Геннадий Гор, Север Гансовский, Михаил Веллер и легион авторов не заслуживающих упоминания писали о том, как оживает картина, и человек уходит в неё на смерть или открывая для себя новую жизнь. Но таких взаимоотношений человека с живой картиной, как в рассказе Андрея Левкина, прежде мне встречать не доводилось. За идею, за жёсткость стиля, соответствующую жёсткому сюжету, за краткость исполнения -- автору десять баллов.

Ох уж эти биотоки!.. Вреда для здоровья (в плане физиологии) нет, в этом поверим автору. А как быть с психическим здоровьем? Тут результат будет совершенно гадательный. Ну хорошо, перегорели пробки, оборвалась музыка, но ведь этак и шок можно получить, настоящий, от которого без квалифицированной помощи, бывает, и не оправиться. Ну, а концовка... на то она концовка и есть. Такое уже и не удивляет никого. Хотя, сделан рассказик чистенько и не затянут, в отличие от многих иных.

Недурно, недурно... Рецепт хорош: «истолки в ступке всё, что должно быть измельчено»... -- сразу чувствуется, автор понимает о чём пишет. Удивила лёгкость, с которой командор вызывает демонов высших степеней, но это уже дело героя, и читателя не должно тревожить. Опять же, когда сосуд с мозгом ставится на угольный огонь, я был в замешательстве, ибо адепты так не поступают, да и некроманты тоже, но концовка, раскрывающая истинную подоплёку дела, всё объясняет. Так что, неплохо, весьма неплохо...

Тёмным пятном казались взаимоотношения командора со своим слугой, но и здесь концовка всё расставила по местам. Художник всегда поймёт художника, а никто ещё не доказал, что творить должно быть просто.

В целом удачный рассказ, с подоплёкой, наподобие тех плёнок, что составляют паутинную оболочку мозга.

Что же, можно и так... Обычно принято говорить, что искусство оживляет, но может оно и превращать в деревяшку, хотя в этом видится что-то крайне несправедливое.

А строители гаражей выглядят, мягко говоря, неубедительно. Зачем нужен бульдозер против трёх деревянных скульптур? Подогнали бы грузовик, погрузили туда всех троих, отвезли бы в городской парк и установили на видном месте. Хлопот никаких, и люди спасибо скажут. Правда, тогда и рассказ не состоится, поскольку будет не над чем хлюпать носом.

Гаражи, кстати, в водоохранной зоне ставить запрещается.

Сюжет потенциально богат, но полностью завален. Ведь скульптор, который так долго бьётся с камнем, делает не просто некую фигуру, а памятник поэту (автор пишет: «Поэту» -- с заглавной буквы. А камень в итоге так и остаётся камнем, просто подчинившимся человеку, принявшим по его воле некие внешние формы. А вот если бы там, в камне, появилось нечто, имеющее отношение к поэзии, если бы нам показали, как происходит это превращение, и при этом автор сумела бы избежать жутковатой параллели: поэт, навечно впаянный в камень... -- это уже была бы настоящая литература. А так -- зарисовка. Неплохая зарисовка, но не более того.

Если бы не ощутимая параллель с «Солярисом» Станислава Лема и с «Пиявкой» Роберта Шекли рассказу можно было бы ставить десятку. Впрочем, литературные аллюзии чисто внешние, так что ни о каком заимствовании речи не идёт. И хорошо, что автору достало вкуса поставить точку именно там, где она стоит; тема такая, что легко впасть в мелодраму или пошлость. А так, всё хорошо, соразмерно; рассказ можно рекомендовать и взрослым, и детям, что в нашей фантастике встречается не слишком часто.

Рассказ целиком и полностью построен на развитии идей Стругацких о роли учителей в мире Полдня. Стругацкие, в свою очередь базировались на идеях и мыслях Ивана Антоновича Ефремова, а тот уже восходит непосредственно к утопистам XVI века. Так что предыстория у рассказа Сергея Другаля почтенная. Тем не менее, рассказ совершенно самостоятельный, в первую очередь благодаря самобытному антуражу. Мир Другаля, такой же солнечный, как и мир Полдня, тем не менее, разительно от него отличается, прежде всего -- сказочностью. Автор не стесняется привлекать сказку там, где начинает пасовать наука и наши представления о социальном развитии. Стругацкие относятся к миру Полдня серьёзно, Другаль уже знает, что в обозримом будущем ничего подобного создано быть не может, и потому зовёт на помощь сказку. И это у него получается хорошо. В конце семидесятых, в самую застойную пору, мы ещё раз окунулись в солнечное, счастливое будущее. И этот свет не погас до сих пор.

