Дж. Г. Баллард «Автокатастрофа»

Вообще говоря, книги Балларда никогда не были населены нормальными (с точки зрения соответствия условному западному обществу) героями. Я думаю, что и фантастику то он писал по большей части потому, что мог поместить персонажей своих произведений в странные и дискомфортные условия и представить, а как же они себя там поведут? «Автокатастрофа» — логичный дальнейший шаг в этом направлении — зачем что-то придумывать, когда окружающий мир достаточно безумен, чтобы раздвинуть рамки «нормы»?

В автокатастрофе, пытаясь протаранить лимузин Элизабет Тейлор, гибнет известный в прошлом телеведущий, а нынче человек без определённого рода деятельности (ведь нельзя же назвать деятельностью вуайеризм?). Его знакомый (чуть не написал «друг», но наверное это было бы некорректно) и единомышленник, Дж. Баллард, рассказывает историю их знакомства и совместное времяпровождение. Автомобильные аварии и увечья — это очень возбуждающе, считают эти странные люди, а их жизнь превращается в поиск новых ощущений, в погоню за болезненным удовольствием.

Книга и по объёму, и по сюжетным перипетиям — скорее уж повесть, чем роман. Название — «Crash» — имеет много смыслов, ничуть не обязательно это АВТОкатастрофа (ну или крушение), вполне можно и логично распространить это определение на жизнь героев. Повествование начинается и заканчивается гибелью Роберта Вогана — злого гения рассказчика, всё остальное время посвящено описанию странной эволюции главного героя, погоне за (полу)запретными удовольствиями. Черты между «нормальностью» и «одержимостью», которую пересёк герой, как таковой нет — цепь случайностей постепенно приводит его за грань морали. Сопереживать во время чтения не получается — перед нами история болезни. При этом становится понятно, откуда, в частности, растут ноги у «Бойцовского клуба».

Одна из знаковых книг постмодернизма — болезненное и больное чтение.

http://kobold-wizard.livejournal.com/761196.html

Прочитал уже две недели назад, и эмоции поутихли.

Роман был включен в десятку знаковых произведений «новой волны» по мнению Бориса Невского, написавшего обзор НВ в «Мире фантастики». Этот факт, а также достаточно высокие оценки на фантлабе, стали причиной моих серьезных ожиданий от текста, но уже через 60 страниц все стало более или менее понятно.

«Автокатастрофа» в части формы — это ужасно нудный порнографический роман. Он хорошо читается по диагонали, потому что от пропуска 5 любых страниц вы ничего не потеряете. Текст льется равномерно, перемешивая автомобильные детали с половыми органами. Соединение техногенного мира с человеческими организмами происходит на наших глазах, но понять ужас, который старается посеять автор, у меня не вышло. Быть может, все дело в том, что роман был написан в 1973-ем, и оценки, данные Баллардом, после 40 прошедших лет кажутся безосновательными. Или же мне не понять событийный план романа, потому что у нас в России люди редко выживают после серьезных автомобильных аварий. Какие к чертям собачьим, рассуждения о сексуальности вмятин от руля на грудине и фетиш по этому поводу в постели, когда в части случаев двигатель уходит в салон, ломая водителю ноги, а порой и кое-что повыше?

Если же не касаться моральной стороны, то «Автокатастрофа» именно нудна. Автор сделал текст таким, что поверить главному герою в его тягах и пристрастиях не выходит. Да, по страницам разбросаны сотни половых актов, которые описаны горячими эпитетами, но ощущение от них остается бестолково вещным: два манекена трепыхаются в салоне автомобиля, а потом нечто белое потекло по пластику. Механистичность тут с самого начала является элементом поведения всех героев, а потому никакого сочувствия, сопереживания и даже отвращения испытать не выйдет.

Остается еще идейный план. «Автокатастрофа» выбирает автомобиль как придаток человека, который постепенно поглощает хозяина, а иногда просто губит, сталкиваясь с себе подобным. Этот придаток, по мнению Балларда, становится еще одним источником чувственного наслаждения для ряда людей. Однако, как я уже сказал, механистичность свойственна героям уже с самого начала, а потому ощутить кризис не удается. Люди уже части машины на момент начала романа, система уже движется, перемалывая психику и части тел. Баллард попытался этим напугать, но не вышло.

