Интервью Мэри Д. Расселл блогу The Authors Speak

Трибуна автора колонки:

Обычно я стараюсь обходиться без сокращений и купюр. Эта статья – исключение, потому как весь обрамляющий интервью текст слишком уж «полон любви и обожания» (с). По здравому размышлению было принято решение убрать все фанфары из перепоста. Во-первых, к интервью они имеют мало отношения, а во-вторых, я и так к ним присоединяюсь.

Вопросы задавал Эрик Мейс.

ЭМ: Мэри, «Птица малая» — одна из моих любимейших книг, и, думаю, мне удалось обратить еще несколько человек в эту веру.

МДР: Спасибо, лап. Мне часто это говорят. «Птица малая» регулярно попадает в число чьих-нибудь «трех любимых книг», и я всегда стараюсь быть благодарной за это, хотя порой внутри у меня все кипит. Нужна железная выдержка, чтобы выглядеть польщенной и скромной, думая про себя: «Интересно, что же еще в списке? Если «Код Да Винчи», то вас уже не спасти».

Такая вот небольшая экскурсия по внутреннему миру творческого человека. Тут неуютно.

ЭМ: Спасибо, что согласились дать интервью. Начнем с «Птицы малой», хорошо?

МДР: Теперь я понимаю, что чувствовал в начале девяностых Вуди Аллен, слушая, как хороши были его ранние комедии. Хотя теперь, зная, что он мутит со своей приемной дочкой, и комедии-то как-то с опаской начинаешь смотреть…

Простите. О чем вы?

ЭМ: Вы выбрали один из самых незамысловатых сюжетов – первый контакт с инопланетной формой жизни – и блестяще с ним справились. Почему нас так захватывают истории об инопланетянах?

МДР: Лучше всех на этот вопрос ответил Стэнли Шмидт(1). Среди людей всегда ходили истории о других существах, просто раньше вместо инопланетян были нимфы и кентавры, эльфы и гоблины, ангелы и демоны.

По-моему, у антропологии, религии и историях об установлении контакта есть немало общих проблем. Это интерес к тому, каково это, быть человеком в большой, черной, пугающей Вселенной. Кто мы? Игрушки богов? Борцы с силами зла? Венец творения или просто один из видов, населяющих какую-то тесную планетку?

Мэри Д. Расселл

Все это подразумевает, собственно, единственный вопрос – «Эй! Есть кто дома?». Я, что, один в большом, черном и страшном здании? Где мама? Она, и правда, в подвале занимается стиркой? А вдруг откуда-нибудь выпрыгнет плохой дядя с ножом?

Подозреваю, что истории о контакте в первую очередь интересны американскому и европейскому читателю. Охотно, впрочем, допускаю, что мне ни шиша не известно о том, как эта тема раскрыта в иностранной литературе, так что ухожу в глухую защиту. Тем не менее, я продолжаю придерживаться своей маленькой теории, что рассказы об инопланетянах – это культурное отражение чувства вины и беспокойства за то, что белые парни в эпоху империализма творили с красными, черными и желтыми. Тем паче, что мы и в XXI веке продолжаем ощущать последствия.

Вот, кстати, готовая тема для курсовой…

ЭМ: На мой взгляд, миссионеры-иезуиты и проблемы веры – вот что в первую очередь отличает «Птицу малую» и «Детей Бога» от остальных книг о первом контакте.

МДР: Мне этот подход показался логичным.

Дело в том, что в наших представлениях о Боге было много новых вводных. (Шпилька подпущена намеренно, извините уж(2). Яхве начинает вполне типичным богом грома, затем отправляется в скитания вместе с евреями. Бог Авраама сражается с египетскими божествами, заключает соглашение на горе Синай, осуществляет перенос франшизы в Вавилон времен пленения, но наотрез отказывается вмешиваться, когда римлянам приходит в голову мысль надрать пару ближневосточных задниц на побережье Средиземного моря. Потом он вовлекает в семейное дело сына и переезжает в Европу. Он – подобно многим иммигрантам – меняет имя и использует заглавную букву при его написании…

И вот, спустя три с половиной тысячи лет это больше не Яхве, бог вон той горы, но АДОНАИ, мелех ха-олам – Господь Бог, Царь Вселенной. Люди слагают прекрасные гимны в Его честь, вместе поют «Аллилуйя» и называют Его (или Их – зависит от ваших убеждений) «Чудный! Советник! Отец вечности, Князь Мира!» (Ис, 9:6)

Логично было бы предположить, что следующим шагом в этой теологической одиссее станет осознание того, что Он откроется как создатель жизни на других планетах, не только на нашей. Вот с чем я игралась в «Птице малой».