Чрезвычайно глубокий рассказ. Неестественное сочетание прекрасного искусства и алчной толпы, искусство скупающей, сводит героя с ума, а, казалось бы, столь же нелепое, но естественное сочетание дикой южноамериканской природы с утончённейшим современным искусством позволяет ему вновь обрести себя. Два парадокса -- неестественный и естественный, а к ним в дополнение -- чудесный стиль Александра Грина равно умеющий живописать простое , грубое: «больница могла бы его вновь пригласить к супу, вызывающему изжогу», -- так и художественно возвышенное: «ничто не говорило о древности самих ваяний, в них чувствовалась нервная гибкость и сложность новых воззрений...»

Что ещё нужно хорошему рассказу?

Андрей Щупов решл написать мистический НФ-рассказ.Само по себе в таком смешении ничего дурного нет, главное, как всё это будет сделано. Поскольку мистика плохо совмещается с научностью, и та и другая части должны быть сделаны на очень высоком уровне достоверности, примерно так, как это сделано в замечательном рассказе Анатолия Днепрова «Когда задают вопросы», основную идею которого Андрей Щупов беззастенчиво своровал.

Итак, учёный мир решает провести эксперимент, для проверки гипотезы, что умершие люди вовсе не умирают, но некая их часть, именуемая душой, сначала находится рядом с телом и лишь потом куда-то девается. Для этого предполагается снимать энцефалограмму со свежих покойников (ну, Днепрова все читали), а чтобы никаких наводок не было, эксперимент проводится на дне шахты, где некогда замерялся фон нейтрино. В деле участвует трое. Мистик-теоретик, выдвинувший эту гипотезу; он занимается тем, что произносит благоглупости и наливается коньяком. «Учёный-скептик», назначенный от Академии Наук; он произносит ещё большие глупости (по мнению автора именно такие дурацкие взгляды характерны для материалистов), мешает ставить эксперимент и то и дело впадает в истерику, потому что боится мертвецов, а один из подопытных трупов, оказывается, принадлежит его бывшему знакомому. Девушка-лаборантка, восторженная сторонница мистика; пока эти двое препираются и произносят скучные лекции, что вложил им в уста автор, она что-то мухлует с приборами и телами.

И вот, искомый эффект найден. Мистик хлещет коньяк из горла и довольно хихикает. «Материалист» с трясущимся лицом вскричал: «Надо немедленно что-нибудь проверить», -- но вместо этого немедленно уверовал в рай, ад и прочую чертовщину. Лаборанточка молча мухлюет с приборами, подсоединяя энцефалографы ко всем трём трупам, загрубляя показания приборов и выискивая некие «резонансные частоты». Вот, что меня удивляет: липовый материалист ищет и не может найти потенциальный источник наводок. А ведь их кругом сколько угодно! Да, горе-экспериментаторы залезли в шахту, но пьезоэлектричество из сжатых пород никуда не делось. Они надели металлизированные костюмы, но лица-то у них открыты! И вообще, в лаборатории включены приборы, горит свет и звонят телефоны! Каких вам ещё наводок надо? Чтобы сообразить это не надо быть специалистом по теории измерений, достаточно закончить неполную среднюю школу. Впрочем, уровень образованности Андрея Щупова отлично виден из следующей фразы: «Пару минут спустя они покинули лифт пятью километрами ниже». Это даже не девятый, это седьмой класс! Нетрудно догадаться, что при такой скорости спуска пассажиров лифта попросту размажет по потолку.

После такого уровня научности начавшаяся мистика воспринимается как глоток свежего воздуха и торжество здравого смысла. Ну а что именно вытворяли недоумершие трупы, пересказывать не буду, этого в школе не проходят.

Владимир Михановский «Проект Уран», он же «Проект «Урал». Название ни к чему не обязывающее, поскольку действие происходит не на Урале, а на Украине, и добывается не уран, а вольфрам. Впрочем, вольфрама, насколько мне известно, в причерноморских степях не найдено, а вот уран имеется. Так что, не исключено, что в дело вмешалась цензура, возможно и не один раз.

