Игорь Яркевич – истинный нонконформист. Таким он был в конце 90-х – начале нулевых, когда его более или менее активно печатали. Таким он оставался и в последние свои годы, когда его уделом стали публикации в основном в немногочисленных журналах и газетах (в основном «Независимая газета»)…
Как мне кажется, русский литературный постмодернизм сформировали четыре автора – выражаясь выспренно четыре столпа – Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Егор Радов и Игорь Яркевич. Но судьбы их сложились по-разному. И литературные судьбы и личные. Пелевин и Сорокин чутко и гибко реагировали и продолжают реагировать на перемены в мире и стране. Они постоянно находят новые темы и формы, соответствую каждодневным настроением. Радом и Яркевич до последнего писали так, как писали в конце 90-х – начале нулевых. И тот путь, и этот не плох и не хорош – так они чувствовали, так дышали. В 2009 году не стало Радова, а в прошлом – Яркевича.
Уходя из этого мира Игорь оставил довольно много разножанровых рассказов и эссе. К сожалению, в последние годы он тяготел к короткой форме. Последнее крупное произведение – «Мы женимся на Лейле Соколовой» — было написано в соавторстве с Евгением Поповым методом взаимной переписки в социальной сети и вышло в 2015 году.
Рассказы Яркевича чрезвычайно остроумны. Их трудно читать без улыбки. Но это грустная улыбка. И умная. Да, он не гнался за злободневностью, но очень точно выражал наше время. Он тонко чувствовал особенности русской души и русской культуры. И его откровенно научно-фантастический рассказ «Мой инопланетянин» — яркий пример этого. Инопланетянин помогает землянину лучше понять эту самую русскую душу и эту самую русскую литературу.
Скажу честно, я не во всем принимаю форму этого рассказа. Меня несколько раздражает обилия мата. Равно как и нарочитое упоминания в каждом абзаце «русской литературы». Но в этом и есть главный художественный прием Яркевича – сталкивать низменное с возвышенным. Обсценную лексику и размышления о духовности. Это несколько шокирует, но именно такого эффекта стремился достигнуть Яркевич – через шок заставить задуматься о возвышенным, подняться над мелочами.
Повторюсь, Яркевич писал так, как если бы продолжалась первая декада XXI века, когда нравы были гораздо свободнее. Поэтому так плачевна его издательская судьба последних десяти лет. Но, мне кажется, его нужно вернуть в русскую литературу. Без него ее картина мне представляется неполной. И если это начнется в фантастики, то пусть будет так.
Жюри премии о «Моем инопланетянине» Игоря Яркевича
Ольга Балла:
Небольшой рассказ Игоря Яркевича – в каком-то смысле, пожалуй, квинтэссенция фантастического, плотная его модель, в которой на совсем небольшом пространстве показано, как устроена фантастическая литература вообще и что она делает. Фирменное ёрничество автора, вкупе с сочной обсценной лексикой, не только не мешает этому, но, скорее, даже способствует: утрируя черты изображаемого, делает их отчётливо видимыми. Своей фантастичностью инопланетный гость повествователя концентрирует взгляд на земных обстоятельствах и задаёт – вместе с отстраняющей дистанцией, наводящей этот взгляд на резкость — неожиданный угол зрения на них. Отдельное достоинство текста – особенная авторская интонация, соединение, даже слияние до, практически, неразличимости издевательского и серьёзного, смешного и очень грустного, что само по себе – точнейшее суждение о земной жизни вообще и о русской жизни в частности.
Игорь Яркевич не менее культовая фигура, чем тандем Белобров-Попов. И конечно для красоты и разнообразия этот текст вполне себе уместен в «Новых горизонтах», хотя он на самом деле не об инопланетянине, а о Русских Писателях, хотя и об инопланетянине немножко тоже. Эта новелла, по стилистке напоминающая творчество другого его современника – и тоже рано ушедшего от нас – Дмитрия Горчева; такой немного абсурдный грустный гон, и опять же как ни грустно, но именно абсурд передает то, что творится на нашем пространстве с большей точностью и достоверностью, чем самый что ни на есть реализм. Инопланетянин тут, и это почтенный прием – такой посторонний, который фиксирует этот абсурд (и отчасти сам является его причиной, это они напустили на нас Русских Писателей)… Собственно до какой-то степени этот текст – выяснение отношений автора с русской литературой, он очень, при своей мягкой брутальности (если такая бывает) литературоцентричный, как, по-моему, почти все у Яркевича. Не уверена, что это вообще имеет отношение к фантастике; просто хороший маленький рассказ. Вообще мы, наверное, недооцениваем вот такие лапидарные тексты – в эпоху форумов и блогов они стали полноценным жанром, и, наверное, на них надо обращать особое внимание. Но когда они рассматриваются в премиальном пуле наравне с романами, они к сожалению проигрывают просто в силу своей специфики.
Ирина Епифанова:
Лихая попытка скрестить НФ про посещение и контакт с рассуждениями о судьбах русской литературы. Очень бодро автор пишет, с такими чисто разговорными интонациями, лексическими повторами, забористой русской народной лексикой, сразу напоминает Горчева и Венедикта Ерофеева.
Правда, есть в рассказе одна очень распространённая для этой литературной формы проблема: завязка есть, она, собственно, нужна автору для подачи основной идеи. Затем высказывается сама эта идея, о происхождении русской литературы. А дальше всё, автор, кажется, потерял интерес к тексту и выруливать на полноценный финал уже не стал.
Вадим Нестеров:
Что это было? Зачем? Я все понимаю, человек ушел, но, блин, зачем брать откровенно неудачный рассказ, еще и написанный, судя по всему, лет десять назад? Запредельно слабый текст.
Екатерина Писарева:
Ода оргазму и русской литературе. Местами даже с проблесками мысли, но в целом тошнотворная. Автор примерил на себя ворованный образ тролля – не то Пелевиным впечатлился, не то забрел на Луркоморье. Получилось на троечку.
Если вы хотите увидеть текст, в котором постоянно вспоминают русскую мысль, гимн, идею, Спилберга, Кубрика, Тарковского, шестидесятников, а еще не могут отличить ВИЧ от СПИДа – не обязательно идти на персональный сайт Михалкова. «Мой инопланетянин» вполне заменит один выпуск «Бесогон ТВ».
Каждый российский постмодернист подсознательно мечтает создать нечто, похоже на «Москву-Петушки» В. Ерофеева. И это почти никогда не получается. И уж совсем ничего не получается, когда в стиле, претендующем на подражание «поэме» Ерофеева, пытаются написать фантастический рассказ, да еще с претензией на юмор.
«Мой инопланетянин» мало того, что получился несмешным. Он еще и выглядит как стилизация под самиздатовскую прозу семидесятых годов ХХ века, которую написали в самом начале XXI-го.
История про инопланетянина, якобы подобранного на улице героем-рассказчиком, быстро перерастает в активный «стеб» над всем и вся. Да вот читаются и воспринимаются эти недоюмористические издевательства как-то вяло и скомкано. Окружающее злит и раздражает рассказчика, но злость эта оказывается явно наигранной – и оттого фальшивой, надуманной и неестественной. И ведь, кажется, по всему «прошелся» автор – и по тому, и по этому, и по фантастической литературе, и по «русскому миру», и по отечественным писателям, которые оказывается – всего лишь вредные агенты пришельцев. (Ох, если бы…) Только не верится в подлинность этих инвектив, а рассмешить они – не в состоянии. А некоторые моменты «Моего инопланетянина», вроде натужной и совершенно неуместной матерщины – вообще лишь раздражают и удручают.
