Ярко-белая машина скорой помощи мчалась на сумасшедшей скорости по верхнему уровню Старого города. Водителя то и дело подгонял ухоженный темноволосый молодой человек, а внутри отделения для перевозки особо важных больных тихонько вскрикивала сквозь слезы совсем юная девушка с большим животом. Рядом с ней стояла яркая дорожная сумочка, на которой было написано: «Непереносимость обезболивающих средств». Вокруг девушки суетились две медички – одна держала за руку и показывала, как правильно дышать, а другая подкладывала подушки под спину. Врач в кипенно-белом халате поверх такой же белой рубашки, сопровождавший беременную, заметно нервничал. То и дело у него прорывалось сквозь зубы что-то вроде: «Черт знает что! Каменный век как будто! Непереносимость! Недолеченность!» И каждый раз испуганно оглядывался – не услышал ли кто.
Аде принесли ребенка в палату. Ей с трудом верилось, что этот мирно сопящий сверток совсем недавно находился внутри нее. Она осторожно развернула его – это было маленькое розовое чудо с чуть сморщенной кожей. Молодая мама улыбнулась и поцеловала его пяточки. Только сейчас она заметила, что на одной из них было красное пятно, похожее на кляксу. Она отвела ножку ребенка в сторону и присмотрелась – не запачкали ли его, не поранили ли? Нет, красная клякса с пятью лепестками цвела на пяточке младенца сама по себе. Кажется, когда-то это называли родимыми пятнами. Ничего, сейчас от них можно избавиться. Сейчас от всего можно избавиться, надо только прочиповаться и получить страховку. Ветольд позаботится об этом, он обо всем позаботится…
Младенец широко распахнул глаза и посмотрел на мать. Глаза были темно-синими и по-младенчески плохо еще фокусировались на одном предмете. Ада тут же радостно защебетала, коверкая слова. Ей самой едва исполнилось шестнадцать, и новорожденный сын был для нее скорее игрушкой, чем ребенком. Она не слышала, как муж зашел в палату и встал за ее спиной. Он наблюдал за женой и ребенком, но в его глазах не было радости и гордости, таких естественных для мужчины, только что ставшего отцом. На его высокомерном лице не было ничего, кроме плохо скрытого отвращения. Однако когда Ада оглянулась, он постарался улыбнуться.
— Ветольд! Посмотри, какой у нас красивый сынок!
— Ада, — сухо ответил Ветольд, — нам надо поговорить. Мы не можем его оставить.
— Что значит «не можем»?! – серые глаза Ады стали похожи на плошки.
— Ты же знаешь об анализе наклонностей?
Она кивнула, теснее прижимая к себе ребенка.
— Что-то нашли? У него что-то нашли? Что-то плохое?
— Склонность к агрессии – 69 %. Эмпатия – 13 %, — начал зачитывать Ветольд по электронному справочнику. – Продолжать? У него сильно развито левое полушарие мозга, отличные физические данные… Но агрессия, склонность к жестокости – 69 %, это больше чем в три раза превышает норму. Он потенциальный убийца, Ада. Мы не можем его оставить.
— Но это же ребенок?! – завопила Ада. – Ребенок! Наш с тобой ребенок! Посмотри на него – как он может быть убийцей?! Мы… Мы сделаем еще один анализ! Мы можем обратиться к моему отцу, он же генетик!
— Разве это не твой отец разработал эту теорию наклонностей, к которой прислушалось Правительство? Разве не благодаря его отбору наше общество достигло таких высот? И что мы ему скажем? Что его дочь родила ребенка с дефектным геном? Послушай, ты молода, у нас будут еще дети, нормальные дети!
— Но он нормальный!!! – выкрикнула Ада так, что ребенок расплакался. – Мы можем спросить у оракула, Рилии, если ты не веришь, что наука может ошибаться! Рилия никогда еще не ошибалась!
— Никогда не ошибалась? – Ветольд усмехнулся. – Значит, не ошиблась и на этот раз – я был у нее. Если младенец останется жив, он убьет меня. И, возможно, женится на тебе.
— Какая-то невероятная глупость! Ты не можешь отнять его у меня прямо сейчас! Что они сделают с ним?
— Я могу договориться, и его положат в криокамеру на срок, пока специалисты не выяснят, как отключать ген, отвечающий за агрессию.