Однако, обратимся к рассказу. (Всё дальнейшее -- спойлер, поэтому не желающие читать -- не читайте). Для освоения иных миров на Земле создаётся полностью автоматизированный комплекс. Он должен обследовать планету, а если сочтёт нужным, приступить к освоению: вырубить леса, уничтожить опасных животных (от себя добавлю: и аборигенов... если сочтёт нужным) и приступить к добыче полезных ископаемых. И вот, в приднепровских степях испытывается подземная часть комплекса. Механизмы под руководством Большого Мозга роют шахты, добывают вольфрам (уран?) и готовы уже добраться до слоя магмы. Вспомогательные системы докладывают Мозгу, что энергия кончается и скоро последует взрыв, который снесёт на хрен половину Украины. В связи с этим, не пора ли позвать на помощь людей? Однако Мозг «рокочущим басом» (именно так!) объявляет, что эксперимент, невзирая на взрывы, будет доведён до конца. Читаю и думаю, чем Володимиру Михановському так насолила ненька Украiна, и не читали ли мозги, проводившие Чернобльский эксперимент рассказ «Проект Уран»?

И вот, когда уже всё готово долбануть, с неба падает человек, у которого очень кстати поломалась надёжная техника будущего. Он лежит и еле дышит, ручкой-ножкой не колышет. Казалось бы, надо вызывать спасателей, но Мозг принял иное решение. Он начал лечить раненого подручными средствами, а потом вмонтировал его в систему управления рудником. И человек немедленно проявил чудеса героизма, добыл прорву вольфрама, а взрыва не допустил.

Кончается всё на очень оптимистической ноте: начальство всё-таки решает проверить, что там делается на руднике, находит полуживого героя и принимается его усиленно лечить. А Большому Мозгу ставят новый ядерный аккумулятор, чтобы он мог продолжить работу и никогда больше не испытывал недостатка в энергии.

» -- Думаю, Большой Мозг заслужил это право, -- сказал Иван Николаевич.

-- Да-да, -- подтвердил Збара и умолк...»

Я тоже умолкаю.

Чрезвычайно неубедительно. Фальшивый, натужно вымученный текст, психологическая достоверность на нуле. А уж монеты, который целую ночь, задыхаясь от жадности, синтезировал главный персонаж, это верх нелепицы. Много лет кряду ему не было нужно ничего, кроме озера, -- и вдруг... монеты. Совершенно беспомощный рассказ.

Обычно такие рассказы называются: «Человек, который умел летать» (Чапек). Хотя, есть и рассказ под названием «Летун» (Виктор Сапарин), но там летал шпион и, как оказалось, с помощью особого приспособления. Сюжет рассказа (не романа) о человеке, полетевшем исключительно силой воли, сводится к тому, что человеку никто не верит. В этом плане у Андрея Вязова всё в порядке -- не верят. Концовка может быть двоякой: человек или разучится летать, либо обидится и улетит. В этом плане у Андрея Вязова тоже всё в порядке: человек сначала разучился летать, а потом всё-таки улетел.

Зато от тьмы предшественников автора отличает то, что читателю впервые объяснили, как именно можно научиться летать: «Для того, чтобы полететь, надо отказаться от всего, что в тебе тяжелее воздуха» (это не спойлер, это самая первая фраза в рассказе). В остальном у автора лёгкость мыслей необыкновенная, так что можно подумать, будто и сам автор летать может по причине отсутствия веских мыслей. Героя увольняют из совхоза за «систематическое невыполнение плана». А кто тогда в совхозе работать будет? В редакции, куда обратился герой (как же без этого!), журналисты хохочут и кричат: «Фокус-покус!» -- какие же они после этого журналисты? А уж концовка, когда герой взлетает над диким книжным рынком, и покупатели и продавцы «забегали, топча ногами уникальные издания» -- не верю, и всё тут! Вот, что хотите со мной делайте!

Разумеется, если бы молодость знала, если бы старость могла... Но возможность держать на сцене старух в ролях инженю -- куда более верный способ угробить театр. И гениальнейшая Джульетта -- ничто без гениального Ромео, а это имя автор даже не упоминает. В целом могу сказать одно: Далии Трускиновской не удаются вещи с проводами и прочей электротехнической бижутерией.

А вообще, рассказ Трускиновской очень сильно напомнил давно опубликованный рассказ Севера Гансовского «Электрическое вдохновение». Только у Гансовского всё куда человечней и написано с бОльшим проникновением в душу театра.

Ну, прочёл. И что дальше? Мало ли что может показаться человеку в тумане? Ниоткуда не следует, что девушка, которой автор даже поленился дать имя и внешность, действительно способна встретить чудо. Ниоткуда не следует, что кривляющийся господин является представителем чудесного. И, главное, из рассказа также ничего не следует. Просто не очень хорошо написанная картинка. Читать такое совершенно не обязательно.

