Страшно? Ну если бы я читал в скажем 14 лет, не знал и не смотрел иные ужасы то возможно и было страшно, но не сейчас. Для современников Лавкрафта и следующего поколения он конечно остался основателем хоррора. Но увы читать ломающие язык имена богов, какие то заклинания и т.д — смешно и нудно в общем.

Эссе «Ужас и сверхъестественное в литературе» для меня вещь едва ли не настольная – я часто к ней возвращаюсь, перечитываю, сверяюсь… Я считаю, что это один из лучших путеводителей по литературе ужасов. Очень многих авторов и произведении она мне открыла и в том числе (что только радует) среди произведений классических. Кстати сказать, тот же «Портрет Дориана Грея», например, я взялся читать после упоминания его здесь, да ещё и после того, как Лавкрафт заявил, что роман Уайльда сильнее и страшнее «Дракулы» Стокера – и я теперь полностью с этим согласен. Но вот сейчас, перечитывая эту работу в очередной раз, я понял, что она сильна не только тем, что открыла для меня многих авторов, а ещё и тем, что она добавляет многое к пониманию самого Лавкрафта. Это, по сути, его творческий манифест в котором он чётко и ясно высказал своё виденье и понимание понятия «страшная литература», определил его значение и историю. И всё это – именно его, личное понимание и виденье. Всё это – по сути, часть автора; а вещи, приведённые тут – это вещи так или иначе «сделавшие» Лавкрафта, сформировавшие его. И тут очень показателен список авторов, о которых Лавкрафт говорил более подробно. Те же По и Дансени, например, это люди, которым автор явно подражал. А Эштон Смит – современник, которым автор восхищался во многих даже своих художественных произведениях. Томас Мур цитируется в нескольких рассказах (в «Безымянном городе» точно)… Вот и выходит, что экскурс в литературу страха и ужаса, конечно же, очень субъективен (меня, например, не перестаёт удивлять, почему в списке не оказалось собрата и друга, Роберта Говарда, который одними только «Голубями из преисподней» уже заслужил место на пьедестале, по-моему); однако во многом это даже плюс – он погружает в мир авторских пристрастий и приоритетов, раскрывает его сильнее для нас, читателей. И этот труд по-прежнему является моим настольным путеводителем, так как авторские индивидуальные пристрастия в мире страшного, по-прежнему являются «вкусными» и для меня.

«Безымянный город», как я понимаю, один из самых ранних рассказов в структуре «Мифов Ктулху» («моложе» только «Дагон»). Хотя, как мне кажется, его причисление к Мифам основано только на упоминании того же Сарната, да на общей фирменной атмосфере Мифов. Для меня же это в первую очередь рассказ о «малом народце», который тут, у Лавкрафта, приобретает весьма интересный, оригинальный вид. Вот так вот и «малый народец» оказался вовлечён в «Мифы Ктулху». Хотя, может быть, эти «рептилии» имеют корни в древней Валузии, придуманной Говардом и как минимум однажды (в «Тени из безвременья») уже присоединенной к Мифам – однако, в тексте намёков на это нет. Кстати, я когда читал постоянно вспоминал Роберта Говарда – по-моему, этот рассказ вполне подошёл бы и ему (правда ведь?), тем более, что тема «маленького народа» у него встречается чаще. Ну, это так, отвлечённые мысли… Вообще, очень неплохой рассказ – достаточно атмосферный, с узнаваемым авторским пафосом, который тут добавляет некоторой жути, да ещё не совсем характерная для Лавкрафта тема «маленького народца», так интересно обыгранная придаёт своеобразия. А ещё тут угадываются многие моменты, которые автор позже, как мне кажется, развил гораздо сильнее, эдакие «похожести» можно уловить. Тут и древние развалины со «странными пропорциями», и подземелья (вы заметили, что зло у Лавкрафта чаще всего приходят из недр земных? – а порывы ветра напомнили мне «Тень из безвременья», я даже ожидал появления полипов!), и бессмертие (опять же, многие «монстры» Лавкрафта оказываются бессмертными – и глубоководные, и Старцы, и Великая Раса, и т.д.), с этим же связана древность всего этого зла. Подземный мир чем-то напомнил повесть «Курган» – мне даже кажется, что из этого рассказа оная повесть и выросла позже, меня странным образом в этом убедил призрачный вид существ в конце…

«Праздник» для меня – это одна из тех вещей Лавкрафта, довольно небольших по размеру, простых в плане сюжета, но невероятно, до сладости приятно написанных. Это красивый рассказ, даже какой-то мрачновато-лиричный – такая вот у него любопытная атмосфера зимней ночи и таинства пугающего и завораживающего. Да, тут простой сюжет с известным авторским штампом, однако вот эта красота с атмосферой сумеречной, притягательной, будто странный гипнотический сон – это то, что я лично люблю, то ради чего я могу простить многое.

Строго говоря, я познакомился с этой повестью ещё раньше – через фильм «Дагон», который в своё время меня очаровал и, собственно, подтолкнул к чтению произведений Лавкрафта. Конечно, «Дагон» был всё-таки экранизацией не совсем точной, однако многое он всё же передал. А по мне даже, так это одна из немногих достойных киноадаптаций автора – всё дело в том, что экранизировать Лавкрафта нелегко, вещи он пишет подчас густые, не особо-то поворотливые при их атмосферности. Однако эта небольшая повесть идеальна для экранизации – она, одна из немногих, полна напряжённой динамики, она будто настоящий современный триллер заставляет напрячься и дышать через раз. И сильнее всего это ощущается в момент бегства героя из гостиницы. Да и вообще все акценты тут расставлены очень умело, все краски, сгущающиеся над странным запустевшим городом, просто не дают оторваться. И даже фирменное, вошедшее уже в авторский штамп, отношение предков героя к творящемуся кошмару тут носит какой-то странный завораживающий характер. Как итог, выведу только одно – это прекрасная повесть, в которой к фирменной атмосфере, к фирменному изображению страха прибавилась ещё и неслабая динамика, которая меня лично держала в напряжении. И потому «Морок над Инсмутом» («Морок» нравиться мне гораздо больше чем «Тень» или «Мгла», именно «Морок», по-моему, соответствует чему-то такому холодному, потустороннему и таинственному, что обитает в этом городе и в этой повести), это вещь, которую я с удовольствием прочитал уже дважды, и, уверен, когда-нибудь перечитаю ещё – оно того стоит.

На мой вкус «Тень из безвременья» пока самое неповоротливое и нудное (да простят меня боги!) из крупных произведений Лавкрафта. Хотя начало было вполне себе интригующим – странная многолетняя амнезия и «вторая личность», чьи действия покрыты мраком и пугают даже (если бы со мной такое случилось, и я вдруг очнулся и стал узнавать, что вел себя странно и пускался в сомнительные и туманные экспедиции – да я с одного этого тронулся бы умом). Описание Великой Расы и жизни её тоже было неплохим, особенно эти вещи вскользь – о множестве миров и разумных рас, населяющих не только космос, но и Землю в разные её эпохи до и после человека. Вообще, я заметил, что у автора мастерски получается это – играть вещами вскользь – и такое выходят иногда ярче и интересней чем основные… и запоминаются великолепно, и интригуют (кто, например, был тот человек, что помогал главному герою, вернее «второй личности» его создать странную машину?)! А ещё возникла мысль, что в этой повести наметилась более широкая вселенная, основанная не только на мифах Лавкрафта и любимого им Эштона Смита, но и Говарда с его Валузией (она вроде как официально не входит же в мифологию Ктулху?), и это достаточно симпатично. Мало того, тут, в этой повести, к бездне бесконечного космоса и бездне древних дочеловеческих времён добавляется и бездна непостижимого будущего; и все эти три клина давят на человека, как никогда показывая ничтожное его место в мироздании…

