цитата Nonconformist Хорошие, но совершенно к фантастике не имеющие отношения. Дико извиняюсь, но просто не могу не вставить
ВЕРСИЯ
...Представим, что не вышло. Питер взят Корниловым (возможен и Юденич). История развёрнута назад. Хотя разрухи никуда не денешь, Но на фронтах подъём. Россия-мать Опомнилась, и немчура в испуге Принуждена стремительно бежать. Раскаявшись, рыдающие слуги Лежат в ногах растроганных господ. Шульгин ликует. Керенскому ссылка. Монархия, однако, не пройдёт: Ночами заседает учредилка, Романовым оставлены дворцы. Не состоялась русская Гоморра: Стихию бунта взяли под уздцы При минимуме белого террора, Страна больна, но цел хребет спинной, События вошли в порядок стройный, И лишь Нева бушует, как больной, Когда в своей постели беспокойной Он узнаёт, что старую кровать Задумано переименовать.
В салоны возвращается уют, И либералы каются публично. За исключеньем нескольких иуд Все, кажется, вели себя прилично. В салоне Мережковского — доклад Хозяина: "Текущие задачи". (Как удалось преодолеть распад И почему всё это быть иначе И не могло). Взаправду не могло! Чтоб эта власть держалась больше года? Помилуйте! Восставшее мурло Не означает русского народа, Который твердо верует в Христа. Доклад прекрасно встречен и сугубо Собранием одобрены места, В которых автор топчет Сологуба. "Но Сологуб не столько виноват, Сколь многие, которых мы взрастили. Да, я о Блоке. Болен, говорят. Что он тут нёс!" Но Блока все простили.
Сложнее с Маяковским. Посвистев, Ватага футуристов поредела. Он человек общественный — из тех, Кто вкладывает дар в чужое дело,
В чужое тело, в будуар, в альков, В борьбу со злом — куда-нибудь да вложит, Поскольку по масштабу дар таков, Что сам поэт вместить его не может. Духовный кризис за год одолев, Прокляв тиранов всею мощью пасти, Он ринется, как вышколенный лев, Внедрять в умы идеи прежней власти, Давя в душе мучительный вопрос, Глуша сомненья басовым раскатом - И, написав поэму "Хорошо-с", С отчаянья застрелится в тридцатом. Лет за пять до него другой поэт, Не сдерживая хриплого рыданья, Прокляв слепой гостинничный рассвет, Напишет кровью "Друг мой, до свиданья..." - Поскольку мир его идёт на слом, А трактор прёт, дороги не жалея, И поезд — со звездою иль с орлом - Обгонит жеребёнка-дуралея. Жизнь кончена, былое сожжено, Лес извели, дороги замостили... Поэту в нашем веке тяжело, Блок тоже умер. (Но его простили).
Тут из Европы донесётся рёв Железных толп, безумием объятых. Опять повеет дымом. Гумилёв Погибнет за Испанию в тридцатых. Цветаева задолго до войны, Бросая вызов сплетникам досужим, Во Францию уедет из страны За жаждущим деятельности мужем - Ему Россия кажется тюрьмой... Какой-то рок замешан в их альянсе, И первой же военною зимой Она и он погибнут в Резистансе.
В то время вечный мальчик Пастернак, Дыша железным воздухом предгрозья, Уединится в четырёх стенах И обратится к вожделенной прозе. Людей и положений череда, Дух Рождества, высокая отвага... И через год упорного труда Он ставит точку в "Докторе Живаго" И отдает в российскую печать. Цензура смотрит пристально и косо, Поскольку начинает замечать Присутствие еврейского вопроса, А также порнографию. (Поэт!) Случаются сомнительные трели Насчёт большевиков. Кладут запрет, Но издавать берётся Фельтринелли. Скандал на всю Россию — новый знак Реакции. Кричат едва не матом: "Ступайте вон, товарищ Пастернак!" Но Пастернак останется. Куда там! Унизили прозванием жида, Предателем Отчизны окрестили... Сей век не для поэтов, господа. Ведь вот и Блок... (Но Блока все простили).