— Это жестоко… — Ада заплакала. – Пожалуйста, не забирай его сейчас.
— Я не стану этого делать сейчас, — успокоил ее муж. – Ему нужно время, чтобы окрепнуть, иначе глубокая заморозка попросту убьет его. Не плачь. Мы справимся.
Он ушел, оставив Аду с ребенком. Молодая мама уложила младенца в колыбельку и вытерла слезы.
— Мы что-нибудь придумаем, — твердо сказала она. – Я не позволю тебя отнять у меня. Я твоя мать, у меня тоже должно быть право выбора. Ты будешь жить, мой маленький. Я что-нибудь придумаю.
Поздно ночью один из внешних охранников слышал в саду клиники какой-то шорох, но не придал этому значения. Периметр самой крупной городской больницы был огражден забором, находящимся под напряжением. Кому надо бродить здесь по ночам? На всякий случай он глянул на экран системы видеонаблюдения и, ничего подозрительного не увидев, снова надвинул на глаза фуражку и погрузился в приятную дрему.
Ада, почти теряя сознание, села прямо на землю. Шум воды слышался совсем близко. Река, в излучине которой находился город, лениво катила воды вниз к морю. Девушка поставила переносную колыбельку с ребенком рядом с собой и распеленала его. Светало. Малыш вытянул во сне ручонки и вздохнул. Ада пригладила жиденькие младенческие волосики и поцеловала сына.
— Как они могут думать, что ты убьешь кого-то? – прошептала она.
Внезапно ребенок раскрыл глаза и посмотрел прямо на нее. Ада вздрогнула. Ребенок не отводил глаз. Аде стало не по себе.
— Почему ты так смотришь на меня, маленький? – спросила она. – Зачем ты пугаешь маму?
«Он потенциальный убийца, Ада», — раздался у нее в голове голос Ветольда.
Малыш раскрыл ротик и заплакал. Капризно, сухо, без слез. Аде вдруг стал неприятен его плач. «Что, если Ветольд прав? Не может быть, чтобы все ошибались, — подумала она. – Но это же ребенок…»
Ее сын продолжал плакать. Она смотрела на его беззубый ротик, на личико, скорченное в гримасе плача, и, чем дольше она на него смотрела, тем отвратительнее и страшнее он ей казался.
— Замолчи! – прикрикнула она. – Замолчи сейчас же!
Малыш испуганно замолчал на мгновение, но потом принялся кричать с большей силой. Ада зажала уши руками и заплакала…
Хрупкую женскую фигуру было почти не видно под мостом. Невысокая женщина в старой рубашке и брюках привязала веревку к металлической опоре моста, встала босыми ногами на деревянный ящик, надела петлю себе на шею и обреченно посмотрела на воду. За рекой порозовело небо, откуда-то из зарослей на том берегу послышался птичий писк, постепенно переходящий в бодрый гомон. Женщина сглотнула и взялась руками за веревку у себя на шее, не решаясь прыгнуть. Переступила с ноги на ногу. Вздохнула. Закрыла глаза и прислушалась. Внезапно что-то привлекло ее внимание – она повернулась куда-то в сторону прибрежных зарослей и замерла, похожая на статую. Оттуда донесся детский плач. Сорвав веревку с шеи, женщина бросилась в направлении плача.
К берегу прибило колыбельку с младенцем. Колыбелька была, хоть и больничная, но добротная и, по всему видно, дорогая. Младенец надрывно плакал и тянул к ней замерзшие ручонки. Женщина почувствовала, как в груди прибыло молоко, так много, что намокла рубашка. Она взяла младенца на руки, расстегнула рубашку и дала ребенку грудь. Малыш жадно ухватился за розовый сосок и начал сосать. А на его светлую головку закапали слезы.
— Ты чудо, — прошептала женщина. – Ты чудо, посланное мне…
Наевшись, ребенок заснул. Женщина положила его обратно в колыбельку, отошла в сторону и вытащила откуда-то из кустов маленький сверток. Она положила его рядом с колыбелькой и развернула. Внутри свертка был мертвый младенец. Женщина посмотрела на обоих и снова заплакала. Ее ребенок, родившийся совсем слабым, не прожил и часа. Она вспомнила, как умоляла врачей отдать его ей, вспомнила весь тот ужас, что довелось ей пережить за последние сутки…
— Лара! – окликнул ее встревоженный мужской голос. – Лара, вот ты где!