Нет, правда. В 1995 г., когда работа над «Птицей» уже была начата, проскользнула информация, что в камне с Марса, который нашли в Антарктике, обнаружены следы древней микробиологической формы жизни. Спустя пять часов на ВВС прозвучало: «Как же теперь относиться к Книге Бытия?».

Если появятся доказательства того, что на Марсе когда-то существовала жизнь, набожные читатели Библии должны будут задать себе несколько вопросов. Чем был Марс? Наброском? Получается, что Бог что-то напортачил и перенес идею на Землю. Или наоборот – это с Землей случился косяк, если учесть веру людей в то, что их необходимо спасти и искупить их грехи?

Некоторые христиане до сих пор пребывают в шоке от того, что в Библии ни слова не было сказано о целых двух континентах на Земле и о том, что там тоже растут растения и живут люди и животные. (Вот, собственно, в чем основное противоречие с теорией эволюции – совсем не в вопросе происхождения человека). Обнаружение жизни за пределами Земли будет куда большей теологической проблемой, нежели встреча с ламами и ацтеками.

ЭМ: Тем не менее, вера играет немаловажную роль во всех Ваших работах, не только в космической дилогии.

MDR: В «Нити благодати» речь шла не столько о вере, сколько об этике. А в «Заснувших в разгар дня» я все-таки уделяла больше внимания истории ближневосточных верований. Но в общем, да, я понимаю, о чем Вы.

EM: Почему вера играет такую значительную роль в литературе? Что в ней такого?

MDR: На протяжении 60 000 лет не было ни одного народа, у которого не обнаружилось бы двух вещей: музыки и религии. Вместе и по отдельности они лучше характеризуют наш вид, чем противопоставленный большой палец и двуногость. Не все люди по своей природе религиозны: на свете есть атеисты с рождения, так же как есть люди, лишенные музыкального слуха. Но в обществе всегда есть место музыке и негласным религиозным представлениям.

Так что, коль скоро мы пишем о людях, религиозность – или ее отсутствие – важный фактор развития персонажа. Я редко составляю биографии для каждого героя, как это делают некоторые писатели, но мне важно четко представлять, каков мой персонаж. Без внимания к религиозным убеждениям не получится нарисовать психологически целостного героя, такого, который бы ожил и существовал в голове читателя.

В развлекательной литературе, как и в фильмах, сделанных, чтобы подстегнуть  продажи попкорна, встречаются злодеи без мотивации. Он может просто быть гадом, а она – стервой и сукой. Но если говорить о ли-те-ра-ту-ре, есть правило: у любого героя, перед которым ставятся этические дилеммы, должен быть свой кодекс убеждений. Вы как писатель обязаны знать, почему эти убеждения сильны, или слабы, или плохо продуманы, или их просто не хватает. Вы обязаны понимать, каким образом от них отрекаются и чего стоит вашему герою совершить благородный или гнусный поступок.

Шейлок в исполнении Аль Пачино

Почему спустя сотни лет «Венецианский купец» нас по-прежнему захватывает? В руках неумелого или не хватающего звезд с неба писателя Шейлок стал бы одиозным злодеем, вырезающим по фунту-другому из бедра злополучного аристократа. А уж если бы Голливуд добрался до экранизации, мы увидели бы «Пилу 9: еврейскую версию».

Шекспир сделал Шейлока до боли ясным, живым персонажем. Нам понятны его боль, унижение, ярость и отчаяние, мы всё это чувствуем. Шейлок в минуту поражения выглядит величественным волком, который отгрызает себе лапу, чтобы уйти из капкана. На это в буквальном смысле стыдно смотреть. Шекспир в команде с хорошим актером могут вас заставить пересмотреть свое мнение. В начале пьесы вы находитесь под властью первого впечатления, а после финала смотрите на вещи под совершенно другим углом.