Как языковой эксперимент – рассказ слаб; как фантастика – не выдерживает никакой критики; как «абсурдистская проза» – как ни странно, недостаточно абсурден. Получилась всего лишь псевдо-хулиганская прозаическая выходка, от которой за версту несет не искренними эмоциями, а «головной» измышленностью и искусственной «сделанностью». Безделка ни о чем.
А если кто хочет прочитать по-настоящему хорошую историю о судьбе инопланетянина в российской (советской) реальности, то советую обратиться к рассказу «Пхенц» Абрама Терца. Это – практически классика.
«Почему в России не пишут утопии?» – любимая тема для круглых столов и дискуссий на конвентах, конференциях и книжных ярмарках уже лет двадцать. Ну вот, Кирилл Фокин написал. Дилогия «Жизнь Ленро Авельца»/«Смерть Ленро Авельца» — история о человеке (людях), который (которые) пытаются изменить мир к лучшему. Не одну страну, даже не отдельно взятый регион, – весь мир будущего, где современные сверхдержавы, включая Россию и США, играют гораздо более скромную роль, чем нам нравится думать. И в конечном счете добиваются успеха – правда, делают это методами реальной политики, так что иногда Фокин едва удерживается, чтобы не обрушится в антиутопию. Но что делать: других методов у меня для вас нет. К тому же это недурно написано: живо, размашисто, афористично, интрига держит в напряжении от начала до конца. Герои, правда, порой бесят до белого каления, начиная с заглавного Лерно Авельца, но так и положено по авторскому замыслу. Давненько в нашем «жанре» не появлялось таких книг, как минимум со времен «Войны за "Асгард"» Кирилла Бенедиктова – а может быть и раньше.
Жюри премии о дилогии «Жизнь Ленро Авельца» / «Смерть Ленро Авельца» Кирилла Фокина
Ольга Балла:
А вот это, пожалуй, наиболее тщательно и систематически продуманное – и наиболдее убедительное — иномирье из всех, представленных в книгах и текстах, вошедших в лог-лист премии этого года. В своей реалистичности это даже почти не фантастика: это хорошо знакомый нам мир, всего лишь доведённый автором до некоторых крайних следствий, усиленный в тех его тенденциях, которые мы наблюдаем уже сейчас. По существу, это политолофгия в образах. Отчасти и антропология.
И да, номинатор прав, — это, по меньшщей мере, столько же утопия (жарн, дайствительно, не слишком свойственный современной русской словесности и не слишком освоенный ею), сколько и антиутопия. Здесь это практически неразделимо. Кстати, — серьёзной (художественной) футурологией современная русская проза нас тоже не балует. А ведь это она, в её классическом понимании.
И заодно – рефлексия о природе добра и зла и о мотивах, которые движут человеком, делающим историю. А это уже сама философия.
Книга выходит за пределы фантастической литературы как таковой, и главный её герой Ленро Авельц (кстати – очень живой в своей сложности и неоднозначности образ) достоин быть поставленным в ряд с большими авантюристами мировой литературы вообще и русской литературы в частности (первым, но не единственным мне приходит на ум Хулио Хуренито Ильи Эренбурга, образ которого позволил автору детально рассмотреть мир первых десятилетий XX века, – нечто подобное происходит у Кирилла Фокина с миром, современным Ленро Авельцу). Кроме того, дилогия хорошо выстроена – два её тома (взгляд Ленро Авельца на самого себя, да ещё и адресованный другим, призванный формировать у них нужный образ – и взгляды на него многих других) вступают в спор-диалог друг с другом, что способствует объёмности картины представленной в ней жизни, показанной с разных точек зрения.
Я уже дважды писала об этом двухтомнике, частью вот тут, частью вот тут.
Сейчас попробую кратко суммировать, обе рецензии.
Перед нами, безусловно, большая вещь, прошедшая (за исключением всевидящего Владимира Ларионова и еще нескольких внимательных) довольно нешумно, хотя она, безусловно, заслуживает внимания. Большая она и по объему – две здоровенные книги; по замыслу (глобальное относительно близкое будущее) и по конструкции. Первая книга – мемуары самого Ленро Авельца, выпускника самой престижной в мире политической академии, наследственного миллиардера, плейбоя и тд. (вроде бы написанные в виду близкой осознаваемой им смерти), второе – как бы журналистское расследование его жизни и гибели; воспоминания близких, друзей и соратников, выжимки из интервью и допросов, новостных материалов и т.д. Надо сказать, что несмотря на хвастовство самого протагониста (Авельц – ненадежный рассказчик) касательно его ловкости в политических интригах и путаные показания ближнего круга, где сознательная и неосознанная ложь мешается с правдой, бесспорным остается одно – Авельц (Каин) предал своего второго отца, генерала Уэллса, директора Особого Комитета; потому что тот (разумеется из лучших побуждений) хочет продажную демократию наднационального правительства — Организации (что-то вроде ООН только с несравнимо большими полномочиями) заменить непродажной эффективной диктатурой. По мнению Авельца, свобода – безусловная ценность, хотя мир под эгидой Организации, срощенной с транснациональными корпорациями погряз в войнах и экологических катастрофах.
Авельцу предстоит жестоко расплатиться за свой выбор (как именно – мы и узнаем из второй книги), но он полагает, что дело того стоит. Хотя сам по себе он личность сложная и противоречивая, но один единственный подвиг он все же совершил. Став предателем в собственных глазах и глазах близких ему людей.
Теперь о будущем, которое мы видим на страницах двухчастного романа. С моей точки зрения (и к моему ужасу) к нам все ближе будущее замятинского «Мы» и «1984». С другой стороны известно, что ни одна модель еще не приблизилась к реальности, поскольку здесь слишком много неучтенных факторов, так что модель Фокина – убедительная, но всего лишь одна из (с Китаем там нехорошо получилось). Тут мы скорее видим прямую экстраполяцию нынешней картины мира; для мистических откровений Фокин как автор возможно слишком рационален (будучи политологом по первому образованию); тем не менее удерживать внимание читателя на протяжении всего огромного массива текста ему удается; да и чисто художественное решение романа мне очень симпатично в силу своей полистилистики и мерцающей «где-то там» истины.
Ирина Епифанова:
Начну с лирического отступления. Как-то раз мой муж как уличный музыкант угодил в отделение тогда ещё милиции. Ну и разговорился там с представителем правопорядка. И тот сказал, что в милицию все, абсолютно все приходят работать ради денег. Муж удивлённо заикнулся, а как же, мол, дядя Стёпа, борьба с преступностью, помощь пострадавшим и прочие идеалы? Милиционер невесело усмехнулся: «Ну да, такие тоже приходят. Из них-то, из начитавшихся «Дяди Стёпы» после крушения тех самых идеалов и получаются самые лютые отморозки. Хороших тут нет».
