Повесть перегружена необязательными сценами, лишними диалогами, случайными персонажами. Каждая из этих лишних сущностей, вроде бы, на месте, но в сумме они вызывают впечатление страшной затянутости. По своему сюжету «Последняя дверь» -- небольшой рассказ, искусственно растянутый до размеров повести. В результате, читать скучно, а в память западает только последняя сцена.

В небольшой повести видим уже всё, что так ярко выделяло Владимира Савченко среди прочих научных фантастов шестидесятых годов. Научность действительная, а не на словах, интерес не к чудесам науки, а к процессу научного творчества, моральное противостояние людей науки с теми, кто выбрал науку в качестве удобной кормушки. В повести не совершается глобальных открытий, но впервые появляется тип учёного, так знакомого любителям фантастики по роману «Открытие себя». Может быть, единственное различие состоит в том, что здесь молодой автор питает куда больше иллюзий в отношении научного руководства. Достаточно сравнить образы академика Пантелеева из «Алгоритма успеха» и академика Азарова из «Открытия себя». Казалось бы, оба не ретрограды, но Азаров уже не генерирует идей, а, в лучшем случае, способен воспринимать чужие.

Сюжет рассказа легко предсказать. Диктаторы для того и существуют, чтобы их свергали. Тем не менее, читается рассказ приятно, а концовка, несмотря на всю ожидаемость, ударная. Свергнуть-то диктатора свергли, но как красиво!

Ужасно жалко, что я не выставляю оценки переводным произведениям, с каким наслаждением я влепил бы автору единицу! Не будем говорить о стиле, он зависит от переводчика. Поговорим о сюжете.

Джек Холлоуэй, мелкий служащий Компании под видим отпуска хочет побраконьерить самоцветные камешки на россыпи, принадлежащей Компании. Самому Холлоуэю принадлежит только крохотный домик («три или четыре фута по фасаду»), в котором скрываются десяток комнат, мастерские, гараж и ещё бог знает что. Во второй главе выясняется, что полиция, которой герой так боится в первой главе, состоит сплошь из холлоуэевских друганов, а главу Компании местные власти (этой Компанией поставленные) иначе как скотиной не называют. В третьей главе выясняется, что все земпли на 200 миль вокруг бедной хижины принадлежат Холлоуэю... Увидав, что его так опускают, глава Компании прилетает на планету. Его сопроводжает телохранитель со взглядом убийцы. Впрочем, телохранитель ничего не делает, даже когда Холлоуэй начинает бить морду его шефу. Он стоит и продолжает смотреть. Разумеется, Холлоуэй всаживает в мерзавца пулю... чтобы не смотрел.

Интрига романа вертится вокруг признания или непризнания разумными аборигенов планеты -- пушистиков. Пушистики умеют строить хижины, делают гарпуны для охоты на крабов, но они не беседуют с людьми! В конце концов оказывается, что они беседуют, но в ультразвуковом диапазоне. Ничего не скажешь, могучая мысль и жгучая тайна природы! После того, как она разгадана, Компания лишается права добывать цветные камушки, а Холлоуэй, разумеется, нет.

Замечателен периферийный образ великого учёного, приехавшего разгадывать тайны планеты Пушистиков. Судя по его высказываниям, образование у него неполных три класса, на зато он непрерывно повторяет, сколь он крут в научном мире. Но как только Холлоуэй предлагает ему бросить науку и зяняться торговлей камешками, гений немедленно соглашается.

Интересно, что написано во второй и третьей книгах этого бессмертного сериала? И какой оценки заслуживают они?

Когда-то это читалось как памфлет, а сегодня... засилье одноразовых товаров и китайского ширпотреба превратили фантастику в явь. Разве что табуретки покуда не запрещены.

У Нины Матвеевны Берковой всегда был хороший вкус, и это заметно по составу сборника. Но она очень не любила малые формы: короткий рассказ, миниатюру, юмореску... и это тоже заметно.

Вообще-то, после решения присяжных, никакой судья, электронный или нет, уже не решает, виновен ли подсудимый. Он всего лишь выбирает, какое из возможных наказаний следует применить в этом деле. Ну и конечно, утверждение автора, что на Западе финансируются только те исследования, которые принесут немедленную прибыль... Конечно, мы жили за железным занавесом, но такие вещи можно было узнать и по открытым советским источникам.