Самой сложной задачей из стоявших передо мной было нарисовать одного персонажа. Он в молодости вполне мог стать доктором, но в итоге нашел себе занятие на железнодорожных путях Аушвица, махая руками направо и налево. Когда я работала над Вернером Шраммом, нацистским доктором из «Нити благодати», мне хотелось сделать его понятным, даже симпатичным. Вплоть до того, чтобы читатель забыл на какой-то момент, что Шрамм лично ответственен за смерть 91 867 людей. Шрамм не психопат. Он даже не лишен представлений о морали. Изначально он не был злодеем. Это человек из серой массы, и свой путь в Аушвиц он начал, делая то, что отнюдь не противоречило его убеждениям. Он принимал решения, которые любой из нас мог принять в похожих обстоятельствах. Я не дарую ему прощения. Я предлагаю свою трактовку.

Суть трагедии, на мой взгляд, не в том, что плохие люди намеренно совершают отвратительные поступки, а в том, что обычные люди делают ужасные вещи, считая в тот момент, что именно так правильно.

Вполне вероятно, деньги – корень зла, но только отчасти. За остальные беды безусловно несут ответственность добрые намерения.

EM: Во что Вы сами верите?

MDR: В человеческую глупость. Я полагаюсь на нее. Время от времени основы моей веры потрясает кто-нибудь, кому не удается принять тупых, ведущих к фарсу либо трагедии решений. Но это редкость. Обычно вера снова на меня снисходит в течение пары часов.

Как говорит мой муж: «Никогда не приписывай злой воле того, что легко объяснить тупостью».

Боже мой, афоризмы из меня все хлещут и хлещут...

EM: После того, как последняя страница «Птицы малой» была перевернута, в вуз я ушел с мыслью, что в будущем стану изучать антропологию и лингвистику…

MDR: МУА-ХА-ХА… Вот он, мой вероломный план – финансово поддерживать своих бывших коллег, заманивая студентов на курсы антропологии.

Так, секунду, а что значит вероломный (nefarious – Borogove)? Надо посмотреть…

Ага, вот: от латинского nefas – вызов божественному или этическому закону. Хммм. Хорошее слово. Жалко, что, перекочевав в английский, оно стало ассоциироваться с покручивающими усы злодеями из мелодрам.

EM: Я тогда для себя всё четко определил. Я планировал получить такое же образование, освоить необходимые навыки и написать что-нибудь, сравнимое с «Птицей». Не правда ли, самонадеянно?

MDR: Лично я рекомендую заимствовать лучшее. Для начала подойдут Библия, Шекспир и практически в полном объеме древнегреческая литература.

EM: У Шекспира я, и правда, кое-что украл. Но те потуги так и не вылились ни во что серьезное, зато осталось желание изобразить инопланетные расы во всей красе. Это поразительно, что вы создали расу…

MDR: Вообще-то, две. Руна и Джана’ата.

EM: И вы их рисовали, опираясь на антропологию.

MDR: Ну, конечно! А чего еще ждать от доктора антропологии?

EM: Как создавалась окружающая среда Ракхата?

MDR: Перво-наперво, я законспектировала Книгу Бытия. Я отделила твердь от вод. Честно говоря, мне совсем не хотелось работать с водоплавающими инопланетянами, хотя осьминоги и дельфины весьма умны. Иначе получалось слишком много скучных подробностей: как иезуиты страдают от покраснений и ожогов на коже и т.п.

Мне нужны были двуногие млекопитающие: свободные передние лапы подразумевают ручной труд, производство и развитие материальной культуры. Затем я совсем чуть-чуть растянула биологическую историю Земли. На протяжении самых разных биологических эпох особи вставали на две лапы: динозавры и их потомки – птицы, кенгуру и валлаби, наконец, приматы.

--ВНИМАНИЕ! СПОЙЛЕР! ВНИМАНИЕ! СПОЙЛЕР! --

Потом я наткнулась на идею Дугала Диксона(3) о мимикрии хищников, и она мне показалось интригующей. Отсюда в «Птице» противопоставление двух видов: хищников и жертв. Я предположила, что хищники давным-давно одомашнили свою добычу, как поступили люди с лошадьми, крупным рогатым скотом, овцами, козами и т.п. Они начали селекцию наиболее сообразительных и восприимчивых, как мы поступили с собаками. Основным отличием стало то, что хищническая культура Ракхата зиждилась на биологии и генетике. Джана’ата не производили орудий труда. Они разводили руна. Вот их инструменты.