Рассказ Рэя Бредбери «Ржавчина», думается, читали все. Теперь мы имеем возможность прочитать его в вольном пересказе Николая Гуданца. Только у Бредбери рассыпался ржавчиной весь металл, а у Гуданца прекратили взрываться все взрывчатые вещества. И в том, и в другом случае, цивилизация погибнет, люди (те, что останутся живы) вернутся в пещеры. Но Бредбери поэт, а Гуданец -- юморист не первого разбора. Поэтому рассказ Бредбери можно читать и перечитывать, несмотря на расхождение с данными науки, а рассказ Гуданца можно прочитать, хмыкнуть и забыть.

Я весь внутри плачу...

Очень далёкое будущее. На Землю, давно превращённую в заповедник, прилетает юный турист. Малость погулял, а потом начал взлетать. И зацепил при взлёте сосну, отчего в межзвёздном корабле появилась пробоина, откуда начала истекать плазма. Через пару минут случится взрыв, который испепелит всю Солнечную систему. Не буду пересказывать дальше, но ответьте мне, неразумному, что же это за корабль такой, что меж галактик порхает, как мотылёк, и ничто ему не страшно, а от удара какой-то сосны следует взрыв, равный взрыву сверхновой. Из какого такого пластилина делают эти звездолёты?

Рассказ предсказуемый, но для юмористического (не сатирического) произведения это не так страшно. А написано хорошо, жаль только что автор не показал, как вернувшийся звездолёт шлёпается на космодром с нарушением всех правил. Тогда инспектор был бы уверен, что Серый ящик уничтожен капитаном, и концовка прозвучала бы ярче.

Казалось бы, всё так хорошо, все счастливы, и все любят парализованную девушку Джо, но всё-таки, несмотря на великолепную улыбку и счастье для всех, умрёт девушка Джо в социальном приюте. И как-то вдруг из солнечного дня полыхнуло мёртвым дыханием зимы. Тяжёлый рассказ... безвыходный.

А ведь Муха и Пёстрый мертвы уже много десятилетий. Но они так хорошо притворяются живыми, что обманывают не только окружающих людей, не только читателей, но и самих себя. Так что все заинтересованные лица начинают всерьёз опасаться, как бы Муха не умер, стукнувшись головой. А когда за героя (хоть бы и Муху) переживаешь, значит, рассказ хороший.

Не понимаю, зачем авторам, пишущим циклы микрорассказов непременно нужно хотя бы один рассказ содрать со старого анекдота?

«Шлюхи», -- подумал Штирлиц.

«Штирлиц», -- подумали шлюхи.

Ну, переписала Белецкая этот анекдот своими словами и под своих героев. А толку?

Рассказ неплохо написан и, несмотря на предсказуемость сюжета, заслуживал бы более высокой оценки, если бы не общая беда всей нашей фантастики: авторы, слабо разбирающиеся в том, о чём пишут.

У мальчика Егора -- лучевая болезнь, врач размышляет, где ребёнок мог облучиться, а потом назначает ему онкологическое лечение. Конечно, и при лучевой болезни, и при раке крови назначается пересадка костного мозга, а вот хемотерапия при лучевой болезни не только не показана, но и смертельно опасна. Не говоря уже о лучевой терапии; ребёнок и без того облучился, куда уж дальше? А ведь именно вокруг этих назначений вертятся мысли врача.

Результат: читатель, если он что-то соображает, не верит автору, и весь рассказ пролетает мимо стремительным домкратом.

Рассказ, конечно, замечательный, но, по-настоящему сильной, является концовка. Гибель изобретателя, которого вроде бы жаль, на самом деле закономерна. Ну, предположим, уплыл бы он с острова невредимым, -- и что дальше? Многие годы его жизнь была подчинена идее мести. Месть свершилась, -- и во имя чего жить теперь? Счастье, что он испугался, пока ещё был в зоне прицельной стрельбы. А далее автор рисует картину буколической безгрешной жизни и, не произнеся ни единого слова, доказывает, до какой степени она хрупка и непрочна. Вот это -- по настоящему страшно.

Настоятельно рекомендую рассказ к прочтению. Каждый найдёт своё: кто-то -- приключеньице; кто-то -- техническую задачу по ликвидации танка; кто-то антимилитаристскую сатиру; кто-то -- нечто большее.

Пренеприятнейшую историю рассказал нам Алексей Силаев. Юрий Гагарин под его пером превратился в неврастеника, команда, занимающаяся полётом Востока, стала сборищем негодяев, спокойно отправляющей человека на верную смерть. Опять же, дух невинно убиенной собачки, беседующий в космосе с первым космонавтом... -- это нечто! Кстати, какую именно собачку имеет в виду автор? Догадываюсь, что он попросту не знает никого, кроме Лайки, а ведь список собак, погибших в космосе Лайкой не ограничивается: Лисичка, Чайка, Мушка, Пчёлка... -- все они погибли в космосе до полёта Гагарина. Ну а мысль, что Юрий Гагарин, наплевав на семью, детей, самую жизнь, покончил с собой ради того, чтобы воссоединиться с духом собачки, вызывает уже не смех, а чувство соболезнования. Грешно смеяться над авторами таких рассказов.