Итого:

1) Берете черный полиэтиленовый мешок;

2) Бросаете в него россыпь продолговатых и надувных товаров из секс-шопа;

3) Досыпаете немного автокомплектующих (руль, ручки, элементы обшивки салона);

4) Выливаете ведерко майонеза;

5) Хорошенько встряхиваете, чтоб все перемешалось.

6) Теперь загляните внутрь с фонариком и записывайте все что увидите в течение 3-4 часов. Не бойтесь повторяться. В итоге вы получите текст, подобный «Автокатастрофе» процентов на 60.

С использованием заметки для Medium (https://cutt.ly/DwefeNPy).

Колин Гринлэнд писал о «Затонувшем мире» Балларда, что “похвала Грэма Грина и Кингсли Эмиса укрепила его репутацию романиста, пробивающего себе путь на свет из сомнительного подлеска НФ”. Было бы чем гордиться, ей-Богу. В начале 1960-х Баллард создавал не только довольно крепкие романы вроде “апокалиптической трилогии”, но и маленькие шедевры, которыми в одинаковой мере могли бы гордиться Бэзил Коппер, Томази ди Лампедуза, Кутзее, Брэдбери и Федор Крюков — вроде «Сада времени», вневременной притчи об аристократах в ожидании варваров, навязчиво напоминающей сон князя Фабрицио Корберы на веранде эмильонского дворца, или «Могил времени», где земной отщепенец, обнаружив нетронутую гробницу, не может найти в себе сил осквернить ее и постепенно очаровывается виртуальным образом давно почившего существа внутри, инопланетянки, напоминающей внешне богиню.

Спустя десяток лет, прочно утвердясь на забетонированной делянке мейнстрима, он выпустит “трилогию городских катастроф” и самую известную в ней — «Автокатастрофу», унылейшее клаустрофобическое исследование техносексуальных перверсий, получившее скандально-культовый статус стараниями Кроненберга. Экранизацию в Каннах освистали, но Фрэнсис Форд Коппола, которому книга и роман также показались отвратительными, был вынужден вручить фильму особый приз жюри, который с тех пор не присуждался ни разу. (Впрочем, можно было бы им ограничиться и в случае «Титана», но для ленты Жюлии Дюкурно, чье тесное родство — чтоб не сказать “гендерсвопная вторичность” — с работами Балларда и Кроненберга очевидно, не пожалели и Золотой пальмовой ветви.)

Жюри культовой на рубеже тысячелетий награды Stinkers Bad Movie Awards, духовного прародителя “Золотой малины”, также удостоило экранизацию «Автокатастрофы» особого приза и отметило, что не совсем понимает, как обладательницу “Оскара” Холли Хантер, Джеймса Спейдера и Розанну Аркетт одновременно засосало в эту кучу дерьма. Баллард экранизацией восхитился и счел ее даже лучше книги.

“Жизнь превратилась в огромный роман”, справедливо отмечал Баллард в одном интервью. Трудно с этим спорить — особенно сейчас, когда вокруг идет оживленное строительство общества “малого благоденствия” в версии “среднеразвитого киберпанка”, который еще с рубежа 1980-х и 1990-х хоронили с полдюжины раз, по числу попыток продвинуть в народ гарнитуры дополненной и виртуальной реальности. Отлично, и какой вывод сделал Баллард из размывания границ между миром и текстом? О “смерти любви”: это потому, что секс окончательно перестал на рубеже 1960-х и 1970-х выполнять чисто биологические функции и концептуализировался как наслаждение. (В наше время одним из лучших его киновоплощений кажется Кристин Леман из экранизации «Видоизмененного углерода», чья Мириам Бэнкрофт использует секс и бессмертие как товары одной премиальной категории.)

Баллард, однако, до киберпанка, как в писавшемся одновременно Джетером «Докторе Аддере», не дорос и ударился в “хирургическое морализаторство”: подробным бесстрастным живописаниям симфорофильских сексуальных актов, включая мужские гомоэротические, в «Автокатастрофе» предпослано заботливое авторское предисловие, остерегающее непонятливого читателя, что “главная цель … предупреждение, предостережение против грубого, эротического и ослепляющего царства, которое все настойчивей манит нас с окрестностей технологического пейзажа”.