Сверху по насыпи торопливо спускался высокий растрепанный мужчина.
— Саяр! – откликнулась женщина и взяла на руки живого младенца. – Саяр, ты только посмотри – случилось чудо! Бог снова послал нам ребенка!
— Где ты его взяла?! – испуганно спросил Саяр, когда спустился. – Ты украла ребенка?
— Не-ет! – Лара отчаянно завертела головой. – Я нашла его – он приплыл по реке!
— Лара, — муж обнял ее за плечи. – Лара, положи его обратно. Скажи, где ты взяла этого ребенка.
— Я же говорю тебе, — она покорно положила малыша в колыбельку, — он был на берегу, в колыбельке, когда я…
Она осеклась и замолчала.
— Что ты? А что ты делала здесь? – спросил Саяр и огляделся. Его взгляд наткнулся на спускающуюся с опоры веревку с петлей и деревянный ящик под ней. Он крепко прижался к жене и спрятал лицо в ее длинные русые волосы с серебристыми прядями. – Лара… Лара, мы можем попытаться еще раз – сами, у нас еще может быть свой ребенок, наш…
— Не может! – вскричала она шепотом. – Не может, Саяр! Правительство никогда больше не позволит таким, как мы, иметь своих детей! Они стерилизовали меня, Саяр! Этот младенец – единственное, что есть у нас.
Он чувствовал, как на его руки, крепко обнимающие жену, льются ее слезы. Но не чувствовал, что плачет сам. Лара прижала руки к животу и прошептала:
— Я теперь пустая, понимаешь? Пустая! Этот, третий, если бы он выжил… Если бы он выжил…
— Вдруг его ищут? – глухо спросил муж.
— Но они же пытались избавиться от него! – Лара повернулась к Саяру и горько посмотрела ему прямо в глаза. – Если ищут – пусть найдут. У нашего сына будет хорошая могила.
— Лара! Очнись! А если у него чип?
— Я осмотрела его – никаких следов. Кроме родимого пятна на пяточке.
— Родимое пятно? Все равно, наверняка ему делали анализ на наклонности.
— Делали! – кивнула головой Лара. – Делали. Я нашла след от укола. Как ты думаешь, если от него пытались избавиться после анализа – станут его искать?
— Что же у него обнаружили?
— Саяр, что бы они у него ни обнаружили – позволь мне оставить его… Пожалуйста… Не лишай меня последней надежды… В селении знают, что я была беременна, мы никому не скажем, что наш ребенок умер! Никто не узнает! В больнице сделали все, что должны, чтобы в стране не было слабого потомства…
— Как мы назовем его? – смягчился Саяр.
— Орис, — улыбнулась Лара. – Пятно на его пяточке так похоже на цветочек. Я долго пыталась вспомнить, как будет на латыни цветок. Но ничего, кроме «флорис» и «орис», в голове не всплывает. Но мы должны уехать, Саяр.
— Уедем.
Ветольд зашел в комнату Ады и окликнул ее. Она нехотя очнулась от созерцания пруда за окном.
— Они нашли его, — сухо сказал он.
— Сколько дней прошло… — выдавила из себя Ада.
— Всего три дня, дорогая, — он подошел к ней и положил руку ей на плечо.
— А, может, это не он, — Ада подняла к нему полное слез лицо. – Его опознали? Ему делали анализ? Папа знает?
Ветольд грубо схватил ее за лицо.
— Твой отец ничего не узнает! — прошипел он. – Ты пойдешь и опознаешь его, поняла? Ты – мать, ты должна знать – он это или нет. Ты поняла меня?
Ада что-то утвердительно пропищала.
— В морг пойдешь завтра, — сказал Ветольд, отпуская ее. – С утра. Мы организуем пышные похороны. Будем скорбеть. Все как положено. Через год ты родишь другого ребенка. Без дефектных генов. И у нас все будет хорошо.
Он обнял ее и поцеловал в макушку. Ада тихонько всхлипнула.
— Я найду тебе хорошего врача, — шепнул он. – Ты все забудешь. Все будет хорошо. Повтори.
— Все будет хорошо, — послушно повторила Ада. – Только не оставляй меня. Пожалуйста…
В морге все было мертвым, даже свет и воздух. Яркие лампы слепили глаза. Ада в строгом черном платье и шляпке ждала, когда сухой высокий человек в белом халате покажет ей ее ребенка. Доктор откинул простыню, и Ада почувствовала, как спазм в горле мешает ей дышать, а глаза застилают слезы.
