Он гений Игорь


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «ФАНТОМ» > Он гений - Игорь Северянин.
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Он гений — Игорь Северянин.

Статья написана 16 мая 2017 г. 12:49
Он гений — Игорь Северянин.



Автору рецепта «Ананасы в шампанском» — 120 лет.

Слава Северянина началась в сентябре 1909 года.
Один журналист прочел Льву Толстому эротический триолет 22-летнего поэта: «Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки!» Ярость графа была безгранична, о чем не замедлили сообщить газеты.

Обругивание в России — своеобразный обряд инициации.
До самых отдаленных краев империи дошла вибрация этих строк.
И взгляды женщин не были робки. С тех пор и до настоящего времени стало хорошим тоном для критики ругать Северянина.
А читатели знали и знают: раз ругают, значит, надо читать.

Не прошло и полугода после стиха, взволновавшего Льва Толстого и возбудившего всю страну, как появился новый шедевр.
«Это было у моря, где ажурная пена,/ Где встречается редко городской экипаж.../ Королева играла в башне замка Шопена,/ И, внимая Шопену, полюбил ее паж». Попробуйте забыть эти строки — не получится.
Я уверен, Северянин хотел бы, чтобы все его «поэзы» были такими. Не получалось. Да и не надо.
Шедевры во множественном числе уже не шедевры. Понимая это, поэт часто занимался самопародией: «В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли,/ Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де Кок,/ Где брюссельское кружево... на платке из фланели!/ На кушетке зарезался молодой педагог».

Вы смеетесь? Но Северянин и сам смеялся.
Граница между Гликбергом (Сашей Черным) и Лотаревым (Игорем Северяниным) весьма обманчива и зыбка.
Последнего даже называли демоном и мизантропом, что уж совсем ни в какие ворота. Поль де Кок с молитвенником — это путь к Пастернаку, рифмующему расписание Камышинской ветки со Священным Писанием.
Что поделаешь, поэзия, как было давно замечено Буало и по-русски озвучено Ломоносовым, есть сопряжение идей далековатых.

Северянин сопрягает галантную Францию с новой — как оказалось, эфемерной — Россией. Такие миражи свободы и счастья, как правило, появлялись в начале столетий и заканчивались Смутным временем.
Двадцатый век вплывал как «Титаник» и вскоре разбился об айсберг диктатуры пролетариата.
Скоро вся эта изысканность погибнет в огне войн и революций. Красота не спасает мир. Но как только мир спасается, он тотчас вспоминает о красоте.
«Я трагедию жизни превращу в грезофарс», — пообещал Северянин своим читателям. Это обещание он выполнил.

Медиумический гипноз Северянина продолжался лишь с 1909-го до начала 1918-го.
Хотя поэт дожил в эмиграции до 1941 года.
Но его поэтический Серебряный век умещается в эти 9 лет. Пик славы — 27 февраля 1918 года.
На выборах короля поэтов в Москве, в Политехническом, первое место получил Северянин. Вторым был Маяковский.
Многие считают этот эпизод недоразумением и парадоксом.
Как при живом Блоке выбрать королем Северянина? Но сердцу не прикажешь.
Истерзанная большевиками поэтическая Москва присягнула не революционным глашатаям, а ему, «нежному» и «изысканному» паяцу.

Он придумал множество новых слов.
Не привилось ни одно. Разве что это таинственное, манящее «грезофарс».
И все же никто лучше него не почувствовал новый стремительный ритм.
«Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском!/ Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!»
Маяковский явно соревнуется с ним, когда пишет: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй».
Почему-то ананасы в шампанском всех раздражали и вскоре исчезли вместе с буржуями. Но это в жизни. В поэзии по-прежнему свежо и остро пахнут морем давно съеденные ахматовские устрицы, а рядом с ними — северянинские ананасы в шампанском.
Из Москвы в Нагасаки давно уже летаем. Из Нью-Йорка на Марс вот-вот полетим.

Он первый сказал о себе: «Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден!»
И это была чистейшая правда. Северянин — как ранний кинематограф с графами и графинями в будуарах.
Он певец «Титаника», еще не наткнувшегося на айсберг. Вначале, как и многие, не поняв ужаса столкновения, он написал смешные стихи: «И я, ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин».
Берлин брали тридцать с лишним лет спустя уже без Северянина.

