Объект сидел на крыше расположенного в двухстах метрах от точки и закрытого ныне за ненадобностью пункта автоинспекции — и ждал.
Он знал, где, как и во сколько.
Оставалось найти тот единственный шанс, который поможет ему спасти Первого.
Или по крайней мере, попытаться помочь: объет осознавал, что его возможности не безграничны, и что противодействие наверняка будет.
Но он надеялся — смешно сказать — на русское "авось", в чудодейственности которого не раз имел возможность убедиться за десятилетия пребывания здесь.
Он ждал.

***
— Сегодня что-то должно случиться.
— Что, господин президент?
— Не знаю. Просто чувствую. И будто кто-то шепчет на ухо — "опасность".
— Может быть, изменим планы на сегодня?
— Исключено. Разве что...

***
— Они решили подстраховаться, и Первый поедет не в своей машине, а в машине сопровождения.
— Какая наивность! Ну да это простительно: они же не знают наших возможностей слежения.
— Это лишь на руку нам. Действуем по плану.
— А как же объект? Вдруг будет попытка изменения воздействия?
— Исключено, в радиусе ста метров всё под контролем, и он не сможет сделать ничего.

***

Пересечение должно было состояться через минуту-две.
Пересечение замыкающей машины кортежа с Первым в салоне и рефрижератора, заряженного подарком для президента.
Всё это время объект лихорадочно перебирал варианты — и не находил нужного.

И вдруг! Да это он, тот самый "авось"!
Объект принял решение и сорвался с места.

***
— Мама, мама, посмотри! Почему воон там, впереди, внизу, на дороге машин совсем нет?

— Не знаю, наверное, перекры..

— Папа, папа, котёночек! Тормози!
Под колёса с обочины в отчаянном, безумном прыжке летел черный комок.
Хозяин авто резко дал по тормозам, уводя машину влево.

На заднем сиденье истошно орал кот в переноске, рядом верещала дочурка.
Отец успел увидеть в зеркало бокового вида накатывающуюся махину грузового "мерседеса" и крикнуть — "ложитесь на пол, вниз!", после чего в развернувшийся под девяносто градусов автомобиль врезался бампер рефрижератора.

До пересечения трассы и кольцевой оставалось чуть меньше двухсот метров.

***
— Не может быть! Как?! Как он смог?!

— Очень тонко. Один шанс из миллиона. И у него получилось.

— ...............

— Получено последнее сообщение от объекта, за минуту до.

— ?

— "Оставьте их в покое. Они лучше, чем кажутся. Дайте им шанс."


***
Последняя машина кортежа пролетела под мостом кольцевой, сидевший на заднем сиденье президент услышал по связи о аварии и заторе, возникшем неподалёку, но не придал этому значения.
В голове крутилось совсем другое.

И только много после, когда прошли сообщения о том, что попавший в аварию грузовой автомобиль под завязку набит октогеном, что встреча их была неизбежной и не произошла по причинам скорее сказочным, чем реальным, что водитель большегруза застрелился — картинка сложилась.

— Почему он не доехал? Что стало причиной аварии?

— Легковушка с прицепом. Семья ехала на дачу. Водитель дал по тормозам, развернуло на дороге, перекрыл две полосы.
Все живы, только глава семейства в больнице: удар пришёлся в его дверь. Хорошо, скорость была небольшая.

— А почему затормозил?

— Девочка сказала — котёнок под колёса бросился.


-----------

В эту ночь Первый спал плохо.
Лишь под утро забылся в тяжёлой полудрёме, и привиделся чёрно-белый кошмар: гроза, вспышки молний, накатывающийся вал цунами, который оказался стеной огня...
Без сил и с больной головой, президент сидел на кровати и думал — что бы это всё значило.
Минут десять размышлений ничего не дали.
Звали дела, и он начал свой очередной день.
Спустя какое-то время ушли мысли и о вчерашнем котёнке, и о странном сне, — всё завертелось-закрутилось по обычному рабочему сценарию.

