В начале ноября ездил на фестиваль жанрового перевода в Переделкино (гран-мерси Александру Филиппову-Чехову и всем причастным за приглашение!), читал лекцию по некоторым нюансам истории перевода фантастики. Получилось, мне кажется, сумбурно, не очень понятно было, что там с хронометражем, можно было лучше. Но нет худа без добра: зато собрал материал для нового выпуска подкаста. Даже для двух выпусков, связанных общей темой – первый вот он, второй через несколько дней, когда гайморит отпустит и дикция восстановится.
Анонс: В очередном выпуске «ФантКаста» мы решили обратиться к такой необъятной теме, как история перевода фантастики в СССР и на постсоветском пространстве – точнее, затронуть ее краешек. Не секрет, что серии «Зарубежная фантастика», «Библиотека современной фантастики», альманах «НФ», переводные публикации в журналах «Вокруг света» и «Техника – молодежи» во многом сформировали представление наших читателей о том, какой должна быть качественная современная НФ. Но что за люди стояли за этими изданиями, благодаря кому увидели свет книги Роберта Шекли, Клиффорда Саймака, Станислава Лема, Курта Воннегута? О месте, которое занимали в этой истории писатели, о том, какое влияние оказали на процесс приглашенные эксперты и штатные редакторы и о том, какие уроки из этого всего можно вынести, какие стратегии стоит взять на вооружение современному переводчику, рассказывает книжный обозреватель Василий Владимирский.
Слушаем выпуск и подписываемся на «ФантКаст» на платформах:
Ну и, кажется, последнее по юбилейному сезону "Новых горизонтов": поговорил с нашим лауреатом, Алексеем Сальниковым и финалистами Дмитрием Даниловым, Тимом Скоренко и Татьяной Замировской — о фантастике и не только. По-моему, небезынтересно получилось. Материал вышел на сайте "Горький", вот вам небольшой кусочек.
Василий Владимирский:О реалистической литературе принято судить по лучшим примерам: никому не придет в голову наугад выдернуть первый попавшийся роман с «Прозы.ру» и объявить его «типичным образчиком» — скорее вспомнят Чехова, Достоевского, Толстого, Гоголя. О фантастике часто судят по худшим образцам. Как считаете, чем вызван такой дисбаланс?
Алексей Сальников: Ой! Это прекрасный и очень смешной вопрос! Я с вами не согласен, Василий! Мне кажется, что люди, которые хоронят современную литературу, накидывают глины лопатой сразу на всех современных писателей скопом. Есть люди, которым все равно, кто там что пишет. Они все равно не те глыбы, что были раньше, — куплены, обмануты, глупы, непатриотичны (или, наоборот, патриотичны чересчур). Литература, как мне кажется, устроена так, что книги ругают ровно за то, за что их и любят. То есть, если много юмора, то обзовут зубоскальством, если написана лаконично — бедной стилистически, если в книге мало страниц, напишут, что это халтура, лишь бы отписаться от читателя, если книга толстая — обзовут тоскливым, неподъемным томом. Что-то в таком роде. Я и сам бываю такой. Однажды забыл взять в шестичасовой полет электронную книгу, купил книжку в аэропорту. Открыл после взлета, добрался до каламбура «седина в бороду — бес в пещеристое тело», закрыл и оставшиеся пять с половиной часов смотрел в иллюминатор. То есть поступил как комментатор в соцсетях: «Открыл, прочитал пару страниц, сразу все понял, закрыл и больше не открывал».
Тим Скоренко: Эта ситуация характерна только для русского, по-моему, книжного пузыря. В первую очередь из-за того, что у нас нет четкой терминологии для жанров и слово «фантастика» сразу ассоциируется с жанровой беллетристической писаниной низкого уровня. Нет четких зонтичных категорий вроде speculative fiction, в фантастику валится и качественный magical realism (который в английской терминологии уходит в literary fiction, то есть высокохудожественную прозу, у нас презрительно именуемую «боллитрой»), и alt-lit и так далее.
Я не считаю себя фантастом и не называю себя фантастом, отчасти потому что в русской терминологии как-то укрепилось понимание, что фантастика — это не литература. Скажем так, если следовать этой терминологии, так оно и есть. Поэтому я — писатель, просто писатель, как «Бонд, Джеймс Бонд», и на деле из семи моих романов только три написаны в формате speculative fiction, «Ода абсолютной жестокости», «Законы прикладной эвтаназии» и «Стекло». Остальные четыре — тот самый magical realism, который из группы literary fiction («Легенды неизвестной Америки» и «Переплетчик»), или alt-lit («Сад Иеронима Босха» и «Эверест»).