— С вами все хорошо, госпожа Загорская? – спросил человек в халате.
Ада кивнула. Она собралась с силами и взглянула на маленький трупик. Он выглядел таким умиротворенным, будто спал. Если бы не следы тления, Ада подумала бы, что младенец может быть еще жив. Она протянула руку в черной перчатке и дотронулась до маленьких ножек. Обе были чистыми.
— Это ваш ребенок? – глухо, как сквозь воду, донесся до нее вопрос.
— Да, — сухо ответила она и вышла оттуда.
— Тетя Лара! Тетя Лара! – тоненький детский голосок звенел в жарком воздухе так, что закладывало уши. – Тетя Лара! Орис убил котенка! Орис убил котенка!
Бледная Лара выскочила из дома, как была, в фартуке, с руками, запачканными мукой.
— Как убил?! – испуганно спросила она у босоногой девчушки в линялом синем платье. – Сета, как убил?!
Сета шмыгнула носом и сунула грязные руки в кармашки платья.
— Он… Он, — робко начала она, но тут же ободрилась и, гордо тряхнув смоляными косичками, продолжила: — Мы нашли котенка, он плакал, сильно плакал – у него лапка болела… А Орис… Орис что-то сделал – и котенок умер!
Закончив, девчушка заплакала, размазывая слезы по веснушчатому личику. У Лары пересохло в горле. Она замечала, что ее найденыш иногда излишне холоден и расчетлив, может запросто ввязаться в драку, а вытащить его из нее было сложно. Она прикладывала всю свою материнскую нежность и чуткость, чтобы смягчить ребенка. Саяр даже сердился на нее за это. Пока был жив. Но с тех пор, как его не смогли спасти, после того как он попал под обвал на шахте, Орис будто изменился. Стал внимательнее к матери и мягче к окружающим, начал избегать драк и споров, хотя и продолжал оставаться несколько холодноватым. Но вот чтобы ее мальчик мог хладнокровно убить живое существо… Это и в самом деле испугало Лару.
— Мама! Ничего она не понимает! – раздался за ее спиной голос сына. – Никто котенка не убивал – вот он, живой!
Лара обернулась и увидела Ориса. Высокий подросток вытащил из-за пазухи крохотный пушистый комочек с перевязанной лапкой. Комочек пискнул и открыл глаза.
— Живой! Живой! – заверещала Сета, забыв про слезы.
— Конечно, живой! – солидно, по-взрослому ответил Орис. – Чтобы ему помочь, мне нужно было, чтоб он был без сознания. Это называется анестезия, понимаешь? Я его не убил, я ему жизнь спас.
Он протянул Сете котенка. Девочка, приняв в руки пушистое сокровище, помчалась домой. Лара прижала сына к себе и поцеловала темноволосую макушку.
— Если бы я был врачом, я бы спас отца, — хмуро сказал он.
— Ты будешь врачом, сынок, — сдерживая слезы, ответила Лара. – Отец гордился бы тобой.
Орис был несказанно счастлив. Еще бы – его приняли на работу в лучшую клинику города! Самый молодой анестезиолог, в двадцать лет – такой успех. О его точности, хладнокровии и профессионализме говорят даже маститые врачи. Вот мать обрадуется! И отец бы обрадовался, будь он еще жив. Молодой человек бодро шагал по улицам, что-то напевая под нос, не обращая внимания на пролетающие машины. Он показал удостоверение врача на входе в Новый город, в очередной раз пообещал не тянуть с чипом и свернул в сторону садов.
Зелени в столице оставалось все меньше. В Старом городе их не было совсем, а в Новом создали район садов. Река, на берегу которой Лара когда-то нашла Ориса, обмелела еще шесть лет назад: ее истощили каналами, необходимыми для орошения зеленых уголков. Зато жители Нового города получили возможность наслаждаться чистым воздухом и тенью деревьев. Мэр столицы Ветольд Загорский заботился о том, чтобы горожанам было комфортно жить в его городе. Тем горожанам, кто был рядом с ним и мог лично выразить свою благодарность. Его дочь Ирэна сопровождала отца всюду с детских лет. Ада устала от мужа уже давно. Еще тогда, когда узнала о его первой любовнице. Все они были молоденькими и молодели с каждым годом. Последняя – почти ровесница их дочери – подвигла обветшавшего уже Ветольда на несколько омолаживающих операций. И теперь мэр выглядел неестественно молодо, вызывая своим видом разнообразные сплетни.