Так вот, Кирилл Фокин в своём романе пытается оспорить это утверждение. И доказать, что как минимум в политике, как ни странно, есть. Главный герой — представитель золотой молодёжи, блестящий выпускник самого престижного в мире учебного заведения, работающий консультантом в Организации (всемогущей конторе, в которую в будущем превратилась ООН), высокомерный и избалованный юноша... и хороший человек. Не лишённый совести и сострадания. Радеющий не о своём кармане или карьере, а действительно об интересах человечества и гуманизме.
Меня тут ещё восхищает творческая смелость автора (можно было бы подумать, что это ирония, но это не она). В тексте довольно много канцелярита, что, впрочем, можно списать на то, что мы видим происходящее глазами главного героя, а он не поэт. Политоты и фактажа (вымышленного по большей части) в тексте тоже столько, что это наверняка отпугнёт часть читателей. Также Кирилл Фокин (как, впрочем, и Рагим Джафаров) не стал даже пытаться придумать какое-то завлекательное название. Нет, автор отмахивается от всего этого как от незначимого и упрямо несёт свою идею, своего персонажа вперёд, как флаг. И это получается хорошо.
Вадим Нестеров:
Эпичная двухтомная сага в жанре социальной фантастики «ближнего прицела». Номинатор вспомнил «Войну за Асгард» Кирилла Бенедиктова и вспомнил очень кстати. Книга мне понравилась, и мне будет очень жаль, если повторится история с Асгардом, после которого Бенедиктов выпустил «Путь шута» и ушел из фантастики. За автором буду следить. Серьезная претензия, по сути, одна – роман слишком тяжеловесен, но текст такого объема, наверное, и невозможно сделать легким.
Екатерина Писарева:
Дилогия Кирилла Фокина меня приятно удивила – автору удалось создать целую вселенную, выстроить интеллектуальный, сложносочиненный сюжет, вывести действительно живого, интересного героя. Поражает масштаб и то, как зримо, умело все описывает автор. Обязательно вернусь к этому тексту еще раз, чтобы внимательно рассмотреть, как это сделано и какими инструментами пользуется Фокин. Если вы ищете хорошую политическую фантастику, то это обратите внимание на эту дилогию.
Читая эту книгу, я наконец-то осознал – для чего пишутся многие якобы «альтернативки», которые таковыми на самом деле не являются. Просто авторы подобных текстов заранее выписывают себе индульгенцию на прощение любых нелепостей и логических несообразностей, создавая «бумажный щит», прекрасно прикрывающий от нападок критиков-буквоедов и читателей-«железячников». «Это же альтернативный мир – там все именно так, как написано, исторически и сложилось!» И возможный разговор о том, «почему так сложилось», «какие события нашей истории привели к столь неправдоподобно выглядящему результату» успешно блокируются: «сложилось и все – ибо параллельный мир!»
Только есть в подобном подходе одна немаловажная ловушка – читателю этот «мир без основания» может показаться крайне неинтересным. Вот и у К. Фокина в «Жизни Ленро Авельца» воображаемая Вселенная получилась весьма скучной. В реальность, где ООН не является бессильной говорильней, а стремится реально управлять миром, поверить почти невозможно. А потому – и интереса она не взывает. Все происходящее в этом «альтернативно-параллельном» мире настолько перпендикулярно миру существующему, что от некоторых эпизодов вообще хочется заорать: «Автор издевается что ли? Он вообще знает, как это функционирует?!» А потом вспоминаешь, что речь идет о «параллельности», и понимаешь, что вопли не по адресу. Но только, увы, интерес к тексту от этого так и не пробуждается.
А еще здорово раздражает образ самого заглавного героя книги – этакого злобного Хулио Хуренито, активно лезущего по трупам на самых верх «пищевой политической пирамиды». (Интересно, а сейчас вообще кто-нибудь читает Эренбурга? (Прилетела грустная мысль). Конечно, намекается, что Ленро Авельц руководится при этом самыми возвышенными идеалами и поэтому ему многое «можно извинить» (в это явно не верит и сам создатель романа). И в любом случае эмоциональной вовлеченности в перипетии международной борьбы на этой невозможной параллельной Земле у читателя не возникает.
Не знаю, стоило ли автору вообще «браться за оружие» – создавать пухлый двухтомник, да еще написанный с использованием различных литературных техник, чтобы создать книгу, провоцирующую лишь четкое ощущение измышленности и невозможности описанных в ней событий. Ради чего это делалось. Ради эскапизма? В мир «Жизни Ленро Авельца» «убежать» не захочется никому. Гарантирую. Ради политических высказываний? Так это можно сделать напрямую, без околичностей и беллетристических экзерсисов. Вот уж воистину – «политическая история ниоткуда». И – ни о чем.
Повесть Г.Тихого «Мы не одиноки» рисует мир ближайшего будущего подвластный китайской народной республике, поделившей Землю после краха капиталистической системы управления, капиталистического способа производства и капиталистического же способа организации свободного гражданского общества маленьких капиталистов. Мечты о построении утопии рассыпались в прах, чуть стоило лишь слегка подешеветь нефти Самотлоа, поэтому современные утописты ищут бога из машины не в частной инициативе, а снова и снова в великодержавном государственничестве, связывая свои мечты с посторонним субъектом, которому мечты эти не представляют никакой ценности. Превращение России в провинцию, в энергетический суперпридаток Китая – не новая тема в фантастике, вспомним «Хлорофилию» А.Рубана, «Фугу в мундире» С.Лукьяненко, «День опричника» В.Сорокина, однако новым горизонтом является рефлексия, представляющее событие сие благом.
Жюри премии о повести Георга Тихого «Мы не одиноки»
Ольга Балла:
Несмотря на то, что у Георга Тихого явно есть тщательно продуманная идея, автор не справился с задачей сделать из неё художественный текст, потому что, увы, совсем не умеет писать и, кажется, не слишком уверенно владеет русским языком («пошёл на отдел», «реплика с зала»). То, что у него получилось, похоже отчасти на конспект текста, которому лишь предстоит состояться («Один из новых городов, выросших на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой», — обозначает автор в самом начале место действия. Так покажи же ты, как этот город выглядит! Дай читателю его увидеть. Дай ему хотя бы название! – но нет…), отчасти на старательно написанное школьное сочинение («А начался он так. В один из тёплых дней лета проснулся я рано, так как день в Институте проблем развития намечается трудным» — и что у нас с согласованием времён?..), отчасти – на неуклюжий служебный отчёт, полный тяжеловесных канцеляризмов («В руководимом мной отделе <…> запланирован эксперимент по использованию в своей деятельности такой материальной субстанции как…»), отчасти – на стенограмму заседания, полную их же. С другой стороны, он полон лишних деталей, несомненно, добавленных автором для живости, но совершенно не работающих ни на развитие сюжета, ни на представление сконструированной автором реальности в её своеобразии (например, разговор главного героя с его заместительницей о том, что у неё родилась внучка Катенька. Больше эта заместительница, представленная полным именем, не встретится нам никогда). Видимо, автор считает, что художественный текст – это такой, в котором есть диалоги и упоминаются имена.