Среди научной фантастики шестидесятых рассказы Владимира Григорьева выделяются бесшабашной ненаучностью и неутомимой внутренней энергией. И чем нелепее события, разговоры и околонаучные допущения, тем больше им веришь, потому что есть в этих рассказах высшая правда, поднимающаяся над правдой факта. Рассказ «Над Бристанью, над Бристанью горят метеориты!» -- лучший в небольшом творческом наследии автора.

Излюбленный приём фантастики ближнего прицела: случайно обнаруживается нечто, порой принимаемое за чудо, затем приходит советский учёный и быстренько всё объясняет, попутно делая очередное великое открытие. Сюжет абсолютно трафаретный, и встречается многократно. Но кто бы мог ожидать такой сюжет у Игоря Росоховатского -- одного из зачинателей современной фантастики. Однако, вот он, и никуда от него не деться.

Есть некая справедливость в том, что героя рассказа завалило в пещере. Если ты археолог, то не лезь в одиночку в чужой схрон, не занимайся кладоискательством, не прись наобум святых, круша древние находки. Весь моральный заряд рассказа рассыпается в пыль при столкновении с неумным и невежественным исполнением.

Непонятно, зачем пишутся такие статьи. Составитель сборника перечислил авторов, каждого слегка похвалил, и ничего не сказал по существу. Только печатная площадь зря потрачена.

Когда читаешь повесть Николая Амосова «Записки из будущего», невозможно избавиться от ощущения, что это дополнительные главы к его книге воспоминаний «Мысли и сердце». Та же неторопливая обстоятельность, глубокое знание материала, привычка каждый вопрос рассматривать со всех сторон. Та же ответственность лирического героя за друзей, учеников, за всех окружающих. Автор, врач-кардиолог, уникальный специалист, спасший тысячи людей, и реальная ответственность за всех, кто рядом, смотрит и со страниц фантастической повести. Неважно, что повесть Николая Амосова заканчивается там, где иные разухабистые сочинения только начинаются. Читатель получает главный урок: прорыв в будущее доступен только настоящему человеку.

Сразу вспоминается, что Владлен Бахнов был штатным фельетонистом «Литературной газеты». Фельетон он и есть фельетон, даже если его капельку беллетризовать. В шестидесятые годы такого рода фантастикой была полна не только «Литературка», но и любая районная газета.

Подготовленные ещё в 1965 году сборники «Фантастика» продолжали выходить и в 1966 году, когда хрущёвская оттепель уже сошла на нет. По инерции в 1966 году вышли три выпуска, вот только тиражи у них были уже не 165000 экземпляров, а ровно на сто тысяч меньше. А в последующие года количество уже перешло в качество, начался застойный кризис.

Майя Борисова -- прекрасный поэт, а стихотворение её действительно научно-фантастическое, и по настрою не выбивается из общей концепции сборника. Это не какое-нибудь барабанное «Ты лети моя ракета!» -- это действительно поэзия. Но, несмотря ни на что, стихотворение смотрится в сборнике чужеродно. Думается, это происходит из-за пренебрежения фактором читательского восприятия. Когда нам хочется стихов, мы открываем сборник поэзии. А сборник фантастики открывается совершенно в другом настроении, для которого даже хорошие строки оказываются несвоевременными.

Ещё когда впервые читал этот рассказ, испытал чувство неполноценности оттого, что не могу понять, кого именно вывел автор под видом главного героя. Русский биолог, врач, поэт... время жизни -- вторая половина XIX века. Расцвет деятельности приходится на 70-е годы. Сидел в тюрьме за несогласие с царским правительством. Инициалы приведены: ВНЕ. Имя-отчество: Викентий Никодимович... Нет такого -- и всё тут! Ни одного из известных учёных так не звали. Если просто смотреть по крупным учёным того периода: Ценковский, Мечников, Павлов, Пирогов -- не то. Тимирязев (он из всех из них единственный в тюрьме сидел, целых две недели) -- этот попозже будет. К тому же, никто из перечисленных поэтом не был. Докучаев -- совсем не то...