Моделью для первобытных отношений между Руна и Джана’ата послужили гепарды и газели Томпсона. Культурной моделью стала Россия эпохи Романовых: тонкая прослойка элиты один за другим производит шедевры искусства, живя на счет угнетения огромного количества крепостных. В обоих случаях модель отношений нестабильна. Если что-нибудь случится с газелями, какая-нибудь эпидемия, например, через месяц не останется ни одного гепарда. Что касается России, то все мы помним, как развивались события, когда низы поняли «Нас много, а их мало».

EM: А в «Нить благодати» вы переключились на другую волну..

MDR:  …и еще на другой век, жанр и стиль. Извините, продолжайте…

EM: Книга художественная, но, по Вашему утверждению, она основана на воспоминаниях реальных людей, переживших холокост.

MDR: Вот мой принцип: если эпизод абсолютно неправдоподобен, значит, так все и было – например, история про ребенка и бомбу. Правдоподобные эпизоды я использовала просто для того, чтобы склеить сюжет воедино.

EM: Был ли какой-нибудь факт, наткнувшись на который, Вы окончательно решили написать «Нити»?

MDR: Сам факт того, что 85% евреев в Италии пережили холокост.

На начало сентября 1943 года в Италии жило около 50 000 евреев – иммигрировавших и не только. Спустя двадцать месяцев жестокой, карательной оккупации Италии нацистской Германией 43 000 евреев все еще были живы. Это наивысший процент из всех оккупированных стран Европы. Сотни тысяч итальянцев тайно и тихо защищали евреев, хотя наказанием за укрытие были не просто пытки и смерть виновного, но зачастую показательные казни нескольких сотен невинных из той же округи. Тем не менее, итальянцы – вне зависимости от политических убеждений и имущественного статуса – продолжали гнуть свою линию. Почему?

Италия же была фашистским государством, первым и самым важным союзником в первые три года Второй Мировой. В Италии был принят ряд антисемитских законов. Итальянские католики слушали те же литургии, что и католики-немцы, поляки, французы… и тем не менее они отвергли омерзительные мифы о христоубийцах. Почему?

На протяжении шестидесяти лет мы задавались вопросом: «Что пошло не так в Германии?» Мне не менее важно было получить ответ на вопрос: «Что правильного сохранила Италия?»

Ответов на этот вопрос много, и простых среди них нет, но с исторической и этической точек зрения они крайне важны. Я – ученый, взращенный на логическом позитивизме Поппера, и считаю опровержение самым мощным оружием научного познания. Показательно, сколь много поверхностных суждений о холокосте можно опрокинуть, основываясь на событиях в Италии.  

EM: Издательство «Рэндом Хаус» недавно выпустило « Заснувших в разгар дня», где речь идет о Каирской конференции 1921 года.

MDR: Да, тогда Уинстон Черчилль, Гертруда Белл(4), Т.Е. Лоуренс(5) в компании нескольких британских дипломатов и нефтяников изобрели современный Ближний Восток. Это их мир. Просто все мы по сей день живем в нем.

EM: Это ключевой момент истории, о котором большинство забыло или просто не знало.

MDR: Ах, «большинство» на Западе-то, и правда, не знало – а что мы скажем о людях на Ближнем Востоке? Каирская конференция – проблема насущная из насущных. Она эхом звучит в событиях сегодняшних дней. Когда в 2001 году Осама бин Ладен взял на себя ответственность за атаки 11 сентября, он сказал, что это отчасти « месть за катастрофу, случившуюся восемьдесят лет назад». Возьмите калькулятор.

Гертруда Белл

EM: Что бы Вам хотелось, чтобы читатель вынес для себя, перевернув последнюю страницу «Нити»?

MDR: Что арабам позволено есть говядину.