Текст не просто тяжеловесный и вязкий, но совершенно неживой. Не говоря уже о том, что у него нет таких пустяков, как сюжет с его развитием, конфликт с его разрешением, характеры в их взаимодействии и т.п. На самом деле, идея «решения проблемы дефицита сырьевых ресурсов» с помощью «Психико-Информационного Поля» (то есть, «новый горизонт» предлагается!) — не пустая, вполне способная работать как основание для фантастического рассказа. Однако автор, по существу, просто пересказал эту идею – довольно детально, но плохо слушающимся его языком, в долгих, усыпляющих монологах главного героя-повествователя и нескольких – призванных, видимо, не дать читателю заснуть окончательно — диалогах. Но к художественной литературе это пока не имеет никакого отношения и могло бы без ущерба для дела быть изложенным, скажем, в форме манифеста – который автор, по существу, и написал, — особенно если с этим манифестом ещё поработал бы литературный редактор.
Я уже поняла, что в каждом пуле «Новых горизонтов» должна быть по крайней мере одна вещь, которая оказалась тут явно ну, мягко говоря, лишней. Вот и опять. Перед нами даже не рассказ, а что-то вроде короткого трактата, где герой в форме лекции излагает свои мысли и отвечает на вопросы. Ни возраста героя, ни его профессии мы на самом деле не знаем – вроде он приехал в какой-то российско-китайский научный городок с группой молодых ученых, и сразу развернул вот это – эксперимент, лекция, план спасения человечества, глобальное открытие…. Забавно, что в начале рассказа к нему подходит его помощница и просит отпустить ее на сегодня, поскольку у нее родилась внучка. Герой ее отпускает, больше ни помощница, ни внучка в тексте не фигурируют, и что и зачем это было, не очень понятно. Дальше про людей кончается, начинается про идеи. Идеи, высказанные героем рассказа (который не совсем рассказ) либо очень наивны, либо вторичны; идея с пойди-туда-не-знаю куда, пока я тебе телепатически сигналю, кажется, была в рассказе у Булычева «Умение кидать мяч». Но понятно, все нашего героя слушают, раскрыв рот. Собственно, о том, что мозг просчитывает варианты и приходит к оптимальным решениям без участия сознания, которое только мешает, уже говорено-переговорено, а помогает ли ему в этом какой-то ПИП, или старая добрая ноосфера, это уж как посмотреть. То, что человеческий мозг не самостоятельно действующий орган, но некий приемник, тоже не первой свежести идея (собственно, кроме идей в тексте ничего нет, ну очередной план спасения человечества путем расселения его в коммуны по интересам и города-сады по идее автора должен привести к экономии ресурсов – хотя на самом деле непонятно с какого бодуна, даже если там у него на фермах роботы вкалывают, то кто-то же должен строить и утилизировать этих роботов, ну и так далее).
Ирина Епифанова:
Это произведение, честно говоря, сбивает с толку. При попытках вычленить сюжет очень отвлекают технические шероховатости текста. Всю дорогу ломаешь голову: это автору так гениально удалось сымитировать рассказ лирического героя, максимально далёкого от литературы и за перо взявшегося впервые в жизни, из-за чего текст изобилует канцеляритом и косноязычием, или?.. Но как бы то ни было все эти «прислушивание к интуиции», «реплика с зала», «поздравление за интересные доклад» мешают и наводят на подозрения, что это всё-таки не фича, а баг.
Далее. А в чём, собственно, НФ-составляющая? Существует некий НИИ, где работает главный герой, и этот НИИ занимается изучением психико-информационного поля человечества (ПИП). Ничего нового, всё это где-то было уже мильон раз. Описаны проводимые сотрудниками института исследования ПИП настолько гм... «убедительно», что... Ну да, наверняка у нас под видом науки пилится немало бабла и расходуется на всякую абсурдную псевдодеятельность, но уж хотя бы от научно-фантастического рассказа ждёшь, что наука в нём будет описана как что-то осмысленное и двигающее человечество вперёд.
В общем, текст после себя оставляет тягостное недоумение: а что это было? То ли сатира (тогда как-то недостаточно смешно). То ли попытка футурологии (серьёзно?).
По прочтении я снова вернулась к первому абзацу: «В нем и произошел необычный эпизод, о котором поведаю Вам, дорогой читатель». И далее ни о каком необычном эпизоде речи не идёт. Что хотел сказать автор? Загадка.
Вадим Нестеров:
Единственное объяснение, которое я смог придумать наличию этого текста в списках – что этот текст продали как пародию на современную научно-социальную фантастику. Тогда это очень плохая пародия.
Екатерина Писарева:
Текст Георга Тихого – это очень странная повесть. Название неудачное, с таким же успехом можно было вообще никак ее не называть.
Автор обозначает свой текст как «эксперимент» и ведет повествование от первого лица. В центре сюжета – герой, который вместе с группой молодых ученых едет в новый городок, выросший «на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой». Он очень обеспокоен тем, что сырьевые ресурсы могут быть исчерпаны, а дальше наступит производственный голод. Планету надо спасать! Но спасения как такового не происходит. Автор намечает проблемы (выводит их в качестве доклада своего героя), но никаких активных действий не предпринимает. Скорее это текст-предупреждение, но сделанный очень уж топорно.
Я, видимо, крайне наивный человек. Увидев фамилию автора рассказа, «Георг Тихий» – почти «Ийон Тихий» – решил, что передо мной – откровенная пародия. И до последней страницы ждал – когда же автор «вскроется», когда же можно будет облегченно рассмеяться. Не дождался. И, учитывая, что с чувством юмора у меня всегда все было благополучно, могу сказать создателю рассказа «Мы не одиноки» одно – если вы задумывали пародию, то у вас не получилось. Не смешно. А вот если все это написано «на серьезных щах», тогда даже трудно вообще что-либо сказать. Только одно – «у-у-у, как все запущено…»
Судите сами – действие развивается в одном из «новых городов, выросших на основе сотрудничества со стремительно развивающейся Китайской Народной Республикой». Такой зачин вполне своевременно выглядел бы в советском научно-фантастическом очерке годов этак 1957-1958-го. И все дальнейшее тоже навевает воспоминания о давно усопшей советской НФ времен хрущевской оттепели. Суконный стиль, картонные персонажи, длительные рассуждения и лекции о том, как правильно использовать ПИП – Психико-Информационное Поле… И еще рассуждение о том, как взаимодействие с этим самым ПИПом привидет к «благорастворению воздусей и процветанию озимых», то есть – к созданию идеального общества. В тексте даже сомнительные похвалы коммунистическим идеям можно легко обнаружить. И в конце рассказа автор призывает неуклонно слушаться ПИП, и тогда «благо нам всем будет».
Не совсем по теме, но не могу не поделиться собственным субъективным опытом восприятия данного текста – одно время изучал различные деструктивные культы. Так вот, у сайентологов сокращение ПИП означает «потенциальный источник проблем». Советую в таком варианте расшифровки перечитать все высокопарные рассуждения протагониста. Становится смешно. Может быть, в этом и заключался запланированный юмор автора? Но что-то уж слишком тонко и рассчитано на совсем уж узкую аудиторию…
Впрочем, хочется надеяться на лучшее и думать, что Г. Тихий стремился всего лишь создать стилизацию под отечественную научно-фантастическую прозу пятидесятых годов ХХ века. Тогда тоже не очень хорошо получилось. Стараться надо лучше. И сюжет какой-никакой в текст «завезти».