Однако чего-то тут не хватает, и повесть всё равно читается тяжело… В какой-то момент я ощутил его похожесть с романом «Хребты безумия». И с тех пор я просто не мог отделаться от этой «похожести». И она была не только в попытке показать жизнь одной из древней «непостижимой» расы изнутри (Старцы в «Хребтах…» против Великой Расы здесь), в попытке показать истинное место человечества в мире (тут добавилось только пространство будущего), но даже сюжетные ходы были похожими! И это не могло не бросаться в глаза – особенно в последней трети повествования. Именно там появляется и экспедиция в труднодоступное место (в пустыню Австралии против снежных пустынь Антарктиды в «Хребтах безумия»), тут и древние руины, и путешествие по их недрам, и бегство с сохранением тайны, раскрытой только из желания предостеречь человечество от новых вторжений в запретное с возможным освобождением чудовищных сил. Это ведь и в «Хребтах…» было! А тут ещё и главную опасность представляют замурованные давние враги Великой Расы – аморфные Летающие Полипы. Сравните-ка их с шаготтами в «Хребтах…» – аморфные рабы, а позже враги Старцев, унаследовавшие подземелья древнего Арктического города; реальная опасность для человечества! Но все-таки «Хребты безумия» были для меня первее этой повести. И «Хребты…» казались более приятными в плане языка, в плане визуальной красоты – как завораживала ледяная пустота, огромные страшные горы и заброшенный и молчаливый циклопический город! – более искусными были «Хребты…». А тут ещё давило постоянное неверие героя – слишком уж часто он это вставлял – и оно оттеняло всю колоссальную мощь осознания огромной опасности и ничтожности человека перед космическими древними силами, будто главным тут было низкое, личное – привиделось ли всё герою или нет? И концовка добавляет ко всему этому понижению градуса свои пять копеек – и обиднее всего то, что ответ на этот вопрос мы уже получаем где-то к середине повести, а дальнейшие метания только раздражают… По крайней мере, меня раздражали.

Удивительное дело – единственный (ничего не путаю?) именно фантастический рассказ Лавкрафта… И, чёрт возьми, у него, получилось, по-моему. Умение создать атмосферу и эдакую психологическую глубину (я сейчас даже Стивена Кинга вспомнил, с его умением именно этой психологической глубиной вывозить многие свои триллеры, например, всю книгу описывать, как мать сидит в машине с сыном, и делать это так увлекательно, что не оторваться!) соединилось тут с диковинной красотой далёкой Венеры, с её экзотичностью (колоритно ведь получилось!) и вышло в итоге нечто очень-очень добротное! А ещё удивительное дело, что вспоминая то, первое прочтение сборника, изменилось и восприятие объёма рассказов. Так, например, предыдущий («Затаившийся страх») казался мне едва ли не повестью, а этот довольно небольшим произведением. В реальности же оказалось наоборот. И применительно к «Эриксу» я думаю, всё из-за того, что прочитался он очень быстро, взахлёб… Хотя, казалось бы, большая часть рассказа – долгая попытки выбраться из странного лабиринта. Но даже это автор делает интересным! А ещё все особенности типа таблеток для еды и для дыхания, кожаные костюмы и прочее – добавляли своего неуловимого колорита, такого приятного колорита старой, но при этом яркой и, как это сейчас принято говорить, «ламповой» фантастки. Да ещё интересна его тонкая социальная нить – так вот ненавязчиво но очень жёстко нам припомнили, что для человека проще придти к чужой неизученной расе с огнемётами и «решить всё по-быстрому», а сообщения тех, кто проник хоть чуть-чуть в мировоззрение этих рас и понял, что там таиться многое, посчитать за бред больного сознания… И разве не было так с индейцами, например?

Не знаю, сколько тут Кеннета Стерлинга – о том, что рассказ соавторский я только сейчас узнал из информации ФантЛаба, а до того был полностью уверен, что Лавкрафт писал его один. Всё-таки, мне кажется, что на Лавкрафта сильнее всего повлияли три автора – Эдгар По, лорд Дансени (и элементы подражания им, так или иначе, проглядываются очень часто) и единственный из этого числа современник Кларк Эштон Смит. Как иначе объяснить такое частое упоминание последнего автора в своих работах, да и, вспомните, какое место Лавкрафт отвёл ему в труде «Ужас и сверхъестественное в литературе» (при этом ни слова не сказав, например, про друга и коллегу Роберта Говарда)? И здесь, в этом рассказе, я вижу даже некоторое подражание Кларку Эштону Смиту, попытку создать нечто подобное его марсианскому циклу – и, честно говоря, даже жаль, что Лавкрафт ограничился лишь одним этим опытом…

Во время первого прочтения этого рассказа он показался едва ли не самым сильным, самым пугающим рассказом сборника. Собственно он показался даже не рассказом – по памяти он был с повесть в плане объёма, наверное, из-за его насыщенности, но при этом нисколько не затянутым. Он казался мне идеальным страшным рассказом – и атмосфера в нём на высоте, и динамика (которая не так уж часто бывает сильной в рассказах Лавкрафта), и из шаблона он выбивается, и визуально пугающих картин тут много (особенно ужаснуло выеденное лицо, да и сама Гора Бурь с холмами, похожими на щупальца дьявольского осьминога, с заброшенным домом на вершине впечатляла), и он действительно полон тайн, так как вся эта жуть поначалу не имеет каких-то ясных очертаний, и выглядит действительно страшной и кровавой неразрешимой загадкой. Да, сейчас градус немножко остыл – в первую очередь из-за того, что я уже знал, в чём дело, и струна интриги, так сильно державшая в первый раз, ослабла. Но и без этого, я считаю, что «Затаившийся страх» – один из самых удачных рассказов автора. И как минимум именно здесь, по-моему, ужас вырождения – тема, довольно часто используемая автором – достигла своего пика, своей внушительной и безумной вершины, при этом оставляя довольно пугающую лакуну для воображения, для страшных предположений: как такое могло случиться? И уже одним этим он сильнее, по-моему, тех же «Крыс в стенах», например. Да просто пугает он, чёрт возьми! А ещё я вижу в нём и легкую ниточку к рассказу «Модель Пикмена», ведь есть же что-то похожее в этих существах (а последний эпизод здесь даже напомнил описание картины Пикмена «Пир упырей») – не повод ли это подумать, что и тамошние чудовища могли появиться подобным путём? В общем – отличный страшный рассказ, пугающей атмосферой, и великолепной интригой, и жутким невообразимым «дном». Рассказ полный чудовищ.

Кстати, а где тут признаки Мифа Ктулху? Я лично ничего такого не увидел – ни древних книг, ни культов, ни монстров из авторского пантеона. Разве что эта возможная связь между здешними созданиями и монстрами в «Модели Пикмена» (о чём я уже говорил выше), но она, по-моему, именно «возможная»… В общем, не вижу я особых оснований причислять его к циклу, тем более, что есть у Лавкрафта вещи и с более ощутимой связью с циклом, но тут они в него почему-то не входят…

Рассказ запомнился. Однако, на мой взгляд, ему не хватило размера и даже какого-то объёма (всё-таки слишком он сух, если не сказать: скуп), чтобы выдать фирменную атмосферу и фирменную тревогу, которую автор умеет создать. А без оного всё было как-то холоднее и даже казалось проще, избитей – и это при том, что образы есть яркие (особенно этот странный танец на болотах, наверняка навеянный легендами о танцах фей на болотах и холмах), и фантастическое тут оригинально имеет древнегреческие корни, да и из своего шаблона автор кое-где выбивается. Но вот эта скупость, мне лично не даёт каких-то ощущений, всё будто бесцветно на фоне остальных атмосферных вещей, а, стало быть, и удовольствия большого не доставляет.