Кто-то недавно упрекнул меня в том, что в «Заснувших» почти нет персонажей-арабов. На что я ответила: «Вот именно. За столом переговоров их не было. Британцы рисовали границы и распределяли недвижимость так, как они считали нужным». Вот пример:

Хотите знать, почему в Ираке живут ненавидящие друг друга сунниты, шииты и курды? Потому что так удобно «Бритиш Петролеум». Гертруда Белл сообразила, что сунниты, шииты и курды никогда не договорятся и не выгонят британцев в шею. Так что она обвела на карте Мосул, Багдад и Басру и назвала территориальное образование Ираком. И до 1950-ых все шло по намеченному плану. С прагматической точки зрения Гертруда Белл на славу послужила империи.

«Заснувшие в разгар дня» — это раскопки наших политических реалий. Конференция шла одиннадцать дней, и из них два Уинстон провел, осматривая достопримечательности. За его грехи по сей день гибнут люди. Есть прямая связь между линиями, начертанными рукой Герти Белл, и тем фактом, что мой племянник командовал взводом морпехов в провинции Аль-Анбар на берегах Ефрата, пока я писала «Заснувших».

EM: В книге, над которой Вы сейчас работаете, действие разворачивается в новых для Вас декорациях американского Запада. Почему именно вестерн?

MDR: Ну, я не садилась за работу, будучи уверенной в том, что напишу вестерн. Ход мысли был такой: «Посмотрим… я написала роман о первом контакте и, по сути, судебную драму. «Птица малая» — это «Бунт на Кейне»(6) плюс «Миссия»(7). «Дети Бога» — это семейная сага о представителях трех рас на двух планетах. «Нить благодати» — это триллер о Второй Мировой. «Заснувшие» — это геополитический любовный роман.

По всей видимости, я – жанровая шлюха. Так что – чего я еще не пробовала? Конечно! Загадочное убийство!»

Это я так подколола своего мужа. Какое-то время спустя по телевизору показывали фильм «Тумстоун», и тогда мне в голову пришло: «Эй, да ведь Док Холлидей был дантистом! А что если, предположим, произошло убийство, и ему пришлось бы опознавать тело по зубам? Мысль тогда пришла и ушла, но именно она заронила семя того, что в итоге стало «Доком».  

EM: Что подвигло Вас написать о Уайетте Эрпе и Доке Холлидее(8)?

MDR: Я как-то еще раз пересмотрела «Тумстоун» и заинтересовалась реальными фактами, стоящими за историей, рассказанной в фильме. Сама картина – образец бережного подхода к первоисточнику. Я в восторге от того, как преподнесены эпизоды, когда нагнетанию напряжения отдается предпочтение перед буквой оригинала. К тому же там столько насущных вопросов поднимается: контроль за ношением оружия, вооруженные формирования контрабандистов на мексиканской границе, права женщин, страх перед китайцами  и т.д.

Но по-настоящему меня зацепила книга Карен Холлидей Таннер «Док Холлидей: семейный портрет». У Карен был доступ в домашний архив – она смогла раскопать то, в чем было стыдно признаваться людям XIX века: Джон Генри Холлидей родился с заячьей губой. Дядя Дока, доктор Джон Стайлз Холлидей, убрал уродство, еще когда Док был малышом. И, как мне удалось выяснить, это было первое хирургическое вмешательство на расщепленном нёбе в Северной Америке. На дворе был 1851 год.

Это был тот самый момент, когда я воскликнула: «Ни хрена ж себе!», — и окончательно увлеклась этой историей. В Джоне Генри Холлидее было интересно практически всё – гораздо больше, чем смогли передать фильмы о нем. Хотя работа Вэла Килмера(9) безусловно хороша…

Так или иначе, я прониклась любовью к этому парню и благодаря книге Карен Холлидей Таннер смогла написать о нем как о сыне Алисы Холлидей, а не как о легендарном Доке Холлидее («хладнокровном и опытном убийце, никогда не снимавшем черной одежды, как если бы он постоянно думал о собственных похоронах»). У Джона Генри Холлидея была горемычная жизнь, и я надеюсь, что мой «Док» пробудит в людях то сочувствие и то уважение, которых, я убеждена, он заслуживает.

Кстати, большая часть клеветы на Джона Генри Холлидея – плод ума Бэта Мастерсона(10), а он был еще тем пронырой и вруном. На мой взгляд, разумеется.

EM: Получается, что это последний платонический однополый роман в исторических декорациях?