От него роман и его киноверсия лучше не стали: в эпоху Pornhub единственным аргументом в их пользу может выступить разве что стремление к снобизму, какое случается у любого интеллектуала, и я тут не исключение. Однако уроженцу стран бывшего Варшавского договора, где в очереди за машинками с уровнем комфортности “Трабанта-601” и по 15 лет стояли, а поездки на 500+ км в переделанных под пассажирские перевозки мини-бусиках возможны и ныне, не очень получается с трепетом контркультурного благоговения вживаться в «Автокатастрофу», написанную вдобавок языком справочника для начинающих гинекологов-миастеников:

Подавать роман Балларда как «горчайшие, но чрезвычайно полезные пилюли в очень яркой и привлекательной упаковке» — это все равно что залить на агрегатор домашнего видео эротический ролик с кнопочной “Нокии” без автофокуса под видом 4K HDR и коварно занавесить его пэйволом. А принимать такие пилюли перорально — это, если уж мы обратились к британской культуре,  все равно что  задонатить вместо котиков повышенной пушистости подданной Карла III на борьбу с коррупцией.

Остроумно и точно выстроенный мир новой сексуальности. В принципе, никакой фантастики в этом романе нет — мы уже доехали до точки в которой пребывают герои книги. Вызывает восхищение проницательность Балларда, в начале 70-х точно просчитавшего вектор развития определённых культурных тенденций.

Эта книга, как и примыкающие к ней «Бетонный остров» и «Высотный», должны быть во всех списках обязательно чтения для тех, кто хочет понять современную цивилизацию.

Всё, сдаюсь, этот роман я не смогу дочитать. Не потому что он шокирует, неприятен или еще что-то: проблема не в том, что это порно, а в том что это очень унылое претенциозное порно.

.... Everybody knows the scene is dead

But there's gonna be a meter on your bed

That will disclose

What everybody know

***

Если можно создать поэтику из патологии убийства; эротики; изрезанного, скомканного, исковерканного металла; крови и расчленёнки, — то безусловный мастер подобного направления это Баллард.

Нужно отдельно заметить, что объяснить и детализировать значение всего происходящего в романе обычному читателю очень сложно. С этой задачей может справиться только такой мастодонт кинематографа как Дэвид Кроненберг в своей одноименной экранизации, где в каждом кадре сочится и пульсирует постапокалиптическая боль и единение с мёртвым техно, которое обретает виртуозно сотканную и обтекаемую форму лишь при какой-то чувственной магии сопричастности и вживления в неё персонажей.

Расписывать типажи и характеры персонажей нет особого смысла, — когда сам автор обезличил их на уровне постоянно сменяющих друг друга извратов и спорадических поисков новых форм наслаждений. Вмонтировав их инстинктивные потребности в приборную доску автомобиля; искромсав и разрезав их тела в первобытном танце спровоцированных аварий; задрав вектор своей оригинальной авторской красоты в гротесковой асимметрии шрамов, рубцов и фатальных вмятин как на лакированном глянце их автомобилей, так и на изувеченных телах их обладателей, — Баллард по сути показал от себя высокий класс артхауса в литературе. И в свою очередь совсем неудивительно, что подобный первоисточник в 90х прежнего века заинтересовал одного из самых скандальных режиссёров бади-хоррора.

Это не порно, не нарочитый кивок в сторону технократии, не треш и не стеб над реальностью, — в том притёртом виде, в котором это обычно принято создавать. И это не вульгарные радости, непонятные стадному большинству, — согласно известных афоризмов Ш. Бодлера. В тон классическим образчикам высокого мастерства и безупречного знака качества именно стилизация Балларда в этом романе просто безукоризненна. За неё одну можно ставить золотую десятку и заслуженное золото, оставляя пока за скобками основный посыл романа. Автор пишет на взрослом, умном эпатаже, не тратя себя на ужимки и кокетливое заигрывание с читателем; не особо стесняясь в подробных разъяснениях в костяке своего текста.

Слабонервному, зацикленному на моралите читателю лучше даже не смотреть в сторону «Автокатастрофы», ибо оная может случится в том числе с его потерявшим ближайшие привычные ориентиры наивным сознанием.

Но каким бы сильным нажимом и напором не проявлял себя автор в этом ёмком повествовании, Баллард каким-то виртуозным способом умудрился не скатиться в бульварные похоть и пошлость третьесортного чтива. Подобные ощущения были в своё время от эпатажной и брутальной «Горькой луны» П. Брюкнера с извечным вопросом на тему оригинальности и мастерства: А почему?.. Потому что это Талант, — смелый, яркий, не транжирящий себя на полумеры, ни на что не похожий и ни нуждающийся в снисхождении (причислении к конкретной жанровой принадлежности).