Короткий рассказ – для меня эдакая сказка из авторского мира сновидений (позаимствованного у почитаемого автором Дансени). Вот только, на мой взгляд, сказка вышла средней – слишком уж предсказуемой и простой. Даже вполне себе благородный посыл «не мучайте животных» (вспомнилась песня из «Республики ШКИД») выглядит наивным, а от того и не удивляет всё и, тем более, не пугает. Хотя, с другой стороны, рассказ-то короткий, много времени не отнял, да и худо-бедно запомнился – это удивительное умение автора, у него даже не самые лучшие вещи имеют свойство запоминаться. Да и язык неплох. А ещё тут можно уловить мотивы возмездия природы над человеком, тема, которая, по-моему, достигла апогея в «Птицах» Дю Морье. Но это если просто захотеть и постараться это увидеть.

«Знай только, что все мы странники, путешествующие через века и пространства».

Я знаю, что Лавкрафт может быть не только пугающим – он может быть завораживающе прекрасным, может нести в себе что-то запредельно-манящее, недосягаемое и удивительное. И этот рассказ из тех, в которых я чувствую притягательную красоту. Честно говоря, удивлён, что рассказ не входит в авторский «мир снов», ведь что-то есть созвучное с ним и не только в теме – загадочной, манящей теме снов и целых миров, что скрываются за их приделом – но и в ощущениях; так как, по-моему, именно в этом цикле автор добился особого изящества и образного великолепия. А тут ещё… ощущение одиночества? Я чувствовал тонкое пронизывающее ощущение одиночества – и в самом Слейтере, чахнущем вдали от известного и родного ему грубого мира, и в этом создании, что обитало внутри него, что томилось и грезило великой битвой с далёким извечным соперником, и в нашем рассказчике, на какой-то миг нашедшим на земле космическую душу-побратима, узнавшем всё и тут же потерявшем… В этом было так много запредельно-грустного, что на душе скребли кошки… Топорный рассказ? Да всем бы такой топорности. Да нет – красивый, проникновенный рассказ! Конечно же, в чём-то с ощущением времени, в котором оно написано – в примере с научными знаниями, что показывает рассказчик, и его «машиной» – но он очень ранний для автора, однако уже настолько прекрасный. И в чём-то это всё-таки «мир сна» – ещё до того как этот самый мир сна со всей его красотой полностью оформился, был окончательно создан. Но прекрасный рассказ. Один из немногих, что запомнился не только сюжетом и яркостью образов (особенно, почему-то, эти «насекомые-философы, которые горделиво ползают по четвёртому спутнику Юпитера» – я прямо-таки вижу их!), но и ощущениями – густыми и до хрустальности грустными.

Последнее время странные вещи со мной происходят. Вот перечитываю я сборник Лавкрафта «Хребты безумия» (Издательство «АСТ», 2006 год, серия «Книга на все времена») и многое, что казалось мне тогда, давным-давно, довольно средним, сейчас кажется вполне себе ничего! А должно-то быть наоборот – всё-таки и сюжеты и темы произведений мне уже известны. Но, то ли стал я взрослее, и кроме динамики сюжета меня стало интересовать нечто большее, толи холодная ноябрьская погода вкупе с долгими вечерами добавляют мне подходящей атмосферы, но вот такой результат. И этот роман, вот сейчас, выглядит для меня лучше. Тогда он – нечто неповоротливое, тяжеловесное, архаичное и, чего уж греха таить, скучное… А сейчас… Нет, не все грехи его для меня сняты. Он по-прежнему архаичен – тут отчётливо угадывается время; Антарктида ещё не изучена, она по-прежнему белое пятно на карте и не только в плане цвета – ну как тут устоять от соблазна населить его монстрами? Однако прошлое этого загадочного континента до сих пор не изучено полностью. Да, никаких Хребтов Безумия там нет, но что может таиться под громадной толщей льда, какие тайны, какие открытия? И, кстати, куда подевались те парни, что бурили озеро Восток? То раструбили, что вот они, наконец, добрались до воды, слух был, что нашли даже «необычное» ДНК на буре – и всё, заглохло, будто ничего этого и не было. Не знаю, как вас, а меня эта «тишина» до сих пор тревожит…

Да, этот роман действительно тяжеловесен и неповоротлив – но, по-моему, лишь в одном пусть и крупном моменте, в его самой центральной, в том числе и в плане смысла, части. У меня есть предположение, что всё из-за того, что это первое (если не ошибаюсь) столь крупное произведение автора – ну вот банально не справился с объёмом. А с другой стороны – а как ещё было решить эту проблему: так подробно изложить большой массив информации, целую хронику не только расы Старцев, но и всей древней Земли, кроме как одним большим пластом, почёрпнутым нашими героями? Да, получилось слишком неподвижно и скучновато (мне лично и сейчас приходилось прерываться в этом моменте – просто организм требовал), но как иначе? Разрывать на эпизоды разделённые динамикой? Но тогда бы всё растянулось ещё сильнее… Или сделать всё более реальным, попытаться разжёвывать, добиваться ощущения осязаемости и чуждости истории этой древнейшей расы? Опять всё растянется, а лучше, возможно и не станет… Да, я тоже, в общем-то, читал и местами мучился, так как разгрызть всё это за один присест было тяжело, однако всё мне компенсировало ощущение центральности всего. У меня возникло ощущение, что этот роман имеет, может не самое центральное, но одно из таковых мест в системе мифов Ктулху, что он значим, очень весом в этой системе, а на данный момент это для меня что-то да значило, так сильно увлёкся темой. Посудите сами – это одно из самых обширных проникновений в историю, жизнь и даже быт одного из «мифических» центральных существ в структуре авторской мифологии. Мало того в этом экскурсе – вся дочеловеческая жизнь Земли, история её колонизации; и потомки Ктулху тут, и Ми-Го, и много-много ещё чего, пусть что-то объёмней, что-то нет, даже Кадат и тот есть. На фоне истории Старцев, сюда слилось многое, очень многое. А ещё именно здесь есть, пожалуй, самое сильное соединение бездн космоса и бездн времени; и разве в этом перечне заселений, событий и катаклизмов, постигших наш маленький земной шарик ещё до появления позвоночных, вся человеческая цивилизация с её достижениями и успехами, не кажется ли ничтожнейшей? Звонкая больная оплеуха человеческому эгоизму, так любящему ставить себя в центр вселенной… Хотя, опять говорю, это не снимает того «обвинения», что сердцевина эта – самое болотистое, скучное и неподвижное место в романе. А вот начало…

Тревога в начале нарастает как волна. Неизведанный континент, безлюдное белое безмолвие, холод (вот тем, кто восторгался «Террором» Симмонса скажу: там меня не пробирал мороз, вырвавшийся из книги, а здесь пробирал), странные открытия… и чудовищная трагедия, оставляющая множество вопросов. И даже зацикленность рассказчика на минералах и всяких там «кембрийских породах» добавляла реальности – не знаю уж насколько правильно всё там в плане геологии, но с убедительностью было в полном порядке. А вы только вдумайтесь в название – Хребты Безумия! Да от него одного веет жутковатым холодом! А уж картины страшных неприступных гор, картины мёртвого безумного и прекрасного города, раскинувшегося в ледяной пустыне… Всё просто завораживает и тревожит – прекрасное ощущение! Да, дальше было не лучше, об этом я уже говорил выше – кульминацией я назвал бы момент, когда автор целых две страницы перемалывает одно и то же, ударяется в философские зарисовке, прежде чем перейти, наконец, к тому, что же наши герои увидели в проходе туннеля – и это, по-моему, уже чересчур, такая долгая нудная пауза (театральной уж она точно не вышла). Однако и в концовке есть нечто пугающее. Меня зацепили таинственные безымянные горы, которых боялись даже Старцы, зацепило пугающее безымянное зло, что ютилось там – это были те самые намёки, которые жгут в разы сильнее, нежели открытая автором бездна миров и времен, что всплыла из древней хроники Старцев…

Да ещё и связь с моим любимым романом Эдгара По добавляла интереса. Признаться, я первый раз и читал «Хребты» как такое продолжения «Повести о приключениях Артура Гордона Пима», романа от которого я в своё время просто фанател… Хотя потом, конечно, быстро понял, что «Хребты Безумия» – это нечто иное, пусть и косвенно связанное.