А перечитывая рассказ, обратил внимание на другое. Кроме главного героя у Росоховатского выведены ещё два великих человека: Лобачевский и Ибн Сина. Обоих герой узнаёт по портретам. Но ведь подлинный портрет Ибн Сины мы получили только после работ Герасимова. В старых портретах -- ничего общего, кроме белой бороды. А Лобачевский в XIX веке не был настолько известен, чтобы узнавать его в лицо. Да и по характеру -- не тот это был человек, чтобы вести себя наподобие чичероне.

Короче, соврал Игорь Росоховатский в самом интересном вопросе. Соврал и в научной части: идея, будто по сохранившимся стишкам (стишки-то посредственные!) и научным работам можно в полном объёме восстановить личность, -- вполне бредовая. И что после этого остаётся?

Нечасто в наше время можно встретить столь сокрушительное невежество. Автор абсолютно ничего не знает о могильниках радиоактивных отходов и, вообще, об угрозе радиоактивного заражения. Впрочем, через три страницы (а всего в рассказе пять страниц) могильник нечувствительно превращается в шахту баллистических ракет. А в последних абзацах из шахты стартует проржавевшая боеголовка и самостоятельно летит на околоземную орбиту, откуда её направят на Солнце. Выражаясь словами самого автора, подсознание у него уже ознаменовало победу над разумом.

Странное дело, профессиональный литературовед пишет критический отзыв о повести Александра Бачило «Помочь можно живым». Отзыв положительный, с высокоучёными отсылками к Джойсу и ещё бог знает кому. Но при этом Елена Русак склоняет фамилию автора на все лады: Бачиле, Бачилу, Бачилом... А русскому языку Елену Русаку учили?

Апофеоз пошлости. Юмор на уровне: звездолёт «Парус коммунизма» и Комитет Галактической Безопасности (КГБ). Опять же, проблемы секса: «комбез в области паха недвусмысленно встопорщился». Всё остальное в том же духе -- высокие груди, ошеломительные животы, показательный лесбийский акт... всё в худших традициях порнушных романов. Достоинств у рассказа не обнаружено. И это один из ведущих авторов московской школы!

Рассказ впервые опубликован в журнале «Техника -- молодёжи» весной 1988 года (№№3-4), а написан, конечно, много раньше, поскольку в те времена рассказы пробивались в печать годами. Это первое фэнтези, написанное на русском языке. До «Волкодава» и перумовского «Кольца тьмы» -- ещё несколько лет. Так что не могло здесь быть ни стандартных атрибутов фэнтези, ни влияния Желязны, который ещё не был переведён. Из всех произведений в стиле фэнтези к 1988 году были переведены только адаптированный для детей «Хоббит» и первая часть «Властелина колец», с которыми у «Стража Перевала» нет никаких перекличек. Рассказ можно обвинять в чём угодно, но только не в подражании. Некому было подражать.

Прелестный рассказ, краткий, энергично написанный, с парадоксальной концовкой. Конечно, он не свободен от ошибок. Называть Агнцем (то есть, Иисусом Христом) алчного торговца-еврея, продавшего за сто тысяч непоименованных купюр запечатанную семью печатями «Книгу», было бы не совсем верно, а с точки зрения христианинна -- и вовсе кощунственно. Огорчает и стандартно-скучноватый перечень книг, выставленных на продажу: «Изумрудная скрижаль», «Молот ведьм» и... «Основы магии» Папюса (вообще-то, не «Основы магии», а «Практическая магия»). Тем не менее, юмористический рассказик с лёгким налётом мрачноватой мистики эти недочёты не портят.

Тусовочная юмореска, рассчитанная даже не на любителей фантастики, а на узкий круг фэнов и фанатов. Если бы не подлинные имена писателей, издателей и лично товарища Семецкого, читать было бы вовсе неинтересно.

Сильный по составу сборник вполне заслуживал бы десятки, если бы не был страшно испорчен оформлением. Типографская работа на нуле, иллюстрации кажутся смазанными пятнами, шрифты абсолютно не сбалансированы с размерами книги, твёрдый переплёт раскалывается при первой же попытке прочтения. Книгу, в которую вложено столько авторского труда и труда составителей, физически неприятно читать. Лишний раз убеждаемся, что книга это не только текст.