Орис добрался до садов по-юношески скоро. Ему нравилось бывать здесь. Должность стажера клиники давала ему такую возможность. А уж теперь, когда он уже специалист… Он довольно вздохнул и улыбнулся: удачное начало карьеры. Если все и дальше будет складываться так же удачно, через несколько лет они с матерью смогут перебраться в Новый город, и тогда она тоже сможет гулять здесь. Как он, как все эти красивые люди… Его внимание привлекла невысокая стройная женщина с большими печальными серыми глазами. Она одиноко стояла возле пруда и крошила хлеб для уток. Он невольно залюбовался маленькими тонкими пальчиками в тесных перчатках, отламывающих крохотные кусочки белой булки. Что-то в ней притягивало его как магнитом, казалось, что он знает ее, знает давно, что ему знакомы все ее движения, вот сейчас она повернет свою чудную головку в очаровательной шляпке в его сторону и посмотрит на него, прямо ему в глаза…
— Госпожа Загорская! – услышал он. Женщина вздрогнула и обернулась. На секунду они с Орисом встретились глазами, и ему показалось, что она не может отвести взгляд от него.
— Госпожа Загорская! – человек в форменной одежде уже стоял рядом с ней. – Машина здесь. Ваш муж ждет вас.
Она медленно, как бы нехотя, бросила последний кусочек булки в пруд и пошла вслед за ним. Уходя, она оглянулась, посмотрела на Ориса и подарила ему улыбку. Сердце молодого человека бешено забилось. Она тоже заметила его! И, может быть, когда-нибудь, однажды… Нет! Чушь! Ерунда! Загорская… Муж… Неужели это жена мэра? Может, просто его дальняя родственница? Мысли бурлили в его голове, накладываясь одна на другую. Это лицо невозможно забыть. А эти глаза… Сколько в них печали. А как она улыбнулась ему!..
Ада ехала в машине и улыбалась. Давно на нее не смотрели с таким восхищением, давно она не чувствовала себя такой молодой, почти девочкой, как будто жизнь началась сначала. Красивый молодой человек в парке не выходил у нее из головы. Она закрывала глаза, чтобы снова и снова вызвать в памяти его лицо. Он очень напоминал ей мужа, такого, каким она его увидела впервые, когда была еще совсем ребенком. Только взгляд мягче. Пусть она его даже больше не увидит, но сейчас, в эту минуту так приятно было чувствовать себя желанной женщиной, красивой женщиной, просто женщиной…
Ей не хотелось видеть Ветольда и разговаривать с ним, но это было необходимо. Ее мужа ждала очередная операция, и он должен был оставить ей указания, как вести дела во время его отсутствия. Пока Ирэна не стала совершеннолетней, это бремя приходилось нести Аде. Ирэна – полная копия Ветольда – родилась через пять лет после их первенца, о котором оба родителя предпочитали не вспоминать. Только иногда Ада просыпалась по ночам в холодном поту – ее преследовала детская пяточка с ярко-красным родимым пятном в виде цветка. Она могла бы стереть память, как в последнее время делали многие, но не хотела. Ада чувствовала вину перед сыном. А еще она чувствовала, что он жив и рано или поздно они оба – она и Ветольд – ответят за то, что сделали.
Орис едва успел переодеться в форму, как его окликнул напарник. Орис оглянулся и понял, что тот пьян.
— Орис, дружище, — он положил руку ему на плечо и заговорщически подмигнул. – Орис! Ты не представляешь, как я влип! Черт! Я всего немного выпил – у брата сын родился, понимаешь…
— Понимаю, понимаю, — ответил Орис, недовольно снимая руку напарника со своего плеча. – Чего ты от меня хочешь?
— Мэр! – напарник поднял указательный палец.
— Что – «мэр»?
— Я должен подготовить мэра к операции, но я – не могу. Сделай это за меня, пожалуйста…
Внутри у Ориса похолодело. Множество мыслей поднялось в голове. Вдруг почему-то стало страшно. Такого с ним никогда не бывало.
— Орис! Ты меня слышишь?
— Да, — проговорил он.