В конечном итоге, этот роман для меня приплюсовал себе на несколько баллов больше, чем получил бы после первого прочтения. И когда мне говорят «Лавкрафт» первым на ум приходят именно «Хребты Безумия», хотя для меня это по-прежнему не самое удачное произведение из написанных им – но настолько характерен он для него, и настолько сильное и крепкое место занимает он в столь интересных, будоражащих воображение мифах Ктулху.

В своих работах Лавкрафт оперирует страхом бездн. Эдгар По открыл миру бездну – чёрную и пугающую – внутри человека. Лавкрафт добавил к этому внешнюю бездну космоса, показав ужас, приходящий из этой бездны, попутно указав и место человека в космосе – ничтожное, бессильное перед бесконечностью космоса. Но кроме всего прочего Лавкрафт использует и ещё одну бездну – бездну прошлого. Прошлое у Лавкрафта столь же бездонно, столь же черно и столь же населено чудовищами. И дело тут не только в пропасти древних времен, о которой у человечества остались лишь смутные искажённые воспоминания. Он ловко смекнул, что даже частное и не такое уж древнее прошлое может пугать, что оно тоже может быть населено монстрами – и что если монстры имеют какое-то отношение к тебе, что если они в буквальном смысле одной с тобой крови? Вот тот ужас, которым автор умело манипулирует. И вот тот ужас, который мы видим и в этом рассказе. Здесь страх тоже не так уж и далёк, хотя корни его уходят глубоко-глубоко в прошлое. И здесь оно тоже имеет лёгкий мертвенный дух разложения, дух мерзости (но к чести сказать, не столь сильный, чтобы полностью превратиться из страшного в мерзкое). Кстати, тема деградации тоже возникает у автора нередко – и в этом я вижу ту оплеуху вселенского человеческого эгоизма, он уже не центр вселенной, созданный богом по образу и подобию своему, он, человек, сам способен вырождаться, терять облик, становясь чудовищем, животным… Даже благороднейшие из рода человеческого способны на такое. Эта мысль и сейчас вызывает холодную дрожь, представляю сколь кощунственной и страшной казалась она в самой заре 20-го века, когда нравы было гораздо более возвышенными… В этом всём я вижу соль рассказа. И это действительно пугает – как и картины, образы, что рисует автор (а он это умеет!).

Из минусов скажу, что рассказ не очень сильно запомнился после давнего первого прочтения (кроме самих, крыс, пожалуй, но тут достаточно увидеть название, чтобы их вспомнить). Как мне кажется, причина в том, что рассказ написан в такой довольно холодной манере, и темп его достаточно неспешный – не хватает его, чтобы захватить полностью. И уже от этого виден (выпирает) и авторский шаблон со старым фамильным домом, жуткой репутацией и неминуемым безумием с уничтожением «улик» в конце. Шаблон, который будто говорит, что нечто уже было – будто этот рассказ, это и «Наследство Пибоди», и «Артур Джермин» и много что ещё – а это не столько правда, сколько ощущение, ведь на самом деле даже в рамках этого шаблона тут много оригинального; но ощущение есть, и оно давит.

Кстати сказать, хоть тут в основном «действует» культ Кибелы (реально существовавший, но в пространстве рассказа тоже в каком-то смысле выродившийся, извращённый), но Ньярлатотеп со своими флейтистами тут упоминается тоже – не есть ли это формальный повод отнести рассказ к Мифам Ктулху?

Ещё один рассказ не очень-то развёрнутый в плане сюжета, но очень искусный в плане создания тревоги, в плане создания чего-то такого пугающего…

Знаете, я однажды жил в городе, под которым была хоть и небольшая но всё-таки сеть старых тоннелей. Так вот, даже одна мысль, что под твоим жильём может находиться такой тоннель – тёмный, холодный, полный крыс – делает пребывание в нём неуютным. А если уж представить, что там могут быть не только крысы… А ведь такие мысли возникали… Вот этот рассказ живо вернул меня к тем воспоминаниям. Да и собственно без них всё очень жутко. Автор очередной раз показал своё умение не просто создать нечто жутковатое, а заворожить этим. Очень удачно именно написанная вещь – в ней есть нечто живое. Живое передается через слегка сумбурное нервозное повествование рассказчика и через картины бостонского дна доходит до апогея во вдохновенном и мрачном монологе самого Пикмена. Описание страшных картин – на высоте. Сдаётся мне, выглядели они не столь пугающе, чем их описал рассказчик, но в этом-то и мастерство – создать картинку, яркую и насыщенную красками сверхъестественного и живого так, что они запоминаются надолго. Да и сам этот рассказ запомнился надолго. А ещё лёгкая туманность тоже вносила свой колорит – этот невысказанный до конца вопрос: а кем же на самом деле был Ричард Антон Пикмен?

Да ещё нельзя не сказать, что этот рассказ в моём представлении, кроме всего прочего, такая любопытная связка между миром авторской реальности и миром снов – мы же все помним, где ещё объявиться наш Пикмен, и в каком виде… У меня вообще есть теория, что чтобы не писал один автор (каждый автор) какие бы разные вещи ни были, всё равно это будет некая «мультивселенная» только выраженная ярче или слабее. И в этом рассказе я вижу подтверждение данной мысли на примере такого не очень-то любящего переносить героев из рассказа в рассказ автора как Лавкрафт. Для меня все, что написал он, упоминает ли он в своих работах признаки мифа Ктулху или нет, это всё один мир – его мультивселенная, Мироздание по Лавкрафту…

Я читал это рассказ после «Заброшенного дома», и такое соседство всё-таки повлияло на восприятие. После оригинальной задумки «Заброшенного дома» тут почувствовался определённый авторский шаблон. Ведь несколько рассказов у него сделаны по подобному лекалу:

Вот такой лекал я уловил, и уловил не единожды. Однако, надо сказать, что, даже не выходя из канвы, Лавкрафт умеет создать нечто достойное. И вот это как раз тот самый случай. Здорово всё-таки было – и действительная опора на фольклорное представление о чёрных колдунах тоже бросало свои монетки в копилку – пропадающие дети, чёрные мессы, таинственный Чёрный Человек, странные и пугающие видения (особенно летающая фигура человека в остроконечной шляпе запомнилась)… Образы мрачные, пугающие и до странности притягательные! Да ещё такое отличие: здесь поначалу преступления деда, да и все остальные вещи, не очень-то пугали нашего героя (не вызывали в нём отторжения?), что слегка сбавляло градус тревоги. Но в целом… Да, «Заброшенный дом» в чём-то «хитрее», но при всём при этом данный рассказ тоже очень неплох – читался с интересом, ощущения от него остались и образы…

Рассказ о том, что рано или поздно за недостойные и преступные поступки приходит возмездие. В лице ли судьи с молотком, ангела или потустороннего существа, почти невидимого, но отчётливо слышного.

Двое друзей, уже пресытившиеся всеми разнообразными удовольствиями, решают стать коллекционерами. Да не простыми нумизматами или собирателями библиотеки. Нет, их начало увлекать декадентство, страсть к запретному и давно уже погребённому.