***
— У нас проблемы.

— Что?

— Объект не вышел в точку контакта. Исчез.

— Вы понимаете, что это значит? Ваши действия?

— Ищем. Да, и ещё...

— ?

— В последнем сеансе с его стороны прозвучало нечто странное...
Некая неуверенность в том, что наша задача — правильная. И что её вообще стоит выполнить.

— И это называется "нечто странное"?!! Подробную информацию об этом, полную, и немедленно!..

— Есть.

***

Старший группы сопровождения не верил в сказки и видения.
Возвращаясь мыслью снова и снова в тот отрезок времени, он вспоминал какие-то мелочи, детали, нечто необычное в ситуации — и всё более укреплялся в мысли, что ситуация была странной.
Очень странной.
Он набрал номера начальника службы безопасности президента.
Через полчаса они попросили президента отложить все дела и уделить им несколько минут.
Президент ответил согласием.
— Странно, что я сам не заметил ничего такого с лапой у зверя. На руках ведь держал.
Видать, сильно замёрз кот — просто кусок льда...

— А почему Вы дали команду остановиться у того поворота.

— Я увидел его. У края дороги.

— При скорости в 150? За километр?..

— Да, действительно. Что-то здесь не то. Я бы сказал — совсем не то.

— Но как это возможно? Уровень такого дистанционного воздействия — это фантастика, сказка..

— И тем не менее. Собирайте всех. Срочно.


***

— Это катастрофа. Потерять такой шанс!

— Но, может быть, мы ещё можем что-то сделать?

— Что? Почитайте отчёт. Объект для нас потерян. 100 лет впустую...

— Мы найдём его.

— Надо не объект искать, надо позаботиться о сохранении тайны. Два-три дня — и контуры вскроются, память и понимание вернутся к..

— Всё уже делается.

***

Объект сидел под большим мусорным контейнером и думал.
Всё путалось в мыслях, собственное будущее выглядело скверно, мягко говоря, и ясно представлялось лишь одно: Первый, его Первый, тот, с которым они составляли единое целое на протяжении тридцати с лишним лет — в опасности.
И если не помочь — всё кончится страшно и быстро, возможно — уже сегодня.
Значит, надо помочь.
Цена этого — значения не имеет.


***
— Сегодня вечером. Пересечение трассы с кольцевой. Неядерный, три тонны. Должно хватить с запасом.

— Если нет другого выхода... Да. Пусть будет так. Мы не можем рисковать.


(окончание следует)

Начинал с продолжений к самым любимым своим произведениям: "Борьба за огонь", "Пещерный лев", ещё кое-что.
Получалось сами понимаете, как. Что взять с безрассудной и неопытной юности, одержимой идеей?
Всё это есть в бумаге, даже с рисунками)))


Но теперь и здесь — не об этом.

Представленное на суд читателя ниже — несколько иное, и по времени написания, и по количеству "тюнингов" текста.
Ни в коей мере не претендуя ни на какие выводы, оценки.
Написанное для души, в стол.

Выкладываю кусок.
------------------------------------------------------ ---------------------------------------------------

Замыкая круг.

***
— Вы понимаете, что права на ошибку нет и быть не может, ни при каких обстоятельствах?
Будет только одна попытка.
Это наше единственное внедрение за последние сто лет.

— Я знаю, какова цена, и гарантирую успех.

— Уверенность — это замечательно.

***

— Киса, киса! — мальчик лет трёх-четырёх тянул руки к сидевшему на дереве котёнку.

Котёнок был чёрного цвета, и к тому же ещё — грязен невообразимо.
Он не переставая орал; одна из лап была то ли сломана, то ли вывихнута — с земли было не разглядеть.
Мальчику было жаль такого несчастного, такого маленького и одинокого зверёныша.
Он продолжал звать, без особой уже надежды на успех, и глаза его были на мокром месте.
Не было взрослых, которые смогли бы помочь, снять с дерева страдальца.
Сам же мальчик не сумел бы залезть на такую высоту, будь у него даже лестница: однажды он упал с качелей во дворе, сорвавшись и пропахав до крови колени и локти.
Высоты он теперь боялся панически.

