстраивая громоздкие конструкции вида «он подумал, что она подумает, что он подумал». «Колыбельная» кружит голову, отталкивая неприглядной натуралистичностью, но при этом с равнодушием хирурга обнажает пороки и слабости современного человека. Получается, цель оправдывает средства?

Технически, одна из основных особенностей романа — его кажущаяся бессюжетность — может как оттолкнуть, так и привлечь читателей. Бессюжетность, потому что автор ткет повествование из множества тонких ниточек, в которых перепутано настоящее и прошлое, философия и жалобы, усталость и решительность. Кажущаяся, потому что постепенно становится ясно, что отдельные сюжетные линии плотно смыкаются, придавая роману объем и ощущение полной реалистичности. И теперь уже вырваться из книги становится невозможно. Тем не менее, до этого рубежа еще надо дойти. И далеко не каждый прорвется через начальную паутину душевных грязи и тошноты, чтобы увидеть редкие светлые блестки, попадающиеся во второй половине романа.

Итог: нестандартный натуралистично-тяжелый роман, сотканный из серости и тоски.

Мощное произведение. Тягучее концентрированное отчаяние, мрачная реальность с редкими вкраплениями света, жестокая ирония, достойная сравнения с именитыми классиками, десяток исковерканных характеров и судеб, немного атмосферного хоррора. Неоднозначные персонажи, к которым по-настоящему испытываешь жалость и сопереживание, не смотря ни на что. Запоминающийся авторский стиль: предложения нарочито короткие, будто рубленые, но разрастаются в описательных фрагментах, и от того метафоры «взрывают», щекочут нервы. Читается влет.

Что удивительно, после прочтения не остается того опустошения и отвращения к жизни, которым сквозит роман, наоборот, книга хочет, чтобы мы задумались и не повторяли чужих ошибок. Чтобы не выдумывали мечты, а воплощали их, чинили то, что сломано, а не выбрасывали, обращали внимание друг на друга, ставили перед собою цели и добивались их. Чтобы мы сбросили с глаз пелену сна, кошмара, который повторяется изо дня в день.

Герои Данихнова неприятны, некоторые даже отвратительны, они не живут, а существуют. Но насколько высока степень вины, вменяемой им? Почему они стали такими? Отчаянье, «осязаемое и липкое, как паутина», лихорадочное одиночество и «глухие стены непонимания»: все это обуславливают психологические травмы и трагическое отсутствие вдохновляющих примеров, надлежащего воспитания, дружеского плеча и доброты на жизненном пути. Простое неумение выразить большую любовь (которая есть в каждом из них) толкает людей на страшные поступки. И в этом они чертовски похожи на нас. Перемены в виде появившегося в городе маньяка, катализатора всеобщего упадка, нарушают их зону комфорта и безрадостный цикл жизни. Периодически персонажи ловят озарение, но не все могут переступить через собственный закостенелый образ, вроде и чувствуют, что все неправильно, но уже поздно.

Сюжетных линий много, некоторые из них пересекаются, некоторые уходят, едва появившись. Многие объединяет уныние, трагизм, глупость, эгоизм, серость и безразличие. По большей части второстепенные персонажи выглядят крепкими, но необструганными досками на фоне основных и являются скорее вспомогательной силой для горькой иронии, сардонической усмешки общества, испускающего последний вздох. Их роднит образ быдла, но не очевидного, что грызет семечки на кортах в подворотне, а того, что прячется за маской интеллигентности и оказывается еще страшней. В какой-то момент я увидел нечто от себя, и, честно, мне стало не по себе.

Несмотря на подавляющую мрачность, серость и безвыходность авторского мира, в нем все же есть краски. К такому выводу приходит один из главных героев, это доказывают примерами и другие персонажи. Деревня в романе едва ли не средоточие добра на фоне городского мрака. В этом мире есть свет, и от того, что он сияет в абсолютной тьме, он особенно яркий, стоит лишь встрепенуться душой, внимательно оглядеться и потянуться к нему.