Кратко. Столкнувшись с неведомым мстителем, что находится за гранью человеческого понимания и осознания, героям пришлось испытать неведомый ужас, а существо, описанное автором скупо, казалось бы, даёт надежду рассказчику, но и не отпускает свою жертву, оставляя читателя с открытой концовкой.

А вот это очень интересная вещь. Всё-таки даже вне мифов Ктулху автор умеет создать нечто оригинальное, причём из вещей достаточно избитых. Вот тут у нас некий заброшенный дом с весьма скверной репутацией, дом в котором скончалось в своё время множество жильцов. Однако Лавкрафт легко уходит от замызганной темы приведений и семейных проклятий, чтобы мастерски воплотить нечто своё – оригинальное и пугающее. Тут не услышать звона цепей на ногах приведений или воя ветра, что одновременно может быть воем неупокоенной души. Вещи, коими автор создаёт ореол страх, совершенно иные, но не менее действенные – мертвенно-белые травы, деревья, скрюченные и до жути напоминающие человеческие измученные фигуры, странные фосфоресцирующие в ночи грибы… И пусть заверение в начале о том, что в истории (вернее в смертях) нет ничего сверхъестественного, вас не обманет – оно там есть, но будьте уверены, автор подошёл к теме с очень интересной стороны, создав своё виденье подобного дела… Хотя это заявление тоже нелишнее – от него интриги, по-моему, все-таки возрастает.

Рассказ очень неплохо выстроен, на мой взгляд. Даже лёгкий кивок в сторону Эдгара Аллана По тут как нельзя к месту – и не намёк ли это, что нас не просто ждёт страх, а страх вымеренный как на весах, с математической точностью? По крайней мере, у меня ощущение оного было. Это, казалось бы, такое долгое, скрупулезное исследование прошлого дома (и даже самой улицы, на которой он стоит!) для меня лично играло – добавляло убедительности; и моменты сверхъестественного и странного, что постепенно врастали в эту хронику, цепляли, и цепляли намертво! Всё прекрасно! И атмосфера, которая сложилась одновременно и из холодных хроникёрских описаний странных смертей и событий рода Хэррисов, и из странных пейзажей вокруг дома вкупе с гнилостной обстановкой подвала; и оригинальная придумка причины всего этого (даже имеющая определённое, пусть и слабо, на уровне знаний своего времени, но научное обоснование), по-новому представляющая определённые некогда избитые вещи – язык чешется, сказать какие, но не буду, не имею права даже намекать, чтобы не разрушить эту общую магию! Единственный момент, который серьёзно смутил, так это гибель дяди главного героя (и это, в общем-то, даже не спойлер, так как о его смерти было объявлено очень близко к началу рассказа). Да, смерть была очень эффектной. Но при этом она шла совершенно в разрез с другими смертями в этом заброшенном доме, и это придаёт ей эффект «придуманности», лишнего, пусть и яркого спецэффекта – вот смутило… Однако она – одна из тех вещей, что очень ярко запомнилась после первого очень давнего прочтения. Ярче запомнилось, пожалуй, только то самое жуткое пятно в подвале у камина… и то, что скрывалось за этим пятном…

Если не ошибаюсь, именно тут впервые появился легендарный «Некрономикон», так удачно влившийся в структуру Мифов Ктулху и ставший одним из его символов, причём настолько ярких, что многие до сих пор верят, будто он действительно существует…

Беда лишь в том, что для меня лично, появление «Некрономикона» осталось главным событием рассказа. Да, вроде бы всё в нём есть: и страшное существо, и рок, нависший над героями, да и сами герои в чём-то типичны для Лавкрафта (эдакие скучающие эстеты, в поисках новых ощущений идущие на всякие мерзости – разграбление могил, например, и коллекционирование всяких древностей – получая от этого эмоциональное удовольствие). И именно эта стереотипность меня лично поддавливала. И сюжет тут довольно прост. Но вот не мог я насладиться – ни тогда, после первого прочтения, ни сейчас – казалось бы, всё фирменное есть, но чего-то не хватало, было тесно тут и душно. Вот ведь парадокс, в каких-то вещах Лавкрафта его фирменные, даже избитые вещи играют – а тут вот, для меня лично, не сработало, причём не сработало уже дважды. Однако готов признать, что это не самый плохой и не самый скучный из его рассказов.

Отдельно хочется вспомнить «монстра» – ту самую «собаку». Так уж получилось, что я незадолго до этого читал «Собаку Баскервилей» и после оного лай местного «пса» действительно холодил кровь. «Существо» получилось достаточно оригинальным (

Попадание в другой мир и друга как－будто и не было. Гипнос из далёкого прошлого открывает свои потусторонние врата для путников

А для меня это – обычная «пугалка». Вещь средней руки, да ещё и вполне предсказуемая –

Откуда берутся сюжеты? Я тут вспомнил одну старую байку о том, как одна знатная леди после того, как учёный объяснил ей, что все люди произошли от обезьян (а дело было, когда теория Дарвина только входила в силу и не была ещё широко известна), попросила этого учёного, чтобы относительно неё он держал всё это в тайне… Не из подобной ли штуки вырос этот рассказ? Однако это ещё надо было уловить, что дарвиновская теория вполне может вырасти в страшный рассказ, приобретая при этом едва ли не буквальное значение.

Рассказ очень недурственный – короткая хроника рода Джерминов, полная безумия и тайн, связанных с Африкой и таинственным древним город населённым не менее таинственным белым племенем; рода, так трагически оборвавшегося на Артуре Джермине. Да, как такового «Мифа Ктулху» тут нет, но все составляющие имеются – от туманных намёков, до развалин увитых диким виноградом, и замурованных ходов в мрачные недосягаемые подземелья; и почему бы, например, этому таинственному народу (и что это был за народ – люди ли они?) не быть как-то связанным с древними культами? Очень неплохо. Фирменная атмосфера есть даже в этом скуповатом (наверное, под стиль газет того времени) повествовании об истории одной семьи и её странной кончине. Хотя, конечно, в определённый момент связь между чужеземным богом и родом Джерминов становится очевидной, однако атмосфера держит до конца. Впрочем, для меня этот рассказ навсегда запомнится не столько атмосферой или сюжетом, а вот этой находкой – превратить теорию Дарвина в страшный рассказ; и непонятно даже то ли автор поддержал эту теорию, то ли дал ей звонкую затрещину, нарисовав своё ужасное применение ей – но запомнилось, и какой-то степени даже впечатлило.

Как говаривал Капитан Очевидность, не все старые вещи современны… Этот рассказ, на мой взгляд, довольно архаичен (а что вы хотели-то с 22-го года?) – вот не пугает он, не щекочет нервы (кроме, пожалуй, момента с воскрешенным доктором Хелси – вот то пугало, правда, в основном осознанием факта, что оживший мертвец ещё долгие годы находился в дурдоме). Однако, основная моя претензия к тому, как написано… Эта манера… В рассказе шесть глав. И каждую автор начинает с одного и того же – с какой-то мятой предыстории, вкратце пересказывая о чём собственно идёт речь, а затем – события предыдущих глав. Так и получается, что всё состоит из этих повторений и собственно пугающих эпизодов деятельности Герберта Уэста, которые обрываются после самого пугающего (надо полагать) пика… чтобы потом уйти на рекламную паузу. Вообще, всё до жути напоминает мне некоторые зарубежные (кажется, американские в основном) документальные передачи низкого пошиба – те, которые наполовину состоят из повторения того, что было до рекламы. Не у Лавкрафта ли подсмотрели такую агрессивную манеру «повествования»? Но беда в том, что при чтении всё кажется каким-то сплошным топтанием на месте. По-моему, не будь этих повторений, рассказ сократился бы ровно наполовину, был бы динамичней, и, возможно даже, интересней – всё-таки жутковатые моменты в нём есть!