Нет в этом рассказе ни любви, ни счастья, ни даже настроения. Перед нами вполне осознанная психологическая зарисовка о человеке, который боится жизни. Он сам говорит, что ему приятно завершение всякого дела и ненавистно начало. А ведь начало и есть жизнь. В результате мы, да и он сам, ничего не узнаём о его детстве, учёбе, работе, любви и семейной жизни. Видим только смерть человека с благообразной бородой, ряды сочинений на полке, призы на стене. А как, за что, зачем? -- это не интересует героя, да и читателя тоже. Даже любовь приходит к нему как завершение. Не он знакомится с Женевьевой, а она подходит к нему и оказывается у него в постели как будто не в первый раз, и на все его рефлексирующие разговоры (может быть, мы расстанемся, может быть, мы поженимся...) отвечает понимающей улыбкой. Изображать смерть в виде молодой девушки -- как это не ново! Тем более, что само имя героини -- Женевьева, оказывается значимым. Женевьева означает «удачно рождающая», но для Альбера рождение и есть смерть.

Итак, весь рассказ оказывается построен на многократно использованных... не штампах, конечно, а скорей литературных концептах. Иной вопрос, насколько хорошо это сделано. Лично меня навязчивые, словно в плохих стихах рефрены утомили и вызвали чувство неприязни. Поэтому, шесть баллов.

Толчок, заставивший автора написать этот рассказ, понятен, автору вполне сопереживаешь. Но исполнение оказалось столь примитивным, что выше шестёрки при всём желании поставить невозможно. Элегантный Сатана, кутающийся не то в плащ, не то в крылья, Иисус со шрамами стигматов на ладонях, старенький, устало шаркающий Бог-Отец, всё это так скучно , так пропахло литературщиной и ходульными штампами, что даже четыре странички текста кажутся неоправданно затянутыми.

По сути дела, перед нами фантастика очень ближнего прицела. Современного робота нетрудно научить, чтобы он не совался под движущийся поезд. Хотя, чувствовать такая машина по-прежнему не умеет. Но в целом, рассказ хорош. Нет в нём поучно-популяризаторской назидательности, отличавшей фантастику ближнего прицела пятидесятых годов; живые люди занимаются конструирование нормальной самобеглой тележки, и, благодаря этому, рассказ читается.

Николай Томан по преимуществу приключенец, но порой совершал эксурсы в область фантастики. Хотя фантастику он понимал довольно странно. «Секрет «королевского тигра» -- один из образчиков фантастики Николая Томана. Сюжет чисто детективный: доблестные чекисты ловят шпиона, который почему-то пытается пробраться в глухое болото. Далее следует кусочек фантастики: Оказывается, в болоте стоит подбитый немецкий тигр с особой супер-пупер бронёй. Секрет этой брони проклятыми буржуинами утерян, вот они и послали шпиона, чтобы он откусил от танка кусочек и принёс им на анализ.

Самое смешное, что изловив гадину, чекисты немедля успокаиваются и оставляют танк в его болоте. В самом деле, что там может быть за броня? Грохнули мы его? -- Грохнули! -- значит, фигня всё это, вот и пусть дальше ржавеет. Так что, секреты фашистской брони нас не интересуют, у нас своя броня крепка... особенно в районе лба.

Сюжет, вроде бы не нов, всё сделано по канонам «доброй старой фантастики» шестидесятых, но читается рассказ отлично. Есть в нём насыщенность солнечным светом, ощущение радости, которое автор сумел передать читателю. А в остальном... ну и пусть вторичность, солнце сегодня утром тоже не первый раз в жизни взошло.

Прочёл предисловие и умилился: «Этот сборник с полным правом можно считать сборником рассказов молодого поколения советских фантастов». Безусая молодёжь: Генрих Альтов, Валентина Журавлёва, Владимир Савченко и, конечно же, совсем молоденькие братья Стругацкие... -- а ведь так оно и было... пятьдесят лет назад.