Прочла примерно треть романа, но, думаю, никаких открытий чудных на остатке дистанции меня не ждет, так что напишу отзыв сейчас. Лучше всего книге подходит слоган «Темное царство без луча света». Не назвала бы это чернухой — чернуха требует определенной яркости, лихости и сочности, а здесь все монотонно-серое. Люди обезличены, начисто лишены человеческих черт и смахивают на унылые картонные марионетки, уныло дергающиеся по унылой воле обстоятельств (или автора). Исключение составляют лишь дети до десяти лет, поэтому не особо приятно читать, как унылые маньяки потрошат эти цветы жизни и жарят их печенку с лучком. И, главное, непонятно, зачем — ведь при переходе к отрочеству все равно сработает некий переключатель, и милые, живые и любознательные существа превратятся в бессмысленно дергающихся марионеток. Данихнова иногда сравнивают с Гоголем, а его галерею уродцев — с «галереей русских портретов», однако сравнение, на мой взгляд, не оправдано. Взгляд Гоголя иронический, но в то же время полон любопытства (зачастую доброжелательного) и начисто лишен скуки и презрения. Поэтому и в героях его то и дело проскальзывают обаятельные черты, и даже самые жуткие персонажи вызывают не только ужас, но и жалость. Текст Данихнова, напротив, так и сочится скукой и презрением, сочувствовать его персонажам невозможно, как невозможно сочувствовать скрипящим шестеренкам. Если вкратце, выглядит это примерно так: «Скучное солнце глядит со скучного неба на облепленные скучной пылью дома, на дороги, по обочинам которых растут скучные деревья, усаженные скучными подыхающими воронами, и на скучных людей, которые скучно едят, пьют, совокупляются, ссорятся, убивают и умирают». Аминь. Единственное достоинство книги, пожалуй — это чернейшая ирония, однако на ней выехал бы рассказ, даже повесть, но никак не роман.

Если бы Хармс и Воннегут собрались написать что-нибудь в соавторстве, то очень может быть, что у них получилась бы вот такая «Колыбельная».

Тяжёлые чувства после книги, но так и должно быть. По увлекательности и психической подоплёке чтение «Колыбельной» сравнимо с расковыриванием гнойного нароста где-нибудь на своём теле: болезненно, сладостно-мазохистски, трудноостановимо, несколько мерзостно, но нет воли превозмочь раздербанивание, ибо уж очень это (противо)естественно. Вот с хрустом отрывается запёкшаяся корочка, начинают появляться первые капельки гноя. Затем ты запускаешь ногти под кожицу, попутно выдавливая смесь гноя и крови. Потом теребишь ранку снова и снова. И так пока не заживёт. Заживает быстро, как и заканчивается книга. Но шрамик остаётся всё равно ещё надолго.

«Колыбельная» может (и обязательно будет) много чем раздражать. Меня, например, регулярно подбешивал авторский стиль, в котором мало того, что красной нитью просекала каждый абзац ода нерешительности, ненужности действовать, унынию и безосновательной скуке («он хотел встать, но вдруг передумал и остался сидеть, не вставая», «он захотел починить унитаз, но вспомнил, что уже пять лет как хочет это сделать, и так и не сделал», «он хотел сказать всё, что думает, но испугался и ничего не сказал» — все эти регулярные «хотел, но…не сделал/не стал делать», они буквально в переизбытке диком), но при этом еще и просто неисчислимое количество лексических повторов. Об них запинается взгляд, они мешают сдёргивать корочку, их много, и я понимаю, что это осознанная игра со стилем, но читать такой нарочно мёртво-бедный, цеплючий язык – несколько затруднительно. Как будто читаешь нечто архаичное, стилизованное под гоголевско-достоевщинское, только у них ещё и словарный запас изрядно богаче. Будь к хотя бы трети повторяшек синонимичные слова – книга бы, мне кажется, идею никуда бы всё равно не дела, а вот в богатстве языка – выиграла. Ну и отрывистые, зачастую как будто выплёвываемые в читателя предложения, полностью состоящие из бытовухи – это не всякому понравится. Я примирился только где-то к второй трети.