Выставил восьмёрку. Статья, с которой я категорически не согласен, действительно хорошо написана. Разумеется, в определённых местах видим, как автор «искусно оперирует малым набором нехитрых подмен и передёргиваний». Впрочем, для манифестов передёргивание -- стандартный приём, а бездоказательность -- непременная форма. В ряде случаев утверждения автора с тем же успехом могут использоваться в целях антиимперских (что только что было сделано). Автор это предусмотрел, он признаёт, что «смех силой не одолеть», что противников «проще перекупить или игнорировать». Денег мне никто не предлагал, значит, будут игнорировать. Так и вспоминается старый анекдот: «Надеюсь, женщин ты игнорировал? -- Да, дорогая, два раза».

Совершенно не запомнил этого рассказа, хотя читал его дважды: в 1965 и 1968 году, сначала в сборнике «Фантастика», а затем в авторской книге Зубкова и Муслина («Самозванец Стамп»). Теперь пришлось перечитывать третий раз. По образованию оба автора инженеры, по призванию -- журналисты. Заведовали отделами, один в «Знание -- сила», другой в «Изобретателе и рационализаторе». Казалось бы, грамотные люди должны быть. А рассказ... хоть бы одно его положение, хоть бы единая незначащая мелочь отвечала реальности! Восстановление металла -- эндотермический процесс, зачем микроорганизмам заниматься этим и где они возьмут энергию, достаточную для восстановления? Если фантастические бактерии живут в почве, они должны наблюдаться всюду, а не только в одной, отдельно взятой трубе. Так что, основная идея рассказа бредовая. А кроме фантастической идеи в рассказе нет ничего.

Теперь попробуем пройтись по мелочам.

а) Военное детство. Зима. Детей кормят зелёными котлетами из свекольной ботвы. Откуда она среди зимы?

б) Труба, восстановленная микробами, через раз называется то блестящей, то ржавой.

в) Человек, проштудировавший хоть одну книгу по микробиологии, не назовёт бактерию Терра Террус, разве что он совсем ничего не понял в прочитанном.

г) Бактерии разрослись в огнетушителе, залепив отверстие и раздавив ампулу с кислотой. В результате огнетушитель оглушительно взорвался. А не слабо двум инженерам прикинуть, какое давление развивают пенообразующие вещества, а также поинтересоваться, на какое давление рассчитан корпус огнетушителя?

д) В человеческом организме не наберётся полграмма золота. Ошибка примерно на пять порядков. Ай да инженеры!

е) Гараж, где главный герой проводил свои опыты, заливают бетоном и радостно говорят, что теперь микробам оттуда не выбраться. А до этого они за пределы гаража не вылетали? Кстати, в бетоне полно железа, поскольку глину для клинкера берут самую обычную, голубую или рыжую, а она содержит очень много железа. Так что, выберутся микробчики с лёгкостью.

ё) Для вящей безопасности в бетонный саркофаг кладут ампулу с радиоактивным кобальтом... а что такое мутация авторы знают?

ж) Кремний не может замещать кислород (кислород, как следует из программы восьмого класса -- двухвалентен, а кремний -- четырёх). К тому же, подобные соединения стехиометрически невозможны.

з) ...впрочем, хватит, иначе перечисление ошибок превысит по размерам весь рассказ.

Вывод. А не пиши научную фантастику, если сам научно безграмотен.

Эту вещь я не читал целиком, да и вряд ли кто-нибудь может прочесть её. Было достаточно в течение получаса полистать этот «словарь», чтобы понять, до какой степени хамски Грушко и Медведев обошлись с трудом Владимира Ивановича Даля. Уже самый факт, что с четырёх томов словарь оказался сокращён до одного, говорит сам за себя. Масса интереснейших вещей выкинута, после чего «авторы» обозвали оставшийся огрызок «Энциклопедией русского слова» и пустили в продажу. Да ещё и от себя кое-что вписали. А ведь кто-то может подумать, что это убоище действительно создано Владимиром Далем.