Воспринимать же всерьез столь унылые пассажи, как в «Мы не одиноки», сейчас, в начале XXI века, невозможно. В любом случае, перед нами творческая неудача: как пародия – не смешно, как стилизация – слабо, как серьезное произведение…
Нет, всерьез это «произведение» воспринять просто нельзя. Нельзя – и все.
Бывает альтернативная история, а это – альтернативная реальность. Отчасти, может быть, даже буддистская утопия. Основы одной из самых древних философско-этических структур – отказываюсь называть буддизм религией! – в романе сосуществует с откровенным социальным пафосом.
Юлия Рыженкова построила мир победившей кармы. Да-да, выясняется, что законы кармы и перерождения реальны. Буддизм становится нормой жизни, большинство людей вспоминает свою прошлую жизнь, однако счастья не наступает. Мир остается практически прежним.
Ну разве что появилась новая профессия – реинкарнатор. Им и является лавный герой романа – Константин. Его функции сводятся к необходимости снимать информацию о карме человека перед смертью при помощи специального прибора – кармографа. Чем он и занимается.
В книге есть все, что может ее сделать популярной и познавательной. Есть детективный сюжет, есть постмодернистская игра, есть и любовь.
Критик, подруга автора Лариса Сурикова очень точно написала об этом романе: «Сюжет «Реинкарнатора» — расследование загадочного случая. Нельзя сказать, что это преступление, уничтожение кармы скорее благо. Оно освобождает душу из колеса Сансары. Но как и кто это сделал? Неужели кому-то удастся стать Буддой, не пройдя Восьмеричный путь? Что есть очищение кармы? Возможно ли оно извне?»
Да-да, возможно оно извне.
Насколько я знаю, готовится переиздание романа в одном из крупнейших российских издательств. Это хорошая оценка молодой, но чрезвычайно оригинальной писательницы.
Да и фильм по роману мог бы получиться очень даже неплохой. Энергичный, умный и точный.
Жюри премии о «Реинкарнаторе» Юлии Рыженковой
Ольга Балла:
Вопреки тому, что в самом начале своего номинаторского представления романа Юлии Рыженковой сказал Андрей Щербак-Жуков («Бывает альтернативная история, а это – альтернативная реальность», перед нами вполне себе классическая альтернативная история: вместо христианства государственной религией России (и, похоже, не только её) некоторое количество столетий назад стал буддизм – и, соответственно, многие из известных нам событий христианской истории не случились вовсе. (Не случились, в частности, и Первая мировая война, и революция 1917 года, — события романа происходят в 1916-1917 годах по христианскому летосчислению.)
Замысел, конечно, захватывающе интересный – открывающий перед автором широчайшие возможности для конструирования той самой альтернативной реальности на всех её уровнях. По идее, и мир, и российский социум (во всём – от подробностей быта до душевного устройства его обитателей) при таких радикально иных вводных данных должен быть принципиально отличным от нашего. – Увы, реальность буддийской России — обескураживающе идеальная копия нашей нынешней! – с той разве только незначительной разницей, что вместо церквей стоят дацаны, вместо чёрта поминают асура, в качестве приветствия используют словечко, по всей видимости китайское, «Фохао» — во всём прочем следы влияния китайской цивилизации незаметны (ну и ещё какие-то мелочи этого уровня), и некоторые станции метро носят другие названия (типа «Лхасская». Но после благополучно существующей «Таганской»). А так всё совершенно то же, всего лишь случившееся на столетие раньше (просто потому, что Будда послал людям возможность записывать карму на специальных аппаратах и благодаря этому получать новое воплощение именно в мире людей, оттого и технический прогресс так скор. Вопрос, для чего он вообще нужен буддийскому миру). Перед нами – люди, в точности так же сформированные многовековой культурной памятью христианской европоцентристской цивилизации, как и мы с вами, с их христианскими именами, с их англицизмами и франкизмами в речи типа «офис» и «метро» и даже совсем уж непонятно откуда взявшимися в нереволюционном 1917-м следами советского запустения («ободранная краска на косяках дверей, дешёвый дерматин, унылые зелёные стены…» как типичная примета станции скорой помощи, и постсоветские подъезды с «запахом кошачьей мочи, окурками и полумраком» — откуда такое в стране, не знавшей революционных потрясений?). И даже город Петербург, Питер, у них почему-то существует, там же, где и теперь, — значит, есть и святой Пётр, в честь которого можно было назвать столицу буддийской империи? и вообще был смысл строить этот город у европейских границ?.. Альтернативной реальности не получилось. А ведь какой иной, действительно совсем иной мир можно было бы выстроить!
Почти не выполнив самую интересную из напрашивавшихся задач, не продумав в деталях другой цивилизации с её особенностями, — автор зато блестяще справилась с задачей построения связанной с записью кармы детективной интриги с неожиданной развязкой. Как детектив это великолепно. Как фантастика с новыми горизонтами (и это при таких-то прекрасных, ею самою для себя созданных возможностях!) не очень.
Альтернативная реальность, компьютеры фирмы «Зингер», буддийское летоисчисление и буддизм в качестве официальной религии, и 1917 от рождества Христова. Ну и другая геополитическая карта мира, хотя Россия и Москва-столица никуда не делись. Работают реинкарнаторы – люди, не помнящие о своих прежних перерождениях, и потому «чующие», где кто должен умереть, и записывающие карму при помощи специального аппарата, чтобы потом подать ее в некие загадочные купола, где ее «прочтут» и назначат умершему новое воплощение – обычно о старом в новом воплощении, осуществленном таким макаром, память сохраняется. Герой – мрачный одинокий реинкарнатор – разъезжает со своим водилой на как бы самовызовы, к тем, кому предназначено умереть (это госслужба, при том не очень почетная, хотя аппаратура стоит миллионы), и случайно прикасается к некоей тайне. После чего его привлекают к работе в очень привилегированный орден (что-то вроде Бреши, но с несколько другими функциями), и он получает стремительный апгрейд и кучу скиллов, а также ведет практически самостоятельное расследование по указанному делу (вот не верю, что крутой орден бросит на такое новичка без подготовки) и влюбляется в родственницу Гениального Ученого (а как же!). Все это в общем укладывается в жанровый канон – фантастика+детектив, построенный на фантдопущении; почти маргинал, вдруг становящийся крутым в силу случайного соприкосновения с некоей тайной; всесильный орден, куда попасть со стороны, мягко говоря, проблематично. Кстати, детектив, построенный на официально признанном посмертии у нас уже был (см. Лукьяненко). Ну и по мелочам. Механизм действия пропуска описан дважды – на стр. 49 (О том, что пропуск служит не только для прохода в офис московского горкома, но является опознавательным знаком члена Ордена, Мирзоева рассказала по дороге в кабинет. Офисы по всему миру оборудованы специальными рамками, встроенный сканер считывает информацию, и если карты нет, то датчик не срабатывает, лампочка не загорается и очевидно, что посетитель — не член Ордена. Простая идентификация личности) и на стр. 178 (О том, что пропуск в кармане служит не только для прохода в офис московского горкома, но является опознавательным знаком члена Ордена, Косте рассказали на экспресс-курсах. Все офисы Ордена по всему миру оборудованы специальными рамками: проходишь сквозь нее, и сканер считывает информацию с карты. Если у тебя есть допуск, то лампочка загорается зеленым, нет допуска — красным, вообще нет карты — датчик не срабатывает, лампочка не загорается), то есть текст элементарно не вычитан. Ну и вообще непонятно, зачем такое подробное описание, пропуск и есть пропуск.