Рассказ знаменитый и прекрасно написанный, но оставляет несколько болезненное впечатление. Странно, что Румиер назван учёным; настоящий учёный никогда не отшатнётся от непознанной бездны. А он... Впрочем, Грин даёт своему антигерою совершенно убийственную характеристику, причём делает это в самой первой строке, посвящённой гипнотизёру, можно сказать, представляя его читателю. «Изыскания Румиера в области цветной фотографии и гипноза...» -- гипноз нужен для сюжета, а цветная фотография? В ту пору искусство цветной фотографии состояло в раскрашивании отснятых картинок. Конечно, там имелись свои хитрости и приёмы, но, тем не менее, это было именно раскрашивание картинок, а вовсе не наука.

Вот и думаю, а если бы Дюплэ пришёл к настоящему учёному?

В начале шестидесятых даже среди школьников ходили душераздирающие рассказы о веселящем газе, который используется для наркоза. Мол, дадут тебе веселящий газ и, прежде чем заснуть, ты будешь смеяться и быстро-быстро говорить. И разболтаешь при этом все свои секреты. Какие уж там могли быть особые секреты, теперь и не припомнить, но наркоза я боялся страшно именно по этой причине. Вероятно, по этой же причине Лев Успенский выбрал веселящий газ за основу своего удивительного препарата.

Но главное достоинство повести вовсе не в химической её составляющей, а в удивительной реалистичности, сближающей фантастические повести Льва Успенского с такими его произведениями, как «Записки старого петербуржца» и «Записки старого скобаря». Кто любит такого рода прозу, не пройдите и мимо фантастики Льва Васильевича Успенского.

Простенькая, незатейливая история. Автор, совершенно лишённый поэтического дара, дал ей подзаголовок «стихотворение в прозе». Автор забыл, что стихотворение не может быть таким безнадёжно длинным. Вот если бы он сократил его раза в четыре, у него получилось бы стихотворение в прозе. Но, к несчастью автор совершенно лишён поэтического дара.

Во всей этой достаточно длинной истории меня удивляет одно: зачем героям понадобилось всё это? Столь длинная и сложная авантюра не принесла никому никакой пользы, а потребовала массы усилий. Неужто только для того, чтобы показать звериный оскал буржуазного общества? Ну так, в социалистическом обществе за подобное хулиганство ещё не так спросили бы. Не понимал этого сорок лет назад, не понимаю и сейчас.

А написано, в целом, бодренько, текст отторжения не вызывает. В бездельную минуту можно и прочесть.

Кто такой Вилли Петрицкий? Ни до, ни после этой публикации имя автора нигде не встречается. Среди Ленинградских писателей (в том числе и не фантастов) такового нет. А ведь в ту пору случайный человек попасть в антологию не мог, даже к журнальной публикации люди шли годами. Скорей всего, перед нами псевдоним какого-нибудь окололитературного или партийного начальника, они тоже, бывало, баловались фантастикой. Стиль рассказа абсолютно никакой, что выдаёт работу старательного редактора, приводящего беспомощный текст к грамматическим нормам.

Ну а сюжет? Что сюжет?.. Некий Дэйв Кроу терпит аварию на пустынной планете. Авария не серьёзная, но прежде, чем вызывать помощь герой решает осмотреться, а вдруг тут чем-то поживиться можно? Нашёл травку, подумал: «А не из семейства ли она витафолусов, которые ценятся на вес золота?». С этой минуты травка считается витафолусом. Потом оказывается, что на планете есть жители. Тогда герой вытаскивает пистолетик и, желая показать, кто тут главный, принимается палить во все стороны. А после того, как аборигены дают понять, что они круть немерянная и пистолетика не боятся,

Рассказ окончен. Спрашивается, что за него можно поставить, и стоит ли его читать?

В застойные годы выпуск фантастики в Ленинградском отделении издательства «Детская литература» почти прекратился. Пара авторских книг и два сборника: «Талисман» и «Созвездие». Причём, если «Талисман» вышел в 1973 году относительно благополучно, то состав «Созвездия» несколько раз перетряхивался, одни авторы выбрасывались, другие вставлялись, а сроки выхода книги отодвигались раз за разом. Последняя перетряска произошла, когда сборник уже был в типографии, тогда из состава были выкинуты рукописи Святослава Витмана и Феликса Суркиса. Именно после этих событий Витман взял псевдоним Святослав Логинов, а Суркис превратился в Дымова. Как напоминание об этой истории осталась обложка сборника, на которой помещена иллюстрация к рассказу Феликса Суркиса «Гора». Переделывать уже отпечатанную обложку не стали, и книга вышла с иллюстрацией к рассказу, которого в ней нет.