Добавим: в восемнадцатом году Большевики под громкие проклятья Бежали — кто лесами, кто по льду. Ильич ушёл, переодевшись в платье И не боясь насмешек. Что слова! "А вы слыхали, батенька, что лысый Оделся бабой?" — "Низость какова!" Но он любил такие компромиссы. Потом осел в Швейцарии. Туда ж - Соратники (туда им и дорога). Уютный Цюрих взят на абордаж. В Швейцарии их стало слишком много. Евреев силой высылают вслед. Они, гонимы вешними лучами, Текут в Женеву, что за пару лет Наводнена портными и врачами, А также их угрюмыми детьми: Носатые, худые иудеи, Которые готовы лечь костьми За воплощенье Марксовой идеи. Количество, конечно, перейдёт В чудовищное качество, что скверно. Швейцарии грозит переворот. И он произойдёт. Начнётся с Берна. Поднимутся кантоны, хлынут с Альп Крестьяне, пастухи, и очень скоро С землевладельца снимут первый скальп. Пойдёт эпоха красного террора И всё расставит по своим местам. Никто не миновал подобных стадий. Одним из первых гибнет Мандельштам, Который выслан из России с Надей. Грозит война, но без толку грозить: Ответят ультиматумом Антанте, Всю землю раздадут, а в результате Начнут не вывозить, а завозить Часы и сыр, которыми славна В печальном, ненадежном мире этом Была издревле тихая страна, Столь гордая своим нейтралитетом. Тем временем среди родных осин Бунтарский дух растёт неудержимо: Из сельских математиков один Напишет книгу о делах режима, Где всё припомнит: лозунг "Бей жидов", Погромы, тюрьмы, каторги и ссылки, - И в результате пристальных трудов И вследствие своей бунтарской жилки Такой трёхтомник выдаст на-гора, Что, дабы не погрязнуть в новых бурях, Его под всенародное ура Сошлют к единомышленникам в Цюрих. С архивом, не доставшимся властям, С романом карандашным полустёртым Он вылетит в Германию, а там Его уже встречает распростёртым Объятием, не кто иной, как Бёлль. Свободный Запад только им и бредит: "Вы богатырь! Вы правда, соль и боль!" Оттуда он в Швейцарию поедет. Получит в Альпах землю — акров пять, Свободным местным воздухом подышит, Начнёт перед народом выступать И книгу "Ленин в Цюрихе" напишет.
Мир изменять — сомнительная честь. Не лечат операцией простуду. Как видим, всё останется, как есть. Законы компенсации повсюду. Нет, есть одно. Его не обойду - Поэма получилась однобока б: Из Крыма в восемнадцатом году В Россию возвращается Набоков. Он посмуглел, и первый над губой Темнеет пух (не обойти законов Взросления). Но он везёт с собой Не меньше сотни крымских махаонов, Тетрадь стихов, которые не прочь Он иногда цитировать в беседе, И шахматный этюд (составлен в ночь, Когда им доложили о победе Законной власти). О, как вырос сад! Как заросла тропа, как воздух сладок! Какие капли светлые висят На листьях! Что за дивный беспорядок В усадьбе, в парке! О, как пахнет дом! Как сторож рад! Как всех их жалко, бедных! И выбоина прежняя — на том же месте — след колёс велосипедных, И Оредеж, и нежный, влажный май, И парк с беседкой, и роман с соседкой - Бесповоротно возвращённый рай, Где он бродил с ракеткой и рампеткой. От хлынувшего счастья бестолков, Он мельком слышит голос в кабинете - Отцу долдонит желчный Милюков: "Несчастная страна! Что те, что эти!" И что с того, что эту память он В себе носить не будет, как занозу, Что будет жить в Отчизне, где рождён, И сочинять посредственную прозу - Не более; что чудный дар тоски Не расцветёт в изгнании унылом, Что он растратит жизнь на пустяки И не найдёт занятия по силам... В сравнении с кровавою рекой, С лавиной казней и тюремных сроков, - Что значит он, хотя бы и такой! Что значит он!
Подумаешь, Набоков...
|
|