А термин «фантастика» — это как раз все эти ребята, издававшиеся в сериях «Фантастический боевик» и иже с ними. И да, это в основном за редчайшими исключениями, худшие образцы (имена особо перечислять нет смысла, они все на слуху). Так что все справедливо.
Татьяна Замировская: Это про русскую современную фантастику, наверное? Я, к сожалению, тоже натыкалась там в основном на какую-то боевую патриотическую хтонь про попаданцев. Но очень хочу разувериться и разубедиться! Тут может возникнуть вопрос: а где же я натыкалась на хтонь эту всю? А в книжном магазине на Брайтоне, куда мой роман подложили, — я его искала-искала и нашла на огромной полке с русской фантастикой, и у меня началась депрессия, когда я посмотрела, среди чего она лежит, господи боже мой милый, за что, почему.
С англоязычной фантастикой, в смысле sci-fi, проблем нет — как и с классикой (Филип К. Дик, Урсула Ле Гуин, Октавия Батлер, Сэмюэль Дилэни), так и с современной (Чайна Мьевилль, Тед Чан, Кадзуо Исигуро), ой, да и не с англоязычной тоже: Лю Цысинь же! То есть это я наугад имена написала, понятно, что тысячи их. Это авторы, которые влияли и влияют на современную культуру, по их текстам снимают фильмы и сериалы, они получают ведущие литературные премии, они не находятся в какой-то резервации для любителей странненького!
Может быть, дисбаланс вызван тем, что в русскоязычной книжной реальности фантастику помещают в жанровую литературу, а не в современную? Ну Пелевина и Сорокина считают современными писателями, которые просто пишут о реальности, и это правильно. Но почему, если Пелевин и Сорокин — это классная современная литература о происходящем здесь и сейчас, мой роман — это условная «фантастика», что-то нереальное, что надо срочно на полку к хтони с попаданцами? Думаю, это какая-то стигма жанровой прозы. А чтобы ее избежать, нужны как раз вот такие премии, как «Новые Горизонты», включающие условно «жанровую» литературу в современную актуальную, и — наоборот; как бы размывая эти границы.
Дмитрий Данилов: Мне трудно об этом судить, я не слежу за миром фантастики. Могу только предположить, что в фантастике, как в любой жанровой литературе, может наблюдаться дефицит этих самых лучших примеров. Все большие фантастические тексты выламываются за рамки жанра, становятся чем-то большим, чем фантастика. Но это только мое предположение.
Говорят, у Алексея Иванова вышел – или вот-вот выходит – роман о бронепароходах. Помню, он в свое время что-то говорил насчет романа о бронепоездах на Урале, но, видимо, концепция изменилась. Посмотрим. А я тем временем внезапно накопал в своем архиве древние фотки с Ивановым-фантастом. Это он на «Аэлите-2004» получает премию «Старт» за лучший фантастический дебют и фотографируется с разными людьми. Качество аховое, снято на пленочную мыльницу, но для истории пусть будет.
Полез тут по делу в свой книжный шкаф за журналом, и внезапно обнаружил, что, оказывается, двадцать лет назад (на самом деле чуть меньше, летом 2003-го) Анджей Сапковский был в Петербурге и встречался с коллегами-фантастами в Центре современной литературы и книги. И я тогда даже записал и расшифровал это коллективное интервью для журнала «Звездная дорога». Было такое издание в нулевых, при последнем главреде, покойном Саше Ройфе, на очень неплохой уровень вышло. Почти юбилей, да. Хорошие времена… Были. Оставлю скан этого материла и здесь тоже — в сети не обнаружил.
На одном из мероприятий ДисКона III (79-й Ворлдкон, закончившийся 19 декабря) Майкл Суэнвик (Michael Swanwick) рассказал историю, произошедшую ещё в те давние времена, когда рукописи были бумажными и рассылались по издательствам почтой.
Майкл приехал в Нью-йорк и зашёл к своему другу-редактору, с которым они договорились пообедать. У того на столе лежала большая груда рукописей и он попросил подождать десять минут, чтобы с ними разобраться. Затем стал брать рукописи по одной, читать первую страницу, переворачивать, читать последнюю страницу и откладывать рукопись в одну из двух стопок. В одну стопку попадали те рукописи, которые нужно было отвергнуть вежливо, а в другую те, которые нужно было отвергнуть грубо. Он разобрал всю груду за десять минут и лишь одну рукопись отложил в сторону, чтобы потом прочитать её полностью.
Вывод, который сделал из этой истории Суэнвик — первая и последняя страницы должны быть лучшими в вашем произведении, поскольку именно по ним редактор решает, стоит ли читать произведение целиком. Впоследствии он рассказывал эту историю многим редакторам, и те отвечали: "да, поначалу я клялся, что буду читать рукописи от корки до корки, но быстро усвоил, что надо поступать именно так".
облако тэгов