А книга страшная. Не в смысле, что куча хоррорных деталей, вовсе нет. Она страшна атмосферой, липкой паутиной, мастерски затягивающей читателя в омут скуки, безразличия к окружающим, полнейшего бездействия и беспросветности ненужного существования. Вспоминаются слова из песни:

«Забытый всеми там, где дождь идёт,

Где без причины хочется напиться,

Мой друг, который знает, что умрёт,

И женщина, которая боится.

Случайный взгляд по линии дождя,

След пепла сигареты на странице –

То, что останется со мною навсегда,

И никогда и никому не пригодится…»

Или «Дума» Лермонтова с весьма пророческим мрачным прогнозом-размышлением. Вообще, «Думу» можно хоть целиком цитировать, она бы идеально подошла в качестве эпиграфа к «Колыбельной», постоянно икались мотивы из нее, разные строчки приходили на ум то тут, то там.

Но самое главное, чем страшна книга – осознанием, что до описанных событий (не до маньяка, конечно, этим сейчас вообще никого не удивишь) и общих депрессивных состояний как-то ужасающе рукой подать. Брр. И неважно, сельская ли это тьмутараканья глубинка или мегаполис современный с интернетом, стриптизом и супермаркетами. Пусть автор и утрирует изрядно, пусть изредка взбудораживает это царство уныния так, что оно перестает напоминать деревенское кладбище, засосавшееся в болото. Это всё равно, если пропускать через себя и иметь парочку-другую примеров подобных жизней перед глазами, – начинаешь поневоле к упадническим настроениям таким же приходить. Потому что достоверно и мощно раскрыт сам механизм такого психологического давления, слома, апатии. Полнейшее ощущение ненужности этому миру.

Отличная книга. Далеко не всем пойдёт, кто-то может клюнуть исключительно на чернушно-детективную завязку и разочаруется сразу же. Кто-то может просто в силу своего весёлого шутовского, с избытком оптимизма и смеха, характера даже не понять, почему так мрачно и тягостно происходящее, хотя чёрного юмора и иронии тут прилично, одно название чего стоит! В любом случае, это качественный депрессант, принимать глазами, умом и душой. И пытаться после прочтения осмыслить: а был ли ты сам среди этих героев. Ведь если да, то ещё не поздно проснуться.

Действительно страшная книга, но не в смысле совершаемых убийств, а в том как автор показывает мирскую обыденность и людей живущих в ней.Читаешь и словно вязнешь в болоте мрачных образов и безысходности. Вроде бы автор не прорабатывал психологических портретов персонажей, но, извините за каламбур , многие кажутся живыми, но лишь только внешне.Внутренне это лишь пустые оболочки, выполняющие однажды установленную программу как заведенные.Здесь хочется вспомнить роман «Нейропат» Бэккера , где автор также сравнивал людей с биологическими компьютерами отвечающими на раздражители внешнего мира по мере их возникновения. Язык автора прост и ладен.Именно так -ладен: все слова и выстроенные из них предложения и абзацы читаются как «ножом сквозь масло». Большой и единственный минус постоянное перескакивание на сторонних персонажей мимолетно упоминающихся в романе.

Проблема человеческого бытия беспокоит не один десяток умов многие века.Для чего человек появляется на свет?что ему суждено сделать и кем стать и суждено ли? Или человек сам является творцом своей судьбы и всего лишь ставит себя в рамки правил создаваемых самим собой, живя в иллюзорном мире и отгораживаясь от всего окружающего? Не сказать чтобы Данихнов отвечает на все эти вопросы, но вот что будет в самом худшем варианте человеческого равнодушия и ,в частных случаях, заблуждения он показывает. А Молния оказался не так прост, как казалось в середине романа, этакий намек, что такие чудовища в людском обличье

Итог . Рекомендовать такую книгу не берусь никому , так как у самого чуть не случился приступ депрессии),но в качестве профилактики от чрезмерной праздности почитать все же стоит.