А между тем, котёнок, подгоняемый страхом, отчаянием и голодом, решил сменить место на ветке и сорвался вниз.
Мальчик сумел поймать и прижать к груди зверя.

— Какой же ты холодный! — приговаривал он, быстро идя к подъезду своего дома. — Как будто в холодильнике был... Ну ничего, сейчас мама даст тебе поесть, и лапку забинтует. Не плачь.
Ребёнок скрылся в подъезде дома.

***
Мать из окна видела, как сын стоит под деревом во дворе и кого-то зовёт.

— опять притащит в дом какого-нибудь заморыша... Опять зоопарк будет в квартире...
Эх, сынок, сынок... Что мне с ним делать? Как он жить будет, с таким сердцем? Нельзя спасти всех на свете, нельзя помочь всем, кто в этом нуждается, не хватит и ста жизней, не то, что — одной...
Звонок в дверь оборвал её мысли.
На пороге стоял сын, в глазах его дрожали слёзы.

— Мама, там был котёнок, на дереве, он плакал, я его звал, долго, он упал и я его поймал..
А потом.... Потом...

— Успокойся, ты всё правильно сделал! Где твой спасённый?

— Мама, он пропал.

— Как пропал? Куда?

— Я нёс его за пазухой, поднялся на этаж... Не знаю, куда он делся.

— Как же так? Может быть, выскочил, спрятался в подвале?

— Нет, мама, я держал крепко, он был со мной... Почему, мама? Почему он ушёл?

Сын разрыдался.
Мать обняла его, погладила по голове, поцеловала.

— Не плачь. Найдётся он, я уверена в этом. Пойдём, поищем. А почему ты такой холодный? Замёрз? Лёд просто.. Сейчас чаю согрею, и спустимся во двор.

***
— Отличный ход. Домашние животные — их слабая сторона. Объект надёжен?

— Абсолютно. Теперь нам остаётся только ждать. Вход — это одно, выход — не менее важен.
Правильно выйти — едва ли не сложнее..

— Всё получится. А ожидание... Что такое тридцать-сорок их лет по сравнению с важностью нашей задачи?

***
Шоссе перекрыли минут сорок назад.
Блюстители порядка на дорогах откровенно нервничали; кортеж первого лица должен был проследовать уже минут пять назад, но что-то пошло не так, и народ в авто-пробке отчаянно давил на клаксоны, матерясь и негодуя в своём бессилии.
Запрос по связи ничего не дал. Что-то где-то. Что и где — неизвестно.
Как же это всё достало!...

— Останавливаемся, вон там, у поворота!

— Но, господин президент, инструкция...

— Я сказал — у поворота.

Кортеж начал торможение.
Что случилось? Зачем? Почему здесь? Окружение терялось в догадках. Не было никогда такого вот, чтобы Первый менял правила — на ходу, спонтанно, беспричинно на первый взгляд. Но ему виднее, как известно.
Старший группы сопровождения по спецсвязи доложил об изменении маршрута, вернее — о задержке.
Метров за пятьдесят от места остановки, у края дороги сидел котёнок.
Чёрный, грязный, жалобно мяукающий.

— Иди сюда, маленький!
Подошедший взял мелкого на руки, развернулся.
— Поехали.

Он шагнул в строну бронированного "мерса", пригнулся, чтобы забраться вовнутрь машины — и мешком осел на обочину.
Метнулись люди, подхватили, охрана встала стеной.
Что? Кто? Откуда?
Не было ни выстрелов, ни каких других действий, в пределах видимости — всё спокойно.

— Стойте. Всё в порядке, все хорошо. Подождите.