Город Касимов (моногород в состоянии полнейшего упадка) славится своими спонтанными чудесами, и вроде тут должны толпиться туристы и паломники, но нет, никто не воспользовался таким замечательным поводом наладить городскую жизнь, и непонятно, с чего старушки у памятной стелы предлагают заезжим посетителям бинокли – раз посетителей практически нет. Орден богат и снабжает нового сотрудника безлимитной банковской картой, но касимовский офис Ордена в чудовищном упадке (при том, что Орден внегосударственная и, судя по всему, процветающая структура), в общем картинка как-то не складывается. Но это я уже так, придираюсь. Герой, конечно, сначала задание проваливает, а потом справляется и торжественно принят в члены Ордена. Ну и в буквальном смысле бог из машины ему помогает и улаживает все проблемы. Сама идея с реинкарнаторами интересна, хотя я бы не сказала, что загадка их странных свойств раскрыта – Будда так захотел и все тут. С аппаратурой записи кармы тоже в силу ряда причин не очень понятно. В общем перед нами симпатичный текст в рамках жанра, возможно, нуждающийся в редакторской правке (см. выше), а возможно и в некоторой правке структурной – будь он короче и жестче, он от этого только выиграл бы. Что до стилистики, то она тоже в рамках жанра: «в глазах заблестели ехидные огоньки», «в синих глазах блеснули искорки». Как мне кажется, «Новые горизонты» все-таки должны обозначать собой новаторские тексты, здесь же все вполне в русле и тренде.
Ирина Епифанова:
Начинается всё как производственный роман из жизни врачей скорой помощи (в духе фильма «Аритмия»), только они не реаниматологи, а реинкарнаторы, и не спасают умирающего, а делают предсмертную запись его кармы. Всё это происходит в Москве примерно через 500 лет, к этому времени учёным удалось доказать существование реинкарнации и всё человечество дружно ударилось в буддизм.
Те, чью карму записали, после перерождения могут пользоваться опытом прошлой жизни. А те, к кому реинкарнаторы не успели, ничего такого не помнят и называются беспамятными, впрочем, у такого положения есть свои преимущества: только беспамятные чувствуют приближение смерти и могут работать реинкарнаторами и только они могут стать членами Ордена реинкарнаторов, могущественной полузакулисной организации что-то между масонами и ФСБ))
В какой-то момент возникает нештатная ситуация, и сделанная запись кармы впервые за 500 лет оказывается пустой. А главного героя, реинкарнатора, делавшего эту запись, приглашают вступить в Орден, о чём он мечтал с детства. И (внезапно) именно ему поручают расследовать это дело. И дальше уже начинаются не врачебные, а ментовские будни. Которые почему-то (хотя казалось бы) куда скучнее, чем реинкарнаторские.
Также несколько раздражают повторы и застревание автора на некоторых деталях. Если уж у героя грязные сапоги, об этом будет сказано раз семь. Раз пять-семь герой радуется, что у Ордена единая по всему миру база данных о записанной карме — очевидно, это делается, чтобы читатель запомнил, но тот запомнил ещё с первого-второго раза.)
Забавно описано будущее. Почему-то и через 500 лет люди смотрят телевизор, двери обиты дерматином, Москва стоит в пробках, а у врачей маленькие зарплаты. Возможно, конечно, это намеренная отсылка к известной фразе то ли Карамзина, то ли Салтыкова-Щедрина, что в России и через двести лет человека разбуди, а всё по-прежнему: пьют и воруют. Но всё равно хочется верить в прогресс, и такие реалии пятьсот лет спустя немного удивляют.
Вадим Нестеров:
На удивление хорошая вещь. Я не следил предметно за творчеством Рыженковой, не читал ни одного ее рассказа, но если не ошибаюсь, это первая крупная вещь автора – и сразу очень достойная. Юля меня сильно удивила в хорошем смысле. Придраться, разумеется, можно к очень многому, например, при заданных вводных мир в романе никак не мог бы быть настолько похож на наш, но плюсы настолько перевешивают минусы, что автора хочется прощать. Неглупый, нетривиальный, неплохо закрученный буддистский детектив с не заваленной концовкой – что вам еще надо? Ну и, на мой взгляд, не сбившему высоко выставленную планку молодому автору победа важна куда сильнее, потому что успешные авторы уже получали подтверждения, что они хорошие писатели, а вот начинающий еще сомневается. Поэтому первое место.
Екатерина Писарева:
Фантастический детектив Юлии Рыженковой «Реинкарнатор» – о карме и перерождении. Задумка любопытная: чтобы переродиться, тебе нужна специализированная помощь скорой реинкарнаторской помощи. Тут тебе фигурирует и загадочный Орден реинкарнаторов, и князь Смерти, и стиратель воспоминаний, и много размышлений о буддизме. Но история кажется сыроватой, недоделанной. Хотя если превратить роман в сценарий фильма, может получиться зрелищное кино. Я бы рассматривала этот текст как основного претендента на экранизацию, но не на главный литературный приз.
Очень сложный по организации и подразумеваемому миру текст, который при этом читается легко, с огромным интересом, удерживая внимание не только детективной интригой, но и выпукло выписанными интересными персонажами. Даже не хочется углубляться в конкретные подробности, чтобы будущие читателей сами полноценно познакомились с вымышленным миром «Реинкарнатора», который хоть и выглядит достаточно жестким и мрачным, но привлекает к себе безотрывное внимание.
Перед нами вроде бы очередная «альтернативная история», где центральной посылкой к изменению реальности стало появление около пятисот лет назад неких белых башен, где хранились приборы, позволяющие записать в момент смерти карму каждого человека. (В романе карма это не просто «сумма добрых и злых дел человека», а скорее его полное самосознание на момент уход из жизни). После помещения такой записи в башню происходит новое воплощение (реинкарнация) человеческого сознания в теле недавно родившегося младенца. (Не совсем по буддийским или индуистским правилам, конечно, но придумано очень изящно и интересно).
И тогда же появились люди, которые чувствуют смерть окружающих, способны использовать эти загадочные приборы и составляют так называемый Орден реинкарнаторов. (Я несколько упрощаю романную ситуацию, но в рецензии это неизбежно. В книге вообще масса тонких и интересных ходов, о которых трудно коротко рассказать. Они связанны и с хорошим знанием автором буддизма, и с его вниманием к человеческой психологии, и с умением вытроить правдоподобную альтернативную Вселенную. Есть даже такая изящная деталь: в тексте представлен явно современный мир, но романное действие разворачивается якобы в 1917 году по современному летоисчислению. Потому что сохранение у большинства людей памяти о прошлых жизнях позволило резко ускорить технологический прогресс. И поэтому в «Реинкарнаторе» наиболее передовыми являются именно страны Дальнего Востока).