Я, конечно, понимаю, что рассказ повлиял на жанр. Конечно, первым «научным» оживителем мертвецов был всё-таки Франкенштейн, но именно Герберт Уест низвергнул это дело до чего-то не столько страшного сколько мерзкого, маргинального – безумные эксперименты напрочь отвергающие всё человеческое, цинично разрытые могилы и куски трупов по щиколотку лежащие на полу в военном госпитале… И герои тут не вызывают никакого сострадания, даже наш рассказчик, которые не произнёс ни слова в своё оправдание, и от того кажется, что всё это мниться ему пусть и жутковатым, но вполне себе «благим» делом… Да, пусть это выглядит и архаично, и совершенно ненаучно, и наверняка, окажись рассказ написан в наше время, он бы попомнил «мясные» пугалки категории В, и никто бы о нём не вспомнил, но эта его первоначальность делает ему честь. И, надо думать, в те годы такая маргинальность современников шокировала; да и самое страшное тут не сами ожившие мертвецы, а этот вопрос: что они помнят о бездне смерти, что они видели там? И этот вопрос заставляет поёжиться…

Да, на мой вкус, это не самый лучший рассказ Лавкрафта. И, по сути, он – это минусы и минусы. Но как пращуру целого жанра, я бы отдал ему должное. Да и влияние рассказа трудно переоценить даже сейчас – мне почему-то вспомнилось не столько сама экранизация, сколько, например, фильм «Эффект Лазаря», в котором, как мне кажется, взято было очень много отсюда, и это только один частный пример…

Сюжет здесь отходит на второй план перед описанием мировоззрения и переживаний героя. Я до сих пор думаю, не скрываются ли за эти мысли и взгляды самого автора? Не описал ли он в Картере себя? Если это так, то понятно, почему Лавкрафт стал моим любимым писателем буквально с первых прочтённых рассказов и твёрдо занимает это место уже больше 10 лет. Мы с ним очень похожи.

Пожалуй, самый глубокий, философский, глобальный, мистический, и даже оккультный рассказ Лавкрафта. Очень хорошо дополняет более ранний «серебряный Ключ», который я тоже очень люблю, но если там автор больше описывает переживания героя (или свои?), то «Врата» бросают в гущу невероятных событий и местами напоминают описание мистического опыта. Возможно, впервые Древние предстают перед нами не как «Иные и враждебные нашему миру» сущности, а как просто Иные, космические, существа высшего порядка/хаоса вне времени и пространства. Как истинные Боги. Картер — самый запоминающийся герой Лавкрафта. Это не обыватель, случайно столкнувшийся с неведомым и ужаснувшийся, это пытливый исследователь, ищущий и зовущий потустороннее. Ужаса здесь нет. Картер — тот, кто заглядывает в Бездну, не боясь, что она взглянет на него в ответ, наоборот, он ждёт и хочет этого. И Бездна в ипостаси Иных Богов отвечает на зов. И тогда Мир останавливается. Время останавливается. Хотя время никогда и не двигалось.

Рэндольф Картер в этом рассказе выходит за пределы 3-х измерений, и тянет за собой читателя. Сам Лавкрафт, похоже, тоже достиг чего-то подобного.

Интересно, что многим моим знакомым рассказ показался слишком сложным и навороченным, особенно в конце — не могли они представить того, что описано —

По счастливой случайности (случайности ли?) это был один из первых прочитанных мной рассказов автора, и до сих пор стоит несколько особняком...

Прошу прощения за этот сбивчивый поток сознания — эмоции.

Не нашёл достоверных источников, указывающих на то, что вклад Зелии Бишоп был минимальным,и следовательно не понимаю, почему соавторство «можно не принимать в расчет» — ведь с тестами Лавкрафта в этом произведении 1940 года (а сам Говард Филипс, к слову, скончался уже в марте 1937) не так уж много общего, если не считать имена божеств и рас. Повторюсь, что по моему убеждению, от ГФЛ в этой повести мало. Хорошо написано, но это не Лавкрафт.

«Распорядок дня следовал по накатанному образцу; утреннее опьянение спиртами или наркотическими субстанциями, пытки рабов, дневные сновидения, гастрономические и чувственные оргии, религиозные службы, экзотические эксперименты, художественные и философские дискуссии и далее в том же духе».

Хм-м-м, а не из этой ли повести ли Муркок вывел мелнибонэанцев?

Представьте себе, что у вас некогда был дедушка, под присмотром которого вы выросли. Когда-то он был для вас непререкаемым авторитетом, человеком который разбирается во всем, что только есть в жизни, имеющим ответ на любой вопрос.

Потом, когда вы стали постарше (а дедушка — подряхлее) вы стали замечать, что его мудрость в меняющемся мире устарела. Когда-то она, несомненно, была актуальна, но не сейчас. Время от времени дед еще мог дать ценный совет, но все реже. Вы начинаете сознавать, что он помогал вам решать задачки по математике (хотя сам — биолог) не потому, что он хорошо знает математику, а потому что такие задачки может решить любой взрослый с IQ больше 90. Вы замечаете, что теми навыками починки выключателей и замены порвавшихся уплотнителей в кранах, которым он вас обучал, более или менее владеет почти любой взрослый (и многие, кстати, получше, чем ваш дедушка). Когда вам впервые разбил нос дворовый хулиган, дед учил вас драться. Но позже, посетив пару серьезных спортзалов, вы поняли, что дедушкины наставления на уровне «левой отбиваешь, а правой — в нос паршивцу!» — не более чем профанация. Да и вообще, вы поняли, что дедушка сам не знал и не мог знать множество вещей, нередко ошибался сам, а бывало, что и служил для вас далеко не лучшим примером.

Но все же вы, даже повзрослев, не забывали его, приезжали раз в месяц-другой, с грустью замечая, как он стареет, а в «трогательной смеси мудрости и маразма» (с) баланс печально смещается от первого ко второму. Вы говорили с ним каждый раз на одни и те же темы, потому что он не помнил прошлых разговоров, а, может, потому что вам обоим было приятно говорить об этом. Вспоминали по много раз одни и те же случаи, потому что хотели еще раз пережить светлые моменты.

И когда, наконец, его не стало, вы искренне печалились о нем, потому что вместе с ним ушла часть вашей жизни, которая не вернется уже никогда. Потому что кто-то должен научить человека решать простенькие задачки, чинить выключатели и давать сдачи хулигану. Какими бы простыми и примитивными эти вещи ни казались, именно они формируют основу личности, делают нас теми, кем мы являемся.

Естественно, со временем мы перерастаем все это. Мы учимся сложным вещам, находим свой путь в жизни. На смену задачкам приходят диссертации, выключателям — строительство дачи и ведение дел с собственностью, дворовым потасовкам — защита своего мнения в работе и, возможно, своих прав в инстанциях. Но все равно, в глубине личности решение всех этих задач уходит корнями в дедушкины уроки.

И разве человек, который заложил в нас основы всего этого, не заслуживает, чтобы его помянули добрым словом? Конечно заслуживает. Поэтому мы, хоть и редко, но навещаем могилу деда, чтобы посидеть полчасика в тишине и вспомнить.

«Помнишь, как мы ходили в поход в Карелию? Ты еще ужа испугался?»

«Да, деда, помню. Конечно помню...»

Сегодня, разумеется, романы Лавкрафта кажутся простоватыми, наивными и уже вряд ли кого-то испугают. Скорее вызовут ироническую улыбку. Но была бы современная фантастическая и фентези-литература такой, какая она есть без его вклада в ее основы? Очевидно, что нет. Ктулху не остался в своем Р'Льехе, проткнутый бушпритом корабля. Он растворился во всей литературе ужасов, фантастики и фентези. Он — в некроморфах Dead Space, в иллитидах D&D, в демонах Варпа из Warhammer и вообще почти в любом мрачном культе, из каждого второго фентези-романа.