— Отлично! – напарник хлопнул его по плечу и вышел.
«Да – слышу, а не да – согласен!» — подумал Орис, но было уже поздно.
Ветольд заметно нервничал. Здоровье было уже не то, что раньше. Можно было, конечно, воспользоваться новыми технологиями, но он уже двадцать лет не доверял генетикам. Да и оракул, Рилия, предостерегала его от такого шага. А она не ошибается, это-то он знал.
— Здравствуйте! – в палату вошел высокий темноволосый молодой человек. – Я буду готовить Вас к операции.
Ветольду он показался знакомым.
— Мы с Вами виделись, молодой человек? – спросил он.
— Вряд ли, господин Загорский, — ответил Орис. Было заметно, что он нервничает. – Я недавно в клинике.
— Недавно, значит, — Ветольд снял больничную пижаму и приготовил руку для укола. – А вы хороший специалист?
— Лучший, — сухо улыбнулся Орис и набрал в шприц лекарство.
Ада будто ждала звонка – уже полтора часа не могла найти себе места. Она включила видеофон и увидела на экране бледного молодого человека из парка в больничной форме.
— Госпожа Загорская, — заикаясь, сказал он. – Ваш муж… Он… Сердце… Не выдержало…
Ада закрыла рот рукой и не произнесла ни звука.
— Вы можете приехать? – сдавленно спросил молодой человек. – Пожалуйста…
— Куда приехать? – торопливо спросила она и тут же вспомнила: — Ах, в клинику, да… Как Вас зовут?
— Орис, Орис Асперо.
— Я сейчас буду.
Ада увидела его еще из машины. Орис стоял в дверях клиники и высматривал ее. Но когда она подошла к нему, он отвернулся.
— Госпожа Загорская, — прошептал он. – Мне надо поговорить с Вами…
— Просто Ада, — шепнула она в ответ и дотронулась до его руки. Орис почувствовал, что его будто пронзило током.
— Они… Я… — он набрал в грудь воздуха и скороговоркой продолжил: — Я нечаянно превысил дозу анестезии, то есть, для него превысил, но я не должен был этого делать, не должен был готовить его к операции, это мой напарник, но он пьян, теперь, никто не знает, что это был я, они думают, что это был он…
Воздух в легких неожиданно закончился и он замолчал. Ада сжала его руку.
— Молчите, — горячо проговорила она. – Я Вас умоляю, молчите, ради всего святого – молчите. Я все улажу, никто не пострадает. Ждите меня в парке, Орис. Да, в парке. У пруда.
Ее охватило странное чувство, будто ее судьбой управляет кто-то другой. Будто происходит что-то, чего она боялась и чего ждала всю жизнь. Эти события, наложившись одно на другое, перепутали, перевернули ее жизнь с ног на голову. И теперь, в этом перевернутом состоянии ей казалось, что у нее есть второй шанс все начать сначала. Она не думала о дочери, не думала о смерти мужа, не думала ни о чем, кроме того, что у нее есть второй шанс. Второй шанс все исправить. Исправить – это слово твердо засело у нее в голове, стало навязчивым и неотвратимым…
Орис ждал Аду почти до закрытия парка. Время от времени он начинал думать, что она не придет или что за ним сейчас приедет полиция… Или что это все просто сон, только он сам не знает – страшный или красивый.
Она появилась неожиданно. Сначала он увидел ее силуэт и не поверил, что ему не чудится. Но она заговорила – и он понял, что все не сон.
— Орис! – окликнула она его. – Орис, Вам… Тебе… Тебе нечего бояться. Ты ни в чем не виноват! Доза была правильной… Просто Ветольд, он… Слишком…
Орис не дал ей договорить, поцеловав ее. Она ответила…
Ада проснулась в холодном поту. Ее снова преследовали детские пяточки. Она села на кровати, тяжело дыша. Орис крепко спал. Женщина встала и подошла к окну. Светало. «Странно, — подумала она, — тогда было такое же утро…» Орис что-то сказал во сне и сбросил одеяло. Ада улыбнулась и села рядом. Ее переполняла нежность. Она жадно посмотрела на него, провела рукой по волосам, рукам, погладила ноги и замерла, почувствовав, как у нее перестало биться сердце. На одной из пяток молодого человека ярким цветом цвел аленький цветочек, красное родимое пятно с пятью лепестками…