Хотя, при всём абсурде и безумии происходящего в тексте, нельзя не отметить некий живчик эмпатии, периодически пробивающийся сквозь сознание главного персонажа к внимательному читателю. И в этих местах становится как бы немножко жаль, — и его, и себя, и всего того, что с нами происходит, — и всего того, что этому спекулятивно способствует.

И, собственно, не хочется банально заканчивать на классической тезе, что Танатос — это глубокое дно и двойная природа Эротики. Не только эти акценты расставил Баллард в своём тяжеловесном двусмысленном тексте, накачав его под самую завязку своим брутальным воображением.

И Балларду в своём оригинальном романе, и Кроненбергу в его не менее великолепной экранизации удалось виртуозно создать маленький шедевр в их неповторимой авторской вселенной. Безусловно, каждый читатель увидит между строк что-то своё, — глубоко личное и прочувствованное; глубоко интимное и вытесненное на задворки подсознания.

Джеймс – скучающий мужчина неназванных лет. Его механицированную жизнь всколыхивают разве что обоюдные с женой измены. Пострадав в автоаварии, он становится одержим фетишизацией травм, увечий и смертей, происходящих в дорожных катастрофах, и вскоре вместе с группой настолько же безумных кидает себя на бетон жесточайших половых девиаций.

'Автокатастрофа' Джеймса Балларда — это самая холодная и бездушная [в самом лучшем смысле; ведь так и было задумано] книга в моей читательской истории. В обществе, где все мыслимые сексуальные позиции уже изучены, и только свинг, разогревающий собственнические чувства, способен пробудить хилое подобие оргазма, когда наркотики почти легальны [а те, что тяжелы и явно незаконны — легкодоступны *нелегально* даже среднему классу], когда ‘искусством’ обзываются всё более эпатирующие конструкции – только заголённая патология способна задать ‘жизни’ некую встряску. Это – главное опасение Балларда [которое он озвучил в интервью, протянутому к его творчеству, что в высшей мере психотронно, аномально…] – мир, где у процветающего евро-гражданина не останется отдушин, кроме девиаций:

“Я воспринимаю «Автокатастрофу» — и книгу, и фильм — как предупреждающие сказки. Это предостережение. Они говорят: наша культура развлечений помешана, или, во всяком случае, очарована жестокостью. В этой культуре элементы секса и насилия переплетены. Книга задумывалась как предупреждение. Это не было: «скорее», я имел в виду: «притормозите».“

Очень рекомендую к просмотру фанатский клип ✚ SALEM — Sick [Crash Music Video] на хостинге youtube; данный ролик идеально воплощает настроение оригинальной книги, и он болезненно очарователен. Пусть я не слишком люблю экранизацию Дэвида Кроненберга [1996], лучшего видеоряда для синтеза с кошмарным пессимизмом [комплимент!] звука мичиганцев из SALEM вообразить тотально невозможно.

Носители своеобразной сексуальной девиации становятся адептами чудовищной эстетики аварии. Они видят и вожделеют к гармонии искореженного автомобиля и изувеченного человеческого тела, для них шрамы от соприкосновения с деталями – новые эрогенные зоны, для них оргазм и предсмертная агония сливаются воедино, а лучшая поза – друг напротив друга впечатанные в руль в наглухо закрытых столкнувшихся машинах.

У гг есть свой гуру или наставник, помогающий пройти инициацию до конца, одержимый доктор Воан, который представляется мне скорее материализовавшимся фатумом, чем человеком. Он-то и развивает в Балларде (главгерой и автор – тезки) начатки ощущений вышеупомянутой эстетики.

Что касается обилия человеческих выделений в романе, которые якобы присутствуют для пущего трэша: создается впечатление, что автор уснащает ими текст для того, чтоб мы могли лучше прочувствовать, насколько совершенней зеркальная гладкая хромированная поверхность, создание человеческих рук, самого человека с его лужицами спермы, разводами поноса на коже, пятнами пота под подмышками и прочим добром. Насколько далеки друг от друга и не гармоничны для обычного обывателя человеческое тело и автомобильный остов, тогда как симфорофилы (с) именно в кровавом сочетании того и другого находят для себя бездны уродливой красоты.

Кучка этих странных людей в романе стала такими якобы в результате аварии. Но на самом деле они просто продукт цивилизации, пресыщенные и не удовлетворяющиеся обычными эмоциями, нашедшие такую возможность через травматику и даже смерть.

