А ведь бок о бок с Уминьским писали фантастику и другие авторы: Влодзимеж Загурский/Włodzimierz Zagurski (1834 – 1902) – известный сатирик и фельетонист («В XX веке. Юмористическая фантазия/W XX wieku. Fantazja humorystyczna», 1896);
Сигурд Висьнëвский/Sygurd Wiśniowski (1841 – 1892) – журналист и путешественник, который за 16 лет до публикации «Человека-невидимки» Герберта Уэллса написал на подобную тему рассказ «Невидимый/Niewidzialny» (1881). Нельзя не заметить также интереса к науке у Болеслава Пруса/Bolesław Prus (1845 – 1912), который в «Кукле/Lalka» писал об изобретенном профессором Гейстом «металле легче воздуха».
В том, что этот мотив был важным для писателя, убеждает тот факт, что Прус собирался продолжить «Куклу» описанием дальнейшей жизни Вокульского (незавершенный роман «Слава/Sława», 1885). А ведь есть еще и рассказы Пруса, которые можно отнести к философским притчам («Сон/Sen», «Война и работа/Wojna i praca», «Странная история/Dziwna historia», «Месть/Zemsta»). Интересные выводы насчет взаимосвязи политики, науки и идеологии содержатся в «Фараоне/Faraon», «Эмансипантках/Emancypantki», даже кое-где в «Еженедельных хрониках/Kroniki Tygodniowe».
Грань между XIX и XX столетиями открывает новую страницу в истории жанра – «лунную трилогию» («На серебряном шаре (На серебряной планете)/Na srebrnym globie», 1903; «Победитель/Zwyciężca», 1910; «Старая Земля/Stara Ziemia», 1911 – указаны даты первых книжных изданий) поэта, драматурга, философа Ежи Жулавского/Jerzy Żuławski (1874 – 1915).
Для многих критиков именно эта трилогия – переиздаваемая и поныне – является краеугольным камнем здания польской фантастики. И не без причины. Ежи Жулавский с особенным вниманием приглядывается к связи этики и науки, доказывает, что техническое развитие несет в себе угрозу униформизму, порождает специализацию, творит новые классовые различия, обостряет чувство социальной несправедливости. В свою очередь, сама наука также зачастую не может дать ответы на основополагающие экзистенциальные вопросы, являя свое бессилие перед теми силами Природы, которые она исследует.
Хотя произведения Красицкого, Трипплина, Пруса переводили на другие языки, лишь «лунная трилогия» заняла достойное место в европейской сокровищнице жанра. Ее переводили на немецкий, русский, чешский языки, хотя она и не пользовалась такой же популярностью, как современные ей книги Курда Ласвица.
(Продолжение следует)