Лайтовый облегченный вариант мрачного натурализма с претензией на обобщения Мамлеева вообще и Шатунов в частности. По первости достаточно забавно читать про перемещения механических зомби, но автор обнажает используемые приемы. На первый раз «N хотел помыться и зашел в ванную, но затем передумал» вполне себе забавляет, но на десятый уже скучно. Тусклая картинка автора, траектории перемещения равнораскрашенных безэмоциональных зомби по идее должны несколько оживляться как бы маньячно-детективной составляющей. Дети, как известно, наше все и их использование для чернушных экзорцистов несколько грешно без намерений каким-то образом через детей дать катарсис. Здесь этого нет и в помине. Жвачное произведение, безэмоциональное. Оговорюсь. что первая глава четвертой что ли части. которая начинается с того, что третьестепенный персонаж назвал всех дерьмом и что потом последовало представляет собой законченный и самостоятельный по отношению к остальному рассказ, хармсовского типа, хороший и смешной.

В октябрьском номере «Нового мира» в урезанной версии вышел новый роман Владимира Данихнова «Колыбельная» Я прочел полную версию, которую прислал мне автор. Прочел с любопытством, поскольку роман, как это ни удивительно для Данихнова, написан в нефантастическом жанре (строго говоря). А также прочел с удовольствием, потому что, как мне кажется, писатель Данихнов сделал шаг вперед.

Стилистически роман очень однороден. Текучая, сладко-горькая патока слов, натурально — колыбельная. События происходят в этой стране, в большом южном городе, в котором без труда угадывается Ростов-На-Дону.

Роман отличает олтмановская мультисюжетность. Сюжетные линии пересекаются, пересекаются, пересекаются. Персонажи появляются и умирают при трагических или не очень обстоятельствах. Некоторые продолжают жить дальше. В этой стране, в этом городе и в этих деревнях, разбросанных вокруг этого города, течет аморфная, тоскливая жизнь, которую Данихнов описывает с тщательностью, количественно превосходящую тщательность прозы известного бытописателя Димы Данилова в том плане, что помимо тех действий, которые герои предпринимают реально, описываются действия, о которых герои постоянно помышляют, но в конечном итоге не совершают: им мешает апатия.

Композиционно роман строится как «неклассический» детектив. Вокруг воронки — поисках серийного убийцы — крутится масса «мусора» в виде инженера Меньшова, которому посвящена первая часть романа, и его приятеля Чуркина, который стоит ниже на социальной лестнцие — паяет модули. Чуркину посвящена вторая часть романа. Если взять шумовку и выцепить из вара кусок мяса — «коммерческую» триллерообразную сюжетную линию, то здесь вырисовываются три главных героя: провинциальный серийный убийца Танич, который по семейным обстоятельствам едет в большой город, где с неудовольствием узнаёт, что у него объявился конкурент — серийный убийца Молния, о котором нынче только и говорят; собственно Молния, имя которого будет названо в финале; и «специальный человек» Гордеев — знаменитый сыщик, который прилетает из Санкт-Петербурга, чтоб поймать маньяка. Между этими тремя персонажами вырисовывается пугающая общность: их объединяет отвращение к жизни в том или ином ее проявлении.

Роман написан динамично, чем и уникален: не так-то просто увлекательно писать о чувстве безысходности и скуке, которая подавляет волю 100% персонажей романа и волю 99% обитателей этой страны.

Но вот что мне любопытно: как будет выглядет роман Данихнова, если он вдруг когда-нибудь рискнет отказаться от своего фирменного мрачноватого юмора вперемешку с глумливостью?