Как ни странно, их желанный результат можно назвать как разрушением, так и творением – нового нежизнеспособного сочетания деталей, щедро политого спермой как бы в ритуальном жесте оплодотворения. Причем, у гг конечная цель – не просто добиться своего Самого Главного полового акта и умереть в экстазе:

З.Ы. Перевод Мирошниченко никакой. Много повторений – от слов «утомленный» и «бракосочетались» просто в глазах рябит, неужели не было синонимов. Описания ( а книге много описаний в основном дорог) невнятные, по ним невозможно представить себе картинку всех этих развязок и автострад. И имеются отдельные не к месту прилепленные определения, мое любимое:

.

Наверное, многие со мной не согласятся, но «Crash» (не буду писать переводное название книги, ибо «Авария» или «Крушение» подошло бы лучше) — это уникальный и весьма претенциозный случай литературы.

До «Crash» были «Улисс» и «Лолита», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Любовник леди Чаттерли». Кто-то назовёт книгу порнографией, кто-то лениво высокоинтеллектуальным тоном заявит о нестабильности писательского разума. Ясно одно: чтобы не написал Баллард — это событие. Мало кто на тот момент мог настолько дерзко и мощно оценить всё состояние общества послевоенного периода в сексуальном плане; странно, что Баллард не немец. И тема насильственной рефлексии и сексуального удовлетворения находят путь в прозе талантливого англичанина.

«Crash» примечателен и тем, что это роман-треугольник. Секс, технология, изображение — одна из великих троиц современного мира и это наглядно показывает Кроненберг в одноименном фильме по книге: секс сливается в экстазе с машиной и становится визуальным продолжением, что видно в фильме когда протагонист наблюдает за сексом жены и Вогана, и эстафета передается дальше — к зрителю. Но здесь можно и усмотреть связку глубже: секс, прогресс, капитализм.

Даже если вы сочтете книгу провокационной и порнографической, то она обладает невероятным духом эмпатии и ментальности — сопредельным опытом переживания, что растворяется в чувственности. Баллард говорит о смерти истинности, говорит о замене любви сексом с применением прогресса и значимости его в капиталистическом обществе. Логично ли предполагать, что роман о сексе? Нет, он о людях.

Сначала я прочёл «Водный мир» Балларда (он никак не связан с одноименным фильмом, по-английски они по-разному называются). И мне понравилось. Сильная экологическая катастрофа. И вот я взялся за самый известный роман английского фантаста (и не только). И я могу сказать: да, это тоже сильно. Но напоминает фрикшоу. Герои Балларда получают удовольствие от совокуплений во время аварий, от травм, от разбитых стёкол, от инвалидности, от грохота и лязга смятых скоростей. Насколько я понимаю, роман имеет элементы автобиографии Балларда, даже героя зовут так же. Гомосексуальные сцены очень неприятны, вообще физиологичность повествования просит читать наискосок, удержаться от пролистывания можно с трудом. Трудно.

Годдэмн! Это уже даже для меня перебор. Известный телеведущий Роберт Воан погиб в автокатастрофе, которую он же сам и проектировал в течение какого-то времени. Воан фотографирует автокатастрофы, слушает переговоры полицейских и медиков и гоняется за снимками разбитых автомобилей, их пострадавших водителей и пассажиров. Так он и знакомится с мистером Баллардом, который попал в автомобильную аварию. Вместе с ним они в течение года будут рассекать магистрали и шоссе в поисках аварий, делать снимки, снимать придорожных шлюх и легкодоступных школьниц и долбить их внутри машины. Вождение автомобиля пополам с эротическими фантазиями и даже активными действиями становится нормой. Слишком часто «член», «сперма», «влагалище» используются вместе с «тормозная жидкость», «дерматин», «сиденье», «пластик».

В романе мало событий и они до скуки однообразны. Роман был написан для повторяющегося описания единения частей автомобиля с частями человеческого тела. Персонажи по большей части заняты на протяжении всей книги беспорядочными сношениями друг с другом. Герои стали носителями аномальной сексуальной девиации. Они видят и вожделеют к гармонии искорёженного автомобиля и изувеченного человеческого тела, для них шрамы от соприкосновения с деталями – новые эрогенные зоны, для них оргазм и предсмертная агония сливаются воедино, а лучшая поза – друг напротив друга впечатанные в руль в наглухо закрытых столкнувшихся машинах. По поводу обилия человеческих выделений в романе: создаётся впечатление, что автор пихает их в текст для того, чтоб мы могли лучше прочувствовать, насколько совершенней зеркальная гладкая хромированная поверхность с лужицами спермы на ней, насколько совершенней кожа сидений с разводами поноса на ней и пятнами пота.

