Внимательно читаю посты и прихожу к выводу, что пора закругляться. Желание писать эпическое гранд-эссе о западной литературе вообще и фантастике в частности потихонечку сходит на нет; любая запятая будет софистически доведена до абсурда, а раз за разом повторять одно и то же абсурдно ничуть не менее. Два слова о соотечественниках.
Есть ли в сегодняшней русскоязычной фантастике живые классики? Те, кого с полной уверенностью можно поставить в один ряд со Стругацкими. Алексея Николаевича и Михаила Афанасьевича я почтительно прошу подождать за дверью, не их ума дело наше сегодняшнее всё. Уважаемый Зиц, сразу дёрнут меня за штаны не менее уважаемые слушатели, назначать классиков не в твоей компетенции и даже не в нашей, пусть потомки, значит, решают. Им почему-то всегда виднее, чем мы тут занимаемся. Да! Скажу я. Отстаньте. Говорю в последний раз, больше не повторяю: сказанное выше и ниже только моё мнение, никак не ваше, тем более не бойких разумом внуков и правнуков. Позвольте, наконец, перейти на личности. Есть фамилии, на чьих обладателей я смотрю с нарушением принятой в приличном обществе формы одежды — снизу вверх, так, что шапка сваливается. Ага! Подскочит враг-блондин из партера, но я успею закончить мысль: на всех прочих смотрю таким же образом, однако без потери головного убора, поэтому прошу не перебивать. Г.Ш.Чхартишвили, он же Брусникин, он же Борисова, он же Акунин. Свист в зале. Нет, фантаст. Да, фантаст. В той же степени, что и Михаил Афанасьевич. Человек, сумевший поразить всех, и снобов, и школьников, и подлецов-издателей; кстати, профессиональный переводчик, начавший писательскую карьеру скорее из хулиганских побуждений. Дальше. Пелевин Виктор Олегович. Бурные, ненормативные лексемы и обсценные выражения. Да, сноб, и школьники, большей частью, идут лесом. По никем не общепринятой невнятной классификации классиков тяготеет к лаврам Набокова, нежели Льва Толстого. Ниже назову писателей, застрявших в интересном положении — одной ногой на небе, толчковой в сладком дыму отечества. Лукьяненко Сергей Васильевич, а как же. От "Лорда" до "Спектра" отлит в бронзе, ниже пояса вполне себе нормальный, живой писатель, ничем не хуже других. Пожалуй, я погорячился, говоря о Сергее Васильевиче во множественном числе, волнуюсь. Оказывется, не могу вспомнить иных, создавших нечто сопоставимое в русской культуре. Есть ряд писателей, к фамилиям которых у меня нет никаких претензий, читаю с неизменным удовольствием, но задним умом понимаю, что из ряда вон их выпускать преждевременно. У каждого из них есть отдельные вещи, достойные классики, с ударением на "отдельные". Рыбаков, Лукин, Тырин, Громов, Дивов, Каганов, Лазарчук, Геворкян... Не буду продолжать упомянутый ряд, так как всё равно забуду кого-нибудь, или, что ещё хуже, отнесу туда личность не по принципу гонорис кауза, а за отдельный роман или даже повесть. Об отдельных романах. В оставшемся за бортом зиц-симпатий писательском дивизионе случаются шедевры, вызывающие удивление, а то и благоговейную оторопь. То ли автор развлекался, и на самом деле он никакой не писатель, а, скажем, переводчик, то ли таинство творчества ещё сложнее, чем нам рассказывали. Данихнов, "Девочка и мертвецы" — как раз такой случай. Теперь о тех, кого читать не рекомендую, несмотря на отчётливое техническое превосходство. Примеры — Перумов, Головачёв, Панов, Пехов... Снова бью себя по рукам, надо, надо остановиться, не дай бог, забуду кого-нибудь. Сие писатели, манкирующие основной писательской повинностью, а именно необходимостью быть на порядок выше читателя в интеллектуальных притязаниях. Книги должны быть умными. Не обязательно так называемой идеей произведения, пусть ненброско, втихушку, неясными потенциями смыслового контекста, могучими резервами недоступного в ощущениях. Наконец, нижняя ступень литературного храма, бегло определяемая по наличию специальных писательских слов, таких как "кровавый закат", "властелин кольца", ну, вы понимаете. Какие тут могут быть фамилии. Но! Можно и ошибиться. Однажды я взял "Многорукого бога далайна", увидел сплошной олгой-хорхой и книгу закрыл, как оказалось, зря.
|