Долго берёг рассказ для фантлабораторной работы, но зря, так как подделать его под тему так и не удалось. Встречайте:
Все учёные попадают в рай
В помещении властвовала кромёшная тьма. Человек, бывавший ранее в этой комнате, мог бы только предполагать очертания находящихся в ней предметов, — большого стола с лежащей на нём грудой записей, грубого стула, поставленного рядом или странного громоздкого механизма, стоящего в углу — но увидеть он всего этого никак не мог, ибо темень стояла — хоть глаз выколи. И в темноте той, казавшейся ещё более глубокой и вязкой, чем обычно бывает даже в самую тёмную ночь, прятались глаза. Они смотрели пристально, но беззлобно: пугливо, жалобно, с опаской. Животное, чьи глаза выглядывали из тьмы, было ограничено в переджижении сеткой из стальных прутьев, в дырку между которыми не просунуть было даже лапу. Сидя в клетке, животное полностью сознавало свою беззащитность, поэтому беззвучно скулило, ёжилось, дрожало от страха каждой шерстинкой на теле — от передних лап до хвоста. Ему было не по себе и от запертости в клетке, и от непроглядной темноты, царящей вокруг, и от незнания как оно тут очутилось. Несколько минут назад оно очнулось, было перенесено чьими-то гадкими безволосыми лапами и открыло глаза на этом самом месте — вот и всё, что могла подсказать ему память. Хотя нет, пусть смутно и неуверенно, но оно всё же припоминало, что потеряло сознание в этой же клетке. Успокаивающего в этом воспоминании не было ничего, и сердце заключённого сжималось ещё сильнее, и страх вырывался наружу в виде еле слышного, но всё же уже не беззвучного, животного стона. Хотя, кто знает, возможно, усиление страха, вылившиеся в жалобный вопль, было вызвано не сомнительными воспоминаниями, но безотказным звериным чутьём, которое подсказывало, что он здесь не один. Во тьме находилось ещё одно живое существо. Вот только чувствовало оно себя не в пример лучше. Отсутствие света совсем не смущало его — оно чувствовал себя как дома — чему не стоит удивляться, ведь это и был его дом — кабинет, если быть точнее. Сушество было в нетерпении — скоро всё должно было решиться. Фигура капошилась где-то в глубине комнаты, но наконец перестала. И начала приближаться к запертому в ловушке. Замкнутый зверь, заслышав шаги, задрожал мельче. Он был зол на себя и свою беззащитность, но ещё больше на таинственную и угрожающую самим своим существованием фигуру. "Что я будет делать, если меня ударят? Потеряю сознание, как сделал уже раз? Увернуться то некуда! Окружающая меня клетка, увы, не отличается просторностью. Так что, укусить? Глупо, ничего я этим не добьюсь." Безвыходность положения давала о себе знать и страх заиграл с новой силой: страх не перед побоями, но перед той неограниченной властью, которую имеет над ним этот топающий неизвестный. И ещё перед тем ужасным ощущением боли, испытанным за секунды до отключки. Память про боль вдруг всплыла из подсознания, когда её никто не звал. И массивное стальное лезвие на деревянном топорище всплыло в мозгу собаки. Его убили! Теперь оно помнило это точно. Но теперь оно снова живо, неужели лишь для того, чтобы снова умереть?! Два дышащих тела, одни во всепоглощающей темени, уже сблизились достаточно, что даже сквозь чёрный туман, висящий вокруг, зоркие глаза животного могли разгледеть шагающие к нему ноги. Пёс смотрел на человека снизу вверх, смущённый высотой клетки, и всё туловище выше пояса терялось для него в темноте. Железная поступь гиганта — и неотвратимая опасность, приближающая вместе с ней — собрали смелость животного в кулак. И оно зарычало, повинуясь инстинкту, на потенциального обидчика, хоть и сознавало умом ничтожность этой отчаянной попытки обороны от человека с оружием. Но фигура подошла ещё ближе к клетке, и животное увидело, что её страхи перед смертельными ранами были напрасны — топора в руках у человека не было. В нескольких шагах от клетки он вдруг свернул в сторону. Остановившись, нажал на выключатель. Перед глазами у собаки, которая тешилась ошибочной мыслью, что её рык отпугнул приближавшегося неприятеля(последнее, что она подумала), встала светящаяся вольфрамовая нить, созданная гением Томаса Эдисона(последнее, что она увидела). Человек, стоящий возле выключателя, потирал руки, глядя на бездыханное тело животного. Он достал из клетки лучшего друга человека — симпатичную дворняжку — и швырнув её в угол, к подозрительного вида машине. Этот немолодой, добродушного вида человек страшно радовался совершённому им открытию, улыбаясь всеми 32 зубами. Суетливыми, дёрганными от неимоверного возбуждения движениями, он прошёлся к столу, сел за него и, выхватив из под груды бумаг ручку, тут же начал писать доклад в Академию Наук. Лицо Павлова светилось величайшим счастьем учёного. "Потрясающий успех. Открытие рефлекторных связей — чрезвычайный прорыв в биологии! Уверен, мой доклад вызовет фурор. Тем более, с демонстрацией! У собаки выработался рефлекс смерти на свет электрической лампочки. Лучшего эксперимента, подтверждающего мою теорию и не придумаешь!" Тут учёный запнулся, выражение абсолютной радости на его лице впервые с тех пор, как в комнате загорелся свет, потускнело. Он упрекнул себя в самолюбовании: "Мои мысли выдают во мне эгоиста. Я забываю, что осуществление моего эксперимента было бы невозможным без усилий таких великих учёных, как Томас Эдисон — он бросил взгляд на горящую в абсолютной темноте ночи одинокую лампочку, — ну и, конечно же, Николя Тесла — и он с любовью окинул взглядом объёмистый механизм, стоящий в углу — без его возрождающей машины у меня бы ничего не получилось!"
|