Через пятнадцать минут о случившемся напоминали лишь следы шин, отпечатавшиеся в пыли.
Кортеж проследовал дальше.
Правда, перед этим, взятый на руки мурлыка выкинул фортель — сначала сидевший молча и спокойно, вдруг рванулся изо всех сил, ободрав когтями руки державшего, и стремглав бросился в кусты неподалёку.
— Вот дурила-то! От счастья своего ушёл! — Бодигарды качали головами, усмехаясь. — Не каждый день президент на руки берёт, и не каждого.
— Едем. Первый сел в салон машины, дверь захлопнулась.

***

— Результат?
— Превосходен! Весь объём нужной информации собран, якоря активированы.
— Объект должен быть включён не позднее, чем завтра.
— Да, будет.


***
Старший группы сопровождения задумчиво глядел в окно комнаты отдыха.

— Что, мечтаешь об отпуске?

— Нет, просто мысль одна не даёт покоя. Помнишь, кот сегодняшний?

— Как не помнить, такой красавец! Наш-то, не зря хотел забрать в новую жизнь дурачка.

— Я не о том. Он же был целый-невредимый, только грязный весь.
А когда убежал... Вроде на трёх лапах.
Одна сломана была, волочилась...

— Да ладно! Показалось тебе.

------------------------------------------------------ -------------------------------------------

( продолжение следует )

Автору рецепта "Ананасы в шампанском" — 120 лет.

Слава Северянина началась в сентябре 1909 года.
Один журналист прочел Льву Толстому эротический триолет 22-летнего поэта: "Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки!" Ярость графа была безгранична, о чем не замедлили сообщить газеты.

Обругивание в России — своеобразный обряд инициации.
До самых отдаленных краев империи дошла вибрация этих строк.
И взгляды женщин не были робки. С тех пор и до настоящего времени стало хорошим тоном для критики ругать Северянина.
А читатели знали и знают: раз ругают, значит, надо читать.

Не прошло и полугода после стиха, взволновавшего Льва Толстого и возбудившего всю страну, как появился новый шедевр.
"Это было у моря, где ажурная пена,/ Где встречается редко городской экипаж.../ Королева играла в башне замка Шопена,/ И, внимая Шопену, полюбил ее паж". Попробуйте забыть эти строки — не получится.
Я уверен, Северянин хотел бы, чтобы все его "поэзы" были такими. Не получалось. Да и не надо.
Шедевры во множественном числе уже не шедевры. Понимая это, поэт часто занимался самопародией: "В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли,/ Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де Кок,/ Где брюссельское кружево... на платке из фланели!/ На кушетке зарезался молодой педагог".

Вы смеетесь? Но Северянин и сам смеялся.
Граница между Гликбергом (Сашей Черным) и Лотаревым (Игорем Северяниным) весьма обманчива и зыбка.
Последнего даже называли демоном и мизантропом, что уж совсем ни в какие ворота. Поль де Кок с молитвенником — это путь к Пастернаку, рифмующему расписание Камышинской ветки со Священным Писанием.
Что поделаешь, поэзия, как было давно замечено Буало и по-русски озвучено Ломоносовым, есть сопряжение идей далековатых.

Северянин сопрягает галантную Францию с новой — как оказалось, эфемерной — Россией. Такие миражи свободы и счастья, как правило, появлялись в начале столетий и заканчивались Смутным временем.
Двадцатый век вплывал как "Титаник" и вскоре разбился об айсберг диктатуры пролетариата.
Скоро вся эта изысканность погибнет в огне войн и революций. Красота не спасает мир. Но как только мир спасается, он тотчас вспоминает о красоте.
"Я трагедию жизни превращу в грезофарс", — пообещал Северянин своим читателям. Это обещание он выполнил.

Медиумический гипноз Северянина продолжался лишь с 1909-го до начала 1918-го.
Хотя поэт дожил в эмиграции до 1941 года.
Но его поэтический Серебряный век умещается в эти 9 лет. Пик славы — 27 февраля 1918 года.
На выборах короля поэтов в Москве, в Политехническом, первое место получил Северянин. Вторым был Маяковский.
Многие считают этот эпизод недоразумением и парадоксом.
Как при живом Блоке выбрать королем Северянина? Но сердцу не прикажешь.
Истерзанная большевиками поэтическая Москва присягнула не революционным глашатаям, а ему, "нежному" и "изысканному" паяцу.