MDR: Только в глазах Голливуда. Вообще-то, Док дружил только с младшим братом Уайетта по имени Морган. Док и Уайетт никогда не были особенно близки – у них было мало общество и связаны они были только личностью Моргана, единственного из братьев Эрп, кто смог завести друзей вне семейного очага. Морги был душкой. Он много читал и любил поговорить о книгах. Они с Доком были очень близки, и Дока до глубины души поразила его смерть. Морги был похоронен в голубом камзоле, который Док когда-то купил ему.

После того, как Моргана убили, у Дока и Уайетта появилось еще одна общая черта – желание увидеть, как убийцы Моргана валяются в грязи и собственной крови. Когда дело было сделано, они разошлись и никогда больше не виделись – несмотря на то, что финальная сцена «Тумстоун» свидетельствует о другом. Кстати, братья Эрп тоже пошли каждый своим путем. Морги был центральным звеном. Не стало его – не стало семьи.

EM: Мэри, у вас репутация человека, тщательно прорабатывающего источники своих книг. Я сам часто говорю, что пишу благодаря своей научной работе. Обожаю этот процесс, мне он никогда не надоедает.

MDR: Согласна. Это лучшее, что есть в работе над книгой. Как только начинаешь копать старые источники, периодику, современные версии, забываешь обо всем и уходишь в работу с головой.

EM: Встреча иезуитов с инопланетной цивилизацией, иудаизм и Уайетт Эрп – довольно непохожие друг на друга сюжеты. Что именно может Вас зацепить так, что Вы решаете погрузиться в тему и написать книгу?

MDR: Обычно это какой-нибудь факт из истории, который я заучила в детстве и к которому не возвращалась в мыслях в течение десятков лет. Бывает, что натыкаюсь на что-то по History Channel, или слышу по радио, или читаю в книге – и мне становится любопытен политический или исторический контекст. Тогда я начинаю копать. Мне нравится пересматривать спустя десятилетия взрослой жизни навязанные в детстве взгляды.

Бывает, что вещь не клеится. Например, когда умер Фесс Паркер(11), я заинтересовалась личностью Дэви Коркетта(12). В 1950-ых моему брату по возрасту как раз был интересн тот диснеевский сериал: он всюду бегал в енотовой шапке и все такое. Я прочла пару биографий и мемуары самого Крокетта. У него интересная манера письма, но по всему выходит, что он был точной копией Сары Пэлин в XIX веке. Параллели можно провести на самых разных уровнях – это просто поразительно. В жизни Крокетта найдется много материала на хороший роман, но напишу его точно не я. Не понравился мне ни он сам, ни кто иной из его окружения.

Если уж суждено провести с кем-то от трех до семи лет, то я должна его по-настоящему полюбить. Я влюблена в Джона Генри Холлидея, и в Моргана, и в Джеймса Эрпа. Мне очень нравятся Уайетт и Кейт, хоть их и труднее было полюбить. Дэвид Крокетт мне не понравился. Совсем.

EM: Какой факт, на который Вы – намеренно или ненамеренно – наткнулись, работая над своими книгами, Вас больше всего поразил?

MDR: Оба я уже называла – процент выживших в Италии евреев и заячья губа Джона Генри Холлидея. И тот, и другой факт открыли мне мир заново. Приведу пример: мать Джона Генри была учителем игры на пианино, и сам Док прекрасно играл. Так что, пока я писала «С восьми до пяти, против», я с головой ушла в репертуар пианистов XIX века. Начинала писать книгу фанатка Ван Халена и Def Leppard, а теперь я заслушиваюсь Шопеном.

Честно говоря, два месяца назад у меня были первые уроки на пианино. Я никогда не занималась музыкой сама, так что начинать пришлось с полного нуля. Игра в скрипичном ключе похожа на иврит, а в басовом – на русский. И все это одновременно. И еще пританцовывать надо – я только на этой неделе начала использовать педаль.

Но сейчас я играю короткие вальсы, и мне очень нравится тренироваться.  

EM: «Док» выйдет в издательстве «Рэндом Хаус» в 2011.

MDR: Ага. 3 мая 2011, если точнее.

EM: Было бы здорово еще раз в Вами поговорить после выхода книги… ну и написать отзыв на сам роман…

MDR: Я попрошу Рэндом Хаус, чтобы Вас включили в список аккредитованных.

EM: Чего еще от Вас ждать в будущем?