Всё можно было бы простить, если бы автор хоть немножко умела писать. Но когда единственный способ проявления эмоции -- выкрик и восклицательный знак, о чём можно говорить? Повесть «Голубой кедр» -- единственная вещь, прочитанная мною у Елены Грушко, и думаю, что второй не будет. Не верю, что борзописец, слепивший за двадцать лет семьдесят романов, мог хоть как-то улучшить свою манеру письма.

С моей точки зрения обманщиком является не прохожий, а автор, который с невозмутимым видом несёт весёлую чепуху. А поскольку весь рассказ занимает три странички, то обманутый читатель не чувствует себя обманутым.

До чего же знакомая картина! Ведь и впрямь, приезжают эти посторонние господа, вырубают наши алмазные рощи, драгоценнейшие, невосполнимые боры, рубят, не считаясь ни с экологией, ни с жалкими протестами тех, кто хотел бы сохранить хрупкое лесное чудо. Рубят недозрелый лес, рубят на водоразделах, рубят в заказниках... и поневоле начинаешь жалеть, что нет на эту банду Дедушки Росянки и большой Зелёной Паутины. Значит, придётся справляться тем людям, которые умеют жить включёнными в сбалансированную экологию.

А рассказ хороший. Его надо читать и перечитывать.

В статье Юлия Кагарлицкого, при всей её полноте и прекрасном владением материалом, допущена одна методологическая ошибка. Научная фантастика основана на естественно-научной парадигме, в то время как каноник Дублинского собора, хотя и был осведомлён в части современной ему науки, но естественно-научных представлений не разделял. Здесь мы сталкиваемся с неким парадоксом: Ньютон, человек крайне ортодоксальных религиозных взглядов, тем не менее, по характеру мышления был человеком нового времени, а Свифт, религиозно куда более умеренный, принадлежит прошлому.

Сатира, попытка осмеять фундаментальную науку, не приносящую сиюминутной выгоды, тем не менее, раскрепощает авторскую фантазию, отключает внутреннего цензора. Свифт оказывается способен на самые смелые, безумные выводы, которые, как правило, и оправдываются. Но внешнее сходство с лучшими образцами научной фантастики ещё ничего не доказывает. Рыба тоже внешне напоминает дельфина, но ведь рыба -- не дельфин. Автор любого произведения, прежде всего проявляется в своём менталитете, способе мышления; все внешние признаки -- вторичны. Всякое произведение несёт слепок авторской индивидуальности, и с этой позиции и должно оцениваться. В противном случае, и Библию можно назвать романом в стиле фэнтези.

Так что Свифт -- это замечательный сатирик, но никоим образом не научный фантаст.

Когда берёшься перечитывать рассказ, обнаруживаешь трезвым взором, что герои разговаривают исключительно о возможности или невозможности поставить эксперимент в обход существующих запретов. Но даже при повторном чтении не оставляет ощущение, что речь, на самом деле, идёт о любви. Такой лирический рассказ, и такой облом на последних строках! Тут не только героиня, но и читатель готов «ругаться вполне современно».

Всё-таки, Генрих Альтов и сам не свободен от антропоцентризма, против которого он так яро выступает. Объект, противодействующий разбеганию галактик, вещь настолько самодостаточная, что ему не требуется привязка ни к планете, ни к какой либо звезде. Невозможная Планета Каменных Бурь потребовалась автору только для того, чтобы придать видимость художественности научно-популярному очерку о возможных путях взаимодействия галактических (а в перспективе и метагалактических) цивилизаций. Идея, конечно, любопытная, но зачем было маскировать её изложение под рассказ?

Говорят, в критики идут несостоявшиеся писатели. В отношении Всеволода Ревича сказанное совершенно верно. Ревич -- очень неплохой, вдумчивый критик, а вот рассказ его оставляет желать лучшего. Композиционно он разваливается на три слабо связанные части, сатирический заряд был тускловат даже для 60-х годов, а пародировать давнее заявление Французской Акадамии («С неба не могут падать камни, потому что на небе нет камней») и вовсе неинтересно.