Конечно, как и любая «альтернативка», книга Ю. Рыженковой уязвима к подробному разбору правдоподобности и принципиальной возможности существования созданного воображением писателя мира. Но также давно отмечено – успех «альтернативной истории» базируется только на желании (или нежелании) читателей разоблачать невозможность возникновения выдуманной реальности. Вот при чтении «Реинкрантаора» этого желания и не возникает. Хочется просто читать, чтобы узнать – как завершится водоворот событий, в который оказались втянуты главные герои.
И еще одно хвалебное замечание: создательница «Реинкарнатора» не пошла по избитому пути англо-американской НФ прошлого века, когда виновниками любых масштабных сверхъестественных событий оказывались либо пришельцы из будущего, либо инопланетяне (как, например, у Ф.Х. Фармера в цикле о «Мире Реки»). Нет, Ю. Рыженкова вполне правдоподобно разрешила все заявленные сюжетные конфликты и тайны в рамках подразумеваемой (условно буддийской) картины мира. И это не вызывает никакого ощущения неправдоподобия, лжи или натяжек.
Прозвучит банально, но я еще раз настоятельно рекомендую всем настоящим любителям фантастики эту книгу к прочтению.
В этом смысле за «Чешуёй ангела» тянется длинный драконий хвост (простите за глупый каламбур) традиции советской и ранней постсоветской философской фантастики. «Лачуга должника», «Поиск предназначения», «Эфиоп», «Посмотри в глаза чудовищ» (с последним этот роман, к сожалению, будут сравнивать особенно, что для разумного читателя не имеет ни малейшего смысла)…
С точки зрения сюжета и фабулы, разумеется, попытки расписать конспирологию Российской действительности от Чингизовой Великой Степи, через эзотерические экспедиции НКВД, Отечественную войну и т. д., предпринимались неоднократно. Однако выходила при этом либо развесистая залипуха, либо «это не фантастика, это другое, понимать надо».
Роман Максютова прекрасен тем, что впервые за долгое время возвращает фантастике право на глубину мысли в рамках жанра, не прикрываясь при этом фиговыми листочками «боллитры» (куда бы ни ставить ударение в характеристике маскирующей флоры).
Рассказывать, о чём именно «Чешуя ангела», бессмысленно. Иначе получится примитивный пересказ, в котором теряется вся поэзия и весь пафос (в лучшем, античном смысле этого слова) книги.
Поэтому…
Что есть бессмертие – дар или проклятие?
От древней памирской легенды до блокадного Ленинграда и наших дней лежит дорога Конрада, покуда бьётся изумрудное сердце. Когда выходишь в путь, не бери ничего лишнего. Если пусто в карманах, остается выворачивать душу.
И так выходит, что Ангел, устав от никчемных трудов, сжигает дочерна крылья, падает с небес и обрастает чешуей.
Неимоверные силы стремятся привести к победе Великую Пустоту. Но тянется к небу и свету в питерском дворе азиатский тополёк, тонкий, как светловолосый мальчишка…
Жюри премии о «Чешуе ангела» Тимура Максютова
Ольга Балла:
Тимур Максютов в своём романе старается выполнить сразу несколько задач, основная из которых – объяснить историю, прежде всего российскую и XX века, но и гораздо глубже, — объяснить всё в ней, что только можно, от Чингис-хана до афганской войны и социальных процессов в постсоветской России 1990-х, с особенным вниманием к ленинградской блокаде, — через самолично изобретённую мифологическую матрицу. Сводится эта матрица в конечном счёте — к противостоянию Добра и Зла, осложняясь, правда, тем, что в авторской версии это одно лицо, расколовшееся вследствие некоторой большой личной неудачи с возлюбленными им людьми на Ангела и Змея, каждый из которых ещё и вселяется в смертных людей, сообщая им бессмертие.
(Есть и вторая задача, на которой автор, правда, не слишком фокусируется: представить, как чувствует себя человек, будучи бессмертным, — смоделировать само- и мировосприятие бессмертного человека. Это действительно интересно, но, повторяю, фокусируется на этом автор не слишком, хотя тут как раз он предоставил сам себе большие возможности, обогатив их ещё и тем, что в двух его бессмертных героях уживается два сознания: смертного человека, вынесенного бессмертием за пределы своей биографии, и мифологического существа.)
Увы (совершенно независимо от того, что текст сделан уверенной профессиональной рукой, и сделан прекрасно), мысль, объясняющая историю через противостояние Добра и Зла, сама по себе и стара, и не слишком интересна и чего точно не открывает, так это новых горизонтов. Самое трогательное, живое и сильное в этом тексте – то, что не имеет к фантастике с её допущениями никакого отношения и относится просто к человеческой жизни без больших всеобъясняющих мифологических матриц (вообще складывается впечатление. что автор гораздо более чуток к малому и близкому, чем к глобальному). Таковы, например, в самом начале воспоминания — самого ли автора или кого-то из не названных здесь героев последующего длинного повествования, да это и неважно – о детстве в Башкирии, где в то время была ещё очень близка память об эвакуированных из блокадного Ленинграда. Это, кстати, текст совершенно самоценный и вполне мог бы существовать независимо от всего остального.
Природа настолько очистилась, что к нам вернулись рептилоиды.
Перед нами – линейная история с отводными каналами-флэшбэками. Некий загадочный человек (а может, и не человек) приходит в фирму, занимающуюся поиском исторических корней, чтобы та помогла ему вспомнить кто он такой. При помощи симпатичного директора фирмы (а у него есть симпатичная секретарша и когда-то мимолетная любовница, а еще дочь о которой он не знает) он резво вспоминает прошлое – он блокадный питерский мальчишка, получивший силу и, возможно, бессмертие от найденного отцом в горах Памира заспиртованного детеныша ящера (возможно, он частично и есть этот самый ящер). Как неуязвимое бессмертное существо он выживает в самых безнадежных ситуациях и обретя силу, оказывается в самых горячих точек планеты на стороне света, участвуя в самых рискованных операциях (ничего не напоминает?). У него есть антагонист – тоже ящер, но стоящий на стороне мрака и вечной войны (одна из концепций – грядущее, полное и окончательное торжество Великой Степи над Народами моря, то есть Европой), для этого устраивается двойная провокация, долженствующая в результате привести ко взрыву атомной станции в Сосновом Бору (Владимир Ларионов, опять привет!) – и неизбежной «ответкой». Все срывается благодаря хорошему ящеру, хорошему человеку Игорю и его хорошей секретарше – хотя сначала, конечно, их поймали плохие люди и казалось бы, выхода нет… Игорь и в первую очередь его загадочный клиент Конрад (анаграмма Дракон) легко попадают в устроенную ловушку; после чего следует финальная схватка персонификации добра (Конрад стал фактически воплощенной совокупной душой блокадного Ленинграда) с победой добра, хотя, вероятно, и временной.
