(«Сундук с сокровищами» — продолжение1)
Однако пришли и более благоприятные времена для фантастики. Под конец XIX века удерживавшиеся на протяжении нескольких десятков лет на занятых позициях позитивистские взгляды начали постепенно эти позиции терять. Так родился кризис сознания, который, в свою очередь, породил в области искусства (а значит и литературы) модернизм. Иррационализм вернул себе признание, поскольку ведь сама действительность оказалась иррациональной. Литераторам было поставлено новое задание: нужно было эту иррациональность описать.
Если фантастика — это проза, описывающая таинственный мир, ускользающий от нашего понимания; ломающая рациональные убеждения; выбегающая “за” и устремляющаяся “вглубь” – то именно она и требовалась в наступившее время. Модернисты прибегали к фантастическим мотивам и средствам вполне осознанно и целеустремленно, они заботились о качестве написанного и избегали дешевой дидактики.
Прекрасным примером такой “новой” литературы является проза Рубена Дарио (Rubén Dario).
Этого никарагуанского писателя помнят ныне благодаря главным образом его красивым стихам о принцессах, лебедях и о том, что жизнь весьма тяжела. Однако из-под его пера (возможно излишне аффектированного на наш нынешний вкус) появились на свет также несколько полнокровных фантастических новелл.
Это еще не шедевры, скорее мелкие сцены, исполненные метафизического ужаса и оккультных «вкусностей»: в знаменитой новелле «Случай с сеньоритой Амелией» (“El caso de la señorita Amelia”) Дарио рисует девушку, как бы остановившуюся во времени,
а в коротком рассказе «Кадавр» (“La Larva”) описывает встречу с жутким призраком в одну из летних ночей…
Оккультизмом интересовался также другой великий предок испаноязычной фантастики – аргентинец Леопольдо Лугонес (Leopoldo Lugones), автор целой серии воистину научно-фантастических рассказов.
Ибо перелом XIX и XX веков был для наук, главным образом точных, эпохой великого волнения: новые открытия вели к тому, что вера в еще более новые и еще более смелые открытия казалась более чем оправданной. В изданный в 1906 году том «Таинственные силы» (“Las fuerzas extrañas”) Лугонес включил несколько текстов, которые способны порадовать даже самого требовательного из нынешних любителей НФ. Их схема проста: изобретатель знакомит рассказчика со своим необыкновенным изобретением – например обузданием неимоверной силы, кроющейся в звуке, или выращиванием смертоносной фиалки – засыпая его массой подробностей о научной процедуре. Лугонес талантливо соединяет научные знания с вымыслом, так что трудно понять, где он выдумывает, а где говорит правду. Когда читатель начинает слегка скучать, утомленный научным выводом, автор венчает рассказ каким-либо драматичным, полным ужаса концом. У Лугонеса в отношении к этим произведениям не было непосредственных последователей, поэтому трудно говорить о его влиянии на формирование НФ, однако он несомненно занимает видное место среди «первых ласточек» научной фантастики в латиноамериканской литературе.
Следует вспомнить также об еще одном из пионеров фантастики: уругвайце Орасио Кироге (Horacio Quiroga).
Этот писатель (жизнь которого была насыщена такими страданиями и завершена такой жуткой смертью, что годится для сюжета романа ужасов) кроме приключенческих рассказов в стиле рассказов Киплинга написал также много прекрасных фантастических и «ужасных» новелл. У него был выдающийся талант новеллиста, и мало кто после него умел так хорошо писать рассказы. Его фантазия питалась прежде всего загадочными явлениями человеческой психики и психологии. В рассказе «Вызов» он описывает женщину, охваченную наваждением после смерти мужа и дочери, в рассказе «Подушка» (“El almohadon de plumas”) — медленное умирание молодой жены, причина которой кроется в этой самой титульной подушке, а в рассказе «Обезглавленная курица» — ужасающее деяние четырех мальчиков-недоумков. Кирога балансирует на привлекательном пограничье между психологией и фантастикой; обычно на вопрос, а не является ли описываемое творением больного ума, отвечать должен сам читатель.
То-другое происходило и в Испании: фермент модернизма и авангардизма побуждал писателей ко все более смелым поискам в регионах фантастики. Например, и ныне читают произведения Эмилио Карреры (Emilio Carrera), автора рассказов готико-дьявольско-фантастического характера, который воспевал угрюмые красоты испанских городов и черпал свои сюжеты из богатого источника иберийских легенд.
От Кироги, Лугонеса или Дарио рукой подать до Борхеса и Кортаcара. Потому что хотя писательское мастерство оттачивалось и набирало пыла, исходное положение оставалось прежним: фантастическая литература — это не какие-то там несбыточные мечты и призрачные иллюзии, а великолепный инструмент для описания мира таким, каков он есть на самом деле.
(Продолжение следует)
цитировать
свернуть ветку