Ведь зачем-то Аркадий Натанович Стругацкий поместил это, в целом бессодержательное, письмо в лучший из сборников фантастики, вышедший большим тиражом в центральном издательстве. И лишь потом я дотумкал: ведь в письме рассказывается об одном из первых КЛФ, появившихся в нашей стране! Сейчас -- общее место, а тогда?..

Великолепная статья! Перечитал и вижу: ничто не устарело, кроме имён забытых ныне графоманов. Графоманы сменились, сменилось и само направление (НФ ныне не в почёте), а проблемы остались теми же самыми. Та же безликость стиля и стандартность сюжетных ходов, позволяющие склёпывать куски разных произведений, так что стыки невозможно обнаружить. Та же вопиющая безграмотность. Фантастика всё стерпит, а уж фэнтези -- и подавно. Вот и сидим на литературной помойке, а цветы из окрестного сора произрастать не торопятся.

Говорят, хорошая фантастика непременно обладает функциями предвидения. Оказывается, к статьям о фантастике это тоже относится! Вот цитата: «Меж тем «фанера» лезет из каждой книги, о которых у нас речь». А ведь это написано в 1965 году, когда под словом «фанера» понимали только листовой древесный материал. Термин «фанера» как признак поп-арта, а затем и вовсе второсортицы и безвкусицы, появится лишь через тридцать лет. А у Биленкина он уже есть!

Юмореска бодренько написана, но уже в шестидесятые годы вызывала чувство неудовлетворения. От Валентина Берестова ожидалось большего. Он писал не только хорошие стихи, но и отличную прозу. И очень жаль, что единственное обращение Берестова к фантастике оказалось неудачным.

А ведь Ольга Николаевна -- выпускница физического факультета... Откуда же такая приверженность теории мирового эфира? Всё должно быть гораздо сложнее. А так, получилась забавная юмореска с забавным парадоксиком -- и не более того. Недаром же сама Ольга Ларионова не включала этот рассказ ни в один из авторских сборников.

Развод, конечно, по-марсиански, с полной трансформацией уходящего. На Земле покуда так не умеют. А вот история взаимного охлаждения -- очень земная. И история человека, который вдруг понял, что прошлое не оживёт, и сделанное необратимо... у нас на Земле тоже бывают такие истории.

Именно так пишутся хорошие микрорассказы. Зачин с элементами бытового абсурда, смешные анекдоты второго абзаца и концовка, которая заставляет задуматься, а так ли смешно, то, что мы только что прочитали? И всё умещается в пятнадцать строк.

Даже странно такое писать об Илье Варшавском, но рассказ кажется немного затянутым (избаловал нас автор). Хотя, возможно так кажется из-за некоторой тривиальности сюжета. Видим очередную петлю времени, видим очередное фантастичесоке обыгрывание истории о Фаусте. Но Варшавский не был бы Варшавским, если бы закончил рассказ ничем. Мне кажется, новизна рассказа, замаскированная настолько, что её нне заметили цензоры Горлита, да и большинство читателей, состоит в том, что образ Мефистофеля оказывается не литературным. Он целиком и полностью теологичен. Казалось бы, Крэгг воспользовался данной ему возможностью и, пожертвовав собой, спас любимую женщину. Это его субъективное мнение, которому верит и читатель, пишущий :«было, было, было...». Но ведь есть и концовка, несколько строк в конце рассказа, переворачивающих это «было». В гостиннице Пенфилда скончался не юный молодожён, а известный учёный филолог. Так что, не было!.. Не было ничего, о чём говориится в рассказе, а всего лишь Отец Лжи ещё раз подтвердил, что недаром носит это имя. Не было подобного и в современной литературе; со времён Гёте пишущий люд покорно следует литературному шаблону, в то время, как доктор Мэф у Ильи Варшавского -- дьявол средневековый, что бы он ни говорил о предшествующих цивилизациях, и какой бы траур ни надевал по поводу удачной сделки. Кстати, траур -- трауром, а «кое-какие формальности» доктору Мэфу выполнить надо.

Всё это очень мило, но авторы проекта не учли одного: под воздействием алкоголя и, тем более, наркотиков фантазия не раскрепощается, а разбалтывается и очень быстро начинает бродить по кругу. то есть, условия, которые они создали участникам проекта, самые неподходящие для дела. А концовка хороша, Фриц Лейбер со своими «Серебрянными яйцеглавами» до такого не дотянул.