«Женщина как раз снова начала возиться у меня в паху в поисках задумчивого пениса».

Несмотря на то, что действие романа происходит в самом центре города, в его олицетворении, в воплощении технического разума – на дорогах, — патология и ненормальность окутывают действия героев. Все действия этого романа – символы. Баллард не хотел высмеять сексуальные отклонения. Для него описываемая кучка извращенцев, возбуждающихся от аварий и столкновений машин – не изгои общества, а его идеалы, высшая каста. Эта группка в гротескном виде олицетворяет стремления общества. Как еще можно было показать сильнейшую страсть к машинам и технике, как не в форме сексуального влечения? Как еще можно было показать сексуальное влечение к машине, как не в момент аварии, этого слияния человека и машины?

Достоинство: оригинальная идея.

Недостаток: излишне психопатичный и скупой сюжет, язык, который под конец костенеет.

Избранные цитаты: «Деформированное тело покалеченной девушки и деформированные тела разбитых автомобилей открывали для меня совершенно новые сексуальные возможности». «Мимика ее сильного угловатого лица, казалось, повторяет деформированные панели автомобилей, словно она совершенно ясно осознавала, что эти искореженные циферблаты — вполне доступная антология развращенности, ключ к альтернативной сексуальности»

Подходящего названия для этой перверсии вы не отыщете даже в самом полном списке сексуальных извращений, хотя в случае «Автокатастрофы» Джеймса Болларда искать следовало бы именно там. Танатофилия? Симфорофилия? Технофетишизм? Слова, уродливые как и сама книга, они не способны передать даже крупицы бешеной энергетики «Автокатастофы».

Роман сложно отнести к фантастике, тем более научной. Скорее, жесткая эротика, местами порнография, с большой примесью не всегда оправданного натурализма. И тем не менее, книга эта настолько прочно связана с жанром, что рассматривать ее вне традиции НФ нельзя. Роман-авария, роман-катастрофа, жестокий и откровенный, это роман-предостережение, как «451 по Фаренгейту», но на свой извращенный лад. Вслед за Маршаллом Маклюэном, Боллард воспринимает достижения научного прогресса, в том числе автомобили, — как расширения нервной системы человеческого тела. Он рисует человеческий мир настолько отчужденным и пресыщенным, что контакт между людьми, общение и эмоции возможны только путем травматического опыта. Такого, как автокатастрофа.

Главный герой — продюсер небольшой лондонской телестудии. Жизнь его течет размеренно, но в один прекрасный день — все круто меняется. На скользкой дороге он попадает в серьезную аварию и едва не погибает. Выписавшись из больницы с десятком ушибов и переломов, шрамов от рулевого колеса и приборной доски — он начинает остро чувствовать то, чего раньше не замечал — эротизм всех окружающих его вещей и предметов. Текстура, форма, сочетание материалов — все это ожило и заговорило языком желания и боли. Что это: жажда жизни, проснувшаяся на пороге смерти? Или жажда смерти, вызванная чувством вины и бессмысленностью человеческого существования?

Эрос и Танатос правят бал в этой безумной книге. Летят навстречу друг другу с безумной скоростью, чтобы отпраздновать кровавое бракосочетание плоти и технологии.

Мое личное мнение — какой бы уродливой ни казалась книга, ее стоит прочесть. Возможно, если мысленно заменить автомобили, к примеру — на смартфоны, в героях Болларда многим будет легче узнать самих себя.

Вообще-то мне нравится Баллард,но это пока самый худший его роман из тех,что я читал. Малолетние проститутки, гомосексуальные связи,отдавание своей жены другу для секса,описание всяких секс-извращений...Все это на фоне людей увлекающихся автомобильными катастрофами. Роман этот больше 200 страниц и поэтому читать скучно,а вот если б автор вложился в 20,то может и впечатление было бы получше.

Странное ощущение, книга переполнена сексуальными фантазиями, со странными пересечениями с техникой. При этом жесткого отторжения, в отличие от творчества того же Рю Мураками, книга не вызвала. Но и какого-то прям вау-эффекта — тоже не. Не стоит читать. Так себе.