MDR: Все идет к тому, что я напишу продолжение «Дока» под названием «Уайетт». У меня постепенно вырисовывается принцип работы – по два романа в каждом жанре. Сюжет «Дока» развивается в Додж-сити в 1878 г., спустя четыре года после знаменитой стрельбы в О.К. Коррал. В тот год Док встретил Кейт, они переехали в Додж, где Док в последний раз сделал попытку открыть зубоврачебный кабинет и где он встретил Моргана Эрпа.

Я решила, что об О.К. Коррал и о вендетте после смерти Моргана и так много написано. Так что мне и впрямь претила идея книги о Тумстоуне. А потом мне попались воспоминания Джози Маркус, которая встретила Уайетта в Тумстоуне и прожила с ним еще 49 лет со времени той стычки.

Обычно я продолжаю работу над той книгой, где отчетливо вырисовывается диалог. Это для меня наипервейшая вещь. Потом персонажи, потом сюжет. Только слушая ночью разговоры своих героев, я начинаю понимать их. Голоса – прежде всего. Недавно я начала слышать голос Джози Маркус… Она меня дважды рассмешила – в два часа ночи.

В ней меня зацепило сочетание шарма и самовлюбленности. И еще фраза, брошенная одним из племянников Уайетта: «Вам не убедить меня в том, что Уайетт был убийцей. Он же жил с тетей Джози почти пятьдесят лет». До меня ей никто особенно не интересовался, и мне кажется, что я смогу лучше раскрыть Джози и Эрпа.

EM: А потом?

MDR: Парочка шпионских романов! Один будет рассказывать о временах американской Войны за независимость, но речь пойдет не о Бенедикте Арнольде(13). А другая – про Германию, Россию и Британию во Второй Мировой. Что подводит меня к семидесяти годам, когда никакие ставки уже не принимаются.

Оригинал статьи: http://www.theauthorsspeak.com/2010/07/authors-spea...

(1) Шмидт, Стэнли (род. 7 марта 1944 г.) – американский фантаст, редактор журнала Analog c 1978 г по сей день.

(2) Непереводимая игра слов: в оригинале, “mission creep”.

(3) Диксон, Дугал (род. в 1947 г.) – шотландский геолог и футуролог-публицист.

(4) Белл, Гертруда (1868 – 1926 гг.) – британская писательница, политик, археолог и картограф. Одна из самых влиятельных женщин-политиков своего времени. Как справедливо замечает Расселл, Белл фактически изобрела Ирак в его современном виде, а также была одной из тех, кто способствовал воцарению династии Хашемитов в Иордане.

(5) Лоуренс, Томас Эдвард (1888 – 1935 гг.) (также Лоуренс Аравийский) – британский путешественник, писатель, политик, участник Арабского восстания против Османской Турции (1916 – 1918 гг.).

(6) «Бунт на «Кейне» (1954. г.) – художественный фильм, военная драма о трибунале над мятежными офицерами, вынужденными сместить психически нездорового капитана корабля ради спасения экипажа. Реж. Э. Дмитрык. В гл. роли – Хэмфри Богарт.

(7) «Миссия» (1986 г.) – художественный фильм, драма о миссионерах в Южной Америке XVIII века. Реж. Ролан Жоффе. В гл. ролях – Роберт де Ниро и Джереми Айронс.

(8) Холлидей, Джон Генри «Док» (1851 – 1887 гг.), Эрп, Уайетт (1848 – 1929 гг.) – американские ганфайтеры, «охотники за головами» и стражи закона.

(9) Рассел имеет в виду фильм «Тумстоун» 1993 г. Реж. Дж. Косматос.

(10) Мастерсон, Бэт (1853 – 1921 гг.) – герой вестернов, шериф и федеральный маршал в Канзасе.

(11) Паркер, Фесс Элайша (1924 – 2010 гг.) – американский киноактер, один из наиболее популярных исполнителей роли Дэвида Крокетта в различных лентах.

(12) Крокетт, Дэвид (1776 – 1836 гг.) – американский первопроходец, военнослужащий и политик – и в первую очередь народный герой.

(13) Арнольд, Бенедикт (1740 – 1801 гг.) – американский генерал, полководец времен Войны за независимость США. Известен тем, что в ходе войны перешел на сторону Британской Империи.