В романе много вставных эпизодов-флэшбэков (Афган, Блокадный Ленинград, Памир, Урал…). Я не историк и не военный специалист, потому не могу сказать, насколько соответствует реальности, скажем, афганский сюжет; или картины блокадного Питера; последняя тема только недавно стала осваиваться «жанровой литературой» в силу ее травматичности. Я отношусь к ее внедрению в масскульт с величайшей осторожностью, но понимаю, что это должно происходить – в том числе и для исцеления коллективной памяти. Но оценить достоверность нарисованных автором картин не рискну (мистика там, конечно, есть, но это неизбежно, блокадная тема вообще связана с мистикой, ткань реальности там страшна и тонка). Смущает меня другое – и это я могу оценить. Это реалии настоящего времени. Конрад, нечаянно (там многовато на мой взгляд таких совпадений, но такова структура текста, это, скорее, прием) встречает маленькую (восемь лет) дочку секретарши Елизаветы и Игоря, та жалуется, что они слишком бедные, чтобы выехать в отпуск, у нее нет смартфона, она ходит с маминым сломанным зонтиком и т.п. Елизавета, напомню, работает в фирме (по двенадцать часов, как она самом признается). Непонятно, под чьим присмотром находится девочка, раз уж она беспрепятственно приглашает в дом незнакомого мужчину, ну ладно, повезло, что все-таки ящер, а не насильник и не маниак, и уж совсем непонятно, с чего они так бедствуют – при том, что Елизавета втихую два года, что ли, копит своему возлюбленному на галстук Живанши (уж такая она плохая мать, что вместо планшета дочке покупает неблагодарному любимому дорогущий галстук? – да нет, вроде, она вообще хорошая тетка, пожалуй, самый симпатичный персонаж во всем романе). Уж зонтик-то вообще копейки стоит, да и планшет вроде бы секретарша процветающей фирмы может себе позволить дочке купить. Эта недостоверность царапает, и заставляет усомниться и в достоверности исторических флэшбэков, хотя, повторю, оснований для этого у меня нет. Притом, «гражданская позиция» автора мне вполне симпатична и понятна… Но… что мы имеем на выходе? С одной стороны битва светлого и темного ящеричного начала – это метафора исторического процесса и всего ХХ-ХХ1 века, с другой – сведение всего и вся к схватке двух сверхсущностей — все та же конспирология. В связи с этим, по понятным причинам вспоминается (и я уже намекала на это) уже культовый «Посмотри в глаза чудовищ» — который, в сущности о том же, но возогнан до плотности метафоры и более отвязан (отважен?) в плане фантдопущения и стилистических приемов. Роман Максютова мог бы стать предтечей «Чудовищ», но попытка, повторенная двадцать лет спустя на более, скажем так, традиционном в жанровом смысле уровне, безусловно заслуживает уважения, но результат будет подвергаться неизбежному сравнению, скажем так, с первоисточником, где конспирологическая история ХХ века, как ни парадоксально, кажется более достоверной именно за счет того, что она доведена до закономерного абсурда.
Березин В., мне тебя не хватает.
Ирина Епифанова:
Некоторые мастера магического реализма (Джонатан Кэрролл, например) начинают свои произведения как сугубо реалистические, а потом постепенно подсыпают фантасмагории, потихоньку, почти незаметно, пока ты в полном недоумении вдруг не приходишь в себя посреди странного, но убедительного мира.
Здесь, к сожалению (для меня как для читателя), я такого эффекта не испытала. Началось всё как прекрасная современная проза. Вот эти кусочки из воспоминаний Анатолия Горского и его отца: поезд с блокадниками на станции, война, мужские разговоры у костра в экспедиции, потрясающая бабушка — блестяще сделано. Но когда появляется фантастическое допущение, отдающее дэнбрауновщиной, все эти ангелы и демоны, некие вечные и перерождающиеся сущности среди нас, извечная борьба бобра с ослом... Думаешь: «ну нет, ну нет, ну зачем, ведь так хорошо всё было!»
Впрочем, несмотря на вышесказанное, это всё равно хороший, добротный текст. Я бы сказала, отличная проза, слегка ослабленная «попыткой в фантастику». Поймала себя на том, что хотела бы прочитать от Максютова какую-нибудь «безусловную боллитру», без «рептилоидов».
Вадим Нестеров:
Ужасно неровный роман, в котором плохо все – и стиль, и смысл. Автор очень любит сочные метафоры и сравнения, но не очень хорошо умеет их готовить, в итоге при чтении постоянно спотыкаешься на каких-нибудь «На крыльцо вышла девица: волосы разноцветные, словно умывалась радугой». Что касается смысла – можно, я не буду комментировать концепции автора о чумных крысах Великой Степи, терзающих просвещенную Европу? Дело не в том, что взгляды автора расходятся с моими. Глобальная проблема в том, что автор тащит в книгу политоту в худшем смысле этого термина – голословную и ничем не подкрепленную. Да, ровно такая же политота в «Rossija (reload game)», но там ситуацию спасает ернический стиль романа, Максютов же убийственно серьезен. Вообще, запредельная серьезность и неизбывное стремление автора «загрузить» читателя, ультимативные требования сострадания – главная проблема этого текста.
Екатерина Писарева:
А вот с текстами Тимура Максютова никогда раньше не сталкивалась – не знала его как писателя. Оказалось, что зря. На его счету уже шесть романов, сборники рассказов и четыре повести. Роман «Чешуя ангела» – это попытка пересмотреть и переосмыслить историю России XX века, пропустить ее сквозь фантастическую призму. Получилось очень нетривиально. Я оценила этот текст довольно высоко, отчасти даже авансом. Мне показалось, что у Максютова большой потенциал. А вставные эпизоды, флешбеки, так вообще написаны совершенно замечательно, хочется даже простить автору все огрехи (они, увы, здесь есть, но не стану на них останавливаться).
Не слишком хорошо, когда рецензент не может вспомнить сюжет прочитанного произведения всего через неделю после того, как закрыл его последнюю страницу. Однако со мной произошел именно такой казус, хотя особым склерозом и не отличаюсь. Бегло пересмотрел еще раз «Чешую ангела» Т. Максютова. Ведь очень профессионально сделанная книга – все на уровне, грамотный текст, вроде бы колоритные герои, альтернативная реальность и даже сверхидея присутствует. Та самая, о которой говаривал Джон Локк, один из ведущих персонажей сериала «Лост» (интересно, кто-нибудь о нем еще помнит?): «Классическая ситуация – два игрока: один – темный, другой – светлый».
Однако, сижу, набиваю этот кусок текста и прямо ощущаю, как тает в голове освеженное содержание книги и даже ее заглавие. Пока еще помню имя главного героя – Конрад, – но только по тому, что с ним связана нехитрая анаграмма, раскрывающая его сущность. Отчего этот приступ сложнонаведенного склероза возник? Не знаю точно, но могу высказать предположение: сделан роман слишком опытной рукой. И этот преизбыток профессионализма и породил обычность текста, его стандартность, заставляющую вспоминать литературу даже не девяностых годов ХХ века, а второй половины восьмидесятых. Книга получилась легко воспринимаемой. А потому – и легко забываемой. А еще роман Т.Максютова портят политическая ангажированность, которая (опять же) была приемлема в советской НФ времени ее излета, но выглядит крайне архаично здесь и сейчас.
облако тэгов