Поистине, Лавкрафт — пусть не единственный, но полноправный дедушка современной фанастики.

Склоним же пред ним пыльные шлемы.

Этим текстом (спасибо, переводчик) Лавкрафт высказался о космической фантастике. Если кратко: дать читателю «воздушные лестницы для бегства из раздражающей тирании времени, пространства и естественных законов физики». Не разбавляя потрясающее душу изумление супергероями и прекрасными дочками сумасшедших ученых. Только реализм.

Но кто же смог соответствовать? Херберт? Заблудился среди своих барханов. Джин Вулф — космос в его «Новом Солнце» больше похож на мистические небеса. Балларду милей вши и вирусы.

Зато пан Станислав Лем, почти синоним НФ (хотя он не чуждался и зомби-нуара), в «Эдеме» словно вторит тезисам Some Notes on Interplanetary Fiction.

Лавкрафт: «Не менее деликатна проблема описания путешествия в космосе и приземления на другую планету. Здесь мы должны сделать первостепенный акцент на очень важных эмоциях — непреодолимое чувство удивления путешественников, когда они понимают, что находятся очень далеко от их родной Земли, в космической бездне или в чужом мире»

Лем: « Намерения у него были добрые, он хотел рассказать мне, как выглядит пейзаж не помню уж на какой луне. «Там есть такие, — говорил он и разводил руками, — такие большие, и у них есть такое, и там вот так, а небо другое, чем у нас, да, другое», — повторял он все время, пока сам не начал смеяться и не махнул рукой. Невозможно кому-нибудь, кто никогда не был в Пространстве, рассказать, как это выглядит, когда висишь в пустоте и у тебя под ногами звезды»

Лавкрафт: « у нас не должно быть сверхлёгкого изучения языка; никакого телепатического общения»

Лем: «Если бы все шло как в книгах, которые я читал мальчишкой, -заговорил Доктор с полным ртом, — в этой проклятой занавеске сейчас бы образовалась пышущая огнем дыра и оттуда бы вылез тип с тремя руками и только одной, но зато очень толстой ногой. Под мышкой он тащил бы интерпланетарный телекоммуникатор или сам был бы звездным телепатом. Он дал бы нам понять, что является представителем невероятно развитой цивилизации и... — Перестань нести чепуху, — прервал его Координатор.»

Лавкрафт: «Всё должно быть в строгом соответствии с известной или теоретической природой сферы, которую мы рассматриваем — сила тяжести на поверхности, наклон оси, продолжительность суток и года, вид звёздного неба и т.д.»

Лем: «Полярная? — спросил вдруг Химик, бессознательно понизив голос, и показал на низкую звезду, слабо мерцающую в темном небе на востоке.

— Нет, отсюда ее не видать. Мы сейчас... да, над нами Южный полюс Галактики. Минутку... где-то должен быть Южный Крест...»

Лавкрафт: «Нужно помнить, что нечеловеческим существам должны быть полностью чужды наши мотивы и виды на будущее».

Лем: «Вы подумайте, все, что тут происходит, отчасти напоминает нам различные вещи, известные на Земле, но всегда только отчасти — каждый раз несколько кубиков остаются лишними и не укладываются в мозаику. [...] Кошмарный сон. Ну, а скелеты? Музей? Бойня? Храм? Фабрика биологических экспонатов? Тюрьма? Можно думать обо всем, даже о концентрационном лагере!»

Вывод: а Г.Ф. Лавкрафт-то оказался неслабым аналитиком НФ.

Рассказ может показаться наивным читателю 21-го века. Законы о защите животных у нас давно существуют, а где-то даже и работают. Мораль рассказа связана не с животными, а с беззаконием -- когда нет ответственности за злодеяния, когда нет законов, на их место приходит жестокая месть. На мой взгляд, для сегодняшней действительности очень злободневно. Никаких кровавых подробностей и атмосферы ужаса в рассказе нет, его можно смело читать детям, столкнувшимся с проявлением жестокости по отношению к животным. Пусть не сомневаются, что справедливость когда-нибудь восторжествует.

Рассказ-притча, где нет особо играющего поворотами событий сюжета, нет ярких и харизматичных героев, но есть мораль и яркие описания.

Иранон ищет свой город Айру. Нет её здесь, нет тогда и сейчас. Есть только какая-то цель, и убегает она за горизонт событий. А может и жив человек, пока пытается найти, но не находит?

Красивый, схожий витиеватостью образов из книг Джека Вэнса, краткий, но содержательный рассказ с грустью о давно прошедшей античной эпохе певцов и бессмертных героев.

«Они обитали на Земле до тех пор, пока не оказались втянутыми в войну между Властителями Древности и Богами Седой Старины за господство в космосе, которая нашла свое отражение в христианских мифах…»

Великая Раса населявшая Землю за миллионы лет до появления человека оказалась изгнанной из своей колыбели. Окрепнув и набравшись достаточно сил путем тысячи реинкарнаций, они готовятся к возвращению, не смотря на то что над планетой нависла угроза мощной ядерной катастрофы способной стереть ее буквально в пыль. Чтобы избежать столкновения с современными воплощениями Древних, например стражников врат-порталов, не стали вторгаться без разведки — сначала подселили некоторым избранным “сумасбродам” сознание. Избранные в свою очередь, переселялись в тела Высшей Расы, как говорит Дель Торо «очень напоминающих крылатые огурцы» однако невероятных размеров, будоражащие и жуткие. Все существа созданные фантазией автора или увиденные в сновидениях – достойные первых мест в Топах.

Тем, в кого подселился “конусообразный” стал Амос Пайпер, о нем рассказывает Натаниель Кори. Внешность Пайпера на первый взгляд осталась прежней, но он до неузнаваемости трансформировался — вернувшись обратно в себя сохранил память о посещаемом месте. Обычно “сумасбродам” ее стирали. Он помнил Библиотеку “конусообразных” и то, чем занимался в ней. История представляет собою захватывающие, возможно далеко не фантастические, сведения о далеком прошлом. Больше информации о Великой Расе и путешествий по их миру можно найти в повести «Тень из безвременья», одна из лучших у Лавкрафта. Также, упоминанием некоторых запретных книг и таинственных мест «Пришелец» переплетается с другими рассказами автора.

Стиль на высоте, но содержание... Интрига нулевая — как только звучат слова об ужасающей реалистичности картин, то уже сразу понятно что к чему. Зачем так долго было тянуть резину? Да, антураж создан тщательно — шаткие дома, старинные закоулки, мрачные подвалы и всё такое. Помимо него рассказу предложить решительно нечего. Быть может если бы автор развил его в полноценную повесть, где было бы рассказано кто такие эти шакалоподобные существа с картин, как Пикман вступил с ними в контакт, возможно чуть больше предыстории главного героя, то вышло бы что-то куда более дельное. А так...

Один из самых впечатляющих и в то же время нестандартных рассказов Говарда Филлипса. Стилистически это весьма далеко от его мифов Ктулху, с их блужданиями по древним некрополям и предчувствиями мифического страха. Просто интроспективная история тяжело душевно больного человека. Материал, как ни странно, подан весьма изящно — здесь нет кровавых подробностей и прочей мерзости. Автор предлагает самому читателю дорисовать недостающие картины, скармливая лишь расплывчатые очерки о душевных и телесных муках этого, с позволения сказать, человека.

Как бы не обвиняли Лавкрафта в однообразии, этот рассказ (наряду с многими другими, такими как «В стенах Эрикса» или «Искания Иранона») демонстрирует удивительную мультижанровость и неординарность писателя.

«…его духовный мир причудливо переплелся с мирами, являвшимся ему в свете лампы и образы с детских лет нашедшие приют в тайных уголках сердца, возрождаясь, проникали в неведомые доселе глубины Вселенной».