Схватился читать, после того, как встретил в статье В.Каплана упоминание, что это единственное фэнтези, написанное с правильных православных позиций. С позициями спорить не буду, а вот писать надо уметь хотя бы в минимальной степени. Чрезвычайно жалкое зрелище, работающее против тех идей, за которые выступает автор.

Ух, какие они злобные, эти реваншисты! Работал себе прославленный профессор в институте, изучал ритмы мозга, сделал кучу открытий на этой ниве, но бундесвер, который финансировал проект, остался недоволен. Вишь ли, лучей смерти не получилось, а получилась способность определять с большой точностью время без часов. Ну и выгнали профессора на улицу. А фирмы, выпускающие часы так и вовсе задавили его автомобилем. Вот он, звериный оскал капитализма. А мне почему-то казалось, что вокруг человека, который умеет создавать такие вещи, все должны на пуантах танцевать. Управление ритмами мозга это такая штука, любые лучи смерти покажутся детским лепетом. По счастью, они там, в Буржундии, ничего не понимают. Или, всё-таки, не понимают авторы?

Рассказ приятно написан, но несколько разболтан сюжетно. Тут и космос, и биологическая цивилизация Земли, и концовка, словно пришедшая из другого рассказа. Что касается меня лично, то в 1965 году на меня неизгладимое впечатление произвела сцена, в которой белокурая красотка из будущего, глядя на бородатого космолётчика, говорит: «Хочу от него ребёнка, чтобы родился вот с такой штукой». Борода у меня теперь есть, но что толку?..

У западных авторов такое было неоднократно, и даже талант Ильи Варшавского не смог оживить избитую тему. Единственное светлое пятно -- поэт обязан быть влюблённым, и герой влюблён в изображение диспетчера на экране. Ему больше некого любить. К сожалению, в те времена подобная тема была табуирована, и Илья Иосифович остановился там, где надо было начинать.

Главный недостаток этого рассказа... да нет у него никаких недостатков! Столь очаровательного балбеса наша литература ещё не знала, и вряд ли подобный появится вновь. А фраза «Базовые знания утеряны», -- моя душа бывшего педагога издаёт стон. Ну да, я с самого начала понимал, что студент выйдет победителем из поединка с машиной, но недостатков у рассказа всё равно нет.

Когда-то, в школьные годы, этот рассказ мне очень понравился. Фраза Шумана: «Шапки долой, перед нами гений!» -- обретала здесь новый, смысл. А сейчас перечитываю и скептически поджимаю губы. Вот появится такой замечательный прибор, и сразу станет ясно, кого из детишек следует учить музыке, кого фигурному катанию или теннису, а кого с младых ногтей обучать обращению с метлой и скребком, чтобы государство получило гениального дворника.

Попытка с негодными средствами написать аллегорию. Научная, космическая фантастика слишком конкретное и впрямую понимаемое направление литературы. А если понимать впрямую, то «Дворец знаний», выстроенный дядями из космоса, неизбежно превратится в святилище какого-нибудь бога, а разрушенные ступени только сделают его культ более кровавым. Кстати, нелепо придуманы и сами существа. В подземных озёрах разум развиться не может, у пещерных жителей исчезают многие навыки и органы чувств, и никогда не возникает новых, ведь условия там практически не меняются.

Человек, прочитавший рассказ, узнаёт много нового. Он узнаёт, что автор рассказа смотрел «Белое солнце пустыни». Он узнаёт, что автор никогда не был на Востоке и никогда не сражался с басмачами. Читатель узнаёт, что автор ничегошеньки не знает об исламе. Жаль, что читатель так и не узнаёт, зачем автору понадобилось создавать этот напрочь пустой текст.

Вероятно, лучшее из написанного Казанцевым за его долгую жизнь. Уже за то, что автор осмелился послать к Венере международный экипаж, следует сказать Казанцеву спасибо. В романе есть немало увлекательных сцен и совершенно нет шпионов. Конечно, сейчас книга устарела и кажется наивной, но сорок пять лет назад это было свежее слово в нашей фантастике.