Стандартный для фантастики 60-70-х годов сюжет об очередном героическом шаге в освоении космоса. Любопытна только история написания этого рассказа. В конце 60-х годов журнал «Техника -- молодёжи» объявил конкурс на фантастический рисунок. Лучшие рисунки публиковались в журнале. Среди этих рисунков был и такой: инопланетный пейзаж, представляющий собой пустынное плато и лежащая ничком человеческая фигура в скафандре. Видно, что человек полз из последних сил. Вытянутая вперёд рука сжимает штырь, на верхушке которого горит огонёк. Не то предупреждает других об опасности, не то указывает цель. Каждый, прочитавший рассказ «Сердце плато» увидит в рисунке иллюстрацию к рассказу. Но на самом деле рассказ иллюстрирует картину. Феликс Суркис (в ту пору он ещё не был Дымовым) настолько проникся увиденной картиной, что написал рассказ по её мотивам.

Обычно я не люблю переосмысления старых, да ещё и авторских сказок, но в данном случае автор справилась с задачей так красиво и элегантно, что все мои претензии снимаются. Прелестный рассказ! Читайте, особенно под Новый год.

Читаем всякую ересь про упырей, а тут под самым носом рождается настоящее городское фэнтези. Уже не первое произведение Ольги Онойко, которое заставляет меня застыть в изумлении Смею рекомендовать не просто этот рассказ, порой слишком сумбурный, но всё творчество молодой писательницы. Оно достойно внимания!

Хороший детский рассказ. Конечно, место ему не в «Реальности фантастики», а в журнале для младших школьников, но тут уже выбирать не приходится. Будем надеяться, что и в этом издании история найдёт своего читателя.

Интересно, из чего исходят люди, классифицирующие произведение? У Грина чётко обозначено: место действия -- Петроград, время -- 23 сентября 1917 года. А читатели дружно сообщают, что ни время, ни место действия не определены. Полно, да читали ли они рассказ? Ведь время и место весьма важны для понимания происходящего. Игорный клуб, где наряду с «чистой» публикой и всяким бандитским элементом появилось большое количество рабочих и солдат, у которых неожиданно много денег. Всеобщая атмосфера пофигизма, когда уличённому шулеру лишь грозят пальцем. Всё показывает полный развал страны. Да-да, развал страны, через развал игорного бизнеса, такое надо суметь! Так что рассказ не только о болезненной страсти к игре; об этом куда лучше написал Достоевский. Но рассказ Грина ещё и об эпохе безвременья, когда может происходить всякое.

Опубликован рассказ в январе 1918-го года, но, думается, написан в том самом сентябре 1917, когда всё было пропитано ожиданием великого переворота. И это ожидание передано Грином прекрасно. А как изящно выпутался из положения автор, перебросив героя на пять лет вперёд, в ноябрь двадцать второго! Предсказывать в ту пору будущее было невозможно, и вот... кто читал, тот знает, кто не читал -- прочтите.

И последнее -- стиль. В двадцатые и начале тридцатых годов было принято восхищаться изысканной прозой Юрия Олеши. Но, собственно, откуда идёт этот изыск? И вот, у Александра Грина читаем: «От платья и фигуры её веяло разрушением действительности». Когда это нужно, когда определено сюжетом и настроением, Грин даёт сто очков форы Олеше. Одна строчка показывает издыхающий в волнах революции декаданс. Фантастический рассказ о клубном арапе становится документом эпохи. Чтобы так писать, нужно быть Александром Грином.

Герберт Уэллс -- великий писатель. Писатель просто, без добавления слова «фантаст». «Война миров», пожалуй, самый знаменитый из его фантастических романов, и за сто десять лет всю фантастическую составляющую книги растащили последователи, подражатели и плагиаторы. Сняты фильмы, написаны продолжения, фанфики, книги по мотивам и чёрт знает, что ещё. Казалось бы, от романа должны остаться уважаемые и вполне нетленные мощи. Однако, книга живёт, и читать её так же интересно, как и сто десять лет назад. Роман живёт за счёт реалистической составляющей, за счёт живых людей, подобных тем, что одушевляют книги Диккенса и Теккерея. В этом фантастичнейшем из романов мы видим подлинную Викторианскую эпоху, неторопливую и уверенную в себе, доживающую последние дни, но не собирающуюся капитулировать и тем более -- умирать. Она грудью встречает удар треножников, но не сдаётся, и в этом традиционном английском упрямстве скрыта истинная правда. В этом же и главный конфликт, и главный недостаток романа. Герберт Уэллс видел, что британская империя обречена, не марсианами, а самой историей, но видел и то, что она не собирается признавать очевидного факта. И, чтобы как-то привести к финалу сюжет, он призвал на помощь бактерии -- величайший из роялей мировой фантастики. Фантастика пострадала, правда жизни -- нет. Фантасту Уэллсу можно предъявлять претензии. А книги великого писателя Герберта Уэллса будут нужны ещё не одному поколению благодарных читателей.