«Колыбельная» — венец всего предшествовавшего творчества Данихнова. Роман раскрывает всё те же темы, знакомит с теми же героями, но с острой как игла силой, отбрасывая всё несущественное и концентрируя внимание на важном. В нём нет пришельцев или зомби, нет фантастического антуража, но он не менее фантастичен. В советское время технотриллерам и апокалиптическим произведениям дали собирательный термин — «роман-предупреждение». Так вот, «Колыбельная» самый что ни на есть роман-предупреждение, только Данихнов предупреждает не о внешней катастрофе, поражающей человеческие тела, а о той, что поражает человеческие души. Безразличие, цинизм, лень... Он пишет о грехе уныния, о том как человек теряет человечность, калечится под гнетом безделья и бесцельности, обрекая и себя и окружающих на страдание. О злобе и бесчувственности, которая поражает современного человека. Он пишет об актуальном, о сегодняшнем дне. И пишет очень, очень серьезно.

Мир романа фантастичен, гипертрофирован, хотя и кажется таким реалистичным, — это постапокалипсис, самый страшный из всех который только можно вообразить. Роман пугает, как и полагается хоррору, но не маньяками убивающими маленьких девочек. И страшнее самого романа только то, что для очень многих этот роман не покажется фантастичным или осмысленным, потому что их личный апокалипсис уже наступил. Для них «Колыбельная» будет всего лишь заумным чернушным романом о российской нищете.

Помимо того что написано, не менее невероятно то как написано. Написано великолепно. Язык, образы, характеры, сюжет и композиция, — всё это Данихнов пишет безупречно, так писал Платонов, Булгаков, Гомбрович. Пишет ли сейчас также кто-то ещё — большой вопрос. Не смотря на сложную композицию и мрачное содержание, книга читается очень легко и быстро. Она увлекает, затягивает, играет с читателем. В ней много юмора, иронии, стёба, удивительных ситуаций и неожиданных поворотов сюжета. За героями интересно наблюдать, хоть сопереживать и нет никакого желания. Это лучшая отечественная книга уходящего года, её сложно советовать кому-либо, но очень хочется.

Собственно, в эдаком постсоциальном модернизме, небрежно замаскированном под нуар-детектив, имеем только одно. Череду безмозгло-безумных героев, жизнь которых, как впрочем, и все окружающее, наполнена бессмысленно-болезненными реалиями и такими же фантазиями. Раньше это, с похабным юморком для контрапункта, характеризовалось так: жизнь – м-м… туфта, все люди – э-э… гады, остановите Землю, я сойду! Добавьте постперестроечную социально-литературную «чернушную» эстетику и интеллигентское словоблудие тех же времен. Если хотите погрузиться в такой коктейль – милости просим.

У кого-то, заметно разбавляя все вышеперечисленное ерничеством, хулиганством и темпом, играть на таком поле более-менее получается. У Данихнова – увы…

Литературно и психологически безупречна (во всяком случае, почти безупречна) лишь кода. Вообще, если вести речь о литературе, как об искусстве ради искусства, «Колыбельная» заслуживает вполне приличной оценки. Но чисто по человечески… Имеет ли право опус на существование? Несомненно. Как пример того, как не стоит писать и чего не стоит публиковать.

И, вот что странно. Создается впечатление, что если раньше (вспомним Феликса Сорокина и его Синюю Папку) писатели реалисты мечтали создать философско-фантастический роман, то сегодня любой фантаст (ну, возможно, за исключением игроков высшей лиги) мечтает накатать заумную реалистику о российской нищете всего сущего. Благо, издать ее не представляет проблем.

Последнее. В конце 80-х – начале 90-х прошлого века, когда на рынок хлынул весь литературный модерн от обэриутов, до Кафки и сюра, мы упражнялись примерно в подобных текстовых экзерсисах на уроках (вместо таковых, естественно))). Знаете, у многих выходило не хуже.