Он придумал множество новых слов.
Не привилось ни одно. Разве что это таинственное, манящее "грезофарс".
И все же никто лучше него не почувствовал новый стремительный ритм.
"Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском!/ Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!"
Маяковский явно соревнуется с ним, когда пишет: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй".
Почему-то ананасы в шампанском всех раздражали и вскоре исчезли вместе с буржуями. Но это в жизни. В поэзии по-прежнему свежо и остро пахнут морем давно съеденные ахматовские устрицы, а рядом с ними — северянинские ананасы в шампанском.
Из Москвы в Нагасаки давно уже летаем. Из Нью-Йорка на Марс вот-вот полетим.

Он первый сказал о себе: "Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден!"
И это была чистейшая правда. Северянин — как ранний кинематограф с графами и графинями в будуарах.
Он певец "Титаника", еще не наткнувшегося на айсберг. Вначале, как и многие, не поняв ужаса столкновения, он написал смешные стихи: "И я, ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин".
Берлин брали тридцать с лишним лет спустя уже без Северянина.

Кокетливый и нежный эгофутурист, певец куртизанок (сегодня мы бы сказали "путан"), он остался — как здания в стиле ар-нуво, чудом до сих пор сохранившиеся в Москве. Готические башни, рыцарь с мечом, изысканные витражи, зеркальные лифты...
Его поэзия очень похожа на галантную эротическую живопись Сомова и Бенуа, но с явными атрибутами нового века.
Пажи и маркизы, королевы и короли вскоре исчезнут в вихрях и водоворотах.
Останутся стихи Северянина, как обломки Атлантиды.

Россия не ошиблась, выбрав его королем поэтов.
Маяковский — трибун, Блок — пророк, а Северянин — просто король.
Читая его стихи, люди, пусть ненадолго, всего-то лет на девять, почувствовали себя не подданными, а королями.

http://www.peoples.ru/art/literature/poet...

Самое полное с/с, ЛОГОС, 1995 год, изумительное по качеству издание:
http://ruslit.traumlibrary.net/page/sever...

— "Стихи — ответственность. Скажется — сбудется. Зная это, некоторых вещей я просто не писала".

— "Ты ещё питаешься внешним миром, тогда как пища поэта — мир внутренний. Твои стихи поверхностны оттого, что в них мир внешний не пропущен сквозь мир внутренний".

— "Твои стихи моложе тебя. Дорасти до самого себя и перерасти — вот путь поэта".

— "Слова в твоих стихах большей частью заместимы, значит — не те. Твоя стихотворная единица, пока, фраза, а не слово. Тебе хочется сказать много, но ты ещё не дошёл до той грани, когда сказать что-то просто НЕОБХОДИМО".

— "Самое ценное в жизни и в стихах — то, что сорвалось".

______________________________________________________ _______________________


Г. Лонгфелло

-"Поэзия — это солнце, солнце с его темными пятнами и затмениями, освещающее весь мир".


______________________________________________________ ________________________


Г. Ужегов

***
Стихи — сосуд, в котором наши чувства
Приобретают контуры души,
Писать стихи — великое искусство:
— Не веришь? Ну, попробуй, напиши!

Строка должна звенеть как колокольчик,
Красивой быть, как ива у пруда,
И чем стихи пронзительней и звонче,
Тем больше в них заложено труда

Слова в строке, как камушки морские,
Обкатаны и сглажены не раз,
Поэт — пловец, поэзия — стихия,
А остров назначения — Парнас.

И чтоб стихи, взлетая словно птицы,
Могли в подлунном мире уцелеть,
Над каждым словом надо потрудиться,
И каждою строкой переболеть.