Томас Лиготти «Бензозаправочные ярмарки»

У меня есть предположение, что в рассказе Лиготти «Бензозаправочные ярмарки» есть два смысловых слоя. Один — типичный и характерный для авторов и мыслителей из круга «гносеологических и экзистенциальных пессимистов» (названные мной ранее, в отзыве на рассказ «Вастариен», Шопенгауэр, Цапффе, Лавкрафт, Бенатар и т. д.), другой — стоящий чуть в стороне от их основных идейных и тематических областей, но входящий в более широкий дискурс условных «правых».

Да-да, без политизации и «философизации» в отзыве на произведения я — никуда.

Итак, история, рассказанная неким писателем рассказов «странных хорроров», о встрече с его приятелем-искусствоведом, Стюартом Куиссером. Последний сообщает ему в откровенной беседе, что того мучают воспоминания о странных бензозаправочных ярмарках и жутких цирковых номерах там. Особенно друга автора-рассказчика пугала фигура Конферансье. Правда, у повествователя есть более-менее «нормальное», «здравомысленное» для жутко-странного мира этого рассказа объяснение происходящему: никаких ярмарок не было, никто друга не преследует, а все это магическое наваждение от оскорбленной искусствоведческим комментарием Куиссера алой старухи. Но потом все становится несколько сложнее...

И вполне ожидаемая еще более странная, но, как и ранее, не особо-то и пугающая концовка позволяет найти два смысла, запрятанных в «...ярмарках».

Первый — социальный:

«Но никто не станет слушать даже самые искренние мои извинения, тем более Конферансье, который может поджидать меня теперь за любой дверью, даже за той, что ведет в уборную Алого Кабаре. Любая комната, в которую я вхожу, может вдруг обернуться нутром ярмарочного шатра, где я должен занять свое место на ненадежной старой лавке. Вот и сейчас Конферансье стоит у меня перед глазами – его рыжеволосая голова то и дело едва заметно склонятся набок, ведя бесконечную игру отвратительного страха. Мне остается только сидеть и ждать, зная, что однажды он все-таки обернется и посмотрит на меня, спустится со сцены и утащит в бездну, которой я всегда страшился. Быть может, тогда я узнаю, чем заслужил – чем мы все заслужили – такую судьбу» (цитата из рассказа).

Этот заключительный отрывок и некоторые другие места, сам факт фигуры оскорбленной художницы, магической травли нерадивого критика-мужчины, в виду общих идейных установок Томаса Лиготти, вынуждает меня сделать такое предположение: рассказ-то есть скрытая критика репрессивной толерантности и общества отмены. Обиженные художницы, всякие цветные движения и т. д., и т. п. — опять же, учитывая общий право-политический крен автора позволяет некоторые места рассказа именно так трактовать. Мы, нормальные люди, никогда не узнаем, за что, за какой «твит», «пост» или высказывание вне контекста нас могут осудить, затравить и изолировать куполом глумления.

Второй смысл — метафизический / экзистенциальный.

Ну, собственно, здесь уже типичный Лиготти. «Типичный» — без какой-то негативной оценки. Фортуна — девушка изменчивая. Сейчас ты ею излюблен, потом надоешь и тебя покарает какая-то алая старуха за не пойми что. Еще и непонятно, говорил ли ты это. А может, и не ты. Все равно пострадаешь. Все тлен, все плохо, «темный экзистенциализм» и т. д. Ну и самое главное, человек никогда не поймет, «чем мы все заслужили такую судьбу» (с). Тут наш когнитивный горизонт. А вообще он везде и черт с два мы что-то поймем о себе и мире.

Может быть, другие отзывисты и комментаторы найдут здесь и побольше смыслов. А может, скажут, что никаких смыслов и нет тут, а так, попытка создать концептуалистский ужас.