Кокетливый и нежный эгофутурист, певец куртизанок (сегодня мы бы сказали «путан»), он остался — как здания в стиле ар-нуво, чудом до сих пор сохранившиеся в Москве. Готические башни, рыцарь с мечом, изысканные витражи, зеркальные лифты...
Его поэзия очень похожа на галантную эротическую живопись Сомова и Бенуа, но с явными атрибутами нового века.
Пажи и маркизы, королевы и короли вскоре исчезнут в вихрях и водоворотах.
Останутся стихи Северянина, как обломки Атлантиды.

Россия не ошиблась, выбрав его королем поэтов.
Маяковский — трибун, Блок — пророк, а Северянин — просто король.
Читая его стихи, люди, пусть ненадолго, всего-то лет на девять, почувствовали себя не подданными, а королями.

http://www.peoples.ru/­­art/­­liter...

Самое полное с/с, ЛОГОС, 1995 год, изумительное по качеству издание:
http://ruslit.traumlibrary.net/­­page/­...





306
просмотры





  Комментарии


Ссылка на сообщение16 мая 2017 г. 13:09
Один из самых моих любимых поэтов:

                      ***
Любовь – беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.
Любить ли за что-нибудь? Любится – вот и люблю.
Любовь уподоблена тройке взбешенной и шалой,
Стремящей меня к отплывающему кораблю.

Куда? Ах, не важно. Мне нравятся рейсы без цели.
Цветенье магнолий… Блуждающий, может быть, лед…
Лети, моя тройка, летучей дорогой метели
Туда, где корабль свой волнистый готовит полет!

Топчи, моя тройка, анализ, рассудочность, чинность!
Дымись, кружевным, пенно-пламенным белым огнем!
Зачем? Беззачемно! Мне сердце пьянит беспричинность!
Корабль отплывает куда-то. Я буду на нем!


Искренний романс

Оправдаешь ли ты — мне других оправданий не надо! —
Заблужденья мои и мечтанья во имя Мечты?
В непробужденном сне напоенного розами сада,
Прижимаясь ко мне, при луне, оправдаешь ли ты?

Оправдаешь ли ты за убитые женские души,
Расцветавшие мне под покровом ночной темноты?
Ах, за все, что я в жизни руками своими разрушил,
Осмеял, оскорбил и отверг, оправдаешь ли ты?

Оправдаешь ли ты, что опять, столько раз разуверясь,
Я тебе протянул, может статься, с отравой цветы,
Что, быть может, и ты через день, через год или через
Десять лет станешь чуждой, как все, оправдаешь ли ты?


Стареющий поэт

Стареющий поэт... Два слова — два понятья.
Есть в первом от зимы. Второе — все весна.
И если иногда нерадостны объятья,
Весна — всегда весна, как ни была б грустна.

Стареющий поет... О, скорбь сопоставленья!
Как жить, как чувствовать и, наконец, как петь,
Когда душа больна избытком вдохновенья
И строфы, как плоды, еще готовы спеть?

Стареющий поэт... Увлажнены ресницы,
Смущенье в голосе и притушенный вздох.
Все чаще женщина невстреченная снится,
И в каждой встреченной мерещится подвох...

Стареющий поэт... Наивный, нежный, кроткий
И вечно юный, независимо от лет.
Не ближе ли он всех стареющей кокотке,
Любовь возведший в культ стареющий поэт?


                 ***
То ненависть пытается любить
Или любовь хотела б ненавидеть?
Минувшее я жажду возвратить,
Но, возвратив, боюсь его обидеть,
Боюсь его возвратом оскорбить.

Святыни нет для сердца святотатца,
Как доброты у смерти... Заклеймен
Я совестью, и мне ли зла бояться,
Поправшему любви своей закон!

Но грешники — безгрешны покаяньем,
Вернуть любовь — прощение вернуть.
Но как боюсь я сердце обмануть
Своим туманно-призрачным желаньем:

Не месть ли то? Не зависть ли? Сгубить
Себя легко и свет небес не видеть...
Что ж это: зло старается любить,
Или любовь мечтает ненавидеть?


⇑ Наверх