Как только Грин от таинственной, неклассифицируемой романтичности переходит к явной фантастике, рассказы его становятся проще, приземлённее и скучнее. Вот и в этом рассказе, проявляется фэнтези и исчезает колдовство. Сюжет линейный, концовка ожидаема и только стиль мастера напоминает, что всё-таки это написано Александром Грином.

Ещё одна забытая и вновь обретённая жемчужина. Года два назад я перерыл всего Джека Лондона, пытаясь отыскать у него этот рассказ. А он, оказывается, написан Александром Грином! Теперь этого самоочевидного факта я не позабуду и, усевшись перечитывать «избранное» Грина, непременно открою и «Борьбу со смертью».

Желаю и всем остальным той же радости, которую я получил от чтения этого рассказа.

Почему-то рассказ считается реалистическим, хотя перед нами типичная твёрдая НФ. Но в целом этот рассказ разочаровал меня. Могучая НФ идея и никудышная концовка. Ведь создать новый вид майского жука и, тем более, лебедя и аккуратно внедрить их в экологические системы бесконечно труднее, нежели задурить общественное мнение. Жаль, что судья Гаккер, так блестяще начавший свой путь, закончил такой пошлой нотой.

«Я пропадаю за букву «г«!» -- фраза эта была у меня в числе домашних поговорок, и весь рассказ отпечатался в памяти, хотя имя автора удивительным образом забылось. И вот сейчас, словно встреча с другом детства. Спасибо Фантлабу, что заставил перечитывать не только десяток любимых рассказов, но и всё творчество Александра Грина. В результате оказалось, что любимых рассказов много больше, чем десяток.

Странная, однако, книжица. Я прочёл ещё не всю, но уже более половины представленных текстов. И покуда не нашёл ни одного связного рассказа. Здесь нет сюжетов, нет героев, даже отрывочных событий почти нет. Выражаясь словами одного из авторов, перед нами «разговоры ни о чём». Причём, очень серьёзные, без намёка на юмор. Такое порой встречается, особенно в недрах сетературы. Но целый сборник, почти на двести страниц размером?.. К чему бы это, и где найдётся достаточное количество любителей подобного чтения? Все авторы, а их немало, живут в Житомире (шестеро), Бердичеве (один) и Новограде-Волынском (двое). Может быть, там расположилась особая зона, аномалия, способствующая появлению писателей абстракционистов?

Тем, кто ценит здравый смысл, читать не рекомендую.

Ну, хорошо, захотелось автору столкнуть очередной звездолёт с очередным метеоритом и, как обычно, оставить на обломках единственного выжившего. И этот единственный принимается героически вести дневник, ничем не отличающийся от десятков подобных дневников, придуманных другими авторами. Но почему автор делает это столь безграмотно? Если за сутки звезда, не имеющая видимого диаметра, приблизилась настолько, что героя начало припекать, то какова должна быть скорость обломков? Сотни, если не тысячи С... И это в обычном пространстве, безо всякой защиты. При таких скоростях обломки должно разнести в прах обычным фоновым излучением. Кстати, чем ближе звезда, тем медленней падают обломки... Забавное явление. Впрочем, тотальная безграмотность тоже является доброй традицией Молодых Талантливых Авторов. Так что перед нами ажно две добрых традиции.

Этим маленьким рассказом Александр Грин доказывает, что может не просто писать в стиле критического реализма, а может делать это не хуже великих мастеров. Чехов, Горький и тут же Грин со своим «Наказанием».

Есть в этом рассказе высшая правда; если уж впрямь поставил себе границу, переступать её не смей, -- худо будет.

Трудно назвать этот рассказ философским на том лишь основании, что герой сам себя называет философом. Недаром трактирщик только из вежливости сплёвывает мимо его сапога. А то, что у отшельника с вершины неприступного «Виноградного пика» есть горячий пирог с мясом и холодненькое барабонское -- это настоящая фантастика. Как писал Саша Чёрный:

Жить на вершине голой,

Писать простые сонеты

И брать у людей из дола

Хлеб, вино и котлеты...

Хочу туда, в отшельники, в рассказ Александра Грина.

Всё-таки, Александр Грин -- неисправимый романтик; ничего реалистического в этом красивом рассказе нет. Наивно представление, будто сила искусства способна изменять течение истории, ещё более наивна мысль, будто сторожа, мечтающего о карьере трактирщика, можно смутить таким рассказом. Вот уж где он поиздевался бы от души! Тем не менее, рассказ хорош и создаёт очень гриновское настроение.