Простой, но необычный текст, который можно использовать в качестве вступления к сборникам Лавкрафта. Речь в нем идет о артефакте, который гг получил по наследству от деда. Этот чуть ли не мифический предмет извлеченный из аравийской гробницы воздвигнутой на заре истории пленил сознание нового владельца, послав го путешествовать. Уорду открылся заброшенный Город Столбов — Ирем, Леденой Кадат, Хребты Безумия, Аркхэм, Р`лайх, Иннсмаут, Риф Дьявола, Мискатоник; Хастур, Ньярлатотеп и Йог-Сотот, высвеченные затем в целом ряде рассказов.

«Мрачная философия декадентства стала последним средством, которое подстегивало воображение, но это давалось лишь непосредственному углублению наших познаний — и в первую очередь в области демонологии»

С одной стороны вроде обычный хоррор на тему мстителей восставших из могил — два мизантропа отшельника утаившись от обществ изучают оккультные труды и собирают в подвале коллекцию надгробий, человеческих костей, черепов; однажды расхитители гробниц откопали мифическое существо, чтобы забрать из прогнившей труны амулет, с тех пор жуткая, устрашающая своей аграссией злобная тварь нарушила их покой, — и в то же время одна из ключевых историй Лавкрафта, где впервые упоминается легендарный Necronomicon (прототип реальных Vermis Mysteriis) прошедший в дальнейшем через дюжину произведений автора.

Леденящий душу ночной кошмар из тёмных бездн сознания сумрачного гения...

Рассказ откровенно затянут и несколько нудноват, но обладает очень сильной концовкой. Словно Лавкрафт был настолько одержим этой идей замкнутого семейства, разводящего деградировавших людей на убой, что всю остальную подводку ему было писать просто лень. Такие рассказы у меня оставляют обычно кислосладкое послевкусие. С одной стороны очень сильный финал, где нашлось место и ужасу (внезапно для Лавкрафта, не хтоническому), и психоделии, и оборванной, но от того только более сильной концовке. С другой — уже набившее оскомину авторское «я приехал в дом моих дальних родственников...», которое у него в каждом втором рассказе, да и в целом весьма вялое введение и середина.

Пускай рассказ и не самый сильный, но оставляет определённые мысли в голове. Хотя бы за это...

Один из первых рассказов автора, который я прочитал, ориентируясь исключительно на название. Название и было самым интересным в рассказе. Возможно, я не понял всей «глубины» данного произведения, но впечатление одно — скучно.

«Покидая прежние горы, они забрали с собою все свои знаки, и лишь однажды, как гласит молва, оставили некий образ высеченный на вершине пика Нгранек»

«А над дымкой, окутавшей Хатег-Кла, Боги Земли по прежнему иногда исполняют свой танец…»

Рассказ о том как размножение и распространение людей с захватом все больших территорий изгнали творцов на самую высокую, отдаленную вершину, что стоит в холодной пустыне, куда не ступала нога человека. Детальнее о упомянутом вскользь потустороннем мире можно узнать из «Поисков неведомого Кадата», где обитает чуть ли не целая треть всех созданных Лавкрафтом чудовищ.

«Человек с бородою сказал мне: — Это Таларион, город тысячи чудес; в нем обитают все тайны, которые стремится разгадать человечество»

Однажды одинокий смотритель маяка Элтон стал пассажиром таинственного белого корабля и свидетелем невероятных открытий во время путешествия. Красочные пейзажи в рассказе напомнили чем-то «Страну фей» Эдгара По.

«Немало написано разными авторами о наслаждениях и муках, что таит в себе опиум. Экстатические и ужасные откровения Де Куинси*, “Искусственный рай” Бодлера – трудами их почитателей и искусством переводчиков стали драгоценным достоянием всего мира. И нам прекрасно известно колдовское очарование, скрытые угрозы и непередаваемая таинственность тех областей, куда переносится человек под воздействием наркотика»

* предшественник декадентства

«…весь мир – суть не что иное, как порождение воображения, это, да будет позволено сказать, дым нашего интеллекта, …лишь мудрецам дано затягиваться и выпускать клубы такого дыма»

Молодой поэт приехавший в Нью-Йорк в поисках вдохновения увидел каменный город с мрачными улицами совершенно не привлекательным. Не таким он запечатлелся в его памяти. Однако встреча с некромантом из подземелья круто изменила ход событий. Безумный старик показывает поэту прошлое и тех, кто обитал на Земле до появления человека.

Антрополог в четвертом поколении а также обладатель отталкивающей внешности – уродство в семье передавалось по наследству, — в одной экспедиции откопал находку, которая перевернула представление о его происхождение и потрясла до глубины души.

«Я погрузился в водоворот звуков, неясных движений и размытых картин разворачивающихся перед моими глазами. Очертания комнаты окончательно расплылись и в образовавшемся черном пространстве возникло отверстие»

В центре сюжета безумный ученый-метафизик вышедший далеко за пределы пространства, матери, времени — он открыл портал в другое измерение и его вибрации расширили сознание исследователя, обнажив дюжину новых чувств. Метафизик позвал друга свою лабораторию, но далеко не за тем, чтобы продемонстрировать удивительное изобретение.

«В глубине долины полно уголков, где царит вечный мрак, и те, кто там обитает, надежно скрыты от постороннего взора»

Красивая миниатюра о Джине и Демоне переживших человечество.

«В ту ночь ветры из неизведанных пространств неудержимо мчали нас к безграничным пустотам за пределами мысли и материи»

Экстраординарная парочка употребляющая мощнейшие наркотики с целью выйти в эфир — проникнуть в астрал, подняться в высшие сферы, — относятся к своему увлечению весьма фанатично, желая докопаться до самой сути мироздания Вселенной. Однако, цена за тайные знания высока и путь исследователей опасный.

Как бы это странно не прозвучало, но данный текст напомнил один из ключевых моментов «Маленького принца». Юноша в венке из виноградной лозы в изодранном и порванном плаще ищет волшебную Эйри. Город мрамора, изумрудов, “не перечесть твоих красот”. Где только музыкант не побывал, но ни одна публика не оценила его по достоинству. Тогда перед скитальцем открылась истина – Эйра плод его бурной фантазии. Детский вымысел, свято веря в который он отправился в путешествие. Грустная история с красивыми описаниями. И центральный персонаж – яркий образ.

«Они были на редкость уродливые – их облик поражал грубостью и отталкивающей необычностью форм, что вообще характерно для существ появившихся на свет во время зарождения мира»

Рассказ о рептилоидах, точнее древней ящероподобной расе, которую смели с земель бродячие племена. Они уничтожили пришельцев, их артефакты, архитектуру. Остался один зеленый идол. Точнее, он при фантастических обстоятельствах исчез, чтобы через 1000 вновь стать обнаруженным.

«В шкафу за стеклом хранились трактаты о магии: Альберт Великий, Тритемий, Гермес Трисмегист…»

Рассказ о перевоплощении, где Лавкрфат пользуется классическим ходом – послав главного героя в обитель оккультиста. Подобные визиты раньше заканчивались обнаружением дневника со странными, часто невероятными записями о Культе Древних, Некрономиконе, Ктулху и так далее. В этот раз аватар автора нашел нечто иное.

«Явь то или сон – полет планеты отмеряет нам десять тысяч лет. Открывая старые секрете, городов, которых нынче нет»

Рассказ из условного сновидческого цикла можно назвать вступлением к более крупному произведению Лавкрафта – «В поисках неведомого Кадата». Он бегло упоминает мраморный город на плато, Ломар и каннибалов Гнофексов, о который поведает в упомянутой повести. Сама же «Полярная звезда» фрагмент, где в центре событий захват адскими карликами города Олафе. Живописная картина!